Они не могли поверить, что простой смертный мог обладать такими воистину нечеловеческими, а прямо-таки космическими силами в служении что Венере, что Бахусу.
До поры до времени сведения эти охранка придержала у себя, но потом, весной 1911 года, довела их до самого премьера П. А. Столыпина.
Столыпин пришел к царю и откровенно выложил все, что узнал, желая раскрыть Николаю II глаза на человека, который представлял серьезную угрозу репутации императора и его семьи. Николай II внимательно выслушал Петра Аркадьевича, поблагодарил за то, что тот искренне ему предан, но в заключение сказал: «Быть может, все, что вы мне говорите, – правда. Но я прошу вас никогда больше мне о Распутине не говорить. Я все равно сделать ничего не могу».
Не один Столыпин сообщал Николаю II и императрице о темных делах старца, но и царь, и царица в этом отношении были глухи и слепы. Одной из первых зимой 1910–1911 годов попробовала разоблачить Распутина воспитательница царских дочерей, фрейлина С. И. Тютчева, но она добилась лишь того, что Распутина на некоторое время перестали пускать к ее воспитанницам, сама же фрейлина вскоре после этого разговора получила отставку. Старец же, узнав о случившемся и догадавшись, что общение его с великими княжнами связано с раскрытием его второй жизни, решил на время исчезнуть из Петербурга и дать улечься начинающейся буре. Он ушел паломником в Грецию на Афон – Святую гору, где располагались два десятка православных мужских монастырей, а оттуда еще дальше – в Святую землю, в Иерусалим.
Осенью 1911 года, вернувшись в Петербург, старец встретил радушный прием в царской семье и совершенно противоположную реакцию у многочисленных своих недругов – епископа Гермогена, архимандрита Феофана, великих князей – Николая Николаевича и Петра Николаевича – и стародавних поклонниц, ставших его ненавистницами, – сестер-черногорок.
Феофана отправили в Крым, Гермогена – в Жировицкий монастырь под Гродно. Однако на сцену выступил преемник Столыпина на посту председателя Совета министров В. Н. Коковцов и переговорил с Николаем, представив множество неопровержимых фактов. Царь решил уступить, чтобы не дискредитировать себя и императрицу, и летом 1912 года старец уехал в Сибирь, в свое родное село.
Однако влияние Распутина на царя и царицу осталось непоколебимым и их подчинение ему таким же, как и прежде.
Почему же всемогущий повелитель 150 миллионов подданных не имел никакой власти над одним из них? Что связывало высокообразованного и нравственного императора с неграмотным и развратным сибирским мужиком? Чем «взял» Распутин царя и царицу, повязав их с собою нерасторжимыми узами?
Ответ этому дала Вырубова: «Царь и царица, – говорила она, – верили ему, как отцу Иоанну Кронштадтскому; страшно ему верили; и когда у них горе было, когда, например, наследник был болен, обращались к нему с просьбою помолиться».
А что значил наследник для несчастных родителей, любивших его больше всего на свете, мы уже знаем. А между тем ни один врач в мире не мог принести мальчику такого облегчения, как старец Григорий.
С конца 1907 года, когда царица впервые попросила его помочь больному сыну, Распутин много раз снимал боли, останавливал кровотечение и усыплял многострадального цесаревича. Несомненно, старец был выдающимся экстрасенсом, гипнотизером и психотерапевтом. Совершенствуясь в своей практике, он брал уроки у известного в Петербурге врача, пользовавшего больных по рецептам тибетской медицины, Петра Александровича Бадмаева. Все это в совокупности приносило удивительные результаты – старец мог прерывать ход болезни не только пассами и внушением, непосредственно находясь возле больного, но и разговаривая с Алексеем по телефону. Более того, на больного ребенка оказывали исцеляющее воздействие даже посланные Распутиным телеграммы. И тому есть множество неопровержимых доказательств.
Брак Великой княжны Марии Павловны и принца Вильгельма Шведского, герцога Зюдерманландского
Накануне Первой мировой войны
До поры до времени сведения эти охранка придержала у себя, но потом, весной 1911 года, довела их до самого премьера П. А. Столыпина.
Столыпин пришел к царю и откровенно выложил все, что узнал, желая раскрыть Николаю II глаза на человека, который представлял серьезную угрозу репутации императора и его семьи. Николай II внимательно выслушал Петра Аркадьевича, поблагодарил за то, что тот искренне ему предан, но в заключение сказал: «Быть может, все, что вы мне говорите, – правда. Но я прошу вас никогда больше мне о Распутине не говорить. Я все равно сделать ничего не могу».
Не один Столыпин сообщал Николаю II и императрице о темных делах старца, но и царь, и царица в этом отношении были глухи и слепы. Одной из первых зимой 1910–1911 годов попробовала разоблачить Распутина воспитательница царских дочерей, фрейлина С. И. Тютчева, но она добилась лишь того, что Распутина на некоторое время перестали пускать к ее воспитанницам, сама же фрейлина вскоре после этого разговора получила отставку. Старец же, узнав о случившемся и догадавшись, что общение его с великими княжнами связано с раскрытием его второй жизни, решил на время исчезнуть из Петербурга и дать улечься начинающейся буре. Он ушел паломником в Грецию на Афон – Святую гору, где располагались два десятка православных мужских монастырей, а оттуда еще дальше – в Святую землю, в Иерусалим.
Осенью 1911 года, вернувшись в Петербург, старец встретил радушный прием в царской семье и совершенно противоположную реакцию у многочисленных своих недругов – епископа Гермогена, архимандрита Феофана, великих князей – Николая Николаевича и Петра Николаевича – и стародавних поклонниц, ставших его ненавистницами, – сестер-черногорок.
Феофана отправили в Крым, Гермогена – в Жировицкий монастырь под Гродно. Однако на сцену выступил преемник Столыпина на посту председателя Совета министров В. Н. Коковцов и переговорил с Николаем, представив множество неопровержимых фактов. Царь решил уступить, чтобы не дискредитировать себя и императрицу, и летом 1912 года старец уехал в Сибирь, в свое родное село.
Однако влияние Распутина на царя и царицу осталось непоколебимым и их подчинение ему таким же, как и прежде.
Почему же всемогущий повелитель 150 миллионов подданных не имел никакой власти над одним из них? Что связывало высокообразованного и нравственного императора с неграмотным и развратным сибирским мужиком? Чем «взял» Распутин царя и царицу, повязав их с собою нерасторжимыми узами?
Ответ этому дала Вырубова: «Царь и царица, – говорила она, – верили ему, как отцу Иоанну Кронштадтскому; страшно ему верили; и когда у них горе было, когда, например, наследник был болен, обращались к нему с просьбою помолиться».
А что значил наследник для несчастных родителей, любивших его больше всего на свете, мы уже знаем. А между тем ни один врач в мире не мог принести мальчику такого облегчения, как старец Григорий.
С конца 1907 года, когда царица впервые попросила его помочь больному сыну, Распутин много раз снимал боли, останавливал кровотечение и усыплял многострадального цесаревича. Несомненно, старец был выдающимся экстрасенсом, гипнотизером и психотерапевтом. Совершенствуясь в своей практике, он брал уроки у известного в Петербурге врача, пользовавшего больных по рецептам тибетской медицины, Петра Александровича Бадмаева. Все это в совокупности приносило удивительные результаты – старец мог прерывать ход болезни не только пассами и внушением, непосредственно находясь возле больного, но и разговаривая с Алексеем по телефону. Более того, на больного ребенка оказывали исцеляющее воздействие даже посланные Распутиным телеграммы. И тому есть множество неопровержимых доказательств.
Брак Великой княжны Марии Павловны и принца Вильгельма Шведского, герцога Зюдерманландского
Летом 1907 года царское правительство, возглавляемое П. А. Столыпиным, предприняло ряд решительных мер к разгрому революции.
1 июня в закрытом заседании 2-й Государственной думы председатель Совета министров П. А. Столыпин сделал следующее заявление:
Еще до суда над заговорщиками 3 июня 1907 года царским манифестом Дума была распущена. В новую, Третью Государственную думу выборы прошли осенью, и победили на них правые партии – октябристы, националисты и др. Третья дума работала под лозунгом:
После смерти матери, греческой принцессы Александры Георгиевны, и отъезда отца за границу Мария с братом Дмитрием воспитывались в семье бездетных Сергея Александровича и Елизаветы Федоровны.
Брат и сестра были неразлучны до тех пор, пока в 1901 году Дмитрий не перешел от мамок и нянек к полковнику Лаймингу, начавшему готовить мальчика в офицеры. Именно Мария и Дмитрий были теми детьми, присутствие которых в карете генерал-губернатора Сергея Александровича не позволило эсеру Каляеву 2 февраля 1905 года бросить бомбу. На следующий день, однако, задуманный теракт был осуществлен, Мария Павловна была свидетельницей того, как ее опекунша прибежала во дворец, испачканная кровью, как она металась по комнатам и потом страдала, не желая смертной казни Каляеву.
Убийство Сергея Александровича сразу же сделало детей серьезнее и старше. Вскоре после смерти приемного отца Мария начала задумываться о замужестве.
В это же время над сближением с российским императорским домом задумались и в соседней Швеции. Потенциальным женихом для русской принцессы в шведской королевской семье считали принца Вильгельма, герцога Зюдерманландского, сына кронпринца Швеции Густава.
Идея женитьбы Вильгельма на Марии Павловне возникла в 1906 году, когда девушке было всего 16 лет. Тогда в Санкт-Петербург на неофициальные смотрины приезжал Вильгельм, и великая княжна понравилась ему, но она была слишком молода для брака, и августейшие стороны условились, что брак может состояться, когда Марии Павловне исполнится 18 лет.
Принц приехал на следующий год, но здесь дал знать себя очень непростой характер своенравной и нередко взбалмошной девушки: Вильгельм не понравился великой княжне, и она часто намеренно вела себя с ним задиристо, не скрывая своего крутого нрава.
Может быть, как раз это и расположило к ней Вильгельма, ибо другие девушки так с ним себя не вели.
Мария была настоящая сорвиголова: лихо ездила верхом, любила шалости и проказы, была остра на язык и общество слуг и простолюдинов предпочитала светским дамам и кавалерам, которых откровенно недолюбливала.
Когда 6 апреля 1908 года ей исполнилось 18 лет, в Санкт-Петербург снова приехал Вильгельм. Он сделал официальное предложение и получил согласие невесты. Свадьба была назначена на 20 апреля.
Вскоре в Санкт-Петербург прибыл и отец жениха, – шведский король Густав V Бернадот, занявший трон всего полгода назад после смерти своего дяди – Оскара II.
Напомним кратко историю брачных связей между Санкт-Петербургом и Стокгольмом.
Первым шведским королем, претендовавшим на руку принцессы из дома Романовых, был семнадцатилетний Густав IV Ваза, приехавший на смотрины тринадцатилетней внучки Екатерины великой Александры Павловны.
Короля сопровождал его дядя – регент шведского престола, герцог Зюдерманландский Карл. Их приезд в Санкт-Петербург произошел 13 августа 1796 года. Густав и Карл были приняты с большими почестями, и почти месяц весь сановный город давал в их честь бал за балом и прием за приемом. Смотрины прошли с успехом: жених и невеста понравились друг другу, и во изменение протокола поездки было решено 10 сентября устроить помолвку.
В назначенный день в Зимнем дворце собрались все министры, сенаторы и генералы высших четырех классов, все резиденты и придворные.
Императрица в короне, мантии, со скипетром и державой восседала на троне, а на соседнем с нею – малом троне – сидела невеста.
Жених не появлялся более часа, а затем заявил, что решительно настаивает на переходе Александры Павловны в протестантство, в противном же случае свадьба не состоится.
Императрица, услышав столь неожиданное предложение, потеряла сознание и упала с трона: с нею случился апоплексический удар.
Свадьба не состоялась, а через два месяца Екатерина умерла. И многие считали причиной ее смерти предшествующий удар.
А в 1809 году шведская армия свергла Густава IV с престола, и он бежал из страны.
В августе 1810 года королем Швеции стал сорокалетний маршал Франции Жан-Батист Бернадот, один из лучших полководцев Наполеона Бонапарта. Он вступил на шведский престол под именем Карла XIV Юхана, и с этих пор Швецией стала править династия Бернадотов.
В 1908 году, когда начались переговоры о свадьбе Великой княжны Марии Павловны и шведского кронпринца Вильгельма, Швецией правил король Густав V, правнук Бернадота, а его женой была правнучка Густава IV Вазы, Великая герцогиня Баденская Виктория.
Шведский король Густав V родился в 1858 году, и когда он приехал в Санкт-Петербург на свадьбу к своему сыну и Марии Павловне, ему шел пятидесятый год. Однако на трон он вступил, как уже говорилось, лишь за год перед тем – в 1907 году, потому что, когда в 1872 году умер его отец – король Карл XV, Густаву было всего тринадцать лет.
Карлу XV наследовал его 43-летний брат, вступивший на трон под именем Оскара II и правивший 35 лет – до 1907 года, и только после его смерти королем стал Густав.
Все короли из дома Бернадотов отличались завидным долголетием. Не был исключением и Густав V. Он прожил 92 года и скончался в 1950 году. Забегая вперед, скажем, что Густав V пережил на троне Швеции и Первую, и Вторую мировые войны, придерживаясь нейтралитета и не входя ни в одну из воюющих группировок.
Густав V вошел в историю Швеции как покровитель спорта. Он активно участвовал в Олимпийском движении, добившись того, что V Олимпийские игры в 1912 году проходили в Стокгольме. Король и сам входил в сборную Швеции по теннису и играл в теннис до 90 лет. Густав способствовал развитию в Швеции всех видов спорта, но особое внимание уделял футболу.
Приехав на свадьбу сына в 1908 году, Густав принял участие в подписании двух деклараций о сохранении на Балтике и в Средиземном море статус-кво всеми прибрежными государствами этих морей.
20 апреля 1908 года в Царском Селе была сыграна свадьба Вильгельма с Марией Павловной, более скромная, чем предыдущие бракосочетания в доме Романовых.
Следует подчеркнуть, что эта свадьба была последней в доме Романовых, как правящей династии России.
Все последующие браки членов царской семьи были заключены уже в эмиграции – в Европе и Северной Америке.
Молодые венчались по русскому православному обряду и по протестантскому. Священников, венчавших жениха и невесту, было принято обязательно приглашать к столу. Так поступили и на сей раз. За столом, конечно же, говорили на разных языках, среди присутствующих оказался один, не знавший никакого из языков, на которых говорили приглашенные. Это был шведский епископ Готтфрид Биллинг. К счастью, рядом с ним оказался Великий князь Константин Константинович – Президент Академии наук, отлично знавший «язык науки» – латынь, что дало ему возможность свободно общаться с епископом.
В начале мая молодые уехали в Стокгольм и поселились в новом дворце Оук Хилл, на острове Юргорден, в центре Стокгольма, построенном специально для молодоженов, кстати на царские деньги.
Мария Павловна, став шведской кронпринцессой и герцогиней Зюдерманландской, ничуть не изменила своего прежнего характера: она скатывалась по широким перилам на серебряном подносе, как и у себя дома в Санкт-Петербурге или в Ильинском под Москвой. Она полюбила ездить вместе со своим тестем-королем на охоту и подолгу играла с ним в теннис. Мария по-прежнему любила конные скачки, и ей нравилось, когда ее сопровождали шведские офицеры-кавалеристы.
Ко всеобщему удивлению, Мария Павловна поступила на общих основаниях в Академию прикладных искусств и успешно училась там.
В 1909 году у супругов родился сын, которого назвали Ленартом.
Через 40 лет – после очень долгой разлуки – Мария Павловна призналась сыну, что Вильгельм, его отец, был плохим любовником и часто избегал ее. Это обстоятельство бросалось в глаза многим, и чтобы добавить Вильгельму страсти, супругов отправили в длительное морское путешествие в Сиам (ныне Таиланд), в его столицу Бангкок, для участия в коронации нового короля Рамы II.
Рама влюбился в Марию Павловну, но она предпочла французского герцога Монпансье, оказавшегося пылким любовником. И тогда она поняла, как много потеряла в скучном браке с Вильгельмом.
Вернувшись в Стокгольм, Мария Павловна под предлогом болезни почек отправилась на остров Капри, но долго там не прожила: в 1913 году она уехала в Россию на празднование 300-летия дома Романовых, а оттуда, вместе с братом Дмитрием, в Париж к отцу – великому князю Павлу Александровичу, которому было тогда 52 года. Павел Александрович после смерти их матери, греческой принцессы Александры, был женат еще дважды и слыл докой в бракоразводных делах. Он горячо посоветовал дочери развестись с Вильгельмом, и в декабре 1913 года Мария Павловна легко добилась развода.
Вильгельм больше не женился. Он стал историком рода Бернадотов, оставшись жить в Стокгольме. С ним же жил и его сын – принц Ленарт.
А Мария Павловна поступила в Париже в Школу живописи и много времени проводила в Италии и Греции.
Летом 1914 года она оказалась в России и сразу же ушла на фронт сестрой милосердия. Работая в санитарных поездах и в лазаретах, она никогда не говорила, что является двоюродной сестрой императора. Это позволило ей узнать истинное отношение простых русских людей к царю, к их семье, к войне и к монархии в целом.
Со временем она стала хирургической сестрой – вынимала пули, производила ампутации пальцев и другие несложные операции.
С конца 1915 и до начала 1917 года она, по приказу генерала Ренненкампфа, служила в одном из лазаретов Пскова, навсегда распрощавшись с иллюзиями, которые питала ее династия по отношению к русскому народу.
Сразу же после отречения Николая II от престола Мария Павловна уехала из Пскова в Петроград. Ей было тогда 26 лет.
В сентябре она скоропалительно, но по любви, еще раз вышла замуж. Ее избранником оказался сын дворцового коменданта в Царском Селе – князь Сергей Путятин. Он происходил из старинного княжеского рода, ведущего родословную от князя Михаила Черниговского, жившего в конце XII – первой половине XIII века и канонизированного церковью.
В июле 1918 года у них родился сын, названный Романом.
Они бежали через Киев в Румынию, где их приняла королевская семья – Фердинанд Гогенцоллерн-Зигмаринен и его жена Мария, принцесса Саксен-Кобург-Готская. Однако вскоре по политическим соображениям румынский король вынужден был отказать князю Путятину и его жене в гостеприимстве, и супруги уехали в Лондон, где жил брат Марии Павловны Дмитрий (кстати, он был одним из убийц Распутина).
Сюда же, в Лондон, приехал новый шведский кронпринц Густав-Адольф и привез с собою сохранившиеся в Стокгольме драгоценности Марии Павловны. Это была ее последняя радость.
Вскоре умер ее годовалый сын Роман. Пришли известия о гибели царской семьи в Екатеринбурге, о казнях в Алапаевске, в Петропавловской крепости и убийствах ее многочисленных родственников по всей России.
Деньги вскоре кончились, Мария Павловна стала портнихой, затем – фотографом. Сергей Путятин устроился клерком в банк.
Мария Павловна пробовала заниматься различными видами бизнеса – организовала мастерскую, где полсотни русских эмигрантов вышивали блузки, владела парфюмерным магазином, писала мемуары. Сергей Путятин чаще всего не работал и, увлекаясь автомобилями, разбивал их один за другим.
Постепенно Мария Павловна совершенно охладела к князю Путятину и развелась с ним.
В 1930 году, взяв с собою пишущую машинку и гитару, она села на пароход и уехала в США.
Сначала она работала консультантом в фирме модной одежды, затем стала заниматься журналистикой и цветной фотографией, которая тогда делала свои первые шаги. Ее успехи были очевидны, и Рандольф Херст послал ее своим корреспондентом в Германию.
В 1937 году король Швеции вернул ей подданство, утраченное четверть века назад, но сразу после окончания Второй мировой войны Мария Павловна уехала в Аргентину, заявив, что не может оставаться в стране, которая признала Советский Союз.
В 1947 году к ней в Буэнос-Айрес приехал принц Ленарт, отказавшийся от всех титулов из-за женитьбы на женщине низкого происхождения. Вот тогда-то мать и рассказала сыну о его детстве и своих взаимоотношениях с его отцом, герцогом Вильгельмом.
Мария Павловна умерла в декабре 1958 года, принц Вильгельм в 1965 году в Швеции, Сергей Путятин – в феврале 1966 года в Чарльстоне, штат Южная Каролина, США.
1 июня в закрытом заседании 2-й Государственной думы председатель Совета министров П. А. Столыпин сделал следующее заявление:
«Имея в виду, что в настоящее время, в связи с обыском в квартире члена Государственной думы Озола (И. П. Озоль – социал-демократ, избран в Риге. – В. Б.), предварительное следствие выяснило главнейшие данные по делу об организации преступного сообщества, в состав которого вошли некоторые члены Государственной думы, представляется необходимым немедленное принятие мер к обеспечению правильного хода правосудия, я прошу Государственную думу выслушать представителя судебного ведомства, прокурора Санкт-Петербургской судебной палаты, который ознакомит Государственную думу с постановлением судебного следователя о привлечении нескольких ее членов в качестве обвиняемых».«Несколько членов Госдумы» – это 55 из 65 депутатов-социалистов, причем 16 из них были арестованы немедленно. Почти все они предстали перед судом как виновники подготовки государственного переворота и были сосланы в Сибирь.
Еще до суда над заговорщиками 3 июня 1907 года царским манифестом Дума была распущена. В новую, Третью Государственную думу выборы прошли осенью, и победили на них правые партии – октябристы, националисты и др. Третья дума работала под лозунгом:
«Сначала успокоение, потом реформы».И вот, когда в России наступило время успокоения, в царской семье сочли возможным решить одну из брачных проблем, выдав дочь младшего сына Александра II Павла – восемнадцатилетнюю красавицу Великую княжну Марию Павловну за шведского принца, герцога Зюдерманландского Вильгельма, который был чуть старше своей невесты и тоже весьма хорош собой.
После смерти матери, греческой принцессы Александры Георгиевны, и отъезда отца за границу Мария с братом Дмитрием воспитывались в семье бездетных Сергея Александровича и Елизаветы Федоровны.
Брат и сестра были неразлучны до тех пор, пока в 1901 году Дмитрий не перешел от мамок и нянек к полковнику Лаймингу, начавшему готовить мальчика в офицеры. Именно Мария и Дмитрий были теми детьми, присутствие которых в карете генерал-губернатора Сергея Александровича не позволило эсеру Каляеву 2 февраля 1905 года бросить бомбу. На следующий день, однако, задуманный теракт был осуществлен, Мария Павловна была свидетельницей того, как ее опекунша прибежала во дворец, испачканная кровью, как она металась по комнатам и потом страдала, не желая смертной казни Каляеву.
Убийство Сергея Александровича сразу же сделало детей серьезнее и старше. Вскоре после смерти приемного отца Мария начала задумываться о замужестве.
В это же время над сближением с российским императорским домом задумались и в соседней Швеции. Потенциальным женихом для русской принцессы в шведской королевской семье считали принца Вильгельма, герцога Зюдерманландского, сына кронпринца Швеции Густава.
Идея женитьбы Вильгельма на Марии Павловне возникла в 1906 году, когда девушке было всего 16 лет. Тогда в Санкт-Петербург на неофициальные смотрины приезжал Вильгельм, и великая княжна понравилась ему, но она была слишком молода для брака, и августейшие стороны условились, что брак может состояться, когда Марии Павловне исполнится 18 лет.
Принц приехал на следующий год, но здесь дал знать себя очень непростой характер своенравной и нередко взбалмошной девушки: Вильгельм не понравился великой княжне, и она часто намеренно вела себя с ним задиристо, не скрывая своего крутого нрава.
Может быть, как раз это и расположило к ней Вильгельма, ибо другие девушки так с ним себя не вели.
Мария была настоящая сорвиголова: лихо ездила верхом, любила шалости и проказы, была остра на язык и общество слуг и простолюдинов предпочитала светским дамам и кавалерам, которых откровенно недолюбливала.
Когда 6 апреля 1908 года ей исполнилось 18 лет, в Санкт-Петербург снова приехал Вильгельм. Он сделал официальное предложение и получил согласие невесты. Свадьба была назначена на 20 апреля.
Вскоре в Санкт-Петербург прибыл и отец жениха, – шведский король Густав V Бернадот, занявший трон всего полгода назад после смерти своего дяди – Оскара II.
Напомним кратко историю брачных связей между Санкт-Петербургом и Стокгольмом.
Первым шведским королем, претендовавшим на руку принцессы из дома Романовых, был семнадцатилетний Густав IV Ваза, приехавший на смотрины тринадцатилетней внучки Екатерины великой Александры Павловны.
Короля сопровождал его дядя – регент шведского престола, герцог Зюдерманландский Карл. Их приезд в Санкт-Петербург произошел 13 августа 1796 года. Густав и Карл были приняты с большими почестями, и почти месяц весь сановный город давал в их честь бал за балом и прием за приемом. Смотрины прошли с успехом: жених и невеста понравились друг другу, и во изменение протокола поездки было решено 10 сентября устроить помолвку.
В назначенный день в Зимнем дворце собрались все министры, сенаторы и генералы высших четырех классов, все резиденты и придворные.
Императрица в короне, мантии, со скипетром и державой восседала на троне, а на соседнем с нею – малом троне – сидела невеста.
Жених не появлялся более часа, а затем заявил, что решительно настаивает на переходе Александры Павловны в протестантство, в противном же случае свадьба не состоится.
Императрица, услышав столь неожиданное предложение, потеряла сознание и упала с трона: с нею случился апоплексический удар.
Свадьба не состоялась, а через два месяца Екатерина умерла. И многие считали причиной ее смерти предшествующий удар.
А в 1809 году шведская армия свергла Густава IV с престола, и он бежал из страны.
В августе 1810 года королем Швеции стал сорокалетний маршал Франции Жан-Батист Бернадот, один из лучших полководцев Наполеона Бонапарта. Он вступил на шведский престол под именем Карла XIV Юхана, и с этих пор Швецией стала править династия Бернадотов.
В 1908 году, когда начались переговоры о свадьбе Великой княжны Марии Павловны и шведского кронпринца Вильгельма, Швецией правил король Густав V, правнук Бернадота, а его женой была правнучка Густава IV Вазы, Великая герцогиня Баденская Виктория.
Шведский король Густав V родился в 1858 году, и когда он приехал в Санкт-Петербург на свадьбу к своему сыну и Марии Павловне, ему шел пятидесятый год. Однако на трон он вступил, как уже говорилось, лишь за год перед тем – в 1907 году, потому что, когда в 1872 году умер его отец – король Карл XV, Густаву было всего тринадцать лет.
Карлу XV наследовал его 43-летний брат, вступивший на трон под именем Оскара II и правивший 35 лет – до 1907 года, и только после его смерти королем стал Густав.
Все короли из дома Бернадотов отличались завидным долголетием. Не был исключением и Густав V. Он прожил 92 года и скончался в 1950 году. Забегая вперед, скажем, что Густав V пережил на троне Швеции и Первую, и Вторую мировые войны, придерживаясь нейтралитета и не входя ни в одну из воюющих группировок.
Густав V вошел в историю Швеции как покровитель спорта. Он активно участвовал в Олимпийском движении, добившись того, что V Олимпийские игры в 1912 году проходили в Стокгольме. Король и сам входил в сборную Швеции по теннису и играл в теннис до 90 лет. Густав способствовал развитию в Швеции всех видов спорта, но особое внимание уделял футболу.
Приехав на свадьбу сына в 1908 году, Густав принял участие в подписании двух деклараций о сохранении на Балтике и в Средиземном море статус-кво всеми прибрежными государствами этих морей.
20 апреля 1908 года в Царском Селе была сыграна свадьба Вильгельма с Марией Павловной, более скромная, чем предыдущие бракосочетания в доме Романовых.
Следует подчеркнуть, что эта свадьба была последней в доме Романовых, как правящей династии России.
Все последующие браки членов царской семьи были заключены уже в эмиграции – в Европе и Северной Америке.
Молодые венчались по русскому православному обряду и по протестантскому. Священников, венчавших жениха и невесту, было принято обязательно приглашать к столу. Так поступили и на сей раз. За столом, конечно же, говорили на разных языках, среди присутствующих оказался один, не знавший никакого из языков, на которых говорили приглашенные. Это был шведский епископ Готтфрид Биллинг. К счастью, рядом с ним оказался Великий князь Константин Константинович – Президент Академии наук, отлично знавший «язык науки» – латынь, что дало ему возможность свободно общаться с епископом.
В начале мая молодые уехали в Стокгольм и поселились в новом дворце Оук Хилл, на острове Юргорден, в центре Стокгольма, построенном специально для молодоженов, кстати на царские деньги.
Мария Павловна, став шведской кронпринцессой и герцогиней Зюдерманландской, ничуть не изменила своего прежнего характера: она скатывалась по широким перилам на серебряном подносе, как и у себя дома в Санкт-Петербурге или в Ильинском под Москвой. Она полюбила ездить вместе со своим тестем-королем на охоту и подолгу играла с ним в теннис. Мария по-прежнему любила конные скачки, и ей нравилось, когда ее сопровождали шведские офицеры-кавалеристы.
Ко всеобщему удивлению, Мария Павловна поступила на общих основаниях в Академию прикладных искусств и успешно училась там.
В 1909 году у супругов родился сын, которого назвали Ленартом.
Через 40 лет – после очень долгой разлуки – Мария Павловна призналась сыну, что Вильгельм, его отец, был плохим любовником и часто избегал ее. Это обстоятельство бросалось в глаза многим, и чтобы добавить Вильгельму страсти, супругов отправили в длительное морское путешествие в Сиам (ныне Таиланд), в его столицу Бангкок, для участия в коронации нового короля Рамы II.
Рама влюбился в Марию Павловну, но она предпочла французского герцога Монпансье, оказавшегося пылким любовником. И тогда она поняла, как много потеряла в скучном браке с Вильгельмом.
Вернувшись в Стокгольм, Мария Павловна под предлогом болезни почек отправилась на остров Капри, но долго там не прожила: в 1913 году она уехала в Россию на празднование 300-летия дома Романовых, а оттуда, вместе с братом Дмитрием, в Париж к отцу – великому князю Павлу Александровичу, которому было тогда 52 года. Павел Александрович после смерти их матери, греческой принцессы Александры, был женат еще дважды и слыл докой в бракоразводных делах. Он горячо посоветовал дочери развестись с Вильгельмом, и в декабре 1913 года Мария Павловна легко добилась развода.
Вильгельм больше не женился. Он стал историком рода Бернадотов, оставшись жить в Стокгольме. С ним же жил и его сын – принц Ленарт.
А Мария Павловна поступила в Париже в Школу живописи и много времени проводила в Италии и Греции.
Летом 1914 года она оказалась в России и сразу же ушла на фронт сестрой милосердия. Работая в санитарных поездах и в лазаретах, она никогда не говорила, что является двоюродной сестрой императора. Это позволило ей узнать истинное отношение простых русских людей к царю, к их семье, к войне и к монархии в целом.
Со временем она стала хирургической сестрой – вынимала пули, производила ампутации пальцев и другие несложные операции.
С конца 1915 и до начала 1917 года она, по приказу генерала Ренненкампфа, служила в одном из лазаретов Пскова, навсегда распрощавшись с иллюзиями, которые питала ее династия по отношению к русскому народу.
Сразу же после отречения Николая II от престола Мария Павловна уехала из Пскова в Петроград. Ей было тогда 26 лет.
В сентябре она скоропалительно, но по любви, еще раз вышла замуж. Ее избранником оказался сын дворцового коменданта в Царском Селе – князь Сергей Путятин. Он происходил из старинного княжеского рода, ведущего родословную от князя Михаила Черниговского, жившего в конце XII – первой половине XIII века и канонизированного церковью.
В июле 1918 года у них родился сын, названный Романом.
Они бежали через Киев в Румынию, где их приняла королевская семья – Фердинанд Гогенцоллерн-Зигмаринен и его жена Мария, принцесса Саксен-Кобург-Готская. Однако вскоре по политическим соображениям румынский король вынужден был отказать князю Путятину и его жене в гостеприимстве, и супруги уехали в Лондон, где жил брат Марии Павловны Дмитрий (кстати, он был одним из убийц Распутина).
Сюда же, в Лондон, приехал новый шведский кронпринц Густав-Адольф и привез с собою сохранившиеся в Стокгольме драгоценности Марии Павловны. Это была ее последняя радость.
Вскоре умер ее годовалый сын Роман. Пришли известия о гибели царской семьи в Екатеринбурге, о казнях в Алапаевске, в Петропавловской крепости и убийствах ее многочисленных родственников по всей России.
Деньги вскоре кончились, Мария Павловна стала портнихой, затем – фотографом. Сергей Путятин устроился клерком в банк.
Мария Павловна пробовала заниматься различными видами бизнеса – организовала мастерскую, где полсотни русских эмигрантов вышивали блузки, владела парфюмерным магазином, писала мемуары. Сергей Путятин чаще всего не работал и, увлекаясь автомобилями, разбивал их один за другим.
Постепенно Мария Павловна совершенно охладела к князю Путятину и развелась с ним.
В 1930 году, взяв с собою пишущую машинку и гитару, она села на пароход и уехала в США.
Сначала она работала консультантом в фирме модной одежды, затем стала заниматься журналистикой и цветной фотографией, которая тогда делала свои первые шаги. Ее успехи были очевидны, и Рандольф Херст послал ее своим корреспондентом в Германию.
В 1937 году король Швеции вернул ей подданство, утраченное четверть века назад, но сразу после окончания Второй мировой войны Мария Павловна уехала в Аргентину, заявив, что не может оставаться в стране, которая признала Советский Союз.
В 1947 году к ней в Буэнос-Айрес приехал принц Ленарт, отказавшийся от всех титулов из-за женитьбы на женщине низкого происхождения. Вот тогда-то мать и рассказала сыну о его детстве и своих взаимоотношениях с его отцом, герцогом Вильгельмом.
Мария Павловна умерла в декабре 1958 года, принц Вильгельм в 1965 году в Швеции, Сергей Путятин – в феврале 1966 года в Чарльстоне, штат Южная Каролина, США.
Накануне Первой мировой войны
Из важнейших внутриполитических событий этого периода следует упомянуть как минимум два: убийство Столыпина и празднование трехсотлетия дома Романовых.
Столыпин был смертельно ранен двумя выстрелами из браунинга 1 сентября 1911 года агентом «охранки» Богровым, который состоял в киевской группе анархистов-коммунистов.
Спустя два дня после покушения премьер-министр умер, а Богров предстал перед судом и через две недели был повешен. Сразу же появились две версии убийства: первая – Богров совершил террористический акт как революционер, вторая – убийство было совершено по заданию «охранки», руководители которой давно ненавидели Столыпина.
Сам Столыпин незадолго до смерти говорил: «Меня убьют, и убьют члены охраны».
21 февраля 1913 года исполнилось 300 лет со дня призвания на царство первого царя из дома Романовых – Михаила Федоровича. Этот юбилей праздновался необычайно широко и пышно. В Москве состоялся крестный ход, несли самые ценные святыни России – иконы Владимирской, Иверской и Казанской Богоматери. На Красной площади состоялся большой военный парад.
Тогда же в Александровском саду открыли памятник в честь юбилея – на четырехгранном шпиле из серого гранита были выбиты имена восемнадцати царей и цариц, от Михаила Федоровича до Николая II с надписью «300 лет Дому Романовых» и гербом России – двуглавым орлом.
(7 ноября 1918 года этот обелиск согласно так называемому Ленинскому плану монументальной пропаганды был кардинально переделан. Оставив нетронутым сам обелиск, архитектор Н. А. Всеволжский поместил на основании обелиска аббревиатуру «РСФСР» и лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», а вместо 18 царских имен были выбиты имена 19 социалистов – от Томаса Мора до Плеханова.)
15 мая 1913 года Николай с женой и детьми отправился в путешествие по России. Из Царского Села августейшее семейство через Гатчину и Тосно двинулось к Москве. Предстояло проехать на поезде, на пароходе, в автомобилях и экипажах по тем губерниям и уездам, градам и весям Суздальской и Московской Руси, где три века назад происходили самые главные события, благодаря которым на опустевшем московском троне появилась новая династия – Романовы.
16 мая царское семейство побывало в Московском Кремле, в Успенском соборе и в тот же день посетило Суздаль и три его монастыря, а затем Боголюбово.
17 мая доехали до Нижнего Новгорода, посетили кремль и главные святыни города и провели официальную часть визита по заранее разработанной программе, которая была типичной для всех городов, лежавших на пути следования Николая II.
В чем же состояла эта программа? Обязательными ее пунктами были: церемониальный марш лучших полков, расквартированных в городе; торжественный молебен в самом почитаемом храме; праздничное убранство города; радостная встреча царя народом; прием в губернаторском дворце высших чинов местной администрации; встреча дворян губернии или города в местном Дворянском собрании; прием и встреча с купечеством, банкирами и промышленниками; непременное присутствие при закладке памятников. В зависимости от местных условий все это дополнялось встречами с волостными старшинами, богатыми крестьянами, с учащимися разных учебных заведений и руководителями разнообразных малых народов, этнических групп и т. п.
Из Нижнего Новгорода Романовы пошли вверх по Волге на пароходе и 20 мая прибыли в Кострому, в Ипатьевский монастырь, в котором и произошло призвание на царство первого царя из дома Романовых – Михаила Федоровича.
21 мая пришли в Ярославль, а затем сухим путем, через Ростов Великий, Переславль и старинные монастыри, лежащие по дороге, 24 мая утром приехали в Троице-Сергиеву лавру, а днем – в половине четвертого – пожаловали в Москву.
В Москве царскую семью ждали с нетерпением. Царский поезд еще шел от Троице-Сергиевой лавры к Москве, а уже тысячи горожан толпились вдоль Первой Тверской-Ямской и Тверской и на всех площадях, мимо которых с вокзала в Кремль должны были проследовать августейшая фамилия, свита Его Величества, встречающие государя московские его родственники, столичные сановники и конный государев конвой.
К Александровскому вокзалу (ныне Белорусский) уже прошел в почетный караул любимый государев полк – Астраханский гренадерский, уже по одну сторону царской дороги встали шпалеры войск из других полков московского гарнизона, а по другую – всякая партикулярная публика и простой народ, отделенные от дороги частой цепочкой городовых и полицейских, уже вышли на паперти храмов, стоявших по пути к Кремлю, архиереи, попы и монахи с иконами и хоругвями, и промчался в пролетке – в который уж раз! – московский градоначальник, сновавший по главной столичной улице чуть ли не с самого утра, но на этот раз – все заметили – как-то особенно взволнованно и поспешно – именно в ту сторону, откуда и должна была появиться процессия.
Несколько раз волнение охватывало собравшихся, но тут же оказывалось, что понапрасну, что еще не едут.
Стало уже два, а потом и три пополудни, солнце стояло в зените, а государь все не объявлялся.
Наконец в три четверти четвертого со стороны Триумфальной площади донеслось долгожданное «ура!» – гренадеры-астраханцы отвечали на приветствие государя. Эхо солдатского «ура» еще висело в воздухе, как тут же у Александра Невского, что на Миуссах, ударили колокола. И вслед за тем над Первой Тверской-Ямской, с запада на восток, поплыл по небу колокольный звон. Грянули звонницы Страстного монастыря, тотчас же откликнулся соседний с ним Петровский монастырь, и от церкви к церкви, от колокольни к колокольне, все нарастая и усиливаясь, разносился над Первопрестольной торжественный и веселый праздничный благовест, пока наконец не вплелся в него низкий и густой бас тысячепудового Полиелейного колокола с Ивана Великого, будто хор мальчиков-певчих вдруг перекрыл глубокий бас протодиакона.
А меж тем царь, обойдя почетный караул, подошел к встречавшим его сановникам, генералам, тузам промышленности и торговли, городским думцам, к московским своим родственникам и, ласково улыбаясь, стал пожимать руки, глядя каждому в глаза, будто знает любого из них.
Столыпин был смертельно ранен двумя выстрелами из браунинга 1 сентября 1911 года агентом «охранки» Богровым, который состоял в киевской группе анархистов-коммунистов.
Спустя два дня после покушения премьер-министр умер, а Богров предстал перед судом и через две недели был повешен. Сразу же появились две версии убийства: первая – Богров совершил террористический акт как революционер, вторая – убийство было совершено по заданию «охранки», руководители которой давно ненавидели Столыпина.
Сам Столыпин незадолго до смерти говорил: «Меня убьют, и убьют члены охраны».
21 февраля 1913 года исполнилось 300 лет со дня призвания на царство первого царя из дома Романовых – Михаила Федоровича. Этот юбилей праздновался необычайно широко и пышно. В Москве состоялся крестный ход, несли самые ценные святыни России – иконы Владимирской, Иверской и Казанской Богоматери. На Красной площади состоялся большой военный парад.
Тогда же в Александровском саду открыли памятник в честь юбилея – на четырехгранном шпиле из серого гранита были выбиты имена восемнадцати царей и цариц, от Михаила Федоровича до Николая II с надписью «300 лет Дому Романовых» и гербом России – двуглавым орлом.
(7 ноября 1918 года этот обелиск согласно так называемому Ленинскому плану монументальной пропаганды был кардинально переделан. Оставив нетронутым сам обелиск, архитектор Н. А. Всеволжский поместил на основании обелиска аббревиатуру «РСФСР» и лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», а вместо 18 царских имен были выбиты имена 19 социалистов – от Томаса Мора до Плеханова.)
15 мая 1913 года Николай с женой и детьми отправился в путешествие по России. Из Царского Села августейшее семейство через Гатчину и Тосно двинулось к Москве. Предстояло проехать на поезде, на пароходе, в автомобилях и экипажах по тем губерниям и уездам, градам и весям Суздальской и Московской Руси, где три века назад происходили самые главные события, благодаря которым на опустевшем московском троне появилась новая династия – Романовы.
16 мая царское семейство побывало в Московском Кремле, в Успенском соборе и в тот же день посетило Суздаль и три его монастыря, а затем Боголюбово.
17 мая доехали до Нижнего Новгорода, посетили кремль и главные святыни города и провели официальную часть визита по заранее разработанной программе, которая была типичной для всех городов, лежавших на пути следования Николая II.
В чем же состояла эта программа? Обязательными ее пунктами были: церемониальный марш лучших полков, расквартированных в городе; торжественный молебен в самом почитаемом храме; праздничное убранство города; радостная встреча царя народом; прием в губернаторском дворце высших чинов местной администрации; встреча дворян губернии или города в местном Дворянском собрании; прием и встреча с купечеством, банкирами и промышленниками; непременное присутствие при закладке памятников. В зависимости от местных условий все это дополнялось встречами с волостными старшинами, богатыми крестьянами, с учащимися разных учебных заведений и руководителями разнообразных малых народов, этнических групп и т. п.
Из Нижнего Новгорода Романовы пошли вверх по Волге на пароходе и 20 мая прибыли в Кострому, в Ипатьевский монастырь, в котором и произошло призвание на царство первого царя из дома Романовых – Михаила Федоровича.
21 мая пришли в Ярославль, а затем сухим путем, через Ростов Великий, Переславль и старинные монастыри, лежащие по дороге, 24 мая утром приехали в Троице-Сергиеву лавру, а днем – в половине четвертого – пожаловали в Москву.
В Москве царскую семью ждали с нетерпением. Царский поезд еще шел от Троице-Сергиевой лавры к Москве, а уже тысячи горожан толпились вдоль Первой Тверской-Ямской и Тверской и на всех площадях, мимо которых с вокзала в Кремль должны были проследовать августейшая фамилия, свита Его Величества, встречающие государя московские его родственники, столичные сановники и конный государев конвой.
К Александровскому вокзалу (ныне Белорусский) уже прошел в почетный караул любимый государев полк – Астраханский гренадерский, уже по одну сторону царской дороги встали шпалеры войск из других полков московского гарнизона, а по другую – всякая партикулярная публика и простой народ, отделенные от дороги частой цепочкой городовых и полицейских, уже вышли на паперти храмов, стоявших по пути к Кремлю, архиереи, попы и монахи с иконами и хоругвями, и промчался в пролетке – в который уж раз! – московский градоначальник, сновавший по главной столичной улице чуть ли не с самого утра, но на этот раз – все заметили – как-то особенно взволнованно и поспешно – именно в ту сторону, откуда и должна была появиться процессия.
Несколько раз волнение охватывало собравшихся, но тут же оказывалось, что понапрасну, что еще не едут.
Стало уже два, а потом и три пополудни, солнце стояло в зените, а государь все не объявлялся.
Наконец в три четверти четвертого со стороны Триумфальной площади донеслось долгожданное «ура!» – гренадеры-астраханцы отвечали на приветствие государя. Эхо солдатского «ура» еще висело в воздухе, как тут же у Александра Невского, что на Миуссах, ударили колокола. И вслед за тем над Первой Тверской-Ямской, с запада на восток, поплыл по небу колокольный звон. Грянули звонницы Страстного монастыря, тотчас же откликнулся соседний с ним Петровский монастырь, и от церкви к церкви, от колокольни к колокольне, все нарастая и усиливаясь, разносился над Первопрестольной торжественный и веселый праздничный благовест, пока наконец не вплелся в него низкий и густой бас тысячепудового Полиелейного колокола с Ивана Великого, будто хор мальчиков-певчих вдруг перекрыл глубокий бас протодиакона.
А меж тем царь, обойдя почетный караул, подошел к встречавшим его сановникам, генералам, тузам промышленности и торговли, городским думцам, к московским своим родственникам и, ласково улыбаясь, стал пожимать руки, глядя каждому в глаза, будто знает любого из них.