Страница:
живешь в Волшебной стране! И это счастье, что мы накоротке с чудесами.
Спасибо Печенюшкину! Разыскать нас в болоте, вернуть к жизни за сутки -- в
рекордный срок!..
-- Пиччи сказал, что ему помогла Алена, -- поправила тетушка Флора. --
В старом осиннике среди множества обычных пней он вначале запутался.
-- Вафельные трубочки с заварным кремом я приготовила для Аленки!
Персонально! А для Лизы -- малиновые пирожные со взбитыми сливками. Она
замечательная девочка, я так полюбила ее! Веселая, остроумная, а какой
аппетит!.. Но если бы Пиччи-Нюш не обнаружил в подполе, под землей, книгу --
дневник этой ЧУДОВИЩНОЙ особы -- мы бы и сейчас продолжали гнить в сотнях
миль отсюда.
-- Какая низость! -- вздохнула тетушка Флора. -- Она казалась нам такой
симпатичной. Месяца три приходила сюда каждый день, помогала по дому,
выспросила все твои кулинарные рецепты...
-- Мы слишком доверчивы. И не сомневайся, Флора, это хорошо. Жить иначе
противно, главное -- не ожесточиться сердцем... Ой! Подгорел! Флора, ты что,
не чувствуешь запах?!
Тетушка Хлоя проворно выхватила противень из духовки.
-- Ты знаешь, нет! Ох, я так испугалась... По-моему, он совершенно
готов. Сейчас накрою полотенцем, чтобы отмяк. На полчасика, как раз до их
прихода...
Гостиная старых фей чудесным образом выросла в размерах. Неудивительно
-- народа собралось много и почти все были серьезными чародеями. Угощения
хватило с избытком. Производительность тетушки Хлои поражала, не говоря уже
о качестве сладостей. Только печенильный автомат с блинометом могли,
пожалуй, конкурировать с ней, да и то лишь в тесном союзе.
Мануэла исцелилась от безумия полностью и пришла со всеми
родственниками.
Обширное крысиное семейство угощалось на кухне. Феи так и не сумели
вытащить многодетную мать за общий стол. Манеры детишек, разболтавшихся за
время ее болезни, беспокоили Мануэлу. Деликатные пинки и частые заботливые
подзатыльники не были слышны обществу в гостиной.
У окна на этажерке тетушки накрыли специальный стол для одиннадцати
эльфов. Форточку плотно закрыли, чтобы сквозняк не помешал человечкам
пировать. Эльф Светолик, тот,что поджег себя спичкой, лишь бы задержать
бегство Тыщенции Кувырк, выздоровел. Сейчас он уписывал один за другим
крохотные слоеные пирожки, начиненные изюмом и орехами. Лампусик недоумевал:
куда столько входит? Ведь каждый пирожок казался ему таким же, как, скажем,
Алене -- плюшка величиной с блюдце.
Цветы стояли везде -- гости принесли их столько, что у тетушек не
хватило ваз. Волшебникам пришлось быстро создавать новые. Наиболее красивая
получилась, как ни странно, у дона Диего Морковкина. Ваза сама напоминала
цветущую ветвь на матовом хрустальном постаменте. После долгих восторгов ее
признали главным украшением и водрузили в центр стола.
Приняв успех, как должное, Морковкин тем не менее ворчал без остановки.
Чародею казалось, что его разморозили позже, чем следовало, и без соблюдения
должных предосторожностей. Теперь дон Диего ощущал колики в боку, томление
под лопатками, легкую дрожь в коленях и ветер в голове. Хотя, скорее всего,
это были всегдашние безобидные причуды старого мага.
Косоголовому досталось место между Фантолеттой и Ноэми. Окруженный
красавицами, десантник потерял аппетит, и безостановочно крутил головой то
влево, то вправо. Лиза ревности не испытывала.
Никтошка отказался от чая и сладостей, но вовсю поддерживал разговор.
Самонадуваемый слон, побоявшись, что не войдет за стол, уменьшился до
размеров таксы. Хоботом он ловко подкладывал Аленке, сидевшей рядом, все
новые куски торта.
Клара-Генриетта кольцом свернулась на стуле. Над скатертью виднелась
лишь голова змеи. Мишка-Чемпион, справа от нее, большей частью отмалчивался.
После двухлетнего затворничества медведь стал немногословным.
Сестры Зайкины поместились рядом, по левую руку от Дракошкиуса. Справа
от великана сидела Ноэми -- Принцесса Ветров. Видя смущение гостьи, сорок
лет бывшей в этом доме невольной хозяйкой, тетушки обходились с ней особенно
ласково.
Вот первоначальная суматоха улеглась. Старые феи заняли свои места,
вслед за ними уселись и Печенюшкин с Федей, помогавшие накрывать на стол.
Беседа замедлилась и угасла на время. Молчание прерывалось лишь отдельными
краткими репликами. Все сосредоточенно жевали. Лица собравшихся надолго
приняли выражение благоговейного изумления...
-- Пиччи! -- вымолвила Лиза после того, как опустел шестой самовар. --
Мы уже наелись, когда же лекция?
-- Что ты хочешь услышать? -- Печенюшкин притворно удивился.
-- Монолог главного детектива. В романах и пьесах со всякими тайнами
герой-сыщик под конец разъясняет лопухам оставшиеся непонятности. Не знаю,
как остальные, но я -- точно, лопух. И, думаю, не я одна. Ты поклялся
ответить на все-все вопросы! Задавать по одному? Как тебе удобней?
-- Я попробую рассказать всю историю целиком. Такую, какой она мне
представляется сейчас. То, что всем известно, опущу. Потом вопросы -- если
они еще будут. Годится?
-- Договорились! -- Лиза кивнула головой под одобрение
присутствовавших.
-- Тыщенция Кувырк -- порождение Горгульи -- явилась на свет в момент
гибели старой колдуньи. -- Печенюшкин рассказывал медленно, глядя в пустую
чашку, словно в книгу. -- Правильнее всего назвать ее новым воплощением
Горгульи на земле, сохранившим прежнюю память. Многое прояснил дневник
Тыщенции, как я его нашел, расскажу позже. Итак, вначале малютка
действовала, как робот -- слепо и полуосознанно.
Она уничтожила рыбацкую семью и в платьице из парусины возникла перед
Базилевсом из ежевичного рва ребенком, спасшимся в шторм... Когда была
выполнена первая часть задачи, Тыщенция забыла о прошедшем, став, до поры,
до пятилетнего возраста, такой, как все дети. Незадолго до именин силы и
память Горгульи начали понемногу возвращаться к ней.
Для простоты в записях своих Тыщенция Кувырк называла Горгулью матерью,
хотя и сознавала, что это не совсем верно. Она любила Базилевса, мечтала
быть его настоящей дочкой, мучительно страдала от раздвоенности, но... С
каждым прожитым годом злое начало усиливалось, разрастаясь, как опухоль.
Честно говоря, мне жаль ее. Появиться на свет колдовским орудием,
творить зло даже против желания, заслужить ненависть близких, разбить жизнь
приемному отцу и сгинуть по его воле -- кто бы пожелал для себя такого?
Много лет назад, прокляв Базилевса в день рождения племянника, Горгулья
и представить не могла, что в будущем кому-либо удастся воскресить дракона.
Концовку она явно ввернула для эффекта, для пущей красивости. Так что от
Тыщенции и ее прихвостней мы, по сути, избавлены благодаря неосознанной тяге
старой колдуньи к прекрасному.
В нынешнем веке наука осуществляет то, что раньше казалось невероятным
на Земле и даже в Фантазилье. Теоретически воскрешение дракона стало
возможным событием. Тыщенция понимала это. Все силы злой волшебницы уходили
теперь на то, чтобы следить за Дракошкиусом и, по возможности, верите или
нет, беречь его от гибели. Тот, кто не умер, кто жив -- понятно, не
воскреснет. Жизнь Дракошкиуса гарантировала жизнь Тыщенции Кувырк.
Стараясь оказаться к дракону поближе, но не вызывать подозрений,
Тыщенция решила подменить двух тихих старушек фей. Именно ей тетушка Флора
обязана внезапным параличом. Втершись к старушкам в доверие, колдунья
превратила их в два осиновых пня и спрятала в Турахтиновом болоте. Потом она
обернулась тетушкой Флорой, а в тетушку Хлою превратила несчастную,
полностью лишенную воли Ноэми.
Трагедию на острове Люгера Тющенция переживала вместе со всей страной.
Она неустанно казнила себя за то, что не решилась последовать за
Дракошкиусом на Землю, не уберегла его. Все же, пока Мурлыка Баюнович
находился в Драконьей пещере, недоступной ни для кого, колдунья могла
чувствовать себя в относительной безопасности.
Ее спокойствие было недолгим. С тех пор, как я начал искать средство
воскресить Дракошкиуса, Тыщенция стала пытаться избавиться от меня. Кстати,
она, как и я, не задумалась над одним существенным фактом. Дракошкиус
Базилевс -- единственный из драконов, кто упокоился в склепе, во дворе
собственного замка, а не улетел, по традиции, умирать в Драконью пещеру.
Тыщенция сумела отправить меня в изгнание, но не успокоилась.
Уничтожение тела Дракошкиуса -- вот единственное, что развязало бы ей руки,
лишило страха, освободило дорогу во власть и в вечность.
Подыскивать возможных заговорщиков она начала давно. Колдунья сумела
изменить на часок действие Отбеливателя Зависти, выдавшего ложный диагноз
гениальному садовнику Розарио. Она раньше нас обнаружила подлую и низкую
душу в Сморчкове -- незаметном поначалу слуге Великого Мага. Тыщенция
следила за его карьерой и оказывала негодяю поддержку, в тайне даже от него
самого. Колдунья отметила явно чрезмерную напористость известной репортерши
Фурианы и частую ее неразборчивость в выборе средств для достижения успеха.
Новый Волшебный Совет должен был либо открыть Драконью пещеру, либо, в
случае неудачи, вызвать огонь на себя, послужив для колдуньи ширмой. Не
утерпев, Тыщенция внушила Сморчкову идею пригласить тетушек в Совет. Здесь
чувство меры ей изменило. Именно после этого я стал серьезно подозревать
лжефей. Уж слишком ко многим событиям оказались постепенно причастны
бессильные старушки.
Лиза с Аленой опустились во дворик тетушек, как подарок с небес. Прочтя
первую книгу из привезенных ими -- "Вдоль по радуге", Тыщенция поняла, что
ключ к пещере у нее в руках. Если б Никтошка не выкрал сестренок, на другой
день колдунья, заморочив им головы, погнала бы детей в пещеру и уничтожила
там вместе с Дракошкиусом.
Упустив девочек, Тыщенция принялась форсировать заговор. Идея вызвать
Косоголового пришла ей в голову от отчаяния. Колдунья внезапно догадалась о
детском уме нашего друга. Сообрази она раньше об этом -- события могли бы
выйти из-под контроля Клары-Генриетты и Чемпиона... Хотя, пожалуй, вряд ли
-- дыру он бы не прорубил, а за входом Клара на всякий случай приглядывала.
Тыщенция опасалась, что к Ноэми после целебного молока вернутся, хотя
бы частично, прежние силы и память. Она решила спрятать дневник, который,
рискуя, вела многие годы. Закопав его глубоко в подполе, колдунья обратила
внимание на кабель видеотелефонной связи. Отрезать и выбросить кусок --
минутное дело. Кто подумает, что парализованная старушка спускалась в подпол
и вгрызалась, как Железный Крот, на три метра в землю? Зато глуховатая Хлоя
сможет теперь узнавать новости только от сестры. И Печенюшкин, если получит
информацию о бедствиях тетушек без пищи для ума и желудка, наверняка пришлет
на помощь друзей. Значит, будет случай разведать его планы.
Подозревая фальшивую тетушку Флору, я, как мог, подыгрывал ей. Фитилек
рассказывал о нашем путешествии в прошлое -- якобы в предгорья Тибета, за
целебным отваром для воскрешения дракона. Возвращение все оттягивалось. Если
Тыщенция поверила эльфу, она ждала нас только через неделю.
После смерти колдуньи я обследовал дом. В подполе, когда чинил кабель,
заметил вдруг, что земля под ним рыхловата. Я возился полдня, как сапер.
Ожидал любого, самого неприятного сюрприза, но вместо этого нашел дневник...
Никому бы не посоветовал читать его на ночь!.. Тыщенция подробно описывала
свои злодейства, затем для самооправдания доказывала их необходимость. Так я
узнал, где искать тетушек...
-- Мурлыка Баюнович! -- Лиза нарушила долгое молчание. -- Наверное,
глупо спрашивать? И все-таки -- тебе не жаль Тыщенцию? Ведь она родилась
чудовищем, мучилась и ничего не могла с собой поделать.
-- Я никому не рассказывал о проделках сестры, -- тихо проговорил
Дракошкиус. -- Как-то я гостил у дяди, а ей еще не было четырех -- она
незаметно приклеила мой хвост к полу столярным клеем... Когда я спал,
малютка любила обрезать мне усы -- от этого драконы теряют нюх. Лет семи она
подсыпала в мой завтрак пригоршню толченых иголок, чуть не отправив на тот
свет. В двенадцать Тыщенция повесила мне на шею подарок -- колокольчик. Он
взорвался, и я на полгода оглох... В семнадцать она исчезла, украв ту,
которую я любил больше жизни... Жалею ли я ее? Если честно, Лизонька, то...
да!
На Главной площади Феервилля, стоя на пьедестале памятника сестрам
Зайкиным, Печенюшкин принимал парад. Обнаженная шпага в его руке была
вытянута вперед, солнечные лучи отвесно падали на клинок.
Рыжеголовые колонны тянулись нескончаемо. На втором часу парада Лизе
стало казаться, что где-то за площадью демонстранты замкнуты в кольцо, и
перед ней уже в который раз проходят одни и те же. Девочка тихонько
поделилась сомнениями с Федей.
-- Это тебе, Лизок, сплошная рыжесть глаза застит, -- развеял ее
подозрения домовой. -- Миру тут не счесть. Треть страны, почитай, в город
съехалась. Народ у нас восторженный, дружный. Ну и краски, знамо дело, не
жалеют. Рыжим быть нынче в моде.
-- Почести, почести -- даже неприятно. Скоро ему начнут хвост
облизывать. Пиччи же независимый, зачем он согласился на такое?
-- Первый и последний раз дал себя уговорить. Самому стыдно. --
Печенюшкин возник рядом с друзьями, в замке, у окна, выходящего на площадь.
-- Все равно учиться приходится на собственных ошибках.
Аленка сделала недоуменную рожицу.
-- Пиччи, а там -- тоже ты! На улице, со шпагой. Это фокус?
-- Вроде того. Очередная кукла. Парад закончится, она пропадет. Но
сначала я сам стоял, по правде! Надоело, да и некогда. Сестренки! Судя по
зареванным физиономиям, вы уже со всеми попрощались? Нам по пути. Хотите,
подброшу домой?
-- Ты куда?! -- испугался Федя. -- Дел еще не считано не меряно! Как
друга прошу -- возьми бразды! Глазом моргнуть не успеешь, как мы тебя
Великим Магом изберем. Сними груз с души! Мне, опосля всех ошибок, перед
народом неловко!
-- Ошибки исправлены, -- утешал Печенюшкин. -- Народ по новой встал на
единственно верный путь. Я быстро вернусь, Федор Пафнутьевич, помогу, если
что. Добьем дела -- и на каникулы! Лет двести я не отдыхал? Не помню...
Аленка, Лиза, тут у нас вроде неплохая компания сколачивается. Поедете летом
в город Люгера? Тогда обещайте хорошо учиться.
-- Клянемся! -- торжественно ответили сестры Зайкины.
-- Задержитесь хоть маленько! -- убивался домовой. -- Завтра честь по
чести проводы устроим. С музыкой, с речами, с хороводами!.. Куда собрались
на ночь глядя?!
-- Эпидемия в Там-Тарантасии! -- огорчил Печенюшкин. -- Если поспешить,
можно оборвать в зародыше. Сестренки, поглядите, тут подарки для вас!
-- А Косоголовый? -- вспомнила Лиза. -- Мы совсем недавно от
Дракошкиуса. Он там был. Давай и его подбросим.
-- Уже отправлен. -- Пиччи-Нюш деликатно подталкивал сестренок к столу,
где были сложены подарки. -- Другой дорогой. В Австралии наверняка с ним
увидимся. Смотри, Лиза, тебе это, кажется, нравилось?..
-- Ну, коли так!.. -- Федя раскрыл объятия и решительно надвинулся с
поцелуями.
Палец, ушибленный молотком, и два согнутых гвоздя. Мелочи, правда?
Третий гвоздь победно торчал из стены, и Лиза, напевая марш рыжих
демонстрантов, вешала на стену картину "Огурец, которого сторонились".
Второе, короткое путешествие с Печенюшкиным осталось позади. Мальчуган
действительно очень спешил. Во дворце, среди подарков, каким-то образом
оказались все пожитки сестренок: санки, простынка, швабра, куртки, рюкзаки.
Тюльпан опять превратился в луковицу и лежал на бархатной подстилке в
кастрюльке. Весь багаж сам собой аккуратно упаковался, обернутый в простыню
тюк опоясала, завязавшись наверху бантом, атласная рыжая лента.
Груз лег на санки, сверху Пиччи усадил девочек, помахал Феде, прощаясь,
и решительно намотал на руку веревку от саней.
-- Поехали-и-и! -- закричали четверо.
Глянув вниз, Лиза обнаружила, что пол под ними не виден. Санки и
Печенюшкин стояли на огромной призрачной ладони, светящейся всеми цветами
радуги.
Ладонь сомкнулась в горсть, сияние вокруг нестерпимо усилилось, и Лиза
с Аленкой невольно зажмурили глаза. Когда же девочки рискнули открыть их, то
оказались... Правильно! Дома, посреди детской.
Алена шевельнулась, тюк накренился, падая с санок, сестры полетели в
стороны и счастливо очутились на своих диванчиках. Печенюшкина в комнате не
было.
-- Солидно! -- Лиза, отойдя к противоположной стене, разглядывала
полотно. -- От такой картины любой уколется! Аленка, погляди, не косо?!
-- Даже не хипло! -- одобрила сестра. -- Слушай, на часах половина
третьего. Записка твоя на месте. Если б не подарки, никто бы и не узнал, что
мы уезжали.
-- Зачем скрывать? Раз мы живы-здоровы, родители волноваться не станут.
Мы их покормим и за блинами все расскажем. Кстати, сейчас масленица.
-- Здорово! Ух ты, мой славненький! -- Алена погладила
портфель-блиномет. -- Это сколько же мы денег сэкономим! Попросим, чтобы
часть нам дали на шоколадки?
Блиномет, зарытый Тюнь-Пунем тысячу лет назад в заранее условленном
месте, Печенюшкин успел откопать. Машину времени он размонтировал, но все
прочие свойства портфель сохранил. Теперь Алена с Лизой на равных стали
владелицами транспортно-кормильного средства. Девочки предвкушали
удовольствие от будущего появления в школе. Они вот только не решили еще, во
что превратить портфель сначала -- в танк или в балаганчик. Лиза опасалась,
что сам, без Никтошки, балаганчик двигаться не будет.
-- Лизочкина, что если маме браслеты подарить? -- Два обруча Аленка
застегнула на правом запястье, три на левом и сейчас разглядывала камни,
терла их, послюнив палец. -- Или дареное не дарят? Ты как считаешь?
-- Они твои... -- Лиза все любовалась картиной. -- Ты их и мне не имела
права передаривать. Отдай маме в пользование. Лет на семь или пятнадцать.
Аленка кивнула, соглашаясь.
-- Так я и не узнала -- от кого. Все обещали, и никто не выяснил. А
когда прощались, я забыла спросить.
-- Подумаешь, секрет! -- улыбнулась Лиза. -- Для тебя одной. Это
Лампусик, глупая! Он в тебя по уши влюбился! Краснел, вздыхал, стеснялся.
Тоже, нашел Дюймовочку...
-- Лампусик!.. -- Алена неожиданно всхлипнула. -- Вот дурачок! Он такой
хороший, Лизка. Почему мне его сделалось жаль?
-- Потому что ты его иначе любишь. Как верного друга. -- Лиза рассеянно
глядела на открытую "кукольную" полку в мебельной стенке. Там, среди
игрушечной мебели, стояли, сидели и лежали главные сокровища сестер.
Красавица блондинка Барби с дочкой Нэнси, мужем Дэном и
подругой-брюнеткой Ниа -- прошлогодние американские трофеи. Ляпус-Петя в
плаще до пят. Китайский пес из Лондона и китайский медвежонок из Стамбула.
Плюшевый гном в красном колпаке. Стеклянная змея в короне, похожая на
Клару-Генриетту. Розовая длинношерстная обезьянка без хвоста... Перечень
лучше оборвать, иначе не хватит страницы.
-- Он для тебя ненастоящий, как эти куклы, -- продолжала старшая
сестра. -- Точнее, не как они, но все равно, сказочный... Ну, словом, не
подходящий тебе. Ты это понимаешь, оттого и жалеешь Лампусика... Ох, в
голове-то я понимаю, а словами выразить трудно. Короче, не задумывайся, тебе
еще рано.
На удивление присмиревшая Аленка лишь робко покачала головой,
сомневаясь.
-- Давай, лучше я тебе стихи почитаю, -- предложила Лиза. -- Те,
которые Пиччи мне посвятил.
-- В четвертый раз? Зачем? Я их почти выучила.
-- Тогда отсюда. -- Лиза сняла с книжной полки потрепанный томик. --
Марина Цветаева. Печенюшкин сильно рекомендовал почаще читать настоящую
поэзию. Открываем наугад...
Посреди комнаты -- огромная изразцовая печка,
На каждом изразце -- картинка:
Роза -- сердце -- корабль. --
А в единственном окне --
Снег, снег, снег...
-- Покажи! -- Алена, подлетев к сестре, уставилась на страницу. -- Нет,
это другое. А я испугалась...
-- Чего ты испугалась, трусиха?! -- тормошила сестренку Лиза.
-- Так, сама не знаю... Уже прошло...
Алене было хорошо и немножко грустно. Полчаса назад, когда Лиза
выходила в ванную, она, выдвинув нижний ящик шкафа с нехитрым своим добром,
приклеила скотчем к его дну сложенный вдвое и упрятанный в конверт листок.
Вот что было на нем: шестнадцать строчек неравной длины, летящая быстрая
подпись и, как три росчерка, рисунок внизу -- роза, сердце, корабль.
Год назад она была младше и глупее. Теперь же -- Алена знала -- она не
станет огорчать сестру. Пусть листок, подаренный вчера Печенюшкиным,
спокойно лежит в тайнике. Аленка не покажет его НИ-КО-МУ...
-- Ленка! -- разбиравшая рюкзак Лиза выдернула руку, словно наткнулась
на ежа. -- Забыли!! -- Треугольная призма светилась у нее на ладони. --
Последнюю пирамидку забыли! С живой водой! Что мы будем с ней делать?!
Неужели, вернем?! Как ты думаешь, она не испортилась?!.
Аленка, поворачивая голову, внезапно задержалась взглядом на
"кукольной" полке. В коричневых, круглых ее глазах заблестели хитрые золотые
искорки. На лице -- сосредоточенном, серьезном -- медленно расцветала
улыбка.
1993-1994 гг
Cергей Белоусов
или
Повесть-сказка
Глава первая
-- Я могу и обидеться, любезный Мизерабль! В последнее время, стоит нам
остаться вдвоем, вы тут же устраиваете мне сцены недостойной и беспочвенной
ревности. Повторяю в последний раз: я люблю свою супругу, все прочие дамы
мне безразличны!
-- Не лгите, Розарио! Я вижу, какими жадными глазами вы смотрите на
Фуриану... Жалкий садовник! Окапыватель кустов!
-- Опомнитесь! Убогий стихоплет! Ничтожество! Даже названия ваших поэм
чудовищны: "Исструение"... "Вымах мги"... Никто не читает ваши опусы, кроме
кучки литературных бездарей!
-- Наш народ туп и ограничен, как вы. Гений заговора... Ха-ха-ха! Ваш
план лопнул! Да-да! Погорел! Если бы не решительные действия князя...
-- Довольно! -- Розарио побагровел, сжал кулаки, зажмурился, делая
попытку успокоиться. -- Вы ищете ссоры -- уверяю, она нам не пристала.
Государственные мужи не принадлежат себе. Простите мои запальчивые слова,
продиктованные раздражением.
-- А чем продиктовано это?! -- Мизерабль бросил в лицо садовника смятый
бумажный лист. -- Враль! Интриган-неудачник! Я нашел письмо на полу, в зале
Совета. Уверен, что Фуриана выбросила его, не читая.
Главный садовник разгладил бумагу. По мере того, как он изучал второпях
набросанные строчки, лоб его озадаченно морщился.
-- "Богиня... -- бормотал Розарио. -- Сгораю без остатка... Готов на
все... Мизерабль -- тряпка, слюнтяй, тюфяк... Лишь в моем райском саду вы
станете царицей..." Чушь, бред! Я не писал этого!
-- А почерк?! Чей это почерк, Советник Розарио?!
-- Почерк мой. -- Розарио пожал плечами. -- И, тем не менее, здесь
ошибка. Я не страдаю провалами памяти......
-- Не в моих правилах убивать безоружных! -- Мизерабль швырнул через
стол дуэльный пистолет, который садовник машинально поймал. Второй пистолет
литератор вытащил из-за пояса. -- К стене! Пусть нас рассудит поединок!
Земляной червяк! Крот! От вас смердит удобрениями!..
Розарио взвел курок, не помня себя от бешенства. Два выстрела слились,
звук их потонул в кожаной обивке стен. Противники рухнули по оба конца
длинного стола для заседаний.
Убедившись, что Советники неподвижны, Сморчков-Заморочкин, наблюдавший
дуэль из соседней комнаты через искусно замаскированную смотровую щель,
открыл потайную дверь и появился в зале.
-- Вот и чудненько, -- шептал он, изучая коллег заботливо, как врач. --
Надо же, прямо снайперы... И один наповал, и другой. Вот и правильно. А то
вы, ребятки, слишком быстро вошли во вкус управления государством. Мне же
слуги нужны, а не советчики. -- Он поднял старомодную трубку переговорного
устройства. -- Немедленно разыскать Советника Флюгерона. Жду его в зале
Малого Совета. Больше никому не входить. Все.
Домик тетушек более всего напоминал теперь неофициальную дачу для
правительственного отдыха. Старушек, щадя их здоровье, редко вызывали во
дворец. Как правило, вся новоявленная верхушка Фантазильи -- вместе или
порознь -- каждый день навещала фей. Атмосфера любви и благожелательности,
царящая здесь, покоряла даже Сморчкова-Заморочкина, бывшего уж точно самым
отъявленным злодеем. Возвращаясь от фей в состоянии умиления и покоя, он
порой ловил себя на желании сделать доброе дело, но всякий раз вовремя
одумывался.
По общему согласию пятерки самозванцев, правивших страной, все
благородные предложения тетушек принимались к исполнению, но большинство из
них тонуло потом в бумажной волоките. Некоторые мелочи выполнялись сразу,
давая всем газетам Фантазильи обильную пищу для славословия. Старушки,
похоже, искренне поверили в собственную значимость и даже слегка ожили.
-- Нет-нет, спасибо огромное! -- Фуриана с сожалением отодвинула пустую
чашку. -- Я выпила уже три! А ваш миндальный пирог с цукатами просто тает во
рту. Боюсь, стану толстой, как бочка. Журналиста, как и волка, кормят ноги.
Хотя бы по этой причине надо беречь фигуру.
-- Не говорите так, деточка! -- огорчилась тетушка Хлоя. -- Мы с Флорой
в вашем возрасте очень любили покушать. Молодой организм требует питания --
это совершенно нормально! Я положу вам ломтик бисквита со сливочным кремом и
орехами. Совсем маленький, не возражайте, пожалуйста. И глоток настоящего
кофе, смотрите, какая пенка! Попробуйте, он вас снова взбодрит!
Спасибо Печенюшкину! Разыскать нас в болоте, вернуть к жизни за сутки -- в
рекордный срок!..
-- Пиччи сказал, что ему помогла Алена, -- поправила тетушка Флора. --
В старом осиннике среди множества обычных пней он вначале запутался.
-- Вафельные трубочки с заварным кремом я приготовила для Аленки!
Персонально! А для Лизы -- малиновые пирожные со взбитыми сливками. Она
замечательная девочка, я так полюбила ее! Веселая, остроумная, а какой
аппетит!.. Но если бы Пиччи-Нюш не обнаружил в подполе, под землей, книгу --
дневник этой ЧУДОВИЩНОЙ особы -- мы бы и сейчас продолжали гнить в сотнях
миль отсюда.
-- Какая низость! -- вздохнула тетушка Флора. -- Она казалась нам такой
симпатичной. Месяца три приходила сюда каждый день, помогала по дому,
выспросила все твои кулинарные рецепты...
-- Мы слишком доверчивы. И не сомневайся, Флора, это хорошо. Жить иначе
противно, главное -- не ожесточиться сердцем... Ой! Подгорел! Флора, ты что,
не чувствуешь запах?!
Тетушка Хлоя проворно выхватила противень из духовки.
-- Ты знаешь, нет! Ох, я так испугалась... По-моему, он совершенно
готов. Сейчас накрою полотенцем, чтобы отмяк. На полчасика, как раз до их
прихода...
Гостиная старых фей чудесным образом выросла в размерах. Неудивительно
-- народа собралось много и почти все были серьезными чародеями. Угощения
хватило с избытком. Производительность тетушки Хлои поражала, не говоря уже
о качестве сладостей. Только печенильный автомат с блинометом могли,
пожалуй, конкурировать с ней, да и то лишь в тесном союзе.
Мануэла исцелилась от безумия полностью и пришла со всеми
родственниками.
Обширное крысиное семейство угощалось на кухне. Феи так и не сумели
вытащить многодетную мать за общий стол. Манеры детишек, разболтавшихся за
время ее болезни, беспокоили Мануэлу. Деликатные пинки и частые заботливые
подзатыльники не были слышны обществу в гостиной.
У окна на этажерке тетушки накрыли специальный стол для одиннадцати
эльфов. Форточку плотно закрыли, чтобы сквозняк не помешал человечкам
пировать. Эльф Светолик, тот,что поджег себя спичкой, лишь бы задержать
бегство Тыщенции Кувырк, выздоровел. Сейчас он уписывал один за другим
крохотные слоеные пирожки, начиненные изюмом и орехами. Лампусик недоумевал:
куда столько входит? Ведь каждый пирожок казался ему таким же, как, скажем,
Алене -- плюшка величиной с блюдце.
Цветы стояли везде -- гости принесли их столько, что у тетушек не
хватило ваз. Волшебникам пришлось быстро создавать новые. Наиболее красивая
получилась, как ни странно, у дона Диего Морковкина. Ваза сама напоминала
цветущую ветвь на матовом хрустальном постаменте. После долгих восторгов ее
признали главным украшением и водрузили в центр стола.
Приняв успех, как должное, Морковкин тем не менее ворчал без остановки.
Чародею казалось, что его разморозили позже, чем следовало, и без соблюдения
должных предосторожностей. Теперь дон Диего ощущал колики в боку, томление
под лопатками, легкую дрожь в коленях и ветер в голове. Хотя, скорее всего,
это были всегдашние безобидные причуды старого мага.
Косоголовому досталось место между Фантолеттой и Ноэми. Окруженный
красавицами, десантник потерял аппетит, и безостановочно крутил головой то
влево, то вправо. Лиза ревности не испытывала.
Никтошка отказался от чая и сладостей, но вовсю поддерживал разговор.
Самонадуваемый слон, побоявшись, что не войдет за стол, уменьшился до
размеров таксы. Хоботом он ловко подкладывал Аленке, сидевшей рядом, все
новые куски торта.
Клара-Генриетта кольцом свернулась на стуле. Над скатертью виднелась
лишь голова змеи. Мишка-Чемпион, справа от нее, большей частью отмалчивался.
После двухлетнего затворничества медведь стал немногословным.
Сестры Зайкины поместились рядом, по левую руку от Дракошкиуса. Справа
от великана сидела Ноэми -- Принцесса Ветров. Видя смущение гостьи, сорок
лет бывшей в этом доме невольной хозяйкой, тетушки обходились с ней особенно
ласково.
Вот первоначальная суматоха улеглась. Старые феи заняли свои места,
вслед за ними уселись и Печенюшкин с Федей, помогавшие накрывать на стол.
Беседа замедлилась и угасла на время. Молчание прерывалось лишь отдельными
краткими репликами. Все сосредоточенно жевали. Лица собравшихся надолго
приняли выражение благоговейного изумления...
-- Пиччи! -- вымолвила Лиза после того, как опустел шестой самовар. --
Мы уже наелись, когда же лекция?
-- Что ты хочешь услышать? -- Печенюшкин притворно удивился.
-- Монолог главного детектива. В романах и пьесах со всякими тайнами
герой-сыщик под конец разъясняет лопухам оставшиеся непонятности. Не знаю,
как остальные, но я -- точно, лопух. И, думаю, не я одна. Ты поклялся
ответить на все-все вопросы! Задавать по одному? Как тебе удобней?
-- Я попробую рассказать всю историю целиком. Такую, какой она мне
представляется сейчас. То, что всем известно, опущу. Потом вопросы -- если
они еще будут. Годится?
-- Договорились! -- Лиза кивнула головой под одобрение
присутствовавших.
-- Тыщенция Кувырк -- порождение Горгульи -- явилась на свет в момент
гибели старой колдуньи. -- Печенюшкин рассказывал медленно, глядя в пустую
чашку, словно в книгу. -- Правильнее всего назвать ее новым воплощением
Горгульи на земле, сохранившим прежнюю память. Многое прояснил дневник
Тыщенции, как я его нашел, расскажу позже. Итак, вначале малютка
действовала, как робот -- слепо и полуосознанно.
Она уничтожила рыбацкую семью и в платьице из парусины возникла перед
Базилевсом из ежевичного рва ребенком, спасшимся в шторм... Когда была
выполнена первая часть задачи, Тыщенция забыла о прошедшем, став, до поры,
до пятилетнего возраста, такой, как все дети. Незадолго до именин силы и
память Горгульи начали понемногу возвращаться к ней.
Для простоты в записях своих Тыщенция Кувырк называла Горгулью матерью,
хотя и сознавала, что это не совсем верно. Она любила Базилевса, мечтала
быть его настоящей дочкой, мучительно страдала от раздвоенности, но... С
каждым прожитым годом злое начало усиливалось, разрастаясь, как опухоль.
Честно говоря, мне жаль ее. Появиться на свет колдовским орудием,
творить зло даже против желания, заслужить ненависть близких, разбить жизнь
приемному отцу и сгинуть по его воле -- кто бы пожелал для себя такого?
Много лет назад, прокляв Базилевса в день рождения племянника, Горгулья
и представить не могла, что в будущем кому-либо удастся воскресить дракона.
Концовку она явно ввернула для эффекта, для пущей красивости. Так что от
Тыщенции и ее прихвостней мы, по сути, избавлены благодаря неосознанной тяге
старой колдуньи к прекрасному.
В нынешнем веке наука осуществляет то, что раньше казалось невероятным
на Земле и даже в Фантазилье. Теоретически воскрешение дракона стало
возможным событием. Тыщенция понимала это. Все силы злой волшебницы уходили
теперь на то, чтобы следить за Дракошкиусом и, по возможности, верите или
нет, беречь его от гибели. Тот, кто не умер, кто жив -- понятно, не
воскреснет. Жизнь Дракошкиуса гарантировала жизнь Тыщенции Кувырк.
Стараясь оказаться к дракону поближе, но не вызывать подозрений,
Тыщенция решила подменить двух тихих старушек фей. Именно ей тетушка Флора
обязана внезапным параличом. Втершись к старушкам в доверие, колдунья
превратила их в два осиновых пня и спрятала в Турахтиновом болоте. Потом она
обернулась тетушкой Флорой, а в тетушку Хлою превратила несчастную,
полностью лишенную воли Ноэми.
Трагедию на острове Люгера Тющенция переживала вместе со всей страной.
Она неустанно казнила себя за то, что не решилась последовать за
Дракошкиусом на Землю, не уберегла его. Все же, пока Мурлыка Баюнович
находился в Драконьей пещере, недоступной ни для кого, колдунья могла
чувствовать себя в относительной безопасности.
Ее спокойствие было недолгим. С тех пор, как я начал искать средство
воскресить Дракошкиуса, Тыщенция стала пытаться избавиться от меня. Кстати,
она, как и я, не задумалась над одним существенным фактом. Дракошкиус
Базилевс -- единственный из драконов, кто упокоился в склепе, во дворе
собственного замка, а не улетел, по традиции, умирать в Драконью пещеру.
Тыщенция сумела отправить меня в изгнание, но не успокоилась.
Уничтожение тела Дракошкиуса -- вот единственное, что развязало бы ей руки,
лишило страха, освободило дорогу во власть и в вечность.
Подыскивать возможных заговорщиков она начала давно. Колдунья сумела
изменить на часок действие Отбеливателя Зависти, выдавшего ложный диагноз
гениальному садовнику Розарио. Она раньше нас обнаружила подлую и низкую
душу в Сморчкове -- незаметном поначалу слуге Великого Мага. Тыщенция
следила за его карьерой и оказывала негодяю поддержку, в тайне даже от него
самого. Колдунья отметила явно чрезмерную напористость известной репортерши
Фурианы и частую ее неразборчивость в выборе средств для достижения успеха.
Новый Волшебный Совет должен был либо открыть Драконью пещеру, либо, в
случае неудачи, вызвать огонь на себя, послужив для колдуньи ширмой. Не
утерпев, Тыщенция внушила Сморчкову идею пригласить тетушек в Совет. Здесь
чувство меры ей изменило. Именно после этого я стал серьезно подозревать
лжефей. Уж слишком ко многим событиям оказались постепенно причастны
бессильные старушки.
Лиза с Аленой опустились во дворик тетушек, как подарок с небес. Прочтя
первую книгу из привезенных ими -- "Вдоль по радуге", Тыщенция поняла, что
ключ к пещере у нее в руках. Если б Никтошка не выкрал сестренок, на другой
день колдунья, заморочив им головы, погнала бы детей в пещеру и уничтожила
там вместе с Дракошкиусом.
Упустив девочек, Тыщенция принялась форсировать заговор. Идея вызвать
Косоголового пришла ей в голову от отчаяния. Колдунья внезапно догадалась о
детском уме нашего друга. Сообрази она раньше об этом -- события могли бы
выйти из-под контроля Клары-Генриетты и Чемпиона... Хотя, пожалуй, вряд ли
-- дыру он бы не прорубил, а за входом Клара на всякий случай приглядывала.
Тыщенция опасалась, что к Ноэми после целебного молока вернутся, хотя
бы частично, прежние силы и память. Она решила спрятать дневник, который,
рискуя, вела многие годы. Закопав его глубоко в подполе, колдунья обратила
внимание на кабель видеотелефонной связи. Отрезать и выбросить кусок --
минутное дело. Кто подумает, что парализованная старушка спускалась в подпол
и вгрызалась, как Железный Крот, на три метра в землю? Зато глуховатая Хлоя
сможет теперь узнавать новости только от сестры. И Печенюшкин, если получит
информацию о бедствиях тетушек без пищи для ума и желудка, наверняка пришлет
на помощь друзей. Значит, будет случай разведать его планы.
Подозревая фальшивую тетушку Флору, я, как мог, подыгрывал ей. Фитилек
рассказывал о нашем путешествии в прошлое -- якобы в предгорья Тибета, за
целебным отваром для воскрешения дракона. Возвращение все оттягивалось. Если
Тыщенция поверила эльфу, она ждала нас только через неделю.
После смерти колдуньи я обследовал дом. В подполе, когда чинил кабель,
заметил вдруг, что земля под ним рыхловата. Я возился полдня, как сапер.
Ожидал любого, самого неприятного сюрприза, но вместо этого нашел дневник...
Никому бы не посоветовал читать его на ночь!.. Тыщенция подробно описывала
свои злодейства, затем для самооправдания доказывала их необходимость. Так я
узнал, где искать тетушек...
-- Мурлыка Баюнович! -- Лиза нарушила долгое молчание. -- Наверное,
глупо спрашивать? И все-таки -- тебе не жаль Тыщенцию? Ведь она родилась
чудовищем, мучилась и ничего не могла с собой поделать.
-- Я никому не рассказывал о проделках сестры, -- тихо проговорил
Дракошкиус. -- Как-то я гостил у дяди, а ей еще не было четырех -- она
незаметно приклеила мой хвост к полу столярным клеем... Когда я спал,
малютка любила обрезать мне усы -- от этого драконы теряют нюх. Лет семи она
подсыпала в мой завтрак пригоршню толченых иголок, чуть не отправив на тот
свет. В двенадцать Тыщенция повесила мне на шею подарок -- колокольчик. Он
взорвался, и я на полгода оглох... В семнадцать она исчезла, украв ту,
которую я любил больше жизни... Жалею ли я ее? Если честно, Лизонька, то...
да!
На Главной площади Феервилля, стоя на пьедестале памятника сестрам
Зайкиным, Печенюшкин принимал парад. Обнаженная шпага в его руке была
вытянута вперед, солнечные лучи отвесно падали на клинок.
Рыжеголовые колонны тянулись нескончаемо. На втором часу парада Лизе
стало казаться, что где-то за площадью демонстранты замкнуты в кольцо, и
перед ней уже в который раз проходят одни и те же. Девочка тихонько
поделилась сомнениями с Федей.
-- Это тебе, Лизок, сплошная рыжесть глаза застит, -- развеял ее
подозрения домовой. -- Миру тут не счесть. Треть страны, почитай, в город
съехалась. Народ у нас восторженный, дружный. Ну и краски, знамо дело, не
жалеют. Рыжим быть нынче в моде.
-- Почести, почести -- даже неприятно. Скоро ему начнут хвост
облизывать. Пиччи же независимый, зачем он согласился на такое?
-- Первый и последний раз дал себя уговорить. Самому стыдно. --
Печенюшкин возник рядом с друзьями, в замке, у окна, выходящего на площадь.
-- Все равно учиться приходится на собственных ошибках.
Аленка сделала недоуменную рожицу.
-- Пиччи, а там -- тоже ты! На улице, со шпагой. Это фокус?
-- Вроде того. Очередная кукла. Парад закончится, она пропадет. Но
сначала я сам стоял, по правде! Надоело, да и некогда. Сестренки! Судя по
зареванным физиономиям, вы уже со всеми попрощались? Нам по пути. Хотите,
подброшу домой?
-- Ты куда?! -- испугался Федя. -- Дел еще не считано не меряно! Как
друга прошу -- возьми бразды! Глазом моргнуть не успеешь, как мы тебя
Великим Магом изберем. Сними груз с души! Мне, опосля всех ошибок, перед
народом неловко!
-- Ошибки исправлены, -- утешал Печенюшкин. -- Народ по новой встал на
единственно верный путь. Я быстро вернусь, Федор Пафнутьевич, помогу, если
что. Добьем дела -- и на каникулы! Лет двести я не отдыхал? Не помню...
Аленка, Лиза, тут у нас вроде неплохая компания сколачивается. Поедете летом
в город Люгера? Тогда обещайте хорошо учиться.
-- Клянемся! -- торжественно ответили сестры Зайкины.
-- Задержитесь хоть маленько! -- убивался домовой. -- Завтра честь по
чести проводы устроим. С музыкой, с речами, с хороводами!.. Куда собрались
на ночь глядя?!
-- Эпидемия в Там-Тарантасии! -- огорчил Печенюшкин. -- Если поспешить,
можно оборвать в зародыше. Сестренки, поглядите, тут подарки для вас!
-- А Косоголовый? -- вспомнила Лиза. -- Мы совсем недавно от
Дракошкиуса. Он там был. Давай и его подбросим.
-- Уже отправлен. -- Пиччи-Нюш деликатно подталкивал сестренок к столу,
где были сложены подарки. -- Другой дорогой. В Австралии наверняка с ним
увидимся. Смотри, Лиза, тебе это, кажется, нравилось?..
-- Ну, коли так!.. -- Федя раскрыл объятия и решительно надвинулся с
поцелуями.
Палец, ушибленный молотком, и два согнутых гвоздя. Мелочи, правда?
Третий гвоздь победно торчал из стены, и Лиза, напевая марш рыжих
демонстрантов, вешала на стену картину "Огурец, которого сторонились".
Второе, короткое путешествие с Печенюшкиным осталось позади. Мальчуган
действительно очень спешил. Во дворце, среди подарков, каким-то образом
оказались все пожитки сестренок: санки, простынка, швабра, куртки, рюкзаки.
Тюльпан опять превратился в луковицу и лежал на бархатной подстилке в
кастрюльке. Весь багаж сам собой аккуратно упаковался, обернутый в простыню
тюк опоясала, завязавшись наверху бантом, атласная рыжая лента.
Груз лег на санки, сверху Пиччи усадил девочек, помахал Феде, прощаясь,
и решительно намотал на руку веревку от саней.
-- Поехали-и-и! -- закричали четверо.
Глянув вниз, Лиза обнаружила, что пол под ними не виден. Санки и
Печенюшкин стояли на огромной призрачной ладони, светящейся всеми цветами
радуги.
Ладонь сомкнулась в горсть, сияние вокруг нестерпимо усилилось, и Лиза
с Аленкой невольно зажмурили глаза. Когда же девочки рискнули открыть их, то
оказались... Правильно! Дома, посреди детской.
Алена шевельнулась, тюк накренился, падая с санок, сестры полетели в
стороны и счастливо очутились на своих диванчиках. Печенюшкина в комнате не
было.
-- Солидно! -- Лиза, отойдя к противоположной стене, разглядывала
полотно. -- От такой картины любой уколется! Аленка, погляди, не косо?!
-- Даже не хипло! -- одобрила сестра. -- Слушай, на часах половина
третьего. Записка твоя на месте. Если б не подарки, никто бы и не узнал, что
мы уезжали.
-- Зачем скрывать? Раз мы живы-здоровы, родители волноваться не станут.
Мы их покормим и за блинами все расскажем. Кстати, сейчас масленица.
-- Здорово! Ух ты, мой славненький! -- Алена погладила
портфель-блиномет. -- Это сколько же мы денег сэкономим! Попросим, чтобы
часть нам дали на шоколадки?
Блиномет, зарытый Тюнь-Пунем тысячу лет назад в заранее условленном
месте, Печенюшкин успел откопать. Машину времени он размонтировал, но все
прочие свойства портфель сохранил. Теперь Алена с Лизой на равных стали
владелицами транспортно-кормильного средства. Девочки предвкушали
удовольствие от будущего появления в школе. Они вот только не решили еще, во
что превратить портфель сначала -- в танк или в балаганчик. Лиза опасалась,
что сам, без Никтошки, балаганчик двигаться не будет.
-- Лизочкина, что если маме браслеты подарить? -- Два обруча Аленка
застегнула на правом запястье, три на левом и сейчас разглядывала камни,
терла их, послюнив палец. -- Или дареное не дарят? Ты как считаешь?
-- Они твои... -- Лиза все любовалась картиной. -- Ты их и мне не имела
права передаривать. Отдай маме в пользование. Лет на семь или пятнадцать.
Аленка кивнула, соглашаясь.
-- Так я и не узнала -- от кого. Все обещали, и никто не выяснил. А
когда прощались, я забыла спросить.
-- Подумаешь, секрет! -- улыбнулась Лиза. -- Для тебя одной. Это
Лампусик, глупая! Он в тебя по уши влюбился! Краснел, вздыхал, стеснялся.
Тоже, нашел Дюймовочку...
-- Лампусик!.. -- Алена неожиданно всхлипнула. -- Вот дурачок! Он такой
хороший, Лизка. Почему мне его сделалось жаль?
-- Потому что ты его иначе любишь. Как верного друга. -- Лиза рассеянно
глядела на открытую "кукольную" полку в мебельной стенке. Там, среди
игрушечной мебели, стояли, сидели и лежали главные сокровища сестер.
Красавица блондинка Барби с дочкой Нэнси, мужем Дэном и
подругой-брюнеткой Ниа -- прошлогодние американские трофеи. Ляпус-Петя в
плаще до пят. Китайский пес из Лондона и китайский медвежонок из Стамбула.
Плюшевый гном в красном колпаке. Стеклянная змея в короне, похожая на
Клару-Генриетту. Розовая длинношерстная обезьянка без хвоста... Перечень
лучше оборвать, иначе не хватит страницы.
-- Он для тебя ненастоящий, как эти куклы, -- продолжала старшая
сестра. -- Точнее, не как они, но все равно, сказочный... Ну, словом, не
подходящий тебе. Ты это понимаешь, оттого и жалеешь Лампусика... Ох, в
голове-то я понимаю, а словами выразить трудно. Короче, не задумывайся, тебе
еще рано.
На удивление присмиревшая Аленка лишь робко покачала головой,
сомневаясь.
-- Давай, лучше я тебе стихи почитаю, -- предложила Лиза. -- Те,
которые Пиччи мне посвятил.
-- В четвертый раз? Зачем? Я их почти выучила.
-- Тогда отсюда. -- Лиза сняла с книжной полки потрепанный томик. --
Марина Цветаева. Печенюшкин сильно рекомендовал почаще читать настоящую
поэзию. Открываем наугад...
Посреди комнаты -- огромная изразцовая печка,
На каждом изразце -- картинка:
Роза -- сердце -- корабль. --
А в единственном окне --
Снег, снег, снег...
-- Покажи! -- Алена, подлетев к сестре, уставилась на страницу. -- Нет,
это другое. А я испугалась...
-- Чего ты испугалась, трусиха?! -- тормошила сестренку Лиза.
-- Так, сама не знаю... Уже прошло...
Алене было хорошо и немножко грустно. Полчаса назад, когда Лиза
выходила в ванную, она, выдвинув нижний ящик шкафа с нехитрым своим добром,
приклеила скотчем к его дну сложенный вдвое и упрятанный в конверт листок.
Вот что было на нем: шестнадцать строчек неравной длины, летящая быстрая
подпись и, как три росчерка, рисунок внизу -- роза, сердце, корабль.
Год назад она была младше и глупее. Теперь же -- Алена знала -- она не
станет огорчать сестру. Пусть листок, подаренный вчера Печенюшкиным,
спокойно лежит в тайнике. Аленка не покажет его НИ-КО-МУ...
-- Ленка! -- разбиравшая рюкзак Лиза выдернула руку, словно наткнулась
на ежа. -- Забыли!! -- Треугольная призма светилась у нее на ладони. --
Последнюю пирамидку забыли! С живой водой! Что мы будем с ней делать?!
Неужели, вернем?! Как ты думаешь, она не испортилась?!.
Аленка, поворачивая голову, внезапно задержалась взглядом на
"кукольной" полке. В коричневых, круглых ее глазах заблестели хитрые золотые
искорки. На лице -- сосредоточенном, серьезном -- медленно расцветала
улыбка.
1993-1994 гг
Cергей Белоусов
или
Повесть-сказка
Глава первая
-- Я могу и обидеться, любезный Мизерабль! В последнее время, стоит нам
остаться вдвоем, вы тут же устраиваете мне сцены недостойной и беспочвенной
ревности. Повторяю в последний раз: я люблю свою супругу, все прочие дамы
мне безразличны!
-- Не лгите, Розарио! Я вижу, какими жадными глазами вы смотрите на
Фуриану... Жалкий садовник! Окапыватель кустов!
-- Опомнитесь! Убогий стихоплет! Ничтожество! Даже названия ваших поэм
чудовищны: "Исструение"... "Вымах мги"... Никто не читает ваши опусы, кроме
кучки литературных бездарей!
-- Наш народ туп и ограничен, как вы. Гений заговора... Ха-ха-ха! Ваш
план лопнул! Да-да! Погорел! Если бы не решительные действия князя...
-- Довольно! -- Розарио побагровел, сжал кулаки, зажмурился, делая
попытку успокоиться. -- Вы ищете ссоры -- уверяю, она нам не пристала.
Государственные мужи не принадлежат себе. Простите мои запальчивые слова,
продиктованные раздражением.
-- А чем продиктовано это?! -- Мизерабль бросил в лицо садовника смятый
бумажный лист. -- Враль! Интриган-неудачник! Я нашел письмо на полу, в зале
Совета. Уверен, что Фуриана выбросила его, не читая.
Главный садовник разгладил бумагу. По мере того, как он изучал второпях
набросанные строчки, лоб его озадаченно морщился.
-- "Богиня... -- бормотал Розарио. -- Сгораю без остатка... Готов на
все... Мизерабль -- тряпка, слюнтяй, тюфяк... Лишь в моем райском саду вы
станете царицей..." Чушь, бред! Я не писал этого!
-- А почерк?! Чей это почерк, Советник Розарио?!
-- Почерк мой. -- Розарио пожал плечами. -- И, тем не менее, здесь
ошибка. Я не страдаю провалами памяти......
-- Не в моих правилах убивать безоружных! -- Мизерабль швырнул через
стол дуэльный пистолет, который садовник машинально поймал. Второй пистолет
литератор вытащил из-за пояса. -- К стене! Пусть нас рассудит поединок!
Земляной червяк! Крот! От вас смердит удобрениями!..
Розарио взвел курок, не помня себя от бешенства. Два выстрела слились,
звук их потонул в кожаной обивке стен. Противники рухнули по оба конца
длинного стола для заседаний.
Убедившись, что Советники неподвижны, Сморчков-Заморочкин, наблюдавший
дуэль из соседней комнаты через искусно замаскированную смотровую щель,
открыл потайную дверь и появился в зале.
-- Вот и чудненько, -- шептал он, изучая коллег заботливо, как врач. --
Надо же, прямо снайперы... И один наповал, и другой. Вот и правильно. А то
вы, ребятки, слишком быстро вошли во вкус управления государством. Мне же
слуги нужны, а не советчики. -- Он поднял старомодную трубку переговорного
устройства. -- Немедленно разыскать Советника Флюгерона. Жду его в зале
Малого Совета. Больше никому не входить. Все.
Домик тетушек более всего напоминал теперь неофициальную дачу для
правительственного отдыха. Старушек, щадя их здоровье, редко вызывали во
дворец. Как правило, вся новоявленная верхушка Фантазильи -- вместе или
порознь -- каждый день навещала фей. Атмосфера любви и благожелательности,
царящая здесь, покоряла даже Сморчкова-Заморочкина, бывшего уж точно самым
отъявленным злодеем. Возвращаясь от фей в состоянии умиления и покоя, он
порой ловил себя на желании сделать доброе дело, но всякий раз вовремя
одумывался.
По общему согласию пятерки самозванцев, правивших страной, все
благородные предложения тетушек принимались к исполнению, но большинство из
них тонуло потом в бумажной волоките. Некоторые мелочи выполнялись сразу,
давая всем газетам Фантазильи обильную пищу для славословия. Старушки,
похоже, искренне поверили в собственную значимость и даже слегка ожили.
-- Нет-нет, спасибо огромное! -- Фуриана с сожалением отодвинула пустую
чашку. -- Я выпила уже три! А ваш миндальный пирог с цукатами просто тает во
рту. Боюсь, стану толстой, как бочка. Журналиста, как и волка, кормят ноги.
Хотя бы по этой причине надо беречь фигуру.
-- Не говорите так, деточка! -- огорчилась тетушка Хлоя. -- Мы с Флорой
в вашем возрасте очень любили покушать. Молодой организм требует питания --
это совершенно нормально! Я положу вам ломтик бисквита со сливочным кремом и
орехами. Совсем маленький, не возражайте, пожалуйста. И глоток настоящего
кофе, смотрите, какая пенка! Попробуйте, он вас снова взбодрит!