– Сэм, – сказала Дженнифер, решив не ходить вокруг да около, – ты же знаешь, что вчера я попала в историю. Ты осуждаешь меня заодно с тетей Агатой, отцом и лордом Керзи?
   – Да, – прикусив губу, ответила Саманта. – Я думаю, ты ему нравишься, Дженни. Он ни разу не пригласил танцевать меня, а с тобой даже прогуливался на веранде. Он и в самом деле дьявол – ведь знает, что ты помолвлена. Лайонел был расстроен.
   – Лайонел? – нахмурившись, переспросила Дженнифер.
   Саманта покраснела.
   – Лорд Керзи. Ты расстроила его, Дженни. Не стоило тебе так долго быть с лордом Торнхиллом.
   – Итак, ты тоже решила меня отчитать? – тихо спросила Дженнифер.
   – Послушай, ты ведь должна признать, что поступила нехорошо. У тебя есть мужчина, Дженни, и ты сама говорила, что любишь его и готова любить вечно. Кто знает, чем вы могли заниматься в уединении с Торнхиллом?
   Саманта, остановившись, посмотрела на Дженни с осуждением. Но, не выдержав ответного взгляда сестры, в котором были и страх, и обида, и смятение, она, ни слова не говоря, повернулась к Дженни спиной и быстро сбежала по ступенькам вниз.
   – Саманта, постой! – закричала ей вслед Дженнифер, но та даже не оглянулась.
   Дженнифер стало совсем плохо, и она лучше бы прыгнула в яму со львами, чем заставила себя проглотить хоть кусочек. Какой там завтрак!
   Вчера, на балу, все представлялось ей совсем в ином свете. Дженнифер не видела ничего дурного в том, что происходило. Да и произошло ли что-нибудь ужасное на самом деле? Зачем было открывать двери на веранду и освещать фонарями сад, если гостям не полагалось там гулять?
   Проснувшееся ночью чувство вины не давало места раздражению против тех, кто осуждал ее. Потому что, хотя они этого и не знали, все действительно обернулось непростительной ошибкой. Они были правы, а она – нет. Она позволила мужчине, чужому человеку, поцеловать себя в саду.
* * *
   Саманта упала ничком на кровать и зарыдала в подушку, судорожно сжимая ее. Хотя утром она достаточно потрудилась, чтобы скрыть следы ночных слез, сейчас все повторялось вновь. Ей так хочется выплакаться всласть.
   Она чувствовала себя по уши виноватой в том, чему не могла найти определения.
   У нее уже было немало поклонников и не меньше трех явных обожателей. Саманта перестала всхлипывать и принялась мысленно перечислять их, представляя каждого по очереди. Первым в списке шел Альберт Бойл. Но он казался ей весьма заурядным. Дальше был лорд Грэм, хотя и слишком юный, но достаточно напористый. Третий – мистер Максвелл, всегда умеющий ее развеселить; затем сэр Ричард и мистер Числи, оба весьма достойные джентльмены. Возможно, некоторые из них станут ее постоянными поклонниками. А кто-то из этих поклонников превратится в жениха с определенными и честными намерениями. Она может скоро узнать, что такое настоящее ухаживание, и Дженни не будет единственной, кто выйдет замуж в этом сезоне.
   Не стоило вспоминать кузину. Саманте опять захотелось плакать.
   Керзи действительно был очень расстроен и очень зол. Саманта почувствовала это, когда в конце ужина он пригласил ее еще на один танец, чему она вовсе не была рада. Ей вовсе не улыбалось провести целых полчаса в обществе человека с холодными глазами и поджатыми губами, тогда как вокруг столько любезных джентльменов, с которыми она могла бы танцевать, наслаждаясь их восхищением и комплиментами в свой адрес.
   Саманта еще больше разозлилась, когда Керзи ясно дал ей понять, что не желает с ней танцевать, но требует, чтобы она вместе с ним вышла на веранду.
   – Я не уверена, милорд, – сказала она, – что в моем положении было бы правильно покинуть зал у всех на глазах.
   Саманта подозревала, что он делает это только для того, чтобы наказать Дженнифер. Меньше всего ей хотелось оказаться между двумя поссорившимися влюбленными, если, конечно, имела место любовная ссора.
   – Для вас в этом нет ничего особенного, – ответил он. – Вы кузина моей невесты.
   И она позволила увести себя из зала в сад, где Керзи усадил ее на скамью, которую не было видно ни из зала, ни с террасы.
   – Что за чертовщина, – сказал он тогда. – Как все паршиво складывается.
   Сказать, что Саманта была обескуражена его выражениями, значит ничего не сказать. Но она была еще более поражена тем, что лорд Керзи неожиданно сжал ее руку в своей. Саманта оказалась в скверном положении: ее настойчиво вовлекали в то, что ее совершенно не касалось.
   – Она любит меня? – вдруг спросил он. – Вы знаете? Она с вами делилась?
   – Конечно же, – удивленно ответила девушка, – она вас любит. А как же еще? Она же ваша невеста.
   – Да, – ехидно согласился он, – невеста. Ей навязали этот брак пять лет назад, когда она была почти ребенком. Но и я был всего лишь мальчишкой. Мне кажется, она весьма серьезно заинтересовалась Торнхиллом.
   – Она один раз танцевала с ним у нас на балу и один раз здесь, – ответила Саманта.
   Тут-то она и допустила ошибку, позволив вовлечь себя в эту ссору между лордом Керзи и ее кузиной, так как в бальном зале она могла бы найти этому времени куда лучшее применение.
   – Все верно, за тем исключением, что здесь они не танцевали, – сказал он.
   – Да, они вышли в сад. В этом нет большого греха. Мы ведь здесь. И ничего дурного не совершаем.
   – Нет, – сказал он. – Нет ничего даже отдаленно напоминающего грех в том, что двое молодых людей побудут на воздухе, вне поля зрения близких. Не так ли?
   Произнеся последние слова с ядовитым сарказмом, Керзи закинул руку на спинку скамьи, обняв Саманту за плечо, а другой взял ее за подбородок и поцеловал.
   Саманта испытала настолько сильное потрясение, что вначале даже пошевельнуться не смогла. Оцепенев, она словно приросла к месту. Но, очнувшись, принялась бороться, стараясь вырваться. Она пыталась оттолкнуть Керзи, упираясь в его плечо, и дать ему пощечину. Девушка была в ярости.
   Разумеется, он был гораздо сильнее и воспользовался этим: прижал ее к себе обеими руками и впился губами в ее губы.
   И она не только перестала бороться, но вдруг неожиданно для себя самой стала целовать его в ответ. Рука ее высвободилась и легла ему на шею. И Саманта потеряла счет времени, отдавшись на волю чувств.
   Керзи не сказал ни слова, когда она наконец посмела поднять взгляд. Через несколько мгновений она поняла, что произошло, с кем она разделила свой первый поцелуй. На самом деле он никогда ей не нравился, она всегда считала его слишком заносчивым и холодным.
   – Милорд, – попыталась она отчитать его, вызывая в себе гнев и злость. Но как изображать праведный гнев после столь пылких поцелуев…
   – Лайонел, – шепотом подсказал он.
   – Лайонел, – повторила она и замолчала, не зная, о чем теперь можно говорить.
   – Вы видите, – сказал он, – почему тетушки вроде леди Брилл являются столь необходимым злом?
   Саманта окаменела. Неужели он всего лишь продемонстрировал ей, что могло происходить между Дженнифер и графом Торнхиллом? Во все глаза она смотрела на Керзи, отказываясь понимать очевидное.
   – Саманта, – ласково проговорил он, нежно коснувшись ее щеки. – Хотел бы я, чтобы вы приехали жить к дяде года на два раньше. Возможно, тогда мой отец выбрал бы мне другую невесту. Более отвечающую моим вкусам.
   – Я думаю, вам следует проводить меня в зал, – сказала она, уже понимая, что он играет с ней в кошки-мышки.
   – О да, разумеется, я провожу вас к тете, – согласился Керзи.
   Но он не сразу поднялся. Он наклонил голову и вновь поцеловал ее. И к стыду своему, она и сейчас позволила ему это сделать, хотя уже не могла оправдаться тем, что все произошло внезапно.
   Они поднялись на террасу и молча прогуливались там, пока музыка не начала стихать. Но рука его все это время лежала на ее руке и она не делала попыток убрать ее.
   Всю ночь Саманта думала, как объяснить произошедшее. Какой вывод сделать из поведения Керзи. Но все, до чего она додумалась, – это то, что Лайонел не любит Дженни и сожалеет о своем давнем обещании, которое через несколько дней приведет к объявлению помолвки, а затем и к свадьбе. Но она так и не поняла, какие чувства он испытывает к ней, Саманте, и были ли они вообще, эти чувства.
   Всю ночь ее терзали угрызения совести. Она позволила себя целовать, позволила делать это жениху Дженнифер, которого та любила до беспамятства вот уже пять лет кряду. А Дженни, двоюродная сестра, была еще, кроме того, ее лучшей подругой.
   Может, для Керзи эти поцелуи вообще ничего не значат? Скорее всего так и есть.
   Хотела бы Саманта то же сказать и про себя. Тогда она с легкостью представила бы, будто ничего и не было. Остался бы лишь гнев по поводу того, что лорд Керзи не питает никаких чувств к влюбленной в него невесте.
   Но все гораздо сложнее и запутаннее. Поцелуи в саду пробудили в Саманте нечто, о чем она доселе не подозревала. И это нечто заставляло ее плакать. Плакать из страха влюбиться в Керзи или – о ужас! – из-за того, что она уже в него влюблена? Влюблена в Керзи, нет… в Лайонела. Так может быть, эта запретная страсть давно дремала в ней и она отгораживалась от нее, стараясь видеть в Керзи одни недостатки?
   Но возможно, все не так. Может, она просто глупая, неопытная деревенская девчонка и влюбилась в первого мужчину, который ее поцеловал. Будто поцелуй и любовь – одно и то же. Так, все так, конечно, Что она чувствовала вначале, когда он только пригласил ее танцевать? Злость, раздражение. И сейчас она на него злится. Только злится, и все. То, что он сделал с ней, не заслуживает прощения.
   – Лайонел, – прошептала она, закрыв глаза и вновь прижимая к груди подушку. – Лайонел, видит Бог, как я тебя ненавижу!
* * *
   На следующий день после бала граф Торнхилл чувствовал то ли раскаяние, то ли сожаление. Лучше бы он не выходил на веранду с этой мисс Дженнифер Уинвуд, лучше бы не было у них той доверительной беседы. Да, она действительно весьма красива и соблазнительна. Но об этом он мог узнать и не разговаривая с ней. Для его целей вполне было достаточно того, что он видел. Ни к чему было стремиться узнать о ней больше.
   До сих пор Гейб никогда не испытывал раскаяния, расставаясь с женщинами, с которыми его сводила судьба ради единственной интимной встречи или для более длительных отношении того же плана. Мужчина заводит любовницу для удовольствия, а не для пытки; ему и в голову не придет испытывать к ней что-то, выходящее за рамки простого физического влечения.
   Но он и не собирался делать мисс Уинвуд своей любовницей. До такого цинизма он пока не дошел. Даже острое желание отомстить Керзи не заставило бы его опуститься так низко. Он всего лишь намеревался увести невесту от Керзи, заставить ее разорвать помолвку или, если не выйдет, принудить Керзи сделать это. В любом случае тот окажется в центре скандала, причем в весьма унизительной для мужчины роли. В унижении Керзи граф Торнхилл видел мрачное удовлетворение.
   Во всех отношениях разумнее продолжать смотреть на нее как на длинноногую красотку, которую хочется уложить в постель. Не стоит задумываться о том, что составляет ее личность, что скрывается за роскошным телом имиловидным лицом в обрамлении рыжих волос.
   Но как она смогла завладеть его мыслями, не связанными с естественным инстинктом? Она благодарна судьбе за то, что принадлежит привилегированному сословию. Несмотря на молодость, Дженнифер понимает, что, давая человеку богатство и титул, Господь наделяет его ответственностью за судьбу тех, кто создает для него блага. Она считает себя обязанной быть милосердной по отношению к тем, кому повезло меньше, кто потом и кровью должен добывать свой хлеб. Ей нравится заниматься хозяйством. Она приняла на себя заботу о домочадцах после смерти бабушки и считала, что полученный опыт даст ей возможность быть надежной помощницей мужу. Она предпочитает деревню городу, полагая, что настоящая жизнь – там. Она не завистлива и называет себя счастливым человеком.
   Господи! Он же не велел себе думать о ней как о личности! Разве только для того, чтобы успокоить нечистую совесть. Он мог бы убедить себя, что делает ей одолжение. Она заслуживала лучшей доли, чем быть женой Керзи. Но после скандала может случиться и так, что она вообще не найдет себе мужа.
   Его поразила ее реакция на поцелуй, хотя то, что произошло между ними, едва ли можно так назвать. Он едва дотронулся губами до ее губ, намеренно не касаясь руками ее тела. Удивительно, но она не отшатнулась, не бросилась прочь, не разрыдалась, чего можно было вполне ожидать. Она приняла его ласку и даже на краткий миг сама теснее прижалась. И потом вела себя так, будто между ними ровным счетом ничего не было.
   Впрочем, надо радоваться этому обстоятельству. До сих пор все давалось ему весьма легко.
   Но чтобы успокоить ее тревогу и страх и скорее достичь своей цели, ему следовало изменить тактику. Он не станет больше навязывать ей свое общество.
   На следующий после бала день он увидел ее вечером в театре. Он поклонился, когда взгляды их встретились, но она не ответила на его приветствие. Граф Торнхилл не сделал попытки зайти в ложу Рашфорда, в которой сидели она и ее близкие.
   На другой день он встретил ее в парке, где она каталась в ландо с Керзи, мисс Ньюмен и Генри Числи. Приподняв шляпу, он проехал мимо, не останавливаясь для того, чтобы обменяться любезностями, и не смотрел ни на кого, кроме Дженнифер. В тот же вечер он вновь увидел ее на концерте. Он сидел в противоположном от мисс Уинвуд углу зала и смотрел на нее все время, словно не замечая находящихся с ней Керзи, графа и графини Рашфорд, однако не подошел к ней ни во время антракта, ни после.
   Но на следующий день, когда Ричмонды устраивали прием в саду, граф Торнхилл решил, что пора перейти в наступление – он и так дал ей возможность побыть одной достаточно долго. Граф должен был бы поздравить себя с тем, что ему прислали приглашение на праздник для столь избранного общества, хотя этому нашлось весьма простое объяснение: леди Бромли приходилась бабушкой Кэтрин и знала, что Торнхилл не является отцом ее правнучки. Однако она не знала точно, кто отец, иначе не пригласила бы Керзи, которого граф заметил среди гостей.
   Леди Бромли взяла Гейба под руку и повела его по тропинке вниз к реке, ограничивающей территорию ее роскошного сада. Она шла очень медленно, но Гейб и не настроен был торопиться. Солнце светило, на небе ни облачка, и внутреннее чувство подсказывало Гейбу, что ему удастся перехватить мисс Дженнифер Уинвуд, когда та будет одна. Для того чтобы выиграть игру, по словам Керзи, необходимо сделать несколько ходов, и сегодняшний ход должен стать решающим.
   – Я вчера получила письмо от Кэтрин, – сказала леди Бромли. – Ребенок здоров, и она тоже. Климат, впрочем, как и общество, ей вполне подходит. Она пишет правду, Торнхилл?
   – Мне казалось, что Кэтрин вполне освоилась. Именно поэтому я и решился уехать, – вполне искренне заверил ее Гейб. – Я бы взял на себя смелость сказать, что она нашла свое место в этом мире.
   – В другой стране, – протянула почтенная дама, неодобрительно покачав головой. – Мне это не совсем по душе. Но я рада. Здесь она никогда не была счастлива. Простите мне мою откровенность, но мой зять, этот напыщенный болван, не должен был выдавать ее замуж за мужчину, который ей в отцы годился.
   Все так, думал Гейб. Кэтрин всего лишь на полгода моложе его. И перед своим бегством на континент она была замужем за отцом целых шесть лет. Да, отец Кэтрин совершил преступление, выдав свою дочь за человека, чье здоровье оставляло желать лучшего уже ко времени свадьбы, как, впрочем, и характер.
   – А кто этот швейцарский кавалер? – вдруг спросила леди Бромли.
   Граф удивленно вскинул брови. Леди Бромли продолжила:
   – В письме она дважды упоминает его труднопроизносимое имя.
   – Не думаю, что я с ним встречался, – с улыбкой сказал граф. – Впрочем, рано или поздно Кэтрин должна была найти себе сердечного друга. Это был лишь вопрос времени, как вы понимаете. Она всегда вызывала интерес у противоположного пола.
   – Это потому, – хмыкнув, ответила дама, – что ее муж, ваш отец, оставил порядочное наследство.
   – Потому что она умна и привлекательна, – возразил Торнхилл.
   Леди Бромли казалась довольной, хотя больше ничего и не сказала. По тропинке они спустились к реке, где одна за другой плыли три лодки. Джентльмены гребли, а дамы любовались пейзажем. Дженнифер Уинвуд была в лодке с Керзи. В одной руке она держала зонтик от солнца, другой касалась воды.
   – Красивая пара, – заметила леди Бромли, – проследив за направлением взгляда своего спутника. – Насколько мне известно, они помолвлены и свадьба состоится в соборе Святого Георгия в конце сезона.
   – Да, – ответил граф. – Я слышал. В самом деле, пара впечатляющая.
   Несколькими минутами позже Керзи причалил к берегу и, вытащив лодку на песок, предложил даме руку. Сегодня Дженнифер выглядела совсем девочкой в своем муслиновом платье в нежный цветочек, соломенной шляпке и с голубым зонтиком, отделанным кружевными рюшами.
   – Мисс Ньюмен! – Виконт улыбался, глядя на кузину своей невесты, маленькую блондинку, стоявшую в окружении нескольких молодых людей. – Ваша очередь. Можно мне?
   Судя по взгляду молодой леди, ей вовсе не хотелось кататься в обществе Керзи. Но она шагнула ему навстречу, послушно взяв его под руку. В это же время полковник Моррис обратился с каким-то вопросом к леди Бромли, вовлекая ее в разговор, и Торнхилл понял, что вот она, та чудесная возможность, о которой он мечтал все утро.
   – Мисс Уинвуд, – обратился он к ней до того, как Дженнифер успела присоединиться к группе молодежи. – Могу я проводить вас до террасы? По-моему, там как раз сейчас подадут лимонад.
   Лучшего момента и выбрать было нельзя. Он предложил ей пройтись на глазах у всего общества, в том числе и Керзи, который беспомощно взирал на происходящее.
   Дженнифер колебалась совсем чуть-чуть, прежде чем опереться на предложенную руку. Разумеется, она не могла поступить иначе. У нее как у воспитанной девушки из хорошей семьи не было выбора.
   – Благодарю вас, милорд – сказала она. – Стакан лимонада был бы весьма кстати.
   Граф Торнхилл, искренне любуясь красотой своей спутницы, вдруг подумал о том, не играет ли он в одиночестве. Неужели Керзи не видел его на берегу беседующим с леди Бромли? Если так, то почему он оставил мисс Уинвуд в столь опасный момент?
   Создавалось впечатление, что Керзи решил сдать эту партию без боя. Или… Или он играет в поддавки? Ведет свою игру, в которой Торнхиллу отводится пассивная роль?
   Как занимательно! В самом деле занимательно.
   И все же в чем именно состояла игра?

Глава 7

   Дженнифер давно заметила его. Она от всей души надеялась, что он либо уйдет к тому моменту, как Керзи причалит к берегу, либо продолжит разговор с леди Бромли, не делая никаких попыток к общению с ней. Но как назло, возник полковник Моррис, явно желающий подойти к леди Бромли. Наблюдая за перемещениями полковника, она вдруг вспомнила, что перед тем, как покатать в лодке ее, Дженнифер, Керзи любезно предложил Саманте стать следующей. К удивлению Дженнифер, кузина решительно воспротивилась, заявив, что не любит воду. Странно, но дома Саманта слыла заядлой пловчихой, не вылезала из реки все лето и плавала гораздо искуснее, чем Дженнифер.
   У нее возникло неприятное чувство, будто она играет роль в кем-то написанной пьесе. Она не в силах была ничего изменить. Оставалось уповать лишь на чудо. Может быть, если она не станет смотреть в сторону Торнхилла, он не решится подойти к ней? Или ей поторопиться присоединиться к пестрой группе молодежи, едва сойдя на берег?
   Но как она и предчувствовала, надежде ее не суждено было сбыться. Леди Бромли оставила графа. Керзи помог ей сойти на берег и, не мешкая ни минуты, направился к Саманте. Дженнифер смогла бы затеряться среди молодежи, если бы пустилась бежать следом за Керзи. Торнхилл повел себя именно так, как и чувствовала Дженнифер, – направился прямо к ней.
   – Мисс Уинвуд, – сказал он. – Могу я проводить вас до террасы? По-моему, там как раз сейчас подадут лимонад.
   Едва ли она могла отказать ему, не привлекая внимания присутствующих гостей. Тон его был вполне благовоспитанным. К своему удивлению, она вдруг поняла, что ей совершенно не хочется ему отказывать. С того злополучного бала она каждый день каким-то шестым чувством угадывала, где находится Торнхилл, ощущая на себе его неотступный взгляд.
   Знать о его присутствии, знать, где он и что делает, даже не поворачивая в его сторону головы, – все это казалось ей странным и необычным. Дженнифер искренне желала сосредоточить все свои помыслы на Лайонеле. До свадьбы оставались какие-то недели, и ей хотелось думать только о своем женихе. К несчастью, то, что рисовалось ей в мечтах сплошной чередой счастливых мгновений, оказалось грустным и тревожным. Несмотря на то что они с Лайонелом проводили вместе все больше и больше времени, напряженность в их отношениях не спадала; они не могли освоиться в обществе друг друга настолько, чтобы общаться свободно. Дженнифер говорила себе, что это происходит от двусмысленности их положения: все вокруг знали, что они с Керзи помолвлены, но официального объявления все еще не было. Поэтому она так ждала бала у Рашфордов, который намечался на следующей неделе, где и произойдет официальное оглашение их помолвки.
   Дженнифер не нуждалась во внимании к ней графа Торнхилла, воспринимая его навязчивые ухаживания как помеху своему счастью. И она глубоко сожалела о том, что Торнхилл поцеловал ее, а жених – нет. И в то же время ее словно магнитом тянуло к Торнхиллу. Рассудок противился этому, но чувства она пока не научилась сдерживать. Когда он был рядом, ощущение его присутствия мешало ей сосредоточиться на Лайонеле. Когда его не было, она ругала себя за то, что поддается влиянию Торнхилла. Получалось, что она думает о нем постоянно.
   Сейчас, когда он, по сути дела, принудил ее составить ему компанию, Дженнифер чувствовала почти облегчение. Возможно, если она возьмет его под руку и прогуляется с ним до террасы и выпьет там стакан лимонада, это неосознанное и неуместное… влечение, возникшее на балу у Числи, пройдет. Итак, она нашла определение тому, что испытывала. И в этом слове заключалась правда. Ее влекло к графу Торнхиллу.
   – Благодарю вас, милорд, – ответила она холодным тоном, которым ее учили разговаривать с теми, кого надо держать подальше от себя. – Стакан лимонада был бы весьма кстати.
   Но вновь все получилось не так, как Дженнифер рассчитала. Его близость, прикосновение руки пробудили в ней волнующие воспоминания о том злополучном поцелуе. Она пыталась, но не могла справиться с собой. Противоядие этой сладкой отраве было ей неведомо.
   День выдался чудесный, парк манил прохладной тенью деревьев и ароматом цветов. По пути Дженнифер вспомнила, что даже не оглянулась на Лайонела, который был так ослепительно красив там, на реке, в лодке.
   Она сосредоточилась на своем чувстве к нему, повторяя про себя, что беззаветно любит своего будущего мужа.
   – Я должен перед вами извиниться? – спросил Торнхилл.
   – Извиниться? – переспросила Дженнифер, отвлекшись от мыслей о Лайонеле.
   Торнхилл смотрел ей прямо в глаза, прожигая взглядом.
   – Извиниться за то, что поцеловал вас, – продолжил он. – Не говорите мне, что для вас это был сущий пустяк, о котором вы тут же забыли.
   Дженнифер чувствовала, что мучительно краснеет. И хоть убей, не знает, что сказать.
   – Я не простил себе то, что осмелился вас поцеловать, – возобновил разговор граф. – Я мог бы привести в качестве оправдания лунный свет или тишину, но ведь я сам привел вас в сад и мог оценить рискованность своего поступка. Я глубоко сожалею о беспокойстве, которое я вам, должно быть, причинил.
   Значит, она в нем не ошиблась. Она говорила с настоящим джентльменом. Дженнифер была рада. Ее почти убедили в том, что она ошиблась в Торнхилле. Его поцелуй был подтверждением того, что свет прав, считая его проходимцем. Но он оказался порядочным человеком, ибо искренне просил у нее прощения за дерзость. И тут же у нее возникло двойственное чувство. Получалось, что ей было бы проще противостоять натиску беспринципного волокиты, чем порядочного человека. С повесой она смогла бы разобраться без лишних церемоний.
   – Благодарю вас, – сказала она. – Мне действительно было не по себе. Я помолвлена, и только мой будущий муж имеет право…
   – Да, конечно, – перебил ее Торнхилл, легко коснувшись пальцами тыльной стороны ее ладони. – Если мои извинения приняты, давайте сменим тему. Вы не против? Скажите, что вы думаете о поэзии Попа?
   – Я получила истинное удовольствие. Отточенный и изящный стиль.
   Торнхилл усмехнулся.
   – Если бы на моем месте сейчас оказался Поп, то, услышав вас, он пошел бы и не долго думая застрелился.
   Дженнифер в ответ засмеялась, весело поигрывая зонтиком.
   – Я сказала именно то, что думаю. Поэзия Попа не нашла в моей душе большого эмоционального отклика, как, например, стихи мистера Вордсворта. Но это не значит, что стихи Попа мне понравились меньше. Просто они другие.
   – Вы читали «Похищение локона»? – спросил он.
   – Мне понравилось, – ответила она. – Занимательно и умно.