Страница:
Знаменательно, что в один и тот же день, 5 августа, были освобождены от фашистской оккупации старинные русские города Орел и Белгород. После этих крупных успехов началось общее наступление, результатом которого был выход к Днепру на всем его протяжении.
Так закончилось это грандиозное сражение.
Курскую битву следует рассматривать как единый комплекс крупных стратегических операций, взаимосвязанных общими планами, замыслом и целями. Наиболее значительны три из них: Курская оборонительная, Орловская и Белгородско-Харьковская наступательные операции наших войск.
Говоря о Курской битве, нельзя не отметить абсолютную правильность утвердившегося у нас мнения, что решающую роль в разработке замысла и плана этой битвы сыграли высшие органы стратегического руководства, а не подчиненные им фронтовые командные инстанции.
Четкое определение общего замысла Курской битвы, тщательное планирование и всесторонняя подготовка всех ее операций, а также блестящее руководство боевыми действиями наших Вооруженных Сил — прежде всего результат огромной организаторской работы Центрального Комитета партии. Советского правительства, нашего высшего командования. Это был подлинный триумф советского военного искусства. Вызывает восхищение своевременно принятое мудрое решение о переходе наших войск на первом этапе летне-осенней кампании 1943 года к преднамеренной обороне Курской дуги. Это позволило войскам Центрального и Воронежского фронтов в оборонительных сражениях измотать и обескровить ударные группировки немцев, богато оснащенные танками, штурмовыми орудиями новых образцов, значительными силами авиации, и помогло войскам шести советских фронтов (Западного, Брянского, Центрального, Воронежского, Степного и Юго-Западного) с переходом в общее наступление на втором этапе битвы полностью завершить разгром вражеских соединений, участвовавших в операции «Цитадель».
Я вполне согласен с теми нашими историками, которые считают важнейшими преимуществами подготовки Советским Верховным Главнокомандованием летне-осенней кампании 1943 года следующие. Прежде всего, это нанесение ударов на гораздо более широком фронте, чем тот, на котором готовилось наступление вермахта. Исключительно важно, что были заблаговременно подготовлены мощные резервы, включая Степной фронт, позволившие создать к началу лета 1943 года на всем советско-германском фронте превосходство в силах. Успех обеспечивался и тем, что командование Красной Армии избрало наиболее целесообразный способ ведения боевых действий, полностью отвечавший сложившейся обстановке. И наконец, это отличная работа советской разведки, сумевшей вскрыть замыслы гитлеровского командования, получить данные о группировке и развертывании германских вооруженных сил и о плане операции «Цитадель».
Говоря о нашей великой победе под Курском в целом, следует отметить, что на первом этапе битвы оборонительную операцию блестяще подготовили и провели войска Центрального и Воронежского фронтов при содействии части сил Степного фронта. На втором же ее этапе, когда началось наше общее контрнаступление, важнейшую роль в разгроме орловской группировки противника, безусловно, сыграли войска левого крыла Западного, Брянского и Центрального фронтов, а в разгроме белгородско-харьковской вражеской группировки — войска Воронежского и Степного фронтов и 57-й армии Юго-Западного фронта.
Курская битва по своим масштабам превосходила битвы под Москвой и Сталинградом. К началу контрнаступления под Москвой в боевых войсках с обеих сторон насчитывалось полтора миллиона человек, на Волге — два миллиона, на Курской же дуге — около четырех миллионов. Эта битва до основания потрясла фашистскую Германию и ее сателлитов.
Фальсификаторы истории, тщетно стремясь умалить значение нашей победы под Курском, Орлом, Белгородом и Харьковом, пытаются представить Курскую битву как заурядную операцию, ничем якобы не выделяющуюся среди других. Вот хотя бы объемистый фолиант — 600 страниц убористого текста — «Решающие битвы второй мировой войны», составленный весьма известными западногерманскими историками Г.-Л. Якобсоном и Ю. Ровером. Здесь описаны двенадцать битв и сражений минувшей войны, но Курская битва даже не упомянута, хотя подробнейшим образом разбираются такие малозначительные события, как захват немцами острова Крит в мае 1941 года, бои американцев с японцами за тихоокеанские острова Мидуэй и Лейте в 1942 и 1944 годах, а также бои в Арденнах в 1944–1945 годах.
Особенно настойчиво буржуазные историографы проводят параллели между Курской битвой и высадкой англо-американских войск на острове Сицилия, причем, как уже говорилось, с боями на Сицилии связывается прекращение действий по плану операции «Цитадель». В действительности боевые действия англо-американских войск в Италии никак не повлияли на ход вооруженной борьбы на главном театре второй мировой войны — советско-германском фронте.
Вот что пишет об этом в своей «Истории второй мировой войны» генерал Курт Типпельскирх: «Обороной Сицилии руководил командующий 6-й итальянской армией генерал Гуцони. Он располагал четырьмя дивизиями этой армии, из которых лишь одна была моторизованной, и шестью дивизиями береговой обороны, кроме того, в его распоряжение были переданы две дивизии — 15-я гренадерская моторизованная и дивизия «Герман Геринг». Итальянские дивизии береговой обороны обороняли очень протяженные участки побережья — более 100 километров каждая. Они были стационарными и имели лишь легкое оружие, их способность к сопротивлению была чрезвычайно низка…
Несколько лучшей оценки заслуживают три итальянские пехотные дивизии. Самой боеспособной была единственная моторизованная дивизия «Ливорно». Дивизия «Герман Геринг» имела в своем составе лишь два пехотных батальона… 15-я гренадерская моторизованная дивизия не располагала достаточным количеством автотранспортных средств». [74]
Факты свидетельствуют о том, что именно контрнаступление под Курском, а затем общее стратегическое наступление Красной Армии лишили немецко-фашистское командование возможности активно вмешиваться в события, происходившие в Италии. Героическая борьба советского народа решающим образом облегчила англо-американским войскам проведение операции в Сицилии и в материковой Италии, а отнюдь не наоборот, как о том твердят фальсификаторы истории.
Курская битва по своему ожесточению и упорству не имеет себе равных. Именно в ходе ее летом 1943 года был сломлен хребет фашистской армии, она окончательно утратила стратегическую инициативу, а в результате последующего успешного наступления Красной Армии к концу года был завершен коренной перелом в ходе второй мировой войны.
Американский журналист и историк Г. Солсбери, которого никак нельзя заподозрить в симпатиях к Советской Армии, признавал: «Это была, пожалуй, самая большая битва второй мировой войны и уж наверняка крупнейшее танковое сражение. С обеих сторон участвовало более шести тысяч танков. Поражение немцев было столь страшным, что они больше не могли вернуть стратегической инициативы на Восточном фронте… Результаты были уничтожающими. Немцы покатились назад с огромными потерями. Через несколько дней стало ясно, что им был нанесен удар такой страшной силы, что они уже никогда не смогут полностью прийти в себя». [75]
Вермахт понес на Курской дуге колоссальные потери. Было разгромлено 30 гитлеровских дивизий, в том числе 7 танковых. Даже по преуменьшенным данным немецко-фашистского командования, потери составили около полумиллиона солдат и офицеров, более 3,7 тысячи самолетов, 1,5 тысячи танков, 3 тысячи орудий. Восполнить этот урон фашистская Германия уже не смогла. Особенно тяжелый удар был нанесен по оснащенным новой боевой техпикой танковым войскам, на которые гитлеровское командование возлагало большие надежды. Соотношение сил и средств еще больше изменилось в пользу Красной Армии. Германия уже не смогла оправиться от этого поражения.
Попытка врага вырвать стратегическую инициативу и изменить ход войны полностью провалилась. Окончательное крушение потерпела наступательная стратегия вермахта. На всех фронтах второй мировой войны вооруженные силы Германии и ее союзников были вынуждены перейти к обороне. Мощью советского оружия фашистская Германия была поставлена перед катастрофой.
6 августа 1943 года президент США Рузвельт в специальном послании главе Советского правительства И. В. Сталину писал: «В течение месяца гигантских боев ваши Вооруженные Силы своим мастерством, мужеством, своей самоотверженностью и своим упорством не только остановили давно замышлявшееся германское наступление, но и начали успешное контрнаступление, имеющее далеко идущие последствия… Советский Союз может справедливо гордиться своими героическими победами». [76]
Битва на Курской дуге была важнейшим звеном летне-осенней кампании 1943 года и оказала решающее влияние на ее ход и результаты. Уже в ходе ее контрнаступление советских войск переросло в общее стратегическое наступление. До середины августа начали наступательные действия восемь фронтов. Вскоре мощные удары Красной Армии сокрушили весь немецкий фронт от Великих Лук до Черного моря.
Авторитет Советского Союза как решающей силы в борьбе с фашизмом еще более возрос. Народы всего мира видели, что социалистическая держава и ее армия несут им освобождение от фашистского порабощения. Победа на Курской дуге имела и огромное международное значение. Она ускорила развитие кризиса фашистского блока и начало его распада, укрепила надежду народов оккупированных гитлеровцами стран на освобождение, активизировала их борьбу против поработителей. Антифашистская и антивоенная борьба активизировалась также в Германии и других странах гитлеровского блока.
Истоки исторической победы, одержанной советским народом в самой напряженной и ожесточенной битве Великой Отечественной войны, — в превосходстве советского общественного и государственного строя, в мощи и жизнеспособности социалистической экономики, в самоотверженном труде советского народа, в титанической деятельности Коммунистической партии, в беззаветном героизме и воинском мастерстве Советских Вооруженных Сил.
Мы победили на древних орловских, курских, белгородских и харьковских просторах потому, что вместе с армией на защиту Родины поднялся весь советский народ. Социалистическая экономика, советский политический строй, марксистско-ленинская идеология продемонстрировали свое неоспоримое превосходство над экономикой, политикой и идеологией фашистской Германии.
Мы победили потому, что воины нашей доблестной Красной Армии были беззаветно преданы социалистической Родине, потому что армия располагала первоклассным вооружением. В ее рядах к тому времени выросли замечательные полководцы, опытыые командиры, политические и штабные работники, способные с большим искусством организовать разгром вражеских войск. Мы победили потому, что на Курской дуге плечом к плечу сражались представители всех народов нашей многонациональной Родины, сумевшие нанести по врагу такой сокрушительный и решающий удар, от которого он уже не смог прийти в себя. Курская битва еще раз показала всему миру, что страна, руководимая партией коммунистов, непобедима.
Глава пятая. Командую фронтом
Так закончилось это грандиозное сражение.
Курскую битву следует рассматривать как единый комплекс крупных стратегических операций, взаимосвязанных общими планами, замыслом и целями. Наиболее значительны три из них: Курская оборонительная, Орловская и Белгородско-Харьковская наступательные операции наших войск.
Говоря о Курской битве, нельзя не отметить абсолютную правильность утвердившегося у нас мнения, что решающую роль в разработке замысла и плана этой битвы сыграли высшие органы стратегического руководства, а не подчиненные им фронтовые командные инстанции.
Четкое определение общего замысла Курской битвы, тщательное планирование и всесторонняя подготовка всех ее операций, а также блестящее руководство боевыми действиями наших Вооруженных Сил — прежде всего результат огромной организаторской работы Центрального Комитета партии. Советского правительства, нашего высшего командования. Это был подлинный триумф советского военного искусства. Вызывает восхищение своевременно принятое мудрое решение о переходе наших войск на первом этапе летне-осенней кампании 1943 года к преднамеренной обороне Курской дуги. Это позволило войскам Центрального и Воронежского фронтов в оборонительных сражениях измотать и обескровить ударные группировки немцев, богато оснащенные танками, штурмовыми орудиями новых образцов, значительными силами авиации, и помогло войскам шести советских фронтов (Западного, Брянского, Центрального, Воронежского, Степного и Юго-Западного) с переходом в общее наступление на втором этапе битвы полностью завершить разгром вражеских соединений, участвовавших в операции «Цитадель».
Я вполне согласен с теми нашими историками, которые считают важнейшими преимуществами подготовки Советским Верховным Главнокомандованием летне-осенней кампании 1943 года следующие. Прежде всего, это нанесение ударов на гораздо более широком фронте, чем тот, на котором готовилось наступление вермахта. Исключительно важно, что были заблаговременно подготовлены мощные резервы, включая Степной фронт, позволившие создать к началу лета 1943 года на всем советско-германском фронте превосходство в силах. Успех обеспечивался и тем, что командование Красной Армии избрало наиболее целесообразный способ ведения боевых действий, полностью отвечавший сложившейся обстановке. И наконец, это отличная работа советской разведки, сумевшей вскрыть замыслы гитлеровского командования, получить данные о группировке и развертывании германских вооруженных сил и о плане операции «Цитадель».
Говоря о нашей великой победе под Курском в целом, следует отметить, что на первом этапе битвы оборонительную операцию блестяще подготовили и провели войска Центрального и Воронежского фронтов при содействии части сил Степного фронта. На втором же ее этапе, когда началось наше общее контрнаступление, важнейшую роль в разгроме орловской группировки противника, безусловно, сыграли войска левого крыла Западного, Брянского и Центрального фронтов, а в разгроме белгородско-харьковской вражеской группировки — войска Воронежского и Степного фронтов и 57-й армии Юго-Западного фронта.
Курская битва по своим масштабам превосходила битвы под Москвой и Сталинградом. К началу контрнаступления под Москвой в боевых войсках с обеих сторон насчитывалось полтора миллиона человек, на Волге — два миллиона, на Курской же дуге — около четырех миллионов. Эта битва до основания потрясла фашистскую Германию и ее сателлитов.
Фальсификаторы истории, тщетно стремясь умалить значение нашей победы под Курском, Орлом, Белгородом и Харьковом, пытаются представить Курскую битву как заурядную операцию, ничем якобы не выделяющуюся среди других. Вот хотя бы объемистый фолиант — 600 страниц убористого текста — «Решающие битвы второй мировой войны», составленный весьма известными западногерманскими историками Г.-Л. Якобсоном и Ю. Ровером. Здесь описаны двенадцать битв и сражений минувшей войны, но Курская битва даже не упомянута, хотя подробнейшим образом разбираются такие малозначительные события, как захват немцами острова Крит в мае 1941 года, бои американцев с японцами за тихоокеанские острова Мидуэй и Лейте в 1942 и 1944 годах, а также бои в Арденнах в 1944–1945 годах.
Особенно настойчиво буржуазные историографы проводят параллели между Курской битвой и высадкой англо-американских войск на острове Сицилия, причем, как уже говорилось, с боями на Сицилии связывается прекращение действий по плану операции «Цитадель». В действительности боевые действия англо-американских войск в Италии никак не повлияли на ход вооруженной борьбы на главном театре второй мировой войны — советско-германском фронте.
Вот что пишет об этом в своей «Истории второй мировой войны» генерал Курт Типпельскирх: «Обороной Сицилии руководил командующий 6-й итальянской армией генерал Гуцони. Он располагал четырьмя дивизиями этой армии, из которых лишь одна была моторизованной, и шестью дивизиями береговой обороны, кроме того, в его распоряжение были переданы две дивизии — 15-я гренадерская моторизованная и дивизия «Герман Геринг». Итальянские дивизии береговой обороны обороняли очень протяженные участки побережья — более 100 километров каждая. Они были стационарными и имели лишь легкое оружие, их способность к сопротивлению была чрезвычайно низка…
Несколько лучшей оценки заслуживают три итальянские пехотные дивизии. Самой боеспособной была единственная моторизованная дивизия «Ливорно». Дивизия «Герман Геринг» имела в своем составе лишь два пехотных батальона… 15-я гренадерская моторизованная дивизия не располагала достаточным количеством автотранспортных средств». [74]
Факты свидетельствуют о том, что именно контрнаступление под Курском, а затем общее стратегическое наступление Красной Армии лишили немецко-фашистское командование возможности активно вмешиваться в события, происходившие в Италии. Героическая борьба советского народа решающим образом облегчила англо-американским войскам проведение операции в Сицилии и в материковой Италии, а отнюдь не наоборот, как о том твердят фальсификаторы истории.
Курская битва по своему ожесточению и упорству не имеет себе равных. Именно в ходе ее летом 1943 года был сломлен хребет фашистской армии, она окончательно утратила стратегическую инициативу, а в результате последующего успешного наступления Красной Армии к концу года был завершен коренной перелом в ходе второй мировой войны.
Американский журналист и историк Г. Солсбери, которого никак нельзя заподозрить в симпатиях к Советской Армии, признавал: «Это была, пожалуй, самая большая битва второй мировой войны и уж наверняка крупнейшее танковое сражение. С обеих сторон участвовало более шести тысяч танков. Поражение немцев было столь страшным, что они больше не могли вернуть стратегической инициативы на Восточном фронте… Результаты были уничтожающими. Немцы покатились назад с огромными потерями. Через несколько дней стало ясно, что им был нанесен удар такой страшной силы, что они уже никогда не смогут полностью прийти в себя». [75]
Вермахт понес на Курской дуге колоссальные потери. Было разгромлено 30 гитлеровских дивизий, в том числе 7 танковых. Даже по преуменьшенным данным немецко-фашистского командования, потери составили около полумиллиона солдат и офицеров, более 3,7 тысячи самолетов, 1,5 тысячи танков, 3 тысячи орудий. Восполнить этот урон фашистская Германия уже не смогла. Особенно тяжелый удар был нанесен по оснащенным новой боевой техпикой танковым войскам, на которые гитлеровское командование возлагало большие надежды. Соотношение сил и средств еще больше изменилось в пользу Красной Армии. Германия уже не смогла оправиться от этого поражения.
Попытка врага вырвать стратегическую инициативу и изменить ход войны полностью провалилась. Окончательное крушение потерпела наступательная стратегия вермахта. На всех фронтах второй мировой войны вооруженные силы Германии и ее союзников были вынуждены перейти к обороне. Мощью советского оружия фашистская Германия была поставлена перед катастрофой.
6 августа 1943 года президент США Рузвельт в специальном послании главе Советского правительства И. В. Сталину писал: «В течение месяца гигантских боев ваши Вооруженные Силы своим мастерством, мужеством, своей самоотверженностью и своим упорством не только остановили давно замышлявшееся германское наступление, но и начали успешное контрнаступление, имеющее далеко идущие последствия… Советский Союз может справедливо гордиться своими героическими победами». [76]
Битва на Курской дуге была важнейшим звеном летне-осенней кампании 1943 года и оказала решающее влияние на ее ход и результаты. Уже в ходе ее контрнаступление советских войск переросло в общее стратегическое наступление. До середины августа начали наступательные действия восемь фронтов. Вскоре мощные удары Красной Армии сокрушили весь немецкий фронт от Великих Лук до Черного моря.
Авторитет Советского Союза как решающей силы в борьбе с фашизмом еще более возрос. Народы всего мира видели, что социалистическая держава и ее армия несут им освобождение от фашистского порабощения. Победа на Курской дуге имела и огромное международное значение. Она ускорила развитие кризиса фашистского блока и начало его распада, укрепила надежду народов оккупированных гитлеровцами стран на освобождение, активизировала их борьбу против поработителей. Антифашистская и антивоенная борьба активизировалась также в Германии и других странах гитлеровского блока.
Истоки исторической победы, одержанной советским народом в самой напряженной и ожесточенной битве Великой Отечественной войны, — в превосходстве советского общественного и государственного строя, в мощи и жизнеспособности социалистической экономики, в самоотверженном труде советского народа, в титанической деятельности Коммунистической партии, в беззаветном героизме и воинском мастерстве Советских Вооруженных Сил.
Мы победили на древних орловских, курских, белгородских и харьковских просторах потому, что вместе с армией на защиту Родины поднялся весь советский народ. Социалистическая экономика, советский политический строй, марксистско-ленинская идеология продемонстрировали свое неоспоримое превосходство над экономикой, политикой и идеологией фашистской Германии.
Мы победили потому, что воины нашей доблестной Красной Армии были беззаветно преданы социалистической Родине, потому что армия располагала первоклассным вооружением. В ее рядах к тому времени выросли замечательные полководцы, опытыые командиры, политические и штабные работники, способные с большим искусством организовать разгром вражеских войск. Мы победили потому, что на Курской дуге плечом к плечу сражались представители всех народов нашей многонациональной Родины, сумевшие нанести по врагу такой сокрушительный и решающий удар, от которого он уже не смог прийти в себя. Курская битва еще раз показала всему миру, что страна, руководимая партией коммунистов, непобедима.
Глава пятая. Командую фронтом
К началу октября 1943 года обстановка на советско-германском фронте сложилась в целом благоприятно для Красной Армии. Войска Калининского и Западного фронтов достигли подступов к Витебску, Орше и Могилеву. Центральный, Воронежский и Степной фронты вышли к среднему течению Днепра и повсеместно форсировали его, имея задачу продолжать освобождение Украины и юга Белоруссии. К этому же времени войска нашего Брянского фронта, разгромив крупную группировку врага, продвинулись на 250 километров, выйдя к верхнему течению Днепра к северу от Гомеля.
1 октября поступила директива Ставки о расформировании Брянского фронта и создании Прибалтийского. Руководство его осталось прежним, а войска, за небольшим исключением, вливались новые. Нашей же армии предстояла передислокация. Она включалась в состав Прибалтийского фронта, который развертывался южнее Великих Лук, имея справа Северо-Западный, а слева Калининский фронты. Это организационное мероприятие осуществлялось Ставкой для того, чтобы силами названных фронтов во взаимодействии с Волховским и Ленинградским нанести поражение вражеской группе армий «Север» и очистить часть Белоруссии, Псковщину, Эстонию и Латвию.
Передислокация 11-й гвардейской в новый район прошла организованно, и к середине октября она расположилась восточное железнодорожной линии Великие Луки — Невель.
Когда все вопросы, связанные с переброской войск, были решены, наступил и мой черед ехать туда. Отправились мы в дорогу с несколькими офицерами штаба на автомашинах.
Путь наш лежал через Карачев, Орел, Тулу и Москву. Стоит ли говорить, как сильно мне хотелось побывать в столице — и по делам, и чтобы повидаться с семьей.
Чем ближе подъезжали мы к Москве, тем сильнее охватывало нас волнение. Невольно вспоминались огромные испытания и лишения, выпавшие на долю москвичей, их мужество и самоотверженность в дни битвы за родной город. Но вот мы миновали Октябрьскую площадь, проехали по Большой Якиманке, ныне улице Димитрова, и оказались у многоэтажного, внушительной архитектуры дома на набережной Москвы-реки. Здесь жила моя семья. Встреча с женой, дочерью и свояченицей доставила мне огромную радость. Не обошлось, конечно, у женщин это долгожданное свидание без слез.
За два дня пребывания в Москве мне удалось кое-что получить из вооружения, средств связи и автотранспорта для армии. Очень теплой и дружеской была моя встреча с руководителями Свердловского района — нашими неизменными шефами. Хорошо помню, что я был приглашен на вечер, где представители трудящихся района подводили итоги предоктябрьского социалистического соревнования. Меня попросили рассказать о Курской битве и вручить переходящее Красное знамя Военного совета нашей армии заводу — победителю в социалистическом соревновании. Вечер этот прошел очень тепло и интересно.
Ранним утром после нелегкого прощания с семьей я вновь пустился в путь. Дорога от Москвы до Великих Лук была трудной. До Торжка мы ехали по Ленинградскому шоссе, а затем свернули на запад и пробирались по дорогам, проложенным в заболоченных лесах. Лишь на следующий день мы добрались до деревни Крупошево, недалеко от которой, на берегу озера Псово, расположился штаб армии. Генералы Иванов и Куликов ознакомили меня с итогами перегруппировки армии и расположением ее соединений.
На следующий день мы с членом Военного совета побывали на КП фронта, где генералы М. М. Попов и Л. 3. Мехлис, выслушав мой доклад о группировке и состоянии войск армии, подробно ознакомили нас с обстановкой в полосе действий фронта. Маркиан Михайлович, в частности, сообщил, что в состав нового фронта, который с 1 по 20 октября назывался Прибалтийским, а потом стал именоваться 2-м Прибалтийским, кроме нашей армии вошли 22, 20, 6-я гвардейская, 3-я ударная, а вскоре войдет и 10-я гвардейская. [77]Действовали эти войска в полосе от озера Ильмень до Невеля. Фронту противостояли войска 16-й армии противника. Особое беспокойство у командующего вызывало положение 3-й ударной армии генерала К. Н. Галицкого и левого крыла 6-й гвардейской армии генерала И. М. Чистякова, занимавших оборону в северной части так называемого Невельского мешка.
Оценивая сложившуюся обстановку, генерал М. М. Попов сказал, что гитлеровское командование, как видно, не только будет упорно удерживать выгодные для него рубежи на подступах к Невелю, но обязательно попытается встречными ударами перехватить горловину и уничтожить наши войска, выдвинувшиеся сюда. После обмена мнениями о возможных контрмерах Маркиан Михайлович, обращаясь ко мне, сказал:
— Чтобы разрядить обстановку в районе Невеля, вам, Иван Христофорович, надо продумать вопрос об организации сильного удара на Новосокольники, чтобы во взаимодействии с шестой гвардейской и третьей ударной разгромить нависающую с севера над Невелем группировку противника.
Это решение я счел вполне целесообразным.
Во время этой беседы М. М. Попов, рассказывая о своей поездке в 3-ю ударную армию, не поскупился на похвалы ее командующему генерал-лейтенанту К. Н. Галицкому, являвшемуся, по его словам, стойким, мужественным и всесторонне эрудированным военачальником.
На следующий же день в наш штаб поступил приказ о выдвижении армии к линии фронта для прочной обороны полосы от села Островки до озера Большой Иван и о подготовке удара на Новосокольники. Началась будничная фронтовая работа по подготовке к боям на новом направлении.
В последних числах октября на 2-й Прибалтийский приехал начальник Тыла Красной Армии генерал А. В. Хрулев, чтобы помочь в становлении тыла нового фронта. Андрея Васильевича сопровождала группа опытных генералов и офицеров центральных управления. Вместе с ними, в частности, был помощник члена Государственного Комитета по вопросам интендантского снабжения Михаил Сергеевич Смиртюков. [78]
По согласованию с А. В. Хрулевым поочередно вызывались в штаб фронта все командующие армиями для доклада о самых существенных нуждах подчиненных им войск.
Заблаговременно подготовив все необходимые документы, мы с генералами Куликовым и Лазаревичем в назначенный день прибыли в штаб фронта. Андрей Васильевич внимательно выслушал нас. Он свободно ориентировался во всех многочисленных и сложных проблемах тылового обеспечения, точно знал, чем центр реально мог помочь войскам, быстро схватывал сущность запросов и тут же принимал по ним конкретные решения. Почти все наши просьбы он обещал удовлетворить, причем особую щедрость проявил в экипировке офицерского состава. Но прошло и недели после отъезда А. В. Хрулева, как мы начала получать все, обещанное им.
Результатом работы начальника Тыла Красной Армии и сопровождавшей его группы генералов и офицеров было значительное улучшение всех видов снабжения войск, укрепление фронтового армейского и войскового тылов. Все мы, от командующего фронтом до рядового воина, всегда добром вспоминали эту большую помощь, понимая, что она обеспечена усилиями тружеников городов и деревень.
В разгар подготовки армии к наступлению я был вызван на КП фронта. Помню, что, прибыв туда во второй половине дня 16 ноября, я был немедленно принят М. М. Поповым и Л. 3. Мехлисом. Выслушав мой доклад о выходе армии в район сосредоточения, Маркиан Михайлович сообщил, что Верховный Главнокомандующий срочно вызывает меня в Москву. Я не удержался и спросил о цели этого вызова, но в ответ мне не было сказано ничего определенного. Как видно, фронтовое начальство тоже было не в курсе дела.
Из-за плохой погоды ехать пришлось по железной дороге, в служебном вагоне Военного совета фронта. На следующий день я прибыл в столицу, так толком и не зная, что меня ожидает. Встретивший меня на вокзале генерал сказал, что вначале со мной побеседуют в Генеральном штабе. Заехав ненадолго к семье, я отправился в Генштаб, где сразу был принят генералом А. И. Антоновым. Тепло поздоровавшись и усадив меня у стола с развернутой картой, Алексей Иннокентьевич сказал, что получил указание проинформировать меня о планах боевых действий в Белоруссии, после чего сообщил, что в начале октября до исполнителей был доведен план наступления силами трех фронтов. При этом войска Калининского (в дальнейшем — 1-го Прибалтийского) фронта должны были, наступая на Витебск, охватить белорусскую группировку врага с севера. В центре — на Оршу и Могилев — наносили удар войска Западного фронта, а с юга — на Гомель и Бобруйск — войска правого крыла Центрального (в дальнейшем — Белорусского) фронта.
Успех этих ударов мог бы привести к далеко идущим последствиям, вплоть до выхода в Прибалтику, к границам Восточной Пруссии и Польши. Но к сожалению, ощутимых результатов добились лишь войска Белорусского фронта генерала К. К. Рокоссовского, действовавшие на гомельско-речицком направлении. В центре наступление сразу же застопорилось, так как враг оказал яростное сопротивление. На северном крыле 1-й Прибалтийский достиг лишь частичного успеха. Был освобожден Невель, но дальнейшее продвижение остановили подошедшие крупные резервы врага…
— Видите, Иван Христофорович, что получается? — после паузы продолжал Антонов, водя указкой по карте. — На юге белорусская группировка врага охвачена нашими войсками, а на севере, у Невеля, мы застряли на полпути к Витебску. Крайне необходимо и здесь добиться перелома.
Поняв, что информация закончена, я спросил, какая роль в Белорусской операции отводится мне.
— Об этом вы услышите, видимо, из уст самого Верховного, — уклончиво ответил Алексей Иннокентьевич. — К нему мы отправимся вечером вместе, захватив и Сергея Матвеевича Штеменко…
И. В. Сталин был в хорошем расположении духа, и беседа наша носила почти непринужденный характер. Осведомившись о том, ознакомили ли меня с планами Ставки на белорусском направлении. Верховный заговорил о весьма положительной для нас общей ситуации на советско-германском фронте. При этом он сразу же отметил, что есть направления, где дела обстоят неважно. К числу таковых он отнес 1-й Прибалтийский фронт, две армии которого после успеха под Невелем оказались в мешке с крайне узкой горловиной.
— По неясным для меня причинам, — продолжал Сталин, — войска Первого Прибалтийского не могут добиться перелома в обстановке и развития ранее достигнутого успеха в направлении Городка и Витебска. А там мы можем изолировать две оперативно-стратегические группировки врага — северную и центральную, открыть себе ворота в Прибалтику и создать выгодные условия для освобождения всей Белоруссии. В Ставке обсуждался вопрос о смене командующего Первым Прибалтийским фронтом. Принято решение назначить вас на этот ответственный пост. — Говоря это, Верховный внимательно и, кажется, доброжелательно смотрел на меня, а затем спросил: — Как вы к этому относитесь, товарищ Баграмян?
Я ответил, что считаю такое назначение большой честью для себя и приложу все силы, чтобы оправдать доверие партии.
Слегка кивнув, И. В. Сталин продолжал:
— Успешно проведенная вами операция в районе Орла и Брянска убеждает в том, что новый пост будет вам по плечу.
Я поблагодарил Верховного Главнокомандующего за столь высокую оценку боевых действий 11-й гвардейской армии.
— Мы решили передать одиннадцатую гвардейскую армию в состав войск Первого Прибалтийского фронта и возложить на вас задачу разгромить городокскую группировку войск противника и в последующем овладеть Витебском.
Я заверил И. В. Сталина, что приложу все свои силы для выполнения поставленной задачи.
— Но дело в том, что генерал Попов, — добавил я, — изъял из одиннадцатой гвардейской первый танковый корпус генерала Буткова и восемнадцатую гвардейскую стрелковую дивизию генерала Завадовского.
— Что касается танкового корпуса, то я вас вполне понимаю, и мы поправим товарища Попова, — ответил Сталин, — а о дивизии не стоит и говорить. Ведь в ней сейчас наверняка не больше половины штатной численности…
Я все же продолжал просить Верховного Главнокомандующего возвратить 18-ю гвардейскую, подчеркнув, что она в составе армии сражается давно и что речь идет о заслуженной дивизии, на которую равнялись воины других соединений, а в заключение сказал, что мы быстро укомплектуем ее гвардейцами, возвращающимися из армейских госпиталей, и лучшими воинами из числа вновь призываемого контингента.
— Слышите, как дерется новый командующий фронтом за каждую дивизию и за гвардейские традиции! Это, по-моему, похвально, — сказал Сталин, обращаясь к присутствующим.
Тут же он приказал соединить его с М. М. Поповым и потребовал вернуть в 11-ю гвардейскую армию 1-й танковый корпус и 18-ю гвардейскую дивизию.
— Есть ли у вас пожелание, — обратился ко мне Сталин, — относительно кандидатуры на должность командарма одиннадцатой гвардейской? Мы здесь, в центре, подумали и пришли к выводу, что неплохо было бы на эту армию назначить опытного командующего — Героя Советского Союза генерал-полковника Чибисова. Как вы смотрите на это назначение?
Предложение кандидатуры Н. Е. Чибисова было для меня несколько неожиданным, и я не торопился с ответом, чтобы лучше его обдумать.
— Что же вы не отвечаете? — спросил Сталин. — Или имеете что-либо против Чибисова?
Собравшись с мыслями, я ответил, что если вопрос еще не решен окончательно, то я порекомендовал бы другую кандидатуру. Чибисов, безусловно, опытный командующий. Однако надо иметь в виду, что, когда он после финской кампании стал генерал-лейтенантом, я был всего-навсего полковником. Чибисов об этом, конечно, знает, и это в какой-то мере может усложнить наши взаимоотношения.
— А у вас есть кто-нибудь на примете? — спросил Сталин, не теряя благодушного тона.
— Я предлагаю генерала Галицкого, нынешнего командарма третьей ударной.
1 октября поступила директива Ставки о расформировании Брянского фронта и создании Прибалтийского. Руководство его осталось прежним, а войска, за небольшим исключением, вливались новые. Нашей же армии предстояла передислокация. Она включалась в состав Прибалтийского фронта, который развертывался южнее Великих Лук, имея справа Северо-Западный, а слева Калининский фронты. Это организационное мероприятие осуществлялось Ставкой для того, чтобы силами названных фронтов во взаимодействии с Волховским и Ленинградским нанести поражение вражеской группе армий «Север» и очистить часть Белоруссии, Псковщину, Эстонию и Латвию.
Передислокация 11-й гвардейской в новый район прошла организованно, и к середине октября она расположилась восточное железнодорожной линии Великие Луки — Невель.
Когда все вопросы, связанные с переброской войск, были решены, наступил и мой черед ехать туда. Отправились мы в дорогу с несколькими офицерами штаба на автомашинах.
Путь наш лежал через Карачев, Орел, Тулу и Москву. Стоит ли говорить, как сильно мне хотелось побывать в столице — и по делам, и чтобы повидаться с семьей.
Чем ближе подъезжали мы к Москве, тем сильнее охватывало нас волнение. Невольно вспоминались огромные испытания и лишения, выпавшие на долю москвичей, их мужество и самоотверженность в дни битвы за родной город. Но вот мы миновали Октябрьскую площадь, проехали по Большой Якиманке, ныне улице Димитрова, и оказались у многоэтажного, внушительной архитектуры дома на набережной Москвы-реки. Здесь жила моя семья. Встреча с женой, дочерью и свояченицей доставила мне огромную радость. Не обошлось, конечно, у женщин это долгожданное свидание без слез.
За два дня пребывания в Москве мне удалось кое-что получить из вооружения, средств связи и автотранспорта для армии. Очень теплой и дружеской была моя встреча с руководителями Свердловского района — нашими неизменными шефами. Хорошо помню, что я был приглашен на вечер, где представители трудящихся района подводили итоги предоктябрьского социалистического соревнования. Меня попросили рассказать о Курской битве и вручить переходящее Красное знамя Военного совета нашей армии заводу — победителю в социалистическом соревновании. Вечер этот прошел очень тепло и интересно.
Ранним утром после нелегкого прощания с семьей я вновь пустился в путь. Дорога от Москвы до Великих Лук была трудной. До Торжка мы ехали по Ленинградскому шоссе, а затем свернули на запад и пробирались по дорогам, проложенным в заболоченных лесах. Лишь на следующий день мы добрались до деревни Крупошево, недалеко от которой, на берегу озера Псово, расположился штаб армии. Генералы Иванов и Куликов ознакомили меня с итогами перегруппировки армии и расположением ее соединений.
На следующий день мы с членом Военного совета побывали на КП фронта, где генералы М. М. Попов и Л. 3. Мехлис, выслушав мой доклад о группировке и состоянии войск армии, подробно ознакомили нас с обстановкой в полосе действий фронта. Маркиан Михайлович, в частности, сообщил, что в состав нового фронта, который с 1 по 20 октября назывался Прибалтийским, а потом стал именоваться 2-м Прибалтийским, кроме нашей армии вошли 22, 20, 6-я гвардейская, 3-я ударная, а вскоре войдет и 10-я гвардейская. [77]Действовали эти войска в полосе от озера Ильмень до Невеля. Фронту противостояли войска 16-й армии противника. Особое беспокойство у командующего вызывало положение 3-й ударной армии генерала К. Н. Галицкого и левого крыла 6-й гвардейской армии генерала И. М. Чистякова, занимавших оборону в северной части так называемого Невельского мешка.
Оценивая сложившуюся обстановку, генерал М. М. Попов сказал, что гитлеровское командование, как видно, не только будет упорно удерживать выгодные для него рубежи на подступах к Невелю, но обязательно попытается встречными ударами перехватить горловину и уничтожить наши войска, выдвинувшиеся сюда. После обмена мнениями о возможных контрмерах Маркиан Михайлович, обращаясь ко мне, сказал:
— Чтобы разрядить обстановку в районе Невеля, вам, Иван Христофорович, надо продумать вопрос об организации сильного удара на Новосокольники, чтобы во взаимодействии с шестой гвардейской и третьей ударной разгромить нависающую с севера над Невелем группировку противника.
Это решение я счел вполне целесообразным.
Во время этой беседы М. М. Попов, рассказывая о своей поездке в 3-ю ударную армию, не поскупился на похвалы ее командующему генерал-лейтенанту К. Н. Галицкому, являвшемуся, по его словам, стойким, мужественным и всесторонне эрудированным военачальником.
На следующий же день в наш штаб поступил приказ о выдвижении армии к линии фронта для прочной обороны полосы от села Островки до озера Большой Иван и о подготовке удара на Новосокольники. Началась будничная фронтовая работа по подготовке к боям на новом направлении.
В последних числах октября на 2-й Прибалтийский приехал начальник Тыла Красной Армии генерал А. В. Хрулев, чтобы помочь в становлении тыла нового фронта. Андрея Васильевича сопровождала группа опытных генералов и офицеров центральных управления. Вместе с ними, в частности, был помощник члена Государственного Комитета по вопросам интендантского снабжения Михаил Сергеевич Смиртюков. [78]
По согласованию с А. В. Хрулевым поочередно вызывались в штаб фронта все командующие армиями для доклада о самых существенных нуждах подчиненных им войск.
Заблаговременно подготовив все необходимые документы, мы с генералами Куликовым и Лазаревичем в назначенный день прибыли в штаб фронта. Андрей Васильевич внимательно выслушал нас. Он свободно ориентировался во всех многочисленных и сложных проблемах тылового обеспечения, точно знал, чем центр реально мог помочь войскам, быстро схватывал сущность запросов и тут же принимал по ним конкретные решения. Почти все наши просьбы он обещал удовлетворить, причем особую щедрость проявил в экипировке офицерского состава. Но прошло и недели после отъезда А. В. Хрулева, как мы начала получать все, обещанное им.
Результатом работы начальника Тыла Красной Армии и сопровождавшей его группы генералов и офицеров было значительное улучшение всех видов снабжения войск, укрепление фронтового армейского и войскового тылов. Все мы, от командующего фронтом до рядового воина, всегда добром вспоминали эту большую помощь, понимая, что она обеспечена усилиями тружеников городов и деревень.
В разгар подготовки армии к наступлению я был вызван на КП фронта. Помню, что, прибыв туда во второй половине дня 16 ноября, я был немедленно принят М. М. Поповым и Л. 3. Мехлисом. Выслушав мой доклад о выходе армии в район сосредоточения, Маркиан Михайлович сообщил, что Верховный Главнокомандующий срочно вызывает меня в Москву. Я не удержался и спросил о цели этого вызова, но в ответ мне не было сказано ничего определенного. Как видно, фронтовое начальство тоже было не в курсе дела.
Из-за плохой погоды ехать пришлось по железной дороге, в служебном вагоне Военного совета фронта. На следующий день я прибыл в столицу, так толком и не зная, что меня ожидает. Встретивший меня на вокзале генерал сказал, что вначале со мной побеседуют в Генеральном штабе. Заехав ненадолго к семье, я отправился в Генштаб, где сразу был принят генералом А. И. Антоновым. Тепло поздоровавшись и усадив меня у стола с развернутой картой, Алексей Иннокентьевич сказал, что получил указание проинформировать меня о планах боевых действий в Белоруссии, после чего сообщил, что в начале октября до исполнителей был доведен план наступления силами трех фронтов. При этом войска Калининского (в дальнейшем — 1-го Прибалтийского) фронта должны были, наступая на Витебск, охватить белорусскую группировку врага с севера. В центре — на Оршу и Могилев — наносили удар войска Западного фронта, а с юга — на Гомель и Бобруйск — войска правого крыла Центрального (в дальнейшем — Белорусского) фронта.
Успех этих ударов мог бы привести к далеко идущим последствиям, вплоть до выхода в Прибалтику, к границам Восточной Пруссии и Польши. Но к сожалению, ощутимых результатов добились лишь войска Белорусского фронта генерала К. К. Рокоссовского, действовавшие на гомельско-речицком направлении. В центре наступление сразу же застопорилось, так как враг оказал яростное сопротивление. На северном крыле 1-й Прибалтийский достиг лишь частичного успеха. Был освобожден Невель, но дальнейшее продвижение остановили подошедшие крупные резервы врага…
— Видите, Иван Христофорович, что получается? — после паузы продолжал Антонов, водя указкой по карте. — На юге белорусская группировка врага охвачена нашими войсками, а на севере, у Невеля, мы застряли на полпути к Витебску. Крайне необходимо и здесь добиться перелома.
Поняв, что информация закончена, я спросил, какая роль в Белорусской операции отводится мне.
— Об этом вы услышите, видимо, из уст самого Верховного, — уклончиво ответил Алексей Иннокентьевич. — К нему мы отправимся вечером вместе, захватив и Сергея Матвеевича Штеменко…
И. В. Сталин был в хорошем расположении духа, и беседа наша носила почти непринужденный характер. Осведомившись о том, ознакомили ли меня с планами Ставки на белорусском направлении. Верховный заговорил о весьма положительной для нас общей ситуации на советско-германском фронте. При этом он сразу же отметил, что есть направления, где дела обстоят неважно. К числу таковых он отнес 1-й Прибалтийский фронт, две армии которого после успеха под Невелем оказались в мешке с крайне узкой горловиной.
— По неясным для меня причинам, — продолжал Сталин, — войска Первого Прибалтийского не могут добиться перелома в обстановке и развития ранее достигнутого успеха в направлении Городка и Витебска. А там мы можем изолировать две оперативно-стратегические группировки врага — северную и центральную, открыть себе ворота в Прибалтику и создать выгодные условия для освобождения всей Белоруссии. В Ставке обсуждался вопрос о смене командующего Первым Прибалтийским фронтом. Принято решение назначить вас на этот ответственный пост. — Говоря это, Верховный внимательно и, кажется, доброжелательно смотрел на меня, а затем спросил: — Как вы к этому относитесь, товарищ Баграмян?
Я ответил, что считаю такое назначение большой честью для себя и приложу все силы, чтобы оправдать доверие партии.
Слегка кивнув, И. В. Сталин продолжал:
— Успешно проведенная вами операция в районе Орла и Брянска убеждает в том, что новый пост будет вам по плечу.
Я поблагодарил Верховного Главнокомандующего за столь высокую оценку боевых действий 11-й гвардейской армии.
— Мы решили передать одиннадцатую гвардейскую армию в состав войск Первого Прибалтийского фронта и возложить на вас задачу разгромить городокскую группировку войск противника и в последующем овладеть Витебском.
Я заверил И. В. Сталина, что приложу все свои силы для выполнения поставленной задачи.
— Но дело в том, что генерал Попов, — добавил я, — изъял из одиннадцатой гвардейской первый танковый корпус генерала Буткова и восемнадцатую гвардейскую стрелковую дивизию генерала Завадовского.
— Что касается танкового корпуса, то я вас вполне понимаю, и мы поправим товарища Попова, — ответил Сталин, — а о дивизии не стоит и говорить. Ведь в ней сейчас наверняка не больше половины штатной численности…
Я все же продолжал просить Верховного Главнокомандующего возвратить 18-ю гвардейскую, подчеркнув, что она в составе армии сражается давно и что речь идет о заслуженной дивизии, на которую равнялись воины других соединений, а в заключение сказал, что мы быстро укомплектуем ее гвардейцами, возвращающимися из армейских госпиталей, и лучшими воинами из числа вновь призываемого контингента.
— Слышите, как дерется новый командующий фронтом за каждую дивизию и за гвардейские традиции! Это, по-моему, похвально, — сказал Сталин, обращаясь к присутствующим.
Тут же он приказал соединить его с М. М. Поповым и потребовал вернуть в 11-ю гвардейскую армию 1-й танковый корпус и 18-ю гвардейскую дивизию.
— Есть ли у вас пожелание, — обратился ко мне Сталин, — относительно кандидатуры на должность командарма одиннадцатой гвардейской? Мы здесь, в центре, подумали и пришли к выводу, что неплохо было бы на эту армию назначить опытного командующего — Героя Советского Союза генерал-полковника Чибисова. Как вы смотрите на это назначение?
Предложение кандидатуры Н. Е. Чибисова было для меня несколько неожиданным, и я не торопился с ответом, чтобы лучше его обдумать.
— Что же вы не отвечаете? — спросил Сталин. — Или имеете что-либо против Чибисова?
Собравшись с мыслями, я ответил, что если вопрос еще не решен окончательно, то я порекомендовал бы другую кандидатуру. Чибисов, безусловно, опытный командующий. Однако надо иметь в виду, что, когда он после финской кампании стал генерал-лейтенантом, я был всего-навсего полковником. Чибисов об этом, конечно, знает, и это в какой-то мере может усложнить наши взаимоотношения.
— А у вас есть кто-нибудь на примете? — спросил Сталин, не теряя благодушного тона.
— Я предлагаю генерала Галицкого, нынешнего командарма третьей ударной.