Страница:
Всадники заметили падавшее дерево лишь тогда, когда оно уже начало свое движение вниз. Лошади испуганно заржали, люди окоченели от ужаса. Но избежать опасности они не успели. Рухнувшая скватела всей массой своей кроны накрыла двух всадников.
Люди на дороге закричали и запаниковали. Несколько стрелков выстрелили в сторону Кометы, но девушка уже скрылась в кустах и вместе с кентавром и древоточцами спряталась за деревьями, так что пули не причинили никому вреда. Те солдаты, что ушли вперед, развернулись и побежали обратно, решив, видимо, что нелюди атакуют с тыла или с флангов.
Граф Гамилианский постарался навести в своем отряде хоть какой-нибудь порядок. Он приказал пехотинцам сомкнуть ряды и развернул конницу в сторону леса, где прятались Комета, Хрумпин и древоточцы. Наверное, он предполагал, что вслед за падением дерева последует атака.
Но Комета приказала древоточцам тихо затаиться и не выдавать своего присутствия. Как бы тем не хотелось выразить радость от первой победы над людьми громкими криками, они подчинились девушке.
— Только бы из деревни никто не ринулся в атаку, — прошептала Комета Хрумпину.
Кентавр понимающе покачал головой, соглашаясь с девушкой. Но их опасения оказались напрасны, деревенские жители строго выполняли приказы Кометы. Издалека деревня казалась брошенной и обезлюдевшей (вернее, обезнелюдевшей).
Наверное, граф Гамилианский решил, что упавшее дерево стало единственным отчаянным жестом нелюдей, покинувших родную деревню. Он послал наверх две дюжины человек, чтобы они помогли попавшим под дерево всадникам или же достали их трупы.
Пехотинцы медленно двинулись вперед, готовые обратиться в бегство при первой опасности. Комета жестами показала древоточцам, что теперь можно валить все оставшиеся сквателы. Те начали тихо подгрызать деревья, стараясь, чтобы звуки их работы не долетели до людей.
Пехотинцы приблизились к упавшему дереву. Неизвестно, были ли живы всадники, но одна лошадь продолжала биться и хрипло ржать. Часть солдат попыталась пробиться сквозь переплетение веток к своим товарищам, другая часть направилась в сторону кустов, за которыми скрывался отряд Кометы.
Девушка махнула рукой, и еще десять огромных деревьев обрушились на людей. Послышались крики боли и отчаяния. Стрелки снизу больше не стреляли, боясь попасть в своих же товарищей.
Граф Гамилианский решил больше не рисковать, посылая солдат наверх. Ведь склон горы покрывал целый лес сквател, и граф вполне резонно опасался, что все эти деревья могут рухнуть людям на головы.
Поэтому Эрдаван Гамилианский отдал единственно правильный с его точки зрения приказ:
— Захватить деревню!
Отряд графа двинулся вперед. Первыми по-прежнему шли пехотинцы. Они ожидали, что деревня окажется пуста, поэтому первые стрелы, выпущенные кентаврами, оказались для них полной неожиданностью. Несколько стрелков было убито на месте, несколько ранено. Солдаты сгрудились в толпу, ощетинились копьями и секирами и открыли ответный огонь. Но дома горных жителей были выстроены из камней и толстых бревен, поэтому пули не могли пробить их стены. А кентавры, выскочив из-за угла и выпустив пару стрел, тут же исчезали из вида. Пули запоздало щелкали по тому месту, где они только что находились. Такая тактика была хороша еще тем, что люди не могли определить, со сколькими врагами они имеют дело.
Граф Гамилианский закричал:
— Вперед, пехота! Не стойте на месте, как остолопы! За короля Нарданала!
Он не мог послать вперед конницу, так как пехотинцы перекрыли дорогу. Кроме того, граф по-прежнему опасался удара из леса и потому держал самую сильную часть отряда при себе. Паланкин отца Балимолта поравнялся с графом. Священник не желал находиться в неохраняемом обозе.
Комета из-за кустов наблюдала за завязкой боя.
— Я должна попасть в деревню! — воскликнула она. — Гардалат издалека не увидит моего сигнала. Если люди пойдут в атаку, то мы проиграем сражение.
Девушка выбежала из своего укрытия и устремилась к упавшим деревьям. Она надеялась раздобыть у придавленных солдат какое-нибудь оружие. Комете повезло. Навстречу ей из переплетения веток выбиралась лошадь одного из всадников. Труп человека зацепился ногой за стремя и не давал ей освободиться.
Лошадь посмотрела на Комету налившимся кровью глазом и всхрапнула. Девушка смело пробралась к ней сквозь ветви и вытащила из седельной кобуры тяжелый пистолет. Затем Комета позаимствовала у мертвого всадника длинную шпагу. Теперь она была вооружена и готова к бою.
Внезапно позади девушки послышался цокот копыт. Она быстро обернулась и вскинула пистолет. Но это был всего-навсего Хрумпин за которым следовали все тридцать шесть древоточцев.
Древоточцы радостно улыбались, сверкая своими острыми белоснежными зубами.
Комета обвела широким жестом поваленные деревья:
— Это ваша победа, друзья. Соберите оружие, но будьте осторожны. Я слышу стоны, значит, кто-то из людей еще жив. Хрумпин, ты тоже подбери себе что-нибудь. Мы возвращаемся в деревню.
Кентавр кинул взгляд в сторону сражения:
— Некогда! Люди уже подошли к трактиру. Садись на меня, Комета, я тебя довезу.
Не без некоторого сомнения девушка уселась на спину Хрумпина. Но она решила, что кентавр реально оценивает свои силы. И правда, едва Комета обняла Хрумпина за торс, как тот резво помчался по склону горы вдоль кромки леса.
Всадники на дороге заметили скакавшего кентавра и его наездницу и открыли огонь. Но из фитильных пистолетов было не так-то просто попасть в быстро двигавшуюся мишень. Пули щелкали по камням и вонзались в стволы деревьев позади Хрумпина и Кометы.
Тем временем наступавшая пехота медленно оттесняла кентавров от ближайших домов вглубь деревни. Люди уже оказались достаточно близко к трактиру матушки Гордолы, так что Комета решила перейти ко второй части своего плана. Она подняла руку со шпагой вверх и подала сигнал Гардалату.
Спустя мгновение послышался грозный рык горных копателей. Их массивные фигуры вломились в ряды пехотинцев, перемешали их и разметали в разные стороны.
— Ну, теперь вся надежда на силу горных копателей! — крикнула Комета прямо в ухо Хрумпину.
— Нам повезло, — на скаку ответил тот, — что это не королевские солдаты и не профессиональные наемники. Должно быть, граф рассчитывал на легкую победу, раз привел с собой всякий сброд.
Действительно, солдаты оказались не готовы к рукопашной схватке. Часть из них бросила оружие и помчалась по дороге назад.
— Стойте, негодяи! — отчаянно заорал граф Гамилианский. — Стойте, я вам приказываю!
Но желавших подчиниться неудачливому военачальнику не нашлось.
Тогда из паланкина выскочил отец Балимолт. Выпучив свои прозрачные глаза и потрясая в воздухе треугольником — символом своей веры, он закричал:
— Именем господа бога нашего, великого и триединого, остановитесь! Стойте, дети мои! Во имя доброго и милостивого Шира-Вада-Дагна сожгите эту деревню дотла, истребите всех ее жителей. За каждого убитого нелюдя простится вам один смертный грех! Во благо нашей святой благочестивой церкви не щадите ни мужчин, ни женщин, ни стариков, ни детей! Вперед, дети мои!
Эти призывы оказались сильнее приказов графа. Некоторые люди развернулись, подобрали брошенное оружие и опять вступили в бой. Но в это время к горным копателям присоединились кентавры, отложившие свои луки и взявшиеся за ножи и дубины. Вслед за этим распахнулись двери домов, и на врагов ринулись женщины с тяжелыми сковородами и ухватами. Особенно страшна была матушка Гордола. Как и прочие горные копатели, она не нуждалась в оружии. Ее огромные тяжелые кулаки косили людей, как два боевых молота.
Сражение переросло в беспорядочную резню. Стрелки больше не могли использовать свои ружья и выхватили из ножен шпаги и тесаки. Но еще издали Комете стало ясно, что нелюди одержат верх.
Изменить исход боя могла атака кавалерии, но граф Гамилианский так и не решился послать ее в деревню и остаться без охраны. Дворянин поступил так, как всегда в подобных случаях поступали люди благородного сословия. Он бросил свою пехоту на произвол судьбы и обратился в бегство. Вместе с кавалерией поле боя покинул и отец Балимолт.
Выглядывая из окна паланкина, священник кричал своим носильщикам-кентаврам:
— Быстрее, дети мои! Именем Триединой церкви, скачите скорее, бездельники и дармоеды!
Телеги из обоза не могли развернуться на узкой дороге. Поэтому возницы бросили их и побежали следом за конницей.
Вслед бегущим из-за ветвей упавших сквател прозвучало несколько выстрелов. Древоточцы не только раздобыли огнестрельное оружие, но и разобрались, как им пользоваться. Впрочем, ни в кого они так и не попали, так что эффект от выстрелов оказался лишь психологический, придавший беглецам прыти и проворства.
Но даже брошенная своим командованием пехота не собиралась сдаваться без боя. Когда Хрумпин с Кометой на спине наконец добрались до деревни, сражение еще было в самом разгаре.
Комета спрыгнула со спины кентавра и выстрелила из пистолета прямо в грудь ближайшего солдата. Тот упал навзничь. Следующим на пути девушки оказался стрелок. Он сжимал разряженное ружье в левой руке подобно щиту, а в правой держал длинный обоюдоострый кинжал — весьма удобное оружие для тесной рукопашной схватки.
Комета швырнула свой разряженный пистолет в лицо стрелка. Тот инстинктивно отклонился, и девушка, прыгнув вперед, воткнула шпагу ему в живот. Солдат выронил оружие и обеими руками зажал смертельную рану. Комета подхватила с земли кинжал и с двумя клинками в руках ринулась в самую гущу сражения. Шпага и кинжал в ее руках сверкали, как серебряные молнии, сея среди людей смерть и ужас.
Хрумпин прикрывал спину девушки. Копыта кентавра умело поражали людей, ломая им руки, ноги и ребра, разбивая головы и превращая лица в кровавое месиво.
— Комета, доченька, побереги себя, деточка! — громоподобно рычала матушка Гордола.
Но девушка уже ощутила упоение схваткой. Ей казалось, что все остальные — и люди, и нелюди — двигаются словно в замедленном темпе. Сама же Комета словно находилась одновременно в нескольких местах.
То ли благодаря ее вмешательству, то ли из-за дружного натиска нелюдей битва стала затихать. Солдаты бросали свое оружие и сдавались на милость победителей. Нелюди никогда не добивали безоружных и раненых. Так что вскоре Комета и деревенские жители стали обладателями горы трупов и толпы пленных людей.
Нелюди потеряли всего двоих кентавров, одного горного копателя и трех женщин-древоточиц. Женщины остались бы живы, если бы послушались Комету и остались в домах. Но общее воодушевление погнало в бой всех жителей деревни, так что девушка не собиралась ставить это в вину своим товарищам по оружию.
После победы, как это обычно бывает, возникло вопросов больше, чем до начала сражения. Главными были два: «Что делась с пленными?» и «Что делать с погибшими людьми?»
Уставшие, но счастливые нелюди-победители устроили совет прямо на поле боя перед трактиром.
Комета, словно происходящее больше ее не касалось, уселась неподалеку прямо на землю. Пучком сорванной травы она вначале стерла со шпаги и с кинжала человеческую кровь. Зачем, подобрав подходящий камешек, начала затачивать клинки, заравнивать зазубрины и щербины на лезвиях.
За этим занятием и застал девушку Хрумпин.
— Комета, твоего слова ждут и нелюди, и люди, — сказал кентавр. — Сегодня ты не только добыла победу, но и взяла на себя ответственность за жизнь многих существ. Теперь ты должна продолжить начатое дело.
— Ладно, раз должна, значит, продолжу, — Комета нехотя встала.
Жители деревни смотрели на нее с преданностью и восхищением, но девушка почему-то не чувствовала радости. Пленные солдаты со страхом и трепетом взирали на предводительницу нелюдей, но и это не доставляло Комете удовольствия. После победы она ощущала не подъем и восторг, а усталость и опустошенность.
— Скажи, Комета, что нам делать с людьми? — от имени всех деревенских жителей спросил старый древоточец.
Девушка медленно осмотрела оставшихся в живых солдат и мрачно произнесла:
— Отрубите им головы, насадите на колья и выставьте вдоль дороги. Пусть другие захватчики трижды подумают, прежде чем нападать на нашу деревню.
Подобное предложение повергло в шок не только людей, но и соратников Кометы.
— Мы не можем становиться такими же жестокими и кровожадными, как люди! — воскликнул один из горных копателей.
Поняв, что переборщила, девушка попыталась улыбнуться:
— Я пошутила. Извините, если шутка вышла неудачной. Я слишком устала, чтобы думать о судьбе людей. Делайте с ними, что хотите. Но помните: на этот раз мы победили, но война еще не закончена. Люди вернутся.
Древоточец тоже улыбнулся, словно по-достоинству оценил шутку Кометы, и сказал:
— Мы хотим, чтобы люди похоронили своих мертвецов по своему обычаю, а потом отправлялись на все четыре стороны и везде рассказывали о том, что нападать на горных жителей опасно и бесполезно. Ты не против?
Комета пожала плечами:
— Делайте, как считаете нужным. Мне сейчас все равно.
Она демонстративно повернулась спиной к собранию, уселась на землю и продолжила заточку шпаги.
Матушка Гордола направилась было к ней, но Хрумпин остановил ее движением руки. Кентавр подошел к сидящей девушке и несколько минут постоял рядом с ней, глядя, как она водит камнем по лезвию.
Наконец, Хрумпин прервал молчание:
— Тебе очень плохо?
Комета ничего не ответила, лишь слегка кивнула головой, не прерывая работы.
— Чего бы ты сейчас хотела? — спросил кентавр.
Комета передернула плечами.
— Ты бы хотела, чтобы ничего этого не было? — предположил Хрумпин. — Ни войны, ни сражения, ни смерти?
Комета никак не прореагировала на этот вопрос.
Кентавр перевел разговор на другую тему:
— Что ты собираешься делать дальше?
Камешек в руке Кометы на секунду приостановил свое движение по клинку, но затем работа возобновилась в том же размеренном спокойном ритме.
— Ты хочешь остаться в этой деревне?
Девушка задумалась и отрицательно покачала головой.
— Ты хочешь чего-то большего для себя?
Комета, наконец, ответила:
— Я чувствую, что этот мир слишком мал для меня.
Сказав это, она вдруг вновь ощутила укол какого-то едва различимого воспоминания. Эту фразу она уже слышала или произносила ее сама в одной из прежних жизней. Но почему-то Комета боялась более глубоких воспоминаний. Они, как огонь, согревали ее, давали силы и энергию, но при более тесном контакте могли обжечь или даже испепелить.
— Я так и думал, — произнес Хрумпин, не понимая причин задумчивости Кометы. — Тебя ждут великие свершения и славные победы. Я прибыл в горную страну, чтобы набрать добровольцев в армию, но нашел нечто гораздо более ценное — тебя, Комета. Я уверен, ты — самое настоящее «светлое воплощение». Ты возглавишь нашу армию в войне против людей и приведешь нас к победе.
— А почему бы и нет? — как бы про себя тихо произнесла Комета, все еще пытаясь разобраться в своих мыслях и воспоминаниях.
Кентавр, как и прочие нелюди, не был склонен к рефлексии, поэтому сразу начал строить планы:
— Итак, решено. Завтра утром мы отправляемся в Холмогорье. Махир поправится и соберет по окрестным деревням нужное количество добровольцев. Ты же должна как можно скорее появиться в штабе нашей армии. От тебя зависит будущее нашего мира.
Внезапно позади раздался голос матушки Гордолы:
— Свою дочку я никуда не отпущу!
Горная копательница неслышно подошла сзади и слышала окончание разговора.
Комета порывисто вскочила и бросилась на шею своей приемной матери:
— Я должна идти с Хрумпином! Это не мой выбор, это — моя судьба!
Гордола даже не пыталась вытирать текущие из глаз слезы:
— Тогда я пойду с тобой, доченька. Как же ты без меня?
— Дети вырастают и покидают отчий дом, — философски заметил Хрумпин.
— Я вернусь, я обязательно вернусь, — пообещала Комета.
— Я буду ждать тебя…
Допросив пленных, Комета убедилась в том, что Хрумпин оказался прав. Это были не профессиональные солдаты, а жители прибрежных районов, набранные графом Эрдаваном Гамилианским для похода в Горную страну. Солдаты сказали, что граф пообещал расплатиться с ними золотом, которое удастся отобрать у местных жителей. Он уверял, что победа будет легкой и обогатившиеся солдаты быстро вернуться к своим семьям.
Комета решила, что эти люди оказались такими же жертвами графа, как и горные жители. Правители никогда не сражаются сами, предпочитая отправлять на смерть обманутых посулами или лживыми лозунгами людей. Поэтому девушка отказалась от мысли казнить солдат и согласилась с решением деревенских жителей.
Люди закопали своих мертвецов в землю ниже по дороге и исполнили при погребении все положенные обряды Триединой церкви. После этого пленные солдаты получили свободу и поспешили убраться подальше, пока нелюди не передумали.
Нелюди поступали со своими покойниками очень просто: они относили их на каменистую площадку в горах, где яркое солнце, ночной холод и стервятники быстро превращали тела в гору костей.
Помимо отвоеванной свободы и независимости деревенские жители стали обладателями целого арсенала трофейного оружия. Кроме того, в обозе, брошенном бежавшими людьми, оказались изрядные запасы пороха и пуль, которых хватило бы еще не на одно сражение.
Узнав о том, что Комета собирается вместе с Хрумпином отправиться в Холмогорье, чтобы продолжить войну с людьми, некоторые жители деревни захотели последовать за ними. Но Хрумпин и Комета отобрали лишь троих молодых кентавров: Кариха, Ваксара и Одолаха. Древоточцы и горные копатели должны были дождаться выздоровления Махира и выступить на равнину в составе единого отряда Горного народа.
Весь остаток дня и половину ночи Комета провела в трактире, разрабатывая стратегию защиты Горной страны и объясняя свои замыслы деревенским старейшинам и Махиру.
Комета распорядилась отправить гонцов в соседние деревни, чтобы объединить общие усилия в борьбе с захватчиками. На перевалах следовало установить постоянные наблюдательные посты, которые заранее предупреждали бы горных жителей о появлении вооруженных вражеских отрядов. Для борьбы с людьми Комета предложила использовать методы партизанской войны: засеки деревьев, обвалы камней, засады, стрельбу из укрытий по офицерам и командирам.
Убедившись, что с ее отъездом нелюди не потеряют боевого духа и смогут самостоятельно организовать оборону, Комета отправилась в свою комнатку, чтобы последний раз выспаться перед дальней дорогой.
Утром ее разбудил нетерпеливый Хрумпин. Лошади уже были запряжены в одну из телег, в которую путешественники сложили запасы еды. Кроме того, они взяли с собой пять ружей, четыре пистолета, секиры, шпаги и кинжалы. Все оружие также было сложено на телегу и прикрыто соломой, чтобы не привлекать излишнего внимания. При необходимости его можно было мгновенно достать и пустить в дело.
Прощание Кометы с матушкой Гордолой и остальными жителями деревни было очень трогательным. Когда все слова были сказаны и все слезы выплаканы, телега с Кометой и кентавры тронулись в путь.
В тот момент, когда деревня должна была вот-вот скрыться за поворотом дороги, Комета еще раз обернулась и увидела, что нелюди по-прежнему стоят и провожают ее взглядами. К горлу девушки подкатил ком, и она быстро отвернулась. Чтобы изгнать из сердца тоску и печаль, Комета стала думать о том, как поведет в бой свою армию. Вскоре эти мысли захватили ее настолько, что боль от расставания с родным домом почти затихла…
Комета никогда раньше не покидала деревни в сознательном возрасте (мать-дриада принесла ее неведомо откуда еще во младенчестве), поэтому за каждым поворотом горной дороги для нее открывался новый живописный вид. Кентавры Карих, Ваксар и Одолах уже неоднократно бывали в долине и в соседних деревнях, так что места, по которым проходил маленький отряд, были им достаточно хорошо знакомы.
Хрумпин, как выяснилось, родился в деревне, которая находилась в двух дневных переходах от деревни Кометы. Но он уже давно переселился в Холмогорье и помнил лишь основные горные дороги, связывающие между собой разбросанные по горным склонам и долинам поселения нелюдей.
Издалека запряженную парой лошадей телегу, на которой ехала Комета, и четверых скачущих рядом кентавров можно было принять за путешествующих торговцев.
Уже к вечеру путешественники достигли подножия гор. (Деревня Кометы находилась на окраине Горной страны, потому-то она и стала первой целью отряда графа Эрдавана Гамилианского.) В быстро надвигавшихся сумерках Комета и кентавры увидели первое равнинное поселение. Оно было обнесено частоколом в два человеческих роста. Над бревенчатыми стенами виднелись крыши невысоких домов. Вокруг раскинулись возделанные поля.
Этот полугород-полудеревня являлся узлом торговых путей между горами и равниной. Большую часть его населения составляли кентавры. Поэтому Хрумпина и его спутников встретили тепло и радушно. Они остановились на ночлег в трактире, который практически ничем не отличался от трактира матушки Гордолы.
Вечером, сидя в ярко освещенном общем зале, товарищи Кометы с аппетитом уплетали овсяную похлебку и жареное мясо, а девушка ложкой вяло ковыряла пищу в своей тарелке.
— Что случилось, Комета? — обеспокоено спросил Хрумпин. — Ты плохо себя чувствуешь?
— Нет. Просто я задумалась о странном парадоксе. С одной стороны, в своих предыдущих жизнях я не раз сиживала в ресторанах. С другой стороны, я осталась Кометой, которая испытывает неловкость, сидя в трактире за столом, а не прислуживая посетителям.
В этом трактире подавали на стол и убирали грязную посуду две юные девушки-кентаврицы. Их копытца звонко цокали по бревенчатому полу, когда они резво скакали по залу. Комета, на своем опыте зная, как болят ноги в конце длинного рабочего дня, сочувствующими взглядами сопровождала каждое их перемещение между столами.
В трактире путешественники получили не только кров и пищу, но и узнали последние новости. Как выяснилось, в строну гор люди проследовали тайно, каким-то чудом ускользнув от глаз обитателей равнин. Так что когда сутки назад мимо городка промчались двадцать всадников и паланкин, который несли кентавры с Побережья, для местных кентавров это стало полной неожиданностью. Они долго гадали о причинах появления столь странной кавалькады, но затем со стороны гор стали появляться разрозненные группы пеших людей. От них-то жители городка узнали о сражении, в котором был разгромлен отряд графа Гамилианского. Кентавры не стали препятствовать простым солдатам разбегаться по домам, но всерьез подумывали, не организовать ли погоню за всадниками. Однако время было упущено, и от этой затеи отказались.
Известия о том, что в трактире остановились герои битвы с людьми и сама Комета, ставшая «светлым воплощением», быстро распространились по городку. Помещение постепенно стало заполняться местными старейшинами и просто любопытными. Несмотря на то, что наступила ночь, кентавры желали из первых уст услышать подробности этой славной истории.
Комету неудержимо тянуло в сон, поэтому даже начало рассказа Хрумпина она выслушала с закрытыми глазами, а уж окончания праздничного застолья вообще не помнила…
…Проснулась она на мягкой большой кровати, которая подходила скорее не человеку, а горному копателю или кентавру. Правда, Комета тут же вспомнила, что лучшее ложе для горного копателя — это жесткие камни, а кентавры предпочитали спать, полулежа на копне сена.
Девушка выглянула в окно и увидела, что во дворе трактира царит необыкновенное оживление. Карих, Ваксар и Одолах запрягали лошадей в телегу, а вокруг них скакали и прыгали молодые кентавры из местных. Горные кентавры держались солидно и спокойно. Теперь их считали героями великой битвы, и им приходилось соответствовать этому мужественному образу.
В дверь комнаты постучали.
— Кто там? — спросила Комета, отворачиваясь от окна.
Из-за двери послышался голос Хрумпина:
— Извини, что бужу тебя так рано. Но нам лучше отправиться в путь, пока за нами не увязались все жители этого городка. Вся местная молодежь желает непременно поучаствовать в каком-нибудь сражении.
— Значит, недостатка в добровольцах у нас не будет, — Комета открыла дверь.
Хрумпин опустил глаза:
— Ты бы оделась. Хозяин трактира в качестве подарка преподнес тебе человеческое платье. У него целый склад разной одежды.
Только теперь Комета заметила, что совершенно обнажена. Осмотрев комнату, она увидела бледно-розовое платье, перекинутое через спинку кровати.
— Интересно, как я оказалась в этой комнате? И кто меня раздел?
Хрумпин потупился еще сильнее:
— Отнес тебя я. А раздели служанки Харвиша и Ахарбада.
— А куда они дели мою старую одежду?
— Боюсь, что вернуть ее уже невозможно. Кентаврицы разрезали твой фартук на кусочки и раздали местным жителям. Каждый хотел иметь в своем доме частичку одежды «светлого воплощения». Взамен твоего фартука хозяин подобрал самое лучшее платье.
Люди на дороге закричали и запаниковали. Несколько стрелков выстрелили в сторону Кометы, но девушка уже скрылась в кустах и вместе с кентавром и древоточцами спряталась за деревьями, так что пули не причинили никому вреда. Те солдаты, что ушли вперед, развернулись и побежали обратно, решив, видимо, что нелюди атакуют с тыла или с флангов.
Граф Гамилианский постарался навести в своем отряде хоть какой-нибудь порядок. Он приказал пехотинцам сомкнуть ряды и развернул конницу в сторону леса, где прятались Комета, Хрумпин и древоточцы. Наверное, он предполагал, что вслед за падением дерева последует атака.
Но Комета приказала древоточцам тихо затаиться и не выдавать своего присутствия. Как бы тем не хотелось выразить радость от первой победы над людьми громкими криками, они подчинились девушке.
— Только бы из деревни никто не ринулся в атаку, — прошептала Комета Хрумпину.
Кентавр понимающе покачал головой, соглашаясь с девушкой. Но их опасения оказались напрасны, деревенские жители строго выполняли приказы Кометы. Издалека деревня казалась брошенной и обезлюдевшей (вернее, обезнелюдевшей).
Наверное, граф Гамилианский решил, что упавшее дерево стало единственным отчаянным жестом нелюдей, покинувших родную деревню. Он послал наверх две дюжины человек, чтобы они помогли попавшим под дерево всадникам или же достали их трупы.
Пехотинцы медленно двинулись вперед, готовые обратиться в бегство при первой опасности. Комета жестами показала древоточцам, что теперь можно валить все оставшиеся сквателы. Те начали тихо подгрызать деревья, стараясь, чтобы звуки их работы не долетели до людей.
Пехотинцы приблизились к упавшему дереву. Неизвестно, были ли живы всадники, но одна лошадь продолжала биться и хрипло ржать. Часть солдат попыталась пробиться сквозь переплетение веток к своим товарищам, другая часть направилась в сторону кустов, за которыми скрывался отряд Кометы.
Девушка махнула рукой, и еще десять огромных деревьев обрушились на людей. Послышались крики боли и отчаяния. Стрелки снизу больше не стреляли, боясь попасть в своих же товарищей.
Граф Гамилианский решил больше не рисковать, посылая солдат наверх. Ведь склон горы покрывал целый лес сквател, и граф вполне резонно опасался, что все эти деревья могут рухнуть людям на головы.
Поэтому Эрдаван Гамилианский отдал единственно правильный с его точки зрения приказ:
— Захватить деревню!
Отряд графа двинулся вперед. Первыми по-прежнему шли пехотинцы. Они ожидали, что деревня окажется пуста, поэтому первые стрелы, выпущенные кентаврами, оказались для них полной неожиданностью. Несколько стрелков было убито на месте, несколько ранено. Солдаты сгрудились в толпу, ощетинились копьями и секирами и открыли ответный огонь. Но дома горных жителей были выстроены из камней и толстых бревен, поэтому пули не могли пробить их стены. А кентавры, выскочив из-за угла и выпустив пару стрел, тут же исчезали из вида. Пули запоздало щелкали по тому месту, где они только что находились. Такая тактика была хороша еще тем, что люди не могли определить, со сколькими врагами они имеют дело.
Граф Гамилианский закричал:
— Вперед, пехота! Не стойте на месте, как остолопы! За короля Нарданала!
Он не мог послать вперед конницу, так как пехотинцы перекрыли дорогу. Кроме того, граф по-прежнему опасался удара из леса и потому держал самую сильную часть отряда при себе. Паланкин отца Балимолта поравнялся с графом. Священник не желал находиться в неохраняемом обозе.
Комета из-за кустов наблюдала за завязкой боя.
— Я должна попасть в деревню! — воскликнула она. — Гардалат издалека не увидит моего сигнала. Если люди пойдут в атаку, то мы проиграем сражение.
Девушка выбежала из своего укрытия и устремилась к упавшим деревьям. Она надеялась раздобыть у придавленных солдат какое-нибудь оружие. Комете повезло. Навстречу ей из переплетения веток выбиралась лошадь одного из всадников. Труп человека зацепился ногой за стремя и не давал ей освободиться.
Лошадь посмотрела на Комету налившимся кровью глазом и всхрапнула. Девушка смело пробралась к ней сквозь ветви и вытащила из седельной кобуры тяжелый пистолет. Затем Комета позаимствовала у мертвого всадника длинную шпагу. Теперь она была вооружена и готова к бою.
Внезапно позади девушки послышался цокот копыт. Она быстро обернулась и вскинула пистолет. Но это был всего-навсего Хрумпин за которым следовали все тридцать шесть древоточцев.
Древоточцы радостно улыбались, сверкая своими острыми белоснежными зубами.
Комета обвела широким жестом поваленные деревья:
— Это ваша победа, друзья. Соберите оружие, но будьте осторожны. Я слышу стоны, значит, кто-то из людей еще жив. Хрумпин, ты тоже подбери себе что-нибудь. Мы возвращаемся в деревню.
Кентавр кинул взгляд в сторону сражения:
— Некогда! Люди уже подошли к трактиру. Садись на меня, Комета, я тебя довезу.
Не без некоторого сомнения девушка уселась на спину Хрумпина. Но она решила, что кентавр реально оценивает свои силы. И правда, едва Комета обняла Хрумпина за торс, как тот резво помчался по склону горы вдоль кромки леса.
Всадники на дороге заметили скакавшего кентавра и его наездницу и открыли огонь. Но из фитильных пистолетов было не так-то просто попасть в быстро двигавшуюся мишень. Пули щелкали по камням и вонзались в стволы деревьев позади Хрумпина и Кометы.
Тем временем наступавшая пехота медленно оттесняла кентавров от ближайших домов вглубь деревни. Люди уже оказались достаточно близко к трактиру матушки Гордолы, так что Комета решила перейти ко второй части своего плана. Она подняла руку со шпагой вверх и подала сигнал Гардалату.
Спустя мгновение послышался грозный рык горных копателей. Их массивные фигуры вломились в ряды пехотинцев, перемешали их и разметали в разные стороны.
— Ну, теперь вся надежда на силу горных копателей! — крикнула Комета прямо в ухо Хрумпину.
— Нам повезло, — на скаку ответил тот, — что это не королевские солдаты и не профессиональные наемники. Должно быть, граф рассчитывал на легкую победу, раз привел с собой всякий сброд.
Действительно, солдаты оказались не готовы к рукопашной схватке. Часть из них бросила оружие и помчалась по дороге назад.
— Стойте, негодяи! — отчаянно заорал граф Гамилианский. — Стойте, я вам приказываю!
Но желавших подчиниться неудачливому военачальнику не нашлось.
Тогда из паланкина выскочил отец Балимолт. Выпучив свои прозрачные глаза и потрясая в воздухе треугольником — символом своей веры, он закричал:
— Именем господа бога нашего, великого и триединого, остановитесь! Стойте, дети мои! Во имя доброго и милостивого Шира-Вада-Дагна сожгите эту деревню дотла, истребите всех ее жителей. За каждого убитого нелюдя простится вам один смертный грех! Во благо нашей святой благочестивой церкви не щадите ни мужчин, ни женщин, ни стариков, ни детей! Вперед, дети мои!
Эти призывы оказались сильнее приказов графа. Некоторые люди развернулись, подобрали брошенное оружие и опять вступили в бой. Но в это время к горным копателям присоединились кентавры, отложившие свои луки и взявшиеся за ножи и дубины. Вслед за этим распахнулись двери домов, и на врагов ринулись женщины с тяжелыми сковородами и ухватами. Особенно страшна была матушка Гордола. Как и прочие горные копатели, она не нуждалась в оружии. Ее огромные тяжелые кулаки косили людей, как два боевых молота.
Сражение переросло в беспорядочную резню. Стрелки больше не могли использовать свои ружья и выхватили из ножен шпаги и тесаки. Но еще издали Комете стало ясно, что нелюди одержат верх.
Изменить исход боя могла атака кавалерии, но граф Гамилианский так и не решился послать ее в деревню и остаться без охраны. Дворянин поступил так, как всегда в подобных случаях поступали люди благородного сословия. Он бросил свою пехоту на произвол судьбы и обратился в бегство. Вместе с кавалерией поле боя покинул и отец Балимолт.
Выглядывая из окна паланкина, священник кричал своим носильщикам-кентаврам:
— Быстрее, дети мои! Именем Триединой церкви, скачите скорее, бездельники и дармоеды!
Телеги из обоза не могли развернуться на узкой дороге. Поэтому возницы бросили их и побежали следом за конницей.
Вслед бегущим из-за ветвей упавших сквател прозвучало несколько выстрелов. Древоточцы не только раздобыли огнестрельное оружие, но и разобрались, как им пользоваться. Впрочем, ни в кого они так и не попали, так что эффект от выстрелов оказался лишь психологический, придавший беглецам прыти и проворства.
Но даже брошенная своим командованием пехота не собиралась сдаваться без боя. Когда Хрумпин с Кометой на спине наконец добрались до деревни, сражение еще было в самом разгаре.
Комета спрыгнула со спины кентавра и выстрелила из пистолета прямо в грудь ближайшего солдата. Тот упал навзничь. Следующим на пути девушки оказался стрелок. Он сжимал разряженное ружье в левой руке подобно щиту, а в правой держал длинный обоюдоострый кинжал — весьма удобное оружие для тесной рукопашной схватки.
Комета швырнула свой разряженный пистолет в лицо стрелка. Тот инстинктивно отклонился, и девушка, прыгнув вперед, воткнула шпагу ему в живот. Солдат выронил оружие и обеими руками зажал смертельную рану. Комета подхватила с земли кинжал и с двумя клинками в руках ринулась в самую гущу сражения. Шпага и кинжал в ее руках сверкали, как серебряные молнии, сея среди людей смерть и ужас.
Хрумпин прикрывал спину девушки. Копыта кентавра умело поражали людей, ломая им руки, ноги и ребра, разбивая головы и превращая лица в кровавое месиво.
— Комета, доченька, побереги себя, деточка! — громоподобно рычала матушка Гордола.
Но девушка уже ощутила упоение схваткой. Ей казалось, что все остальные — и люди, и нелюди — двигаются словно в замедленном темпе. Сама же Комета словно находилась одновременно в нескольких местах.
То ли благодаря ее вмешательству, то ли из-за дружного натиска нелюдей битва стала затихать. Солдаты бросали свое оружие и сдавались на милость победителей. Нелюди никогда не добивали безоружных и раненых. Так что вскоре Комета и деревенские жители стали обладателями горы трупов и толпы пленных людей.
* * *
Нелюди потеряли всего двоих кентавров, одного горного копателя и трех женщин-древоточиц. Женщины остались бы живы, если бы послушались Комету и остались в домах. Но общее воодушевление погнало в бой всех жителей деревни, так что девушка не собиралась ставить это в вину своим товарищам по оружию.
После победы, как это обычно бывает, возникло вопросов больше, чем до начала сражения. Главными были два: «Что делась с пленными?» и «Что делать с погибшими людьми?»
Уставшие, но счастливые нелюди-победители устроили совет прямо на поле боя перед трактиром.
Комета, словно происходящее больше ее не касалось, уселась неподалеку прямо на землю. Пучком сорванной травы она вначале стерла со шпаги и с кинжала человеческую кровь. Зачем, подобрав подходящий камешек, начала затачивать клинки, заравнивать зазубрины и щербины на лезвиях.
За этим занятием и застал девушку Хрумпин.
— Комета, твоего слова ждут и нелюди, и люди, — сказал кентавр. — Сегодня ты не только добыла победу, но и взяла на себя ответственность за жизнь многих существ. Теперь ты должна продолжить начатое дело.
— Ладно, раз должна, значит, продолжу, — Комета нехотя встала.
Жители деревни смотрели на нее с преданностью и восхищением, но девушка почему-то не чувствовала радости. Пленные солдаты со страхом и трепетом взирали на предводительницу нелюдей, но и это не доставляло Комете удовольствия. После победы она ощущала не подъем и восторг, а усталость и опустошенность.
— Скажи, Комета, что нам делать с людьми? — от имени всех деревенских жителей спросил старый древоточец.
Девушка медленно осмотрела оставшихся в живых солдат и мрачно произнесла:
— Отрубите им головы, насадите на колья и выставьте вдоль дороги. Пусть другие захватчики трижды подумают, прежде чем нападать на нашу деревню.
Подобное предложение повергло в шок не только людей, но и соратников Кометы.
— Мы не можем становиться такими же жестокими и кровожадными, как люди! — воскликнул один из горных копателей.
Поняв, что переборщила, девушка попыталась улыбнуться:
— Я пошутила. Извините, если шутка вышла неудачной. Я слишком устала, чтобы думать о судьбе людей. Делайте с ними, что хотите. Но помните: на этот раз мы победили, но война еще не закончена. Люди вернутся.
Древоточец тоже улыбнулся, словно по-достоинству оценил шутку Кометы, и сказал:
— Мы хотим, чтобы люди похоронили своих мертвецов по своему обычаю, а потом отправлялись на все четыре стороны и везде рассказывали о том, что нападать на горных жителей опасно и бесполезно. Ты не против?
Комета пожала плечами:
— Делайте, как считаете нужным. Мне сейчас все равно.
Она демонстративно повернулась спиной к собранию, уселась на землю и продолжила заточку шпаги.
Матушка Гордола направилась было к ней, но Хрумпин остановил ее движением руки. Кентавр подошел к сидящей девушке и несколько минут постоял рядом с ней, глядя, как она водит камнем по лезвию.
Наконец, Хрумпин прервал молчание:
— Тебе очень плохо?
Комета ничего не ответила, лишь слегка кивнула головой, не прерывая работы.
— Чего бы ты сейчас хотела? — спросил кентавр.
Комета передернула плечами.
— Ты бы хотела, чтобы ничего этого не было? — предположил Хрумпин. — Ни войны, ни сражения, ни смерти?
Комета никак не прореагировала на этот вопрос.
Кентавр перевел разговор на другую тему:
— Что ты собираешься делать дальше?
Камешек в руке Кометы на секунду приостановил свое движение по клинку, но затем работа возобновилась в том же размеренном спокойном ритме.
— Ты хочешь остаться в этой деревне?
Девушка задумалась и отрицательно покачала головой.
— Ты хочешь чего-то большего для себя?
Комета, наконец, ответила:
— Я чувствую, что этот мир слишком мал для меня.
Сказав это, она вдруг вновь ощутила укол какого-то едва различимого воспоминания. Эту фразу она уже слышала или произносила ее сама в одной из прежних жизней. Но почему-то Комета боялась более глубоких воспоминаний. Они, как огонь, согревали ее, давали силы и энергию, но при более тесном контакте могли обжечь или даже испепелить.
— Я так и думал, — произнес Хрумпин, не понимая причин задумчивости Кометы. — Тебя ждут великие свершения и славные победы. Я прибыл в горную страну, чтобы набрать добровольцев в армию, но нашел нечто гораздо более ценное — тебя, Комета. Я уверен, ты — самое настоящее «светлое воплощение». Ты возглавишь нашу армию в войне против людей и приведешь нас к победе.
— А почему бы и нет? — как бы про себя тихо произнесла Комета, все еще пытаясь разобраться в своих мыслях и воспоминаниях.
Кентавр, как и прочие нелюди, не был склонен к рефлексии, поэтому сразу начал строить планы:
— Итак, решено. Завтра утром мы отправляемся в Холмогорье. Махир поправится и соберет по окрестным деревням нужное количество добровольцев. Ты же должна как можно скорее появиться в штабе нашей армии. От тебя зависит будущее нашего мира.
Внезапно позади раздался голос матушки Гордолы:
— Свою дочку я никуда не отпущу!
Горная копательница неслышно подошла сзади и слышала окончание разговора.
Комета порывисто вскочила и бросилась на шею своей приемной матери:
— Я должна идти с Хрумпином! Это не мой выбор, это — моя судьба!
Гордола даже не пыталась вытирать текущие из глаз слезы:
— Тогда я пойду с тобой, доченька. Как же ты без меня?
— Дети вырастают и покидают отчий дом, — философски заметил Хрумпин.
— Я вернусь, я обязательно вернусь, — пообещала Комета.
— Я буду ждать тебя…
* * *
Допросив пленных, Комета убедилась в том, что Хрумпин оказался прав. Это были не профессиональные солдаты, а жители прибрежных районов, набранные графом Эрдаваном Гамилианским для похода в Горную страну. Солдаты сказали, что граф пообещал расплатиться с ними золотом, которое удастся отобрать у местных жителей. Он уверял, что победа будет легкой и обогатившиеся солдаты быстро вернуться к своим семьям.
Комета решила, что эти люди оказались такими же жертвами графа, как и горные жители. Правители никогда не сражаются сами, предпочитая отправлять на смерть обманутых посулами или лживыми лозунгами людей. Поэтому девушка отказалась от мысли казнить солдат и согласилась с решением деревенских жителей.
Люди закопали своих мертвецов в землю ниже по дороге и исполнили при погребении все положенные обряды Триединой церкви. После этого пленные солдаты получили свободу и поспешили убраться подальше, пока нелюди не передумали.
Нелюди поступали со своими покойниками очень просто: они относили их на каменистую площадку в горах, где яркое солнце, ночной холод и стервятники быстро превращали тела в гору костей.
Помимо отвоеванной свободы и независимости деревенские жители стали обладателями целого арсенала трофейного оружия. Кроме того, в обозе, брошенном бежавшими людьми, оказались изрядные запасы пороха и пуль, которых хватило бы еще не на одно сражение.
Узнав о том, что Комета собирается вместе с Хрумпином отправиться в Холмогорье, чтобы продолжить войну с людьми, некоторые жители деревни захотели последовать за ними. Но Хрумпин и Комета отобрали лишь троих молодых кентавров: Кариха, Ваксара и Одолаха. Древоточцы и горные копатели должны были дождаться выздоровления Махира и выступить на равнину в составе единого отряда Горного народа.
Весь остаток дня и половину ночи Комета провела в трактире, разрабатывая стратегию защиты Горной страны и объясняя свои замыслы деревенским старейшинам и Махиру.
Комета распорядилась отправить гонцов в соседние деревни, чтобы объединить общие усилия в борьбе с захватчиками. На перевалах следовало установить постоянные наблюдательные посты, которые заранее предупреждали бы горных жителей о появлении вооруженных вражеских отрядов. Для борьбы с людьми Комета предложила использовать методы партизанской войны: засеки деревьев, обвалы камней, засады, стрельбу из укрытий по офицерам и командирам.
Убедившись, что с ее отъездом нелюди не потеряют боевого духа и смогут самостоятельно организовать оборону, Комета отправилась в свою комнатку, чтобы последний раз выспаться перед дальней дорогой.
Утром ее разбудил нетерпеливый Хрумпин. Лошади уже были запряжены в одну из телег, в которую путешественники сложили запасы еды. Кроме того, они взяли с собой пять ружей, четыре пистолета, секиры, шпаги и кинжалы. Все оружие также было сложено на телегу и прикрыто соломой, чтобы не привлекать излишнего внимания. При необходимости его можно было мгновенно достать и пустить в дело.
Прощание Кометы с матушкой Гордолой и остальными жителями деревни было очень трогательным. Когда все слова были сказаны и все слезы выплаканы, телега с Кометой и кентавры тронулись в путь.
В тот момент, когда деревня должна была вот-вот скрыться за поворотом дороги, Комета еще раз обернулась и увидела, что нелюди по-прежнему стоят и провожают ее взглядами. К горлу девушки подкатил ком, и она быстро отвернулась. Чтобы изгнать из сердца тоску и печаль, Комета стала думать о том, как поведет в бой свою армию. Вскоре эти мысли захватили ее настолько, что боль от расставания с родным домом почти затихла…
* * *
Комета никогда раньше не покидала деревни в сознательном возрасте (мать-дриада принесла ее неведомо откуда еще во младенчестве), поэтому за каждым поворотом горной дороги для нее открывался новый живописный вид. Кентавры Карих, Ваксар и Одолах уже неоднократно бывали в долине и в соседних деревнях, так что места, по которым проходил маленький отряд, были им достаточно хорошо знакомы.
Хрумпин, как выяснилось, родился в деревне, которая находилась в двух дневных переходах от деревни Кометы. Но он уже давно переселился в Холмогорье и помнил лишь основные горные дороги, связывающие между собой разбросанные по горным склонам и долинам поселения нелюдей.
Издалека запряженную парой лошадей телегу, на которой ехала Комета, и четверых скачущих рядом кентавров можно было принять за путешествующих торговцев.
Уже к вечеру путешественники достигли подножия гор. (Деревня Кометы находилась на окраине Горной страны, потому-то она и стала первой целью отряда графа Эрдавана Гамилианского.) В быстро надвигавшихся сумерках Комета и кентавры увидели первое равнинное поселение. Оно было обнесено частоколом в два человеческих роста. Над бревенчатыми стенами виднелись крыши невысоких домов. Вокруг раскинулись возделанные поля.
Этот полугород-полудеревня являлся узлом торговых путей между горами и равниной. Большую часть его населения составляли кентавры. Поэтому Хрумпина и его спутников встретили тепло и радушно. Они остановились на ночлег в трактире, который практически ничем не отличался от трактира матушки Гордолы.
Вечером, сидя в ярко освещенном общем зале, товарищи Кометы с аппетитом уплетали овсяную похлебку и жареное мясо, а девушка ложкой вяло ковыряла пищу в своей тарелке.
— Что случилось, Комета? — обеспокоено спросил Хрумпин. — Ты плохо себя чувствуешь?
— Нет. Просто я задумалась о странном парадоксе. С одной стороны, в своих предыдущих жизнях я не раз сиживала в ресторанах. С другой стороны, я осталась Кометой, которая испытывает неловкость, сидя в трактире за столом, а не прислуживая посетителям.
В этом трактире подавали на стол и убирали грязную посуду две юные девушки-кентаврицы. Их копытца звонко цокали по бревенчатому полу, когда они резво скакали по залу. Комета, на своем опыте зная, как болят ноги в конце длинного рабочего дня, сочувствующими взглядами сопровождала каждое их перемещение между столами.
В трактире путешественники получили не только кров и пищу, но и узнали последние новости. Как выяснилось, в строну гор люди проследовали тайно, каким-то чудом ускользнув от глаз обитателей равнин. Так что когда сутки назад мимо городка промчались двадцать всадников и паланкин, который несли кентавры с Побережья, для местных кентавров это стало полной неожиданностью. Они долго гадали о причинах появления столь странной кавалькады, но затем со стороны гор стали появляться разрозненные группы пеших людей. От них-то жители городка узнали о сражении, в котором был разгромлен отряд графа Гамилианского. Кентавры не стали препятствовать простым солдатам разбегаться по домам, но всерьез подумывали, не организовать ли погоню за всадниками. Однако время было упущено, и от этой затеи отказались.
Известия о том, что в трактире остановились герои битвы с людьми и сама Комета, ставшая «светлым воплощением», быстро распространились по городку. Помещение постепенно стало заполняться местными старейшинами и просто любопытными. Несмотря на то, что наступила ночь, кентавры желали из первых уст услышать подробности этой славной истории.
Комету неудержимо тянуло в сон, поэтому даже начало рассказа Хрумпина она выслушала с закрытыми глазами, а уж окончания праздничного застолья вообще не помнила…
…Проснулась она на мягкой большой кровати, которая подходила скорее не человеку, а горному копателю или кентавру. Правда, Комета тут же вспомнила, что лучшее ложе для горного копателя — это жесткие камни, а кентавры предпочитали спать, полулежа на копне сена.
Девушка выглянула в окно и увидела, что во дворе трактира царит необыкновенное оживление. Карих, Ваксар и Одолах запрягали лошадей в телегу, а вокруг них скакали и прыгали молодые кентавры из местных. Горные кентавры держались солидно и спокойно. Теперь их считали героями великой битвы, и им приходилось соответствовать этому мужественному образу.
В дверь комнаты постучали.
— Кто там? — спросила Комета, отворачиваясь от окна.
Из-за двери послышался голос Хрумпина:
— Извини, что бужу тебя так рано. Но нам лучше отправиться в путь, пока за нами не увязались все жители этого городка. Вся местная молодежь желает непременно поучаствовать в каком-нибудь сражении.
— Значит, недостатка в добровольцах у нас не будет, — Комета открыла дверь.
Хрумпин опустил глаза:
— Ты бы оделась. Хозяин трактира в качестве подарка преподнес тебе человеческое платье. У него целый склад разной одежды.
Только теперь Комета заметила, что совершенно обнажена. Осмотрев комнату, она увидела бледно-розовое платье, перекинутое через спинку кровати.
— Интересно, как я оказалась в этой комнате? И кто меня раздел?
Хрумпин потупился еще сильнее:
— Отнес тебя я. А раздели служанки Харвиша и Ахарбада.
— А куда они дели мою старую одежду?
— Боюсь, что вернуть ее уже невозможно. Кентаврицы разрезали твой фартук на кусочки и раздали местным жителям. Каждый хотел иметь в своем доме частичку одежды «светлого воплощения». Взамен твоего фартука хозяин подобрал самое лучшее платье.