Страница:
– Они считают, что русские похитили их национальное наследие?
– Что-то вроде того, – Кэри осушил свой стакан. – А теперь вернемся к политике. После войны президент Па-асикиви начал проводить новую для Финляндии внешнюю политику. Ее суть состояла в том, чтобы оставаться строго нейтральным государством по образцу Швеции. Нейтралитет выгоден России, поскольку при такой политике Большому Восточному Брату не может быть нанесено никакого оскорбления. Эта тактика, известна под названием линии Паасикиви, поддерживается нынешним президентом Кекконеном. Она напоминает хождение по натянутому канату, но трудно представить, что еще остается делать финнам. Живой пример находится у них перед глазами – это то, что произошло с Эстонией и другими прибалтийскими странами.
Он вновь наполнил свой стакан.
– Сегодня вечером мы собираемся встретиться с финнами, которые не согласны с линией Паасикиви. Это крайне правая группировка. Я лично назвал бы их реакционерами, но эти парни могут переправить нас в Энсо. Если бы Кекконен знал, чем мы здесь занимаемся, то он бы поседел в одну ночь. Он неплохо ладит с русскими и хочет, чтобы так продолжалось и дальше. Ему не нужны инциденты, которые могут вызвать дипломатический взрыв и дать Москве повод для новых претензий. Нам тоже не нужен шум, поэтому с финнами, которые нам помогут, мы будем говорить тихо и в Энсо тоже будем вести себя тихо.
Он пронзительно взглянул на Армстронга.
– А если нас поймают, то мы действовали по своей личной инициативе – финны не имеют к нам ни малейшего отношения. Имей в виду, это чертовски важно.
– Понял, – сказал Армстронг.
– Само собой, будет лучше, если нас не поймают, – заметил Кэри и открыл чемоданчик. – Вот план Энсо, датированный 1939 годом, – он развернул карту и разложил ее на столе. Его палец помедлил над бумагой, а затем решительно уткнулся в какую-то точку. – Вот дом, в котором жил Ханну Меррикен. Он зарыл ящик с бумагами в саду. Площадь сада – около половины акра.
Армстронг склонился над планом.
– Довольно обширное поле для поисков. Каковы размеры ящика?
– По словам Мейрика – два на полтора фута, высота – один фут.
Армстронг что-то подсчитал в уме.
– Если мы будем копать ямы наугад, то вероятность того, что мы промажем, составляет восемьсот к одному.
– Мы сделаем кое-что получше, – сказал Кэри. – По первоначальному замыслу Мейрик должен был отправиться с нами и указать нужное место. Когда-то он помогал отцу зарыть этот ящик, но прошло много лет, и он забыл кое-какие детали, – Кэри снова покопался в чемоданчике. – Вот все, что у нас есть.
Армстронг изучил крупномасштабный план, тщательно нарисованный чернилами.
– Вот здесь растут четыре дерева, – сказал Кэри. – Ящик закопан под одним из них, но Мейрик забыл, под каким именно.
– По крайней мере теперь нам придется копать не больше четырех ям.
– После 1944 года прошло много лет, – наставительно сказал Кэри. – Трех деревьев уже нет. Смотри, – он вытащил несколько фотографий. – Их сделали наши финские друзья несколько недель назад. Я надеялся, что, попав на место, Мейрик все вспомнит, но Мейрика больше с нами нет. Все, чем мы располагаем, это пол-акра земли и одно дерево, – Кэри ткнул пальцем в фотографию. – Думаю, что здесь, но не уверен.
– Итак, мы будем копать, – подытожил Армстронг. – Этим придется заниматься в темноте.
Кэри уставился на него.
– В какой темноте? Мы не на широте Полярного круга, но даже здесь в это время года солнце практически не заходит. Самое большее, чего можно ожидать, это глубоких сумерек.
– Нам обязательно нужно идти сейчас? – спросил Армстронг. – Почему нельзя подождать до осени?
Кэри вздохнул.
– Даже не принимая во внимание тот факт, что бумаги сами по себе чрезвычайно важны, я могу назвать одну очень основательную причину, – он постучал по плану. – Меррикен жил в пригороде, где селились люди с хорошим достатком. Но Энсо быстро разрастается. Старые лома ветшают перестраиваются целые районы. По нашим сведениям, в конце лета здесь появятся бульдозеры. Мы должны опередить их.
– Какая жалость, что Мейрик сделал свое великое открытие не в прошлом году! – посетовал Армстронг. – В доме кто-нибудь живет?
– Да, русский по фамилии Кунаев. Он работает мастером на одной из бумажных фабрик. Жена, трое детей, одна кошка. Собаки нет.
– Значит, от нас требуется всего лишь заявиться к ним и среди бела дня начать раскопки в саду? Кунаеву это, несколько я понимаю, очень понравится, – Армстронг отложил фотографию. – Невыполнимая затея!
– Нет ничего невыполнимого, мой мальчик, – невозмутимо ответил Кэри. – Начнем с того, что бумаги Меррикена уложены в ящик. Маленькая деталь: ящик обшит листовой сталью, а у меня есть отличный металлоискатель – маленький, но мощный.
– Вроде миноискателя?
– Похож, но значительно меньше по размерам. Его можно без особого риска пронести через границу. Сделан по специальному заказу. Если верить дырявой памяти Мейрика, то ящик закопан на глубине не более двух футов. Я проверял этот прибор на ящике меньших размеров, и уверяю тебя, что даже с глубины в три фута он дает такой сигнал, что барабанные перепонки трещат.
– Хорошо, мы поймаем сигнал и начнем копать. Что сделает Кунаев, когда увидит нас?
Кэри усмехнулся.
– Если нам хоть немного повезет, то его там не будет. Товарищ Кунаев будет отрабатывать стахановскую смену на своей вонючей фабрике – гнать туалетную бумагу или что-нибудь еще.
– Но жена и дети будут дома, – напомнил Армстронг. – Кроме того, есть еще и соседи.
– Это не имеет значения. Мы возьмем их под ручку и вежливо выведем из сада.
Глава 25
Глава 26
Глава 27
– Что-то вроде того, – Кэри осушил свой стакан. – А теперь вернемся к политике. После войны президент Па-асикиви начал проводить новую для Финляндии внешнюю политику. Ее суть состояла в том, чтобы оставаться строго нейтральным государством по образцу Швеции. Нейтралитет выгоден России, поскольку при такой политике Большому Восточному Брату не может быть нанесено никакого оскорбления. Эта тактика, известна под названием линии Паасикиви, поддерживается нынешним президентом Кекконеном. Она напоминает хождение по натянутому канату, но трудно представить, что еще остается делать финнам. Живой пример находится у них перед глазами – это то, что произошло с Эстонией и другими прибалтийскими странами.
Он вновь наполнил свой стакан.
– Сегодня вечером мы собираемся встретиться с финнами, которые не согласны с линией Паасикиви. Это крайне правая группировка. Я лично назвал бы их реакционерами, но эти парни могут переправить нас в Энсо. Если бы Кекконен знал, чем мы здесь занимаемся, то он бы поседел в одну ночь. Он неплохо ладит с русскими и хочет, чтобы так продолжалось и дальше. Ему не нужны инциденты, которые могут вызвать дипломатический взрыв и дать Москве повод для новых претензий. Нам тоже не нужен шум, поэтому с финнами, которые нам помогут, мы будем говорить тихо и в Энсо тоже будем вести себя тихо.
Он пронзительно взглянул на Армстронга.
– А если нас поймают, то мы действовали по своей личной инициативе – финны не имеют к нам ни малейшего отношения. Имей в виду, это чертовски важно.
– Понял, – сказал Армстронг.
– Само собой, будет лучше, если нас не поймают, – заметил Кэри и открыл чемоданчик. – Вот план Энсо, датированный 1939 годом, – он развернул карту и разложил ее на столе. Его палец помедлил над бумагой, а затем решительно уткнулся в какую-то точку. – Вот дом, в котором жил Ханну Меррикен. Он зарыл ящик с бумагами в саду. Площадь сада – около половины акра.
Армстронг склонился над планом.
– Довольно обширное поле для поисков. Каковы размеры ящика?
– По словам Мейрика – два на полтора фута, высота – один фут.
Армстронг что-то подсчитал в уме.
– Если мы будем копать ямы наугад, то вероятность того, что мы промажем, составляет восемьсот к одному.
– Мы сделаем кое-что получше, – сказал Кэри. – По первоначальному замыслу Мейрик должен был отправиться с нами и указать нужное место. Когда-то он помогал отцу зарыть этот ящик, но прошло много лет, и он забыл кое-какие детали, – Кэри снова покопался в чемоданчике. – Вот все, что у нас есть.
Армстронг изучил крупномасштабный план, тщательно нарисованный чернилами.
– Вот здесь растут четыре дерева, – сказал Кэри. – Ящик закопан под одним из них, но Мейрик забыл, под каким именно.
– По крайней мере теперь нам придется копать не больше четырех ям.
– После 1944 года прошло много лет, – наставительно сказал Кэри. – Трех деревьев уже нет. Смотри, – он вытащил несколько фотографий. – Их сделали наши финские друзья несколько недель назад. Я надеялся, что, попав на место, Мейрик все вспомнит, но Мейрика больше с нами нет. Все, чем мы располагаем, это пол-акра земли и одно дерево, – Кэри ткнул пальцем в фотографию. – Думаю, что здесь, но не уверен.
– Итак, мы будем копать, – подытожил Армстронг. – Этим придется заниматься в темноте.
Кэри уставился на него.
– В какой темноте? Мы не на широте Полярного круга, но даже здесь в это время года солнце практически не заходит. Самое большее, чего можно ожидать, это глубоких сумерек.
– Нам обязательно нужно идти сейчас? – спросил Армстронг. – Почему нельзя подождать до осени?
Кэри вздохнул.
– Даже не принимая во внимание тот факт, что бумаги сами по себе чрезвычайно важны, я могу назвать одну очень основательную причину, – он постучал по плану. – Меррикен жил в пригороде, где селились люди с хорошим достатком. Но Энсо быстро разрастается. Старые лома ветшают перестраиваются целые районы. По нашим сведениям, в конце лета здесь появятся бульдозеры. Мы должны опередить их.
– Какая жалость, что Мейрик сделал свое великое открытие не в прошлом году! – посетовал Армстронг. – В доме кто-нибудь живет?
– Да, русский по фамилии Кунаев. Он работает мастером на одной из бумажных фабрик. Жена, трое детей, одна кошка. Собаки нет.
– Значит, от нас требуется всего лишь заявиться к ним и среди бела дня начать раскопки в саду? Кунаеву это, несколько я понимаю, очень понравится, – Армстронг отложил фотографию. – Невыполнимая затея!
– Нет ничего невыполнимого, мой мальчик, – невозмутимо ответил Кэри. – Начнем с того, что бумаги Меррикена уложены в ящик. Маленькая деталь: ящик обшит листовой сталью, а у меня есть отличный металлоискатель – маленький, но мощный.
– Вроде миноискателя?
– Похож, но значительно меньше по размерам. Его можно без особого риска пронести через границу. Сделан по специальному заказу. Если верить дырявой памяти Мейрика, то ящик закопан на глубине не более двух футов. Я проверял этот прибор на ящике меньших размеров, и уверяю тебя, что даже с глубины в три фута он дает такой сигнал, что барабанные перепонки трещат.
– Хорошо, мы поймаем сигнал и начнем копать. Что сделает Кунаев, когда увидит нас?
Кэри усмехнулся.
– Если нам хоть немного повезет, то его там не будет. Товарищ Кунаев будет отрабатывать стахановскую смену на своей вонючей фабрике – гнать туалетную бумагу или что-нибудь еще.
– Но жена и дети будут дома, – напомнил Армстронг. – Кроме того, есть еще и соседи.
– Это не имеет значения. Мы возьмем их под ручку и вежливо выведем из сада.
Глава 25
Встреча с финнами состоялась в тот же вечер в доме на окраине Иматры.
– Их трое, – сказал Кэри, когда они ехали на рандеву. – Лэсси Виртанен, его сын Тармо, и Хекки Хуовинен.
Армстронг издал нервный смешок.
– Никогда бы не подумал, что мне доведется встретиться с сыном Лэсси[8].
– Если в твоей копилке имеются другие ремарки подобного рода, то придержи их при себе до конца операции, – угрюмо буркнул Кэри. – Эта компания не отличается чувством юмора. Старый Виртанен во время войны летал на истребителе, и до сих пор считает поражение Германии своим личным несчастьем. Не знаю, что им движет – симпатии к нацистам или ненависть к русским, – возможно, то и другое поровну. Сына он воспитал по своему образу и подобию. Хуовинен придерживается несколько более либеральных взглядов, но все-таки находится гораздо правее Аттилы. Это наши орудия, с которыми нам придется работать, и я не хочу, чтобы они повернулись против меня. Помни об этом.
– Запомню, – сказал Армстронг. Ему показалось, что Кэри неожиданно опрокинул на него ушат ледяной воды. – Каков план действий?
– Финны доки по части изготовления бумаги, – объяснил Кэри. – Русские не прочь извлечь выгоду из их мастерства. Они строят в Энсо новую бумажную фабрику. Все оборудование сделано в Финляндии, монтажными работами также занимаются финны, большинство которых живет в Иматре. Они ходят через границу каждый день.
Казалось, на Армстронга снизошло просветление.
– Мы пойдем вместе с ними? Как удобно!
– Не радуйся раньше времени, – проворчал Кэри. – Все не так просто, – он указал вперед. – Вот наш дом.
Армстронг остановил машину.
– Эта троица ходит через границу в Энсо?
– Совершенно верно.
– Но если Виртанен так ненавидит русских, то зачем же он помогает им строить фабрику? – удивленно спросил Армстронг.
– Они состоят в полулегальном секретном обществе крайне правой ориентации, свято верят в то, что шпионят за русскими, и готовятся ко "дню X", – Кэри пожал плечами. – На мой взгляд, их веревочка уже почти размоталась, и правительство скоро возьмет их за горло. Одна из трудностей линии Паасикиви состоит в том, чтобы придерживаться золотой середины между правыми и левыми партиями. Правительство не может слишком сильно давить на коммунистов из-за русских, но кому какое дело до того, что случится с кучкой неонацистов? Их придерживают до поры в качестве политического противовеса, но если они начнут выкаблучиваться, то их прихлопнут одним махом. Поэтому нам нужно использовать их, пока есть возможность.
Они расселись вокруг стола, уставленного тарелками с сэндвичами и скандинавскими закусками, а также бутылками пива и водки. Все попробовали маринованную селедку; затем Виртанен наполнил маленькие стопки и кивнул.
– Kippis!
Его рука дернулась вверх, опрокинув содержимое стопки в глотку. Памятуя о наставлениях Кэри, Армстронг сделал то же самое. Отменная жидкость обожгла ему язык и заполыхала в желудке. Кэри поставил пустую стопку на стол.
– Неплохо, – сказал он. – Совсем неплохо.
Ради Армстронга он говорил по-шведски. Сотрудников Службы, владеющих финским, можно было пересчитать по пальцам; к счастью, шведский в Финляндии был вторым государственным языком.
Тармо Виртанен расхохотался.
– Это подарок с другой стороны.
– Водка – единственная приличная вещь, которую делают русские, – угрюмо сказал Лэсси Виртанен, снова наполнив стопки. – Хекки беспокоится.
– Вот как? – Кэри взглянул на Хуовинена. – О чем же?
– Это будет очень непросто, – сказал Хуовинен.
– Да брось ты, – проворчал Лэсси. – Это шутка!
– Вам хорошо, – возразил Хуовинен. – Вас там не будет, а мне придется объясняться с русскими и приносить извинения, – он повернулся к Кэри. – Вам придется подождать три дня.
– Почему?
– Вы и ваш друг займете место Виртаненов, правильно? А Виртаненам завтра и послезавтра нужно быть на рабочем месте – я-то знаю, я их начальник. Лэсси завтра работает на фильтровальных пластинах, но у Тармо работы немного. Зато послезавтра Тармо будет занят полную смену. Я смогу отмазать их обоих без особых вопросов лишь на следующий день, да и то придется врать по-черному.
Лицо Кэри осталось бесстрастным.
– Что скажете, Лэсси? – спросил он.
– Все верно, но можно сделать и по-другому. Хекки, ты ведь можешь устроить так, чтобы завтра на фильтровальных пластинах никто не работал. Как насчет небольшого саботажа?
– Я-то не против, но что делать с этим грузинским говнюком Дзотенидзе? – горячо сказал Хуовинен. – Он, падло, все время дышит мне в затылок.
– Кто это такой? – спросил Кэри.
– Главный инженер строительства с русской стороны. Когда эта чертова фабрика заработает, он станет на ней главным инженером, поэтому он следит, чтобы все было в полном порядке. Он следит за мной, как коршун.
– Обойдемся без саботажа, – спокойно сказал Кэри. – Я тоже хочу, чтобы все было в полном порядке.
Хуовинен энергично кивнул.
– Два дня, – сказал он. – Через два дня я смогу оставить Виртаненов здесь.
– Мы придем сюда послезавтра вечером, – сказал Кэри. – Переночуем здесь, а с утра отправимся на работу, как это сделали бы Виртанены. Другие рабочие не удивятся, что в бригаде появились двое новичков?
– Все будет в порядке, – ответил Хуовинен. – Если и удивятся, то болтать не станут. Они финны, – с гордостью добавил Хуовинен. – Карельские финны.
– А вы их начальник, – заметил Кэри.
Хуовинен улыбнулся.
– Это тоже верно.
Кэри повернулся к Лэсси и Тармо Виртаненам.
– Вы двое в этот день останетесь дома. Никуда не выходите. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь задался вопросом, как вы можете находиться в Энсо и в Иматре одновременно.
Молодой Виртанен рассмеялся и постучал по бутылке водки.
– Оставьте нам побольше этого добра, и мы носу из дома не высунем.
Кэри нахмурился.
– Мы останемся в доме, – быстро сказал Лэсси.
– Хорошо. Вы достали одежду?
– Все здесь.
Кэри вытащил из кармана два удостоверения.
– Вот наши пропуска. Проверьте их.
Хуовинен взял корочки и тщательно изучил их, вытащив для сравнения свой собственный пропуск.
– Отлично, – наконец сказал он. – Хорошая работа. Но они новые – слишком чистые.
– Мы замусолим их, – пообещал Кэри.
– В сущности, это не имеет значения, – Хуовинен пожал плечами. – Пограничников уже блевать тянет от этих пропусков, так что все будет о'кей.
– Надеюсь, – сухо сказал Кэри.
Лэсси Виртанен поднял свою стопку.
– Значит, решено. Не знаю, чем вы собираетесь там заниматься, мистер, зато знаю, что русским это ничего хорошего не сулит. Kippis! – он залпом выпил водку.
Кэри и Армстронг тоже выпили, и Виртанен тут же снова наполнил стопки. Армстронг обвел взглядом комнату, заметил фотографию, стоявшую на секретере, и отодвинул стул, чтобы получше ее разглядеть. Проследив за его взглядом, Лэсси хохотнул и поднялся с места.
– Вторая мировая, – сказал он. – В те дни я был парень что надо.
Он взял фотографию и протянул ее Армстронгу. На фотографии молодой Лэсси Виртанен стоял перед истребителем, украшенным свастикой.
– Мой "мессершмитт" – с гордостью произнес Виртанен. – На этой машине я сбил шестерых русских ублюдков.
– Вот как? – вежливо заметил Армстронг.
– Отличное было времечко, – продолжал Виртанен. – Но, Бог ты мой, что у нас была за авиация! Мы летали на любых самолетах. Американские "Брюстеры" и "Хоуки", британские "Бленхеймы" и "Гладиаторы", германские "Фоккеры" и "Дорнье", итальянские "Фиаты", французские "Морен-Солнье", даже русские "Поликарповы". Немцы захватили несколько штук на Украине и переправили нам. Эти немцы, между нами говоря, тоже оказались ненадежными скотами. И с этой сумасшедшей разношерстной авиацией мы все-таки удерживали русских до конца.
Он похлопал себя по ноге.
– Я получил свое в 1944 году – меня сбили над Раисало. Четверо против одного. Приземлился за линией фронта, но выбрался к своим с пулей в ноге, обошел все русские патрули. Да, было время! Ваше здоровье!
Кэри и Армстронг уехали поздно вечером, выслушав длинный монолог Виртанена о военных приключениях, то и дело прерываемый новыми стопками водки. Наконец все кончилось. Усевшись за руль, Армстронг красноречиво взглянул на Кэри.
– Знаю, – глухо сказал Кэри. – Пьяные, опустившиеся люди. Неудивительно, что они топчутся на одном месте.
– Этот человек живет в прошлом, – сказал Армстронг.
– В Финляндии таких множество – эти люди никогда и не жили по-настоящему после войны. Ладно, черт с ними, с Виртаненами, все равно они остаются здесь. Нам придется рассчитывать на Хуовинена.
– Он так торопился разделаться с деловой частью, как будто ему не терпелось поскорее напиться, – холодно заметил Армстронг.
– Знаю, но других людей у нас нет, – Кэри вытащил трубку. – Интересно, как идут дела у Маккриди и у остальной компании на севере? Вряд ли им сейчас хуже, чем нам.
– Их трое, – сказал Кэри, когда они ехали на рандеву. – Лэсси Виртанен, его сын Тармо, и Хекки Хуовинен.
Армстронг издал нервный смешок.
– Никогда бы не подумал, что мне доведется встретиться с сыном Лэсси[8].
– Если в твоей копилке имеются другие ремарки подобного рода, то придержи их при себе до конца операции, – угрюмо буркнул Кэри. – Эта компания не отличается чувством юмора. Старый Виртанен во время войны летал на истребителе, и до сих пор считает поражение Германии своим личным несчастьем. Не знаю, что им движет – симпатии к нацистам или ненависть к русским, – возможно, то и другое поровну. Сына он воспитал по своему образу и подобию. Хуовинен придерживается несколько более либеральных взглядов, но все-таки находится гораздо правее Аттилы. Это наши орудия, с которыми нам придется работать, и я не хочу, чтобы они повернулись против меня. Помни об этом.
– Запомню, – сказал Армстронг. Ему показалось, что Кэри неожиданно опрокинул на него ушат ледяной воды. – Каков план действий?
– Финны доки по части изготовления бумаги, – объяснил Кэри. – Русские не прочь извлечь выгоду из их мастерства. Они строят в Энсо новую бумажную фабрику. Все оборудование сделано в Финляндии, монтажными работами также занимаются финны, большинство которых живет в Иматре. Они ходят через границу каждый день.
Казалось, на Армстронга снизошло просветление.
– Мы пойдем вместе с ними? Как удобно!
– Не радуйся раньше времени, – проворчал Кэри. – Все не так просто, – он указал вперед. – Вот наш дом.
Армстронг остановил машину.
– Эта троица ходит через границу в Энсо?
– Совершенно верно.
– Но если Виртанен так ненавидит русских, то зачем же он помогает им строить фабрику? – удивленно спросил Армстронг.
– Они состоят в полулегальном секретном обществе крайне правой ориентации, свято верят в то, что шпионят за русскими, и готовятся ко "дню X", – Кэри пожал плечами. – На мой взгляд, их веревочка уже почти размоталась, и правительство скоро возьмет их за горло. Одна из трудностей линии Паасикиви состоит в том, чтобы придерживаться золотой середины между правыми и левыми партиями. Правительство не может слишком сильно давить на коммунистов из-за русских, но кому какое дело до того, что случится с кучкой неонацистов? Их придерживают до поры в качестве политического противовеса, но если они начнут выкаблучиваться, то их прихлопнут одним махом. Поэтому нам нужно использовать их, пока есть возможность.
* * *
Лэсси Виртанен, пожилой мужчина с жестким лицом, заметно припадал на одну ногу. Его сын Тармо, которому было, вероятно, около тридцати, совсем не походил на отца. У него было круглое, румяное лицо, его темные глаза возбужденно блестели. Проследив за ним украдкой, Армстронг счел его слишком неуравновешенным для серьезного дела. Хекки Хуовинен оказался смуглым брюнетом с выбритым до синевы подбородком. Чтобы прилично выглядеть, ему приходилось бриться дважды в день, но с точки зрения Армстронга он все равно выглядел так, словно не брился двое суток.Они расселись вокруг стола, уставленного тарелками с сэндвичами и скандинавскими закусками, а также бутылками пива и водки. Все попробовали маринованную селедку; затем Виртанен наполнил маленькие стопки и кивнул.
– Kippis!
Его рука дернулась вверх, опрокинув содержимое стопки в глотку. Памятуя о наставлениях Кэри, Армстронг сделал то же самое. Отменная жидкость обожгла ему язык и заполыхала в желудке. Кэри поставил пустую стопку на стол.
– Неплохо, – сказал он. – Совсем неплохо.
Ради Армстронга он говорил по-шведски. Сотрудников Службы, владеющих финским, можно было пересчитать по пальцам; к счастью, шведский в Финляндии был вторым государственным языком.
Тармо Виртанен расхохотался.
– Это подарок с другой стороны.
– Водка – единственная приличная вещь, которую делают русские, – угрюмо сказал Лэсси Виртанен, снова наполнив стопки. – Хекки беспокоится.
– Вот как? – Кэри взглянул на Хуовинена. – О чем же?
– Это будет очень непросто, – сказал Хуовинен.
– Да брось ты, – проворчал Лэсси. – Это шутка!
– Вам хорошо, – возразил Хуовинен. – Вас там не будет, а мне придется объясняться с русскими и приносить извинения, – он повернулся к Кэри. – Вам придется подождать три дня.
– Почему?
– Вы и ваш друг займете место Виртаненов, правильно? А Виртаненам завтра и послезавтра нужно быть на рабочем месте – я-то знаю, я их начальник. Лэсси завтра работает на фильтровальных пластинах, но у Тармо работы немного. Зато послезавтра Тармо будет занят полную смену. Я смогу отмазать их обоих без особых вопросов лишь на следующий день, да и то придется врать по-черному.
Лицо Кэри осталось бесстрастным.
– Что скажете, Лэсси? – спросил он.
– Все верно, но можно сделать и по-другому. Хекки, ты ведь можешь устроить так, чтобы завтра на фильтровальных пластинах никто не работал. Как насчет небольшого саботажа?
– Я-то не против, но что делать с этим грузинским говнюком Дзотенидзе? – горячо сказал Хуовинен. – Он, падло, все время дышит мне в затылок.
– Кто это такой? – спросил Кэри.
– Главный инженер строительства с русской стороны. Когда эта чертова фабрика заработает, он станет на ней главным инженером, поэтому он следит, чтобы все было в полном порядке. Он следит за мной, как коршун.
– Обойдемся без саботажа, – спокойно сказал Кэри. – Я тоже хочу, чтобы все было в полном порядке.
Хуовинен энергично кивнул.
– Два дня, – сказал он. – Через два дня я смогу оставить Виртаненов здесь.
– Мы придем сюда послезавтра вечером, – сказал Кэри. – Переночуем здесь, а с утра отправимся на работу, как это сделали бы Виртанены. Другие рабочие не удивятся, что в бригаде появились двое новичков?
– Все будет в порядке, – ответил Хуовинен. – Если и удивятся, то болтать не станут. Они финны, – с гордостью добавил Хуовинен. – Карельские финны.
– А вы их начальник, – заметил Кэри.
Хуовинен улыбнулся.
– Это тоже верно.
Кэри повернулся к Лэсси и Тармо Виртаненам.
– Вы двое в этот день останетесь дома. Никуда не выходите. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь задался вопросом, как вы можете находиться в Энсо и в Иматре одновременно.
Молодой Виртанен рассмеялся и постучал по бутылке водки.
– Оставьте нам побольше этого добра, и мы носу из дома не высунем.
Кэри нахмурился.
– Мы останемся в доме, – быстро сказал Лэсси.
– Хорошо. Вы достали одежду?
– Все здесь.
Кэри вытащил из кармана два удостоверения.
– Вот наши пропуска. Проверьте их.
Хуовинен взял корочки и тщательно изучил их, вытащив для сравнения свой собственный пропуск.
– Отлично, – наконец сказал он. – Хорошая работа. Но они новые – слишком чистые.
– Мы замусолим их, – пообещал Кэри.
– В сущности, это не имеет значения, – Хуовинен пожал плечами. – Пограничников уже блевать тянет от этих пропусков, так что все будет о'кей.
– Надеюсь, – сухо сказал Кэри.
Лэсси Виртанен поднял свою стопку.
– Значит, решено. Не знаю, чем вы собираетесь там заниматься, мистер, зато знаю, что русским это ничего хорошего не сулит. Kippis! – он залпом выпил водку.
Кэри и Армстронг тоже выпили, и Виртанен тут же снова наполнил стопки. Армстронг обвел взглядом комнату, заметил фотографию, стоявшую на секретере, и отодвинул стул, чтобы получше ее разглядеть. Проследив за его взглядом, Лэсси хохотнул и поднялся с места.
– Вторая мировая, – сказал он. – В те дни я был парень что надо.
Он взял фотографию и протянул ее Армстронгу. На фотографии молодой Лэсси Виртанен стоял перед истребителем, украшенным свастикой.
– Мой "мессершмитт" – с гордостью произнес Виртанен. – На этой машине я сбил шестерых русских ублюдков.
– Вот как? – вежливо заметил Армстронг.
– Отличное было времечко, – продолжал Виртанен. – Но, Бог ты мой, что у нас была за авиация! Мы летали на любых самолетах. Американские "Брюстеры" и "Хоуки", британские "Бленхеймы" и "Гладиаторы", германские "Фоккеры" и "Дорнье", итальянские "Фиаты", французские "Морен-Солнье", даже русские "Поликарповы". Немцы захватили несколько штук на Украине и переправили нам. Эти немцы, между нами говоря, тоже оказались ненадежными скотами. И с этой сумасшедшей разношерстной авиацией мы все-таки удерживали русских до конца.
Он похлопал себя по ноге.
– Я получил свое в 1944 году – меня сбили над Раисало. Четверо против одного. Приземлился за линией фронта, но выбрался к своим с пулей в ноге, обошел все русские патрули. Да, было время! Ваше здоровье!
Кэри и Армстронг уехали поздно вечером, выслушав длинный монолог Виртанена о военных приключениях, то и дело прерываемый новыми стопками водки. Наконец все кончилось. Усевшись за руль, Армстронг красноречиво взглянул на Кэри.
– Знаю, – глухо сказал Кэри. – Пьяные, опустившиеся люди. Неудивительно, что они топчутся на одном месте.
– Этот человек живет в прошлом, – сказал Армстронг.
– В Финляндии таких множество – эти люди никогда и не жили по-настоящему после войны. Ладно, черт с ними, с Виртаненами, все равно они остаются здесь. Нам придется рассчитывать на Хуовинена.
– Он так торопился разделаться с деловой частью, как будто ему не терпелось поскорее напиться, – холодно заметил Армстронг.
– Знаю, но других людей у нас нет, – Кэри вытащил трубку. – Интересно, как идут дела у Маккриди и у остальной компании на севере? Вряд ли им сейчас хуже, чем нам.
Глава 26
– Я устал, – сказал Хардинг. – Хотя вряд ли смогу заснуть.
Денисон очистил от камней узкую полоску земли, чтобы раскатать на ней спальный мешок.
– Почему? – спросил он, прихлопнув комара.
– Не могу привыкнуть к тому, что ночью светло, как днем.
Денисон усмехнулся.
– Почему бы вам не прописать себе снотворное?
– Пожалуй, – Хардинг вырвал кустик травы и отбросил его в сторону. – Как вы спали эти дни?
– Неплохо.
– Снов много видели?
– Наверное, но ничего не помню. А что?
Хардинг улыбнулся.
– Как-никак стараниями этой крошки я отныне ваш персональный врач, – он кивнул в сторону Лин, которая с сомнением глядела на закипающий чайник.
Денисон развернул свой спальный мешок и уселся на него.
– Что вы о ней думаете?
– С личной точки зрения или с профессиональной?
– Если можно, с обеих.
– Она весьма уравновешенная молодая женщина, – в голосе Хардинга проскальзывали веселые нотки. – Она сумела приструнить Кэри – поймала его в нужный момент. Она двинула мне по больному месту. Одним словом, весьма способная девушка.
– Она очень холодно восприняла известие о смерти отца.
Хардинг закурил сигарету.
– Она жила с матерью и отчимом. За исключением постоянных ссор, ее мало что связывало с Мейриком. Ее отношение к гибели отца можно назвать вполне нормальным. Сейчас она слишком занята другими вещами, чтобы думать об этом.
– Да, – задумчиво пробормотал Денисон.
– Вам не стоит беспокоиться за Лин Мейрик, – продолжал Хардинг. – Она привыкла сама все решать за себя, да кстати и за других.
Диана Хансен спустилась с холма, собранная и подтянутая, в аккуратной рубашке и коричневых брюках, заправленных в высокие армейские ботинки. Сейчас она была бесконечно далека от той холодной софистки, с которой Денисон встретился в Осло. Взглянув на Лин, она подошла к мужчинам.
– Настало время поработать с теодолитом, Жиль.
Денисон поднялся на ноги.
– Они все еще здесь?
– Как и ожидалось, – ответила Диана. – А кроме них еще одна группа. Мы становимся популярными. Выходите на гребень и прохаживайтесь у них на виду.
– Хорошо.
Денисон вынул теодолит из коробки, подхватил легкую треногу и пошел вверх по склону холма в направлении, указанном Дианой.
Хардинг, улыбаясь, наблюдал за его удаляющейся фигурой. Он подумал, что Лин Мейрик могла бы немало поспособствовать выздоровлению Денисона. С точки зрения психиатра это будет очень интересно, но сначала нужно поговорить с девушкой. Он встал и направился к Лин.
Денисон остановился на вершине холма и установил теодолит. Перед тем как приступить к измерениям, он вынул из кармана уже изрядно помятый и замусоленный листок и принялся изучать его. Листок был фальшивкой, составленной Кэри. Рисунок и надписи были выполнены пером ("Никаких шариковых ручек в 1944 году!"), бумага искусственно состарена. Листок был озаглавлен "Luonnonpusto", ниже располагалась грубая схема из трех линий, сходившихся к одной точке. Углы между линиями были отмечены с точностью до десятой доли градуса. Каждая линия оканчивалась одним словом – jarvi, Kurrula и Aurio, по часовой стрелке. Озеро, холм и лощина.
– Не слишком много, – сказал Кэри на прощание. – Но вполне достаточно для того, чтобы объяснить, зачем вы бродите по заповеднику с теодолитом. Если кто-нибудь захочет украсть у вас этот клочок бумаги, то пусть не стесняется. Возможно, мы откроем торговлю теодолитами.
Денисон огляделся. Внизу нитью змеилась маленькая речка – Кевойски. Вдали сверкала голубая вода озера, запертого в узкой долине. Денисон наклонился и направил визир теодолита на дальний конец озера. Каждый раз, когда он выполнял эту несложную операцию, у него возникало странное чувство deja vu[9], как будто он всю свою жизнь занимался геодезическими измерениями. Неужели он был топографом?
Сняв с лимба показания, Денисон развернул теодолит к холму на другой стороне долины и выполнил новое измерение. Он вытащил из кармана записную книжку, рассчитал угол между холмом и озером, а затем принялся обшаривать горизонт в поисках подходящей лощины. Всю эту бессмыслицу нужно было выполнять тщательно: Денисон знал, что находится под наблюдением. Противники Кэри не теряли времени даром.
– За нами наблюдают, – сказала Диана.
– Откуда вы знаете? – удивился Денисон. – Я никого не видел.
– Мне сказал Маккриди.
В лагере Кево Маккриди так и не появился. Денисон не видел его с тех пор, как они выехали из Хельсинки.
– Вы разговаривали с ним? Где он?
Диана мотнула головой в сторону озера.
– На другой стороне долины. Он говорит, что за нами следует группа из трех человек.
– У вас в рюкзаке лежит радиотелефон? – скептически осведомился Денисон.
Диана покачала головой.
– Всего лишь вот это.
Она извлекла из кармана анорака маленький диск из нержавеющей стали диаметром около трех дюймов. В центре диска была просверлена маленькая дырочка.
– Гелиограф, – пояснила она. – Значительно проще, чем радио, и засечь его труднее.
Денисон повертел в руках диск, представлявший собой, в сущности, двустороннее зеркальце.
– Как вы им пользуетесь?
– Я знаю, где сейчас находится Маккриди, – ответила Диана. – Недавно он подавал мне сигналы. Если мне нужно ответить, я поднимаю эту штуку и засекаю его положение, глядя в отверстие. Затем я смотрю на собственное отражение и вижу у себя на щеке кружок света – там, где солнечный свет проходит через отверстие. Если я наклоню зеркальце таким образом, что кружок света попадет в отверстие, то зеркальце на другой стороне отбросит свет в глаза Джорджу. Все остальное зависит только от знания морзянки.
Денисон хотел было опробовать гелиограф, но Диана решительно воспротивилась этому.
– Я уже говорила: мы находимся под наблюдением. Я еще могу сделать вид, что мне срочно нужно подкраситься, но с вами этот номер не пройдет.
– Маккриди не знает, кто следит за нами?
Диана пожала плечами.
– Он не подходит к ним слишком близко. Думаю, сегодня вам пора начать спектакль с теодолитом.
Денисон принялся за измерение углов и продолжал это занятие на протяжении последующих двух дней.
Сейчас он обнаружил то, что при известном усилии воображения могло бы сойти за лощину, и сделал третий замер. Вычислив угол, он убрал в карман записную книжку вместе с фальшивым планом. Когда он отсоединял теодолит от треноги, на вершине холма показалась Лин.
– Ужин готов, – сообщила она.
– Спасибо. Подержи-ка, – Денисон протянул ей теодолит. – Диана говорила что-нибудь о второй группе, следующей за нами?
Лин кивнула.
– Она говорит, что они быстро приближаются к нам сзади.
– А первая группа?
– Они зашли спереди.
– Мы вроде ветчины в сэндвиче, – мрачно сказал Денисон. – Если только Диана не выдумала все это. Я никого не заметил и уж во всяком случае не видел Джорджа Маккриди.
– Я видела, как он подавал сигналы этим утром, – возразила Лин. – Он был на другой стороне долины. Я стояла рядом с Дианой и видела вспышки.
Денисон сложил треногу и взял у Лин теодолит. Они медленно побрели вниз.
– Недавно вы с Хардингом о чем-то шушукались, – внезапно сказал он. – О чем, интересно знать?
– О тебе, – Лин искоса взглянула на него. – Я расспрашивала его про тебя. Раз уж нельзя спрашивать тебя, я спрашивала Хардинга.
– Ничего страшного, я надеюсь?
Лин улыбнулась.
– Ничего страшного.
– Какое облегчение. Что у нас на ужин?
– Говяжья тушенка.
Денисон вздохнул.
– Пошли быстрее. Я не могу ждать.
Денисон очистил от камней узкую полоску земли, чтобы раскатать на ней спальный мешок.
– Почему? – спросил он, прихлопнув комара.
– Не могу привыкнуть к тому, что ночью светло, как днем.
Денисон усмехнулся.
– Почему бы вам не прописать себе снотворное?
– Пожалуй, – Хардинг вырвал кустик травы и отбросил его в сторону. – Как вы спали эти дни?
– Неплохо.
– Снов много видели?
– Наверное, но ничего не помню. А что?
Хардинг улыбнулся.
– Как-никак стараниями этой крошки я отныне ваш персональный врач, – он кивнул в сторону Лин, которая с сомнением глядела на закипающий чайник.
Денисон развернул свой спальный мешок и уселся на него.
– Что вы о ней думаете?
– С личной точки зрения или с профессиональной?
– Если можно, с обеих.
– Она весьма уравновешенная молодая женщина, – в голосе Хардинга проскальзывали веселые нотки. – Она сумела приструнить Кэри – поймала его в нужный момент. Она двинула мне по больному месту. Одним словом, весьма способная девушка.
– Она очень холодно восприняла известие о смерти отца.
Хардинг закурил сигарету.
– Она жила с матерью и отчимом. За исключением постоянных ссор, ее мало что связывало с Мейриком. Ее отношение к гибели отца можно назвать вполне нормальным. Сейчас она слишком занята другими вещами, чтобы думать об этом.
– Да, – задумчиво пробормотал Денисон.
– Вам не стоит беспокоиться за Лин Мейрик, – продолжал Хардинг. – Она привыкла сама все решать за себя, да кстати и за других.
Диана Хансен спустилась с холма, собранная и подтянутая, в аккуратной рубашке и коричневых брюках, заправленных в высокие армейские ботинки. Сейчас она была бесконечно далека от той холодной софистки, с которой Денисон встретился в Осло. Взглянув на Лин, она подошла к мужчинам.
– Настало время поработать с теодолитом, Жиль.
Денисон поднялся на ноги.
– Они все еще здесь?
– Как и ожидалось, – ответила Диана. – А кроме них еще одна группа. Мы становимся популярными. Выходите на гребень и прохаживайтесь у них на виду.
– Хорошо.
Денисон вынул теодолит из коробки, подхватил легкую треногу и пошел вверх по склону холма в направлении, указанном Дианой.
Хардинг, улыбаясь, наблюдал за его удаляющейся фигурой. Он подумал, что Лин Мейрик могла бы немало поспособствовать выздоровлению Денисона. С точки зрения психиатра это будет очень интересно, но сначала нужно поговорить с девушкой. Он встал и направился к Лин.
Денисон остановился на вершине холма и установил теодолит. Перед тем как приступить к измерениям, он вынул из кармана уже изрядно помятый и замусоленный листок и принялся изучать его. Листок был фальшивкой, составленной Кэри. Рисунок и надписи были выполнены пером ("Никаких шариковых ручек в 1944 году!"), бумага искусственно состарена. Листок был озаглавлен "Luonnonpusto", ниже располагалась грубая схема из трех линий, сходившихся к одной точке. Углы между линиями были отмечены с точностью до десятой доли градуса. Каждая линия оканчивалась одним словом – jarvi, Kurrula и Aurio, по часовой стрелке. Озеро, холм и лощина.
– Не слишком много, – сказал Кэри на прощание. – Но вполне достаточно для того, чтобы объяснить, зачем вы бродите по заповеднику с теодолитом. Если кто-нибудь захочет украсть у вас этот клочок бумаги, то пусть не стесняется. Возможно, мы откроем торговлю теодолитами.
Денисон огляделся. Внизу нитью змеилась маленькая речка – Кевойски. Вдали сверкала голубая вода озера, запертого в узкой долине. Денисон наклонился и направил визир теодолита на дальний конец озера. Каждый раз, когда он выполнял эту несложную операцию, у него возникало странное чувство deja vu[9], как будто он всю свою жизнь занимался геодезическими измерениями. Неужели он был топографом?
Сняв с лимба показания, Денисон развернул теодолит к холму на другой стороне долины и выполнил новое измерение. Он вытащил из кармана записную книжку, рассчитал угол между холмом и озером, а затем принялся обшаривать горизонт в поисках подходящей лощины. Всю эту бессмыслицу нужно было выполнять тщательно: Денисон знал, что находится под наблюдением. Противники Кэри не теряли времени даром.
* * *
Это произошло в первый же день, когда они остановились перекусить.– За нами наблюдают, – сказала Диана.
– Откуда вы знаете? – удивился Денисон. – Я никого не видел.
– Мне сказал Маккриди.
В лагере Кево Маккриди так и не появился. Денисон не видел его с тех пор, как они выехали из Хельсинки.
– Вы разговаривали с ним? Где он?
Диана мотнула головой в сторону озера.
– На другой стороне долины. Он говорит, что за нами следует группа из трех человек.
– У вас в рюкзаке лежит радиотелефон? – скептически осведомился Денисон.
Диана покачала головой.
– Всего лишь вот это.
Она извлекла из кармана анорака маленький диск из нержавеющей стали диаметром около трех дюймов. В центре диска была просверлена маленькая дырочка.
– Гелиограф, – пояснила она. – Значительно проще, чем радио, и засечь его труднее.
Денисон повертел в руках диск, представлявший собой, в сущности, двустороннее зеркальце.
– Как вы им пользуетесь?
– Я знаю, где сейчас находится Маккриди, – ответила Диана. – Недавно он подавал мне сигналы. Если мне нужно ответить, я поднимаю эту штуку и засекаю его положение, глядя в отверстие. Затем я смотрю на собственное отражение и вижу у себя на щеке кружок света – там, где солнечный свет проходит через отверстие. Если я наклоню зеркальце таким образом, что кружок света попадет в отверстие, то зеркальце на другой стороне отбросит свет в глаза Джорджу. Все остальное зависит только от знания морзянки.
Денисон хотел было опробовать гелиограф, но Диана решительно воспротивилась этому.
– Я уже говорила: мы находимся под наблюдением. Я еще могу сделать вид, что мне срочно нужно подкраситься, но с вами этот номер не пройдет.
– Маккриди не знает, кто следит за нами?
Диана пожала плечами.
– Он не подходит к ним слишком близко. Думаю, сегодня вам пора начать спектакль с теодолитом.
Денисон принялся за измерение углов и продолжал это занятие на протяжении последующих двух дней.
Сейчас он обнаружил то, что при известном усилии воображения могло бы сойти за лощину, и сделал третий замер. Вычислив угол, он убрал в карман записную книжку вместе с фальшивым планом. Когда он отсоединял теодолит от треноги, на вершине холма показалась Лин.
– Ужин готов, – сообщила она.
– Спасибо. Подержи-ка, – Денисон протянул ей теодолит. – Диана говорила что-нибудь о второй группе, следующей за нами?
Лин кивнула.
– Она говорит, что они быстро приближаются к нам сзади.
– А первая группа?
– Они зашли спереди.
– Мы вроде ветчины в сэндвиче, – мрачно сказал Денисон. – Если только Диана не выдумала все это. Я никого не заметил и уж во всяком случае не видел Джорджа Маккриди.
– Я видела, как он подавал сигналы этим утром, – возразила Лин. – Он был на другой стороне долины. Я стояла рядом с Дианой и видела вспышки.
Денисон сложил треногу и взял у Лин теодолит. Они медленно побрели вниз.
– Недавно вы с Хардингом о чем-то шушукались, – внезапно сказал он. – О чем, интересно знать?
– О тебе, – Лин искоса взглянула на него. – Я расспрашивала его про тебя. Раз уж нельзя спрашивать тебя, я спрашивала Хардинга.
– Ничего страшного, я надеюсь?
Лин улыбнулась.
– Ничего страшного.
– Какое облегчение. Что у нас на ужин?
– Говяжья тушенка.
Денисон вздохнул.
– Пошли быстрее. Я не могу ждать.
Глава 27
Маккриди страшно устал. Он лежал на склоне холма в зарослях карликовой березы и наблюдал за группой из четырех человек, продвигающейся вверх по долине по другому берегу реки. Последние двое суток Маккриди почти не спал, и теперь его мучила жгучая резь в глазах. Он уже давно пришел к выводу, что для такой работы требуются как минимум двое.
Он опустил бинокль и протер глаза, а затем снова направил бинокль в сторону лагеря на противоположном берегу. На скалистой вершине холма появилась фигура, похожая на Денисова. В три часа утра было уже достаточно светло – солнце лишь скользнуло по горизонту после полуночи, а потом снова начало набирать высоту. Судя по всему, Диана настояла на том, чтобы измерения продолжались.
Маккриди передвинулся на локтях и навел бинокль на верхнюю часть долины. Его губы сжались в прямую линию. Три человека из первой группы спускались вниз, стараясь держаться поближе к реке. Сутки назад Маккриди пересекал реку, чтобы определить, где расположен их лагерь, хотя он не подходил к ним настолько близко, чтобы разобрать, о чем идет разговор, он слышал достаточно, чтобы понять, что это не финны. В голосах говоривших слышались славянские интонации; Маккриди отметил, что они шли налегке, без палаток и спальных мешков.
Он переключил внимание на вторую группу из четырех человек, которая двигалась навстречу первой с другой стороны долины. Группы не могли видеть друг друга из-за излучины реки, где вода бурлила и пенилась, огибая скалистый выступ. По расчетам Маккриди, обе группы, двигаясь с той же скоростью, должны были встретиться как раз под скалой, на которой стоял Денисон.
Он опустил бинокль и протер глаза, а затем снова направил бинокль в сторону лагеря на противоположном берегу. На скалистой вершине холма появилась фигура, похожая на Денисова. В три часа утра было уже достаточно светло – солнце лишь скользнуло по горизонту после полуночи, а потом снова начало набирать высоту. Судя по всему, Диана настояла на том, чтобы измерения продолжались.
Маккриди передвинулся на локтях и навел бинокль на верхнюю часть долины. Его губы сжались в прямую линию. Три человека из первой группы спускались вниз, стараясь держаться поближе к реке. Сутки назад Маккриди пересекал реку, чтобы определить, где расположен их лагерь, хотя он не подходил к ним настолько близко, чтобы разобрать, о чем идет разговор, он слышал достаточно, чтобы понять, что это не финны. В голосах говоривших слышались славянские интонации; Маккриди отметил, что они шли налегке, без палаток и спальных мешков.
Он переключил внимание на вторую группу из четырех человек, которая двигалась навстречу первой с другой стороны долины. Группы не могли видеть друг друга из-за излучины реки, где вода бурлила и пенилась, огибая скалистый выступ. По расчетам Маккриди, обе группы, двигаясь с той же скоростью, должны были встретиться как раз под скалой, на которой стоял Денисон.