Батлер Октавия. Дикое племя

   Она подхватила пару бататов и сунула их в свою корзину, затем взяла еще несколько и кинула своим козам Те в первый момент бросились испуганно в сторону от них, а потом подошли и принялись есть.
   — Они еще никогда так хорошо не ели, — сказала она и рассмеялась. После этого, сделавшись чуть серьезней, она прошла в небольшой чулан, где глиняные фигурки образовывали нечто вроде священного алтаря.
   — Это здесь для того, чтобы можно было показать моим людям, — сказала она Доро. — Эти и те, другие, там внутри. — Она махнула рукой в сторону дома.
   — Но там я ничего не видел.
   Казалось, что глаза ее смеются, несмотря на мрачное выражение лица.
   — Да ты почти сидел на них.
   Вздрогнув, он начал вспоминать. Обычно он не стремился походя нарушать религиозные пристрастия людей. Впрочем, у Энинву он не заметил особой религиозности. Но сама мысль о том, что он чуть ли не сидел на священных реликвиях, даже не опознав их… это его обеспокоило.
   — Ты имеешь в виду те глиняные чурбаны, стоявшие в углу?
   — Те самые, — просто ответила она. — Они остались еще от моей матери.
   Символы родовых духов. Теперь он кое-что припомнил и покачал головой.
   — Я становлюсь очень небрежным, — сказал он по-английски.
   — Что ты сказал?
   — Что мне очень жаль. Я слишком долго жил вдали от твоего народа.
   — Это не имеет большого значения. Как я уже сказала, эти вещи находятся здесь только для того, чтобы их видели другие. Я должна всегда чуть-чуть лгать, даже здесь.
   — Больше этого не будет, — сказал он.
   — Весь этот город будет думать, что я наконец умерла, — сказала она, не сводя глаз с фигурок. — Возможно, они устроят здесь священное место и дадут ему мое имя. В других городах частенько поступают подобным образом. А по ночам, когда они будут видеть тени и слышать удары веток, сгибающихся под ветром, они смогут рассказывать друг другу, что им привиделся мой дух.
   — Да, пожалуй. Священное место, посещаемое духами, будет пугать их гораздо меньше, чем живая женщина. Во всяком случае, мне так кажется, — сказал Доро.
   Без малейшей улыбки Энинву провела его через проход в стене, и они начали длинный путь по раскинувшемуся среди высоких деревьев лабиринту тропинок, таких узких, что идти по ним можно было только друг за другом. Энинву несла свою корзину на голове, а мачете, убранное в ножны, было подвешено у нее на боку. Они шли босиком, и их голые ноги не издавали почти ни звука, во всяком случае такого, который помешал бы обостренному слуху Энинву. Несколько раз, когда они двигались в быстром темпе, который задавала она сама, ей приходилось сворачивать в сторону и бесшумно прятаться в кусты. В таких случаях Доро с не меньшим проворством следовал за ней, и каждый раз едва ли не перед самым носом проходивших мимо людей. Чаще всего это были женщины и дети, несшие на головах кувшины с водой или дрова для растопки. Но попадались и мужчины с мотыгами в руках, вооруженные мачете. Все было так, как и говорила Энинву. Они были в самом центре ее родного поселения, которое со всех сторон окружали другие деревни. Тем не менее ни один европеец не смог бы понять, где именно он находится в данный момент, поскольку вокруг довольно долгое время не было даже намека на жилье. Но на пути сюда Доро натыкался на деревни и на большие дома, стоявшие друг за другом и окруженные многочисленными постройками. Он либо обходил их стороной, либо самоуверенно проходил мимо, делая вид, что занят совершенно легальным делом. К счастью, никто не попытался его остановить. Зачастую люди не решались останавливать человека, который казался им очень важным и обремененным делами. Однако они без всяких колебаний задерживали чужеземцев, которые прятались от посторонних глаз или которые появлялись здесь для того, чтобы шпионить. Все время, пока Доро следовал за Энинву, его не покидала тревога, что его тело могло принадлежать одному из ее родственников, живших неподалеку. Это могло вовлечь и ее и его в большую беду. Он испытал настоящее облегчение, услышав, что они миновали территорию, где жили ее люди.
   Энинву повела его хорошо знакомыми ей тропинками — по земле, которая была ей известна благодаря тому, что либо она сама здесь уже когда-то жила, либо здесь теперь жили ее дочери. В какой-то момент во время их путешествия она рассказала ему об одной из дочерей, которая вышла замуж за красивого, сильного, но ленивого молодого человека, а потом сбежала от него к менее представительному мужчине, но достаточно честолюбивому. Он слушал ее некоторое время, а затем спросил:
   — А сколько твоих детей дожили до зрелого возраста, Энинву?
   — Все до единого, — с чувством гордости ответила она. — Все они были сильными и здоровыми, и у них не было никаких природных недостатков.
   К детям с природными недостатками относились близнецы, а также дети, родившиеся ногами вперед, родившиеся с зубами или с другими отклонениями. Такие дети обычно выбрасывались. Доро сталкивался с подобными обычаями и у самых лучших своих производителей — по той или иной причине они убивали младенцев.
   — У тебя было сорок семь детей, — сказал он с недоверием, — и все из них выжили и были вполне совершенными людьми?
   — По крайней мере, совершенными телом. Все они выжили.
   — Наверняка это дети моих людей! Вполне возможно, некоторые из них или их потомки в конце концов присоединятся к нам.
   Энинву остановилась так неожиданно, что он едва не налетел на нее.
   — Ты не должен трогать моих детей, — тихо сказала она.
   Он взглянул на нее сверху вниз — она все еще не решалась стать выше ростом, хотя и говорила ему, что может это сделать, — и попытался сдержать неожиданно подступившее раздражение. Она пыталась разговаривать с ним так, будто он был одним из ее детей. Она все еще не осознала его силы!
   — Я здесь, — сказала она все тем же тихим голосом. — И ты уже имеешь меня.
   — Действительно?
   — Столько, сколько мог бы любой другой мужчина.
   Эти слова остановили его. Ее голос не изменился, но он сразу понял, что именно она не сказала ему: она не признавала того, что стала его собственностью. Она заявила, что он может рассчитывать только на какую-то очень маленькую часть ее, которую она предоставляла своим мужчинам. Она не привыкла к мужчинам, которые требовали большего. Хотя она и вышла из общества, где жены в буквальном смысле принадлежали своим мужьям, она обладала слишком большой силой. Эта сила сделала ее независимой, приучила быть всегда самой собой. Она все еще не поняла, что потеряла эту независимость, когда ушла от своих людей вместе с ним.
   — Идем, идем, — настаивал он.
   Но она не двинулась с места.
   — Ты должен что-то ответить мне, — сказала она.
   Он только вздохнул.
   — Твои дети будут в безопасности, Энинву, — сказал он. Возможно, он так думал лишь в этот момент.
   Она повернулась и пошла вперед. Доро следовал за ней, раздумывая о самом лучшем, что может сделать для нее — наградить ее новым ребенком, и как можно скорее. Тогда ее независимость исчезнет без всякой борьбы. Она будет делать все, о чем он попросит, только бы сохранить своего ребенка. Она представляет слишком большую ценность, чтобы быть просто убитой. А если он сумеет похитить кого-нибудь из ее потомков, то она, без сомнения, может вынудить его расправиться с ней. Но если она будет изолирована в Америке, да еще с младенцем, о котором надо постоянно заботиться, ей придется научиться покорности.
   Дороги неожиданно стали более узкими, когда путешественники вступили в незнакомую для Энинву страну. Все чаще и чаще им приходилось пользоваться мачете, чтобы прокладывать путь. Большую трудность представляли протоки и ручьи. Иногда они размывали землю, и такие промоины приходилось обходить стороной, иногда перерезали дорогу, и в этих местах местные жители клали бревна. Но там, где Доро и Энинву не находили ни обходных тропинок, ни мостов, им приходилось самим валить бревна для переправы. Путешествие становилось все более долгим и опасным. Разумеется, истощение не могло убить их до конца, но Доро знал, что если он упадет, то не сможет удержаться и не забрать тело Энинву. Она была слишком близко от него. Когда он шел на север, он пересек несколько рек, преодолев тяготы пути за счет того, что просто заменял свое тело на ближайшее в цепочке людей, идущих за ним. А поскольку сейчас он шел первым, собственным чутьем прокладывая путь к тому месту, где был его корабль вместе с экипажем, он не мог оставить ее ни впереди, ни позади себя. Он не должен был даже думать об этом. Сейчас они находились в стране, жители которой постоянно вели войны из-за рабов и продавали их в Европу. Эти люди немедленно разорвали бы ее на куски, если бы она начала совершать превращения прямо перед ними. У некоторых из них имелись даже европейские ружья и порох.
   Однако их задержки в пути не стали пустой потерей времени. Доро он получил возможность достаточно узнать Энинву и многому научиться. Он обнаружил, что пока она находилась с ним, ему не пришлось воровать пищу. Когда взятые в дорогу бататы были очищены и съедены, она находила пищу в самых разных местах. Каждый день во время их путешествия она наполняла свою корзину фруктами, орехами, кореньями — и все, что она собирала, оказывалось вполне съедобным. Она метала камни с силой и скоростью пращи, добывая таким образом птиц и мелких животных. И когда день начинал клониться к концу, у них всегда была нормальная еда. Если вдруг какое-то растение было ей незнакомо, она пробовала его, пытаясь распознать внутри себя, ядовито оно или нет. Она даже съела несколько из них — они, как оказалось, были на самом деле ядовиты, однако ни одно из них не причинило ей вреда. Но ему она давала только здоровую пищу, и он съедал все это, уверенный в ее способностях. А однажды, когда на его руке начал воспаляться небольшой порез, у него появилось еще больше оснований ей доверять.
   Воспалившаяся рука уже начала опухать, когда она заметила это, и Доро чувствовал себя больным. Он уже подумывал о том, как ему раздобыть новое тело, не подвергая опасности Энинву. И тут, к его удивлению, она предложила ему помощь в лечении.
   — Ты должен был сам сказать мне об этом, — заметила она. — А так ты лишь подвергаешь себя ненужным страданиям.
   Он с сомнением взглянул на нее.
   — Ты можешь найти здесь все необходимые для лечения травы?
   Она встретила его взгляд.
   — Часто эти травы играли ту же роль для моих людей, что и глиняные фигурки богов во дворе. Если ты разрешишь, я помогу тебе без всех этих трав.
   — Хорошо. — Он протянул ей опухшую воспаленную руку.
   — Будет больно, — предупредила она.
 
   — Не беспокойся, — ответил он.
   Она чуть надкусила его руку.
   Он перенес это, удерживая себя от собственной смертоносной реакции на возникшую боль. Она правильно поступила, заранее предупредив его. Это был уже второй раз, когда она находилась от смерти гораздо ближе, чем могла себе вообразить.
   Некоторое время она не делала никаких движений. Казалось, все ее внимание обратилось куда-то внутрь, и она даже не ответила на его вопрос, когда он заговорил с ней. Наконец она вновь поднесла его руку ко рту, и на этот раз боль была еще сильнее. Но она больше не кусала его. Она сплюнула три раза, высасывая гной из раны на его руке, а затем, как ему показалось, зализала рану языком. Ее слюна обжигала его словно огонь. Продолжая разглядывать его руку, она еще два раза проделала то же самое, вызывая у него ощущение обжигающей боли. И почти сразу после этого опухоль и боль исчезли, рана начала заживать.
   — В твоей руке были вещи, которых там быть не должно, — сказала Энинву. — Эти живые частицы очень малы, чтобы их можно было просто разглядеть. Я не знаю, как их назвать, но я могу ощущать и распознавать их, когда они оказываются внутри меня. А распознав их, я могу убивать их прямо внутри себя. Я дала тебе немного того средства, которое мое тело вырабатывает против них.
   Живые частицы — слишком маленькие, чтобы их видеть, но достаточно большие, чтобы вызвать у него болезнь? Он никогда не поверил бы ни единому слову, если бы рана не начала заживать так быстро. И по мере того, как она заживала, росло его доверие к этой женщине. Несомненно, это была колдунья. В любом обществе ей пришлось бы жить в страхе, в любом обществе ей пришлось бы бороться за собственную жизнь. Даже здравомыслящие люди, не верящие ни в какое колдовство, обернулись бы против нее. И Доро, с незапамятных времен разводивший у себя колдунов, в который раз подумал о том, что за сокровище она была. Ничто и никто не должны помешать ему удержать ее у себя.
   В любом случае этого не должно произойти до тех пор, пока он не доберется до берега, где у него были свои люди.
   Энинву никогда не говорила Доро, что легко могла бы перепрыгнуть чуть ли не самую широкую из всех рек, какие им пришлось пересечь. Больше всего ее волновало его мнение на этот счет, он ведь уже видел силу ее рук. Ее ноги и бедра были такими же крепкими и сильными. Но Доро еще не привык думать о ней так, как думала она, он еще не привык считать ее силу и возможности превращения абсолютно доказанными. Он никогда не задумывался и никогда не спрашивал, что она может сделать.
   Она продолжала молчать, поскольку опасалась той неожиданной ярости, в которую он временами впадал — не заботясь о том, что это могло стать причиной замены тела. Она не хотела видеть убийства по такой незначительной причине. Слушая его рассказы во время путешествия, она уяснила, что убивал он очень легко. Даже слишком легко, если только эти рассказы не были враньем. Но она почти не сомневалась в их правдивости. Она не была уверена, действительно ли он мог бы отнять жизнь только для того, чтобы быстро переправиться через реку, однако такая возможность ее пугала. Подобные мысли заставляли ее строить планы побега и с тоской вспоминать своих людей, ее двор, ее дом…
   Но все же она превращалась в женщину, чтобы провести с ним ночь. Он никогда не просил ее об этом. Она делала это по собственному желанию, потому что, несмотря на ее сомнения и страхи, он был ей очень приятен. Ее влекло к нему, как бывало с ее первым мужем, к которому она была глубоко привязана. К ее удивлению, Доро обходился с ней гораздо лучше, чем это делал ее первый муж. Он внимательно прислушивался к ее мнению и разговаривал с ней уважительно и дружески, как с иным мужчиной. Ее первый муж частенько высмеивал ее, а второй был слишком надменным и презрительно-высокомерным, доходил порой до грубости, хотя и считался важным человеком. Она убежала от него — точно так же, как сейчас собиралась сбежать от Доро, который даже и не подозревал, каких непохожих людей он оживил в ее памяти.
   Он так и не представил ей доказательств собственной силы, о которой так много говорил. Как и доказательств того, что ее детям будет угрожать опасность — исходящая не от простого, обычного человека, — если она совершит этот побег. И все же она продолжала ему верить. Она не могла заставить себя подняться и скрыться в лесу, пока он спал. Ради спасения детей она должна оставаться с ним — по крайней мере до тех пор, пока не получит то или иное доказательство.
   Она следовала за ним с мрачным, почти зловещим предчувствием того, что все это походит на последнее замужество — с человеком, ни убежать от которого, ни пережить которого она уже не сможет. Такая перспектива делала ее осторожной и кроткой.
   Теперь они оказались в долине, проходящей через влажную местность. Здесь было гораздо больше дождей, больше тепла, и еще больше москитов. Доро чувствовал себя больным и кашлял не переставая. Энинву подхватила лихорадку, но сразу избавилась от нее, как только почувствовала признаки болезни. Здесь и без того хватало несчастий.
   — Когда только мы пройдем через эти земли! — с раздражением сказала она. Начинался дождь. Они шли по тропе, которую кто-то проложил через вязкую, доходящую до щиколоток грязь.
   — Впереди нас, совсем близко, находится река, — сказал он ей и остановился, чтобы откашляться. — На ее берегу есть город, там я договорился с местными людьми, что нам дадут лодку, на которой мы сможем проделать остаток пути.
   — Чужеземцы, — с тревогой произнесла она. Во время пути они старались избегать всяческих контактов с людьми, чьи земли они пересекали.
   — Скорее, мы сами здесь будем чужеземцами, — сказал ей Доро. — Но тебе не о чем беспокоиться. Эти люди знают меня. Я делал им подношения, и обещал сделать еще, если они переправят моих людей вниз по реке.
   — Разве они могут узнать тебя в этом теле? — спросила она, используя этот вопрос как предлог, чтобы дотронуться рукой до его твердого мускулистого плеча. Ей очень нравилось прикасаться к нему.
   — Они узнают меня, — сказал он. — Ведь я — это не тело, которое на мне. Ты поймешь это, Энинву, когда я сменю его, и мне кажется, что это будет уже скоро. — Он сделал паузу из-за нового приступа кашля. — Ты узнаешь меня в новом теле, как только услышишь мою речь.
   — Как это? — Ей не хотелось говорить ни о перемене облика, ни об его убийствах. Она пыталась вылечить его, чтобы ему не было нужды менять тело, но хотя она облегчала его болезнь и уменьшала кашель, она не могла полностью его излечить. А это означало, что очень скоро ей придется узнать всю правду о его превращениях, независимо от того, хочет она ее знать или нет. — Как я узнаю тебя?
   — У меня нет слов, чтобы объяснить тебе это. Точно так же как ты не могла объяснить мне все до конца с теми живыми частицами в моей руке. Просто, когда ты услышишь мой голос, ты узнаешь меня, вот и все.
   — Это будет тот же самый голос?
   — Нет.
   — А тогда как же?..
   — Энинву… — Он внимательно посмотрел на нее. — Я говорю тебе, ты узнаешь!
   Пораженная, она замолчала. Она верила ему. Почему так происходило, что она всегда верила ему?
   Он привел ее в небольшую деревню, которая мало чем отличалась от прибрежных общин, находившихся неподалеку от ее дома. Несколько человек глазели на нее и на Доро, но никто им не досаждал. Со всех сторон доносились голоса, иногда они напоминали ей знакомую речь. Ей даже показалось, что она могла бы понять некоторые слова, если подойдет поближе к разговаривающим и вслушается. Но когда это случилось, она не поняла ничего. Она почувствовала себя незащищенной и странно беспомощной среди этих людей, таких чужих для нее, и старалась идти буквально след в след за Доро.
   Он привел ее к большому дому и сразу провел внутрь, как будто этот дом принадлежал лично ему. Навстречу им вышел высокий и худой молодой человек. Он заговорил с Доро, и когда тот ответил ему, у молодого человека округлились глаза и он сделал шаг назад.
   А Доро продолжал говорить на незнакомом ей языке, и Энинву обнаружила, что она может понимать отдельные слова. Но этого было недостаточно, чтобы следить за их разговором. По крайней мере, этот язык больше похож на ее родной, чем на тот новый, совершенно незнакомый ей английский , которому Доро начал учить ее в пути. Английский язык был распространен на его теперешней родине, так объяснил ей Доро. Он говорил, что ей необходимо выучить его. Сейчас же она просто додумывала по выражениям лиц и оттенкам голосов двух говорящих людей все то, чего не могла понять из их слов. Было ясно, что несмотря на вежливые приветствия, соответствовавшие ожиданиям Доро, дальнейшая беседа постепенно перешла в спор. Наконец Доро в раздражении повернулся и заговорил с Энинву.
   — Человек, с которым я имел дело раньше, недавно умер, — пояснил он. — Вот этот дурак является его сыном. — Он прервал свои объяснения из-за приступа кашля. — Сын присутствовал при наших переговорах с отцом, и был в курсе нашей сделки. Он видел подарки, которые я принес с собой. Но вот теперь, когда его отец умер, он больше не желает иметь никаких обязательств передо мной.
   — Я думаю, что он боится тебя, — заметила Энинву. Этот молодой человек был слишком надменным и самонадеянным. Она поняла это, несмотря на незнакомый ей язык. И он изо всех сил старался напустить на себя важность. Однако во время разговора его глаза постоянно бегали, и он бросал на Доро лишь короткие взгляды. Руки его подрагивали.
   — Он знает, что подвергает себя большой опасности, — сказал Доро. — Но он еще молод. Его отец был король. И вот теперь сын полагает, что он может использовать меня, чтобы упрочить свое положение. Но он выбрал негодное средство.
   — А ты пообещал ему новые подарки?
   — Да. Но он видит, что я пришел с пустыми руками. Отойди в сторону, Энинву, моему терпению приходит конец.
   Она хотела воспротивиться происходящему, но почувствовала, как у нее пересохло в горле. Онемевшая и испуганная, она отошла в сторону от Доро. Она еще не знала, чего следует ожидать, но была уверена, что молодой человек будет убит. Как он умрет? И что именно сделает Доро?
   Тем временем Доро встал сзади молодого человека, оказавшись прямо перед мальчиком лет семи, который слушал их разговор. Прежде чем молодой человек и ребенок смогли как-то на это отреагировать, Доро в одно мгновение ослабел и упал. Его тело свалилось чуть ли не прямо на ребенка. Тот, впрочем, успел отскочить в сторону. Затем мальчик опустился на колени и взял в руки мачете, принадлежавшее Доро. Окружающие начали реагировать на произошедшее, только когда мальчик поднялся, опираясь на мачете. Раздававшиеся со всех сторон восклицания почти заглушали детский голос, когда мальчик заговорил с молодым человеком. Почти.
   Ребенок говорил спокойно и уверенно, на своем родном языке, но когда Энинву услышала его, ей показалось, что она готова закричать от страха. Этот ребенок был Доро. Дух Доро вселился в тело ребенка. А что же произошло с этой детской душой? Она взглянула на тело, лежащее на земле, затем подошла и перевернула его. Тело было мертвым.
   — Что ты сделал? — обратилась она к мальчику.
   — Этот человек знал, какова цена его упрямства, — сказал Доро. Его голос был высоким и походил на голос ребенка. Ничего похожего на голос мужчины, в теле которого Доро был перед этим. Энинву не понимала, кого в таком случае она слышит, что именно она узнает в этом детском голосе.
   — Отойди от меня, — сказал ей Доро. — Стой рядом с этим телом, пока я не узнаю, сколько еще домочадцев этот болван собирается принести в жертву своей самонадеянности.
   Сейчас она не хотела ничего, только бы оказаться от него подальше. Ей хотелось убежать домой и навсегда забыть о встрече с ним. Она опустила голову и закрыла глаза, чтобы хоть таким образом преодолеть охватившую ее панику. Вокруг все еще раздавались крики, которых она почти не слышала. Охваченная собственным страхом, она ни на что не обращала внимания, пока кто-то не сбил ее с ног.
   Затем кто-то грубо схватил ее, и в этот момент она решила, что должна отплатить за смерть ребенка. Она оттолкнула нападавшего и вскочила на ноги, готовая к борьбе.
   — Достаточно! — закричал Доро. А затем добавил более спокойно: — Не убивай его!
   Тут она увидела, что нападавший, которого она отбросила от себя, был тем самым молодым человеком, и что она ударила его гораздо сильнее, чем собиралась. Теперь он лежал около стены, окружавшей двор, и был почти без сознания.
   Когда Доро подошел к нему, тот поднял руки, как будто пытался защитить себя от удара. Но Доро заговорил с ним спокойным уравновешенным тоном, чего никто и никогда не ожидал услышать из уст ребенка. Человек съежился, и Доро заговорил вновь, но уже более резко.
   Человек встал и посмотрел на людей, находившихся в доме, который он унаследовал от отца. Было очевидно, что все они встревожены и смущены. Большинство из них просто не понимали, что происходит, и задавали друг другу недоумевающие вопросы. Все они не сводили глаз с нового главы дома. Здесь находились маленькие дети, несколько женщин, которые были либо сестрами, либо женами молодого человека. Присутствующие мужчины могли быть его братьями или рабами. Все сбежались, чтобы увидеть происходящее.
   Возможно, молодой человек почувствовал стыд перед своими людьми, а возможно, он почувствовал гнев оттого, что съежился и захныкал перед этим ребенком. Или он оказался просто-напросто дураком, каким считал его Доро. Независимо от причины, то, что он сделал потом, было его роковой ошибкой.
   Громко выкрикивая слова, означавшие проклятья, этот человек выхватил мачете из руки Доро, поднял и резко опустил его вниз, прямо на беззащитную шею ребенка.
   Энинву отвернулась, заранее уверенная в том, что произойдет. У ребенка не было времени, чтобы увернуться от мачете. Молодой человек — возможно все еще не оправившийся от удара Энинву, — двигался не слишком проворно. Ребенок стоял и спокойно ожидал удара, пожимая плечами, словно уставший взрослый человек. И в тот момент, когда до нее донесся голос молодого человека, обращавшегося к толпе, в этом голосе она вновь услышала Доро. Без всякого сомнения.
   Люди начали разбегаться. Часть из них бросилась к воротам, другие пытались перелезть прямо через стену. Не обращая на них внимания, Доро подошел к Энинву.
   — Теперь мы должны уходить, — сказал он. — Мы возьмем каноэ и поплывем на нем сами.
   — Зачем ты убил ребенка? — прошептала она.
   — Чтобы предостеречь этого молодого дурака, — сказал он, ударяя в грудь своего нового тощего тела. — Этот ребенок был сыном раба, и поэтому большой потери для этого дома не произошло. Я хотел иметь здесь человека, обладающего властью и хорошо знакомого со мной, но этот молодой дурак так ничему и не научился. Идем, Энинву.
   Она молча двинулась вслед за ним. Он мог совершить двойное превращение после двух словно бы случайных убийств и после этого разговаривать с ней так, будто ничего не случилось. Он был раздосадован тем, что ему пришлось убить молодого человека, но это раздражение, казалось, было самым незначительным из всех чувств, какие он при этом испытывал.