Страница:
– В каком смысле? – осторожно спросил Денисов.
– Мы хотим, чтобы вы остались доктором Мейриком и отправились в Финляндию.
У Денисона отвисла челюсть.
– Но это невозможно, – медленно сказал он. – У меня ничего не получится. К тому же я не говорю по-фински.
– До сих пор у вас все прекрасно получалось, – заметил Кэри. – Вы одурачили миссис Хансен и отлично справляетесь с дочерью Мейрика. Хардинг был прав – вы прекрасно владеете собой.
– Но язык! Мейрик же говорит по-фински!
– Он свободно владеет финским, шведским, норвежским и английским, – добродушно сказал Кэри. – Его французский вполне сносен, но с итальянским и испанским дела обстоят похуже.
– Так какого же черта я там буду делать? Кроме английского, я знаю французский в пределах школьной программы.
– Успокойтесь и послушайте меня, – Кэри снова начал набивать трубку. – В конце первой мировой войны многие из английских солдат женились на француженках и осели во Франции. Большинство из них работало в специальных комиссиях по присмотру за военными кладбищами. Через двадцать лет разразилась новая война, и во Францию вошел британский экспедиционный корпус. Новоприбывшая молодежь обнаружила, что старые солдаты совершенно забыли английский, свой родной язык, – он зажег спичку. – То же самое могло случиться и с Мейриком. Он не был в Финляндии с семнадцати лет – неудивительно, что за это время родной язык изгладился из его памяти.
– Но зачем вам понадобился я? Я не смогу привести вас к материалам – это мог сделать только Мейрик.
– Когда началась эта история, первым моим побуждением было отменить всю операцию, но затем я задумался, – сказал Кэри. – Прежде всего, мы не знаем, связано ли похищение Мейрика с нашей операцией. Его могли похитить по какой-нибудь другой причине, и в таком случае материалам ничто не угрожает. Во-вторых, мне представляется, что вы можете послужить хорошим раздражающим фактором – мы спутаем планы противной стороны в такой же степени, в какой они спутали наши. Если вы поедете в Финляндию как Мейрик, они растеряются. В возникшей неразберихе у нас может появиться шанс наложить лапу на материалы. Что вы об этом думаете?
– Я думаю, что вы сумасшедший, – ответил Денисон.
Кэри пожал плечами.
– Такая уж у меня профессия. На самом деле осуществлялись и более безумные планы – взять хотя бы майора Мартина, человека, который никогда не существовал.
– Ему не приходилось отвечать на вопросы, – возразил Денисон. – Все это кажется мне чертовски нелепым.
– Разумеется, вам заплатят, – небрежно сказал Кэри. – Хорошо заплатят. Вы получите компенсацию за нанесенные вам повреждения, а мистер Иредаль готов вернуть вас в нормальное состояние.
– Доктор Хардинг тоже готов?
– Готов, – подтвердил Кэри, мысленно спросив себя, до какой степени Денисон осознает свою ненормальность.
– Допустим, я откажусь, – тихо сказал Денисон. – Могу я в этом случае прибегнуть к услугам Иредаля и Хардинга?
Маккриди напряженно выпрямился.
– Разумеется, – Кэри лениво выпустил колечко дыма.
– Значит, это не шантаж, – заключил Денисон.
Невозмутимый Кэри изобразил на лице возмущение.
– О шантаже и речи быть не может, – раздраженно заявил он.
– Почему материалы Мейрика так важны для вас? О чем в них говорится?
– Этого я вам сказать не могу, мистер Денисон, – неторопливо ответил Кэри.
– Не можете или не хотите?
Кэри пожал плечами.
– Ну хорошо – не хочу.
– В таком случае я отказываюсь, – сказал Денисон. Кэри положил трубку.
– Это вопрос государственной безопасности, Денисон. Каждый знает лишь то, что необходимо знать. Миссис Хансен нет необходимости знать об этом, Яну Армстронгу нет необходимости знать об этом. Вам тоже.
– Меня похитили и пырнули ножом, – сказал Денисон. – Мне изменили лицо и изуродовали память, – он предостерегающе поднял руку. – Да, я знаю, и Хардинг говорил мне об этом: меня пугают попытки вспомнить о том, кем я был раньше. Теперь вы предлагаете мне продолжать игру в шарады, ехать в Финляндию и снова подвергать себя опасности, – его голос дрожал. – А когда я спрашиваю вас, почему я должен это делать, вы говорите, что мне нет необходимости знать об этом!
– Мне очень жаль, – сказал Кэри.
– Мне наплевать, жаль вам или нет. Можете заказывать мне билет до Лондона.
– Кто теперь занимается шантажом? – с иронией спросил Кэри.
– Требование разумное, – заметил Маккриди.
– Знаю, черт побери! – Кэри холодно взглянул на Денисона. – Если вы разболтаете хоть слово из того, что я вам сейчас расскажу, то окажетесь за решеткой до конца своих дней. Я лично прослежу за этим. Понятно?
Денисон кивнул.
– Все равно – я хочу знать.
Сделав над собой заметное усилие, Кэри заговорил.
– Судя по всему, в 1937 или 1938 году Ханну Меррикен нашел способ отражения рентгеновских лучей, – неохотно сказал он.
Денисон недоумевающе посмотрел на него.
– Это все?
– Все, – Кэри встал и потянулся.
– Этого недостаточно, – заявил Денисон. – Что в этом важного?
– Вам сказали то, что вы хотели узнать. Удовлетворитесь этим.
– Этого недостаточно. Я хочу знать, почему это так важно.
Кэри вздохнул.
– Ну хорошо. Расскажи ему, Джордж.
– Сначала я тоже ничего не понял, – сказал Маккриди. – Как и вы, я не мог взять в толк, о чем идет речь. Меррикен занимался чистой наукой и наткнулся на этот эффект перед самой войной. В те дни трудно было предвидеть какую-то практическую пользу от его открытия. Область применения рентгеновских лучей ограничивалась использованием их проникающей способности. Меррикен отложил свою находку в сторону как любопытную безделицу и не опубликовал о ней ни одной статьи, – он усмехнулся. – Шутка состоит в том, что сейчас практически каждая оборонная лаборатория в мире работает над проблемой отражения рентгеновских лучей, но все усилия до сих пор безуспешны.
– Почему это вдруг стало так важно? – спросил Денисон.
– Потому что появились лазеры, – деревянным голосом ответил Кэри.
– Вы знаете принцип работы лазера? – Денисон покачал головой, и Маккриди подмигнул ему. – Давайте посмотрим, как работал первый лазер, изобретенный в 1960 году. Он представлял собой стержень из синтетического рубина длиной примерно в четыре дюйма и примерно полдюйма в диаметре. Один конец стержня был посеребрен, чтобы создать отражающую поверхность, другой конец был посеребрен наполовину. Стержень был помещен в спиральную газоразрядную лампу, работающую по тому же принципу, что и фотовспышка. Уяснили?
– Пока что все ясно.
– В этих электронных вспышках заключена большая мощность, чем можно себе вообразить, – продолжал Маккриди. – К примеру, обычная вспышка, используемая в профессиональной фотографии, развивает мощность в 4000 лошадиных сил за ту краткую долю секунды, пока разряжается конденсатор. Вспышка, использовавшаяся в первых лазерах, была более мощной – скажем, 20.000 лошадиных сил. При вспышке свет проникает в рубиновый стержень, и тут происходит знаменательное событие: свет бегает взад-вперед по стержню, отражается от посеребренных концов, и наконец фотоны начинают двигаться согласованно. Ученые называют это когерентным светом в отличие от обычного света, в котором фотоны движутся хаотично.
Итак, при согласованном движении фотонов световое давление резко возрастает. Представьте себе толпу людей, которая пытается высадить дверь: они преуспевают значительно быстрее, если навалятся всем скопом, чем если будут подходить поодиночке. Фотоны высвобождаются одновременно и выстреливаются из полупосеребренного конца стержня в виде светового импульса. Этот импульс сохраняет почти всю ту мощность 20.000 лошадиных сил, которая высвободилась при разряде лампы.
Маккриди криво усмехнулся.
– Ученые мужи безумно обрадовались этой игрушке. Они обнаружили, что с ее помощью можно прожечь дыру в бритвенном лезвии с расстояния в шесть футов. В то время кто-то предложил измерять мощность лазера в "Жиллетах".
– Не уклоняйся от темы, – раздраженно сказал Кэри.
– Возможности применения в военной области были очевидны, – продолжал Маккриди. – В первую очередь лазер можно использовать в качестве дальномера. Выстрелите в мишень пучком света, измерьте мощность обратного импульса, и вы получите расстояние с точностью до дюйма. Были и другие разработки, но здесь есть одно разочаровывающее обстоятельство. В лазерах используется обычный свет, а свет нетрудно задержать, причем независимо от мощности импульса.
– Но рентгеновские лучи – другое дело, – задумчиво сказал Денисон.
– Совершенно верно. Теоретически сделать рентгеновский лазер вполне возможно, но есть одно существенное затруднение. Рентгеновские лучи обладают большой проникающей способностью, но практически не отражаются. Кроме Меррикена, никому не удалось добиться эффективного отражения рентгеновских лучей, а работа лазера, как вы уже поняли, основана на принципе многократного отражения.
Денисон поскреб подбородок, ощутив уже привычную жировую складку.
– Какое применение можно найти для рентгеновского лазера?
– Представьте себе баллистическую ракету с ядерной боеголовкой, летящую со скоростью несколько тысяч миль в час. Вам нужно перехватить ее другой ракетой, но вы не можете выстрелить с достаточной точностью – вы целитесь в то место, где предположительно будет пролетать вражеская ракета. На это уходит много времени и чертова уйма компьютерных расчетов. Имея рентгеновский лазер, вы целитесь непосредственно во вражескую ракету – луч движется со скоростью 186.000 миль в секунду – и прожигаете в ней аккуратненькую дырочку.
– Чушь! – сказал Кэри. – Вы разрезаете эту блядь пополам.
– Боже мой, – Денисон поежился. – Жуткая штука. Но можно ли сделать лазер достаточной мощности?
– Лазеры сильно изменились по сравнению с первыми образцами, – объяснил Маккриди. – Теперь не пользуются газоразрядными лампами – энергия черпается из ракетного двигателя. Существуют лазеры мощностью в миллионы лошадиных сил, но в них опять-таки используется обычный свет. При помощи рентгеновского лазера вы можете сшибить спутник с орбиты, находясь на земле.
– Теперь вы понимаете, как это важно? – спросил Кэри.
Денисон кивнул.
– Каково же будет ваше решение?
Наступила долгая пауза. Кэри поднялся с кресла, подошел к окну и принялся изучать окрестности, барабаня пальцами по подоконнику. Маккриди улегся на кровать, сложив руки за головой, и внимательно разглядывал потолок.
Денисон пошевелился и разжал кулаки. Положив руки на подлокотники кресла, он выпрямился и глубоко вздохнул.
– Меня зовут Гарри Мейрик, – сказал он.
Глава 13
Глава 14
– Мы хотим, чтобы вы остались доктором Мейриком и отправились в Финляндию.
У Денисона отвисла челюсть.
– Но это невозможно, – медленно сказал он. – У меня ничего не получится. К тому же я не говорю по-фински.
– До сих пор у вас все прекрасно получалось, – заметил Кэри. – Вы одурачили миссис Хансен и отлично справляетесь с дочерью Мейрика. Хардинг был прав – вы прекрасно владеете собой.
– Но язык! Мейрик же говорит по-фински!
– Он свободно владеет финским, шведским, норвежским и английским, – добродушно сказал Кэри. – Его французский вполне сносен, но с итальянским и испанским дела обстоят похуже.
– Так какого же черта я там буду делать? Кроме английского, я знаю французский в пределах школьной программы.
– Успокойтесь и послушайте меня, – Кэри снова начал набивать трубку. – В конце первой мировой войны многие из английских солдат женились на француженках и осели во Франции. Большинство из них работало в специальных комиссиях по присмотру за военными кладбищами. Через двадцать лет разразилась новая война, и во Францию вошел британский экспедиционный корпус. Новоприбывшая молодежь обнаружила, что старые солдаты совершенно забыли английский, свой родной язык, – он зажег спичку. – То же самое могло случиться и с Мейриком. Он не был в Финляндии с семнадцати лет – неудивительно, что за это время родной язык изгладился из его памяти.
– Но зачем вам понадобился я? Я не смогу привести вас к материалам – это мог сделать только Мейрик.
– Когда началась эта история, первым моим побуждением было отменить всю операцию, но затем я задумался, – сказал Кэри. – Прежде всего, мы не знаем, связано ли похищение Мейрика с нашей операцией. Его могли похитить по какой-нибудь другой причине, и в таком случае материалам ничто не угрожает. Во-вторых, мне представляется, что вы можете послужить хорошим раздражающим фактором – мы спутаем планы противной стороны в такой же степени, в какой они спутали наши. Если вы поедете в Финляндию как Мейрик, они растеряются. В возникшей неразберихе у нас может появиться шанс наложить лапу на материалы. Что вы об этом думаете?
– Я думаю, что вы сумасшедший, – ответил Денисон.
Кэри пожал плечами.
– Такая уж у меня профессия. На самом деле осуществлялись и более безумные планы – взять хотя бы майора Мартина, человека, который никогда не существовал.
– Ему не приходилось отвечать на вопросы, – возразил Денисон. – Все это кажется мне чертовски нелепым.
– Разумеется, вам заплатят, – небрежно сказал Кэри. – Хорошо заплатят. Вы получите компенсацию за нанесенные вам повреждения, а мистер Иредаль готов вернуть вас в нормальное состояние.
– Доктор Хардинг тоже готов?
– Готов, – подтвердил Кэри, мысленно спросив себя, до какой степени Денисон осознает свою ненормальность.
– Допустим, я откажусь, – тихо сказал Денисон. – Могу я в этом случае прибегнуть к услугам Иредаля и Хардинга?
Маккриди напряженно выпрямился.
– Разумеется, – Кэри лениво выпустил колечко дыма.
– Значит, это не шантаж, – заключил Денисон.
Невозмутимый Кэри изобразил на лице возмущение.
– О шантаже и речи быть не может, – раздраженно заявил он.
– Почему материалы Мейрика так важны для вас? О чем в них говорится?
– Этого я вам сказать не могу, мистер Денисон, – неторопливо ответил Кэри.
– Не можете или не хотите?
Кэри пожал плечами.
– Ну хорошо – не хочу.
– В таком случае я отказываюсь, – сказал Денисон. Кэри положил трубку.
– Это вопрос государственной безопасности, Денисон. Каждый знает лишь то, что необходимо знать. Миссис Хансен нет необходимости знать об этом, Яну Армстронгу нет необходимости знать об этом. Вам тоже.
– Меня похитили и пырнули ножом, – сказал Денисон. – Мне изменили лицо и изуродовали память, – он предостерегающе поднял руку. – Да, я знаю, и Хардинг говорил мне об этом: меня пугают попытки вспомнить о том, кем я был раньше. Теперь вы предлагаете мне продолжать игру в шарады, ехать в Финляндию и снова подвергать себя опасности, – его голос дрожал. – А когда я спрашиваю вас, почему я должен это делать, вы говорите, что мне нет необходимости знать об этом!
– Мне очень жаль, – сказал Кэри.
– Мне наплевать, жаль вам или нет. Можете заказывать мне билет до Лондона.
– Кто теперь занимается шантажом? – с иронией спросил Кэри.
– Требование разумное, – заметил Маккриди.
– Знаю, черт побери! – Кэри холодно взглянул на Денисона. – Если вы разболтаете хоть слово из того, что я вам сейчас расскажу, то окажетесь за решеткой до конца своих дней. Я лично прослежу за этим. Понятно?
Денисон кивнул.
– Все равно – я хочу знать.
Сделав над собой заметное усилие, Кэри заговорил.
– Судя по всему, в 1937 или 1938 году Ханну Меррикен нашел способ отражения рентгеновских лучей, – неохотно сказал он.
Денисон недоумевающе посмотрел на него.
– Это все?
– Все, – Кэри встал и потянулся.
– Этого недостаточно, – заявил Денисон. – Что в этом важного?
– Вам сказали то, что вы хотели узнать. Удовлетворитесь этим.
– Этого недостаточно. Я хочу знать, почему это так важно.
Кэри вздохнул.
– Ну хорошо. Расскажи ему, Джордж.
– Сначала я тоже ничего не понял, – сказал Маккриди. – Как и вы, я не мог взять в толк, о чем идет речь. Меррикен занимался чистой наукой и наткнулся на этот эффект перед самой войной. В те дни трудно было предвидеть какую-то практическую пользу от его открытия. Область применения рентгеновских лучей ограничивалась использованием их проникающей способности. Меррикен отложил свою находку в сторону как любопытную безделицу и не опубликовал о ней ни одной статьи, – он усмехнулся. – Шутка состоит в том, что сейчас практически каждая оборонная лаборатория в мире работает над проблемой отражения рентгеновских лучей, но все усилия до сих пор безуспешны.
– Почему это вдруг стало так важно? – спросил Денисон.
– Потому что появились лазеры, – деревянным голосом ответил Кэри.
– Вы знаете принцип работы лазера? – Денисон покачал головой, и Маккриди подмигнул ему. – Давайте посмотрим, как работал первый лазер, изобретенный в 1960 году. Он представлял собой стержень из синтетического рубина длиной примерно в четыре дюйма и примерно полдюйма в диаметре. Один конец стержня был посеребрен, чтобы создать отражающую поверхность, другой конец был посеребрен наполовину. Стержень был помещен в спиральную газоразрядную лампу, работающую по тому же принципу, что и фотовспышка. Уяснили?
– Пока что все ясно.
– В этих электронных вспышках заключена большая мощность, чем можно себе вообразить, – продолжал Маккриди. – К примеру, обычная вспышка, используемая в профессиональной фотографии, развивает мощность в 4000 лошадиных сил за ту краткую долю секунды, пока разряжается конденсатор. Вспышка, использовавшаяся в первых лазерах, была более мощной – скажем, 20.000 лошадиных сил. При вспышке свет проникает в рубиновый стержень, и тут происходит знаменательное событие: свет бегает взад-вперед по стержню, отражается от посеребренных концов, и наконец фотоны начинают двигаться согласованно. Ученые называют это когерентным светом в отличие от обычного света, в котором фотоны движутся хаотично.
Итак, при согласованном движении фотонов световое давление резко возрастает. Представьте себе толпу людей, которая пытается высадить дверь: они преуспевают значительно быстрее, если навалятся всем скопом, чем если будут подходить поодиночке. Фотоны высвобождаются одновременно и выстреливаются из полупосеребренного конца стержня в виде светового импульса. Этот импульс сохраняет почти всю ту мощность 20.000 лошадиных сил, которая высвободилась при разряде лампы.
Маккриди криво усмехнулся.
– Ученые мужи безумно обрадовались этой игрушке. Они обнаружили, что с ее помощью можно прожечь дыру в бритвенном лезвии с расстояния в шесть футов. В то время кто-то предложил измерять мощность лазера в "Жиллетах".
– Не уклоняйся от темы, – раздраженно сказал Кэри.
– Возможности применения в военной области были очевидны, – продолжал Маккриди. – В первую очередь лазер можно использовать в качестве дальномера. Выстрелите в мишень пучком света, измерьте мощность обратного импульса, и вы получите расстояние с точностью до дюйма. Были и другие разработки, но здесь есть одно разочаровывающее обстоятельство. В лазерах используется обычный свет, а свет нетрудно задержать, причем независимо от мощности импульса.
– Но рентгеновские лучи – другое дело, – задумчиво сказал Денисон.
– Совершенно верно. Теоретически сделать рентгеновский лазер вполне возможно, но есть одно существенное затруднение. Рентгеновские лучи обладают большой проникающей способностью, но практически не отражаются. Кроме Меррикена, никому не удалось добиться эффективного отражения рентгеновских лучей, а работа лазера, как вы уже поняли, основана на принципе многократного отражения.
Денисон поскреб подбородок, ощутив уже привычную жировую складку.
– Какое применение можно найти для рентгеновского лазера?
– Представьте себе баллистическую ракету с ядерной боеголовкой, летящую со скоростью несколько тысяч миль в час. Вам нужно перехватить ее другой ракетой, но вы не можете выстрелить с достаточной точностью – вы целитесь в то место, где предположительно будет пролетать вражеская ракета. На это уходит много времени и чертова уйма компьютерных расчетов. Имея рентгеновский лазер, вы целитесь непосредственно во вражескую ракету – луч движется со скоростью 186.000 миль в секунду – и прожигаете в ней аккуратненькую дырочку.
– Чушь! – сказал Кэри. – Вы разрезаете эту блядь пополам.
– Боже мой, – Денисон поежился. – Жуткая штука. Но можно ли сделать лазер достаточной мощности?
– Лазеры сильно изменились по сравнению с первыми образцами, – объяснил Маккриди. – Теперь не пользуются газоразрядными лампами – энергия черпается из ракетного двигателя. Существуют лазеры мощностью в миллионы лошадиных сил, но в них опять-таки используется обычный свет. При помощи рентгеновского лазера вы можете сшибить спутник с орбиты, находясь на земле.
– Теперь вы понимаете, как это важно? – спросил Кэри.
Денисон кивнул.
– Каково же будет ваше решение?
Наступила долгая пауза. Кэри поднялся с кресла, подошел к окну и принялся изучать окрестности, барабаня пальцами по подоконнику. Маккриди улегся на кровать, сложив руки за головой, и внимательно разглядывал потолок.
Денисон пошевелился и разжал кулаки. Положив руки на подлокотники кресла, он выпрямился и глубоко вздохнул.
– Меня зовут Гарри Мейрик, – сказал он.
Глава 13
Тремя днями позже, спустившись позавтракать, Денисон купил в киоске газету и устроился за столиком с чашкой кофе.
– Что нового? – спросила Диана, присоединившись к нему.
Он пожал плечами.
– Мир по-прежнему катится в преисподнюю на ручной тележке. Послушайте. Пункт первый: еще две попытки угона самолетов – одна удачная, другая неудачная. При неудачной – да простят их небеса за такое слово – убито двое пассажиров. Пункт второй: загрязнение окружающей среды. Два танкера столкнулись в Балтийском море, нефтяное пятно площадью пятнадцать квадратных километров движется к Готланду. Шведы проявляют понятное беспокойство. Пункт третий: забастовки в Британии, Франции и Италии с соответствующими беспорядками в Лондоне, Париже и Милане. Пункт четвертый... – он поднял глаза. – Продолжать, или как?
Диана отхлебнула кофе.
– Вы становитесь чересчур желчным, – сказала она.
Он пожал плечами.
– А где Лин?
– Молодежь любит поспать.
– Ох, точит она свои когти, чтобы выцарапать мне глаза, – мечтательно произнесла Диана. – Недавно она сделала парочку смешных замечаний, – она наклонилась вперед и мягко дотронулась до руки Денисона. – Считает, что се папочка попал в дурную компанию.
– Ребенок совершенно прав.
– Ребенок? – Диана приподняла брови. – Она всего лишь на восемь лет моложе меня. Она вовсе не ребенок, а здоровая молодая женщина со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так что следите за собой.
Денисон склонил голову набок.
– Хорошо, – удивленно сказал он. Про себя он подумал, что Диана немного покривила душой. Он считал, что ей за 32, возможно, 34 года, а значит, она как минимум на десять лет старше Лин.
– Кэри хочет вас видеть, – сказала Диана. – Когда выйдете из отеля, повернете налево. Через триста ярдов увидите площадку, где строят какой-то монумент. Он будет там в десять часов.
– Хорошо, – сказал Денисон.
– А вот и ваша очаровательная дочь, – Диана повысила голос. – Доброе утро, Лин.
Денисон обернулся. Лицо его расплылось в широкой улыбке: Лин в самом деле выглядела великолепно. "Все дело в деньгах, – подумал он. Во что превратились бы идеи законодателей моды, если бы их клиентками были женщины с доходом начинающей лондонской машинистки?"
– Ты хорошо спала? – спросил он.
– Отлично, – Лин уселась рядом с ним. – Не ожидала увидеть вас за завтраком, миссис Хансен, – она искоса взглянула на Денисона. – Вы ночевали в отеле?
– Нет, дорогая, – проворковала Диана. – Я принесла сообщение для вашего отца.
– На утро у меня назначена деловая встреча, – сказал Денисон. – Вы не хотите вдвоем погулять по магазинам?
По лицу Лин пробежала тень.
– Хорошо, – сказала она. Диана приторно улыбнулась.
Кэри облокотился на каменный парапет, повернувшись спиной к Королевскому Дворцу. Денисон подошел к нему.
– Мы готовы к отъезду, – сказал он. – Все в порядке?
Кэри кивнул.
– Как обстоят дела с девушкой?
– Мне надоело быть добрым папочкой, – с горечью сказал Денисон. – Держусь из последних сил. Она задает чудовищные вопросы.
– Что она из себя представляет?
– Прелестный ребенок, вполне счастлива, за исключением некоторых мелочей.
– Например?
– Ее родители развелись, и это сильно осложнило ей жизнь. Этот Мейрик ведет себя с ней как бесчувственная скотина... Или вел? – Денисон с подозрением посмотрел на Кэри. – Есть какие-нибудь новости?
Кэри отрицательно покачал головой.
– Расскажите еще о девушке.
– Ее мать – богатая сука, ей наплевать на дочь. Думаю, Лин не слишком огорчилась бы, если бы мамаша завтра окочурилась. Но Лин всегда с почтением относилась к отцу; она не любит его, но уважает. Глядит на него снизу вверх, как... как на какого-то бога, – Денисон поскреб подбородок. – Люди относятся к Богу с почтением, но многие ли действительно любят его? В общем, каждый раз, когда она пыталась сблизиться с Мейриком, он грубо отталкивал ее. Это причиняло ей сильную боль.
– Я и сам недолюбливал его за высокомерие, – сказал Кэри. – В конце концов эта его черта может выдать вас. Для Мейрика у вас недостаточно скверный характер.
– Благодарю, – проворчал Денисон.
– Но пока что вы с ней ладите?
Денисон кивнул.
– До поры до времени, но никаких гарантий на будущее.
– Я думал о ней, – сказал Кэри. – Допустим, мы возьмем ее с собой в Финляндию, – что подумают наши противники?
– О Боже! – с отвращением сказал Денисон.
– Подумайте, – настаивал Кэри. – Они начнут проверять ее и будут жутко озадачены, когда выяснят, кто она такая. Они решат, что раз вам удалось одурачить дочь Мейрика, то обо мне уже и говорить нечего.
– Мимо цели, – язвительно заметил Денисон. – Мне пришлось объяснять вам, кто я такой.
– С их точки зрения этого могло и не произойти, – возразил Кэри. – Это увеличивает общую неразбериху, и наши шансы возрастают. Нам нужно использовать любую подходящую возможность. Почему бы вам не предложить девушке съездить в Хельсинки на несколько дней?
Денисон заколебался.
– Со мной-то все в порядке, – наконец сказал он. – Я вступил в игру с открытыми глазами, но она... ее придется обманывать. Вы гарантируете ее безопасность?
– Разумеется. Она будет в такой же безопасности, как если бы вы поехали в Лондон, а не в Хельсинки.
Денисон надолго задумался.
– Ну хорошо, – решительно сказал он. – Я спрошу у нее.
Кэри похлопал его по руке.
– Учитывайте характер Мейрика, – сказал он. – Вы сами сказали, что он настоящая скотина, – имейте это в виду, когда будете говорить с ней.
– Вы хотите, чтобы она поехала в Финляндию, – сказал Денисон. – Я против этого. Если я поведу себя так же, как ее отец, она убежит и надолго затаится, как это уже бывало раньше. Вы этого хотите?
– Не хочу, – ответил Кэри. – Но перегните палку в другую сторону, и она сообразит, что вы не Мейрик.
Денисон подумал о том, как много раз он уже причинял Лин боль своей вынужденной беспамятностью. Взять, к примеру, случай с плюшевым медвежонком: он небрежно поднял его и спросил, что это такое. "Но ты же знаешь!", – изумленно произнесла Лин, а когда он неосторожно покачал головой, взорвалась: "Ты же сам дал ему имя! – в ее глазах стояли слезы. – Ты назвал его Мишкой-Оборванцем!"[2]
– Не беспокойтесь, – Денисон с горечью рассмеялся. – Я могу причинить ей боль, оставаясь самим собой.
– Значит, решено, – сказал Кэри. – Завтра во второй половине дня вы встречаетесь в Хельсинкском университете с профессором Пентти Каариненом. Ваш секретарь уже договорился о встрече.
– Кто такой этот Кааринен?
– До войны он был одним из ассистентов Ханну Меррикена. Вы представитесь ему как сын Меррикена и поинтересуетесь, над чем работал ваш отец в период с 1937 по 1939 год. Нужно узнать, имела ли место утечка сведений об исследованиях рентгеновских лучей. Девушку возьмите с собой, она послужит прикрытием.
– Хорошо, – Денисон в упор взглянул на Кэри. – Кстати, ее зовут Лин. Она человек, а не безмозглая марионетка.
Кэри ответил ему спокойным взглядом.
– Этого-то я и боюсь, – сказал он.
Проводив Денисона взглядом, Кэри вздохнул. Спустя несколько минут к нему подошел Маккриди.
– Иногда меня охватывает отчаяние, – признался Кэри.
Маккриди едва заметно улыбнулся.
– Что стряслось на этот раз?
– Видишь вон те здания?
Маккриди посмотрел в направлении, указанном Кэри.
– Эта безобразная куча?
– Это квартал Виктория – сейчас там располагается полицейское управление. Власти хотели сровнять его с землей, но консерваторы выступили с возражениями и выиграли дело: здания сочли архитектурными памятниками.
– Что-то я не пойму, к чему вы клоните.
– Видишь ли, во время войны там находилась штаб-квартира гестапо, и многие норвежцы не забыли об этом. – Кэри помолчал. – Однажды там у меня состоялся продолжительный разговор с человеком по имени Дитер Брюн. Не самый приятный собеседник, можешь мне поверить. Его убили незадолго до конца войны – переехали грузовиком.
Маккриди молчал – Кэри редко говорил о своем прошлом.
– Я мотаюсь по Скандинавии уже около сорока лет – от Шпицбергена до датско-германской границы, от Бергена до русско-финской границы, – продолжал Кэри. – Через месяц мне будет шестьдесят. Но что бы ни происходило, этот паршивый мир так пи капельки и не изменился, – в его голосе звучала скрытая печаль.
На следующее утро все они вылетели в Финляндию.
– Что нового? – спросила Диана, присоединившись к нему.
Он пожал плечами.
– Мир по-прежнему катится в преисподнюю на ручной тележке. Послушайте. Пункт первый: еще две попытки угона самолетов – одна удачная, другая неудачная. При неудачной – да простят их небеса за такое слово – убито двое пассажиров. Пункт второй: загрязнение окружающей среды. Два танкера столкнулись в Балтийском море, нефтяное пятно площадью пятнадцать квадратных километров движется к Готланду. Шведы проявляют понятное беспокойство. Пункт третий: забастовки в Британии, Франции и Италии с соответствующими беспорядками в Лондоне, Париже и Милане. Пункт четвертый... – он поднял глаза. – Продолжать, или как?
Диана отхлебнула кофе.
– Вы становитесь чересчур желчным, – сказала она.
Он пожал плечами.
– А где Лин?
– Молодежь любит поспать.
– Ох, точит она свои когти, чтобы выцарапать мне глаза, – мечтательно произнесла Диана. – Недавно она сделала парочку смешных замечаний, – она наклонилась вперед и мягко дотронулась до руки Денисона. – Считает, что се папочка попал в дурную компанию.
– Ребенок совершенно прав.
– Ребенок? – Диана приподняла брови. – Она всего лишь на восемь лет моложе меня. Она вовсе не ребенок, а здоровая молодая женщина со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так что следите за собой.
Денисон склонил голову набок.
– Хорошо, – удивленно сказал он. Про себя он подумал, что Диана немного покривила душой. Он считал, что ей за 32, возможно, 34 года, а значит, она как минимум на десять лет старше Лин.
– Кэри хочет вас видеть, – сказала Диана. – Когда выйдете из отеля, повернете налево. Через триста ярдов увидите площадку, где строят какой-то монумент. Он будет там в десять часов.
– Хорошо, – сказал Денисон.
– А вот и ваша очаровательная дочь, – Диана повысила голос. – Доброе утро, Лин.
Денисон обернулся. Лицо его расплылось в широкой улыбке: Лин в самом деле выглядела великолепно. "Все дело в деньгах, – подумал он. Во что превратились бы идеи законодателей моды, если бы их клиентками были женщины с доходом начинающей лондонской машинистки?"
– Ты хорошо спала? – спросил он.
– Отлично, – Лин уселась рядом с ним. – Не ожидала увидеть вас за завтраком, миссис Хансен, – она искоса взглянула на Денисона. – Вы ночевали в отеле?
– Нет, дорогая, – проворковала Диана. – Я принесла сообщение для вашего отца.
– На утро у меня назначена деловая встреча, – сказал Денисон. – Вы не хотите вдвоем погулять по магазинам?
По лицу Лин пробежала тень.
– Хорошо, – сказала она. Диана приторно улыбнулась.
Кэри облокотился на каменный парапет, повернувшись спиной к Королевскому Дворцу. Денисон подошел к нему.
– Мы готовы к отъезду, – сказал он. – Все в порядке?
Кэри кивнул.
– Как обстоят дела с девушкой?
– Мне надоело быть добрым папочкой, – с горечью сказал Денисон. – Держусь из последних сил. Она задает чудовищные вопросы.
– Что она из себя представляет?
– Прелестный ребенок, вполне счастлива, за исключением некоторых мелочей.
– Например?
– Ее родители развелись, и это сильно осложнило ей жизнь. Этот Мейрик ведет себя с ней как бесчувственная скотина... Или вел? – Денисон с подозрением посмотрел на Кэри. – Есть какие-нибудь новости?
Кэри отрицательно покачал головой.
– Расскажите еще о девушке.
– Ее мать – богатая сука, ей наплевать на дочь. Думаю, Лин не слишком огорчилась бы, если бы мамаша завтра окочурилась. Но Лин всегда с почтением относилась к отцу; она не любит его, но уважает. Глядит на него снизу вверх, как... как на какого-то бога, – Денисон поскреб подбородок. – Люди относятся к Богу с почтением, но многие ли действительно любят его? В общем, каждый раз, когда она пыталась сблизиться с Мейриком, он грубо отталкивал ее. Это причиняло ей сильную боль.
– Я и сам недолюбливал его за высокомерие, – сказал Кэри. – В конце концов эта его черта может выдать вас. Для Мейрика у вас недостаточно скверный характер.
– Благодарю, – проворчал Денисон.
– Но пока что вы с ней ладите?
Денисон кивнул.
– До поры до времени, но никаких гарантий на будущее.
– Я думал о ней, – сказал Кэри. – Допустим, мы возьмем ее с собой в Финляндию, – что подумают наши противники?
– О Боже! – с отвращением сказал Денисон.
– Подумайте, – настаивал Кэри. – Они начнут проверять ее и будут жутко озадачены, когда выяснят, кто она такая. Они решат, что раз вам удалось одурачить дочь Мейрика, то обо мне уже и говорить нечего.
– Мимо цели, – язвительно заметил Денисон. – Мне пришлось объяснять вам, кто я такой.
– С их точки зрения этого могло и не произойти, – возразил Кэри. – Это увеличивает общую неразбериху, и наши шансы возрастают. Нам нужно использовать любую подходящую возможность. Почему бы вам не предложить девушке съездить в Хельсинки на несколько дней?
Денисон заколебался.
– Со мной-то все в порядке, – наконец сказал он. – Я вступил в игру с открытыми глазами, но она... ее придется обманывать. Вы гарантируете ее безопасность?
– Разумеется. Она будет в такой же безопасности, как если бы вы поехали в Лондон, а не в Хельсинки.
Денисон надолго задумался.
– Ну хорошо, – решительно сказал он. – Я спрошу у нее.
Кэри похлопал его по руке.
– Учитывайте характер Мейрика, – сказал он. – Вы сами сказали, что он настоящая скотина, – имейте это в виду, когда будете говорить с ней.
– Вы хотите, чтобы она поехала в Финляндию, – сказал Денисон. – Я против этого. Если я поведу себя так же, как ее отец, она убежит и надолго затаится, как это уже бывало раньше. Вы этого хотите?
– Не хочу, – ответил Кэри. – Но перегните палку в другую сторону, и она сообразит, что вы не Мейрик.
Денисон подумал о том, как много раз он уже причинял Лин боль своей вынужденной беспамятностью. Взять, к примеру, случай с плюшевым медвежонком: он небрежно поднял его и спросил, что это такое. "Но ты же знаешь!", – изумленно произнесла Лин, а когда он неосторожно покачал головой, взорвалась: "Ты же сам дал ему имя! – в ее глазах стояли слезы. – Ты назвал его Мишкой-Оборванцем!"[2]
– Не беспокойтесь, – Денисон с горечью рассмеялся. – Я могу причинить ей боль, оставаясь самим собой.
– Значит, решено, – сказал Кэри. – Завтра во второй половине дня вы встречаетесь в Хельсинкском университете с профессором Пентти Каариненом. Ваш секретарь уже договорился о встрече.
– Кто такой этот Кааринен?
– До войны он был одним из ассистентов Ханну Меррикена. Вы представитесь ему как сын Меррикена и поинтересуетесь, над чем работал ваш отец в период с 1937 по 1939 год. Нужно узнать, имела ли место утечка сведений об исследованиях рентгеновских лучей. Девушку возьмите с собой, она послужит прикрытием.
– Хорошо, – Денисон в упор взглянул на Кэри. – Кстати, ее зовут Лин. Она человек, а не безмозглая марионетка.
Кэри ответил ему спокойным взглядом.
– Этого-то я и боюсь, – сказал он.
Проводив Денисона взглядом, Кэри вздохнул. Спустя несколько минут к нему подошел Маккриди.
– Иногда меня охватывает отчаяние, – признался Кэри.
Маккриди едва заметно улыбнулся.
– Что стряслось на этот раз?
– Видишь вон те здания?
Маккриди посмотрел в направлении, указанном Кэри.
– Эта безобразная куча?
– Это квартал Виктория – сейчас там располагается полицейское управление. Власти хотели сровнять его с землей, но консерваторы выступили с возражениями и выиграли дело: здания сочли архитектурными памятниками.
– Что-то я не пойму, к чему вы клоните.
– Видишь ли, во время войны там находилась штаб-квартира гестапо, и многие норвежцы не забыли об этом. – Кэри помолчал. – Однажды там у меня состоялся продолжительный разговор с человеком по имени Дитер Брюн. Не самый приятный собеседник, можешь мне поверить. Его убили незадолго до конца войны – переехали грузовиком.
Маккриди молчал – Кэри редко говорил о своем прошлом.
– Я мотаюсь по Скандинавии уже около сорока лет – от Шпицбергена до датско-германской границы, от Бергена до русско-финской границы, – продолжал Кэри. – Через месяц мне будет шестьдесят. Но что бы ни происходило, этот паршивый мир так пи капельки и не изменился, – в его голосе звучала скрытая печаль.
На следующее утро все они вылетели в Финляндию.
Глава 14
Лин Мейрик испытывала новое и неожиданное чувство – она тревожилась за своего отца. Все ее прежние тревоги относились в первую очередь к ней самой – беспокойство за отца было чем-то необычным, заставлявшим се испытывать странный холодок изнутри.
Когда он предложил ей съездить в Финляндию вместе с ним, она пришла в восторг – восторг тем более объяснимый, что отец впервые обращался с ней, как со взрослым человеком. Теперь он интересовался ее мнением и прислушивался к ее желаниям; раньше он никогда этого не делал. Преодолев неуверенность, она начала называть его по имени, как он просил, – теперь она уже привыкла к этому.
Однако радость была несколько омрачена присутствием Дианы Хансен, которое каким-то образом омрачало восхитительное ощущение самостоятельности и заставляло Лин чувствовать себя маленькой и неуклюжей, словно школьница. Отношения Дианы с ее отцом ставили ее в тупик. Сначала она сочла их любовниками и не была ни удивлена, ни шокирована этой мыслью. Скажем, не слишком шокирована. В конце концов отец не так уж и стар, а мать никогда не скрывала от Лин причины развода с Мейриком. Но Диана Хансен не принадлежала к тем женщинам, которые обычно нравились Мейрику, и связь их казалась на удивление холодной, почти деловой.
С отцом произошли и другие странные вещи. Он стал говорить двусмысленно и расплывчато. Само по себе это было не ново: Мейрик и раньше был склонен неожиданно посреди разговора задумываться о своих проблемах, что создавало у Лин впечатление двери, захлопнутой перед носом. Новым было то, что, замолкая, отец больше не отдалялся от нее, а улыбался странной, особенной улыбкой, от которой у нее сжималось сердце. Казалось, он собирается с силами, чтобы сделать ей приятное.
И еще: он терял память. Ничего особенно важного, но когда дело доходило до мелочей вроде... вроде Мишки-Оборванца, например. Как он мог забыть свой смешной каламбур, доставивший столько радости маленькой девочке? Лин обычно раздражала в отце как раз его необычайная память па детали – он вспоминал то, о чем не хотелось бы слышать снова. Все это было очень странно.
И все же, несмотря ни на что, она была рада, что он предложил ей пойти вместе с ним в университет и поговорить с человеком, имя которого она так и не смогла произнести. Предложение было довольно нерешительным.
– Зачем ты хочешь встретиться с ним? – спросила она.
– Нужно выяснить одну вещь, связанную с моим отцом.
– Твой отец... но это же мой дед! Конечно, я иду с тобой.
Странно иметь деда с таким именем: Ханну Меррикен. Лин сидела перед зеркалом и рассматривала себя, в очередной раз убеждаясь, что все в полном порядке. "Не такая уж я и уродина, – подумала она, изучая серые глаза и прямые черные брови. – Рот великоват, конечно. Ладно, сойдет".
Захлопнув сумочку, она направилась к двери гостиной, где сидел отец. Внезапно она остановилась. "О чем я думаю? Это же мой отец, а не..." Она отмахнулась от не успевшей оформиться мысли и открыла дверь.
Профессор Кааринен оказался бодрым круглолицым человеком лет шестидесяти на вид, вовсе не похожим на высохшего старика, которого Лин нарисовала в своем воображении. Он поднялся из-за стола навстречу Денисону и горячо заговорил по-фински. Денисон протестующе поднял руку.
– Извините. Я не говорю по-фински.
Брови Кааринена поползли па лоб.
– Забавно! – произнес он по-английски.
Денисон пожал плечами.
– Что в этом странного? Я уехал из страны, когда мне было семнадцать. Из них пятнадцать лет я говорил по-фински, а затем в течение почти тридцати лет не имел такой возможности, – он улыбнулся. – Можно сказать, у меня атрофировался финноязычный мускул.
Кааринен понимающе кивнул.
– Да, да. Когда-то я свободно владел немецким, а что теперь? – он развел руками. – Итак, вы сын Ханну Меррикена.
– Разрешите представить вам мою дочь, Лин.
Кааринен протянул руку.
– Внучка Ханну? О, это большая честь для меня. Садитесь, пожалуйста. Не желаете кофе?
– Спасибо, с удовольствием!
Кааринен подошел к двери и поговорил с девушкой, сидевшей в соседнем кабинете, а затем вернулся обратно.
– Ваш отец был великим человеком, доктор... э-э-э... Мейрик, – сказал он.
Денисон кивнул.
– Да, я вернулся к традиционному английскому написанию нашей фамилии.
Профессор рассмеялся.
– Я хорошо помню, как Ханну рассказывал мне историю своего рода. В его изложении она звучала так романтично... Каким же ветром вас занесло к нам в Финляндию?
– Сам не вполне понимаю, – осторожно сказал Денисон. – Возможно, просто потребность посмотреть на родные места. Запоздалая тоска по дому, так сказать.
– Понимаю, – сказал Кааринен. – Вы пришли ко мне, потому что хотели что-то узнать о своем отце?
– Насколько я знаю, перед войной вы работали вместе с ним.
– Да, и я с гордостью вспоминаю об этом. Ваш отец был не только великим исследователем, но и великим учителем. Но я отнюдь не единственный его ученик. Нас было четверо – наверное, вы сами помните.
– Я был очень молод, – заметил Денисон. – ...Воспоминания скорее относятся к детству, чем к юношеству.
– Готов побиться об заклад, что вы меня не узнали, – Кааринен сверкнул глазами и похлопал себя по объемистому животу. – Ничего странного – я сильно изменился. Но вас-то я хорошо помню. Вы, юный варвар, сорвали один из моих экспериментов.
– Прошу прощения, – с улыбкой сказал Денисон.
– Да, – мысли Кааринена блуждали далеко. – В те дни нас было пятеро – ваш отец и мы. Отличная была команда, – он нахмурился. – А знаете, кажется, остался лишь я один! – он начал загибать пальцы. – Олави Койвисто был убит на фронте, Лииза Линнанкиви тоже убита при бомбежке Виипури незадолго до гибели вашего отца. Кай Салоярви пережил войну; бедняга умер от рака три года назад. Да, я остался единственным из нашей старой команды.
– Вы работали вместе над одними и теми же проектами?
Когда он предложил ей съездить в Финляндию вместе с ним, она пришла в восторг – восторг тем более объяснимый, что отец впервые обращался с ней, как со взрослым человеком. Теперь он интересовался ее мнением и прислушивался к ее желаниям; раньше он никогда этого не делал. Преодолев неуверенность, она начала называть его по имени, как он просил, – теперь она уже привыкла к этому.
Однако радость была несколько омрачена присутствием Дианы Хансен, которое каким-то образом омрачало восхитительное ощущение самостоятельности и заставляло Лин чувствовать себя маленькой и неуклюжей, словно школьница. Отношения Дианы с ее отцом ставили ее в тупик. Сначала она сочла их любовниками и не была ни удивлена, ни шокирована этой мыслью. Скажем, не слишком шокирована. В конце концов отец не так уж и стар, а мать никогда не скрывала от Лин причины развода с Мейриком. Но Диана Хансен не принадлежала к тем женщинам, которые обычно нравились Мейрику, и связь их казалась на удивление холодной, почти деловой.
С отцом произошли и другие странные вещи. Он стал говорить двусмысленно и расплывчато. Само по себе это было не ново: Мейрик и раньше был склонен неожиданно посреди разговора задумываться о своих проблемах, что создавало у Лин впечатление двери, захлопнутой перед носом. Новым было то, что, замолкая, отец больше не отдалялся от нее, а улыбался странной, особенной улыбкой, от которой у нее сжималось сердце. Казалось, он собирается с силами, чтобы сделать ей приятное.
И еще: он терял память. Ничего особенно важного, но когда дело доходило до мелочей вроде... вроде Мишки-Оборванца, например. Как он мог забыть свой смешной каламбур, доставивший столько радости маленькой девочке? Лин обычно раздражала в отце как раз его необычайная память па детали – он вспоминал то, о чем не хотелось бы слышать снова. Все это было очень странно.
И все же, несмотря ни на что, она была рада, что он предложил ей пойти вместе с ним в университет и поговорить с человеком, имя которого она так и не смогла произнести. Предложение было довольно нерешительным.
– Зачем ты хочешь встретиться с ним? – спросила она.
– Нужно выяснить одну вещь, связанную с моим отцом.
– Твой отец... но это же мой дед! Конечно, я иду с тобой.
Странно иметь деда с таким именем: Ханну Меррикен. Лин сидела перед зеркалом и рассматривала себя, в очередной раз убеждаясь, что все в полном порядке. "Не такая уж я и уродина, – подумала она, изучая серые глаза и прямые черные брови. – Рот великоват, конечно. Ладно, сойдет".
Захлопнув сумочку, она направилась к двери гостиной, где сидел отец. Внезапно она остановилась. "О чем я думаю? Это же мой отец, а не..." Она отмахнулась от не успевшей оформиться мысли и открыла дверь.
Профессор Кааринен оказался бодрым круглолицым человеком лет шестидесяти на вид, вовсе не похожим на высохшего старика, которого Лин нарисовала в своем воображении. Он поднялся из-за стола навстречу Денисону и горячо заговорил по-фински. Денисон протестующе поднял руку.
– Извините. Я не говорю по-фински.
Брови Кааринена поползли па лоб.
– Забавно! – произнес он по-английски.
Денисон пожал плечами.
– Что в этом странного? Я уехал из страны, когда мне было семнадцать. Из них пятнадцать лет я говорил по-фински, а затем в течение почти тридцати лет не имел такой возможности, – он улыбнулся. – Можно сказать, у меня атрофировался финноязычный мускул.
Кааринен понимающе кивнул.
– Да, да. Когда-то я свободно владел немецким, а что теперь? – он развел руками. – Итак, вы сын Ханну Меррикена.
– Разрешите представить вам мою дочь, Лин.
Кааринен протянул руку.
– Внучка Ханну? О, это большая честь для меня. Садитесь, пожалуйста. Не желаете кофе?
– Спасибо, с удовольствием!
Кааринен подошел к двери и поговорил с девушкой, сидевшей в соседнем кабинете, а затем вернулся обратно.
– Ваш отец был великим человеком, доктор... э-э-э... Мейрик, – сказал он.
Денисон кивнул.
– Да, я вернулся к традиционному английскому написанию нашей фамилии.
Профессор рассмеялся.
– Я хорошо помню, как Ханну рассказывал мне историю своего рода. В его изложении она звучала так романтично... Каким же ветром вас занесло к нам в Финляндию?
– Сам не вполне понимаю, – осторожно сказал Денисон. – Возможно, просто потребность посмотреть на родные места. Запоздалая тоска по дому, так сказать.
– Понимаю, – сказал Кааринен. – Вы пришли ко мне, потому что хотели что-то узнать о своем отце?
– Насколько я знаю, перед войной вы работали вместе с ним.
– Да, и я с гордостью вспоминаю об этом. Ваш отец был не только великим исследователем, но и великим учителем. Но я отнюдь не единственный его ученик. Нас было четверо – наверное, вы сами помните.
– Я был очень молод, – заметил Денисон. – ...Воспоминания скорее относятся к детству, чем к юношеству.
– Готов побиться об заклад, что вы меня не узнали, – Кааринен сверкнул глазами и похлопал себя по объемистому животу. – Ничего странного – я сильно изменился. Но вас-то я хорошо помню. Вы, юный варвар, сорвали один из моих экспериментов.
– Прошу прощения, – с улыбкой сказал Денисон.
– Да, – мысли Кааринена блуждали далеко. – В те дни нас было пятеро – ваш отец и мы. Отличная была команда, – он нахмурился. – А знаете, кажется, остался лишь я один! – он начал загибать пальцы. – Олави Койвисто был убит на фронте, Лииза Линнанкиви тоже убита при бомбежке Виипури незадолго до гибели вашего отца. Кай Салоярви пережил войну; бедняга умер от рака три года назад. Да, я остался единственным из нашей старой команды.
– Вы работали вместе над одними и теми же проектами?