Белов переглянулся с Космосом, потом посмотрел на уткнувшегося в пол Пчелу и сказал:
   — Есть…
* * * * *
   В операционной было тихо. Слышалось только попискивание приборов, подключенных к неподвижному Филу, и его тяжелое, свистящее дыхание. Голову раненого закрывала плотная белоснежная шапка из бинтов. На соседней с ним койке лежал Пчела. Их руки соединяло какое-то устройство с толстыми желтоватыми трубками, по которым текла кровь.
   Пчела оторвал взгляд от бледного лица друга и, повернув голову, уставился в потолок.
   То, что он прочитал в глазах Белова и Космоса, не оставляло сомнений — его участь предрешена. И никакие просьбы и уговоры не могут ничего изменить. Надеяться ему было не на что.
   Правда, еще оставалась Оля… Но что она сможет сделать? О взрыве ей известно еще меньше чем ему, где и как она сможет найти доказательства его невиновности?!
   Эх, Оля, Оленька…
   Пчела вдруг вспомнил их недавнюю встречу в боулинге. Странно… Тогда он, видя как страдает Оля, всей душой хотел помочь ей, но реально ничего сделать не мог. Теперь — наоборот. В аптеке Оля тоже увидела, в какой переплет попал Витя, и тоже ничего не в состоянии сделать…
   Как странно поворачивается жизнь…
* * * * *
   Шмидт и трое его бойцов дежурили в коридоре возле операционной.
   — Братва, что с Пчелой-то будет? — спросил один.
   Шмидт, единственный, кто знал ответ на этот вопрос, промолчал. Ответил другой боец, лениво прохаживающийся по коридору.
   — Иваны потрут… — кивнул он в сторону кабинета главврача. — Если сойдется, намажут ему лоб зеленкой.
   — Да-а, блин… — задумчиво вздохнул тот, что спрашивал. — Вот так живешь, живешь… А прокололся раз — и уже не живешь.
   К разговору подключился третий браток. Недоуменно пожав плечами, он спросил:
   — Я одного не пойму: на черта Белому эти понты с переливанием? У меня, например, тоже третья отрицательная…
   Шмидт пристально посмотрел на него и совершенно спокойно сказал:
   — Глупый ты. Саша ему час жизни подарил…
* * * * *
   В кабинете главврача надрывались телефоны. Поочередно звонил то один мобильник, то другой — на них не обращали внимания. Космос сидел на стуле, сцепив перед собой ладони и низко опустив голову. Белый полулежал в кресле и вертел в руках пистолет, заглядывая в черное отверстие ствола. Оба тягостно молчали. Снова зазвонил телефон.
   — Выруби их на хрен все, — вполголоса попросил Белов. — Башка трещит…
   Космос молча встал и отключил оба мобильника.
   — Кос, у тебя дурь есть? — вдруг спросил Белый.
   — Откуда, Сань? — пожал плечами друг. — Ты же знаешь, я завязал.
   — Да не парь ты мне мозги, хирург! — поморщился Саша. — Давай…
   Вздохнув, Космос достал из кармана пакетик с порошком и, надорвав его зубами, отсыпал дозу на календарный листок. Белый спрятал пистолет за спину и придвинул листок к себе. С некоторым любопытством он взглянул на горку кокса и усмехнулся:
   — Столько лет на этой дряни лавэ делал, а так ни разу и не попробовал. Покажи хоть, как ее?
   Космос пододвинулся ближе, сноровисто измельчил порошок перочинным ножичком, свернул еще один листок в тонкую трубочку и подал Саше.
   — Прижми к ноздре… — деловито подсказывал он. — Да, вот так… И втягивай…
   — Носом?
   — Ну а чем еще? — усмехнулся Космос. — Ты глянь, как я…
   Наклонившись к столу, он с шумным всхлипом вдохнул порошок. Следом за ним то же самое сделал и Саша.
   — Ну и что? — недоуменно спросил он.
   — Ну что, немеет нос-то? — улыбаясь, Космос потеребил пальцами свой шнобель.
   — Да ни фига…
   — А холодок чувствуешь?
   — Хрен там, а не холодок. Ну-ка сыпани еще чуток… — попросил Белов.
   — Во вторую? На… — Космос насыпал «а листок еще немного кокса.
   Саша повторил процедуру другой ноздрей. То же сделал и Космос.
   — Ну что?
   — Да ни хрена!
   — Ну тогда в десну попробуй. Вот так, — послюнив мизинец, Космос обмакнул его в порошок и стал втирать его в верхнюю десну.
   Белый скопировал все его действия и, пошуро-вав пальцем у себя во рту, с брезгливостью сплюнул.
   — Немеет? Как у зубного?
   — Не-а… — покачал головой Белов.
   — Ну я не знаю, Сань… — пожал плечами Космос. — Может тебя просто с первого раза не берет?
   Саша откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Спустя минуту он открыл их и, подавшись к другу, прошептал:
   — Кос, у меня рука не поднимется.
   — У меня тоже… — согласно кивнул Космос. — Шмидту дадим.
   — Я в принципе…
   Космос помолчал и выложил еще один аргумент:
   — Из ментовки звонили. По экспертизе, дистанционный заряд в салоне стоял. Так что это или сам Фил, или Пчела. Они с утра вместе ездили.
   Саша молча покивал головой и, снова откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза…
* * * * *
   А в операционной Пчела растерянно следил, как его кровь перетекает по желтым трубкам в неподвижное тело Фила. Вместе с кровью утекало и время и его, Вити Пчелкина, жизнь. Еще немного — десять, двадцать минут — и хорошенькая медсестричка отдаст его Шмидту. И тогда — все, конец!
   Неожиданно ему подумалось: «А хорошо бы было, если б все осталось как сейчас. Чтобы о нем забыли на час или два. Он отдал бы Филу всю свою кровь и тихо угас, без страданий и мук. А в друга с кровью перешла бы его жизнь, и он бы поправился…»
   Тихо открылась дверь, и в операционную вошла медсестра.
   «Что?! Уже?!» — вздрогнул Пчела.
   Но девушка лишь проверила работу приборов и, улыбнувшись донору, подбодрила его:
   — Потерпите, осталось минут десять, не больше…


LII


   Белова все-таки пробрало. Его подернутый мутной пеленой мозг стал осязаем, как рука или нога. Более того, Саша стал физически чувствовать, как в нем двигаются, растут и тают отдельные мысли. И хотя их было немного, это новое, удивительное ощущение было восхитительным.
   Блаженно улыбаясь, он подошел к развалившемуся в кресле Космосу и попросил:
   — Кос, дай еще, а?
   — Сань, это все равно не поможет, — апатично возразил Космос. — Только хуже будет — я же знаю!
   — Дай, я сказал! — он сел верхом на стул и привалился к столу.
   С идиотской ухмылочкой Белый принялся требовательно стучать по столешнице. Космос рассмеялся, достал из нагрудного кармана пакетик с порошком и швырнул его Белому:
   — Ну, как знаешь…
   Вдруг распахнулась дверь. В кабинет стремительно ворвалась возбужденная Ольга с видеокамерой в руках, следом за ней вошел мрачный Макс.
   — Саша, где Витя? — с порога выпалила она.
   — Какой тебе еще Витя? — порохом вспыхнул Белый и закричал: — А ну рот закрой сейчас же!
   — А ну не ори на меня! — закричала она еще громче — зло и презрительно. — Придурок чертов!
   Побелев, Саша вскочил к ней навстречу. Стул из-под него с грохотом отлетел к стене.
   — Ты что мелешь?! — задохнулся от ярости Белый и что было мочи завопил, указывая на дверь: — Заткнулась!!! А ну вон пошла! Вон! Я сказал — вон пошла!!!
   Белый орал, брызгая слюной и выкатив на жену совершенно безумные, полные тупой звериной ярости глаза. Зрелище было настолько ужасное и отвратительное, что Ольге захотелось провалиться сквозь землю. Но вместо этого она сцепила зубы и изо всех сил врезала кулаком по этой омерзительной роже.
   Белов взревел и кинулся на нее. Его успел перехватить Макс, но на того сзади бросился Космос. Белый выхватил из-за пояса свой «Глок»…
   — Саш, послушай! — успел сказать Макс, и тут же Белый железной рукой вцепился в его горло.
   — Ты! Тварь! В глаза! — с жутким оскалом ревел он. — А ну в глаза мне! Ты на кого руку поднял?! Падаль!
   — Саш, опусти дуру, я все объясню… — хрипел Макс. — Я не при делах…
   На шум прибежал Шмидт. Он с ходу перехватил руку Белого и задрал пистолет к потолку. И тут прорвало Ольгу.
   — Мужики, вашу мать! — заполошно прокричала она. — Вы мужики или кто?
   Ее неистовый вопль несколько отрезвил мужчин. Они замерли, повернувшись как по команде в ее сторону. Глаза Ольги пылали гневом, она хотела было еще что-то добавить, но лишь судорожно вздохнула. Положив камеру на стол, она резко развернулась и выбежала из кабинета.
   Чуть помедлив, Белов опустил пистолет и, опустив голову, растерянно посмотрел вслед Ольге.
   Макс сумел воспользоваться паузой и в двух словах объяснил, что удалось обнаружить Ольге.
   — Покажи… — недоверчиво буркнул Белый.
   Видеокамеру с откинутым миниатюрным монитором включили на воспроизведение и установили на столе. Кругом сгрудились Саша, Космос и Макс. Сзади тянул шею Шмидт, стараясь разглядеть экран через их плечи.
   — Дату видите? Сегодня, одиннадцать тридцать, — комментировал запись Макс. — После съемок он отвез Ольгу в больницу, а потом поехал на встречу с Асланом.
   Изображение на мониторе несколько раз перевернулось, чередуя землю и небо. Так бывает, когда невыключенную видеокамеру передают из рук в руки. Затем на экране появились шагающие ноги и муляж головы Фила, которую держала за волосы чья-то рука.
   — Вот, видите? Он камеру забыл выключить, — пояснил Макс.
   Картинка относительно стабилизировалась, и стало понятно, что по-прежнему невыключенную камеру положили внутрь машины, на полку за задним сиденьем. Издали послышался обрывок разговора:
   — Валер, ты обедать будешь? — спросил какой-то мужской голос.
   — А что там? — раздался до боли знакомый голос друга.
   — Рыба, как обычно…
   — Ладно, Миш, давай. Только скорее — мне ехать надо! — снова Фил…
   На экране замелькали полосы — это Макс запустил перемотку записи вперед.
   — Сейчас… — буркнул он и снова включил воспроизведение.
   На первом плане, на заднем сидении, лежала сумка Фила, из которой торчал нос муляжа. В машине было пусто. Вдруг дверца автомобиля распахнулась, в кадре появились чьи-то руки. Они залезли в сумку Фила и вытащили его резиновую голову.
   — Ага, сейчас… Вот, — бормотал Макс.
   Перевернув голову шеей вверх, руки неизвестного аккуратно вставили внутрь полого муляжа опутанный проводочком продолговатый предмет, а потом что-то докрутили сверху.
   — Пластид с радиодетонатором, — вполголоса пояснил Макс. — Вот он взводит устройство, и все, дело сделано. Теперь только на кнопку нажать…
   Закончив операцию, руки ловко вернули муляж в исходное состояние. Холеная ладонь неизвестного осторожно похлопала резиновую голову Фила. А потом человек наклонился к муляжу и поцеловал его в щеку. Макс тут же нажал на кнопку. Изображение застыло в стоп-кадре.
   На мониторе видеокамеры был продюсер картины и бывший любовник Ани Андрей Кордон.
   — Твою мать!!! — жахнул кулаком по столу Белый.
   Космос прорычал что-то нечленораздельное, отошел в сторону и несколько раз крепко приложился лбом о стенку.
   — Так это он из-за Аньки, что ли? — растерянно спросил Белов.
* * * * *
   «Как же так?» — не мог понять он. Ведь всего неделю назад, в боулинге, он спрашивал у Аньки о Кордоне. Она тогда ответила, что тот стал таким заинькой! Купил ей квартиру, дал роль в новой картине. Теперь у них исключительно деловые отношения: она — актриса, он — продюсер…
   А он, Белов, в ответ еще, помнится, сострил:
   — Анюта, бойся нанайцев, дары приносящих!
   Выходит, эту метелку он предостерег, а сам…
* * * * *
   — Неужели из-за Аньки? — повторил Саша, повернувшись к Космосу.
   — Плюс он Филу с прошлых картин около ста штук должен, — веско добавил тот.
   — Иуда! — прошипел сквозь стиснутые зубы Белов.
   В дверном проеме появился охранник. Мотнув стриженной головой куда-то в сторону, он пробасил:
   — Там это… перелили уже все… Куда Пчелу-то?
   Белый с Космосом вскочили и бросились из кабинета.
   По длинному больничному коридору навстречу им из операционной везли на каталке бледного Пчелу. Он повернул голову на шум шагов и увидел стремительно идущих к нему Сашу, Космоса и Макса.
   Вдруг Космос не выдержал, выхватил пистолет и сорвался на бег. За ним бросился Белый.
   — Космос, ствол убери, он же не знает! — закричал он.
   Пчела в ужасе закрыл глаза и перекрестился дрожащей рукой. Двое санитаров в испуге вжались в стену.
   Подбежав к каталке, Космос с размаху упал на колени. Ничего не соображающий Пчела попытался подняться, но его накрыла тяжелая рука Космоса. Рукояткой вперед он совал Пчеле своего «Стечкина» и исступленно кричал:
   — Прости, прости, брат! Витя, на! Убей меня, убей меня, недоумка! Совсем я шизанулся, прости меня, брат, очень прошу! Бей меня, бей, бей, бей! — он схватил руку Пчелы и стал ею хлестать себя по щекам.
   Сзади подошел Белый и положил ладонь на мелко вибрирующее плечо Пчелы.
   — Прости, брат, — тихо сказал он. Ошарашенный таким поворотом Витя Пчелкин, ничего не понимая, молча переводил совершенно растерянный взгляд то на Космоса, то на Белова, то на санитаров, то на пистолет. Медленно и трудно в его подавленном сознании рождалось понимание — чудо произошло, он спасен!


LIII


   Пчелу прямо на каталке привезли в кабинет главврача. Пока Белый втолковывал все еще растерянному другу, кто организовал взрыв «мерина» Фила, Космос успел обшарить все шкафы и тумбочки кабинета. Улов оказался невелик: початая бутылка «Мартини», четверть полузасохшего батона, банка красной икры да несколько пузатых пузырьков со спиртом.
   «Мартини» единогласно было решено убрать назад, а остальное выставили на стол, подкатили к нему каталку с Пчелой и занялись приготовлениями. Космос разливал и разбавлял спирт, Белый намазывал Пчеле огромный бутерброд с икрой, а сам «реабилитированный» просматривал запись, которая спасла ему жизнь. Когда на мониторе появился Кордон, он нажал на паузу.
   — Да, нехороший человек, — пробормотал все еще бледными губами Пчела, рассматривая склоненное к муляжу лицо продюсера.
   Космос аккуратно вынул из его рук камеру и вставил вместо нее стакан:
   — Да ладно ты, Пчел… На вот лучше!
   — Прости нас, брат, — Белов подал ему бутерброд и поднял свой стакан. — Вот наломали бы мы дров!
   — Фил… — Пчела вдруг запнулся и с трудом договорил: — Фил простит…
   Друзья сдвинули стаканы и молча выпили…
   Через час все трое были пьяны в дым. Космос с Беловым — от спирта и нервотрепки, Пчела — от алкоголя, кровопотери и еще более жестокой нервотрепки.
   Изрядно окосевший Космос бесцельно блуждал по кабинету, а Пчела с Белым, обнявшись, сидели на каталке.
   — Ну, как ты сейчас? — ласково поглаживая Пчелу по голове, невнятно выговорил Саша.
   — Отошел… практически… — с трудом ворочая языком, вяло кивнул Пчела.
   — А мы с Космосом… — Саша прижался лбом к виску друга и шумно вздохнул. — Ты даже себе не представляешь, как мы переживали!
   — А я… испугался… — признался Витя. — Реально испугался, понимаешь, Сань? Но я вас не виню! — он тряхнул опущенной головой. — Я бы тоже на меня подумал…
   — А ты почему мне не позвонил? — надувшись от обиды, спросил Белов. — Е-мое, Пчелкин, мы же братья, ну?
   — Испугался, чуть в штаны не наложил… — Пчела тихо хихикнул и вдруг разразился длинной матерной тирадой.
   Услышав это, Космос остановился как вкопанный и немедленно двинулся к Пчеле.
   — Забыл конвенцию, Пчелиный глаз? — Дурачась, грозно спросил он. — Мы же с первого класса вместе, так? — навалившись на него сзади, Космос дал ему щелбана.
   — Эй, Космодром, завязывай… — неуверенным движением Саша попытался перехватить руку Космоса.
   Тот неожиданно ловко увернулся и отвесил Пчеле второй «бобон»:
   — И за все, что мы делаем, мы отвечаем тоже вместе! — с пьяной назидательностью проговорил он.
   Пчела вздрогнул и робко попытался прикрыть темечко. Саша вцепился в руку обидчика, но Космос все-таки приложился к голове друга и в третий раз.
   — А почему? А потому что мы — Бригада!!! — куражась, захохотал он.
   Пчелу, наконец, пробрало, и он взревел:
   — Да ты что, Косматый?! Я тебя сейчас!
   Отклонившись назад, он вцепился в шею Космоса. Саша со смехом тащил его в сторону от Пчелы. Все трое сцепились в единое целое и, не удержавшись, рухнули с каталки.
   Словно малые дети, они, смеясь и ругаясь, катались по полу. И тут открылась дверь и в кабинет вошла хмурая Ольга.
   — Перестаньте! — воскликнула она. — Саша! Валера в коме!
   Все еще хихикая, Саша сел на колени и рассеянно переспросил:
   — Что?
   — Я только что из реанимации. Валера в коме, — медленно и раздельно повторила Ольга.
   Белов, Космос и Пчела тяжело дышали, не сводя с Ольги недоумевающих глаз. Сказанное Ольгой слишком медленно достигало их задурманенных мозгов, и так же медленно с лиц друзей сползали беспечные улыбки…
   Спустя двадцать минут, умывшись и приведя себя в порядок, притихшие друзья подошли к реанимационному боксу. Входить в него они не решились, встали рядком у окошка в двери и заглянули вовнутрь.
   Приглушенный свет ночника освещал стоящую вдоль стен разномастную аппаратуру, расцвеченную огоньками индикации. На экране осциллографа непрерывной чередой бежали острые зубчики импульсов.
   Посредине бокса лежал опутанный трубками и проводами Фил. Его лицо почти целиком скрывала маска аппарата искусственного дыхания, а незакрытые участки кожи поражали мертвенной бледностью.
   Рядом с ним сидела сжавшаяся в комок Тамара. Сильно подавшись вперед, она держала в своих руках безжизненную ладонь мужа. По ее лицу одна за другой катились еле заметные бусинки слез. И никто в мире не мог их ни унять, ни утереть…



Эпилог


   Солнце над Москвой только-только взошло. На Воробьевых горах дул резкий, пронизывающий ветер. Белый, Пчела и Космос в расстегнутых пальто стояли на своем старом месте — там, где семь лет назад давали друг другу клятву. Они молча смотрели на раскинувшийся перед ними город.
   Очередной порыв ледяного ветра заставил Белова поежиться.
   «Холодно как, — подумал он. — Зима еще толком не началась, а уже так холодно…»
   Зима, действительно, только начиналась, и настоящие — жестокие и лютые — холода были впереди.
   Повернувшись к друзьям, Саша протянул им руку с золотым «Радо», ее накрыла рука Пчелы с «Ролексом»… Они выжидающе взглянули на Космоса, но тот, подняв руку перед собой, показал им голое, без часов, запястье. Белов промолчал и только печально кивнул головой.
   Вдруг совсем рядом — метрах в десяти — остановилась видавшая виды иномарка. В ее салоне гремела лихая, оглушительная музыка. Из машины, передавая друг другу бутылки с пивом, выбрались четверо совсем юных пацанов. Они по-хозяйски расположились на парапете и завели о чем-то разговор, поглядывая на своих соседей.
   Было видно, что пацаны по достоинству оценили и их огромный черный «мерин», и крутой прикид, и джип с охраной чуть поодаль. Но они заметили и другое — разбитое лицо Космоса, мертвенную бледность Пчелы и угрюмый вид Белого. Ребята явно догадались, что за люди оказались рядом с ними в такую рань.
   И вот что странно — несмотря на то, что пацанам, без сомнения, было понятно, кто эти трое, в их любопытных взглядах, тем не менее, отчетливо читались и восхищение и зависть.
   Эх, Русь, Русь! Куда несешься ты?..