Асприн Роберт Линн. За далью волн

   Два корабля весело пылали на ветру, а третий быстро уходил к югу. На горизонте показалось четвертое судно — вражеская галера, явно стремившаяся отрезать путь кораблю.
   — Боги! — прошептала Анлодда. — Не там ли король?
   — Я бы не сомневался, — отозвался Корс Кант. Он прищурился и запрокинул голову. — Гляньте на удирающую трирему. На ней цвета Меровия.
   — Чтоб я помер! — рявкнул брат Кея, но теперь и Питер разглядел серебряно-белый флаг — наверняка то был разорванный плащ Меровия, поднятый на мачту.
   — Вперед! — скомандовал Питер и подтолкнул Корса Канта к краю стены. — Всем спрыгивать на землю. Да поживее, если мы хотим убраться из этого пекла!

Глава 31

   «Он не может быть Питером, — думал Марк Бланделл, глядя на короля Меровия. — Он слишком явно принадлежит этому миру. Здесь его хорошо знают, от этого никуда не деться».
   Римская трирема качнулась, черпнула кормой воды и боком налетела на следующую волну. Марк упал на колени. Большинство изнемогающих в сражении воинов лежали на палубе ничком и пытались ухватиться за что угодно — за мачту, поручень, канат. Матросы носились по палубе босиком, нигде не задерживаясь надолго, и, видимо, поэтому не теряли равновесия. Капитан Нав то и дело выкрикивал зычным голосом команды — привыкал управлять новым для него судном.
   На носу стоял Меровий, завернувшись в плащ, и следил за приближением ютской галеры. Гребцов у ютов было больше, и потому они выигрывали в скорости. Через несколько минут должна была состояться неизбежная встреча.
   Король стоял, вытянувшись во весь рост, — мрачный, словно Зигфрид. На губах его застыла едва заметная сардоническая усмешка. Марк поежился, но отвернуться не смог. Меровий казался ему выше ростом и холоднее камня.
   Ледяной ветер трепал паруса. Они ускользали из рук матросов, пытавшихся расправить их, как положено. Трирема снова замедлила ход. Горько-соленые волны хлестали через борт.
   Марк нахлебался воды, закашлялся и еще крепче уцепился за какую-то палубную надстройку.
   — Скорее, — произнес Меровий негромко, но голос его перекрыл шум волн и скрип такелажа. — Скорее.
   Капитан что-то прокричал, но ветер заглушил его слова. Впрочем, команда и так знала, что делать. Часть матросов сгрудилась возле руля, гребцы налегли на весла, и вскоре судно лучше развернулось по ветру. Паруса среагировали на это подобно крыльям аэроплана, и «Святая кровь» (именно так было заново названо судно) помчалась вперед.
   Но юты не отставали. Парусов на их корабле было больше и гребцов достаточно. И это притом, что ютские гребцы не добирались до судна вплавь четверть мили, не сражались на берегу.
   Вражеский корабль был уже так близок, что можно было разглядеть воинов на палубе. Того и гляди они могли открыть пальбу по «Святой крови».
   Меровий протянул руку и легко коснулся рукава капитана Нава. Капитан наклонился к Меровию, тот что-то прошептал ему. Когда Нав выпрямился, лицо его было белее снега. Он сглотнул подступивший к горлу ком и сказал:
   — Слушаюсь, господин.
   — Но не сейчас, — уточнил король. Он поднял руку — так, словно в следующий миг был готов махнуть флажком наподобие стартера.
   Матросы застыли по местам в ожидании приказа. Пока молчал капитан Нав, никто не имел права и пальцем пошевелить. Юты приближались под углом в сорок градусов.
   Первое ядро, пущенное из ютской катапульты, пролетело мимо, не задев носа «Святой крови», но ютский артиллерист был из тех, кто умеет учиться на собственных ошибках. Следующим выстрелом он угодил в верхний парус и частично повредил мачту. Будь выстрел поточнее, грот-мачта рухнула бы, и тогда «Святая кровь» потеряла бы ход в одно мгновение.
   Меровий, не спуская глаз с ютов, поднял руку еще выше. Опустил голову, уставился себе под ноги.., и решительно опустил руку.
   — Повернуть против ветра! — проорал капитан Нав. Кормчие развернули рулевое весло влево, а корабль крутануло вправо.
   — Теперь гребите во всю мочь, подонки! — распорядился Нав.
   Если бы ютский капитан удержал прежний курс или развернул судно противоположным бортом к «Святой крови», то корабли неминуемо разошлись бы в разные стороны, и к тому времени, когда ютская галера повернула бы на сто восемьдесят градусов, «Святая кровь» была бы от нее уже на расстоянии мили, не меньше.
   Но если бы капитан ютов слишком резко развернулся против ветра, его тяжелая галера перевернулась бы вверх дном.
   Единственное, что ему оставалось, — это совершить плавный, широкий разворот против ветра и надеяться, что при этом он окажется прямо перед «Святой кровью».
   Однако при таком положении дел и мгновения играли немаловажную роль.
   Ютский капитан соображал неплохо. На маневр бриттов он отреагировал почти мгновенно. И все же где было его гигантской галере сравниться в маневренности с маленькой легкой триремой!
   А «Святая кровь» была легкой, ее лавирование было продумано, а команда доведена до отчаяния и движима отчаянием. Марку хотелось закрыть глаза, но какая-то сила заставляла его смотреть на происходящее.
   Суда снова мчались наперерез друг дружке, но теперь атакующее положение занимала «Святая кровь».
   — Ну, живее! — подгонял гребцов капитан Нав. — Еще чуть-чуть, еще поднажмите.., вот так!
   «Святая кровь» взлетела на гребень волны, подпрыгнула, упала в котловину, взлетела на новую волну и содрогнулась. Обитый металлом острый таран, словно в масло, вошел в корму ютской галеры.
   Трирему сильно качнуло против ветра, палубу залило волной. От удара многих вышвырнуло за борт, в бушующее море. Марк стиснул зубы. Ему стало дурно от жуткого скрежета металла и треска ломающегося дерева. Руки его не выдержали, отцепились и его покатило по палубе, словно бильярдный шар.
   Марк ударился о грот-мачту, обхватил ее и удержался на палубе. В ушах у него все еще звенело, но в глазах мало-помалу прояснялось.
   «Святая кровь» и ютская галера наконец распрощались. Что поразительно — трирема почти не пострадала, нанеся при этом ютскому кораблю ощутимые повреждения.
   Да, ютам повезло куда меньше. Корму их судна словно ножом срезало. Судно сильно накренилось. Марк с восторгом и ужасом наблюдал за тем, как галера издала предсмертный стон, легла набок и медленно перевернулась вверх дном.
   Однако радостных воплей не воспоследовало. «Святая кровь» расправила паруса, ощетинилась веслами. Сикамбрийцы и бритты молча смотрели за тем, как один за другим тонут увешанные тяжелыми доспехами юты.
   Некоторым удавалось ухватиться за обломки судна. Они молча, в страхе смотрели на короля Меровия. Похоже, ждали неминуемого суда и смерти.
   — Спустить шлюпку, — распорядился король. — Подобрать наших людей, упавших за борт.
   — Слушаюсь, господин, — кивнул Пав. — А с этими как прикажешь быть?
   Меровий пожал плечами и отвернулся.
   Примерно с час ушло на то, чтобы разыскать и подобрать двоих бриттов и троих сикамбрийцев. Наконец «Святая кровь» смогла покинуть место бесславной гибели ютского корабля. Вражеские воины все еще держались на воде — слишком гордые для того, чтобы просить о помощи, но слишком трусливые, чтобы плыть к берегу.
   — Пройдем примерно лигу от этого места, — сказал король, — подойдем ближе к берегу и там подождем Ланселота и его отряд. Молю Бога Отца и Бога Сына о том, чтобы они были целы и невредимы. Давайте возблагодарим Господа за то, что он даровал нам удачу в бою.
   Король Меровий опустился на колени и углубился в молитву. Затем гребцов отправили под навес отдохнуть, а «Святая кровь» продолжила путь под парусами.

Глава 32

   Питер во главе своей «ударной группы» бежал по берегу трусцой. Анлодда и Корс Кант быстро выдохлись, они тяжело дышали. А вот Кей и его братец без труда поспевали за Ланселотом.
   За час им удалось проделать путь длиной в четыре-пять миль по песчаному, усыпанному камнями побережью. За это время трирема успела подойти ближе к берегу. Наконец Питер остановился и помахал рукой.
   Меровий махнул рукой в ответ и дал знак добираться до судна вплавь.
   — Плавать все умеют? — осведомился Питер. Корс Кант, Анлодда, Кей и Бедивир переглянулись. Ни один не признался, что не умеет плавать. Бард, правда, явно нервничал. Анлодда положила руку ему на плечо.
   — До корабля все сумеем добраться, — заявила она, но Питеру показалось, что голос ее звучит не слишком уверенно.
   — Тут всего-то несколько сотен ярдов, — сказал он. Треть расстояния пешком по дну пройти можно.
   Кей вызвался плыть первым. За ним Питер отправил в воду Бедивира, затем — Корса Канта с Анлоддой. Сам Питер вошел в море последним.
   Кей с шумом нырнул и поплыл к кораблю австралийским стилем, превосходно демонстрируя боковую технику выдоха. Бедивир плыл почти так же мощно, как брат, но не так чисто и красиво.
   Корс Кант решительно поплыл «по-собачьи», но ровно дышать ему мешал металлический цилиндр, который он зажал зубами. Он так и не показал Питеру, что там, в этом цилиндре, а Смиту не хотелось заставлять барда силой делать это — по крайней мере до тех пор, пока они не окажутся на борту корабля.
   На борту Питера ждало крайне неприятное дельце; ему предстояло отправить на тот свет «Медраута» Селли Корвин. Правда, с этим можно было обождать до темноты.
   Питер вошел в холодную воду и поплыл брассом. Догнав Корса Канта и Анлодду, он не стал их опережать, держался чуть позади на всякий случай — вдруг мальчишка не выдержит, станет тонуть. Однако все благополучно добрались до корабля, хотя бард явно устал сильнее остальных.
   Матросы перегнулись через борт и втащили всех по очереди на палубу триремы. Меровий шагнул к Питеру и тепло обнял его.
   — Брат мой, ну и вид у всех вас! Всем сухую одежду, да поскорее!
   Король не отпускал руку Питера довольно долго. Тот, немало изумленный таким откровенным проявлением радости, наконец вырвал руку и ушел переодеться в сухое. Ему нужно было как следует обдумать план действий.
   Корабль, столь уместно названный «Святой кровью», направлялся к югу, дабы в конце пути оказаться в устье реки Северн. Скоростью эта посудина значительно уступала «Бладевведд», да и среди гребцов имелись значительные потери.
   Питер сидел на мостике и оглядывал палубу. На носу, возле башенки лучников, примостился Куга и его дружки-саксы. Вид у них был самый потерянный. Они словно боялись, что в любое мгновение их схватят и швырнут за борт, дабы скормить акулам. «Изменники, — думал Питер, — как же я их всех ненавижу! Селли, Кугу, Горманта, Корса Канта и Анлодду — даже Кея и Бедивира. Расстрелять бы их всех, повесить!» Питер покосился в сторону и встретился взглядом с рыжеволосой вышивальщицей. Питер быстро отвернулся, покраснев от смущения. «Все хороши. Все заслуживают виселицы».
   «Ну ничего, об одном ублюдке я точно позабочусь». Питер внимательно пробежался взглядом по палубе, заметил Медраута, который якобы «надзирал» за работой нескольких матросов. На самом деле матросы управлялись бы с работой куда проворнее, если бы Медраут сам нашел какой-нибудь канат и тянул бы его.
   «Да, но как все это провернуть, чтобы не испортить жизнь Ланселоту?» — гадал Питер. Действовать предстояло крайне осторожно. Нельзя было оставлять улики. Нельзя, чтобы Ланселота обвинили в убийстве Медраута, тогда как на самом деле Питер Смит убьет Селли Корвин.
   «И как быть с настоящим Медраутом, похороненным под сознанием Селли? — Питер прогнал эту мысль. — Не разбив яиц, омлет не приготовишь», — решил он.
   Попозже, оставшись один в пустой каюте, Питер внес очередные записи в свой «бортовой журнал» — отчет о двенадцатом дне пребывания в артуровских временах. Писал он с трудом, в голову приходили только простейшие слова. Что-то явно шло не так. Его субъективное прошлое, которому суждено было стать объективным только через пятнадцать столетий, его «реальное время» ускользало от него так быстро, что Питеру было здорово не по себе. Определенно что-то стряслось. Рука дрожала, слова не шли на ум.
   Он и раньше отмечал что-то подобное, но теперь это приобрело дикую скорость — именно после того, как он вдруг упал в обморок в Харлеке. Его спутники клялись, что несколько минут он был в самом буквальном смысле мертв. «Господи, неужели что-то случилось со мной в „реальном времени“ — что-то такое, из-за чего повредился мой рассудок здесь?» От этой мысли Питера охватил озноб.
   «Надо спешить, надо как можно скорее покончить с заданием, и пусть они вытаскивают меня отсюда. Чем скорее я вернусь в свое тело, тем лучше».
   «Святая кровь» взлетала и падала на волнах, пересекая океан. Питер прижался спиной к стенке каюты, закрыл глаза, и вскоре качка убаюкала его. Он решил выспаться до заката — ведь именно после захода солнца выходили на дело все настоящие убийцы.
   Через какое-то время Питер-Ланселот очнулся. Вздрогнул, заморгал и понял, что не в силах вспомнить, кто он такой — то ли Питер в теле Ланселота, то ли наоборот. Две души воевали в его разуме, толкались, пытались прогнать одна другую, затолкать вниз.
   Питер охнул, схватился за что-то.., за столик. «Стол, — подумал он, опустил глаза… — палуба.., дверь из каюты…» Убийственная ярость охватила Ланселота при воспоминании об измене Горманта. «Я сам возглавлю поход в Харлек! — решил Ланселот, — самолично отрублю ему голову и привезу на шесте в Камланн!» Он помнил и о других изменниках — Кее и Бедивире. С этими нужно было действовать осторожнее. Герой Камланна решил, что нужно постепенно, исподволь заменить почетную гвардию Кея своими людьми, и притом такими, которые сумеют в нужное мгновение отвести глаза, и…
   — Убирайся вон из моего разума'. — вскрикнул Питер и стиснул ладонями виски. Отпустил, сжал кулаки и принялся колотить ими по вискам, и колотил до тех пор, пока в ушах не забили басовые барабаны.
   Мир стал тускло-серым, сжался в точку. Стол поплыл вверх, ударил Питера по подбородку. Он тряхнул головой и очнулся — очнулся так, словно только что проснулся. В голове прояснилось.
   Словно постепенно включающийся в работу компьютер, Питер пришел в себя. На миг он вспомнил, кто он такой на самом деле — Питер Смит, майор из двадцать второго подразделения СВВ. Потом снова навалилась боль — словно кто-то зажал голову Питера в тиски и закрутил их до предела. Питер застонал.
   Наконец боль утихла и он вновь стал самим собой. В ушах звенело, саднил разбитый о стол подбородок.
   Питер, дрожа, встал, прошагал по каюте из конца в конец. Пять шагов туда, пять обратно. «Я нервничаю.., я тяжело дышу, сердце бьется со сверхзвуковой скоростью… Иисусе, Матерь Божья, что со мной? Я умираю? Или возвращаюсь в свое собственное тело?
   Еще несколько мгновений — и сердце его забилось ровнее. Питер собрался с силами и покинул каюту, собравшись разыскать Медраута.
   Солнце стояло низко над горизонтом. От него по черным волнам тянулась красноватая дорожка. Закатное небо пылало багряным. Питер дождался мгновения, когда солнце опустилось в море, напоследок окрасив воду в цвет темного янтаря. Холодный металл обжигал пальцы. Его клинок — клинок Ланселота. «Когда я вынул его из ножен? Видел ли это кто-нибудь?» Питер убрал клинок в ножны, но не в силах был отпустить рукоятку.
   Кругом сновали матросы, их крики смешивались в приглушенный гул. Воины держались поодаль, стараясь не попадаться на пути матросам. Питера тоже все сторонились. Кей встретился с ним взглядом, отвел глаза и возобновил разговор с капитаном Навом.
   Питер прошел по палубе с кормы на нос, и каждый шаг отзывался у него в ушах барабанным боем. Все расступались, давая ему дорогу. Все, кроме одного человека.
   — Принц Ланселот! — воскликнул Медраут, вздрогнув. Появление Ланселота отвлекло его от раздумий. Юноша стоял в одиночестве на носу и смотрел в ту сторону, где только что село солнце. — Не заметил, как ты подошел, государь.
   — Холодна нынче ночь.
   — Ветер холодный. Лицо обжигает.
   — Я ничего такого не чувствую. Ты о чем?
   — Я о ветре. Обжигает кожу, словно кипящее масло. Медраут повернулся к Ланселоту лицом, прижался спиной к поручню. — Король Меровий.., рассказал тебе о том, что произошло.., ну я хотел сказать, что случилось с Кугой?
   — Я не сомневался в том, что что-либо подобное произойдет. Дивиться нечему. — «С какой стати он заговорил об этом? Что-то не так. Тут что-то такое, чего я не могу вспомнить».
   — А ведь я вовсе не собирался выбалтывать ему наши планы. Правда, Меровий наверняка знал заранее, что так получится. Почему-то. Но как он мог знать? Ведь если бы я не выложил все Куге, план мог провалиться.
   Но я проболтался, и хотя теперь я понимаю, что Меровий предвидел это и даже хотел, чтобы я проболтался, мне до сих пор не по себе.
   — Не стоит…
   — Нет, прошу, дай мне выговориться, сэр. То есть — государь. С того самого мгновения, как мы прыгнули в море, я словно из него и не выбирался.., то есть я хочу сказать, что я все время как бы плыл и старался держать голову над водой, но… Я хочу сказать, государь, не могли бы мы как бы начать все сначала? Как будто мы только что познакомились? Уверен, так и для тебя будет лучше, а для меня — уж точно, если мы забудем про этот поход, про то, как я чуть было все не испортил. Как ты думаешь, государь?
   Питер оглянулся. Они были одни. «Я сказал этому парню, что все расскажу Артусу, когда мы вернемся. Я отвернулся, а он тут же бросился в море, доведенный до отчаяния угрызениями совести».
   — Гм? Новое начало? Что ж. Идея недурна.
   — Я стану новым Медраутом! Ты увидишь это своими глазами, принц!
   «Похоже, я жестоко просчитался. Не так все должно быть. Я отошел, а потом услышал всплеск. Он попросил меня отвернуться, сказал, что его… Я отвернулся, гадая, что бы ему такое сказать… Нет, все-таки не так. Я отошел, а потом услышал всплеск. Бедный малый. Видимо, не мог пережить позора из-за того, что не проверил вторую ма.., что я несу! Из-за того, как опростоволосился в бою! Порой такое случается. Я своими глазами видел не раз, как парни возвращались из Дерри, из Лондондерри с су.., су.., суицидальными настроениями».
   Холодное железо снова обожгло пальцы Питера. Сжав в руке кинжал и спрятав его за спиной, Питер улыбнулся Медрауту.
   Юноша.., нет, девушка — Селли Корвин — отвернулась. Питер стоял, переминаясь с ноги на ногу. Клинок оттягивал руку, он весил уже с десяток фунтов.., нет, двадцать фунтов.., нет, все сто! Мышцы завязались в узлы, сердце учащенно билось.
   «Постой! А ты-то сам разве проверил второй грузовик? Ведь всегда есть возможность организовать повторную экспедицию!» Питеру показалось, что сзади, крадучись, подошел и встал у него за спиной мальчишка-бард. Питер обернулся — никого. Они по-прежнему были одни: Питер, Селли и призрак сержанта Конвея, и все ждали, когда же взорвется второй грузовик.
   Питер снова переступил с ноги на ногу. Клинок по-прежнему чудовищно оттягивал его руку.
   Он выронил кинжал. Тот упал на палубу, громко звякнув.
   Медраут вздрогнул, изумленно обернулся.
   — О, государь, позволь я подниму. Юноша наклонился, подобрал оружие, грозившее ему гибелью, и подал Питеру.
   — О… Благодарю, сынок.
   Питер уставился на кинжал. Он словно впервые увидел его. «Ох уж эти мне раритеты», — мысленно проворчал он и убрал клинок в ножны… Он отвернулся и пошел прочь, но тут услышал — нет, не всплеск, а шаги. И не Корса Канта, а Анлодды.
   — О, — сказала она, быстро глянув на Ланселота и Медраута. — Я могу подойти позднее, когда ты не будешь занят, принц.
   — Нет-нет, все в порядке, сударыня, — поспешил проговорить Медраут. — Я ухожу. Я просто.., воздухом дышал. Ха-ха.
   Медраут смущенно улыбнулся Питеру, спрашивая взглядом: «Ну, так как — мы договорились?», боком протиснулся между ним и Анлоддой и поспешно зашагал прочь.
   «Что мне помешало? Почему я не смог? Матерь Божья, с какой стати я позволил этой злодейке-убийце просто так уйти?» Однако у Анлодды были свои проблемы, и она незамедлительно приступила к их изложению.
   — Принц Ланселот! Хотела бы попросить тебя об одолжении, но не знаю, ловко ли это. Я знаю: тебе ведомо, что я настоящая принцесса, дочь Юрманта.., и еще.., если ты до сих пор не догадался, а ты, наверное, догадался — не глупее же ты, чем Этот Мальчишка.., словом, той ночью в покоях Dux Bellorum ты видел меня.
   Но хотя я собиралась нанести королю смертельный удар, я передумала, я отказалась от этой мысли прежде, чем вы ворвались в его покои! Я понимаю, я не могу этого доказать — это все равно, что пытаться утверждать, что дождь так и так собирался пойти еще до того, как друид произнес соответствующее заклинание. Но я даю тебе слово, слово принцессы, и тебе придется принять его на веру.
   Я понимаю, что тебе придется поведать Артусу об измене Горманта, но так уж ли необходимо рассказывать ему о том, что я дочь Горманта, принцесса и все такое прочее? Ведь если Артус узнает об этом, он меня препоручит какому-нибудь своему союзнику или родственнику и меня посадят под домашний арест, а уж это будет похуже, чем когда тебя отправят спать без ужина или десерта! В конце концов — это же не я предала Dux Bellorum.., ну, хорошо, может быть, и предала немного.., тем, что не сказала, когда именно появлюсь у него в покоях с кинжалом, но у меня тогда в голове все смешалось, я была как слепая. Знаешь, как это бывает, когда тебе в пьесе нужно сыграть старика Гомера? Тебе завязывают глаза и заставляют трижды повернуться на месте… Ну.., я понятно объясняю?
   Питер таращил глаза, не в состоянии понять ни слева. Он до сих пор злился на себя за то, что не сумел убить Медраута.
   — Анлодда, проклятье, о чем ты меня спросила?
   — О? Не мог бы ты не говорить Артусу о том, что я его чуть было не убила, и еще о том, что я — дочь Горманта?
   Теперь настала очередь Анлодды переминаться с ноги на ногу.
   Питер покачал головой. «Куда деваться? Так или иначе, хоть зарплату мне платит министерство обороны, я все равно полицейский. Я не могу позволить, чтобы все это сошло ей с рук. Пусть она ответит за свои слова».
   Питер разжал губы, готовясь дать резкий отрицательный ответ. Но губы вдруг произнесли слова, сказанные давным-давно куда более справедливым судьей:
   — Отче, прости ей, ибо она не ведала, что творила. Анлодда поджала губы.
   — М-м-м. Не хотелось бы выказывать неблагодарность, но я не поняла — «да» или «нет?» Чувствую себя в точности, как лошадь.., у которой поводья натянули справа, а слева ударили в бок коленом.
   — Я ничего не видел и ничего не слышал. Вот за Кея и Бедивира не ручаюсь — как и за барда твоего, между прочим.
   Что ж.., и правда, Питер не смог бы доказать, действительно ли Анлодда передумала убивать Артуса за несколько мгновений до того, как Ланселот, опередив преторианцев, вбежал в покои Dux Bellorum.
   — Понимаю. Благодарю тебя, государь. — Она шагнула прочь, но обернулась. — Ланселот? Скажи, и в туннеле.., ты тоже ничего не почувствовал?
   — Ничего. Там все было, словно в страшном сне.
   — Вот и славно. Я тоже ничего не помню. — Она быстро оглянулась, убедилась, что за ними никто не наблюдает, встала на цыпочки и поцеловала Питера в губы. — Я разыщу тебя в Камлание.., есть кое-что.., о чем мне хотелось бы поговорить. Прощай.
   И она заскользила по палубе, легонькая, словно фея.
   «Иисусе, Господи! Вот в чем дело!» Питера вдруг осенило: он понял, почему не смог убить Медраута! Селли Корвин была хладнокровной террористкой из ИРА. Она бы ни за что, ни при каких обстоятельствах не выложила саксу Куге планы Меровия.
   Медраут никак не мог быть Селли. Так сглупить Селли не могла, а Медраут этим проступком обелил свое имя.
   На миг на душе у Питера стало легко. И из-за того, что он не убил ни в чем не повинного парня, и из-за того, что тот не являлся Селли Корвин. Такой славный малый. Но радость тут же сменилась беспомощностью и отчаянием.
   «Но ведь получается, что я снова отброшен в самое начало. Если не Медраут, то кто? Корс Кант? Моргауза? Гвинифра?» Питер судорожно вдохнул. Гвинифра. Уже много дней он почти не вспоминал о золотоволосой принцессе из Камланна — о девушке его мечты, которая волею судеб оказалась женой его командира. Что же ему делать с Гвинифрой?
   «Их любовь разрушила Камланн», — напомнила Питеру история. Но Камелот так или иначе должен пасть, потому что в настоящей истории никакой кельтско-римской империи не существовало. Римляне ушли, откатились на запад, а бывшие западные провинции на тысячу лет погрузились в пучину Темных Веков. «Но я люблю ее, и я знаю, что моя любовь вызовет разрушение всего артуровского мира.., и все же я сознательно, по доброй воле иду на греховное деяние, к духовной гибели, и нацепляю на себя маску консерватора реальности ради того, чтобы спрятать под ней животную похоть».
   Питер закрыл лицо ладонями. О, ужас! Он не мог вспомнить лица Гвинифры.

Глава 33

   Волны вздымались и падали, налетали и отступали, влекомые ветром, гонимые течением и луной. Давление падало — Питер чувствовал это по тому, как разболелись у него коленные суставы. Серые тучи затягивали небо. На сердце у Питера было так тяжело, словно на шею ему привязали камни, дабы бог моря Ллир быстрее получил свою жертву.
   Оставшаяся часть пути от Харлека тянулась без происшествий. «Святая кровь» плыла, держась довольно близко от берегов, но с берега ее явно не видели. Море и небо стали одинакового серо-свинцового цвета и слились настолько, что горизонт стал неразличим.
   Матросы и воины передвигались по палубе, потупив глаза. Они казались Питеру командой обреченных в ожидании Судного дня. Все до единого кашляли, и казалось, могут докашляться до того, что превратятся в высохшие мумии… Трое человек исчезли. Куда они подевались? Упали за борт? Испарились? Капитан Нав помолился о том, чтобы их души достались Ллиру-Нептуну. За борт сбросили три бутылки крепкого вина.