– Я помню, - сказала Маша, - Однодневный тоже говорил что-то о Шлезинском, но тот Шлезинский, кажется, был каким-то алкоголиком.
   – Это тот самый и есть, - согласился Дамкин. - Он, правда, не алкоголик, но выпить любит. Алкоголизм, кстати, не мешает быть гениальным музыкантом. Чайковский, например, вообще был гомосексуалистом, а Джон Леннон - наркоманом. Разве это что-то меняет?
   – Литераторы, - спросила Машенька, - а почему Однодневный вас называет поросятами? Что он имеет ввиду?
   – Наш возраст, разумеется, - невозмутимо ответил Дамкин, наливая себе еще рюмку. - Сам-то он уже свинья, а мы пока не доросли.
   И тут позвонили в дверь. Подпрыгнув от радости, Маша бросилась открывать.

Глава следующая
Поросята
(Продолжение)

   Друзья, греха не утаю,
   Сам выше всех свиней
   Я ставлю ту свинью,
   В которой больше свинства...
Демьян Бедный

   Опоздавший гость был молод, невысок и белобрыс. Под его левым глазом красовался свежий синяк.
   – С днем рождения, Машенька! - обнял он именинницу и вручил три искусственных розочки.
   – Что у тебя с глазиком, Рашидик?
   – Да так! В одной компании сказал, что я автор "Билла Штоффа", а какой-то козел полез с кулаками. Только я хотел ему набить морду, как нас разняли! Бывают же уроды...
   – Друзья! - объявила Машенька. - Это Рашид Ломтиков! Еще один автор "Билла Штоффа"!
   Ломтиков прошел к столу.
   – Дамкин? Стрекозов? Привет, ребята! Давно хотел с вами познакомиться! Я ваш соавтор!
   – Как это - наш соавтор? - не понял Дамкин.
   – Ну, вы написали роман про Билла Штоффа, а я сочинил продолжение! Причем, мой роман гораздо круче и смешнее, чем ваш, так как я там и ваши шутки использовал, и свои придумал, и еще вставил кучу смешных анекдотов. А какой заворот сюжета! Там Петька с Василием Иванычем приезжают в прерии на тачанке и с другими ковбоями помогают шерифу ловить Черного Билла, а заодно и индейцев разных шугают.
   – Да, это круто! - согласились остальные гости.
   – Рассаживайтесь за стол! - предложила Маша. - Сережа, открывай шампанское!
   – Рашид, но мы же не брали вас в соавторы, - вымолвил Стрекозов. - Как вы можете писать продолжение без нашего разрешения? Почему вы не решили написать продолжение "Двенадцати стульев"?
   – А что, неплохая идея, - подхватил Ломтиков. - Следующий мой роман будет о похождениях Остапа Бендера. Не хотите написать его в соавторстве? осведомился он у литераторов.
   – Не хотим, - сознался Дамкин. - Про Остапа Бендера можете писать сколько угодно, хотя, я думаю, Ильф и Петров в гробу перевернутся, и не раз. Но им повезло, они умерли, им уже по-фигу. А вот использовать нашего любимого героя Билла Штоффа в своих романах...
   – Да я не знал, что это ваш герой! - воскликнул Рашид Ломтиков. - Мне попалась книжка, переписанная от руки, фамилий авторов на ней не стояло. Я подумал, что это народное творчество, как анекдоты.
   – Ага, народное! - сказал Стрекозов. - Так можно Пушкина от руки переписать, фамилию Александра Сергеевича не указывать, отдать рукопись соседу, потом взять у него снова - и это будет называться "народное творчество".
   – Да ладно вам, ребята, чего вы ко мне прицепились? - искренне удивился Ломтиков. - Я прочитал ваш роман, мне он понравился, я написал продолжение. Вы же ничего не имеете против?
   – Действительно, зачем спорить из-за какой-то ерунды? - примирительно проговорила Машенька. - Сергей, наливай!
   Сергей выстрелил пробкой шампанского, девушки восторженно завизжали, подставляя фужеры.
   – За Машу! - провозгласил Сергей. - Кстати, Рашид, твоя книжка про Билла Штоффа выходит в издательстве "Популярная литература".
   – Классно! - обрадовался Ломтиков. - С меня всем присутствующим по экземпляру с автографом! Сергей, передай папе огромное спасибо!
   – Какому папе? - спросил Дамкин у Машеньки. - Крестному отцу?
   – Папа у Сергея - директор издательства "Популярная литература", пояснила Маша.
   – Ясно, - молвил Дамкин. - Теперь понятно, почему у этого крутого поэта выходит книжка его стихов.
   – Ты кушай, - сказал Стрекозов, накладывая соавтору салата. - Вон, смотри, крабы! Я думал, они вымерли в прошлом веке!
   Дамкин подцепил на вилку крабье мясо и, сунув в рот, начал с чавканьем пережевывать. Стрекозов налил другу коньяка.
   – Кстати, - шепотом заметил он. - Не перевелись еще нормальные люди в этой стране. Вон какой финик Ломтикову под глаз поставили!
   – И правильно, - одобрил Дамкин, пожирая одну за другой шпроты из банки. - Надо было бы еще и второй глаз подбить для симметрии!
   – Не злобствуй, - одернул его Стрекозов. - Что еще остается бедному Ломтикову, если он ничего своего придумать не может?
   – Литераторы! - неожиданно обратилась к ним девушка Таня, словно это был для нее вопрос жизни и смерти. - Вы неправильно едите!
   Дамкин чуть не подавился.
   – В каком это смысле?
   – Воспитанные люди во время трапезы пользуются ножом и вилкой. Нож надо держать в правой руке, вилку - в левой, - научила девушка. - И чавкать, как это делает Дамкин, за столом неприлично.
   – С ума сойти! - поразился Стрекозов и послушно последовал ее совету.
   Его попытка использовать одновременно нож и вилку привела к тому, что здоровенный кусок мяса неожиданно подпрыгнул и отлетел прямо в стакан Танечки, в котором пускало пузырьки венгерское шампанское.
   – Пардон, - извинился Стрекозов. - Не ожидал!
   – Дамкин! - командным тоном обратилась к литератору стриженная Люба. Почитайте лучше стихи. Что-нибудь душевное!
   Дамкин послушно проглотил полбутерброда и встал, едва не опрокинув на себя тарелку. Набрав в грудь воздуха и протянув правую руку с рюмкой далеко в сторону, он начал звучно и твердо:
 
– Воробушек на ветке нагадил спозаранку,
Зачем-то смотрит добро и ласково в глаза,
А я иду по лесу, везу с собою санки,
Какая здесь природа и русская зима!
 
   – Неплохо, но слабовато, - важно бросил поэт Сергей. - Нельзя писать стихи так несерьезно. В конце концов, мы используем язык Пушкина, язык Рождественского... Лично я пишу стихи иначе: лучше, умнее, интеллигентнее...
   – Я бы с удовольствием послушал, - предложил Стрекозов.
   – Да я ни одного своего стихотворения не помню. Вот выйдет книжка, тогда из нее и почитаю.
   – Ребята, может, кино посмотрим? - предложила Маша. - У меня родители из загранки привезли свежего Феллини!
   – Да, Феллини - это класс! - сказал Гена. - От "Казановы Феллини" я просто балдею!
   – А я очень люблю "Рим Феллини"! - восторженно поддержал его Сергей. Три раза смотрел. Какая режиссура! Какая игра актеров!
   – Литераторы, а вы как относитесь к Феллини?
   – Равнодушно, - буркнул Дамкин.
   – Мы с Дамкиным редко ходим в кинотеатры, - объяснил Стрекозов.
   – А разве у вас нет дома видеомагнитофона?
   – У нас и телевизора нет, - сказал Стрекозов. - Поэтому мы не смотрели ни "Рим Феллини", ни его же "Париж", "Лондон", "Пекин" и "Урюпинск".
   – Ребята, надо выпить! - предложила Машенька, переводя разговор в другое русло.
   – Давайте выпьем за людей искусства! - подняла тост Оленька, сделав одухотворенное лицо.
   – Ура! За Феллини! - отозвались все.
   Гости налили, чокнулись и выпили.
   – Давайте, я прочитаю пару глав из моего романа, - предложил Ломтиков, доставая из внутреннего кармана пиджака заранее приготовленные листы бумаги.
   Гости радостно оживились.
   Ломтиков принял картинную позу и, время от времени заикаясь и прокашливаясь, начал читать. Абсолютно тупой сюжет повествовал о том, как Билл Штофф, скрываясь от шерифа, попал на Кубу, где познакомился с Фиделем Кастро. Встречающиеся в тексте бородатые анекдоты вызывали у слушателей истерический смех, лишь Дамкин и Стрекозов сидели молча.
   – Стрекозов, меня сейчас стошнит, - шепнул Дамкин на ухо соавтору.
   – Аналогично, - отозвался Стрекозов.
   Ломтиков разошелся. Было видно, что ему самому нравится себя слушать. Он читал около часа. Билл Штофф пообщался с Чапаевым и Петькой, обвел вокруг пальца Шерлока Холмса с доктором Ватсоном, ограбил Сбербанк СССР в городе Воронеже. Фантазия Ломтикова была неисчерпаема. Терпение слушателей тоже. Дамкин ушел на кухню курить. Стрекозов еще некоторое время слушал, а потом отключился и флегматично начал доедать салат из кальмаров, запивая баночным пивом, упаковку которого он обнаружил в японском холодильнике, стоящем в коридоре, когда ходил в туалет. Дамкин вернулся с кухни в прескверном расположении духа.
   – Я что-то не пойму, - раздраженно сказал он Стрекозову. - Кто здесь известные писатели, авторы "Билла Штоффа", мы или этот графоман?
   – Каждый сам выбирает для себя писателей, - равнодушно бросил Стрекозов. - Когда ты читал наш рассказ, эти друзья не поняли ни одной шутки. Зато над остротами Ломтикова они ржут, как лошади господина Пржевальского. Особенно им нравятся места, где шериф громко пукает или падает лицом в навоз. Эта публика обожает слово "Задница" и другие подобные слова. А слово на букву "Г" наш в кавычках "соавтор" повторил уже сорок восемь раз. Я считал. Вот как надо писать, Дамкин. Учись, пока Ломтиков жив!
   – Экое чмо! - в сердцах выругался Дамкин и приложился к банке пива.
   – Зато пиво вкусное, - резонно отметил Стрекозов.
   Наконец, Ломтиков дочитал последний лист.
   – Дальше я пока не написал, - скромно потупился он. - Теперь пусть Дамкин и Стрекозов почитают.
   – Просим, просим! - завопили гости, успевшие во время чтения не раз вкусить коньячку и водочки, бутылки с которыми в изобилии стояли на столе.
   – Стрекозов, - распорядился бородатый Майкл, - Дамкин уже читал стихи, теперь твоя очередь!
   – А может вам еще и станцевать? - поинтересовался Стрекозов.
   – Танцевать не надо. Понадобится станцевать, закажем Барышникова. Раз ты писатель, так давай читай!
   – Я писатель, а не читатель, - возразил Стрекозов, вспомнив анекдот про шибко умного чукчу. - Мое дело писать стихи, а уж читайте их вы сами.
   – Тебя сюда пригласили, чтобы ты нас развлекал, - процедил Майкл, прищурившись. - Поел, попил, теперь отрабатывай!
   – У меня на дне рождения, - сказал прыщавый молодой человек, Макаревич играл на гитаре и пел целых три часа!
   – Бедняга, - вздохнул Дамкин. - Сколько дней перед этим вы морили его голодом?
   – Хорошо, - не стал спорить Стрекозов. - Стихи, так стихи.
   Литератор влез на стол и встал во весь рост. На пол посыпались тарелки. Упала бутылка с коньяком, но, к счастью, не разбилась, ее подобрал Дамкин.
 
– Я с детства помню Пелагею,
Ее увижу - тут же млею.
И уж конечно не от страсти!
У ней такие вот мордасти!
 
   Стрекозов изобразил на лице "мордасти" и показал всем свой розовый язык.
   – Это из деревенского цикла, - сообщил он.
   Дамкин восторженно захлопал. Стрекозов поклонился. Изумленные гости сидели с открытыми ртами. Именинница Маша хлопала ресницами.
   – А теперь на сексуальную тему, - заказал Дамкин.
 
– Если муж пришел с работы
И на секс его не тянет,
Огорчаться не спешите,
Член искусственный купите!
 
   Стрекозов еще раз поклонился, слез со стола и высморкался в скатерть.
   Дамкин ухватил бутерброд с черной икрой, сунул себе в рот и начал демонстративно чавкать. Ему было неприятно сидеть за одним столом с этой компанией, и он этого не скрывал.
   – Танюха! - повернулся он к Тане. - Можно я сяду к тебе на колени? Ты не против?
   – Я против! - испугалась девушка. - Что вы вообще себе позволяете?
   – Стрекозов, - Дамкин насупил брови. - Ты что себе позволяешь?
   – О, я себе многое позволяю, - сказал литератор. - Я себя балую!
   И, зачерпнув ложкой густого томатного соуса, он положил ложку на край тарелки и стукнул по ней, как по катапульте. Соус забрызгал Сергея и Оленьку.
   – Машенька, - осведомился Стрекозов, мерзко хихикая. - Торты будут? Ужасно люблю бросаться тортами! Как у Чаплина!
   Дамкин взял со стола рюмку и уронил ее на пол.
   – Черт! - выругался он. - Мои извинения! Это у меня просто нервный тик... Однажды я нечаянно уронил сорок три рюмки подряд. Одну за другой...
   Машенька чуть не плакала.
   – Вы ведете себя, как настоящие свиньи!
   – Ну что вы! - возразил Дамкин. - Мы пока еще только поросята!
   – Какое безобразие! - хрипло вымолвил Майкл. - Надо позвонить в милицию! Их там быстро поставят на место!
   – Намёк понял, - отозвался Стрекозов. - Пойдем, Дамкин, наше место не здесь. Тем более, что стало скучновато.
   – Ура!!! - закричал Дамкин и радостно помахал бутылкой коньяка. - До свидания, друзья мои! Маша, надеюсь, мы тебе не сильно испортили день рождения. По крайней мере громко не пукали, хотя вы с вашим Ломтиковым любите такие шутки. Счастливо оставаться, господа! Не забудьте все допить и доесть. А Рашид Ломтиков пусть еще раз свой роман прочитает, у него хорошо получается!
   – Не надо нас провожать, - сказал Стрекозов.
   Сопровождаемые гробовым молчанием, литераторы покинули квартиру.
   – Не пойму, чего надо людям? - пожал плечами Дамкин, спускаясь в лифте на первый этаж. - Приглашают на день рождения, а сами ведут себя, как последние свиньи...
   – Икры обожрались, - поставил диагноз Стрекозов.
   Друзья прошли мимо осоловевшей от скуки вахтерши и вышли на вечернюю улицу. Уже горели фонари. Торопливые граждане шагали мимо, спеша побыстрее попасть домой и приникнуть к голубым экранам своих телевизоров.
   – Да, - сказал Дамкин, прикуривая. - Не ладятся у нас отношения с читателями.
   – Это вовсе не читатели, - возразил Стрекозов. - Это, я бы сказал, "любители муз". Завтра они будут всем хвастать, что у них на дне рождения читали стихи Дамкин и Стрекозов, или пел Андрей Макаревич, который, кстати, у этого рахита на дне рождения наверняка и не был.
   – "Любитель муз" - это ты хорошо придумал, - одобрил Дамкин. - Но к Маше мы не зря сходили! Бутылку коньяка я с собой прихватил!
   – Ты у нас молодец! - похвалил Стрекозов и, вытащив из кармана картонную коробку, предложил Дамкину украденную в гостях гаванскую сигару.
   – Ого! - Дамкин взял в руки сигару и внимательно осмотрел со всех сторон. - "Монте Кристо", однако... Давно хотел такую попробовать...
   Литератор с благодарностью посмотрел на соавтора, после чего оба с удовольствием закурили.

Глава следующая,
в которой Дюша разбирается с дворником Сидором

   Дворники из всех пролетариев - самая гнусная мразь. Человечьи очистки - самая низшая категория.
М. Булгаков "Собачье сердце"

   – Вставай, Дамкин, уже утро! - крикнул Стрекозов в самое ухо соавтора.
   Дамкин открыл глаза.
   – Я ночью не спал, больной весь после общения с любителями муз, а ты всю ночь храпел! - сказал он возмущенным голосом.
   – Это ты всю ночь храпел, а на меня сваливаешь!
   – Может быть, - не стал спорить Дамкин, - но я храпел, потому что я бедный и больной. А ты храпел, потому что ты гад и бездельник!
   – Сам ты бездельник! - возмутился Стрекозов. - Хватит, Дамкин, лежать на диване! Пора начинать новую жизнь, а ты Вавилонскую башню мне строишь.
   – А мы и так начали новую жизнь! И уже давно. Мы теперь безработные, можно и поспать, - лениво отозвался Дамкин.
   Стрекозов подошел к стене и возле карты Москвы с обозначенными крестиками местами, где они когда-либо ходили в туалет и которые и в дальнейшем можно использовать по этому же назначению, приколол к обоям исписанный листок бумаги.
   – Обрати внимание! Это наш распорядок дня.
   – Читай, - вздохнул Дамкин, с трудом продирая глаза.
   – Первое. Съездить в редакцию газеты "Колхозное раздолье" и отнести новые рассказы для их публикации и получения приличного гонорара.
   – Ты что, написал новые рассказы? - удивился Дамкин.
   – Нет. Но мы их с тобой напишем. Это как раз второй пункт.
   – Понятно.
   – Пункт третий. Сделать физическое внушение соседу Сидору. Чтобы больше не орал по ночам. Исполнитель - Дамкин.
   – Ты что, рехнулся? Как же я, по-твоему, смогу сделать ему внушение?
   – Ну, не знаю. По шее, например, - предположил Стрекозов.
   – А почему это именно я?
   – Ну не я же! Смотри, какой ты мускулистый, и какой я хилый. К тому же, я этого Сидора вообще боюсь.
   – Ну и что? И я его боюсь! - упрямо возразил Дамкин.
   Сосед Дамкина Сидор работал дворником и действительно являлся личностью весьма опасной. Во-первых, он был без ума от советской власти, а во-вторых, он был полный ублюдок.
   Во время всенародных праздников и в дни пленумов дворник Сидор выходил на улицу с гармошкой и играл патриотические песни. Пенсионеры во дворе дома поговаривали, что он знает также сотни матерных частушек, но он поет их только проверенным партийным товарищам из соседнего подъезда.
   Дворник Сидор мог запросто остановить любого жильца дома и начать обсуждать с ним какую-нибудь статью из "Правды". В случае получения ответов, которые ему не нравились, слал Куда Надо письма. Не анонимки! Все письма были разборчиво подписаны, чтобы его, Сидора, знали Где Надо!
   Дворник Сидор был надежным разносчиком слухов. Если у вас сгорел утюг, ушла жена или вы получили премию на работе, все тут же станет известно жильцам дома, даже если они об этом и не хотят слушать. Когда за дело берется дворник Сидор, лучше уж стоять по стойке смирно и внимать ему, почтительно вылупив глаза. Иначе будет только хуже.
   Ни Дамкин, ни Стрекозов не возражали, что Сидор любит советскую власть, но весьма утомлялись от его агитаций. Любил бы он ее потише и где-нибудь на Колыме!
   Дворнику вечно что-нибудь не нравилось в их образе жизни, и он постоянно поносил их и обличал, как негодяев и тунеядцев. Несколько раз, когда у Дамкина собирались друзья, он вызывал милицию, которая, правда, не приезжала. Неизвестно, сколько писем им было послано Куда Надо. Стрекозов полагал, что из корреспонденции их трудолюбивого соседа Где Надо о них с Дамкиным уже собран пухлый том документации.
   Последнее время у Сидора появился новый бзик. Днем или ночью он выходил на балкон и громко орал, что фашизм не пройдет, что коммунизм победит, и все это, в натуре, неизбежно!
   Дамкин наотрез отказался делать внушение товарищу Сидору.
   – Какие-нибудь еще пункты есть?
   – Есть, - сказал Стрекозов, но тут зазвонил телефон.
   – Я слушаю, - объявил литератор, подняв трубку.
   – Стрекозов? - уточнил Шлезинский. - Маленькое сообщение!
   – Слушаю тебя со всем вниманием.
   – Сегодня Карамелькин видел очень забавный сон. Он стоял на холодном ветру у входа в Мавзолей. Причем стоял не один, а вдвоем с самим собой. Стоял по бокам от дверей с самурайскими мечами наголо. А на Мавзолее была жирная надпись "АРНОЛЬД"! Ну как?
   – Хороший сон, - оценил Стрекозов. - Тема для рассказа.
   – Потому и звоню.
   – Я понял, - сказал Стрекозов. - К нам сегодня заедешь?
   – Не знаю, - ответил Шлезинский. - Меня сейчас дневные заботы одолевают! Пытаюсь разбудить Карамелькина. Он, гад, проснулся, рассказал сон и снова уснул, а я ему вчера обещал, что разбужу его и отправлю на работу.
   – Нечего было обещать.
   – Желаете поучаствовать в побудке?
   – Нет, спасибо.
   Друзья пошли на кухню, чтобы сообща приготовить завтрак, и тут в гости к ним заявился ранний гость - Дюша.
   – Шел мимо, дай, думаю, зайду, - сообщил он и выставил на стол три бутылки пива. - От почитателя вашего таланта!
   – Вот спасибо! - возрадовался Стрекозов. - Это как раз то, что надо!
   Друзья уселись пить пиво.
   – Поедете со мной на юг? - спросил Дюша.
   – А ты когда едешь?
   – Завтра, наверное, - ответил Дюша. - Мне "Левый рейс" телеграмму прислал. Вызывают в спешном порядке. А то к ним на пляже всякие уроды пристают, играть мешают, надо помочь!
   – Мы о твоих пробивных способностях уже наслышаны, - сказал Дамкин.
   – Тут, кстати, случай один произошел, - сказал Дюша, отхлебывая пиво. - Встретил я недавно на одной вечеринке человека, который написал продолжение к "Биллу Штоффу". Он прочитал вслух несколько глав, меня чуть не вырвало! Сплошной плагиат и прямое цитирование вашего романа плюс куча старых ковбойских анекдотов и какие-то шизофренические бредни. Рашид Ломтиков его зовут, этого продолжателя!
   – Знакомая фамилия, - протянул Дамкин.
   – Хотел я ему дать в глаз, чтобы не похабил замечательное и мною любимое произведение, а потом думаю, вдруг он с вашего разрешения пишет продолжение.
   – Нет, - сказал Стрекозов. - Мы никому никакого разрешения не давали, а Ломтикову и подавно.
   – Да фиг с ними, пусть пишут! - Дамкин пожал плечами. - Раз ничего своего придумать не могут...
   – Так навешать ему?
   – Да брось ты! - воскликнули литераторы. - Пусть живет! Нехорошо унижать человека.
   – Ясный пень, - согласился добрый Дюша. - Я ведь как Робин Гуд. Суровый, но справедливый. Бью только козлов разных да и то редко... Ладно, ребята, я побежал!
   Дюша ушел.
   – Теперь понятно, откуда у Ломтикова появился под глазом синяк. Сдаётся мне, Дюша сначала дал ему в глаз, а потом решил у нас спросить, навешать ему или не стоит.
   – Суровый, но справедливый! - Стрекозов указал на дверь. - Это тебе, Дамкин, пример для подражания. А ты даже не можешь дворнику Сидору навешать!
   – Надо было Дюшу попросить! Как мы не догадались! - Дамкин допил пиво и поставил бутылку под стол, где уже накопилось изрядное количество стеклотары.
   Его Величество Случай не замедлил исправить ошибку соавторов.
   Простившись с литераторами, Дюша выскочил на лестничную площадку и имел неудовольствие столкнуться с дворником Сидором. Дворник, заметив новое лицо, не растерялся и тут же ухватил Дюшу за пуговицу.
   – Тебя как звать?
   – Дюша, - честно признался парень.
   – На шестом этаже у мусоропровода не ты наблевал?
   – Не я.
   – Надо с тобой провести культ-массовую работу, Дюша, - серьезно сказал Сидор, не выпуская из рук добычу. - Чтобы ты больше не ходил к этим диссидентам. Их вообще скоро в Америку вышвырнут! Я уже послал донесение.
   Дюша, которому на его веку приходилось встречать достаточно уродов, нравоучительно ответил:
   – В Америку, папаша, не вышвыривают. В Америку сваливают!
   – В Америке страшно жить, - доверительно сообщил Сидор. - Безработные вокруг, негры мрут с голоду. Женщин там прямо на улице насилуют!
   – Ладно, папаша, мне пора, - сказал Дюша и, оторвав руку Сидора от своей пуговицы, направился к лифту.
   – Эй! - окликнул его дворник Сидор, цепко хватая за рукав.
   – Ну что еще?
   – Вот ты мне скажи, планы партии - планы народа? Или нет? Или ты, как эти?
   – Как кто?
   – Как Дамкин со Стрекозовым!
   – Нет, где уж мне быть таким!
   – Ну вот! А ты к ним чай гонять ходишь! - воодушевился дворник. - Они уже давненько Родиной торгуют!
   – Случай, папаша! Если у тебя с головой что-то не в порядке, так чего ты ко мне пристал? Тебе же не ко мне, тебе лечиться надо...
   – Я, к твоему сведению, не папаша, а дворник из энтого дома! Так что ты мне не тыкай! Акула ты империалистическая! Нацепил вражеские штаны и ходишь весь оборванный, как капиталист! Да я за таких, как ты, на фронте кровушку свою в окопах проливал!
   В каком окопе Сидор проливал свою кровушку, было не совсем понятно. Нигде он кроме трехкратного посещения психушки не был. Но вот называть Дюшу разными экзотическими словами было с его стороны грубой тактической ошибкой.
   Через какое-то мгновение дворник Сидор громыхал по лестнице, а Дюша бежал за ним, пиная под зад ногами!
   – Я тебе покажу, жопа, акулу империализма!
   Дамкин и Стрекозов, выскочившие на шум, радостно следили за событиями со своей лестничной площадки, а когда дворник кувырком вылетел на улицу, перешли на балкон.
   Дюша прислонил Сидора к фонарному столбу и, помахивая пальцем перед носом, отчитывал, как нашкодившего школьника. Дворник живо кивал головой, видимо соглашаясь с доводами Дюши и выражая ему всяческое уважение. Наконец, Дюша дал ему на прощание звонкий подзатыльник, плюнул и пошел по своим делам.
   – Грамотная работа! - в восхищении промычал Дамкин.
   – Да, знатно он его умочил. Не хуже Арнольда! - согласился Стрекозов. - Пойду зачеркну третий пункт как выполненный...

Глава из романа
Мафия бессмертна

   Сила покоится на том, какого вида знанием ты владеешь. Какой смысл от знания вещей, которые бесполезны?
К. Кастанеда "Учение дона Хуана: путь знания индейцев племени Яки"

   Трое в черных кожаных куртках, очень похожие на чекистов из кинофильмов про революцию, подозрительно осмотрелись по сторонам и вошли в темный подъезд заброшенного дома.
   "Сейчас начнут стрелять", - подумал дворник Сидор.
   В подъезде поднялась пальба, которая вскоре прекратилась так же неожиданно, как и началась.
   "Сейчас вынесут трупы", - предположил Сидор, уперев небритый подбородок в древко метлы.
   Темные личности с закутанными шарфами лицами вынесли три трупа в кожаных куртках и за руки, за ноги побросали их в мусорные ящики.
   Наиболее темная личность подбежала к дворнику Сидору, сняла черные очки и деловито доложила:
   – Все в порядке, шеф! Какие будут указания?
   – Отдыхайте, дети мои. Мафия бессмертна!
   Дворник Сидор продолжил подметать грязный колодец двора. Когда-то в детстве он думал, что будет жить вечно.
   И тут из подъезда вышел Дюша...

Глава следующая,