Жизнь Павла и Александры Георгиевны, напротив, складывалась очень удачно. 6 апреля 1890 года Александра Георгиевна родила здоровую, хорошенькую девочку, которую назвали Марией. (Именно ее брак в 1908 году с герцогом Вильгельмом Зюдерманландским окажется последним в доме Романовых как правящей династии в России.)
6 сентября 1891 года Александра Георгиевна родила еще одного ребенка. Это был мальчик, названный Дмитрием.
К несчастью, он оказался причиной смерти матери: после родов Александра Георгиевна заболела родовой горячкой и спустя шесть суток умерла.
И Павел Александрович, и все родственники страшно переживали смерть веселой, жизнерадостной, доброжелательной, молодой и красивой женщины.
Елизавета Федоровна тут же удочерила и усыновила двух сирот. И Сергей Александрович сразу же поддержал свою жену.
Овдовевший Павел Александрович сам очень тяжело заболел, и врачи настояли на его отъезде в Италию. Он уехал, не беспокоясь о судьбе Машеньки и Мити, оказавшихся на руках Елизаветы Федоровны.
...Впоследствии то, что эти дети оказались рядом с Елизаветой Федоровной, сыграет свою роль в одном из важных событий в истории.
Любовь цесаревича
Почти «кругосветка»
Николай Романов и Матильда Кшесинская
Алиса Гессенская
6 сентября 1891 года Александра Георгиевна родила еще одного ребенка. Это был мальчик, названный Дмитрием.
К несчастью, он оказался причиной смерти матери: после родов Александра Георгиевна заболела родовой горячкой и спустя шесть суток умерла.
И Павел Александрович, и все родственники страшно переживали смерть веселой, жизнерадостной, доброжелательной, молодой и красивой женщины.
Елизавета Федоровна тут же удочерила и усыновила двух сирот. И Сергей Александрович сразу же поддержал свою жену.
Овдовевший Павел Александрович сам очень тяжело заболел, и врачи настояли на его отъезде в Италию. Он уехал, не беспокоясь о судьбе Машеньки и Мити, оказавшихся на руках Елизаветы Федоровны.
...Впоследствии то, что эти дети оказались рядом с Елизаветой Федоровной, сыграет свою роль в одном из важных событий в истории.
Любовь цесаревича
И вновь возвратимся к наследнику престола. Николай много занимался, любил верховую езду, гимнастику, катание на лодках, ходил на охоту, не чурался физической работы – убирал снег, колол и пилил дрова, сам чистил коня и потому был крепок, вынослив и силен.
К 20 годам он вполне сформировался, и немудрено, что его посетило и первое чувство, к сожалению, не к той девушке, которая могла бы стать его невестой.
Героиней стала семнадцатилетняя выпускница балетного класса Императорского театрального училища, в ближайшем будущем прима-балерина, чуть позже выдающаяся танцовщица, а затем и великая русская балерина – Матильда Кшесинская. Она родилась в балетной семье 19 августа 1872 года и таким образом была на четыре года младше Николая.
Ее полное имя при крещении по католическому обряду было – Матильда-Мария, но потом девочку стали звать просто Матильдой. В семье Кшесинских сохранилось романтическое предание о том, что их предок, прадед Матильды, был графом Красинским, но из-за крупной имущественной тяжбы, грозившей ему смертью, вынужден был тайно бежать в Париж и там, из предосторожности, скрыл свой титул и подлинное имя и стал называть себя простым дворянином Кшесинским.
Отцом Матильды-Марии был артист балета Адам-Феликс Кшесинский, но на русский лад ее именовали Матильдой Феликсовной. Когда девочке исполнилось восемь лет, она стала воспитанницей балетного класса Петербургского императорского театрального училища. Мать Матильды в свое время тоже закончила это училище.
Матильда была самым младшим – тринадцатым – ребенком в семье, но назвать ее жизнь несчастной едва ли возможно.
23 марта 1890 года состоялся выпускной экзамен, на котором присутствовала вся царская семья и сам Александр III с императрицей. Был на этом спектакле и цесаревич Николай.
После того как выпускной спектакль закончился, Александр с цесаревичем прошли в зал, где их ожидали преподаватели, выпускницы и выпускники, и царь, не дожидаясь официального представления, зычно спросил:
– А где же Кшесинская?
И когда ее подвели к нему, Александр пожал ей руку и сказал:
– Будьте украшением и славою нашего балета.
В своих «Воспоминаниях», законченных через семьдесят лет после этого, балерина писала:
– Смотрите только не флиртуйте слишком.
Кшесинская сразу же влюбилась в цесаревича и, когда прощалась с ним, то поняла это очень отчетливо. То же самое случилось и с Николаем, и он стал искать встречи с юной балериной, но у нее были строгие родители, а за цесаревичем неотступно следили, и таким образом встретиться им было весьма затруднительно.
Свой первый сезон Кшесинская начала выступлениями в большом деревянном Красносельском театре, построенном для офицеров гвардии, проводившей именно там летние лагерные сборы. Летом 1890 года на этих сборах был и Николай и не упускал случая увидеть прелестную восемнадцатилетнюю балерину.
С 10 июля по 1 августа в его дневнике пять раз упоминается Кшесинская, но ничего, кроме мимолетных разговоров и дразнящих воспоминаний, записи эти не содержат.
Николай попросил своего товарища по гусарскому полку Евгения Волкова сделать что-нибудь, чтобы Кшесинская встретилась с ним, но и тут, по тем же причинам, что и прежде, свидание не состоялось. А 23 октября 1890 года и Николай, и Волков уехали из Петербурга в большое, почти кругосветное путешествие, и цесаревич увиделся с Кшесинской только через девять месяцев – 4 августа 1891 года.
К 20 годам он вполне сформировался, и немудрено, что его посетило и первое чувство, к сожалению, не к той девушке, которая могла бы стать его невестой.
Героиней стала семнадцатилетняя выпускница балетного класса Императорского театрального училища, в ближайшем будущем прима-балерина, чуть позже выдающаяся танцовщица, а затем и великая русская балерина – Матильда Кшесинская. Она родилась в балетной семье 19 августа 1872 года и таким образом была на четыре года младше Николая.
Ее полное имя при крещении по католическому обряду было – Матильда-Мария, но потом девочку стали звать просто Матильдой. В семье Кшесинских сохранилось романтическое предание о том, что их предок, прадед Матильды, был графом Красинским, но из-за крупной имущественной тяжбы, грозившей ему смертью, вынужден был тайно бежать в Париж и там, из предосторожности, скрыл свой титул и подлинное имя и стал называть себя простым дворянином Кшесинским.
Отцом Матильды-Марии был артист балета Адам-Феликс Кшесинский, но на русский лад ее именовали Матильдой Феликсовной. Когда девочке исполнилось восемь лет, она стала воспитанницей балетного класса Петербургского императорского театрального училища. Мать Матильды в свое время тоже закончила это училище.
Матильда была самым младшим – тринадцатым – ребенком в семье, но назвать ее жизнь несчастной едва ли возможно.
23 марта 1890 года состоялся выпускной экзамен, на котором присутствовала вся царская семья и сам Александр III с императрицей. Был на этом спектакле и цесаревич Николай.
После того как выпускной спектакль закончился, Александр с цесаревичем прошли в зал, где их ожидали преподаватели, выпускницы и выпускники, и царь, не дожидаясь официального представления, зычно спросил:
– А где же Кшесинская?
И когда ее подвели к нему, Александр пожал ей руку и сказал:
– Будьте украшением и славою нашего балета.
В своих «Воспоминаниях», законченных через семьдесят лет после этого, балерина писала:
«Слова государя звучали для меня как приказ. Быть славой и украшением русского балета – вот то, что теперь волновало мое воображение. Оправдать доверие государя – было для меня новой задачей, которой я решила посвятить мои силы».Когда после этого все педагоги и бывшие ученики, а ныне уже артисты Императорского балета, уселись за праздничный стол, Александр посадил Матильду между собой и цесаревичем и, улыбаясь, сказал:
– Смотрите только не флиртуйте слишком.
Кшесинская сразу же влюбилась в цесаревича и, когда прощалась с ним, то поняла это очень отчетливо. То же самое случилось и с Николаем, и он стал искать встречи с юной балериной, но у нее были строгие родители, а за цесаревичем неотступно следили, и таким образом встретиться им было весьма затруднительно.
Свой первый сезон Кшесинская начала выступлениями в большом деревянном Красносельском театре, построенном для офицеров гвардии, проводившей именно там летние лагерные сборы. Летом 1890 года на этих сборах был и Николай и не упускал случая увидеть прелестную восемнадцатилетнюю балерину.
С 10 июля по 1 августа в его дневнике пять раз упоминается Кшесинская, но ничего, кроме мимолетных разговоров и дразнящих воспоминаний, записи эти не содержат.
Николай попросил своего товарища по гусарскому полку Евгения Волкова сделать что-нибудь, чтобы Кшесинская встретилась с ним, но и тут, по тем же причинам, что и прежде, свидание не состоялось. А 23 октября 1890 года и Николай, и Волков уехали из Петербурга в большое, почти кругосветное путешествие, и цесаревич увиделся с Кшесинской только через девять месяцев – 4 августа 1891 года.
Почти «кругосветка»
Образовательные путешествия стали в доме Романовых с давних пор стойкой и обязательной традицией, которой непременно завершалось обучение наследников престола.
Начиная с Павла I, каждый из цесаревичей направлялся за границу, для того чтобы «мир посмотреть и себя показать», для того чтобы лучше понять, каково отношение к России в других странах и что из увиденного можно с пользой для России использовать в своей стране по возвращении на Родину.
Разумеется, вместе с тем одно из первых мест занимало ознакомление с культурой разных стран, с их наукой, искусством, обычаями, традициями и бытом всех слоев общества.
Путешествие, которое предстояло совершить цесаревичу Николаю, было наиболее грандиозным из всех, когда-либо предпринимаемых в царской семье. Практически это было кругосветное путешествие по суше и по морю, которое сначала должно было идти от Санкт-Петербурга на Запад, а вернуться в столицу России цесаревич должен был с Востока – из Владивостока, проехав весь русский Дальний Восток, Сибирь и Зауралье.
Сюжет о путешествии цесаревича Николая очень интересен, но он никак не затрагивает главной темы этой книги, поэтому автор считает возможным обозначить его пунктиром, отослав заинтересовавшихся читателей к трехтомнику князя Э. Э. Ухтомского, «Путешествие на Восток», тт. 1–3, СПб., 1893–1897, к тому же содержащему сотни прекрасных иллюстраций.
Ограничимся тем, что перечислим основные вехи путешествия.
21 октября 1890 года Николай и пятеро членов его свиты отправились в Варшаву, затем проехали в Вену и оттуда в Триест, где на рейде их уже ждали три русских корабля во главе с фрегатом «Память Азова».
На фрегате дошли они до Греции и, осмотрев ее достопримечательности, взяли на борт троюродного брата Николая – греческого принца Георгиоса.
Из Греции корабли пошли в Египет, и после пребывания в Каире и плавания по Нилу с осмотром пирамид и множества храмов эскадра направилась к Индии.
11 декабря путешественники прибыли в Бомбей и отсюда отправились в поездку по Индии, которая заняла пятьдесят дней – до 30 января 1891 года. Они посетили Гуджерат, Ахмадабад, Джайпур, Лахор, «Рим индусов» – Бенарес и «индийский Петербург» – Калькутту.
Возвратившись поездом в Бомбей, цесаревич и его свита пошли морем на Цейлон, а оттуда – в Сингапур и на остров Яву.
После этого Николай побывал в королевстве Сиам, чью столицу – Бангкок – из-за обилия каналов называли «Венецией тропиков», и направился в столицу французской колонии Кохинхина – Сайгон. (Теперь Сиам называется Королевством Таиланд, а Кохинхина – Республикой Вьетнам. Название столицы Таиланда осталось прежним, а город Сайгон переименован в Хошимин.)
Вслед за тем путешественники нанесли непродолжительные визиты в Гонконг и Кантон – первый на их пути китайский город (ныне – Гуанчжоу).
3 апреля 1891 года эскадра бросила якоря неподалеку от Шанхая. Отсюда Николай прошел на ожидавшем его русском пароходе «Владивосток» 1200 миль по реке Янцзы, до города Ханькоу, где располагалась русская чаеторговая компания, закупавшая китайский чай ежегодно на 10–12 миллионов золотых рублей.
15 апреля русская эскадра пришла в японский порт Нагасаки, откуда и начался визит в Японию. Посетив древнюю столицу Японии – Киото, Николай решил проехать в соседний городок Оцу в колясках рикш.
...Когда кортеж колясок проезжал по улице, из толпы вдруг выскочил человек в форме полицейского и ударил Николая саблей по голове. Николай выпрыгнул из коляски и набросился на обидчика. На помощь к нему тут же кинулся греческий принц Георгиос, они свалили покушавшегося и с помощью еще двух рикш повязали его. Им оказался самурай Тсуда Само – фанатик-националист, действовавший по собственной инициативе.
Александр III тут же, по телеграфу, приказал прервать путешествие и плыть из Японии во Владивосток.
11 мая 1891 года цесаревич прибыл во Владивосток. 19 мая он высыпал первую тачку земли в полотно Великой Транссибирской магистрали, которая пошла на запад, и положил первый камень в фундамент будущего железнодорожного вокзала Владивостока.
21 мая Николай со свитой выехал на запад в пролетках, через три дня, доехав до Амура, погрузился на пароход и то плыл по реке, то ехал в колясках через Хабаровск, Читу, Иркутск, Красноярск, Томск, Тобольск, Омск, Оренбург и Уральск.
От Владивостока до Уральска цесаревич проехал в экипажах и на пароходах 8486 верст.
1 августа Николай со свитой погрузился в пассажирский вагон только что построенной Оренбургской железной дороги и через Самару и Москву утром 4 августа 1891 года прибыл в Санкт-Петербург.
...Это путешествие дало цесаревичу очень много: он увидел мир и, что, пожалуй, особенно важно, не традиционную для его предшественников – русских цесаревичей – Европу, а главные очаги древних цивилизаций – Грецию, Египет, Индию, Китай, Японию, а потом и всю собственную страну – мост между Европой и Азией, в которой переплавились, все же не слившись воедино, десятки народов, государств и цивилизаций.
Из этого он мог сделать сравнения и выводы. Однако если сравнения цесаревичу еще кое-как удавались, то правильных выводов, к глубокому сожалению, сделать он не смог, что весьма красноречиво подтвердила вся его последующая жизнь.
Начиная с Павла I, каждый из цесаревичей направлялся за границу, для того чтобы «мир посмотреть и себя показать», для того чтобы лучше понять, каково отношение к России в других странах и что из увиденного можно с пользой для России использовать в своей стране по возвращении на Родину.
Разумеется, вместе с тем одно из первых мест занимало ознакомление с культурой разных стран, с их наукой, искусством, обычаями, традициями и бытом всех слоев общества.
Путешествие, которое предстояло совершить цесаревичу Николаю, было наиболее грандиозным из всех, когда-либо предпринимаемых в царской семье. Практически это было кругосветное путешествие по суше и по морю, которое сначала должно было идти от Санкт-Петербурга на Запад, а вернуться в столицу России цесаревич должен был с Востока – из Владивостока, проехав весь русский Дальний Восток, Сибирь и Зауралье.
Сюжет о путешествии цесаревича Николая очень интересен, но он никак не затрагивает главной темы этой книги, поэтому автор считает возможным обозначить его пунктиром, отослав заинтересовавшихся читателей к трехтомнику князя Э. Э. Ухтомского, «Путешествие на Восток», тт. 1–3, СПб., 1893–1897, к тому же содержащему сотни прекрасных иллюстраций.
Ограничимся тем, что перечислим основные вехи путешествия.
21 октября 1890 года Николай и пятеро членов его свиты отправились в Варшаву, затем проехали в Вену и оттуда в Триест, где на рейде их уже ждали три русских корабля во главе с фрегатом «Память Азова».
На фрегате дошли они до Греции и, осмотрев ее достопримечательности, взяли на борт троюродного брата Николая – греческого принца Георгиоса.
Из Греции корабли пошли в Египет, и после пребывания в Каире и плавания по Нилу с осмотром пирамид и множества храмов эскадра направилась к Индии.
11 декабря путешественники прибыли в Бомбей и отсюда отправились в поездку по Индии, которая заняла пятьдесят дней – до 30 января 1891 года. Они посетили Гуджерат, Ахмадабад, Джайпур, Лахор, «Рим индусов» – Бенарес и «индийский Петербург» – Калькутту.
Возвратившись поездом в Бомбей, цесаревич и его свита пошли морем на Цейлон, а оттуда – в Сингапур и на остров Яву.
После этого Николай побывал в королевстве Сиам, чью столицу – Бангкок – из-за обилия каналов называли «Венецией тропиков», и направился в столицу французской колонии Кохинхина – Сайгон. (Теперь Сиам называется Королевством Таиланд, а Кохинхина – Республикой Вьетнам. Название столицы Таиланда осталось прежним, а город Сайгон переименован в Хошимин.)
Вслед за тем путешественники нанесли непродолжительные визиты в Гонконг и Кантон – первый на их пути китайский город (ныне – Гуанчжоу).
3 апреля 1891 года эскадра бросила якоря неподалеку от Шанхая. Отсюда Николай прошел на ожидавшем его русском пароходе «Владивосток» 1200 миль по реке Янцзы, до города Ханькоу, где располагалась русская чаеторговая компания, закупавшая китайский чай ежегодно на 10–12 миллионов золотых рублей.
15 апреля русская эскадра пришла в японский порт Нагасаки, откуда и начался визит в Японию. Посетив древнюю столицу Японии – Киото, Николай решил проехать в соседний городок Оцу в колясках рикш.
...Когда кортеж колясок проезжал по улице, из толпы вдруг выскочил человек в форме полицейского и ударил Николая саблей по голове. Николай выпрыгнул из коляски и набросился на обидчика. На помощь к нему тут же кинулся греческий принц Георгиос, они свалили покушавшегося и с помощью еще двух рикш повязали его. Им оказался самурай Тсуда Само – фанатик-националист, действовавший по собственной инициативе.
Александр III тут же, по телеграфу, приказал прервать путешествие и плыть из Японии во Владивосток.
11 мая 1891 года цесаревич прибыл во Владивосток. 19 мая он высыпал первую тачку земли в полотно Великой Транссибирской магистрали, которая пошла на запад, и положил первый камень в фундамент будущего железнодорожного вокзала Владивостока.
21 мая Николай со свитой выехал на запад в пролетках, через три дня, доехав до Амура, погрузился на пароход и то плыл по реке, то ехал в колясках через Хабаровск, Читу, Иркутск, Красноярск, Томск, Тобольск, Омск, Оренбург и Уральск.
От Владивостока до Уральска цесаревич проехал в экипажах и на пароходах 8486 верст.
1 августа Николай со свитой погрузился в пассажирский вагон только что построенной Оренбургской железной дороги и через Самару и Москву утром 4 августа 1891 года прибыл в Санкт-Петербург.
...Это путешествие дало цесаревичу очень много: он увидел мир и, что, пожалуй, особенно важно, не традиционную для его предшественников – русских цесаревичей – Европу, а главные очаги древних цивилизаций – Грецию, Египет, Индию, Китай, Японию, а потом и всю собственную страну – мост между Европой и Азией, в которой переплавились, все же не слившись воедино, десятки народов, государств и цивилизаций.
Из этого он мог сделать сравнения и выводы. Однако если сравнения цесаревичу еще кое-как удавались, то правильных выводов, к глубокому сожалению, сделать он не смог, что весьма красноречиво подтвердила вся его последующая жизнь.
Николай Романов и Матильда Кшесинская
Итак, Николай приехал в Петербург утром 4 августа 1891 года и сразу же отправился в Красное село, где проводили лето его мать и отец. Ему было о чем рассказать родителям, но в тот же вечер он поехал в театр, где выступала Кшесинская. Однако осенью 1891 года они не встречались, потому что вскоре Николай вместе с родителями уехал в Данию и возвратился лишь в конце года.
За время его отсутствия в семье произошел один из редких скандалов, возникший из-за несогласия Александра III пойти навстречу своему двоюродному брату, великому князю Михаилу Михайловичу, просившему разрешения жениться на английской графине Софии Торби. Михаилу Михайловичу было уже около тридцати, он занимал должность командира лейб-гвардии Егерского полка, был весел, остроумен и красив, великолепно танцевал и слыл любимцем большого света, где за ним прочно укрепилось прозвище «Миш-Миш».
Когда ему исполнилось двадцать лет, он по правилам, существовавшим в семье Романовых, стал получать ежегодно около 200 тысяч рублей и почти все эти деньги тратил на строительство собственного дворца, мечтая поселить в нем избранницу своего сердца, которую он постоянно искал, но никак не находил. Он влюблялся то в одну девушку, то в другую и всякий раз получал один и тот же ответ: «Она тебе не пара».
Наконец он остановил свой выбор – выбор сердца, а не ума – на английской графине Торби. Однако и на этот раз повторился стандартный отказ: происхождение графини по женской линии довольно сомнительно и потому недостаточно высоко для того, чтобы она могла войти в семью Романовых. Михаил Михайлович не соглашался с такой оценкой и настаивал на том, что София Торби достаточно благородна, хотя ее родословная по женской линии действительно не совсем обычна и, быть может, для царского дома даже неординарна, но именно в этой-то неординарности и состоит весь ее шарм. По женской линии графиня Торби была внучкой А. С. Пушкина. Ее мать Наталья Александровна Пушкина, дочь великого поэта, в первом браке была замужем за М. Л. Дубельтом – сыном преемника Бенкендорфа Л. В. Дубельта. Однако брак ее оказался неудачным, и Наталья Александровна, не добившись развода в России, уехала за границу. Там она довела дело до конца, получила развод и вышла замуж за герцога Нассауского, чей отец был женат на великой княгине Елизавете Михайловне – внучке Николая I. Для того чтобы брак этот не считался мезальянсом, Наталья Александровна получила титул графини Меренберг. А ее дочь от брака с герцогом, известная как графиня София Торби, все же стала морганатической супругой внука Николая I – Великого князя Михаила Михайловича, пренебрегшего запретом императора и уехавшего в Англию, где он и прожил с Софией Торби до конца своих дней...
Вернувшись из Дании в Петербург и раз побывав в театре, Николай, вдруг понял, что его прежнее влечение к Матильде Кшесинской уже успело перерасти в нечто большее.
В январе 1892-го, совершенно неожиданно, Николай пришел в дом Кшесинских, объяснился, хотя и робко, но вполне определенно о своих чувствах к Матильде, попросил разрешения бывать у нее. С этих пор он стал часто проводить у Матильды вечера, а потом вместе с Николаем, а порой и без него, гостями Кшесинских стали и сыновья Великого князя Михаила Николаевича – Георгий, Александр и Сергей. «Михайловичи», хотя и доводились Николаю двоюродными дядьями, были, как уже упоминалось, почти одного с ним возраста, а Сергей даже на год младше своего племянника – и это делало вечера у Кшесинских равно интересными для всех.
Однажды Николай задержался у Матильды почти до утра. В эту ночь он сказал, что вскоре должен будет уехать в Германию для сватовства. Он назвал и имя невесты – Алиса Гессенская. И Николай, и Матильда понимали, что их любви придет конец, как только будет сыграна свадьба цесаревича с гессенской принцессой, ибо и Николай был однолюбом, и отец-император никогда не позволил бы своему старшему сыну впасть в распутство, имея жену. Кроме того, Николай был очень честен и прямодушен. Он ничего не скрывал от Матильды и привозил с собою дневники, позволял читать ей все, что писал он и о ней, и об Алисе. «Мною он был очень увлечен, ему нравилась обстановка наших встреч, и меня он, безусловно, любил, – писала Кшесинская. – Вначале он относился к принцессе как-то безразлично, к помолвке и браку – как к неизбежной необходимости. Но он от меня не скрыл затем, что из всех тех, кого ему прочили в невесты, он ее считал наиболее подходящей и что к ней его влекло все больше и больше, что она будет его избранницей, если на то последует родительское разрешение...
Известие о его сватовстве было для меня первым настоящим горем. После его ухода я долго сидела убитая и не могла потом сомкнуть глаз до утра. Следующие дни были ужасны. Я не знала, что дальше будет, а неведение ужасно.
Я мучилась безумно».
Первая попытка сватовства Николая к принцессе Гессенской кончилась ничем – Алиса отказалась перейти в православие, а это было непременным условием брака – и помолвка не состоялась.
По возвращении в Петербург все вернулось на круги своя – их любовь с Кшесинской вспыхнула с новой силой, и оба они старались не думать о неизбежной разлуке.
Так наступило лето 1892 года.
Кшесинские имели небольшую усадьбу Красницы, в 63 верстах от Петербурга, и лето обычно проводили там. Но в этом году Матильда приезжала в столицу гораздо чаще, чем раньше, – к тому вынуждали ее репетиции, а кроме того, в их городской квартире ждали ее письма от Николая, так как они условились, что вся корреспонденция будет посылаться им на квартиру.
Все письма и записочки от Николая Матильда собирала, по много раз перечитывала и берегла всю жизнь.
Как только Николай вернулся из Дании, сестры Кшесинские устроили новоселье, пригласив множество гостей и получив массу подарков. Николай подарил ей восемь золотых чарок для водки, украшенных драгоценными камнями.
Их роман стал затухать летом 1893 года. Николай все больше влюблялся в Алису и не мог разделить себя на две части.
За время его отсутствия в семье произошел один из редких скандалов, возникший из-за несогласия Александра III пойти навстречу своему двоюродному брату, великому князю Михаилу Михайловичу, просившему разрешения жениться на английской графине Софии Торби. Михаилу Михайловичу было уже около тридцати, он занимал должность командира лейб-гвардии Егерского полка, был весел, остроумен и красив, великолепно танцевал и слыл любимцем большого света, где за ним прочно укрепилось прозвище «Миш-Миш».
Когда ему исполнилось двадцать лет, он по правилам, существовавшим в семье Романовых, стал получать ежегодно около 200 тысяч рублей и почти все эти деньги тратил на строительство собственного дворца, мечтая поселить в нем избранницу своего сердца, которую он постоянно искал, но никак не находил. Он влюблялся то в одну девушку, то в другую и всякий раз получал один и тот же ответ: «Она тебе не пара».
Наконец он остановил свой выбор – выбор сердца, а не ума – на английской графине Торби. Однако и на этот раз повторился стандартный отказ: происхождение графини по женской линии довольно сомнительно и потому недостаточно высоко для того, чтобы она могла войти в семью Романовых. Михаил Михайлович не соглашался с такой оценкой и настаивал на том, что София Торби достаточно благородна, хотя ее родословная по женской линии действительно не совсем обычна и, быть может, для царского дома даже неординарна, но именно в этой-то неординарности и состоит весь ее шарм. По женской линии графиня Торби была внучкой А. С. Пушкина. Ее мать Наталья Александровна Пушкина, дочь великого поэта, в первом браке была замужем за М. Л. Дубельтом – сыном преемника Бенкендорфа Л. В. Дубельта. Однако брак ее оказался неудачным, и Наталья Александровна, не добившись развода в России, уехала за границу. Там она довела дело до конца, получила развод и вышла замуж за герцога Нассауского, чей отец был женат на великой княгине Елизавете Михайловне – внучке Николая I. Для того чтобы брак этот не считался мезальянсом, Наталья Александровна получила титул графини Меренберг. А ее дочь от брака с герцогом, известная как графиня София Торби, все же стала морганатической супругой внука Николая I – Великого князя Михаила Михайловича, пренебрегшего запретом императора и уехавшего в Англию, где он и прожил с Софией Торби до конца своих дней...
Вернувшись из Дании в Петербург и раз побывав в театре, Николай, вдруг понял, что его прежнее влечение к Матильде Кшесинской уже успело перерасти в нечто большее.
В январе 1892-го, совершенно неожиданно, Николай пришел в дом Кшесинских, объяснился, хотя и робко, но вполне определенно о своих чувствах к Матильде, попросил разрешения бывать у нее. С этих пор он стал часто проводить у Матильды вечера, а потом вместе с Николаем, а порой и без него, гостями Кшесинских стали и сыновья Великого князя Михаила Николаевича – Георгий, Александр и Сергей. «Михайловичи», хотя и доводились Николаю двоюродными дядьями, были, как уже упоминалось, почти одного с ним возраста, а Сергей даже на год младше своего племянника – и это делало вечера у Кшесинских равно интересными для всех.
Однажды Николай задержался у Матильды почти до утра. В эту ночь он сказал, что вскоре должен будет уехать в Германию для сватовства. Он назвал и имя невесты – Алиса Гессенская. И Николай, и Матильда понимали, что их любви придет конец, как только будет сыграна свадьба цесаревича с гессенской принцессой, ибо и Николай был однолюбом, и отец-император никогда не позволил бы своему старшему сыну впасть в распутство, имея жену. Кроме того, Николай был очень честен и прямодушен. Он ничего не скрывал от Матильды и привозил с собою дневники, позволял читать ей все, что писал он и о ней, и об Алисе. «Мною он был очень увлечен, ему нравилась обстановка наших встреч, и меня он, безусловно, любил, – писала Кшесинская. – Вначале он относился к принцессе как-то безразлично, к помолвке и браку – как к неизбежной необходимости. Но он от меня не скрыл затем, что из всех тех, кого ему прочили в невесты, он ее считал наиболее подходящей и что к ней его влекло все больше и больше, что она будет его избранницей, если на то последует родительское разрешение...
Известие о его сватовстве было для меня первым настоящим горем. После его ухода я долго сидела убитая и не могла потом сомкнуть глаз до утра. Следующие дни были ужасны. Я не знала, что дальше будет, а неведение ужасно.
Я мучилась безумно».
Первая попытка сватовства Николая к принцессе Гессенской кончилась ничем – Алиса отказалась перейти в православие, а это было непременным условием брака – и помолвка не состоялась.
По возвращении в Петербург все вернулось на круги своя – их любовь с Кшесинской вспыхнула с новой силой, и оба они старались не думать о неизбежной разлуке.
Так наступило лето 1892 года.
Кшесинские имели небольшую усадьбу Красницы, в 63 верстах от Петербурга, и лето обычно проводили там. Но в этом году Матильда приезжала в столицу гораздо чаще, чем раньше, – к тому вынуждали ее репетиции, а кроме того, в их городской квартире ждали ее письма от Николая, так как они условились, что вся корреспонденция будет посылаться им на квартиру.
Все письма и записочки от Николая Матильда собирала, по много раз перечитывала и берегла всю жизнь.
* * *
Тем же летом Николай снова уехал в Данию, а вернувшись, узнал, что Матильда вместе с сестрой, 27-летней Юлией, за которой решительно ухаживал барон Зедделер, сняли на Английской набережной двухэтажный особняк, в котором до них жил великий князь Константин Николаевич с балериной Кузнецовой. Дом был прекрасно отделан, а мебель оставалась той же, что и при прежнем его хозяине.Как только Николай вернулся из Дании, сестры Кшесинские устроили новоселье, пригласив множество гостей и получив массу подарков. Николай подарил ей восемь золотых чарок для водки, украшенных драгоценными камнями.
Их роман стал затухать летом 1893 года. Николай все больше влюблялся в Алису и не мог разделить себя на две части.
Алиса Гессенская
Младшая дочь великого герцога Гессен-Дармштадтского Людвига IV и герцогини Алисы, чьей матерью была английская королева Виктория, родилась 25 мая 1872 года. По обычаям лютеранской религии, в которой она была крещена, девочке дали имя Алиса-Виктория-Елена-Луиза-Беатриса, в семейном же обиходе ограничивались лишь первым именем из пяти – Алиса, или Аликс. Когда ей исполнилось девять лет, умерла ее мать, и девочку забрала к себе бабушка – королева Виктория. Английский двор и английская культура произвели на девочку неизгладимое впечатление и оставили глубочайший след в ее душе и интеллекте.
Когда Алисе было двенадцать лет, она впервые увидела Петербург, где на свадьбе своей старшей сестры Эллы с великим князем Сергеем Александровичем познакомилась со старшим сыном императора – Николаем. Цесаревичу было тогда шестнадцать лет, и Алиса воспринимала его как человека намного более зрелого, чем она, о котором можно было лишь мечтать.
2 января 1916 года, вспоминая об этом, она написала Николаю: «32 года тому назад еще детское сердце уже стремилось к тебе с глубокой любовью». Но в 1894 году, когда Николай поехал в Дармштадт свататься к Алисе, дела обстояли не столь благоприятно. Объяснялось это тем, что принцесса с детства отличалась серьезностью, скромностью, а также глубокой религиозностью с весьма заметным уклоном в мистицизм. Кроме того, она была по-прусски традиционно консервативна и не хотела отказываться от конфессии, выпавшей ей на долю при рождении. Находясь в Вестминстере, при дворе королевы Виктории, Алиса углубилась в теологию и теософию и получила столь основательную богословскую подготовку, что позднее ей была присвоена степень доктора философии Кембриджского университета. Столь серьезное отношение к вопросам религии сильно мешало гессенской принцессе изменить вероисповедание. Это обстоятельство и было главным камнем преткновения на ее пути к императорской короне России.
И хотя Николай ей очень нравился, и Алиса самой себе признавалась, что любит его, вопрос перемены вероисповедания едва не погубил все дело.
Удаче нового сватовства к Алисе немало способствовали Сергей Александрович и его жена Элла, а из зарубежных доброхотов Аликс – более прочих германский император Вильгельм.
В результате всего этого было решено отправить 25-летнего цесаревича в Кобург, надеясь на то, что сам он лучше всяких ходатаев сумеет добиться успеха.
Сватовство Николая было приурочено к свадьбе герцога Гессен-Дармштадтского Эрнста, брата Эллы и Алисы, и герцогини Саксен-Кобург-Готской Виктории, носившей в семье прозвище «Даки» – «уточка».
2 апреля 1894 года цесаревич со священником, духовником своих родителей, протопресвитером И. Л. Янышевым, двумя дядьями, великими князьями Сергеем и Владимиром, и их женами выехали из Петербурга. 4 апреля они добрались до места назначения, были прекрасно встречены и размещены в богатых и уютных апартаментах кобургского замка.
На следующее утро, после кофе, в апартаменты Великой княгини Елизаветы Федоровны (Эллы) пришла ее сестра Аликс. Николай записал в этот вечер в своем дневнике:
И, кажется, если бы его желание осуществилось, то Николай прочитал бы в ее душе то, чего ему более всего хотелось – Аликс была готова сказать ему «да». Во всяком случае, на следующий день это произошло.
Дело было в том, что семья Аликс, как и весь Гессенский род, с 1866 года ставший родом Великих герцогов, нес на себе проклятье тяжелой наследственной болезни – гемофилии. Больные гемофилией страдали повышенной кровоточивостью, которая передавалась по женской линии, но касалась только мужского потомства. Рожденные Гессенскими герцогинями сыновья страдали несвертываемостью крови, особенно остро переносимой в детстве и молодости – до 15–20 лет. У больного гемофилией даже легкие ушибы вызывают подкожные внутримышечные кровоизлияния, причем любой ушиб, удаление зуба и даже легкая царапина могут вызвать неостановимое кровотечение, грозящее смертью. В доме Гессенских герцогов насчитывали несколько таких случаев и прекрасно понимали, какую страшную ответственность берут они на себя, соглашаясь на брак принцессы Алисы с наследником российского престола.
20 апреля Аликс уехала вместе с Викторией в Англию, а Николай на следующий день отправился в Россию, поставив на стол в своем купе фотографию невесты, окруженную цветами...
Этому правилу он не изменил ни разу.
А далее произошло вот что: «В моем горе и отчаянии я не осталась одинокой, – вспоминает Матильда. – Великий князь Сергей Михайлович, с которым я подружилась с того дня, когда наследник впервые привез его ко мне, остался при мне и поддержал меня. Никогда я не испытывала к нему чувства, которое можно было бы сравнить с моим чувством к Ники, но всем своим отношением он завоевал мое сердце, и я искренне его полюбила».
Что же касается Николая, то он оказался таким же однолюбом, как и его отец. После помолвки и до самой смерти он сохранил своей жене совершеннейшую, ничем не запятнанную верность.
Вернувшись в Петербург, Николай не находил себе места из-за разлуки с Аликс. Он начал писать ей еще в поезде и по приезде продолжал писать каждый день. Невеста отвечала ему тем же.
Когда Алисе было двенадцать лет, она впервые увидела Петербург, где на свадьбе своей старшей сестры Эллы с великим князем Сергеем Александровичем познакомилась со старшим сыном императора – Николаем. Цесаревичу было тогда шестнадцать лет, и Алиса воспринимала его как человека намного более зрелого, чем она, о котором можно было лишь мечтать.
2 января 1916 года, вспоминая об этом, она написала Николаю: «32 года тому назад еще детское сердце уже стремилось к тебе с глубокой любовью». Но в 1894 году, когда Николай поехал в Дармштадт свататься к Алисе, дела обстояли не столь благоприятно. Объяснялось это тем, что принцесса с детства отличалась серьезностью, скромностью, а также глубокой религиозностью с весьма заметным уклоном в мистицизм. Кроме того, она была по-прусски традиционно консервативна и не хотела отказываться от конфессии, выпавшей ей на долю при рождении. Находясь в Вестминстере, при дворе королевы Виктории, Алиса углубилась в теологию и теософию и получила столь основательную богословскую подготовку, что позднее ей была присвоена степень доктора философии Кембриджского университета. Столь серьезное отношение к вопросам религии сильно мешало гессенской принцессе изменить вероисповедание. Это обстоятельство и было главным камнем преткновения на ее пути к императорской короне России.
И хотя Николай ей очень нравился, и Алиса самой себе признавалась, что любит его, вопрос перемены вероисповедания едва не погубил все дело.
Удаче нового сватовства к Алисе немало способствовали Сергей Александрович и его жена Элла, а из зарубежных доброхотов Аликс – более прочих германский император Вильгельм.
В результате всего этого было решено отправить 25-летнего цесаревича в Кобург, надеясь на то, что сам он лучше всяких ходатаев сумеет добиться успеха.
Сватовство Николая было приурочено к свадьбе герцога Гессен-Дармштадтского Эрнста, брата Эллы и Алисы, и герцогини Саксен-Кобург-Готской Виктории, носившей в семье прозвище «Даки» – «уточка».
2 апреля 1894 года цесаревич со священником, духовником своих родителей, протопресвитером И. Л. Янышевым, двумя дядьями, великими князьями Сергеем и Владимиром, и их женами выехали из Петербурга. 4 апреля они добрались до места назначения, были прекрасно встречены и размещены в богатых и уютных апартаментах кобургского замка.
На следующее утро, после кофе, в апартаменты Великой княгини Елизаветы Федоровны (Эллы) пришла ее сестра Аликс. Николай записал в этот вечер в своем дневнике:
«Она замечательно похорошела, но выглядела чрезвычайно грустно. Нас оставили вдвоем, и тогда начался между нами тот разговор, которого я давно сильно желал и вместе очень боялся. Говорили до 12 часов, но безуспешно, она все противится перемене религии. Она, бедная, много плакала. Расстались более спокойно».7 апреля состоялась свадьба Эрнста и «Даки». Николай записал в дневнике: «Пастор сказал отличную проповедь, содержание которой удивительно подходило к существу переживаемого мною вопроса. Мне в эту минуту страшно захотелось посмотреть в душу Аликс!»
И, кажется, если бы его желание осуществилось, то Николай прочитал бы в ее душе то, чего ему более всего хотелось – Аликс была готова сказать ему «да». Во всяком случае, на следующий день это произошло.
«8-го апреля. Пятница. Чудный, незабвенный день в моей жизни, день моей помолвки с дорогой, ненаглядной моей Аликс, – записал счастливый жених у себя в дневнике. – После 10 часов она пришла к тете Михен (так звали в семье Великую княгиню Марию Павловну старшую. – В.Б.), и после разговора с ней мы объяснились между собой. Боже, какая гора свалилась с плеч; какою радостью удалось обрадовать дорогих Мама и Папа! Я целый день ходил, как в дурмане, не вполне сознавая, что, собственно, со мной приключилось! Вильгельм сидел в соседней комнате и ожидал окончания нашего разговора с дядями и тетями. Сейчас же пошел с Аликс к королеве (имеется в виду королева Англии Виктория, которая приехала в Кобург 5 апреля. – В. Б.) и затем к тете Мари (сестре императора Александра III, тетке Николая. – В. Б.), где все семейство долго на радостях лизалось. После завтрака пошли в церковь тети Мари и отслужили благодарственный молебен... Даже не верится, что у меня невеста. Вернулись домой в 61/4. Уже лежала куча телеграмм».Среди них было и поздравление от отца и матери Николая. А вслед за тем пришло и письмо от отца:
«Мой милый, дорогой Ники! Ты можешь себе представить, с каким чувством радости и с какой благодарностью к Господу мы узнали о твоей помолвке! Признаюсь, что я не верил возможности такого исхода и был уверен в полной неудаче твоей поездки, но Господь наставил тебя, подкрепил и благословил. Великая Ему благодарность за Его милость... Теперь, я уверен, ты вдвойне наслаждаешься, и все пройденное хотя и забыто, но, уверен, принесло тебе пользу, доказавши, что не все достается так легко и даром, а в особенности такой великий шаг, который решает всю твою будущность и всю последующую семейную жизнь!.. Передай твоей милейшей невесте от меня, как я благодарю ее, что она, наконец, согласилась, и как я желал бы ее расцеловать за эту радость, утешение и спокойствие, которые она нам дала, решившись согласиться быть твоей женой! Обнимаю и поздравляю тебя, милый, дорогой Ники, мы счастливы твоим счастьем и да благословит Господь вашу будущую жизнь, как благословил ее начало. Твой счастливый и крепко тебя любящий Папа».Александр III очень любил своего первенца и не хотел хотя бы немного огорчать его малейшей тенью сомнений в правильности сделанного выбора. А сомнения – и очень серьезные – были.
Дело было в том, что семья Аликс, как и весь Гессенский род, с 1866 года ставший родом Великих герцогов, нес на себе проклятье тяжелой наследственной болезни – гемофилии. Больные гемофилией страдали повышенной кровоточивостью, которая передавалась по женской линии, но касалась только мужского потомства. Рожденные Гессенскими герцогинями сыновья страдали несвертываемостью крови, особенно остро переносимой в детстве и молодости – до 15–20 лет. У больного гемофилией даже легкие ушибы вызывают подкожные внутримышечные кровоизлияния, причем любой ушиб, удаление зуба и даже легкая царапина могут вызвать неостановимое кровотечение, грозящее смертью. В доме Гессенских герцогов насчитывали несколько таких случаев и прекрасно понимали, какую страшную ответственность берут они на себя, соглашаясь на брак принцессы Алисы с наследником российского престола.
20 апреля Аликс уехала вместе с Викторией в Англию, а Николай на следующий день отправился в Россию, поставив на стол в своем купе фотографию невесты, окруженную цветами...
* * *
После того как 7 апреля 1894 года было официально объявлено о помолвке, Николай больше ни разу не приехал к Матильде, но разрешил ей обращаться к нему в письмах на «ты» и обещал помогать, если у нее возникнет необходимость в его помощи.Этому правилу он не изменил ни разу.
А далее произошло вот что: «В моем горе и отчаянии я не осталась одинокой, – вспоминает Матильда. – Великий князь Сергей Михайлович, с которым я подружилась с того дня, когда наследник впервые привез его ко мне, остался при мне и поддержал меня. Никогда я не испытывала к нему чувства, которое можно было бы сравнить с моим чувством к Ники, но всем своим отношением он завоевал мое сердце, и я искренне его полюбила».
Что же касается Николая, то он оказался таким же однолюбом, как и его отец. После помолвки и до самой смерти он сохранил своей жене совершеннейшую, ничем не запятнанную верность.
Вернувшись в Петербург, Николай не находил себе места из-за разлуки с Аликс. Он начал писать ей еще в поезде и по приезде продолжал писать каждый день. Невеста отвечала ему тем же.