желание служить мне.
Через три дня я послал Ак-Тимура к амиру Мусе в Шадраван. Он быстро
двинулся и храбро напал на войско амира Мусы. Ему удалось отбить у врага и
привести ко мне сто лошадей. Кенджи-богадур с 200 всадниками, заняв одни
ворота, находился за стеной. Ильчи-Буга и Ак-Тимур-богадур с шестьюдесятью
всадниками, положив через ров дощатый мост, вышли из крепости перебили
пращами и изрубили до тысячи двухсот неприятельских воинов. В это время на
помощь неприятельскому отряду прибыл Тага-Буга-богадур, а я со своей стороны
выслал на помощь моим воинам Биргучи-богадура. Оба отряда с такой отвагою
бросились в бой, что все видевшие сражение не могли удержаться от удивления
и одобрения. Во время боя был такой случай: со стороны неприятеля
приблизился известный своей храбростью и физической силой Узбек и
замахнулся, намереваясь ударить тяжелой палицей по голове
Газа-Буган-богадура, но Газа-богадур сам схватил руки Узбека вместе с
палицей, сложил их ему за спину и привел его в крепость, как птицу, которую
держат за оба крыла. Бывшие свидетели этого случая говорили, что
Газа-богадуром совершен был подвиг, напоминающий деяния древних богатырей
Рустана и Исфандиара. Поэтому все неприятельские воины испугались и скрылись
за ров, но и там их преследовали мои богадуры и прогнали их. Амир Муса и
Малик-богадур с испугу спрятались в садах. Тугуль-богадур с двумястами
всадников напал на отряд моих богадуров и потеснил их. Заметив, что мои
богадуры отступают, я приказал трубить в трубы и бросился к ним на помощь;
увидя меня, оробевшие было богадуры снова вступили в бой и перебили много
врагов между стенами. На Ильчи-Буга и Тугуль-богадура мои воины бросились с
мечами через пролом в стене. Оба со своими отрядами бежали. В погоню за ними
кинулись амир Баграм и Маджур Хорасанский, но первый из них почему-то принял
Маджура за моего врага и убил его.
Амир Муса, не зная, что предпринять, послал на ворота Хызар отряд в
пять тысяч человек. Четыре тысячи воинов, под личным предводительством амира
Мусы, напали на меня. Я первоначально противопоставил нападающим лишь 100
всадников, но они не могли справиться с значительно сильнейшим неприятелем;
поэтому, чтобы помочь моему войску, я сам открыл стрельбу. Один из брошенных
снарядов весьма удачно поразил самого амира Мусу, который так испугался, что
сейчас же бежал в свою сторону с семитысячным войском. Те же пять тысяч
человек, которые под предводительством Малик-богадура воевали у ворот Хызар
с амиром Сайфуддином и амиром Сары-Буга, после нескольких нападений моих
богадуров тоже бежали и Малик-Дауд их преследовал. Эти пять тысяч человек,
спасшись бегством, присоединились к амиру Мусе. Они до того перепугались,
что оставили в степи Арзу-Малик-ага-- дочь Баязид-Джелаира, жену амира Мусы.
Я обрадовал ее милостью и отослал к одному шейху.
Мы преследовали неприятеля до Кизыл-таг. После этого мы, с общего
согласия, решили зимовать, и бухарские военачальники находили это выгодным;
я возвратился в Кеш, так как городбыл обильно снабжен продовольствием и
хорошо укреплен. В сторону Бухары я отправил отряд под предводительством
Махсуд-Ша и приказал овладеть городом. Бежавшие от Карши войска амира
Хусайна услышали, что амир Хусайн их проклял, устыдились и, выбрав себе
предводителем амира Мусу, в числе десяти тысяч человек, под начальством
десяти амиров, двинулись, чтобы взять Бухару. Я послал против них бывшего в
то время правителем Герата Малик-Хусайна, который раньше испытал мое
великодушие. Сам я, снисходя к настойчивым просьбам жителей области
Мавераннахр, отправился туда. Я вместо себя оставил при войске старшего
своего сына, Мухаммад-Джагангира, а регентом (аталыком) к нему назначил
Мубарак-Ша.
Я загадал по Корану, и мне открылся стих: "Кто уповает на Бога, тому он
дает довольство: Бог совершит свое дело". Я очень обрадовался.
Переправившись через Аму-Дарью я был в нерешительнсти, куда мне следует
направиться: в Самарканд или Бухару. В это время пришло известие, что
большая часть войска из отряда амира Мусы сосредоточена близ Карши, поэтому
я туда и направился. Быстро напал я на врагов, обратил их в бегство и взял в
плен амиров Кайсара и Урдашыха и овладел богатой добычей, которую и разделил
между своими воинами. Услышав об этом, Хинду-шах и амир Сулейман, с пятью
тысячами всадников бежали и стали собираться в заранее условленном месте,
чтобы приготовиться к военным действиям. Я узнал об их приготовлениях и
решился внезапно напасть на них. Все свое войско я разделил на семь частей.
Шейх-Али-богадура и амира Джагу я выслал на разведку, начальниками частей
войска я назначил: Дауд Барласа, Сару-Джо-богадура, Хинду-Шаха,
Ильчи-богадура, Али-Яссури и Махмуд-Ша. В это время я получил известие, что
враги, собравшись вместе, сами намерены сделать на меня нападение. Я сам
тоже стал собирать свое войско и готовить его к бою в степи Кузы. Наконец,
мы увидзли издали приближавшееся к нам неприятельское войско. Заметив, что
они идут несколькими отрядами, я приказал начать сражение передовым отрядам,
которые находились на правом и левом флангах и на поддержку им я выслал еще
много войска. Сражение было кровопролитное и продолжалось с утра до вечера.
Я сам с несколькими богадурами без страха бросился в бой. С помощью Божьей
мне удалось рассеять моих врагов как дым. Я взял многих в плен и овладел
большим количеством оружия. Я вознес к Богу благодарственную молитву за
дарованную мне победу. Мое войско преследовало бежавших, и многие из врагов
были захвачены в плен. В числе пленных между прочими оказался
Альджай-Ту-Султан Толканский. Увидев меня, он сказал, что из благодарности
он был предан амиру Хусайну и служил ему, а теперь он готов служить мне с
такою же преданностью, если только я того пожелаю. "Если же ты не желаешь
принять меня к себе на службу, -- добавил он, -- и находишь нужным казнить,
то пусть так и будет". Я поспешил ободрить Альджай-Ту и хвалить его
храбрость. Некоторые из моих военачальников советовали мне убить Альджай-Ту,
но я не согласился, а напротив, обласкал его и назначил начальником
отдельной части, снабдив его грамотой. Он был в восторге от моего
великодушия. Впоследствии этот Альджай-Ту оказал мне столько важных услуг,
что и описать невозможно. Таким образом я прогнал войско амира Хусайна,
Чакыр-богадур занял Самарканд; чтобы задержать его там я выступил по
направлению к Самарканду. Я написал письмо Чакыр-богадуру и приглашал его
добровольно подчиниться мне.. Я обещал ему в награду за преданность мне
назначить его амиром, но Чакыр ответил мне, что он предан амиру Хусайну и
считает его своим благодетелем. "Если я изменю амиру Хусайну, -- писал
Чакыр, -- то кто же мне после этого поверит? " Я не мог не похвалить такую
преданность Чакыр-богадура своему повелителю. Я подошел к Самарканду, и
оттуда вышел с войском Чакыр-богадур и вступил в бой с моими войсками. С
первого же удара мне удалось обратить в бегство войска неприятеля. Ак-Тимур
преследовал их до ворот города и даже отнял у Чакыр-богадура его пояс.
Возвратившись, я приостановился некоторое время на одном месте. Мне дали
знать, что преданные амиру Хусайну люди приходили из области Киш, заняли
мачук и он сам он двигается сзади. Я собрал совет и обсудил со
военачальниками план действий. Перейдя реку Ям я в четыре перехода достиг
Ходжента.
Амир Хусайн не любил двух своих военачальников, и оба они знали об этом
то были Кай-Хисрау и Баграм-Джалаир, которые раньше бежали от меня и перешли
на службу к амиру Хусайну. Оба они, зная нерасположение к ним амира Хусайна,
прислали мне письмо, в котором сообщили мне, что обратившись к хану Чете,
они получили от него в помощь семь тысяч всадников, с которыми и прибыли в
Ташкент, чтобы служить мне, и ожидают меня в Ташкенте. Я поспешил двинуться
туда. Амир Кай-Хисрау устроил мне торжественную встречу и богатое угощение.
Я прожил в Ташкенте целый месяц. Амир Кай-Хисрау был женат на дочери амира
Туклук-Тимура, и у него была дочь, которую я сговорил за своего сына,
Мухаммад-Джагангира. Амиру Баграму я дал высокое назначение. В это время до
меня дошли сведения, что амир Хусайн остановился в Гираке и Яйлаке.
Я узнал из достоверных источников, что амир Хусайн разрешил
двенадцатитысячному войску напасть на меня и немедля выслал вперед
Малик-богадура с тремя тысячами всадников. Я прибыл с поиском в Джаган-шах и
рассеял в разные сторонынаправленное против меня войско. Все добытое во
время сражения неприятельское имущество и оружие я разделил между своими
воинами. Кай-Хисрау вскоре тоже присоединился ко мне.
С общего согласия мы остановились в местности Варак и оттуда тремя
отрядами двинулись дальше. Чтобы устрашить врага, мы распустили слух, что
пришли монголы и распустили монгольское знамя. Так мы догнали
Малик-богадура. Увидя монгольское знамя, войска Малик-богадура в страхе
бежали и присоединились к амиру Хусайну. Оставшись таким образом
победителем, я отправился в местность Рабат-Малик. Там амир Кай-Хисрау
торжественно встретил меня и поздравил с победой.
Мы было расположились на отдых, предполагая достойным образом
отпраздновать успех нашего оружия, но вскоре пришла весть, что, по слухам,
амир Хусайн, устыдившись, приближается ко мне. Я тоже двинулся к нему
навстречу в местность Барсын. Был сильный холод, и выпало очень много снегу;
я узнал, что амир Хусайн возвратился назад, поэтому и я возвратился и провел
зиму в Ташкенте.
Наступило лето; посоветовавшись со своими приближенными, я решил
послать хану Чете богатые подарки и просить у него помощи. Хан прислал мне
десять тысяч человек конницы.
До сведения амира дошло, что ко мне прибыло подкрепление. Он написал
мне письмо, в котором снова клялся Кораном, что не предпримет впредь против
меня ничего и просит с ним помириться. Муллы из Ташкента, Андижана и
Ходжента принесли ко мне и Коран, на котором амир Хусайн клялся искренно
примириться со мной. Они, со своей стороны, просили меня не отвергать
склонного к примирению амира Хусайна и помириться с ним.
Я подробно рассказал муллам все, что было раньше между мной и амиром
Хусайном, ссылаясь на то, что амир Хусайн изменил уже однажды данной им
клятве на Коране. Тогда муллы дали совет: не предрешая вопроса о примирении,
самим погадать об этом по Корану и поступить сообразно тому, что откроется.
Вышло, что примириться следует; я согласился и двинулся по направлению к
Самарканду со всеми амирами, чтобы увидеться там с амиром Хусайном.
Чтобы убедиться, насколько искренно желает амир Хусайн со мной
примириться, я послал к нему амира Мусу, а сам отправился в крепость Шадман.
Турак-Ша явился ко мне и доложил, что амир Хусайн очень рад, что я ушел в
Шадман, и снова передал мне от имени амира Хусайна просьбу примириться с
ним. Я ответил, что я послал уже Аббас-богадура, и просил передать от меня
амиру Хусайну, что я прошу его вместе с этим богадуром прийти к священному
мазару Али-ата. Я, со своей стороны, обещал прийти туда же и там
торжественно мы примиримся с амиром Хусайном.
Амиры Муса и Альджай-Ту, прийдя к амиру Хусайну, передали ему мое
приглашение и привели амира Хусайна в сопровождении сотни всадников к
указанному мною кладбищу. Я подъехал к кладбищу с пятьюдесятью всадниками, и
мы встретились.
Амир Хусайн, обращаясь ко мне, сказал: "Забудем старую иражду". "Пусть
не будет впредь между нами таких отношений, какие были раньше", -- ответил я
амиру Хусайну.
После этого я дал торжественное обещание, что я не преступлю нашего
мирного договора до тех пор, пока амир Хусайн не изменит своей клятве,
данной на Коране. То же самое обещался в точности исполнить по отношению ко
мне и амир Хусайн.
После примирения мы оба сели на лошадей и разъехались в разные стороны:
амир Хусайн отправился в Сали-Сарай, а я прибыл в Кеш и там отдохнул. Сыну
своему, Мухаммад-Джахангиру, я написал письмо, чтобы он из Мерва явился ко
мне с войском и оружием.
В это время я получил от амира Хусайна письмо, в котором он сообщал
мне, что бадахшанские правители возмутились и что он отправился их усмирять.
Я ответил амиру Хусайну, что желаю ему счастливого пути.
В то время когда я расположился на отдых вокруг Кеша, я получил
известие, что Малик-Хусайн, правитель Герата, грабит жителей владений амира
Хусайна. Я сейчас же двинулся туда с войском, перешел реку Термед, отнял у
Малик-Хусайна все награбленное им и возвратил по принадлежности подданным
амира Хусайна. Сам же я, чтобы помочь амиру Хусайну, отправился к столице
Бадахшана.
Закончив на этом эпизоде автобиографию амира Тимура, переводчик с
персидского Наби-джан-Хатыф не преминул по восточному обычаю украсить свой
труд небольшим заключением следующего содержания:
С помощью Божьей я окончил эту книгу. Бог прощает всем людям их
прегрешения, поэтому и я прошу благосклонных читателей не ставить мне в вину
сделанные мною промахи в словах тюркского и уйгурского наречий и не
сердиться на меня за эти невольные ошибки.
В 1835 году я написал эту книгу, придерживаясь в точности того, что
было написано со слов самого "сахиб-уль-кырана" Тимура. Я остановился на
описании примирения Тимура с Хусайном, во-первых, потому, что на этом
оканчивалась и персидская рукопись а, во-вторых, и потому, что "мир лучше
войны". Согласно этого изречения я и закончил свой труд описанием
примирения, чтобы в конце было хорошее.
Через три дня я послал Ак-Тимура к амиру Мусе в Шадраван. Он быстро
двинулся и храбро напал на войско амира Мусы. Ему удалось отбить у врага и
привести ко мне сто лошадей. Кенджи-богадур с 200 всадниками, заняв одни
ворота, находился за стеной. Ильчи-Буга и Ак-Тимур-богадур с шестьюдесятью
всадниками, положив через ров дощатый мост, вышли из крепости перебили
пращами и изрубили до тысячи двухсот неприятельских воинов. В это время на
помощь неприятельскому отряду прибыл Тага-Буга-богадур, а я со своей стороны
выслал на помощь моим воинам Биргучи-богадура. Оба отряда с такой отвагою
бросились в бой, что все видевшие сражение не могли удержаться от удивления
и одобрения. Во время боя был такой случай: со стороны неприятеля
приблизился известный своей храбростью и физической силой Узбек и
замахнулся, намереваясь ударить тяжелой палицей по голове
Газа-Буган-богадура, но Газа-богадур сам схватил руки Узбека вместе с
палицей, сложил их ему за спину и привел его в крепость, как птицу, которую
держат за оба крыла. Бывшие свидетели этого случая говорили, что
Газа-богадуром совершен был подвиг, напоминающий деяния древних богатырей
Рустана и Исфандиара. Поэтому все неприятельские воины испугались и скрылись
за ров, но и там их преследовали мои богадуры и прогнали их. Амир Муса и
Малик-богадур с испугу спрятались в садах. Тугуль-богадур с двумястами
всадников напал на отряд моих богадуров и потеснил их. Заметив, что мои
богадуры отступают, я приказал трубить в трубы и бросился к ним на помощь;
увидя меня, оробевшие было богадуры снова вступили в бой и перебили много
врагов между стенами. На Ильчи-Буга и Тугуль-богадура мои воины бросились с
мечами через пролом в стене. Оба со своими отрядами бежали. В погоню за ними
кинулись амир Баграм и Маджур Хорасанский, но первый из них почему-то принял
Маджура за моего врага и убил его.
Амир Муса, не зная, что предпринять, послал на ворота Хызар отряд в
пять тысяч человек. Четыре тысячи воинов, под личным предводительством амира
Мусы, напали на меня. Я первоначально противопоставил нападающим лишь 100
всадников, но они не могли справиться с значительно сильнейшим неприятелем;
поэтому, чтобы помочь моему войску, я сам открыл стрельбу. Один из брошенных
снарядов весьма удачно поразил самого амира Мусу, который так испугался, что
сейчас же бежал в свою сторону с семитысячным войском. Те же пять тысяч
человек, которые под предводительством Малик-богадура воевали у ворот Хызар
с амиром Сайфуддином и амиром Сары-Буга, после нескольких нападений моих
богадуров тоже бежали и Малик-Дауд их преследовал. Эти пять тысяч человек,
спасшись бегством, присоединились к амиру Мусе. Они до того перепугались,
что оставили в степи Арзу-Малик-ага-- дочь Баязид-Джелаира, жену амира Мусы.
Я обрадовал ее милостью и отослал к одному шейху.
Мы преследовали неприятеля до Кизыл-таг. После этого мы, с общего
согласия, решили зимовать, и бухарские военачальники находили это выгодным;
я возвратился в Кеш, так как городбыл обильно снабжен продовольствием и
хорошо укреплен. В сторону Бухары я отправил отряд под предводительством
Махсуд-Ша и приказал овладеть городом. Бежавшие от Карши войска амира
Хусайна услышали, что амир Хусайн их проклял, устыдились и, выбрав себе
предводителем амира Мусу, в числе десяти тысяч человек, под начальством
десяти амиров, двинулись, чтобы взять Бухару. Я послал против них бывшего в
то время правителем Герата Малик-Хусайна, который раньше испытал мое
великодушие. Сам я, снисходя к настойчивым просьбам жителей области
Мавераннахр, отправился туда. Я вместо себя оставил при войске старшего
своего сына, Мухаммад-Джагангира, а регентом (аталыком) к нему назначил
Мубарак-Ша.
Я загадал по Корану, и мне открылся стих: "Кто уповает на Бога, тому он
дает довольство: Бог совершит свое дело". Я очень обрадовался.
Переправившись через Аму-Дарью я был в нерешительнсти, куда мне следует
направиться: в Самарканд или Бухару. В это время пришло известие, что
большая часть войска из отряда амира Мусы сосредоточена близ Карши, поэтому
я туда и направился. Быстро напал я на врагов, обратил их в бегство и взял в
плен амиров Кайсара и Урдашыха и овладел богатой добычей, которую и разделил
между своими воинами. Услышав об этом, Хинду-шах и амир Сулейман, с пятью
тысячами всадников бежали и стали собираться в заранее условленном месте,
чтобы приготовиться к военным действиям. Я узнал об их приготовлениях и
решился внезапно напасть на них. Все свое войско я разделил на семь частей.
Шейх-Али-богадура и амира Джагу я выслал на разведку, начальниками частей
войска я назначил: Дауд Барласа, Сару-Джо-богадура, Хинду-Шаха,
Ильчи-богадура, Али-Яссури и Махмуд-Ша. В это время я получил известие, что
враги, собравшись вместе, сами намерены сделать на меня нападение. Я сам
тоже стал собирать свое войско и готовить его к бою в степи Кузы. Наконец,
мы увидзли издали приближавшееся к нам неприятельское войско. Заметив, что
они идут несколькими отрядами, я приказал начать сражение передовым отрядам,
которые находились на правом и левом флангах и на поддержку им я выслал еще
много войска. Сражение было кровопролитное и продолжалось с утра до вечера.
Я сам с несколькими богадурами без страха бросился в бой. С помощью Божьей
мне удалось рассеять моих врагов как дым. Я взял многих в плен и овладел
большим количеством оружия. Я вознес к Богу благодарственную молитву за
дарованную мне победу. Мое войско преследовало бежавших, и многие из врагов
были захвачены в плен. В числе пленных между прочими оказался
Альджай-Ту-Султан Толканский. Увидев меня, он сказал, что из благодарности
он был предан амиру Хусайну и служил ему, а теперь он готов служить мне с
такою же преданностью, если только я того пожелаю. "Если же ты не желаешь
принять меня к себе на службу, -- добавил он, -- и находишь нужным казнить,
то пусть так и будет". Я поспешил ободрить Альджай-Ту и хвалить его
храбрость. Некоторые из моих военачальников советовали мне убить Альджай-Ту,
но я не согласился, а напротив, обласкал его и назначил начальником
отдельной части, снабдив его грамотой. Он был в восторге от моего
великодушия. Впоследствии этот Альджай-Ту оказал мне столько важных услуг,
что и описать невозможно. Таким образом я прогнал войско амира Хусайна,
Чакыр-богадур занял Самарканд; чтобы задержать его там я выступил по
направлению к Самарканду. Я написал письмо Чакыр-богадуру и приглашал его
добровольно подчиниться мне.. Я обещал ему в награду за преданность мне
назначить его амиром, но Чакыр ответил мне, что он предан амиру Хусайну и
считает его своим благодетелем. "Если я изменю амиру Хусайну, -- писал
Чакыр, -- то кто же мне после этого поверит? " Я не мог не похвалить такую
преданность Чакыр-богадура своему повелителю. Я подошел к Самарканду, и
оттуда вышел с войском Чакыр-богадур и вступил в бой с моими войсками. С
первого же удара мне удалось обратить в бегство войска неприятеля. Ак-Тимур
преследовал их до ворот города и даже отнял у Чакыр-богадура его пояс.
Возвратившись, я приостановился некоторое время на одном месте. Мне дали
знать, что преданные амиру Хусайну люди приходили из области Киш, заняли
мачук и он сам он двигается сзади. Я собрал совет и обсудил со
военачальниками план действий. Перейдя реку Ям я в четыре перехода достиг
Ходжента.
Амир Хусайн не любил двух своих военачальников, и оба они знали об этом
то были Кай-Хисрау и Баграм-Джалаир, которые раньше бежали от меня и перешли
на службу к амиру Хусайну. Оба они, зная нерасположение к ним амира Хусайна,
прислали мне письмо, в котором сообщили мне, что обратившись к хану Чете,
они получили от него в помощь семь тысяч всадников, с которыми и прибыли в
Ташкент, чтобы служить мне, и ожидают меня в Ташкенте. Я поспешил двинуться
туда. Амир Кай-Хисрау устроил мне торжественную встречу и богатое угощение.
Я прожил в Ташкенте целый месяц. Амир Кай-Хисрау был женат на дочери амира
Туклук-Тимура, и у него была дочь, которую я сговорил за своего сына,
Мухаммад-Джагангира. Амиру Баграму я дал высокое назначение. В это время до
меня дошли сведения, что амир Хусайн остановился в Гираке и Яйлаке.
Я узнал из достоверных источников, что амир Хусайн разрешил
двенадцатитысячному войску напасть на меня и немедля выслал вперед
Малик-богадура с тремя тысячами всадников. Я прибыл с поиском в Джаган-шах и
рассеял в разные сторонынаправленное против меня войско. Все добытое во
время сражения неприятельское имущество и оружие я разделил между своими
воинами. Кай-Хисрау вскоре тоже присоединился ко мне.
С общего согласия мы остановились в местности Варак и оттуда тремя
отрядами двинулись дальше. Чтобы устрашить врага, мы распустили слух, что
пришли монголы и распустили монгольское знамя. Так мы догнали
Малик-богадура. Увидя монгольское знамя, войска Малик-богадура в страхе
бежали и присоединились к амиру Хусайну. Оставшись таким образом
победителем, я отправился в местность Рабат-Малик. Там амир Кай-Хисрау
торжественно встретил меня и поздравил с победой.
Мы было расположились на отдых, предполагая достойным образом
отпраздновать успех нашего оружия, но вскоре пришла весть, что, по слухам,
амир Хусайн, устыдившись, приближается ко мне. Я тоже двинулся к нему
навстречу в местность Барсын. Был сильный холод, и выпало очень много снегу;
я узнал, что амир Хусайн возвратился назад, поэтому и я возвратился и провел
зиму в Ташкенте.
Наступило лето; посоветовавшись со своими приближенными, я решил
послать хану Чете богатые подарки и просить у него помощи. Хан прислал мне
десять тысяч человек конницы.
До сведения амира дошло, что ко мне прибыло подкрепление. Он написал
мне письмо, в котором снова клялся Кораном, что не предпримет впредь против
меня ничего и просит с ним помириться. Муллы из Ташкента, Андижана и
Ходжента принесли ко мне и Коран, на котором амир Хусайн клялся искренно
примириться со мной. Они, со своей стороны, просили меня не отвергать
склонного к примирению амира Хусайна и помириться с ним.
Я подробно рассказал муллам все, что было раньше между мной и амиром
Хусайном, ссылаясь на то, что амир Хусайн изменил уже однажды данной им
клятве на Коране. Тогда муллы дали совет: не предрешая вопроса о примирении,
самим погадать об этом по Корану и поступить сообразно тому, что откроется.
Вышло, что примириться следует; я согласился и двинулся по направлению к
Самарканду со всеми амирами, чтобы увидеться там с амиром Хусайном.
Чтобы убедиться, насколько искренно желает амир Хусайн со мной
примириться, я послал к нему амира Мусу, а сам отправился в крепость Шадман.
Турак-Ша явился ко мне и доложил, что амир Хусайн очень рад, что я ушел в
Шадман, и снова передал мне от имени амира Хусайна просьбу примириться с
ним. Я ответил, что я послал уже Аббас-богадура, и просил передать от меня
амиру Хусайну, что я прошу его вместе с этим богадуром прийти к священному
мазару Али-ата. Я, со своей стороны, обещал прийти туда же и там
торжественно мы примиримся с амиром Хусайном.
Амиры Муса и Альджай-Ту, прийдя к амиру Хусайну, передали ему мое
приглашение и привели амира Хусайна в сопровождении сотни всадников к
указанному мною кладбищу. Я подъехал к кладбищу с пятьюдесятью всадниками, и
мы встретились.
Амир Хусайн, обращаясь ко мне, сказал: "Забудем старую иражду". "Пусть
не будет впредь между нами таких отношений, какие были раньше", -- ответил я
амиру Хусайну.
После этого я дал торжественное обещание, что я не преступлю нашего
мирного договора до тех пор, пока амир Хусайн не изменит своей клятве,
данной на Коране. То же самое обещался в точности исполнить по отношению ко
мне и амир Хусайн.
После примирения мы оба сели на лошадей и разъехались в разные стороны:
амир Хусайн отправился в Сали-Сарай, а я прибыл в Кеш и там отдохнул. Сыну
своему, Мухаммад-Джахангиру, я написал письмо, чтобы он из Мерва явился ко
мне с войском и оружием.
В это время я получил от амира Хусайна письмо, в котором он сообщал
мне, что бадахшанские правители возмутились и что он отправился их усмирять.
Я ответил амиру Хусайну, что желаю ему счастливого пути.
В то время когда я расположился на отдых вокруг Кеша, я получил
известие, что Малик-Хусайн, правитель Герата, грабит жителей владений амира
Хусайна. Я сейчас же двинулся туда с войском, перешел реку Термед, отнял у
Малик-Хусайна все награбленное им и возвратил по принадлежности подданным
амира Хусайна. Сам же я, чтобы помочь амиру Хусайну, отправился к столице
Бадахшана.
Закончив на этом эпизоде автобиографию амира Тимура, переводчик с
персидского Наби-джан-Хатыф не преминул по восточному обычаю украсить свой
труд небольшим заключением следующего содержания:
С помощью Божьей я окончил эту книгу. Бог прощает всем людям их
прегрешения, поэтому и я прошу благосклонных читателей не ставить мне в вину
сделанные мною промахи в словах тюркского и уйгурского наречий и не
сердиться на меня за эти невольные ошибки.
В 1835 году я написал эту книгу, придерживаясь в точности того, что
было написано со слов самого "сахиб-уль-кырана" Тимура. Я остановился на
описании примирения Тимура с Хусайном, во-первых, потому, что на этом
оканчивалась и персидская рукопись а, во-вторых, и потому, что "мир лучше
войны". Согласно этого изречения я и закончил свой труд описанием
примирения, чтобы в конце было хорошее.