Он тянется к кейсу «Америкэн туристер» и вытаскивает из него часть рукописи «Красного Октября» фунта в три весом. Сейчас он работает на «макинтоше» и сообщил издателю варианта в мягкой обложке, что у него нет времени на рекламный тур: в феврале нужно сдать следующую книгу, он переезжает в новый дом и ждет появления на свет еще одного ребенка. (Предвосхищая вопрос, который мы не собирались задавать, он говорит: «Да, если будет мальчик, мы назовем его Ред».) После всего этого он планирует еще три романа о Джеке Райане, герое «Красного Октября». Он говорит, что «только сейчас начал понимать этого парня». Поколебавшись немного, он также признает, что Райан частично списан с него самого.
При том, как Клэнси сейчас занят, можно ли предположить, что его секретарше предстоит тяжелая осень? Останется ли он в страховом бизнесе?
Он размышляет.
— Возможно. Скорее всего, да. Это семейный бизнес. И я не собираюсь его бросать. У меня больше тысячи клиентов. Многие из них — мои друзья; я их не брошу.
И добавляет:
— Именно у них я почерпнул большую часть своих историй.
Выходя из кабинета и направляясь на почту за письмами, он вспоминает постер, который видел на одной из подводных лодок. На нем изображено гигантское огненно-оранжевое облако-гриб. Внизу подпись: "Выпущено двадцать четыре ракеты. Цель уничтожена. Время пить «Миллер»… [75]"
Караул устал
Сенатор Джек Райан уставился на лежащие перед ним бумаги. Их отпечатали в правительственной типографии, что на Норт-Кэпитал-стрит, между улицами J и Н, о чем свидетельствовал характерный водяной знак в виде орла. Райану подумалось, что в нынешние времена орел этот больше смахивает на индейку. От чтения документа у Райана свело живот и ему нестерпимо захотелось курить, но протиратели штанов, изобретающие законы, запретили курение, так же как и школьные молитвенные собрания, и ему пришлось ждать, чтобы выбраться в курилку, где он обычно пускал клубы дыма прямо в лицо сенаторам женского пола. Райан ничего не имел против женщин. Его мать была женщиной, и жена тоже, но это просто безумие — позволять им служить в армии или в Сенате.
Документ представлял второстепенную поправку к первостепенной поправке, согласно которой подлежала закрытию последняя военная база в США. Она предписывала конфисковать все без исключения двести миллионов единиц огнестрельного оружия, находящихся в частой собственности граждан США, даже охотничьих ружей, с какими ходят на оленя. Райан сражался с ней шестьдесят шесть часов. Он устал. Ему вспомнился Вьетнам. Не то чтобы он сам был во Вьетнаме, но он знал многих, кто там был. Предстоит еще одна битва, и Райану понадобится каждый джоуль энергии его утомленных мускулов, чтобы эту битву выиграть.
Он прокашлялся и крикнул:
— Господин президент!
Все головы повернулись в его сторону. По залу покатился невнятный ропот. Он привык к этому. Райан был для них бельмом на глазу вот уже шесть лет, и они дождаться не могли конца его срока, когда он наконец выйдет в отставку. К переизбранию он не стремился. Он хотел стать романистом и писать героические саги о длинных стволах, способных испепелить человеческое сердце за тысячную долю секунды. А это — кому это нужно?
— Слово предоставляется джентльмену из штата Мэриленд, — произнес президент Сената, который, в соответствии с Конституцией, являлся также вице-президентом Соединенных Штатов. Это был либерал, любитель растений, в молодости покуривавший травку, но он служил во Вьетнаме, поэтому Райан ненавидел его немного меньше, чем остальных.
— Прошу обеспечить кворум, — заявил Райан. Ропот усилился.
— При всем уважении к достойному джентльмену, — начал сенатор Джо (Сталин) Байден, штат Делавэр, один из самых либеральных мужей, когда-либо заседавших в Сенате Соединенных Штатов.
Он сделал пересадку волос. Из глубоко секретных источников Агентства национальной безопасности Райан получил информацию, что во время операции Советы имплантировали в скальп Байдена микро-чип, так что теперь они контролировали практически каждый законопроект, проходящий через Юридический комитет и Комитет по международным отношениям. И не важно, что Советы приказали долго жить, а их наследники стучат по столу пустыми солдатскими кружками. Райан знал, что однажды медведь вернется.
— Возможно, стоит просто принять все, как есть? — спросил Байден.
Еще десять секунд. Если бы только Райан смог настоять на своем! Он снова поднялся во весь рост.
— Прошу объявить короткий перерыв. Ропот усилился еще больше. Что они знают о стойкости, эти людишки, которые никогда не платили сполна, никогда не писали толстых триллеров о дорогостоящих системах вооружения, что работают со стопроцентной эффективностью?
Восемь секунд… семь секунд…
Внезапно Сенат наводнили крутые парни в черной форме, в масках, вооруженные КАР-15с и М-16с с гранатометами М-203 и полуавтоматами бельгийского производства. Это было элитное армейское подразделение «Ниндзя-7», группа таких умелых, натренированных убийц, что они напугали даже Райана, а его, бог свидетель, не так-то легко напугать. Они пристрелили всех до единого либералов-слабаков в Сенате. Когда все было кончено, остались только Райан да еще небольшая горстка сенаторов.
— Иногда демократия — это бардак, — сказал Райан, откинул крышку стола, вынул полуавтомат «Хеклер энд Кох» МР-5 СВ-2 и из милосердия прошелся парой трескучих очередей по груде дергающихся тел. — Но лучшей системы нам пока не дано.
Зададим Японии трепку!
Из факса по противнику — огонь!
Круг замкнулся
Как я почти научился любить лоббистов
При том, как Клэнси сейчас занят, можно ли предположить, что его секретарше предстоит тяжелая осень? Останется ли он в страховом бизнесе?
Он размышляет.
— Возможно. Скорее всего, да. Это семейный бизнес. И я не собираюсь его бросать. У меня больше тысячи клиентов. Многие из них — мои друзья; я их не брошу.
И добавляет:
— Именно у них я почерпнул большую часть своих историй.
Выходя из кабинета и направляясь на почту за письмами, он вспоминает постер, который видел на одной из подводных лодок. На нем изображено гигантское огненно-оранжевое облако-гриб. Внизу подпись: "Выпущено двадцать четыре ракеты. Цель уничтожена. Время пить «Миллер»… [75]"
Караул устал
«Давайте представим, что в меня ударила молния и я оказался в Сенате. На шесть лет. Чем в худшем случае это мне грозит? Я отслужу положенные шесть лет и вернусь к нормальной жизни… и напишу книгу. И эта книга принесет хороший доход!»
Том Клэнси для журнала "Вашингтон пост ".
Сенатор Джек Райан уставился на лежащие перед ним бумаги. Их отпечатали в правительственной типографии, что на Норт-Кэпитал-стрит, между улицами J и Н, о чем свидетельствовал характерный водяной знак в виде орла. Райану подумалось, что в нынешние времена орел этот больше смахивает на индейку. От чтения документа у Райана свело живот и ему нестерпимо захотелось курить, но протиратели штанов, изобретающие законы, запретили курение, так же как и школьные молитвенные собрания, и ему пришлось ждать, чтобы выбраться в курилку, где он обычно пускал клубы дыма прямо в лицо сенаторам женского пола. Райан ничего не имел против женщин. Его мать была женщиной, и жена тоже, но это просто безумие — позволять им служить в армии или в Сенате.
Документ представлял второстепенную поправку к первостепенной поправке, согласно которой подлежала закрытию последняя военная база в США. Она предписывала конфисковать все без исключения двести миллионов единиц огнестрельного оружия, находящихся в частой собственности граждан США, даже охотничьих ружей, с какими ходят на оленя. Райан сражался с ней шестьдесят шесть часов. Он устал. Ему вспомнился Вьетнам. Не то чтобы он сам был во Вьетнаме, но он знал многих, кто там был. Предстоит еще одна битва, и Райану понадобится каждый джоуль энергии его утомленных мускулов, чтобы эту битву выиграть.
Он прокашлялся и крикнул:
— Господин президент!
Все головы повернулись в его сторону. По залу покатился невнятный ропот. Он привык к этому. Райан был для них бельмом на глазу вот уже шесть лет, и они дождаться не могли конца его срока, когда он наконец выйдет в отставку. К переизбранию он не стремился. Он хотел стать романистом и писать героические саги о длинных стволах, способных испепелить человеческое сердце за тысячную долю секунды. А это — кому это нужно?
— Слово предоставляется джентльмену из штата Мэриленд, — произнес президент Сената, который, в соответствии с Конституцией, являлся также вице-президентом Соединенных Штатов. Это был либерал, любитель растений, в молодости покуривавший травку, но он служил во Вьетнаме, поэтому Райан ненавидел его немного меньше, чем остальных.
— Прошу обеспечить кворум, — заявил Райан. Ропот усилился.
— При всем уважении к достойному джентльмену, — начал сенатор Джо (Сталин) Байден, штат Делавэр, один из самых либеральных мужей, когда-либо заседавших в Сенате Соединенных Штатов.
Он сделал пересадку волос. Из глубоко секретных источников Агентства национальной безопасности Райан получил информацию, что во время операции Советы имплантировали в скальп Байдена микро-чип, так что теперь они контролировали практически каждый законопроект, проходящий через Юридический комитет и Комитет по международным отношениям. И не важно, что Советы приказали долго жить, а их наследники стучат по столу пустыми солдатскими кружками. Райан знал, что однажды медведь вернется.
— Возможно, стоит просто принять все, как есть? — спросил Байден.
Еще десять секунд. Если бы только Райан смог настоять на своем! Он снова поднялся во весь рост.
— Прошу объявить короткий перерыв. Ропот усилился еще больше. Что они знают о стойкости, эти людишки, которые никогда не платили сполна, никогда не писали толстых триллеров о дорогостоящих системах вооружения, что работают со стопроцентной эффективностью?
Восемь секунд… семь секунд…
Внезапно Сенат наводнили крутые парни в черной форме, в масках, вооруженные КАР-15с и М-16с с гранатометами М-203 и полуавтоматами бельгийского производства. Это было элитное армейское подразделение «Ниндзя-7», группа таких умелых, натренированных убийц, что они напугали даже Райана, а его, бог свидетель, не так-то легко напугать. Они пристрелили всех до единого либералов-слабаков в Сенате. Когда все было кончено, остались только Райан да еще небольшая горстка сенаторов.
— Иногда демократия — это бардак, — сказал Райан, откинул крышку стола, вынул полуавтомат «Хеклер энд Кох» МР-5 СВ-2 и из милосердия прошелся парой трескучих очередей по груде дергающихся тел. — Но лучшей системы нам пока не дано.
Зададим Японии трепку!
Если память меня не подводит, Марк Твен однажды сказал об одной из книг Генри Джеймса: «Стоит вам положить ее на стол, и снова брать уже не хочется». Беря в руки «Долг чести», восьмое творение Тома Клэнси в семьсот шестьдесят шесть страниц, вы рискуете заработать грыжу. Действие начинает разворачиваться ближе к середине книги — рубеж, когда в романах большинства писателей, включая некоторых весьма многословных русских, с действием уже покончено. Но Тома Клэнси следует рассматривать в более широком контексте, не только как автора техно-боевиков, — истребителя лесных массивов, — но и как экономический феномен. Что же делать его редакторам — при условии, что они вообще существуют: ведь создается впечатление, что тексты с модема мистера Клэнси идут прямо в печать? Сказать, чтобы он немного сократил? «Скажи ему, что это чересчур длинно». — «Нет, ты скажи».
И в то же время неплохо бы, чтобы кто-нибудь — друг, родственник, духовный наставник, уж не знаю кто, — отвел бы его в сторонку и сказал: «Гм, Том, ты не думаешь, что книга получилась немного расистской?» Я никогда никому не кланяюсь, в знак неодобрения обычаев, принятых японцами в деловых отношениях, мне даже довелось работать у одного человека, который облевал колени японскому премьер-министру; однако книга Клэнси так же иносказательна, как антияпонские плакаты времен Второй мировой, изображавшие, как усатый Тодзо [76]нанизывает на штык белокожих младенцев. Если вы считаете Майкла Крайтона параноиком, перегревшимся на восходящем солнце, то, как говаривал любимый президент мистера Клэнси, давший ему старт на литературном поприще, Рональд Рейган, «вы еще ничего не видали в жизни». Японцы в романе Клэнси даже не одномерны, а полумерны. Они проводят большую часть жизни, покряхтывая в купальнях. И при этом, как отмечает первый пилот Лайонел Мендрейк — герой книги «Доктор Стрейнджлав», «как ни странно, они умудряются делать чертовски хорошие камеры».
Сюжет: Япония ловко провоцирует обвалы на финансовых рынках США, оккупирует Марианские острова, топит две американских подлодки, погубив при этом жизни двухсот пятидесяти моряков, и угрожает нам ядерным оружием. Почему же, спросите вы, нам не сбить с них спесь, включив обратный отсчет и предложив снова отведать Хиросимы и Нагасаки? Да потому что мы, придурки этакие, избавились от всех наших ядерных бомбочек, бездумно выполняя условия пакта о разоружении с русскими. (Убедительно? Ничего не имею против.)
Какое-то время кажется, что западную цивилизацию ждет неминуемая саннара [77], пока Джек Райан, уже в чине советника по национальной безопасности в Белом доме, не предлагает такой блестящий вариант решения данного кризиса, что тут же оказывается в кресле вице-президента. Чтобы усадить его туда, прежнего вице-президента вынуждают уйти в отставку по обвинению в сексуальном домогательстве. Я не стану портить вам удовольствие и рассказывать, что восхождение Райана на этом не заканчивается: президент вместе со всем Конгрессом гибнет непредсказуемой волей deus ex machina в образе угрюмого японского пилота, протаранившего Капитолий «Боингом-747» — чудо, что он не кричал при этом «банзай!». Бывший секретарь военно-морского ведомства Джон Леман проявил недавно сомнительный вкус, заметив относительно вышеописанного эпизода из «Долга чести», что, дескать, его самого долгое время посещала такая же фантазия. Я тоже не в восторге от Конгресса, но Авраам Линкольн, наш с Леманом товарищ по партии, приложил определенные усилия, чтобы постройка Капитолия как символа неделимости государства продолжалась и во время Гражданской войны. Ну-ну.
Конечно, эта война развязана не по воле японского государства, она результат махинаций одного бизнесмена зайбацу [78], чьи мать, отец и сестры-братья в 1944 году прыгнули в море с сайпанских скал [79], чтобы не попасть в плен к злым американским морякам, и некоего коррумпированного политика, ненавидящего Америку. Но это едва ли позволяет мистеру Клэнси выйти сухим из воды, потому что Ямата (первый) и Гото (последний) расписаны неприкрыто расистскими красками. Чтобы посильнее разогреть нам с вами кровь, скажу, что Гото держит в гейшах очаровательную блондинку-американку и вытворяет с ней всякие непристойные мерзости. Когда она угрожает покончить с его политической карьерой, бедняжку убивают. Все это ведет нас прямиком к явной культурной паранойе, то есть заставляет думать, будто все, что в действительности нужно этим грубым желтым образинам, — наши женщины. (Помнится, похожее преступление лежало в основе романа мистера Крайтона «Восходящее солнце». Что ж, штампы на то и штампы, чтобы оправдывать ожидания.) Имя героини подобрано с тем же расчетом — ее зовут Кимберли Нортон. «Ямата повидал на своем веку немало женщин, в том числе и пышногрудых европеек». Если судить по количеству упоминаний о грудях, то справедливо будет предположить, что европейские груди составляют основу Готосанова Weltanschauung [80]. Дальше на той же странице Клэнси живописует чувственное наслаждение, которое получает Ямата от «непристойного» (а как же еще!) кувыркания с американскими девочками. Таким образом, Джек Райан наносит ответный удар, защищая не просто американские ценности: он ни больше ни меньше как рыцарь — защитник американских девиц.
Необходимо сказать, что злополучная Кимберли Нортон представляет собой явное исключение среди женских персонажей Клэнси — настолько, что поневоле задумаешься, не почитывал ли он тайком по ночам Сьюзан Фалуди [81]. Несмотря на эту книгу, мистер Клэнси заявляет о своих правах называться самым политически корректным из американских беллетристов, что несколько удивительно для такого пламенного, если не сказать — огнедышащего поборника справедливости, как он. Практически каждый персонаж — чернокожий, или латиноамериканец, или женщина, или, по крайней мере, представитель национальных меньшинств. Вице-президент арестован по обвинению в сексуальном домогательстве; японский премьер-министр — насильник; заместитель исполнительного директора ЦРУ — женщина; капитан ВМС — некая Роберта Перси (Перси? В самую точку); жена Райана получает премию Ласкера за выдающиеся заслуги в глазной хирургии; одному из наемников ЦРУ сообщают, — как раз когда он убивает узкоглазого похитителя американских женщин, — что его дочь попала в деканский список и, возможно, поступит в медицинский колледж; секретарши, как нам снова и снова втолковывают, — настоящие героини и т. д. и т. п.
Все это было бы убедительнее, если бы не вездесущий мачизм, пропитавший каждую страницу, словно высохший пот. Кодовое имя Райана в секретной службе — я вас не разыгрываю — «Меченосец». К тому же, в описании заместителя исполнительного директора ЦРУ присутствует некоторая фривольность: «Когда Мэри Пет вошла в комнату, она выглядела примерно так же, как выглядит любая другая особа женского пола в воскресное утро». Его отношение к женщине, если можно так выразиться, не лишено подобострастия, словно у здоровенного детины, заключающего подругу в объятия и одновременно постукивающего кулаком по макушке, чтобы выказать свое одобрение. А это цветистое описание жены Райана, этой святой женщины, спасающей чье-то зрение с помощью лазера: «Она совместила направляющие линии с той же тщательностью, с какой охотник целится в горную козу с расстояния полумили, и повернула тумблер». Поистине, достоин восхищения человек, подобравший охотничью метафору к глазной хирургии.
Том Клэнси — это Джеймс Фенимор Купер нашего времени, то есть самый преуспевающий из плохих писателей своего поколения. И это вовсе не подвиг, потому что сегодня разбогатевших плохих писателей несравнимо больше, чем во времена Купера. Если бы Твен был жив, он непременно написал бы эссе под заглавием «Литературные преступления Клэнси». «Долг чести» удостоился бы его самых горячих похвал как венец (на данный момент) стиля мистера Клэнси; он почти столь же выразителен, как «Отважные парни — боевые корабли Джейн»:
«Индейцев тянуло на игрища».
«И что более удивительно, люди, а особенно женщины, уступали ему дорогу, а дети просто съеживались в его присутствии, словно это был Годзилла, вернувшийся, чтобы разрушить их город».
«Я отказываюсь от поста премьер-министра моей страны, — заявил Хироси Гото, в манере, достойной актера на сцене, — чтобы стать палачом ее экономического краха».
«Капитан Тамаки Угаки был известен своей дотошностью в вопросах боевой готовности, и, хотя он нещадно муштровал команду, его кораблю везло, потому что корабль всегда был в идеальном порядке».
«Это лучше „Конкорда“!» — доверительно сообщила Кэти капралу ВВС, который подавал ужин".
«Проклятье, сколько еще этому миру сходить с ума?»
«Но какое зло таил в себе этот союз?»
«Считается, что ночь в море — это красиво, но на сей раз все было не так».
Хвалебное слово Тому Клэнси
«Но я не символ, — хотел сказать ему Джек, — я человек и могу сомневаться».
«В этой части света рассвет подобен раскату грома, как говорится в поэме».
«Я знал, что Гото дурак, но я не думал, что он сумасшедший».
«Господа, это сработает. Это чертовски возмутительно, но возможно, как раз это сыграет в нашу пользу».
" — Чертовски умно, — заметил глава Английского банка своему немецкому коллеге.
— Jawohl, — прошептал тот".
И, наконец, вот это: «Этот человек умел думать на ходу, и хотя зачастую он был всего лишь последним звеном пищевой цепи, старался охватить взглядом всю картину, пусть и глядя снизу вверх».
И в то же время неплохо бы, чтобы кто-нибудь — друг, родственник, духовный наставник, уж не знаю кто, — отвел бы его в сторонку и сказал: «Гм, Том, ты не думаешь, что книга получилась немного расистской?» Я никогда никому не кланяюсь, в знак неодобрения обычаев, принятых японцами в деловых отношениях, мне даже довелось работать у одного человека, который облевал колени японскому премьер-министру; однако книга Клэнси так же иносказательна, как антияпонские плакаты времен Второй мировой, изображавшие, как усатый Тодзо [76]нанизывает на штык белокожих младенцев. Если вы считаете Майкла Крайтона параноиком, перегревшимся на восходящем солнце, то, как говаривал любимый президент мистера Клэнси, давший ему старт на литературном поприще, Рональд Рейган, «вы еще ничего не видали в жизни». Японцы в романе Клэнси даже не одномерны, а полумерны. Они проводят большую часть жизни, покряхтывая в купальнях. И при этом, как отмечает первый пилот Лайонел Мендрейк — герой книги «Доктор Стрейнджлав», «как ни странно, они умудряются делать чертовски хорошие камеры».
Сюжет: Япония ловко провоцирует обвалы на финансовых рынках США, оккупирует Марианские острова, топит две американских подлодки, погубив при этом жизни двухсот пятидесяти моряков, и угрожает нам ядерным оружием. Почему же, спросите вы, нам не сбить с них спесь, включив обратный отсчет и предложив снова отведать Хиросимы и Нагасаки? Да потому что мы, придурки этакие, избавились от всех наших ядерных бомбочек, бездумно выполняя условия пакта о разоружении с русскими. (Убедительно? Ничего не имею против.)
Какое-то время кажется, что западную цивилизацию ждет неминуемая саннара [77], пока Джек Райан, уже в чине советника по национальной безопасности в Белом доме, не предлагает такой блестящий вариант решения данного кризиса, что тут же оказывается в кресле вице-президента. Чтобы усадить его туда, прежнего вице-президента вынуждают уйти в отставку по обвинению в сексуальном домогательстве. Я не стану портить вам удовольствие и рассказывать, что восхождение Райана на этом не заканчивается: президент вместе со всем Конгрессом гибнет непредсказуемой волей deus ex machina в образе угрюмого японского пилота, протаранившего Капитолий «Боингом-747» — чудо, что он не кричал при этом «банзай!». Бывший секретарь военно-морского ведомства Джон Леман проявил недавно сомнительный вкус, заметив относительно вышеописанного эпизода из «Долга чести», что, дескать, его самого долгое время посещала такая же фантазия. Я тоже не в восторге от Конгресса, но Авраам Линкольн, наш с Леманом товарищ по партии, приложил определенные усилия, чтобы постройка Капитолия как символа неделимости государства продолжалась и во время Гражданской войны. Ну-ну.
Конечно, эта война развязана не по воле японского государства, она результат махинаций одного бизнесмена зайбацу [78], чьи мать, отец и сестры-братья в 1944 году прыгнули в море с сайпанских скал [79], чтобы не попасть в плен к злым американским морякам, и некоего коррумпированного политика, ненавидящего Америку. Но это едва ли позволяет мистеру Клэнси выйти сухим из воды, потому что Ямата (первый) и Гото (последний) расписаны неприкрыто расистскими красками. Чтобы посильнее разогреть нам с вами кровь, скажу, что Гото держит в гейшах очаровательную блондинку-американку и вытворяет с ней всякие непристойные мерзости. Когда она угрожает покончить с его политической карьерой, бедняжку убивают. Все это ведет нас прямиком к явной культурной паранойе, то есть заставляет думать, будто все, что в действительности нужно этим грубым желтым образинам, — наши женщины. (Помнится, похожее преступление лежало в основе романа мистера Крайтона «Восходящее солнце». Что ж, штампы на то и штампы, чтобы оправдывать ожидания.) Имя героини подобрано с тем же расчетом — ее зовут Кимберли Нортон. «Ямата повидал на своем веку немало женщин, в том числе и пышногрудых европеек». Если судить по количеству упоминаний о грудях, то справедливо будет предположить, что европейские груди составляют основу Готосанова Weltanschauung [80]. Дальше на той же странице Клэнси живописует чувственное наслаждение, которое получает Ямата от «непристойного» (а как же еще!) кувыркания с американскими девочками. Таким образом, Джек Райан наносит ответный удар, защищая не просто американские ценности: он ни больше ни меньше как рыцарь — защитник американских девиц.
Необходимо сказать, что злополучная Кимберли Нортон представляет собой явное исключение среди женских персонажей Клэнси — настолько, что поневоле задумаешься, не почитывал ли он тайком по ночам Сьюзан Фалуди [81]. Несмотря на эту книгу, мистер Клэнси заявляет о своих правах называться самым политически корректным из американских беллетристов, что несколько удивительно для такого пламенного, если не сказать — огнедышащего поборника справедливости, как он. Практически каждый персонаж — чернокожий, или латиноамериканец, или женщина, или, по крайней мере, представитель национальных меньшинств. Вице-президент арестован по обвинению в сексуальном домогательстве; японский премьер-министр — насильник; заместитель исполнительного директора ЦРУ — женщина; капитан ВМС — некая Роберта Перси (Перси? В самую точку); жена Райана получает премию Ласкера за выдающиеся заслуги в глазной хирургии; одному из наемников ЦРУ сообщают, — как раз когда он убивает узкоглазого похитителя американских женщин, — что его дочь попала в деканский список и, возможно, поступит в медицинский колледж; секретарши, как нам снова и снова втолковывают, — настоящие героини и т. д. и т. п.
Все это было бы убедительнее, если бы не вездесущий мачизм, пропитавший каждую страницу, словно высохший пот. Кодовое имя Райана в секретной службе — я вас не разыгрываю — «Меченосец». К тому же, в описании заместителя исполнительного директора ЦРУ присутствует некоторая фривольность: «Когда Мэри Пет вошла в комнату, она выглядела примерно так же, как выглядит любая другая особа женского пола в воскресное утро». Его отношение к женщине, если можно так выразиться, не лишено подобострастия, словно у здоровенного детины, заключающего подругу в объятия и одновременно постукивающего кулаком по макушке, чтобы выказать свое одобрение. А это цветистое описание жены Райана, этой святой женщины, спасающей чье-то зрение с помощью лазера: «Она совместила направляющие линии с той же тщательностью, с какой охотник целится в горную козу с расстояния полумили, и повернула тумблер». Поистине, достоин восхищения человек, подобравший охотничью метафору к глазной хирургии.
Том Клэнси — это Джеймс Фенимор Купер нашего времени, то есть самый преуспевающий из плохих писателей своего поколения. И это вовсе не подвиг, потому что сегодня разбогатевших плохих писателей несравнимо больше, чем во времена Купера. Если бы Твен был жив, он непременно написал бы эссе под заглавием «Литературные преступления Клэнси». «Долг чести» удостоился бы его самых горячих похвал как венец (на данный момент) стиля мистера Клэнси; он почти столь же выразителен, как «Отважные парни — боевые корабли Джейн»:
«Индейцев тянуло на игрища».
«И что более удивительно, люди, а особенно женщины, уступали ему дорогу, а дети просто съеживались в его присутствии, словно это был Годзилла, вернувшийся, чтобы разрушить их город».
«Я отказываюсь от поста премьер-министра моей страны, — заявил Хироси Гото, в манере, достойной актера на сцене, — чтобы стать палачом ее экономического краха».
«Капитан Тамаки Угаки был известен своей дотошностью в вопросах боевой готовности, и, хотя он нещадно муштровал команду, его кораблю везло, потому что корабль всегда был в идеальном порядке».
«Это лучше „Конкорда“!» — доверительно сообщила Кэти капралу ВВС, который подавал ужин".
«Проклятье, сколько еще этому миру сходить с ума?»
«Но какое зло таил в себе этот союз?»
«Считается, что ночь в море — это красиво, но на сей раз все было не так».
Хвалебное слово Тому Клэнси
«Но я не символ, — хотел сказать ему Джек, — я человек и могу сомневаться».
«В этой части света рассвет подобен раскату грома, как говорится в поэме».
«Я знал, что Гото дурак, но я не думал, что он сумасшедший».
«Господа, это сработает. Это чертовски возмутительно, но возможно, как раз это сыграет в нашу пользу».
" — Чертовски умно, — заметил глава Английского банка своему немецкому коллеге.
— Jawohl, — прошептал тот".
И, наконец, вот это: «Этот человек умел думать на ходу, и хотя зачастую он был всего лишь последним звеном пищевой цепи, старался охватить взглядом всю картину, пусть и глядя снизу вверх».
Из факса по противнику — огонь!
Том Клэнси ответил на разгромную статью мистера Бакли.
Стефани Мэнсфилд специально для «Вашингтон пост».
Том Клэнси, бывший продавец автомобильных страховок из Мэриленда, а ныне — сочинитель техно-бестселлеров, на этой неделе узнал, что перо может наносить более мощные удары, чем целая эскадрилья бомбардировщиков Ф-14 с ракетами АС-6 «Кингфиш» под каждым крылом.
Едкая рецензия Кристофера Бакли на последний роман Клэнси «Долг чести», опубликованная в воскресном выпуске «Книжного обозрения» Нью-Йорк таймс", несомненно, взбесила автора и положила начало настоящей литературной вендетте. Только враги сводят счеты по факсу.
Статья Бакли, полная забавных колкостей, надолго запомнится противникам Клэнси как точный удар в цель, в ней, помимо прочего, замечается, что Клэнси — «это Джеймс Фенимор Купер нашего времени, то есть самый преуспевающий из плохих писателей своего поколения».
Прочитав сигнальный экземпляр обозрения, Клэнси немедленно открыл огонь, выстрелив факсом в Бакли, писателя из Вашингтона и сына Уильяма Ф. Бакли-младшего, чьими спарринг-партнерами на литературном ринге в основном были приверженцы Гора Видала [82].
Послание, отпечатанное через один интервал на бланке, украшенном именем героя романов Клэнси и его alter ego «ДЖЕК РАЙАН и компания», гласило:
— Не знаю, где он раздобыл номер моего факса, — говорит Бакли. — Должно быть, в ЦРУ.
Он выслал ответный факс:
Ответ Клэнси:
Но Бакли-сын не нуждался в папиной помощи, чтобы мастерски расправиться с противником.
— Мне всегда очень нравилось, как пишет Крис, — говорит редактор «Книжного обозрения» Рич Николе. — К тому же он просто ухватился за это задание.
Рецензия начинается цитатой из Марка Твена, который однажды высказался по поводу одной из книг Генри Джеймса: «Стоит вам положить ее на стол, и снова брать уже не хочется».
Бакли, чей последний роман «Здесь курят» получил хорошую прессу, но не стал мега-бестселлером, так отзывается о восьмом романе Клэнси, объемистом томе в семьсот шестьдесят шесть страниц: «Поднимая его, можно заработать грыжу». Более того, антияпонская тема в романе — чистой воды «расизм», и вся книга «так же иносказательна, как антияпонские плакаты времен Второй мировой, изображавшие, как усатый Тодзо нанизывает на штык белокожих младенцев».
Называя Клэнси «огнедышащим поборником справедливости», он описывает его стиль, как "вездесущий мачизм, пропитавший каждую страницу, словно высохший пот. Кодовое имя [83]Райана в секретной службе — я вас не разыгрываю — «Меченосец». И хотя Клэнси изо всех сил постарался включить в действие как можно больше женских персонажей, по замечанию Бакли «его отношения к женщине не лишено подобострастия, словно у здоровенного детины, заключающего подругу в объятия и одновременно постукивающего кулаком по макушке, чтобы выказать свое одобрение».
Конечно, «Долг чести» занимает первое место в списке бестселлеров «Нью-Йорк таймс» и, как и другие книги Клэнси, скорее всего, пока в нем останется — с рецензией Бакли или без нее.
Возможно, поэтому Клэнси пошел на попятный, заявив в телефонном интервью, что отправлял факсы в шутку.
— Мне жаль, что он воспринял их иначе. Я свалял дурака. Мне очень жаль.
Жаль, но, похоже, что этой перепалке не суждено подняться до легендарного уровня, скажем, Лилиан Хелман и Мери Маккарти, Стивена Спендера и Дэвида Ливета или даже Китти Келли и Барбары Ховар. Но, по крайней мере, ее отличает неоспоримая новизна — использование современных средств коммуникации.
— Вероятно, это первая вендетта, которая велась по факсу, — говорит Рич Николе.
Но надежда жива. Когда вчера Бакли собирался на поезд до Нью-Йорка, послышался знакомый сигнал факса.
— Должно быть, еще удар, — рассмеялся Бакли с нарочитым высокомерием в голосе. — Да здравствует ненависть!
Стефани Мэнсфилд специально для «Вашингтон пост».
Том Клэнси, бывший продавец автомобильных страховок из Мэриленда, а ныне — сочинитель техно-бестселлеров, на этой неделе узнал, что перо может наносить более мощные удары, чем целая эскадрилья бомбардировщиков Ф-14 с ракетами АС-6 «Кингфиш» под каждым крылом.
Едкая рецензия Кристофера Бакли на последний роман Клэнси «Долг чести», опубликованная в воскресном выпуске «Книжного обозрения» Нью-Йорк таймс", несомненно, взбесила автора и положила начало настоящей литературной вендетте. Только враги сводят счеты по факсу.
Статья Бакли, полная забавных колкостей, надолго запомнится противникам Клэнси как точный удар в цель, в ней, помимо прочего, замечается, что Клэнси — «это Джеймс Фенимор Купер нашего времени, то есть самый преуспевающий из плохих писателей своего поколения».
Прочитав сигнальный экземпляр обозрения, Клэнси немедленно открыл огонь, выстрелив факсом в Бакли, писателя из Вашингтона и сына Уильяма Ф. Бакли-младшего, чьими спарринг-партнерами на литературном ринге в основном были приверженцы Гора Видала [82].
Послание, отпечатанное через один интервал на бланке, украшенном именем героя романов Клэнси и его alter ego «ДЖЕК РАЙАН и компания», гласило:
"Уважаемый Крис!
Спасибо за рецензию. Судя по всему, ты унаследовал от отца высокомерие, но, увы, тебе не досталось ни его таланта, ни благородства. Сообщать, чем заканчивается роман, — дурной тон, дружище.
Что до самой статьи, лучше доктора Джонсона не скажешь: «Муха, сэр, может укусить породистую лошадь, и та вздрогнет, но муха все равно останется мухой, а лошадь лошадью».
С уважением, Том Клэнси".
— Не знаю, где он раздобыл номер моего факса, — говорит Бакли. — Должно быть, в ЦРУ.
Он выслал ответный факс:
"Уважаемый Том!
Возможно, я и муха, но ты все равно лошадиная задница.
С наилучшими пожеланиями, Кристофер Бакли".
Ответ Клэнси:
"Сынок, когда продажи твоих мягких обложек приблизятся к продажам моих твердых, например, в Англии, дай мне знать.
А до тех пор, по крайней мере, выучись писать профессиональные рецензии.
Спроси у своего папы. Он знает, как.
Т.К.".
Но Бакли-сын не нуждался в папиной помощи, чтобы мастерски расправиться с противником.
— Мне всегда очень нравилось, как пишет Крис, — говорит редактор «Книжного обозрения» Рич Николе. — К тому же он просто ухватился за это задание.
Рецензия начинается цитатой из Марка Твена, который однажды высказался по поводу одной из книг Генри Джеймса: «Стоит вам положить ее на стол, и снова брать уже не хочется».
Бакли, чей последний роман «Здесь курят» получил хорошую прессу, но не стал мега-бестселлером, так отзывается о восьмом романе Клэнси, объемистом томе в семьсот шестьдесят шесть страниц: «Поднимая его, можно заработать грыжу». Более того, антияпонская тема в романе — чистой воды «расизм», и вся книга «так же иносказательна, как антияпонские плакаты времен Второй мировой, изображавшие, как усатый Тодзо нанизывает на штык белокожих младенцев».
Называя Клэнси «огнедышащим поборником справедливости», он описывает его стиль, как "вездесущий мачизм, пропитавший каждую страницу, словно высохший пот. Кодовое имя [83]Райана в секретной службе — я вас не разыгрываю — «Меченосец». И хотя Клэнси изо всех сил постарался включить в действие как можно больше женских персонажей, по замечанию Бакли «его отношения к женщине не лишено подобострастия, словно у здоровенного детины, заключающего подругу в объятия и одновременно постукивающего кулаком по макушке, чтобы выказать свое одобрение».
Конечно, «Долг чести» занимает первое место в списке бестселлеров «Нью-Йорк таймс» и, как и другие книги Клэнси, скорее всего, пока в нем останется — с рецензией Бакли или без нее.
Возможно, поэтому Клэнси пошел на попятный, заявив в телефонном интервью, что отправлял факсы в шутку.
— Мне жаль, что он воспринял их иначе. Я свалял дурака. Мне очень жаль.
Жаль, но, похоже, что этой перепалке не суждено подняться до легендарного уровня, скажем, Лилиан Хелман и Мери Маккарти, Стивена Спендера и Дэвида Ливета или даже Китти Келли и Барбары Ховар. Но, по крайней мере, ее отличает неоспоримая новизна — использование современных средств коммуникации.
— Вероятно, это первая вендетта, которая велась по факсу, — говорит Рич Николе.
Но надежда жива. Когда вчера Бакли собирался на поезд до Нью-Йорка, послышался знакомый сигнал факса.
— Должно быть, еще удар, — рассмеялся Бакли с нарочитым высокомерием в голосе. — Да здравствует ненависть!
Круг замкнулся
Как я почти научился любить лоббистов
Пару лет назад, отчаявшись найти тему для статьи, я включил телевизор и увидел выступление миловидной дамы из Института табачной промышленности, которая мужественно (а мужество тут нужно немалое) отрицала наличие какой-либо научно обоснованной связи между курением и раком, сердечными болезнями, заболеваниями органов дыхания, микозами. Она умело подбирала слова, была привлекательна, интеллигентна и настолько убедительна, насколько это было возможно, учитывая прискорбную недостоверность сообщаемых ею сведений. Я подумал: «Какое это, должно быть, интересное дело. Ты встаешь, чистишь зубы, а потом идешь продавать смерть, чтобы заработать на жизнь».
Спустя несколько дней я прочитал в газете статью о подростке, который, судя по содержанию алкоголя в крови, выпил в одиночку шесть литров пива, потом забрался в свой пикап, вылетел на встречную полосу и на полном ходу врезался в микроавтобус, уничтожив целый отряд бойскаутов. В конце статьи приводилось высказывание представителя пивоваренной промышленности, который, признавая, что случившееся — ужасная трагедия, тем не менее замечал, что никто не уделяет больше внимания проблеме пьяных подростков за рулем, чем пивовары. Я подумал: «Ого! Бьюсь об заклад, этот парень вздрагивает всякий раз, как срабатывает таймер».
Через несколько дней один «рассерженный почтовый служащий» сошел с ума и пустил в расход своего начальника и еще полдюжины человек из ружья под названием «Гамбургер-Мейкер-Трипл-Магнум» сорок четвертого калибра. И, конечно же, Национальная ассоциация производителей огнестрельного оружия сразу же подала голос, заявив во всеуслышанье, что если запретить «Гамбургер— Мейкеры» сорок четвертого калибра, то так недолго и запретить швейцарские армейские ножи? Я подумал: «Еще одно интересное дело».
Так у меня созрела идея написать основательное, объемное, серьезное документальное исследование о лицемерии американских общественных институтов. Оно должно было стать грандиозным и всеобъемлющим, но с понятным заглавием: «Я потрясен, просто потрясен!» — так сказал капитан Рено из «Касабланки», получив свой выигрыш спустя всего несколько секунд после того, как он самолично закрыл кафе «Рикс» за азартные игры. Книга — нет, том! — охватила бы правительство, бизнес, общество. Она должна была стать всесторонней, исчерпывающей, основательной. И скучной.
Но моя мысль постоянно возвращалась к трем всадникам-яппи из Апокалипсиса. Мне в голову пришло другое название: «Здесь курят». А потом пришел срок выплаты по ипотечному кредиту, который и решил все дело.
Я разослал письма в Институт табачной промышленности, в различные лобби по спиртным напиткам и в Национальную ассоциацию производителей огнестрельного оружия. Это были ловко составленные послания, гласившие, что я сыт по горло неопуританизмом, который все больше захватывает Америку, и собираюсь написать об этом книгу. Что вполне соответствовало истине. Сейчас они могут пожаловаться, что их обманули, но если они перечитают эти письма, то увидят, что никто их не обманывал, — и вообще людям, зарабатывающим на продаже сигарет, спиртного и оружия, не подобает взывать к принципам высокой морали. Кроме того, дареному коню (роману) в зубы не смотрят: три персонажа, составляющие сюжетный костяк книги, — «продавцы смерти», — вполне славные ребята. По крайней мере, они вызывают симпатию.
Славные? Массовые убийцы-труженики? Или массовые спасители? Вызывают симпатию?
Я отправился на встречу с миловидной дамой из Института табачной промышленности. Она оказалась очень привлекательной и… очень высокой. Не хочу заниматься любительской психологией, но подозреваю, что для женщины совсем не просто иметь рост под два метра, особенно если учесть, что она так вытянулась еще будучи подростком, и есть вероятность, пусть и небольшая, что у нее в душе накопилась озлобленность, с которой она борется по сей день. (Но это не мое дело, поэтому спрашивать я не стал.) Однако меня удивило, что до этого она работала в Министерстве здравоохранения, просвещения и социального обеспечения.
— На прощальной вечеринке они собирались подарить мне доклад министра здравоохранения с дарственной надписью, — улыбнувшись, сказала она, — но передумали.
Мне хотелось узнать, каково это — быть продавцом смерти. Конечно, я не выразился так прямо. «Ну, — сказала она, — это непросто». «Могу себе представить», — сказал я. «Присылают угрозы», — сказала она. «И что же вы с ними делаете?» — спросил я. «Выкидываю», — ответила она.
Однажды она присутствовала на симпозиуме по здравоохранению (это входит в ее обязанности: посещать симпозиумы по здравоохранению), — должно быть, ей оказали там действительно теплый прием, особенно Эверетт Кооп, грозный министр в отставке, похожий на капитана Ахава
Спустя несколько дней я прочитал в газете статью о подростке, который, судя по содержанию алкоголя в крови, выпил в одиночку шесть литров пива, потом забрался в свой пикап, вылетел на встречную полосу и на полном ходу врезался в микроавтобус, уничтожив целый отряд бойскаутов. В конце статьи приводилось высказывание представителя пивоваренной промышленности, который, признавая, что случившееся — ужасная трагедия, тем не менее замечал, что никто не уделяет больше внимания проблеме пьяных подростков за рулем, чем пивовары. Я подумал: «Ого! Бьюсь об заклад, этот парень вздрагивает всякий раз, как срабатывает таймер».
Через несколько дней один «рассерженный почтовый служащий» сошел с ума и пустил в расход своего начальника и еще полдюжины человек из ружья под названием «Гамбургер-Мейкер-Трипл-Магнум» сорок четвертого калибра. И, конечно же, Национальная ассоциация производителей огнестрельного оружия сразу же подала голос, заявив во всеуслышанье, что если запретить «Гамбургер— Мейкеры» сорок четвертого калибра, то так недолго и запретить швейцарские армейские ножи? Я подумал: «Еще одно интересное дело».
Так у меня созрела идея написать основательное, объемное, серьезное документальное исследование о лицемерии американских общественных институтов. Оно должно было стать грандиозным и всеобъемлющим, но с понятным заглавием: «Я потрясен, просто потрясен!» — так сказал капитан Рено из «Касабланки», получив свой выигрыш спустя всего несколько секунд после того, как он самолично закрыл кафе «Рикс» за азартные игры. Книга — нет, том! — охватила бы правительство, бизнес, общество. Она должна была стать всесторонней, исчерпывающей, основательной. И скучной.
Но моя мысль постоянно возвращалась к трем всадникам-яппи из Апокалипсиса. Мне в голову пришло другое название: «Здесь курят». А потом пришел срок выплаты по ипотечному кредиту, который и решил все дело.
Я разослал письма в Институт табачной промышленности, в различные лобби по спиртным напиткам и в Национальную ассоциацию производителей огнестрельного оружия. Это были ловко составленные послания, гласившие, что я сыт по горло неопуританизмом, который все больше захватывает Америку, и собираюсь написать об этом книгу. Что вполне соответствовало истине. Сейчас они могут пожаловаться, что их обманули, но если они перечитают эти письма, то увидят, что никто их не обманывал, — и вообще людям, зарабатывающим на продаже сигарет, спиртного и оружия, не подобает взывать к принципам высокой морали. Кроме того, дареному коню (роману) в зубы не смотрят: три персонажа, составляющие сюжетный костяк книги, — «продавцы смерти», — вполне славные ребята. По крайней мере, они вызывают симпатию.
Славные? Массовые убийцы-труженики? Или массовые спасители? Вызывают симпатию?
Я отправился на встречу с миловидной дамой из Института табачной промышленности. Она оказалась очень привлекательной и… очень высокой. Не хочу заниматься любительской психологией, но подозреваю, что для женщины совсем не просто иметь рост под два метра, особенно если учесть, что она так вытянулась еще будучи подростком, и есть вероятность, пусть и небольшая, что у нее в душе накопилась озлобленность, с которой она борется по сей день. (Но это не мое дело, поэтому спрашивать я не стал.) Однако меня удивило, что до этого она работала в Министерстве здравоохранения, просвещения и социального обеспечения.
— На прощальной вечеринке они собирались подарить мне доклад министра здравоохранения с дарственной надписью, — улыбнувшись, сказала она, — но передумали.
Мне хотелось узнать, каково это — быть продавцом смерти. Конечно, я не выразился так прямо. «Ну, — сказала она, — это непросто». «Могу себе представить», — сказал я. «Присылают угрозы», — сказала она. «И что же вы с ними делаете?» — спросил я. «Выкидываю», — ответила она.
Однажды она присутствовала на симпозиуме по здравоохранению (это входит в ее обязанности: посещать симпозиумы по здравоохранению), — должно быть, ей оказали там действительно теплый прием, особенно Эверетт Кооп, грозный министр в отставке, похожий на капитана Ахава