Барон Алексей. Люди и ящеры

   Перебравшись на правый берег Теклы, экипаж миновал несколько кварталов добротных и довольно разнообразных по архитектуре домов. Почти при каждом имелся либо газон, либо небольшой сад. В Поммерне вообще принято строиться и основательно, и так, чтобы утереть нос соседу, а Эмванд к тому же являлся городом далеко не самым бедным, поэтому посмотреть было на что. Но Мартина больше занимали реакции Хзюки.
   Сначала ящер демонстрировал высокомерное безразличие к чудачествам мягкотелых. Но когда мимо экипажа поплыли двух— и трехэтажные особняки со всеми своими балконами, фигурными балясинами, фонарями, башенками, красными крышами, застекленными мансардами, открытыми верандами, разноцветными занавесками, тускло блестящими дверными ручками и прочими непонятными излишествами, ящер все же не выдержал. Он начал высовываться из-под тента и делал это до тех пор, пока сильно не перепугал ни в чем не повинную фрау.
   Женщина закричала. На мостовую упала корзина, из корзины посыпались чисто вымытые картофелины. А их владелица, судорожно подхватив юбки, скрылась за углом.
   — У этой уффики мало храбрости и слишком много одежд, — сурово проговорил Хзюка.
   На визг несчастной из ближайшей конуры вывалилась откормленная псина и залаяла басом. Хзюка обрадовался.
   — Хо! Это ваш священный зверь? — спросил он, довольный своей догадливостью.
   Мартин был вынужден его разочаровать.
   — Нет, нет, совсем не священный. Скорее даже наоборот.
   — Наоборот? А, вот почему он прикован железной цепью. Но зачем тогда ему построили деревянный шатер?
   — Чтобы не мерз. Хзюку это сразило.
   — Нет, не пойму я вас.
   — Поймешь еще, — успокоил Мартин. — Времени много.
   — А кем я буду? Пленником?
   — Да что ты! Ни в коем случае. Гостем. Только тебе придется соблюдать наши обычаи так, как я соблюдал ваши. Не обидишься?
   — Нет. За что? Это же эссесвенно, как ты говоришь. Глупо устанавливать обычаи схаев среди мягкотелых. Ты меня удивляешь, Мартин. Мы ведь вас еще не завоевали!
   Коляска въехала во двор городской комендатуры. Там их встретил молодой офицер с пышными бакенбардами. Новенькая портупея на нем поскрипывала при каждом движении.
   — Егер-корнет Барленц! Скрип
   — Добро пожаловать, господа.
   Скрип, скрип, скрип — корнет взбежал на крыльцо и распахнул дверь. Судя по тому, что при виде Хзюки офицер не выказал никакого удивления, исправный служака Обермильх начальство уже оповестил. Вероятно, нарочным.
   Хзюка сохранял свои обычную невозмутимость. Но Мартин хорошо его знал. Чувствовалось, что привыкший к вольным просторам ящер весьма напряжен в этом замкнутом с четырех сторон пространстве, очень напоминающем ловушку.
   — Опасности нет, — сказал Мартин. — Выходи за мной.
   Корнет провел их в вестибюль, который после всех странствий казался крайне милым. Но еще более привлекательно выглядела приемная с отделанной кафелем печью. Барленц придвинул два кресла к ее гладкому горячему боку и пригласил располагаться.
   — Герр комендант уже в курсе. Прибудет с минуты на минуту, — сообщил он и откланялся.
   — Грейся, — сказал Мартин.
   — У вас очень много удобств, — заявил Хзюка.
   По его тону было непонятно, осуждает ли он это или, наоборот, одобряет.
   — Тебе не нравится?
   Хзюка прислонился к печи спиной.
   — Да нравится, нравится, — пробормотал он и зажмурился. — Только вот удобства делают воина слабым.
   — Ну и хорошо. Тот, кто любит удобства, не очень любит воевать.
   — Того, кто не любит воевать, легко победить.
   — Не всегда. Если есть много удобств, есть много вещей. А среди них попадаются очень полезные для войны.
   Хзюка согласился.
   — Хог! Верно, ваши громобойные штуссеры очень полезны для войны. Ты научишь меня стрелять из штуссера?
   — Обязательно научу. И не только этому. У мягкотелых много полезных вещей
   — Еэ, — очень серьезно сказал Хзюка. — Умеете вы придумывать. Но вот что странно, голова-то у вас поменьше, чем у схаев. И как туда все помещается?
   — Если хорошо складывать, то и в маленькую голову много помещается.
   — Кусочек за кусочком?
   — Вот-вот, именно.
   Ящер задумчиво потрогал свою макушку.
   — Хо! Много терпения потребуется.
   Комендантом Эмванда оказался невысокий крепыш с коричневым от горного солнца лицом. Секунду он молча изучал необычных гостей. Потом сбросил денщику мокрый плащ, коротко поклонился.
   — Ротмистр Викс. Прошу в кабинет, господа.
   Кабинетом пышно именовалась небольшая комнатка с видом на серое от непогоды озеро Демпо и двумя столами, составленными в виде буквы «Т». Выждав, пока гости усядутся, ротмистр занял место не во главе стола, а напротив них.
   — Я только что вернулся с телеграфной станции, — сообщил он. — Срочное сообщение о вас и вашем спутнике, герр гауптман, отправлено вчера, как только я получил донесение Обермильха. Сейчас оно уже достигло Шторцена.
   — Оперативно, — сказал Мартин. Викс пожал плечами.
   — Не особенно. Видите ли, туман над Теклой начал подниматься лишь около трех часов назад.
   — Как скоро телеграмму получат в курфюрстенштабе?
   — Ниже Шторцена в это время года погода стоит обычно хорошая, так что задержек быть не должно. Думаю, часов через восемь-девять.
   — Следовательно, ответ придет не раньше завтрашнего утра?
   — Если не помешает все та же погода.
   — Мы не можем ждать столько времени. У меня слишком важная информация
   — Одна формальность, герр гауптман. Лично я ни в чем не сомневаюсь, однако порядок есть порядок. До получения подтверждения из курфюрстенштаба официально вы находитесь на положении нарушителя границы...
   — Эту формальность легко устранить. У вас должны быть инструкции на мой счет. Вы их читали?
   — Не далее, чем сегодня утром.
   — И что же?
   — Видите ли, гауптман Неедлы должен назвать некое слово, пароль...
   — Ах да, припоминаю. Фламинго, ротмистр, фламинго. Викс удовлетворенно кивнул и извинился за невольную
   подозрительность. Мартин, в свою очередь, извинился за то, что сам не назвал пароль. Исправляя оплошность, поспешил представить Хзюку.
   — Офсах-маш? — переспросил комендант. В его голосе послышалось любопытство.
   — Совершенно верно.
   — Насколько я помню, это соответствует званию гауптмана?
   — Мой друг служил в кавалерии. Так что — скорее ротмистра.
   — О! Вот как. Коллега... Скажите, ящеры действительно очень сильны в ближнем бою?
   — В ближнем? Более чем. И они великолепные тактики. Викс встал, щелкнул каблуками и склонил голову.
   — Что это значит? — поинтересовался Хзюка.
   — Офсах-маш Викс приветствует тебя, — сказал Мартин. Хзюка тоже встал и шлепнул себя по животу.
   — А теперь пожми ему руку, — посоветовал Мартин. — Этот жест означает у нас уважение и добрые намерения.
   Комендант ошеломленно глянул на лапу Хзюки. Она более чем на четверть состояла из когтей. Впрочем, ящер постарался их втянуть настолько, насколько позволяла природа
   — М-да, сила есть, — сказал Викс после рукопожатия. — Я приказал поджарить для вашего друга телятины. Это правильно?
   — Вполне.
   Комендант позвонил в колокольчик. Вошел денщик с еще одним егерем. Солдаты быстро расставили блюда на столе и удалились.
   Хзюка запустил в ближайшую тарелку свои когти, но потом, взглянув на мягкотелых, принялся неуклюже орудовать вилкой.
   — Полезная вещь, — пробурчал он с набитым ртом.
   — Как я понимаю, у них есть свой этикет? — спросил Викс.
   — Да. У нас со схаями значительно больше общего, чем это может показаться на первый взгляд, — сказал Мартин.
   Хзюка в это время понюхал бокал шериса, одобрительно кивнул и залпом выпил вино.
   — Начинаю верить, — улыбнулся комендант. И вдруг спросил: — Зо ши аш, Хзюка?
   Хзюка отложил вилку и перестал жевать.
   — Хог! Иш сив. Зо ши аш, Викс?
   — Иш поммеранец.
   — Померанес, — повторил Хзюка. И дважды хлопнул себя по коленке. Мартин был удивлен не меньше ящера.
   — Вы говорите на схайссу, ротмистр?
   — К сожалению, совсем немного. «Руки вверх» и тому подобное. Вы не могли бы спросить, считает ли офсах-маш Хзюка войну между нами необходимой?
   Хзюка призадумался.
   — Теперь уж и не знаю, — сказал он. — Мартин мне брат, у тебя, машиш, я принимал пищу. Да и не понимаю я, из-за чего нам воевать. Вы живете здесь, мы живем там, за горами. До сих пор друг другу не мешали.
   — Однако Су Мафусафай на нас напал. Почему он это сделал? — Многие схаи считают, что вас нужно убивать просто потому, что вы другие.
   — Разве это правильно?
   — Нет. Но война будет, — беззаботно сообщил Хзюка.
   — Это же неразумно.
   — Хог! Конечно. Поэтому и будет. Войны всегда начинаются как раз из глупости.
   Мартин с удовольствием перевел эту сентенцию.
   — Послушайте, — изумился комендант, — да вашему другу впору писать философский трактат! Ему это по силам.
   Мартин рассмеялся.
   — Вполне. Как только научится писать.
   Двадцать километров от Эмванда до Барленца они проехали быстро и не задерживаясь. В Барленце поменяли лошадей, на козлы сел новый егерь. Чтобы не пугать обывателей, перекусили прямо в закрытой карете.
   После Дорнбайка река огибает гору Шторцен и круто поворачивает на север. В этом месте в Теклу впадает много ручьев. У одного из них медведь деловито ловил рыбу.
   — Это самый большой из наших хищников, — сказал Мартин.
   — Все у вас удобное, — проворчал ящер. — Даже хищники. Такой маленький, с ррогу и сравнивать нечего.
   Дорога, по которой они ехали, располагалась на правом берегу Теклы. По-прежнему шел дождь, но уже без снега.
   — Почему в вашем небе так много воды? — спросил Хзюка.
   — На небо вода попадает из моря, а море здесь близко.
   — Почему же вода с неба редко падает в Схайссах?
   — Дождевые тучи тяжелые, им трудно перебираться через горы. Вот вода у нас и выливается.
   — Еэ. До чего же хорошо тут живется, Мартин. Учти, если схаи сюда доберутся, они уже не уйдут.
   — Вряд ли. Схаи не смогут тут жить постоянно, Хзюка. Каждый год у нас наступает холодное время под названием зима. Вода в небе замерзает и на землю падает не дождь, а снег. Он покрывает все, начинаются морозы.
   — Такие, как на перевале Грор?
   — Примерно.
   — Плохо. А как долго длится эта ваша зима?
   — Снег лежит дней семьдесят—восемьдесят. Но и после того как он растает, тепло возвращается медленно, не сразу. Так что, может, и не стоит нас завоевывать.
   — Может, и не стоит, Мартин. Но я боюсь, что если мы вас не завоюем, тогда вы завоюете нас.
   — Нужно, чтобы никто никого не завоевал.
   — Хо! Невозможно. Мы друг другу не верим.
   — Невозможно, если ничего не делать, Хзюка.
   — А что можно сделать?
   — Останавливать войны.
   — Офсах-маш Викс говорил, что в ущелье война уже началась.
   — Вот и давай ее остановим.
   — Мы?
   — Мы.
   — Ты шутишь?
   — Нет.
   — И как это сделать?
   — Цветомиром.
   — Хо! Потребуется очень много цветомиров.
   — Нам соберут их хоть тысячу. -О!
   — Не сомневайся. Трудность в другом. Можно ли сделать так, чтобы Су Мафусафай не смог отказаться от переговоров?
   — Можно. Можно сделать даже так, чтобы решение принимал не сам Мафусафай, а Верховный Ухудай племен.
   — Ты меня научишь?
   — Еэ. Но я не уверен, что Верховный Ухудай согласится остановить войну за цветомиры. Вы ведь не схаи
   — Я думаю, что схаи не смогут прорваться через ущелье. Скорее всего они будут топтаться на месте и день за днем нести потери. Рано или поздно такая война надоест, но гордость не позволит схаям просить мира. В этом случае не могут ли цветомиры оказаться достойной причиной для прекращения войны? Если схаи подчинятся не врагу, а собственному обычаю, ущерба для чести не будет.
   Хзюка хлопнул по колену.
   — Ты хорошо придумал, Мартин.
   — Попробовать стоит?
   — Конечно. Ты очень хорошо придумал. Только это значит, что скоро нам начнут мешать.
   — Кто?
   — Да Мосос его знает. Но мешать будут обязательно.
   Ящер как в воду глядел. Есть поразительная закономерность в судьбах идей. Как только они возникают, сразу же находятся препятствия. И чем более полезная идея, тем неожиданнее помехи.
   В Шторцене Мартина и Хзюку арестовали. Ни объяснения, ни подорожная с подписью ротмистра Викса не помогли. Обермильх знал, о чем говорил.
 

18. ЗОЛОТО, РЕБЯТА, ЗОЛОТО

   С приходом девятой дивизии бои приняли затяжной характер. За очередной стеной, перегородившей ущелье, пехота стояла плотно, плечо к плечу, и в два ряда. Пока одна шеренга вела беглый огонь, вторая успевала зарядить штуцеры. За фронтом стрелковых частей скопилось больше сорока полковых и дивизионных пушек. Удалось даже приволочь по кручам корпусную батарею восьмифунтовых орудий. Картечью и ядрами артиллеристы отгоняли ящеров до самого поворота ущелья, которое находилось почти в километре ниже оборонительной линии.
   Атаки днем вскоре прекратились, установилось нечто вроде вынужденного перемирия; по приказу генерала Шамбертена ящерам не мешали выносить своих раненых и убитых, а у людей появилась возможность поочередно выводить полки в тыл для отдыха, стирки и бани.
   Но вот по ночам все менялось. Рептилии и не думали отвечать на дружественные жесты со стороны мягкотелых. Используя темноту, они старались подобраться как можно ближе, чтобы хоть кого-нибудь зацепить отравленной стрелой. Однако их самих поджидали хитроумные петли, ловушки, капканы. Сидящие в засадах егеря приловчились стрелять на звук, да и видели они в темноте получше ящеров. Увы, без потерь все же не обходилось, причем потерь смертельных. Из раненых редко кого удавалось выходить.
   Чтобы обезопаситься, егеря поверх мундиров надевали трофейные кольчуги или навешивали на себя несколько не очень туго свернутых шинелей. И это многих спасало. Однажды Иржи тоже вернулся из ночного поиска со стрелой в шинельной скатке.
   И тут случилось неожиданное. Урс Паттени вдруг посерел лицом, ни с того ни с сего раскричался, а потом объявил еще и наряд вне очереди.
   — Да за что же? — недоумевал Иржи. — Я ведь в одного попал.
   — Да за лопуховость, рядовой Неедлы. Нечего подпускать ящера на расстояние полета стрелы. Как поняли?
   При распеканиях Паттени применял обращение только на «вы».
   — А никак не понял, — мрачно ответил Иржи.
   — Вот и отлично. Выполнять!
   Через три дня после этого случая произошла еще одна неожиданность. Капрала Наргена вдруг вызвали к начальству. И не к кому-нибудь, а к самому командиру бригады Вернувшись Нарген объявил, что отделение в полном составе отправляется в тыл для выполнения особого задания. В чем оно заключается, не сообщил, но уже час спустя вся честная компания пылила по дороге на север. Иржи тогда не слишком удивился. В армии все что угодно может поменяться и быстро, и круто даже в мирное время. Тем более на войне.
   По руслу реки они поднялись к гигантской трещине, расколовшей склон древнего потухшего вулкана. Совсем недавно в нем плескалось озеро глубиной в полкилометра. Именно оно в течение столетий было естественной преградой между людьми и ящерами. Но после землетрясения вода из озера вытекла и продолжала убегать к югу, в сторону Схайссов, в виде речки Алтын-Эмеле. А вот к северу ничего уже не текло, поскольку противоположная стенка кратера раскололась не до самого дна. Из-за этого Быстрянка стала на несколько километров короче, начинаясь теперь у слияния двух горных ручьев. На дне же бывшего озера уцелела лишь большая лужа, вокруг которой били горячие ключи.
   По берегам этой лужи саперы наспех расчистили две дороги. Обе сильно петляли, обходя болотца, родники, крупные валуны и местами прижимаясь к стенам кратера. Тогда над головами проезжающих нависали мрачные, испещренные пятнами засохшего ила, почти отвесные скалы, начисто лишенные какой бы то ни было растительности. Над ними быстро бежали облака. Вверху выл ветер, но на дне циклопической воронки царила глухая тишина.
   — Страшноватое местечко, — сказал Чимболда.
   — Да, по сравнению с силами, которые скрыты под этими камушками, — Паттени кивнул на утесы, — все наши войны всего лишь писк да мышиная возня. Ненужная да и неинтересная...
   Остальные молчали. Местность как-то не располагала к беседам. Среди каменных громадин егерское отделение казалось чем-то весьма и весьма незначительным

* * *

   Бистриц они проехали без остановки. Иржи только на несколько минут заскочил домой, успел поцеловать онемевшую от неожиданности мать, выпил кувшин молока, который прямо в седло подал ему Иоганн, и ускакал догонять отделение.
   Потом их маршрут пролегал по очень знакомым местам — через Геймель и Юмм. Все встречные и попутные по дороге выказывали неподдельное уважение бравым и пропыленным воякам, героически остановившим нашествие рептилий. Но тревога у людей оставалась. Подозревали, что газеты печатают не все, поэтому не упускали случая спросить, как там, на юге.
   — Нормально. Держимся.
   — Не прорвутся?
   — Да ни в жизнь!
   В Бельверке всему отделению устроили хорошую баню, выдали новенькое, с иголочки, обмундирование. Потом выстроили на плацу. Местный комендант, худой и длинный майор, лично объявил, что все они повышаются в званиях на одну ступень. Тут же принесли погоны и образовалось уникальное подразделение из пяти сержантов и трех капралов во главе со свежеиспеченным вахмистром. Вряд ли во всем курфюрстенвере существовало еще одно такое. Но на этом чудеса не окончились. Майор собственноручно прикрепил к мундиру каждого медаль «За храбрость» и передал благодарность генерала пехоты де Шамбертена.
   — Ра страсса!
   — Да уж, постарайтесь, — загадочно сказал майор. — А теперь — по коням! И пошевеливайтесь, ребята. Вас уже ждут.
   — Промедлений не будет, герр майор, — заверил Нарген. Но как только отряд выбрался из города, все остановились.
   — Куда едем-то, вахмистр?
   Нарген покосился на свои новенькие погоны.
   — Есть приказ не позднее двадцати трех ноль-ноль прибыть на набережную Мохамаут. К мосту Звездочетов
   — Так это ж... Бауцен?
   — Вестимо.
   — И что все это значит, Джеймс? — спросил Чимболда.
   — Сам не знаю. Приедем — видно будет. Ну-ка, прекратить балаган! В колонну по двое... Марш-марш! Предупреждаю, больше привалов не будет.
   Слово он сдержал. Двигались не быстро, так, чтобы не запалить коней, но безостановочно, и к вечеру отделение миновало южные пригороды Бауцена. Несмотря на поздний час, ворота были открыты, видимо, в столице не слишком опасались нашествия ящеров, и отряд без задержек попал в Старый город.
   Ночь выдалась темная, небо скрывали облака, но на улицах курфюрстенбурга ярко горели газовые фонари, светились вывески, окна домов. По мостовым катились многочисленные экипажи, а тротуары заполняла публика; в некоторых местах висели транспаранты с приветствиями в адрес прибывающего посольства Магриба, тоже подсвеченные. Внешне о войне здесь напоминало только то, что на перекрестках полицейские жестко останавливали все движение перед военными всадниками.
   Никого это не раздражало. Совсем наоборот, бюргеры улыбались, приветственно махали руками, пытались вручить цветы и какие-то подарки. Забыв об усталости, егеря приосанились, напыжились. Красавец-капрал Монтегю целовал дамские ручки прямо из седла, а Нарген, напротив, сидел истуканом, глядя поверх голов. Власть олицетворял.
   Проехав из конца в конец Дюбрав-аллее, отделение перебралось на северный берег реки Бауцен. Здесь Нарген повернул влево, на такую знакомую набережную Мохамаут, и вскоре Иржи увидел корпуса университета. В некоторых окнах там все еще горел свет. А уж подъезд «Мохамаут-Крыса» просто сиял. В готовности к развозу подгулявших студентисов на это сияние сползались наемные экипажи. Чуть в стороне, под сенью акаций, в еще большей готовности располагался легендарный дринкенваген
   Иржи придержал поводья, вспоминая совсем недавнюю прогулку по этим местам. Где сейчас его таинственная спутница? Так мало времени прошло. И так много всего случилось. Вот бы показаться ей с медалью и сержантскими нашивками! А что? Заслужены честно.
   — Неедлы! Чего ворон ловишь? Не отставать!
   Иржи вздохнул и легонько тронул бока лошади шпорами.
   Егеря миновали еще один мост и почему-то остановились перед корветом «Гримальд».
   Корабль находился на том же самом месте, что и месяц назад, — в полусотне шагов от моста Звездочетов. У трапа скучали матросы-часовые.
   Нарген подъехал к ним, протянул пакет и что-то неразборчиво проговорил. Ему ответили. Вахмистр приказал всем спешиться, озадаченно прокашлялся и отдал совсем уж неожиданную команду:
   — Отделение, ахтунг! Лошадей — на борт!
   Палуба корвета находилась почти на уровне набережной и лошади сначала не беспокоились. Но затем по крутым, слабо освещенным трапам их повели в самое корабельное нутро, и некоторые начали упираться. Даже с помощью матросов пришлось провозиться с четверть часа. Зато в трюме все уже было готово — стойла, деревянные бадейки с водой, полные ясли овса.
   Едва Иржи привязал свою Вишню, его крепко то ли хлопнули, то ли огрели по плечу.
   — Привет, морская кавалерия!
   Сверкая белыми зубами, в проходе стоял Ференц. Иржи обрадовался.
   — Здорово! Вот не ожидал тебя увидеть.
   — Это почему? Матрос на корабле совсем не редкость. Другое дело — лошадь. Ума не приложу, что вы собираетесь делать.
   — На абордаж будем ходить, — серьезно сообщил Иржи
   — Верхом?
   — Ага. Кони у нас такие особые, непотопляемые. Ференц расхохотался.
   — А ты, парень, не слишком изменился. Хотя нет, погоди. Это что, никак, медаль на тебе висит?
   Иржи смутился.
   — Да вот, вчера выдали.
   — И сержантом вчера сделали?
   — И сержантом, как ни смешно.
   — Шутить изволите, герр егер?
   — Нет. Представляешь, все отделение повысили. У нас ни одного рядового не осталось.
   — Это ж за какие такие подвиги?
   — Понятия не имею.
   — Как так? Вы же с ящерами дрались?
   — Дрались? Пожалуй, сильно сказано. Мы стреляли, в нас стреляли. Одного парня из Юмма... Хороший был парень.
   — Ну вот, значит, было за что награждать. Иржи неловко переступил с ноги на ногу.
   — Да мы делали все то же самое, что и любое другое егерское отделение. Кто по-настоящему дрался, так это пехота. Особенно из семьдесят первого полка, там до рукопашной доходило. Ящеров против них скопилось — ну тьма. Кое-как они ноги унесли. А мы сбоку сидели, огнем прикрывали. Можно сказать, прохлаждались. И вдруг — трах-бах, особое задание, кресты, погоны, на корабль сажают. Слушай, ты-то хоть знаешь, куда поплывем?
   Ференц пожал плечами.
   — Сие есть тайна. Но куда можно отсюда плыть? Либо вверх по Бауцену, либо вниз по Текле. Вверх по Бауцену «Гримальд» способен подняться только до озера Бельзее. Но смысла везти туда ваше отделение кораблем нет, вы бы по суше быстрее добрались.
   — Значит, вниз?
   — Больше некуда
   — В Сентуберланд или Северный Поммерн?
   — Бери дальше.
   — Что, в Четырхов, что ли?
   — Какой там Четырхов! У нас припасов года на полтора. Как минимум до Мурома поплывем. Впрочем, вас-то, может, и раньше высадят.
   Тут где-то на верхней палубе послышались свистки.
   — Ого, — сказал Ференц. — Малый аврал. Ну, я должен бежать к своей мачтушке-матушке. Увидимся еще!
   И гулко хлопнул Иржи по спине. Вишня от этого испуганно присела.
   Торчать наверху егерям запретили. Вместо этого провели на батарейную палубу. Здесь выдали по ломтю хлеба и полные миски супа. Усевшись на аккуратную горку ядер, они принялись работать ложками.
   Батарейная палуба представляла собой длинное помещение, пронзенное мачтами. С двух сторон его ограничивали носовая и кормовая переборки. По бортам в неярком свете масляных фонарей чернели ряды морских орудий. Калибром фунтов в двенадцать, что по сухопутным меркам весьма солидно.
   Выше пушек висели гамаки. Половина из них была пустой, а в остальных безмятежно спали матросы. То, что с верхней палубы слышался топот, команды, звон цепей, их ничуть не беспокоило.
   — Хорошо живут братишечки, — проворчал Монтегю. — Кормежка по расписанию, ни в снеге ползать, ни у костра ночевать не надо.
   — Ну-ну. Посмотрим, что ты скажешь попозже, — усмехнулся Паттени.
   Иржи в этот момент почувствовал, что палуба под ногами начинает крениться. Сверху послышались свистки, крики, хлопанье парусов. Корвет выпрямился, за бортом зажурчало, начала ощущаться килевая качка
   — Все, двинулись, — зевая, сообщил один из матросов.
   Но плавание продолжалось очень недолго. Минут через двадцать вновь прогрохотали цепи, корабль дернулся, остановился. По трапу колобком скатился вестовой матрос и крикнул:
   — Егеря — наверх!
   А наверху шел дождь. Сыпался то прямо из черного беззвездного неба, то вместе с ветром налетал справа. Слева же сиял огнями дворец курфюрста. А прямо перед бушпритом «Гримальда» высились мрачные крепостные стены, на которых горело всего лишь несколько фонарей. В темноте Иржи не сразу распознал Семибашенный замок. Да и то не столько распознал, сколько вспомнил, что он должен находиться здесь, на острове Норбаунт.
   От замка по реке плыл огонек. Чуть позже стали различаться очертания большого баркаса. Вскоре он пришвартовался с подветренного борта «Гримальда».