Страница:
– Да-да, пикабу-пикабу.
Она опять нырнула вниз.
Хэнк закатил глаза: «Я что, так и буду пикабукать тут целый день?!»
Над краем сундука показались кудрявая рыжая головка и два ярких глаза.
– Папа!
– О нет, ну уж нет. Ни под каким видом! – Он поднял руки вверх и отступил назад так быстро, что ударился о ствол дерева. – Никаких пап! – Он показал на себя пальцем. – Я – Хэнк. Поняла? Хэнк!
Аннабель улыбнулась, вытащила пальцы изо рта и помахала ему своей пухлой ручкой.
Пока он метался взад и вперед, бормотал что-то, приглаживал волосы, ругался про себя всеми известными ему плохими словами, Аннабель вылезла из ящика и подбежала к нему на своих коротких толстеньких ножках.
Он обернулся и увидел у нее в руках банан. Они смерили друг друга взглядом. Невинность и воплощенный цинизм. Хэнк опустился на корточки, и малышка протянула ему банан.
– Ребенок, ты есть хочешь?
Она в ответ только улыбнулась. Пока он чистил банан, она придвинулась, пальцем ткнула ему в нос и вдруг сказала:
– Нос.
Он был поражен, но вскоре ему пришлось удивиться еще больше.
– Нос Хэнка, – произнесла Аннабель чисто-чисто, без ошибки.
Он засмеялся:
– Правильно. Это мой нос. – Он сел на песок и протянул ей угощение. – На, возьми.
Малышка схватила банан, но сжала его так сильно, что он превратился в кашицу.
Аннабель взглянула на свои пальцы, на Хэнка и проговорила:
– Демо!
– Да, похоже, все правильно, ты смышленый ребенок.
Аннабель затолкала немного банана себе в рот, слизнув с руки, и заползла ему на колени, устроилась, прислонившись спиной к его груди, а ножки скрестив по-турецки.
Хэнк впервые внимательно рассматривал ее. Аннабель вертелась. У нее были пухлые ручки и толстенькие ножки, которые выглядели слишком короткими и маленькими, чтобы поддерживать ее.
– Ребенок, а где твои ножки?
– Ножки! – Она показала на нос, забавно сморщила его и вдруг чихнула.
– Нет, это носик.
– Ножки! – Она чихнула еще оглушительнее.
– Носик.
– Ножки, – сказала Аннабель и как бы в подтверждение дважды хихикнула и чихнула.
Он расхохотался. Аннабель снова хихикнула и. засмеялась с ним за компанию. Хэнк посмотрел на ее ножки еще раз и сказал:
– Ну и правильно, незачем знать, что такое ножки, пока у тебя свои не вырастут.
Она встала прямо у него на коленях. Теперь ее личико было в нескольких сантиметрах от его. Подняла ручку и начала тыкать липким пальцем ему в глаз.
Он схватил ее за запястье.
– Так не надо делать.
– Глазки.
– Да-да, это мои глаза.
Аннабель провела грязной ладошкой ему по голове.
– Волоски.
– Да, волосы.
Малышка схватила еще банан, раздавила его и попыталась запихнуть ему в рот.
– Демо! Демо! Демо!
– Ребенок, Смитти права, не очень-то это хорощее слово.
Аннабель надула щеки и с силой выплюнула банан ему прямо в лицо. Хэнк утерся и спокойно произнес:
– Ладно, ребенок. Ешь, поговорим в другой раз.
Он очистил очередной банан, но малышка опять надула губы и бросила его в песок.
– Не хочешь больше?
– Не-а.
– Я тебя не виню. Они всем нам смертельно надоели.
Он оглянулся вокруг, но больше ничего съестного не обнаружил. Хэнк потер подбородок в раздумье, поставил Аннабель, встал сам и протянул ей руку. Ее ручка была скользкой от мятых бананов, и Хэнк вытер ее полой рубашки, потом взял девочку под мышки и подбросил в воздух.
Малышка засмеялась от радости и захлопала в ладошки:
– Еще! Еще!
Хэнк хотел снова подкинуть ее, но в этот момент увидел козу, трусившую по песку к ленточной пальме, росшей неподалеку. Коза остановилась и стала жевать какие-то водоросли. Хэнк понаблюдал за ней, потом посмотрел на Аннабель.
– Ребенок, хочешь немного молока? Молоко ведь не варят, и Смитти его не сожжет, хотя она сможет, если постарается.
Коза посмотрела ему в глаза и заблеяла. Хэнк наблюдал. Животное вроде было спокойно, оно опустило голову и мирно жевало.
Хэнк огляделся и усадил девочку на камень.
– Сиди здесь. Понятно?
Аннабель улыбнулась и помахала ручкой. Хэнк пожал плечами.
– Черт побери, что это, если не «да»?
Он пересек поляну и взял одну из кастрюль Смитти, затем стал медленно подбираться к козе. Когда ему оставалось около метра, коза подняла голову, и они уставились друг на друга. Животное моргнуло и вернулось к своему занятию. «Неплохо пока получается», – подумал Хэнк и подвинулся еще на шаг, медленно подставив приготовленную емкость под вымя. Очень осторожно опустился на колени, положил на них руки и замер. Коза мерно жевала, не давая себе труда следить за его манипуляциями. Он взялся за сосок, но коза передвинулась и встала к нему задом. Хэнк чертыхнулся.
– Демо! – немедленно отозвалась Аннабель.
Хэнк оглянулся и нахмурился. Малышка сидела на камне и наблюдала за ним с самым серьезным видом. «Вечно Смитти делает вид, как будто нет ничего труднее, чем смотреть за ребенком. Ох, эти бабы. Из всего устроят историю».
Он повернулся к козе, и тут она лягнула его что было сил. Хэнку показалось, что весь воздух покинул его легкие, он согнулся от боли, ибо она угодила в самое нежное место. Он потряс головой, и коза перестала расплываться у него перед глазами, но было уже поздно, она отошла слишком далеко, чтобы он мог ее схватить. Хэнк глубоко вздохнул и попытался достать ее в прыжке.
Проклятое животное носилось почти так же быстро, как и Смитти. Он, пытаясь поймать его, бегал по поляне, не разбирая дороги, перепрыгивая для скорости через кусты и траву, деревья и камни. Еще целых пять минут гонялся он за чертовой козой, которая предвосхищала любой его маневр.
Ребенок на камне сопровождал смехом и хлопками каждый его бросок и повторял все ругательства, которые слетали у него с языка. Он обежал скалу в честной погоне, кинулся последний раз к козе, но та отпрянула назад, и он промахнулся.
Хэнк лежал лицом вниз на песке, пытаясь восстановить дыхание. Ему потребовалось на это несколько минут. Черт побери, он стареет. Он поднял голову и увидел, что коза скрывается в джунглях.
Ребенок хлопал в ладоши и кричал «ура».
– Думаешь, это смешно?
Аннабель улыбалась.
– Да, действительно, я признаю: швах, а не карты. Хэнк поднялся на колени, еще раз глубоко вздохнул, встал и пошел к кастрюльке, которую он приготовил, чтобы собрать удой.
– Эх-эх!
– Тише, Аннабель, тише! Я знаю, что ты там. – Он наклонился и взялся за ручку кастрюли.
– Демо!
Хэнк удивился и, не разгибаясь, обернулся:
– Что ты сказала?
И коза пригвоздила его на этот раз сзади.
Маргарет отошла от пляжа довольно далеко в джунгли и словно попала в другой мир. Листья папоротника и высокие стебли травы мешали идти по узкой тропинке, которая вскоре повернула туда, где лес был еще более густым и темным, а воздух тяжелым и таким влажным, что звуки в нем тонули. Щебетали птицы, трещали и жужжали насекомые. С нижних веток деревьев свисали лианы и целые бороды мха. Как позабытые гости, прятались в лесу от тропического солнца обрывки тумана. Роса дрожала на глянцевитых листьях. По мере того как она заходила в глубь леса, становилось все темнее. Ее плотнее окутывал таинственный полог буйной тропической растительности. Маргарет казалось, что не она входит в лес, а ее заглатывает темно-зеленая ночь.
Неподвижный воздух. Застывший мир. Никакого движения, никакого дуновения, только джунгли.
Она пошла медленнее, и вдруг как будто гигантские руки раздвинули перед ней занавес. Внезапно перед Маргарет открылся райский уголок. Всюду были цветы. Орхидеи всех цветов радуги, насыщенные фуксии горели на ковре из мха и лишайников. Это был цветной мир, мир красок. Здесь, в центре поляны, на давным-давно упавшем дереве сидела Лидия. Она сидела спиной, и плечи ее вздрагивали.
Маргарет замерла, не решаясь пошевелиться.
Лидия плакала, закрыв лицо руками. Она была слишком юной, чтобы справиться со всеми навалившимися на нее несчастьями. К сожалению, Маргарет было прекрасно известно это чувство заброшенности и неприкаянности. Она помнила, как ей было страшно и одиноко, несмотря на то что с ней был отец и дяди. Она помнила, что рыдала, как Лидия, отдаваясь плачу целиком, не в силах ни утолить эту боль, ни заполнить пустоту, которую оставляют после себя дорогие, ушедшие из жизни люди.
Инстинктивно она протянула руку к девочке, но остановилась. Она была растеряна. Как объяснить Лидии, что время и возраст все-таки приглушат нестерпимые страдания, боль утраты. Сейчас это невозможно сделать. Девочка только что потеряла родных, и ее боль слишком велика. Вдруг сзади Маргарет раздались громкий шум и треск, как будто кто-то бежал сквозь джунгли. Она быстро отошла и спряталась за дерево, сплошь увитое лианами.
К маленькой поляне по дорожке приближалась коза. Лидия оглянулась. Коза и девочка посмотрели друг на друга. Лидия вытерла мокрые щеки тыльной стороной ладони и сказала:
– Коза, подойди сюда.
Ни одному человеку – ни Хэнку, ни Теодору, ни Маргарет – еще ни разу не удалось заставить козу подойти поближе. При малейшем намеке на то, что они собираются ее подоить, козу как ветром сдувало. Маргарет с удивлением наблюдала, что коза, издав радостное блеяние, как какая-нибудь комнатная собачонка, затрусила к девочке. Лидия обняла ее, стала целовать и гладить.
– Хорошая моя, хорошая, – пробормотала она и прижалась к шее животного. Тут Лидия снова горько заплакала, она, не переставая обнимать козу, пыталась ей что-то рассказать. Маргарет расслышала только отдельные слова, но она все равно поняла, о чем говорила Лидия, чувства которой были ей так знакомы. Девочка говорила о том, что она очень одинока, что ей очень страшно и никто ее не может понять.
В конце концов Лидия так крепко прижала к себе козу, что та заблеяла, но не отошла.
– Извини, пожалуйста, – сказала девочка. – Я не хотела сделать тебе больно. Не думала, что получится так сильно. Мне кажется, это я от страха. Больше нет никого, кто бы обнял меня.
Маргарет прислонилась к стволу дерева, потерла лоб, подумала и, выждав немного и глубоко вздохнув, крикнула:
– Лидия! – Стараясь произвести как можно больше шума, она вышла на край полянки. – О, вот ты где.
Девочка к этому времени выпрямилась и сидела в напряженном ожидании. Постояв еще чуть-чуть, Маргарет сказала:
– Здесь очень хорошо.
Само собой, никакого ответа не последовало.
«Хорошо... А что дальше?»
Девочка молча перебирала пальцами бороду козы.
– Что ты делаешь? – вздохнула Маргарет.
– Заплетаю козе косички.
– А почему?
– Ну она же девочка. Мама всегда говорила, что девочки должны носить косички.
Маргарет присела на поваленный ствол рядом с Лидией, их руки слегка соприкоснулись, и девочка сразу отодвинулась подальше. Маргарет теперь как бы со стороны разглядывала голову Лидии, вернее, то, как она уложила ей недавно волосы, завязав их в два хвоста голубыми лентами.
– У меня никогда это не получалось.
– Что «это»?
– Косы. – Маргарет принужденно улыбнулась, надеясь все же разбить лед между ними. – Никогда не могла научиться.
Лидия ничего не ответила.
– Нам нужно как-нибудь назвать нашу козу. Мне кажется нечестным, что мы зовем ее просто «коза». Как ты думаешь?
Девочка пожала плечами.
– Ты сама можешь это сделать, – предложила Маргарет.
– Мне ничего сейчас не приходит в голову. – Лидия выпустила из рук бороду животного.
Маргарет огляделась. Она чувствовала, что вот-вот опять потерпит поражение. Она не представляла себе, как утешить Лидию. Что-то подсказывало ей, что она и сама остро нуждается в том, чтобы завоевать доверие девочки. Она наклонила голову набок и спросила:
– А почему ты здесь?
– Просто так.
Маргарет опять стала оглядываться с таким видом, как будто только что заметила джунгли.
– Здесь тихо и уединенно, не так ли?
– Мне нравится быть одной. – Лидия сложила руки на коленях.
– Правда? А я этого никогда не любила. – Маргарет повернулась и посмотрела ей в глаза. – Когда мама умерла, прошло много лет, прежде чем я смогла оставаться в одиночестве.
Девочка обернулась наконец к Маргарет, и та заметила, что даже суставы у нее побелели, так сильно она стиснула пальцы, щеки ее были в пятнах, а губы и глаза слегка порозовели.
– У тебя умерла мама?
Маргарет кивнула и принялась пристально рассматривать линии на своей ладони. Она поняла, что ей лучше сейчас не смотреть девочке в глаза, иначе та не будет ее слушать.
– Да, после этого я никак не могла привыкнуть быть одной. Думаю, именно поэтому я всегда боялась, что если меня не будет рядом с кем-нибудь из моей семьи, то тогда еще кто-то умрет. – Она помолчала, потом призналась: – Находиться в одиночестве для меня было самым страшным в жизни. Я не могла, да и сейчас не могу, это ни с чем сравнить.
– Я не одна, – сказала Лидия, как будто бросая вызов всему миру. – У меня есть Теодор и Аннабель.
– Да, ты совершенно права.
Они обе притихли, но через какое-то время, Лидия заговорила первой:
– А кто был с тобой тогда?
– Мой отец и мои дяди.
– У тебя нет братьев и сестер?
Маргарет покачала головой.
– Ох... – Лидия рассеянно сорвала орхидею и стала обрывать толстые розовые лепестки и бросать их на землю. – А твои домашние знали, что тебе страшно?
– Не имею понятия. Моему отцу было тогда очень тяжело. Он ужасно горевал, а тут еще надо было заботиться обо мне.
– Он плакал по ней?
– Думаю, да.
– А ты?
– Я и до сих пор иногда плачу.
– Правда?! – Казалось, Лидия была потрясена. – Сколько тебе было лет, когда она умерла?
– Семь. – Маргарет посмотрела на окружающие их цветы. – Я была слишком маленькой, чтобы хорошо ее помнить, и слишком большой, чтобы забыть, что она была.
– Я всегда буду помнить маму и папу, – с силой сказала Лидия. – Всегда, – снова повторила она спокойно и твердо.
Маргарет и сама расчувствовалась. Она попыталась помочь Лидии понять, что она когда-нибудь увидит впереди выход. Время смягчит потерю, но воспоминания все равно останутся. Умершие родители никогда не уйдут насовсем, они благодаря нашей памяти всегда будут с нами, они будут жить, пока живы и мы.
Она взглянула на Лидию: они нашли что-то общее, между ними родилась некая близость.
– Да, – сказала она со спокойной уверенностью. – Ты всегда их будешь помнить.
Глава 19
Она опять нырнула вниз.
Хэнк закатил глаза: «Я что, так и буду пикабукать тут целый день?!»
Над краем сундука показались кудрявая рыжая головка и два ярких глаза.
– Папа!
– О нет, ну уж нет. Ни под каким видом! – Он поднял руки вверх и отступил назад так быстро, что ударился о ствол дерева. – Никаких пап! – Он показал на себя пальцем. – Я – Хэнк. Поняла? Хэнк!
Аннабель улыбнулась, вытащила пальцы изо рта и помахала ему своей пухлой ручкой.
Пока он метался взад и вперед, бормотал что-то, приглаживал волосы, ругался про себя всеми известными ему плохими словами, Аннабель вылезла из ящика и подбежала к нему на своих коротких толстеньких ножках.
Он обернулся и увидел у нее в руках банан. Они смерили друг друга взглядом. Невинность и воплощенный цинизм. Хэнк опустился на корточки, и малышка протянула ему банан.
– Ребенок, ты есть хочешь?
Она в ответ только улыбнулась. Пока он чистил банан, она придвинулась, пальцем ткнула ему в нос и вдруг сказала:
– Нос.
Он был поражен, но вскоре ему пришлось удивиться еще больше.
– Нос Хэнка, – произнесла Аннабель чисто-чисто, без ошибки.
Он засмеялся:
– Правильно. Это мой нос. – Он сел на песок и протянул ей угощение. – На, возьми.
Малышка схватила банан, но сжала его так сильно, что он превратился в кашицу.
Аннабель взглянула на свои пальцы, на Хэнка и проговорила:
– Демо!
– Да, похоже, все правильно, ты смышленый ребенок.
Аннабель затолкала немного банана себе в рот, слизнув с руки, и заползла ему на колени, устроилась, прислонившись спиной к его груди, а ножки скрестив по-турецки.
Хэнк впервые внимательно рассматривал ее. Аннабель вертелась. У нее были пухлые ручки и толстенькие ножки, которые выглядели слишком короткими и маленькими, чтобы поддерживать ее.
– Ребенок, а где твои ножки?
– Ножки! – Она показала на нос, забавно сморщила его и вдруг чихнула.
– Нет, это носик.
– Ножки! – Она чихнула еще оглушительнее.
– Носик.
– Ножки, – сказала Аннабель и как бы в подтверждение дважды хихикнула и чихнула.
Он расхохотался. Аннабель снова хихикнула и. засмеялась с ним за компанию. Хэнк посмотрел на ее ножки еще раз и сказал:
– Ну и правильно, незачем знать, что такое ножки, пока у тебя свои не вырастут.
Она встала прямо у него на коленях. Теперь ее личико было в нескольких сантиметрах от его. Подняла ручку и начала тыкать липким пальцем ему в глаз.
Он схватил ее за запястье.
– Так не надо делать.
– Глазки.
– Да-да, это мои глаза.
Аннабель провела грязной ладошкой ему по голове.
– Волоски.
– Да, волосы.
Малышка схватила еще банан, раздавила его и попыталась запихнуть ему в рот.
– Демо! Демо! Демо!
– Ребенок, Смитти права, не очень-то это хорощее слово.
Аннабель надула щеки и с силой выплюнула банан ему прямо в лицо. Хэнк утерся и спокойно произнес:
– Ладно, ребенок. Ешь, поговорим в другой раз.
Он очистил очередной банан, но малышка опять надула губы и бросила его в песок.
– Не хочешь больше?
– Не-а.
– Я тебя не виню. Они всем нам смертельно надоели.
Он оглянулся вокруг, но больше ничего съестного не обнаружил. Хэнк потер подбородок в раздумье, поставил Аннабель, встал сам и протянул ей руку. Ее ручка была скользкой от мятых бананов, и Хэнк вытер ее полой рубашки, потом взял девочку под мышки и подбросил в воздух.
Малышка засмеялась от радости и захлопала в ладошки:
– Еще! Еще!
Хэнк хотел снова подкинуть ее, но в этот момент увидел козу, трусившую по песку к ленточной пальме, росшей неподалеку. Коза остановилась и стала жевать какие-то водоросли. Хэнк понаблюдал за ней, потом посмотрел на Аннабель.
– Ребенок, хочешь немного молока? Молоко ведь не варят, и Смитти его не сожжет, хотя она сможет, если постарается.
Коза посмотрела ему в глаза и заблеяла. Хэнк наблюдал. Животное вроде было спокойно, оно опустило голову и мирно жевало.
Хэнк огляделся и усадил девочку на камень.
– Сиди здесь. Понятно?
Аннабель улыбнулась и помахала ручкой. Хэнк пожал плечами.
– Черт побери, что это, если не «да»?
Он пересек поляну и взял одну из кастрюль Смитти, затем стал медленно подбираться к козе. Когда ему оставалось около метра, коза подняла голову, и они уставились друг на друга. Животное моргнуло и вернулось к своему занятию. «Неплохо пока получается», – подумал Хэнк и подвинулся еще на шаг, медленно подставив приготовленную емкость под вымя. Очень осторожно опустился на колени, положил на них руки и замер. Коза мерно жевала, не давая себе труда следить за его манипуляциями. Он взялся за сосок, но коза передвинулась и встала к нему задом. Хэнк чертыхнулся.
– Демо! – немедленно отозвалась Аннабель.
Хэнк оглянулся и нахмурился. Малышка сидела на камне и наблюдала за ним с самым серьезным видом. «Вечно Смитти делает вид, как будто нет ничего труднее, чем смотреть за ребенком. Ох, эти бабы. Из всего устроят историю».
Он повернулся к козе, и тут она лягнула его что было сил. Хэнку показалось, что весь воздух покинул его легкие, он согнулся от боли, ибо она угодила в самое нежное место. Он потряс головой, и коза перестала расплываться у него перед глазами, но было уже поздно, она отошла слишком далеко, чтобы он мог ее схватить. Хэнк глубоко вздохнул и попытался достать ее в прыжке.
Проклятое животное носилось почти так же быстро, как и Смитти. Он, пытаясь поймать его, бегал по поляне, не разбирая дороги, перепрыгивая для скорости через кусты и траву, деревья и камни. Еще целых пять минут гонялся он за чертовой козой, которая предвосхищала любой его маневр.
Ребенок на камне сопровождал смехом и хлопками каждый его бросок и повторял все ругательства, которые слетали у него с языка. Он обежал скалу в честной погоне, кинулся последний раз к козе, но та отпрянула назад, и он промахнулся.
Хэнк лежал лицом вниз на песке, пытаясь восстановить дыхание. Ему потребовалось на это несколько минут. Черт побери, он стареет. Он поднял голову и увидел, что коза скрывается в джунглях.
Ребенок хлопал в ладоши и кричал «ура».
– Думаешь, это смешно?
Аннабель улыбалась.
– Да, действительно, я признаю: швах, а не карты. Хэнк поднялся на колени, еще раз глубоко вздохнул, встал и пошел к кастрюльке, которую он приготовил, чтобы собрать удой.
– Эх-эх!
– Тише, Аннабель, тише! Я знаю, что ты там. – Он наклонился и взялся за ручку кастрюли.
– Демо!
Хэнк удивился и, не разгибаясь, обернулся:
– Что ты сказала?
И коза пригвоздила его на этот раз сзади.
Маргарет отошла от пляжа довольно далеко в джунгли и словно попала в другой мир. Листья папоротника и высокие стебли травы мешали идти по узкой тропинке, которая вскоре повернула туда, где лес был еще более густым и темным, а воздух тяжелым и таким влажным, что звуки в нем тонули. Щебетали птицы, трещали и жужжали насекомые. С нижних веток деревьев свисали лианы и целые бороды мха. Как позабытые гости, прятались в лесу от тропического солнца обрывки тумана. Роса дрожала на глянцевитых листьях. По мере того как она заходила в глубь леса, становилось все темнее. Ее плотнее окутывал таинственный полог буйной тропической растительности. Маргарет казалось, что не она входит в лес, а ее заглатывает темно-зеленая ночь.
Неподвижный воздух. Застывший мир. Никакого движения, никакого дуновения, только джунгли.
Она пошла медленнее, и вдруг как будто гигантские руки раздвинули перед ней занавес. Внезапно перед Маргарет открылся райский уголок. Всюду были цветы. Орхидеи всех цветов радуги, насыщенные фуксии горели на ковре из мха и лишайников. Это был цветной мир, мир красок. Здесь, в центре поляны, на давным-давно упавшем дереве сидела Лидия. Она сидела спиной, и плечи ее вздрагивали.
Маргарет замерла, не решаясь пошевелиться.
Лидия плакала, закрыв лицо руками. Она была слишком юной, чтобы справиться со всеми навалившимися на нее несчастьями. К сожалению, Маргарет было прекрасно известно это чувство заброшенности и неприкаянности. Она помнила, как ей было страшно и одиноко, несмотря на то что с ней был отец и дяди. Она помнила, что рыдала, как Лидия, отдаваясь плачу целиком, не в силах ни утолить эту боль, ни заполнить пустоту, которую оставляют после себя дорогие, ушедшие из жизни люди.
Инстинктивно она протянула руку к девочке, но остановилась. Она была растеряна. Как объяснить Лидии, что время и возраст все-таки приглушат нестерпимые страдания, боль утраты. Сейчас это невозможно сделать. Девочка только что потеряла родных, и ее боль слишком велика. Вдруг сзади Маргарет раздались громкий шум и треск, как будто кто-то бежал сквозь джунгли. Она быстро отошла и спряталась за дерево, сплошь увитое лианами.
К маленькой поляне по дорожке приближалась коза. Лидия оглянулась. Коза и девочка посмотрели друг на друга. Лидия вытерла мокрые щеки тыльной стороной ладони и сказала:
– Коза, подойди сюда.
Ни одному человеку – ни Хэнку, ни Теодору, ни Маргарет – еще ни разу не удалось заставить козу подойти поближе. При малейшем намеке на то, что они собираются ее подоить, козу как ветром сдувало. Маргарет с удивлением наблюдала, что коза, издав радостное блеяние, как какая-нибудь комнатная собачонка, затрусила к девочке. Лидия обняла ее, стала целовать и гладить.
– Хорошая моя, хорошая, – пробормотала она и прижалась к шее животного. Тут Лидия снова горько заплакала, она, не переставая обнимать козу, пыталась ей что-то рассказать. Маргарет расслышала только отдельные слова, но она все равно поняла, о чем говорила Лидия, чувства которой были ей так знакомы. Девочка говорила о том, что она очень одинока, что ей очень страшно и никто ее не может понять.
В конце концов Лидия так крепко прижала к себе козу, что та заблеяла, но не отошла.
– Извини, пожалуйста, – сказала девочка. – Я не хотела сделать тебе больно. Не думала, что получится так сильно. Мне кажется, это я от страха. Больше нет никого, кто бы обнял меня.
Маргарет прислонилась к стволу дерева, потерла лоб, подумала и, выждав немного и глубоко вздохнув, крикнула:
– Лидия! – Стараясь произвести как можно больше шума, она вышла на край полянки. – О, вот ты где.
Девочка к этому времени выпрямилась и сидела в напряженном ожидании. Постояв еще чуть-чуть, Маргарет сказала:
– Здесь очень хорошо.
Само собой, никакого ответа не последовало.
«Хорошо... А что дальше?»
Девочка молча перебирала пальцами бороду козы.
– Что ты делаешь? – вздохнула Маргарет.
– Заплетаю козе косички.
– А почему?
– Ну она же девочка. Мама всегда говорила, что девочки должны носить косички.
Маргарет присела на поваленный ствол рядом с Лидией, их руки слегка соприкоснулись, и девочка сразу отодвинулась подальше. Маргарет теперь как бы со стороны разглядывала голову Лидии, вернее, то, как она уложила ей недавно волосы, завязав их в два хвоста голубыми лентами.
– У меня никогда это не получалось.
– Что «это»?
– Косы. – Маргарет принужденно улыбнулась, надеясь все же разбить лед между ними. – Никогда не могла научиться.
Лидия ничего не ответила.
– Нам нужно как-нибудь назвать нашу козу. Мне кажется нечестным, что мы зовем ее просто «коза». Как ты думаешь?
Девочка пожала плечами.
– Ты сама можешь это сделать, – предложила Маргарет.
– Мне ничего сейчас не приходит в голову. – Лидия выпустила из рук бороду животного.
Маргарет огляделась. Она чувствовала, что вот-вот опять потерпит поражение. Она не представляла себе, как утешить Лидию. Что-то подсказывало ей, что она и сама остро нуждается в том, чтобы завоевать доверие девочки. Она наклонила голову набок и спросила:
– А почему ты здесь?
– Просто так.
Маргарет опять стала оглядываться с таким видом, как будто только что заметила джунгли.
– Здесь тихо и уединенно, не так ли?
– Мне нравится быть одной. – Лидия сложила руки на коленях.
– Правда? А я этого никогда не любила. – Маргарет повернулась и посмотрела ей в глаза. – Когда мама умерла, прошло много лет, прежде чем я смогла оставаться в одиночестве.
Девочка обернулась наконец к Маргарет, и та заметила, что даже суставы у нее побелели, так сильно она стиснула пальцы, щеки ее были в пятнах, а губы и глаза слегка порозовели.
– У тебя умерла мама?
Маргарет кивнула и принялась пристально рассматривать линии на своей ладони. Она поняла, что ей лучше сейчас не смотреть девочке в глаза, иначе та не будет ее слушать.
– Да, после этого я никак не могла привыкнуть быть одной. Думаю, именно поэтому я всегда боялась, что если меня не будет рядом с кем-нибудь из моей семьи, то тогда еще кто-то умрет. – Она помолчала, потом призналась: – Находиться в одиночестве для меня было самым страшным в жизни. Я не могла, да и сейчас не могу, это ни с чем сравнить.
– Я не одна, – сказала Лидия, как будто бросая вызов всему миру. – У меня есть Теодор и Аннабель.
– Да, ты совершенно права.
Они обе притихли, но через какое-то время, Лидия заговорила первой:
– А кто был с тобой тогда?
– Мой отец и мои дяди.
– У тебя нет братьев и сестер?
Маргарет покачала головой.
– Ох... – Лидия рассеянно сорвала орхидею и стала обрывать толстые розовые лепестки и бросать их на землю. – А твои домашние знали, что тебе страшно?
– Не имею понятия. Моему отцу было тогда очень тяжело. Он ужасно горевал, а тут еще надо было заботиться обо мне.
– Он плакал по ней?
– Думаю, да.
– А ты?
– Я и до сих пор иногда плачу.
– Правда?! – Казалось, Лидия была потрясена. – Сколько тебе было лет, когда она умерла?
– Семь. – Маргарет посмотрела на окружающие их цветы. – Я была слишком маленькой, чтобы хорошо ее помнить, и слишком большой, чтобы забыть, что она была.
– Я всегда буду помнить маму и папу, – с силой сказала Лидия. – Всегда, – снова повторила она спокойно и твердо.
Маргарет и сама расчувствовалась. Она попыталась помочь Лидии понять, что она когда-нибудь увидит впереди выход. Время смягчит потерю, но воспоминания все равно останутся. Умершие родители никогда не уйдут насовсем, они благодаря нашей памяти всегда будут с нами, они будут жить, пока живы и мы.
Она взглянула на Лидию: они нашли что-то общее, между ними родилась некая близость.
– Да, – сказала она со спокойной уверенностью. – Ты всегда их будешь помнить.
Глава 19
– Подождите-подождите. Правильно ли я понял, чего вы от меня хотите? Значит, мне надо взять за руку этого парня в сережках, красных штанах и туфлях с бубенцами, полетать над вами в облаке подозрительного дыма и усохнуть до такой степени, чтобы поместиться внутри бутылки?
Мадди сидел с совершенно неподвижным лицом, хотя это и было очень нелегко. Хэнк немало его забавлял, не давал соскучиться.
– В противном случае я не знаю, что мы можем сделать. – Маргарет наблюдала, как Хэнк бегает взад и вперед как тигр в клетке. – Иначе Теодор не выйдет оттуда.
Хэнк пригладил волосы, повернулся и снова начал ходить. Маргарет вдруг заметила, что он как-то странно приволакивает одну ногу.
– Ты ушибся?
Он резко остановился, развернулся, как немецкий солдат на посту, посмотрел на нее исподлобья и бросил отрывистое «нет».
– Тогда почему ты хромаешь?
Его глаза немедленно заполыхали огнем. Маргарет показалось, он смотрит на козу, которая щипала траву за ее спиной. Лидия гладила ее, как гладят любимую кошку.
– У меня просто нога задеревенела, – пролаял Хэнк и посмотрел так грозно, что все поняли, что лучше оставить его в покое и эту тему больше не обсуждать.
Мадди подумал, что он-то ни за какие коврижки не будет дознаваться, в чем тут дело. Если бы он был настолько глуп, чтобы лезть не в свое дело, он бы давным-давно пропал за эти две тысячи лет.
Как будто грозного тона было мало, Хэнк бросил на него дикий взгляд, в котором было грозное предупреждение.
– Хэнк, нам необходимо узнать, почему Теодор не выходит оттуда. Он сказал джинну, что хочет поговорить с тобой. Следовательно, тебе нужно попасть вместе с Мадди в бутылку. Единственный способ это сделать – дать ему руку.
– Если ты лжешь, болван, это твоя последняя выдумка. – Хэнк бросил на него тяжелый взгляд.
Мадди безмолвствовал.
– С какой стати ему врать, объясни мне, – опять вступила Маргарет.
– Думаю, Хэнк побаивается, что все, чего я на самом деле добиваюсь, – это подержать его за руку. – Мадди удалось сохранить серьезное выражение лица, а Хэнк пунцово покраснел.
– Думаешь, он и правда боится? – Маргарет так подчеркнула слово «боится», произнеся его с таким преувеличением, что Мадди ей мысленно зааплодировал. Вместо ответа он просто подмигнул ей.
– Я стою здесь, черт побери, чего еще надо? И уж, во всяком случае, я, разумеется, не боюсь какого-то чудилу в цветных штанах.
– Великолепно, – Маргарет кусала губы, чтобы не расхохотаться, – тогда ты можешь просто сделать вид, что пожимаешь ему руку.
Хэнк еще несколько минут чертыхался, ворчал, что-то булькал, наконец подошел к джинну и протянул ему руку.
Мадди взял ее. Ему страшно захотелось ущипнуть Хэнка, но он побоялся схлопотать по шее. Вместо этого он напустил на себя солидный, серьезный вид и сказал:
– Предупреди меня, когда будешь готов.
Хэнк раздраженно нахмурился.
– Хочешь с нами попрощаться? – хихикнула Маргарет и посадила Аннабель себе на бедро.
– Ох, как остроумно, Смитти.
– Какие будут последние слова? – В глазах у нее горел озорной огонек.
– Да, хочу сказать пару ласковых. Привяжите эту проклятую козу покрепче, пока меня не будет.
Маргарет посмотрела на него с понимающим видом.
– Опять тебя коза боднула?
Молчание Хэнка было красноречивее любого ответа.
– Я придумала ей имя! – вдруг сказала Лидия.
Впервые за все это время она так оживилась. Они разом повернулись к ней.
– Имя козе. Мы назовем ее Опровержение.
Маргарет широко улыбнулась девочке:
– Прекрасное имя! Мне очень нравится.
Лидия одарила их первой улыбкой, наполненной радостью и гордостью. Мадди заметил про себя, что Маргарет вздохнула с облегчением.
– Давайте покончим с этим, – вступил Хэнк в их диалог.
Мадди взглянул на Маргарет, та в ответ закатила глаза, затем – на Хэнка, который слегка съежился и смотрел на него, как Парис, должно быть, взирал на троянского коня.
– Мы должны повернуться лицом на восток, – сообщил Мадди серьезно.
– Хорошо, что ты не летишь, Смитти, а то ты бы думала до завтра, в какую сторону следует смотреть.
– Восток вон там, – указала Маргарет на север.
Хэнк хмыкнул и отвернулся.
– Да пребудет с нами благословение Аллаха, – громко объявил джинн. Он был очень доволен, ему удалось внести мелодраматическую нотку. Потом он добавил громким театральным шепотом: – Пожалуйста, воздержитесь от проклятий, не упоминайте имя дьявола всуе.
Хэнк выглядел неважно. Челюсти его закаменели, даже появился тик на правой щеке. Он посмотрел на землю с таким видом, как будто опасался, что видит ее в последний раз, и потер лоб левой свободной рукой.
Мадди обменялся с Маргарет взглядом, подмигнул ей и повернулся к Хэнку:
– Порядок.
Потом подождал целую минуту.
– Приготовиться.
У Хэнка был такой вид, будто Мадди сейчас поведет его на гильотину.
Мадди крепко сжал руку Хэнка и сказал:
– Поехали!
И они полетели вертикально вверх, метров на сто в высоту, видимо, Мадди не смог отказать себе в удовольствии подразнить Хэнка.
У-у-укин сын! – раздалось откуда-то с небес.
Хэнк долго моргал, наверное, в течение минуты, пытаясь освободиться от волшебного облака, попавшего в глаза. Но это мало помогало, пока дым не рассеялся сам собой. Внутри бутылка походила на рай в представлении старьевщика. Хэнк бывал в закладных лавках, но нигде не видел подобного хаоса.
Ясно было одно: Мадди собирал новинки техники и всякие диковинки всех времен и народов. Некоторые странные механизмы были с зубцами и шестернями, другие – с приводными ремнями. Древний боевой топор соседствовал с чашей, полной фиг и фиников, песочные часы – с набором каких-то лотков, скорее напоминающих лабиринт для крысы.
Там были и камера, и треножник, пудреный парик, пряжки для обуви, коллекция пиджаков, один ярче другого, дорожные шашки и шарманка стояли у стены рядом с грелкой для кровати и кузнечными мехами.
Хэнк подвинулся и тут же локтем въехал в греческую вазу, полную каких-то книжек. Он пошарил рукой и вытащил бульварный роман. Господи, это-то хоть откуда? Он взглянул на джинна, который сидел, подперев голову рукой, на рыжей в красную полоску скамье. Ножки ее были выполнены в виде драконов. Ноги джинна болтались, не доставая до земли, и он своими колокольчиками вызвякивал какую-то мелодию. Хэнк никак не мог к этому привыкнуть.
Он взглянул вниз и увидел под сиденьем пачки газет, каких-то листовок и буклетов. Сверху и с боков свисали шелковые драпировки – пурпурные, красные, желтые, они походили на карнавальные палатки. Тончайшая москитная сетка висела на медных настенных крючках в виде голов пифонов.
Больше всего там было подушек из разных тканей, с кисточками и бахромой, всех цветов и размеров, а пол был устлан старинными персидскими коврами.
Неожиданно рядом с его правым ухом раздался удар гонга. Хэнк повернулся на его звук и увидел причудливые деревянные часы, которые как раз стали отбивать глупейшую мелодию. Из дверец на часах появились две деревянные фигурки мужчины и женщины с крошечными цимбалами в руках. Они обошли круг и, встретившись на середине, стали бить в цимбалы друг друга. Насмотревшись, Хэнк повернулся и... застыл на месте. Он увидел вдруг то, что не попадалось ему уже много лет. У ярко-красной стены лежали бейсбольная бита, черная перчатка с ловушкой и мячик. На негнущихся ногах он подошел поближе, взял в руки биту, машинально слегка подкинул ее в руке. Он смотрел на нее и не верил собственным глазам. Он вспоминал о том времени, когда у него была мечта, нет, не мечта, а скорее это был его шанс. Теперь, когда прошло столько лет, ему казалось, что это все было не с ним, а с кем-то другим. История, выдумка, предлог – все равно как большая рыба, которая сорвалась с крючка. Он смотрел и смотрел на биту в руке. Может быть, потому, что он проторчал в тюрьме последние четыре года, может, потому, что неумолимо бежит время. Эта проклятая бита напомнила ему все, что он отбрасывал от себя почти десять лет, каждую дверь, которая могла бы открыться и осветить темную дорогу, которую он выбрал для себя, боясь поверить, что жизнь не так плоха, как он думает.
Он закрыл глаза на какое-то мгновение и представил себя на беговой дорожке судьбы: вот он бежит, изо всех сил прячась от всего хорошего, что предлагала ему жизнь. Он всегда был готов проиграть, но отчаянно боялся попробовать выиграть.
– Привет, Хэнк!
Он мгновенно обернулся, как будто его ударили. Сзади него стоял Теодор. Хэнк растерялся. Ему было неловко, что его застали в тот момент, когда он парил между прошлым и будущим. Он нагнулся и поставил биту на старое место у стены и только потом взглянул в лицо мальчику. Но судьба продолжала глумиться над ним: на Теодоре была кепка чикагской бейсбольной команды. Лавровый венок был зачем-то надет на шею, поверх его обычной одежды красовалась тога, свисавшая почти до пола. На плече висела ракетка для бадминтона. В кулаке он зажал белый воланчик. Теодор помахал Хэнку рукой, а Мадди сидел на диване и, казалось, с удовольствием и большим интересом наблюдал эту сцену. Хэнк нахмурился, джинн сделал большие глаза и схватил первый попавшийся роман.
– Не обращайте на меня внимания, – сказал он якобы небрежно, откинулся на подушки, положил ногу на ногу и начал читать.
Хэнк еще выждал, но Мадди глаз не поднял.
– Иди сюда, парень.
Теодор склонил голову к плечу и не сдвинулся с места.
– Что-нибудь случилось?
– Да. Я сказал, чтобы ты подошел.
– Я не хочу.
– Если мне придется этим заняться, то предупреждаю, что могу рассвирепеть.
– Я хочу...
– Только не это! – взревел Хэнк и бросился к мальчугану, чтобы закрыть ему рот.
Ребенок и сам уже захлопнул рот себе ладошкой, когда услышал вопль Хэнка, и испуганно смотрел на него поверх руки. Он не успел ничего произнести. Хэнку, впрочем, показалось, что с дивана донесся приглушенный смешок, и он тут же метнул взгляд на джинна, но тот лежал и похоже был поглощен книгой.
Хэнк тряхнул головой и посмотрел опять на Теодора.
– Почему ты не выходишь из бутылки?
– Потому что.
– Я хочу, чтобы ты мне ответил.
Теодор огляделся.
– Я мечтал, чтобы ты все это тоже увидел.
– Итак, ты не выйдешь?
Ребенок кивнул. Хэнк наблюдал.
– А ты не мог меня просто попросить?
– Ты бы не пришел.
Да, черт побери, он подумал, что ребенок прав. Именно так. Он бы не пришел.
– Послушай, нельзя прожить жизнь, манипулируя людьми, пользуясь другими как куклами, чтобы добиться своего.
Ему показалось, что он слышит голос Смитти. Вот бы она обрадовалась, если бы присутствовала здесь. Она бы не упустила случай вставить какие-нибудь крылатые слова, вроде «чья бы корова мычала».
– Но у меня сработало.
– На этот раз – может быть. Ну а дальше? Если не получится, что ты будешь делать?
– Ты устроишь мне взбучку?
Хэнк опешил:
– А что, твой отец так поступал?
Мадди сидел с совершенно неподвижным лицом, хотя это и было очень нелегко. Хэнк немало его забавлял, не давал соскучиться.
– В противном случае я не знаю, что мы можем сделать. – Маргарет наблюдала, как Хэнк бегает взад и вперед как тигр в клетке. – Иначе Теодор не выйдет оттуда.
Хэнк пригладил волосы, повернулся и снова начал ходить. Маргарет вдруг заметила, что он как-то странно приволакивает одну ногу.
– Ты ушибся?
Он резко остановился, развернулся, как немецкий солдат на посту, посмотрел на нее исподлобья и бросил отрывистое «нет».
– Тогда почему ты хромаешь?
Его глаза немедленно заполыхали огнем. Маргарет показалось, он смотрит на козу, которая щипала траву за ее спиной. Лидия гладила ее, как гладят любимую кошку.
– У меня просто нога задеревенела, – пролаял Хэнк и посмотрел так грозно, что все поняли, что лучше оставить его в покое и эту тему больше не обсуждать.
Мадди подумал, что он-то ни за какие коврижки не будет дознаваться, в чем тут дело. Если бы он был настолько глуп, чтобы лезть не в свое дело, он бы давным-давно пропал за эти две тысячи лет.
Как будто грозного тона было мало, Хэнк бросил на него дикий взгляд, в котором было грозное предупреждение.
– Хэнк, нам необходимо узнать, почему Теодор не выходит оттуда. Он сказал джинну, что хочет поговорить с тобой. Следовательно, тебе нужно попасть вместе с Мадди в бутылку. Единственный способ это сделать – дать ему руку.
– Если ты лжешь, болван, это твоя последняя выдумка. – Хэнк бросил на него тяжелый взгляд.
Мадди безмолвствовал.
– С какой стати ему врать, объясни мне, – опять вступила Маргарет.
– Думаю, Хэнк побаивается, что все, чего я на самом деле добиваюсь, – это подержать его за руку. – Мадди удалось сохранить серьезное выражение лица, а Хэнк пунцово покраснел.
– Думаешь, он и правда боится? – Маргарет так подчеркнула слово «боится», произнеся его с таким преувеличением, что Мадди ей мысленно зааплодировал. Вместо ответа он просто подмигнул ей.
– Я стою здесь, черт побери, чего еще надо? И уж, во всяком случае, я, разумеется, не боюсь какого-то чудилу в цветных штанах.
– Великолепно, – Маргарет кусала губы, чтобы не расхохотаться, – тогда ты можешь просто сделать вид, что пожимаешь ему руку.
Хэнк еще несколько минут чертыхался, ворчал, что-то булькал, наконец подошел к джинну и протянул ему руку.
Мадди взял ее. Ему страшно захотелось ущипнуть Хэнка, но он побоялся схлопотать по шее. Вместо этого он напустил на себя солидный, серьезный вид и сказал:
– Предупреди меня, когда будешь готов.
Хэнк раздраженно нахмурился.
– Хочешь с нами попрощаться? – хихикнула Маргарет и посадила Аннабель себе на бедро.
– Ох, как остроумно, Смитти.
– Какие будут последние слова? – В глазах у нее горел озорной огонек.
– Да, хочу сказать пару ласковых. Привяжите эту проклятую козу покрепче, пока меня не будет.
Маргарет посмотрела на него с понимающим видом.
– Опять тебя коза боднула?
Молчание Хэнка было красноречивее любого ответа.
– Я придумала ей имя! – вдруг сказала Лидия.
Впервые за все это время она так оживилась. Они разом повернулись к ней.
– Имя козе. Мы назовем ее Опровержение.
Маргарет широко улыбнулась девочке:
– Прекрасное имя! Мне очень нравится.
Лидия одарила их первой улыбкой, наполненной радостью и гордостью. Мадди заметил про себя, что Маргарет вздохнула с облегчением.
– Давайте покончим с этим, – вступил Хэнк в их диалог.
Мадди взглянул на Маргарет, та в ответ закатила глаза, затем – на Хэнка, который слегка съежился и смотрел на него, как Парис, должно быть, взирал на троянского коня.
– Мы должны повернуться лицом на восток, – сообщил Мадди серьезно.
– Хорошо, что ты не летишь, Смитти, а то ты бы думала до завтра, в какую сторону следует смотреть.
– Восток вон там, – указала Маргарет на север.
Хэнк хмыкнул и отвернулся.
– Да пребудет с нами благословение Аллаха, – громко объявил джинн. Он был очень доволен, ему удалось внести мелодраматическую нотку. Потом он добавил громким театральным шепотом: – Пожалуйста, воздержитесь от проклятий, не упоминайте имя дьявола всуе.
Хэнк выглядел неважно. Челюсти его закаменели, даже появился тик на правой щеке. Он посмотрел на землю с таким видом, как будто опасался, что видит ее в последний раз, и потер лоб левой свободной рукой.
Мадди обменялся с Маргарет взглядом, подмигнул ей и повернулся к Хэнку:
– Порядок.
Потом подождал целую минуту.
– Приготовиться.
У Хэнка был такой вид, будто Мадди сейчас поведет его на гильотину.
Мадди крепко сжал руку Хэнка и сказал:
– Поехали!
И они полетели вертикально вверх, метров на сто в высоту, видимо, Мадди не смог отказать себе в удовольствии подразнить Хэнка.
У-у-укин сын! – раздалось откуда-то с небес.
Хэнк долго моргал, наверное, в течение минуты, пытаясь освободиться от волшебного облака, попавшего в глаза. Но это мало помогало, пока дым не рассеялся сам собой. Внутри бутылка походила на рай в представлении старьевщика. Хэнк бывал в закладных лавках, но нигде не видел подобного хаоса.
Ясно было одно: Мадди собирал новинки техники и всякие диковинки всех времен и народов. Некоторые странные механизмы были с зубцами и шестернями, другие – с приводными ремнями. Древний боевой топор соседствовал с чашей, полной фиг и фиников, песочные часы – с набором каких-то лотков, скорее напоминающих лабиринт для крысы.
Там были и камера, и треножник, пудреный парик, пряжки для обуви, коллекция пиджаков, один ярче другого, дорожные шашки и шарманка стояли у стены рядом с грелкой для кровати и кузнечными мехами.
Хэнк подвинулся и тут же локтем въехал в греческую вазу, полную каких-то книжек. Он пошарил рукой и вытащил бульварный роман. Господи, это-то хоть откуда? Он взглянул на джинна, который сидел, подперев голову рукой, на рыжей в красную полоску скамье. Ножки ее были выполнены в виде драконов. Ноги джинна болтались, не доставая до земли, и он своими колокольчиками вызвякивал какую-то мелодию. Хэнк никак не мог к этому привыкнуть.
Он взглянул вниз и увидел под сиденьем пачки газет, каких-то листовок и буклетов. Сверху и с боков свисали шелковые драпировки – пурпурные, красные, желтые, они походили на карнавальные палатки. Тончайшая москитная сетка висела на медных настенных крючках в виде голов пифонов.
Больше всего там было подушек из разных тканей, с кисточками и бахромой, всех цветов и размеров, а пол был устлан старинными персидскими коврами.
Неожиданно рядом с его правым ухом раздался удар гонга. Хэнк повернулся на его звук и увидел причудливые деревянные часы, которые как раз стали отбивать глупейшую мелодию. Из дверец на часах появились две деревянные фигурки мужчины и женщины с крошечными цимбалами в руках. Они обошли круг и, встретившись на середине, стали бить в цимбалы друг друга. Насмотревшись, Хэнк повернулся и... застыл на месте. Он увидел вдруг то, что не попадалось ему уже много лет. У ярко-красной стены лежали бейсбольная бита, черная перчатка с ловушкой и мячик. На негнущихся ногах он подошел поближе, взял в руки биту, машинально слегка подкинул ее в руке. Он смотрел на нее и не верил собственным глазам. Он вспоминал о том времени, когда у него была мечта, нет, не мечта, а скорее это был его шанс. Теперь, когда прошло столько лет, ему казалось, что это все было не с ним, а с кем-то другим. История, выдумка, предлог – все равно как большая рыба, которая сорвалась с крючка. Он смотрел и смотрел на биту в руке. Может быть, потому, что он проторчал в тюрьме последние четыре года, может, потому, что неумолимо бежит время. Эта проклятая бита напомнила ему все, что он отбрасывал от себя почти десять лет, каждую дверь, которая могла бы открыться и осветить темную дорогу, которую он выбрал для себя, боясь поверить, что жизнь не так плоха, как он думает.
Он закрыл глаза на какое-то мгновение и представил себя на беговой дорожке судьбы: вот он бежит, изо всех сил прячась от всего хорошего, что предлагала ему жизнь. Он всегда был готов проиграть, но отчаянно боялся попробовать выиграть.
– Привет, Хэнк!
Он мгновенно обернулся, как будто его ударили. Сзади него стоял Теодор. Хэнк растерялся. Ему было неловко, что его застали в тот момент, когда он парил между прошлым и будущим. Он нагнулся и поставил биту на старое место у стены и только потом взглянул в лицо мальчику. Но судьба продолжала глумиться над ним: на Теодоре была кепка чикагской бейсбольной команды. Лавровый венок был зачем-то надет на шею, поверх его обычной одежды красовалась тога, свисавшая почти до пола. На плече висела ракетка для бадминтона. В кулаке он зажал белый воланчик. Теодор помахал Хэнку рукой, а Мадди сидел на диване и, казалось, с удовольствием и большим интересом наблюдал эту сцену. Хэнк нахмурился, джинн сделал большие глаза и схватил первый попавшийся роман.
– Не обращайте на меня внимания, – сказал он якобы небрежно, откинулся на подушки, положил ногу на ногу и начал читать.
Хэнк еще выждал, но Мадди глаз не поднял.
– Иди сюда, парень.
Теодор склонил голову к плечу и не сдвинулся с места.
– Что-нибудь случилось?
– Да. Я сказал, чтобы ты подошел.
– Я не хочу.
– Если мне придется этим заняться, то предупреждаю, что могу рассвирепеть.
– Я хочу...
– Только не это! – взревел Хэнк и бросился к мальчугану, чтобы закрыть ему рот.
Ребенок и сам уже захлопнул рот себе ладошкой, когда услышал вопль Хэнка, и испуганно смотрел на него поверх руки. Он не успел ничего произнести. Хэнку, впрочем, показалось, что с дивана донесся приглушенный смешок, и он тут же метнул взгляд на джинна, но тот лежал и похоже был поглощен книгой.
Хэнк тряхнул головой и посмотрел опять на Теодора.
– Почему ты не выходишь из бутылки?
– Потому что.
– Я хочу, чтобы ты мне ответил.
Теодор огляделся.
– Я мечтал, чтобы ты все это тоже увидел.
– Итак, ты не выйдешь?
Ребенок кивнул. Хэнк наблюдал.
– А ты не мог меня просто попросить?
– Ты бы не пришел.
Да, черт побери, он подумал, что ребенок прав. Именно так. Он бы не пришел.
– Послушай, нельзя прожить жизнь, манипулируя людьми, пользуясь другими как куклами, чтобы добиться своего.
Ему показалось, что он слышит голос Смитти. Вот бы она обрадовалась, если бы присутствовала здесь. Она бы не упустила случай вставить какие-нибудь крылатые слова, вроде «чья бы корова мычала».
– Но у меня сработало.
– На этот раз – может быть. Ну а дальше? Если не получится, что ты будешь делать?
– Ты устроишь мне взбучку?
Хэнк опешил:
– А что, твой отец так поступал?