Страница:
— Почему я осталась жива?
Птицы отлетали прочь, понимая, что в ближайшее время поживиться тут будет нечем.
Найя шла и шла. Голод она утоляла ягодами, срывая их на ходу с попадавшихся на дороге кустов. Воду она пила из ручьев и неглубоких рек, которые в изобилии стекали с гор к морю. Мелкие водные преграды она переходила вброд. Более широкие — переплывала.
Девушка не следила за сменой дня и ночи. Когда она хотела спать, то ложилась на землю и засыпала. Когда просыпалась — продолжала идти вперед.
Через некоторое время путь Найе преградила широкая полноводная река. И опять-таки не рассудком, а лишь инстинктом девушка поняла, что не сможет переплыть реку вблизи того места, где она впадает в море. Течение отнесло бы ее слишком далеко в море, и едва ли она смогла бы выгрести обратно к берегу. Найя пошла вверх по течению. Вскоре она забыла, что собиралась переплыть реку. Ей было все равно, по какому берегу идти — берегу моря или берегу реки — поэтому она все дальше и дальше уходила в глубь материка.
Пожалуй, немного нашлось бы людей, которые смогли бы в одиночку пройти столько же, сколько Найя, и не умереть от голода, от зубов хищника или от болезни. Но, как это ни странно, девушке было достаточно той скудной пищи, которую удавалось отыскать, ни одно опасное животное не встречалось на ее пути и, несмотря на постоянно мокрую одежду и холодные ночи, девушка не мерзла и не простужалась.
На берегу широкой реки Найя впервые встретила человеческое поселение. Девушка ничего не помнила о своей прошлой жизни. События последних недель полностью исчезли из ее памяти. Поэтому она совершенно равнодушно отнеслась к тому, что впереди показались невысокие одноэтажные дома, сложенные из толстых бревен. У Найи не было ни страха перед людьми, ни надежды на сочувствие и помощь. Она шла вперед, не видя ничего вокруг, не обращая внимания на удивленные взгляды людей, не слыша обращенных к ней вопросов.
Небольшой городок был населен исключительно светловолосыми коренастыми жителями. Скорее всего, так далеко вверх по реке ни разу не заплывали корабли морского народа. Но кто-то, несомненно, знал, что высокая изможденная девушка в рваной мокрой одежде принадлежит к этому племени. Простолюдины не причинили вреда Найе, но и не предприняли попыток остановить ее.
— Почему я осталась жива? — спрашивала девушка у всех встречных, как задавала этот вопрос любому живому существу, и, не дожидаясь ответа, продолжала идти дальше.
— На нее снизошло священное безумие, — шептали вслед седобородые старики, провожая девушку слезящимися полуслепыми глазами.
Лишь неугомонные дети некоторое время бежали за Найей по берегу реки. В спину девушки даже ударились несколько комьев грязи, но она не обернулась и не изменила ритма своего шага. Поэтому детишки скоро отстали и нашли себе другое, более веселое развлечение: они начали вылавливать из реки лягушек и отрывать им лапки. Животные забавно дергались и верещали от боли. Светловолосые мальчики и девочки смеялись над их безуспешными попытками зарыться в спасительный ил.
А Найя продолжала идти вперед. Постепенно река становилась все уже и мелководнее, лес на ее берегах делался гуще и выше, пока не превратился в таежную чащу. Еще трижды Найя проходило мимо людских жилищ. Каждая следующая деревня была меньше и беднее предыдущей. Простолюдины провожали взглядами бредущую мимо девушку. И вновь никто не попробовал задержать ее.
— Почему я осталась жива? — ничего не выражающие глаза девушки равнодушно пробегали по лицам людей, в то время как она, не сбавляя шага, проходила мимо.
— Зов духов ведет ее по неведомому пути, — шамкали беззубыми ртами старухи, выползшие из убогих домишек, чтобы погреть на последнем осеннем солнце свои старые косточки.
А зима между тем приближалась. Ягод и орехов на кустах почти не осталось, поэтому ела Найя все реже и реже. Однажды, проснувшись на рассвете, она обнаружила, что вода возле берега покрылась корочкой льда. Первый раз с начала своего пути девушка проявила чувство, которое можно было бы назвать любопытством. Там, где она жила раньше, никогда не шел снег и температура ни разу не опускалась ниже точки замерзания воды. Найя отломила пластинку льда и бездумно крошила ее в руках, наблюдая, как по рукам течет растаявшая вода. Затем девушка встала и снова пошла вперед.
Вскоре начался сильный снегопад. Густые хлопья снега ложились на землю, на ветки деревьев, на голову и плечи Найи. Обувь девушки давно развалилась, одежда износилась до такой степени, что грязные серые лохмотья едва прикрывали тело. Но Найя по-прежнему не чувствовала холода. И лишь один-единственный раз она обернулась, чтобы посмотреть на цепочку следов, которые оставляли на снегу ее босые ноги.
Близился тот момент, когда должен был наступить предел выносливости человеческого тела. Но, в отличие от остальных основополагающих инстинктов, Найя совершенно лишилась чувства самосохранения. Она не помнила, когда ела в последний раз. Река покрылась льдом, так что единственной пищей девушки остался лишь снег, который она зачерпывала на ходу горстями.
Наконец Найя легла в сугроб и приняла позу младенца в утробе матери. Она начала засыпать, совершенно не понимая того, что это, скорее всего, последний сон в ее жизни. Но вскоре сквозь ее затуманенное сознание пробился звук тяжелых шагов. Найе было все равно — зверь это или человек. Она закрыла глаза и приготовилась погрузиться в небытие.
— Да что же это?! — донесся до ушей девушки мужской голос.
— Почему я осталась жива? — привычно спросила Найя, но голос был так слаб, что незнакомец едва ли расслышал слетевшие с губ слова.
Сильные руки подняли Найю и положили на что-то твердое. Если бы она открыла глаза, то увидела бы, что это большие сани, нагруженные обрубками толстых бревен. Затем на тело девушки сверху опустилось что-то мягкое. Это была огромная шуба, которую мужчина снял с себя, оставшись в одной длинной рубахе из грубого небеленого полотна.
Потом Найя почувствовала плавный рывок. Сани потянул за собой широкоплечий, но низкорослый мужчина с длинными белыми волосами и бородой. Несомненно, он принадлежал к простолюдинам, но белизна волос была связана не с национальностью, а с возрастом. Седой старик был не по годам силен и статен, издалека он вполне мог бы сойти за мужчину тридцати-сорока лет.
Оказавшись на санях, Найя даже не попыталась спрыгнуть или изменить свою позу. Скорее всего, тело в конце концов перестало ее слушаться. Или, может быть, каким-то шестым чувством она догадалась, что ей встретился не простой человек.
Действительно, старик был отшельником, которого местные полудикие лесные племена почитали как лекаря и чудотворца. Возможно, он и был тем, кем его называли.
Время от времени Найя открывала глаза и видела, как мимо нее проплывают толстые стволы высоких деревьев, покрытые грубой корой, и раскидистые кусты, чьи ветки пригнул к земле налипший сверху снег. Девушка не понимала, что движутся не растения, а сани, на которых она лежит. Но привычный вид сменяющегося пейзажа успокаивал ее, как будто шла она сама — шла вперед, как все последние то ли дни, то ли недели, то ли месяцы.
Посмотрев вокруг себя в очередной раз, Найя увидела, что сани остановились возле вросшего в землю сруба из мощных древесных кряжей, плоская крыша которого была покрыта толстым слоем снега. Над крышей вился легкий дымок.
Старик легко поднял невесомое тело девушки и, толкнув ногой незапертую дверь, внес ее внутрь. И вновь Найя не воспротивилась подобному ограничению ее свободы.
Старик положил девушку на узкую кровать, сдернул ее грязные сырые лохмотья, а потом быстро завернул в несколько шкур, служащих одновременно простынями, одеялами и подушками.
— Кто же сделал это с тобой, малышка? — спросил старик.
— Почему я осталась жива? — на этот раз голос девушки прозвучал громче, чем в лесу.
Но отшельник не ответил на вопрос. Он лишь поплотнее подоткнул шкуры вокруг Найи и принялся раздувать огонь в очаге, постепенно подбрасывая в него дрова.
Очаг представлял собой выложенный камнями круг в центре сруба. Над огнем на поперечной металлической перекладине висел закопченный котелок. Дым выходил через отверстие в крыше.
Когда огонь разгорелся, старик деревянным ковшиком зачерпнул воду из стоявшей в углу бочки и вылил ее в котелок. Затем он направился к длинному столу из грубо обструганных толстых досок, который тянулся вдоль одной из стен жилища. На столе были расставлены глиняные горшки, деревянные миски, ярко блестевшие медные сосуды, чаши и чашечки, а на стене висели пучки разнообразных высушенных растений.
— Так, так, — бормотал себе под нос отшельник, выдергивая из разных пучков по одному-два листика, цветка или побега, — сейчас приготовим отвар для поддержания сил.
Отобрав необходимые ингредиенты, старик вернулся к очагу и кинул горсть сухих растений в кипящую воду.
Едва ноздри Найи уловили аромат исходящего от котелка пара, как в ее сознании молнией пронеслось неясное, полустертое, но почему-то неприятное воспоминание: руки человека с черным кругом вместо лица протягивали ей кувшин с похожим по запаху отваром. Но воспоминание быстро исчезло обратно в небытие, и девушка не сделала попыток удержать его или попытаться размотать нить событий, приведших ее в это место.
Найя не стала противиться, когда отшельник приподнял ее своей сильной рукой, посадил на кровати и влил в рот несколько ложек отвара. Девушка не почувствовала ни его вкуса, ни его тепла. Но глаза ее невольно закрылись, а лицевые мускулы расслабились.
— Спи спокойно, малышка, — прошептал отшельник, осторожно укладывая Найю.
Девушка мгновенно заснула. Старик несколько раз провел руками над ее головой, время от времени стряхивая в огонь что-то невидимое и неосязаемое. Затем он простер руки над ее телом, закрыл глаза и на некоторое время застыл.
Выйдя из транса, отшельник покачал головой и произнес загадочную фразу:
— Нелегко будет удержать ее, очень нелегко.
Когда Найя проснулась, то увидела сидящего рядом с кроватью на табурете старика. У него были необыкновенно добрые голубые глаза, длинные седые волосы и борода, доходившая почти до пояса.
— Почему я осталась жива?
— Когда-нибудь ты это узнаешь, — голос старика был глухой, но очень мягкий. — Меня зовут Бургун. А тебя?
Найя ничего больше не сказала. Она вновь закрыла глаза, хотя спать ей не хотелось. Теперь она не могла пошевелиться, точно так же, как совсем недавно не могла оставаться в неподвижности. Бургун посадил ее на кровати и снова напоил густым пахучим отваром. Девушка не сопротивлялась, но и не сделала попытки пошевелить хотя бы одним мускулом тела. Она даже не пила — жидкость вливалась в ее горло, как в сосуд.
Отшельник откинул укутывающие Найю шкуры и внимательно осмотрел ее обнаженное тело. Затем он обтер девушку чистой тряпкой, смоченной теплой водой, и одел на нее чистую рубаху, подобную той, которую носил сам.
Выполняя все эти процедуры, Бургун разговаривал то ли с Найей, то ли сам с собой:
— Да, не рассчитывал я на еще одного жильца. Ну, ничего, как-нибудь перезимуем. Припасов у меня заготовлено с лишком, так что на двоих хватит. Да ты, малышка, я думаю, и не обжора. Ну-ка, просунь руки в рукава. Не хочешь? Ну и ладно. Ты не бойся, рубаха эта новая, мне ее подарила Гармилка за то, что я поставил на ноги ее мужа, которого потоптал дикий вепрь. Ко мне часто обращаются окрестные люди за подмогой. Так что ты не бойся, если вдруг услышишь стук в дверь.
Но Найя не понимала обращенных к ней слов. Она по-прежнему пребывала в маленьком запертом мире, ограниченном пределами собственного сознания. Тем не менее отшельник продолжал сопровождать все свои действия комментариями. То ли он устал от одиночества и в лице Найи нашел идеального собеседника, то ли таким образом надеялся расшевелить впавшую в оцепенение девушку.
Дни бежали за днями. Найя просыпалась под говорок Бургуна:
— Сейчас разведем огонь, сварим кашку на завтрак, вскипятим водички для настойки смородины.
В течение дня отшельник рассказывал ей о всех своих делах:
— Схожу-ка в лес за дровами. Снегу навалило — жуть! Сугробы выше пояса.
— Нарублю-ка я дров на неделю, чтоб два раза за топор не браться.
— А на обед у нас будет грибной суп. Наваристый, душистый, пальчики оближешь!
Старик в основном питался растительной пищей. Но как-то раз, вернувшись домой, он с улыбкой продемонстрировал Найе внушительный кусок сыра и большой кувшин молока:
— Вот, смотри, малышка, у самых наших дверей я повстречал Горта с женой. Они принесли мне подарок от своей коровки Брунки. Эту коровку я летом вылечил от болотной язвы. Я сказал им, что у меня лежит больной, поэтому в дом они не пошли. Мы поболтали на свежем воздухе. Горт говорит, что в Теплой Долине объявились зиганьеры. Вот ведь занесла их нелегкая.
При упоминании зиганьеров Найя открыла глаза и посмотрела прямо на своего спасителя. Это было ее первое самостоятельное движение с момента появления в этом доме.
Отшельник не мог не заметить этого:
— Малышка, ты делаешь замечательные успехи. Может, скажешь наконец, как тебя зовут? У такой милой девочки и имя должно быть красивым, как песня соловья в кустах орешника.
Но Найя вновь равнодушно отвернулась и стала по своему обыкновению смотреть в потолок.
Бургун постарался скрыть свое разочарование. В этот день он вновь дал девушке выпить отвар из нескольких десятков растений, а, когда она заснула, повторил магические пассы над ее головой и телом.
По выработавшейся в последнее время привычке он произнес вслух:
— Ох, чует беду мое старое сердце. Малышка кушать-то кушает, но за месяц ни разу под себя не сходила. Даже капельки пота не выступило. И куда только вся еда девается? Хотя о чем это я, старый дурень? Я-то знаю, КУДА. Уж лучше бы я десять раз в день мыл ее и менял испачканную одежду, чем такое диво дивное. Не по себе я взял дело, не по себе. Если бабочка вылупится из куколки, не удержу я ее, ох, не удержу.
В отличие от Бургуна, Найю совершенно не волновали вопросы еды и удаления ее остатков из организма. Она то лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок, то впадала в оцепенение, которое было похоже на сон, но сном не являлось.
Однажды, когда отшельник сидел за столом и ножом вырезал из бруска дерева новую ложку, послышись голоса приближавшихся к дому людей, а затем в дверь вежливо, но настойчиво постучали. Накинув шубу, Бургун вышел за дверь. Ни появление незнакомых людей, ни поспешный уход отшельника ничуть не обеспокоили Найю.
Через некоторое время старик вернулся и принялся торопливо срывать со стен пучки растений и запихивать их в полотняную сумку:
— Ох, беда-то какая, — бормотал он. — Ох, беда.
Подойдя к кровати с лежавшей Найей, он пододвинул к ней табуретку и поставил на нее глиняный горшок с приготовленным на обед густым варевом из сушеных овощей и фруктов:
— Я должен идти, малышка. Меня, наверное, не будет день или два. Ты уж прости меня, старого, но я оставлю тебя одну. Вот тебе еда. Если захочешь — поешь. Не захочешь — и ладно. Сдается мне, что худо тебе от этого не будет. И даже если костер погаснет, ты не замерзнешь. И за дом не беспокойся. Окрестные люди и звери меня уважают, без хозяина в дом никто не зайдет. Так что не серчай, малышка, но придется тебе подождать меня здесь.
Бургун ушел, человеческие голоса отдалились от дома и постепенно затихли. Найя лежала и смотрела в потолок…
Через день девушка повернула голову и посмотрела на оставленный горшок. Через два дня Найя протянула руки и несколькими большими глотками выпила его содержимое.
Отшельник вернулся через три дня. Стукнула входная дверь, и Найя услышала знакомый голос:
— А вот и я! Все дома? Вот и хорошо, малышка, что ты никуда не убежала. Ох ты, милая, я вижу, ты и поела вдоволь. Ну, вот и умница.
Найя посмотрела на Бургуна и спросила:
— Почему я осталась жива?
Старик отбросил напускную веселость:
— Ты разве ЭТО хотела спросить? Ведь тебе интересно, где я был, правда? Даже если это не так, я все равно расскажу. На одну из лесных деревенек напали зиганьеры. Троих мужичков ранили, стервецы, вот я и ставил их на ноги… Ого, малышка, как блеснули твои глаза. Вижу, эти негодные людишки тебе знакомы. Я даже сперва думал, что ты одна из них. Но потом понял, что ты другого рода-племени. Может, скажешь, какого?
Но Бургун не услышал ответа на свой вопрос. Тогда он продолжил:
— Зиганьеры иногда забираются на север, чтобы зимой поохотится на соболей, лисиц и бобров. Уж очень они любят рядится в меха животных. А зимой-то мех особенно густой, пышный. Вот они и разбивают лагерь в Теплой Долине, а во все стороны рассылают конных охотников. Да только охотятся они не только за пушной живностью, но и за любым другим достатком. Вот и грабят лесные деревеньки, если вдруг случаем встретят на пути.
Найя повернулась и приподнялась на кровати, опершись на локоть:
— Почему я осталась жива?
— Ох ты, какая шустрая! — умилился отшельник, но в глубине его добрых голубых глаз мелькнуло чувство, похожее на тщательно скрываемый страх. — Ты интересуешься зиганьерами? Хочешь знать, где они находятся? Я могу рассказать тебе только то, что слышал от других людей. А слышал я немного. Южные степи — место опасное. Там живут только зиганьеры, а любого чужака они либо сразу убивают, либо уводят в полон. Так вот, говорят, что где-то в степи есть главный город зиганьеров — Мельгальян. Там все они встречаются, чтобы на совете кланов договориться о том, кто каким путем будет кочевать. К нам на север обычно отправляется клан Кьентикль. Зиганьеры всегда останавливаются в Теплой Долине, где даже зимой растет зеленая трава и вдоволь корма для зиганьерской скотинки…
— Почему я осталась жива? — настойчиво повторила Найя.
Старик засуетился:
— Ох, старый дурень, расстроил малышку страшными рассказами. А давай-ка я заварю тебе отварчику успокаивающего, силы прибавляющего…
— Почему я осталась жива? — голос Найи едва не сорвался на крик.
Она сделала движение, словно пыталась встать с кровати. Сперва Бургун едва не выскочил за дверь, но, поборов ужас, приблизился к девушке и погладил ее по голове:
— Успокойся, малышка. Ты еще не знаешь, на что способна. А я смотрю на тебя и вижу твое прошлое и будущее. И скажу я тебе свое слово: сперва твое сердце было как трава — росло и крепло. Это детство. Потом твое сердце было как огонь — жгло и горело. Это любовь. Потом твое сердце превратилось в лед — застыло и заледенело. Это боль. Такой я тебя нашел в лесу, потому-то ты не боялась холода и голода. А сейчас слушай главное: теперь твое сердце стало алмазом — твердым и беспощадным. Я никогда не думал, что человек может носить в груди такое сердце. Будь осторожной, малышка, не перешагни запретного порога.
Как ни странно, эти слова успокоили Найю. Она снова улеглась на кровати, но теперь следила глазами за каждым действием отшельника. Бургун чувствовал себя неуютно, но старался не подавать вида. Он все так же трудился по хозяйству, готовил пищу и кормил девушку.
Прошло несколько дней. И вот снова за дверью послышались голоса людей, а затем раздался стук. Поговорив на улице с пришельцами, отшельник начал собираться в дорогу.
— Опять беда приключилась, — сказал он Найе. — Снова зиганьеры треклятые набедокурили. Еще одну деревеньку пограбили да людишек побили. Вот тебе, малышка, запас пищи. Не серчай, что опять оставляю одну. На этот раз точно вернусь завтра к вечеру. Ведь деревенька-то совсем неподалеку.
Бургун ушел, а Найя долго смотрела на закрытую дверь. Потом она легла на спину и закрыла глаза.
Прошел день. Найя не притронулась к приготовленной стариком пище. К вечеру Бургун не вернулся. Прошла ночь. Его все не было.
Девушка встала с кровати, прошлась взад и вперед по комнате. Что-то звало ее наружу. Скорее подражая отшельнику, чем понимая необходимость этих действий, Найя завернулась в широкую теплую шкуру и открыла входную дверь. Стояла самая середина зимы. Там, где лучи утреннего солнца пробивались сквозь кроны деревьев, снег ослепительно сверкал мириадами ярких точек.
Найя увидела цепочку следов, удалявшихся от дома. Она пошла по этой дорожке, не отдавая отчета в своих действиях. Высокие сугробы не являлись препятствием для девушки. Если бы кто-нибудь посмотрел на Найю со стороны, то увидел бы, что снег под ее ногами не проминается. Но никто не видел этого чуда — зимний лес был тих, светел и безжизнен.
Постепенно дорога пошла вверх, и из-под слоя снега показались отвесно торчащие обломки скал. Они были острые и гладкие, поэтому снег на них не задерживался. Пройдя мимо этих каменных столбов, Найя увидела, что человеческие следы ведут через невысокую гору, поросшую густым ельником. Там тоже торчали серые столбы, похожие на окаменевшие обломки древесных стволов.
Найя поднялась на вершину горы и начала спуск. Внезапно среди белого снега, зеленых елей и серых камней ее взгляд заметил что-то красное. Подойдя поближе, девушка остановилась над распростертым человеческим телом, вокруг которого расплылось кровавое пятно. Человек лежал лицом вниз. Снег вокруг него был вытоптан. Меховая шуба разорвана в клочья, а из тела выдраны большие куски мяса. Но не хищные животные были причиной смерти человека — из его спины все еще торчало древко длинной черной стрелы.
— Почему я осталась жива? — спросила Найя, опускаясь на колени и протягивая руки к разметавшимся по снегу седым волосам отшельника Бургуна.
Ответил ей дружный волчий вой. Должно быть, стая пировала на трупе, когда учуяла приближение Найи. Волки отбежали в сторону и затаились, но теперь, убедившись, что это не охотник, а новая добыча, стягивали кольцо.
Девушка поднялась на ноги и посмотрела на приближавшихся животных. Волков было восемь — исхудавших от вынужденного зимнего поста, а потому готовых на все, чтобы набить желудки свежим мясом. Одного тела старика на всех явно не хватало.
Найя попятилась назад и уперлась спиной в один из каменных столбов. От ее прикосновения камень растрескался и осыпался кучей небольших обломков.
Словно чувствуя смятение человека, волки снова завыли. Они не торопились — добыча была слаба и не могла оказать сопротивления.
— Почему я осталась жива? — обратилась Найя к волкам.
Те ответили ей своими кровожадными улыбками, продемонстрировав клыки, обагренные кровью Бургуна. Если бы волки могли говорить, они бы ответили:
— Ты — наша добыча. Ты — наша пища.
Впрочем, в глазах хищников Найя и так могла достаточно ясно разглядеть свою судьбу. Но тут произошло нечто странное. Что-то сместилось в сознании девушки. Она почувствовала внутри себя еще смутное и не оформившееся в конкретную мысль, но уже проявившееся желание. Точнее, нежелание. Найя не желала становиться жертвой.
Девушка подняла один из камней и сказала:
— Прочь.
Волки застыли на пару мгновений, но потом все же двинулись вперед.
Найя повторила чуть громче и тверже:
— Прочь! Назад!
Волки не послушались. Они уже приблизились на расстояние броска и не собирались упускать такой лакомый завтрак.
Но и Найя больше не желала безропотно подставлять свою шею. Она сжала в руке острый обломок камня…
По лесу прокатился сухой треск, заметавшись эхом между стволами деревьев. Девушка с удивлением разжала кулак. Из него высыпался мелкий песок.
— Плохой камень… — прошептала Найя, еще не осознавая того, что произошло.
Но волки своим звериным чутьем поняли то, что пока было скрыто от сознания девушки. Пятеро из них попятились назад, и только трое — старый вожак и два матерых самца — остались на месте, хотя и у них шерсть на загривках встала дыбом.
Не обращая на волков внимания, Найя нагнулась и подняла еще один камень — побольше и потяжелее. Она сделала выбор, даже не осознав того, что такую глыбу не смог бы поднять даже сильный здоровый мужчина. Этот огромный камень Найя не могла сжать в кулаке, поэтому обеими руками она кинула его в волков. Лишь каким-то чудом животные смогли увернуться от тяжелого метательного снаряда. Камень попал в ствол могучей сосны и разлетелся на сотню обломков. Дерево треснуло, пошатнулось и, ломая ветви соседних деревьев, тяжело рухнуло на землю.
Не желая больше испытывать судьбу, стая в ужасе пустилась в бегство, оглашая лес жалобным повизгиванием.
С некоторой долей удивления Найя смотрела им вслед.
— Почему я осталась жива? — задала она свой привычный вопрос, оглядываясь вокруг.
Но рядом не было ни одного живого существа.
Одна часть сознания девушки все еще находилась в блаженном небытие безумия, но другая уже начала реагировать на окружающий мир. С радостью ребенка, написавшего на бумаге первые слова, Найя вспоминала названия росших вокруг кустов и деревьев. Вот можжевельник, вот ель, вот сосна, вот южный тьис, неведомо как занесенный в этот заснеженный северный лес…
Внезапно Найя вздрогнула. Растения дали ответ на вопрос, на который не смогли ответить ни люди, ни животные.
Можжевельник.
Ель.
Сосна.
Тьис.
Из начальных букв сложилось слово МЕСТЬ.
И тут непроницаемо-туманная завеса спала с воспоминаний Найи. Девушка в мельчайших подробностях вспомнила всю свою жизнь — от самых первых детских впечатлений, до событий последних дней и минут.
Птицы отлетали прочь, понимая, что в ближайшее время поживиться тут будет нечем.
Найя шла и шла. Голод она утоляла ягодами, срывая их на ходу с попадавшихся на дороге кустов. Воду она пила из ручьев и неглубоких рек, которые в изобилии стекали с гор к морю. Мелкие водные преграды она переходила вброд. Более широкие — переплывала.
Девушка не следила за сменой дня и ночи. Когда она хотела спать, то ложилась на землю и засыпала. Когда просыпалась — продолжала идти вперед.
Через некоторое время путь Найе преградила широкая полноводная река. И опять-таки не рассудком, а лишь инстинктом девушка поняла, что не сможет переплыть реку вблизи того места, где она впадает в море. Течение отнесло бы ее слишком далеко в море, и едва ли она смогла бы выгрести обратно к берегу. Найя пошла вверх по течению. Вскоре она забыла, что собиралась переплыть реку. Ей было все равно, по какому берегу идти — берегу моря или берегу реки — поэтому она все дальше и дальше уходила в глубь материка.
Пожалуй, немного нашлось бы людей, которые смогли бы в одиночку пройти столько же, сколько Найя, и не умереть от голода, от зубов хищника или от болезни. Но, как это ни странно, девушке было достаточно той скудной пищи, которую удавалось отыскать, ни одно опасное животное не встречалось на ее пути и, несмотря на постоянно мокрую одежду и холодные ночи, девушка не мерзла и не простужалась.
На берегу широкой реки Найя впервые встретила человеческое поселение. Девушка ничего не помнила о своей прошлой жизни. События последних недель полностью исчезли из ее памяти. Поэтому она совершенно равнодушно отнеслась к тому, что впереди показались невысокие одноэтажные дома, сложенные из толстых бревен. У Найи не было ни страха перед людьми, ни надежды на сочувствие и помощь. Она шла вперед, не видя ничего вокруг, не обращая внимания на удивленные взгляды людей, не слыша обращенных к ней вопросов.
Небольшой городок был населен исключительно светловолосыми коренастыми жителями. Скорее всего, так далеко вверх по реке ни разу не заплывали корабли морского народа. Но кто-то, несомненно, знал, что высокая изможденная девушка в рваной мокрой одежде принадлежит к этому племени. Простолюдины не причинили вреда Найе, но и не предприняли попыток остановить ее.
— Почему я осталась жива? — спрашивала девушка у всех встречных, как задавала этот вопрос любому живому существу, и, не дожидаясь ответа, продолжала идти дальше.
— На нее снизошло священное безумие, — шептали вслед седобородые старики, провожая девушку слезящимися полуслепыми глазами.
Лишь неугомонные дети некоторое время бежали за Найей по берегу реки. В спину девушки даже ударились несколько комьев грязи, но она не обернулась и не изменила ритма своего шага. Поэтому детишки скоро отстали и нашли себе другое, более веселое развлечение: они начали вылавливать из реки лягушек и отрывать им лапки. Животные забавно дергались и верещали от боли. Светловолосые мальчики и девочки смеялись над их безуспешными попытками зарыться в спасительный ил.
А Найя продолжала идти вперед. Постепенно река становилась все уже и мелководнее, лес на ее берегах делался гуще и выше, пока не превратился в таежную чащу. Еще трижды Найя проходило мимо людских жилищ. Каждая следующая деревня была меньше и беднее предыдущей. Простолюдины провожали взглядами бредущую мимо девушку. И вновь никто не попробовал задержать ее.
— Почему я осталась жива? — ничего не выражающие глаза девушки равнодушно пробегали по лицам людей, в то время как она, не сбавляя шага, проходила мимо.
— Зов духов ведет ее по неведомому пути, — шамкали беззубыми ртами старухи, выползшие из убогих домишек, чтобы погреть на последнем осеннем солнце свои старые косточки.
А зима между тем приближалась. Ягод и орехов на кустах почти не осталось, поэтому ела Найя все реже и реже. Однажды, проснувшись на рассвете, она обнаружила, что вода возле берега покрылась корочкой льда. Первый раз с начала своего пути девушка проявила чувство, которое можно было бы назвать любопытством. Там, где она жила раньше, никогда не шел снег и температура ни разу не опускалась ниже точки замерзания воды. Найя отломила пластинку льда и бездумно крошила ее в руках, наблюдая, как по рукам течет растаявшая вода. Затем девушка встала и снова пошла вперед.
Вскоре начался сильный снегопад. Густые хлопья снега ложились на землю, на ветки деревьев, на голову и плечи Найи. Обувь девушки давно развалилась, одежда износилась до такой степени, что грязные серые лохмотья едва прикрывали тело. Но Найя по-прежнему не чувствовала холода. И лишь один-единственный раз она обернулась, чтобы посмотреть на цепочку следов, которые оставляли на снегу ее босые ноги.
Близился тот момент, когда должен был наступить предел выносливости человеческого тела. Но, в отличие от остальных основополагающих инстинктов, Найя совершенно лишилась чувства самосохранения. Она не помнила, когда ела в последний раз. Река покрылась льдом, так что единственной пищей девушки остался лишь снег, который она зачерпывала на ходу горстями.
Наконец Найя легла в сугроб и приняла позу младенца в утробе матери. Она начала засыпать, совершенно не понимая того, что это, скорее всего, последний сон в ее жизни. Но вскоре сквозь ее затуманенное сознание пробился звук тяжелых шагов. Найе было все равно — зверь это или человек. Она закрыла глаза и приготовилась погрузиться в небытие.
— Да что же это?! — донесся до ушей девушки мужской голос.
— Почему я осталась жива? — привычно спросила Найя, но голос был так слаб, что незнакомец едва ли расслышал слетевшие с губ слова.
Сильные руки подняли Найю и положили на что-то твердое. Если бы она открыла глаза, то увидела бы, что это большие сани, нагруженные обрубками толстых бревен. Затем на тело девушки сверху опустилось что-то мягкое. Это была огромная шуба, которую мужчина снял с себя, оставшись в одной длинной рубахе из грубого небеленого полотна.
Потом Найя почувствовала плавный рывок. Сани потянул за собой широкоплечий, но низкорослый мужчина с длинными белыми волосами и бородой. Несомненно, он принадлежал к простолюдинам, но белизна волос была связана не с национальностью, а с возрастом. Седой старик был не по годам силен и статен, издалека он вполне мог бы сойти за мужчину тридцати-сорока лет.
Оказавшись на санях, Найя даже не попыталась спрыгнуть или изменить свою позу. Скорее всего, тело в конце концов перестало ее слушаться. Или, может быть, каким-то шестым чувством она догадалась, что ей встретился не простой человек.
Действительно, старик был отшельником, которого местные полудикие лесные племена почитали как лекаря и чудотворца. Возможно, он и был тем, кем его называли.
Время от времени Найя открывала глаза и видела, как мимо нее проплывают толстые стволы высоких деревьев, покрытые грубой корой, и раскидистые кусты, чьи ветки пригнул к земле налипший сверху снег. Девушка не понимала, что движутся не растения, а сани, на которых она лежит. Но привычный вид сменяющегося пейзажа успокаивал ее, как будто шла она сама — шла вперед, как все последние то ли дни, то ли недели, то ли месяцы.
Посмотрев вокруг себя в очередной раз, Найя увидела, что сани остановились возле вросшего в землю сруба из мощных древесных кряжей, плоская крыша которого была покрыта толстым слоем снега. Над крышей вился легкий дымок.
Старик легко поднял невесомое тело девушки и, толкнув ногой незапертую дверь, внес ее внутрь. И вновь Найя не воспротивилась подобному ограничению ее свободы.
Старик положил девушку на узкую кровать, сдернул ее грязные сырые лохмотья, а потом быстро завернул в несколько шкур, служащих одновременно простынями, одеялами и подушками.
— Кто же сделал это с тобой, малышка? — спросил старик.
— Почему я осталась жива? — на этот раз голос девушки прозвучал громче, чем в лесу.
Но отшельник не ответил на вопрос. Он лишь поплотнее подоткнул шкуры вокруг Найи и принялся раздувать огонь в очаге, постепенно подбрасывая в него дрова.
Очаг представлял собой выложенный камнями круг в центре сруба. Над огнем на поперечной металлической перекладине висел закопченный котелок. Дым выходил через отверстие в крыше.
Когда огонь разгорелся, старик деревянным ковшиком зачерпнул воду из стоявшей в углу бочки и вылил ее в котелок. Затем он направился к длинному столу из грубо обструганных толстых досок, который тянулся вдоль одной из стен жилища. На столе были расставлены глиняные горшки, деревянные миски, ярко блестевшие медные сосуды, чаши и чашечки, а на стене висели пучки разнообразных высушенных растений.
— Так, так, — бормотал себе под нос отшельник, выдергивая из разных пучков по одному-два листика, цветка или побега, — сейчас приготовим отвар для поддержания сил.
Отобрав необходимые ингредиенты, старик вернулся к очагу и кинул горсть сухих растений в кипящую воду.
Едва ноздри Найи уловили аромат исходящего от котелка пара, как в ее сознании молнией пронеслось неясное, полустертое, но почему-то неприятное воспоминание: руки человека с черным кругом вместо лица протягивали ей кувшин с похожим по запаху отваром. Но воспоминание быстро исчезло обратно в небытие, и девушка не сделала попыток удержать его или попытаться размотать нить событий, приведших ее в это место.
Найя не стала противиться, когда отшельник приподнял ее своей сильной рукой, посадил на кровати и влил в рот несколько ложек отвара. Девушка не почувствовала ни его вкуса, ни его тепла. Но глаза ее невольно закрылись, а лицевые мускулы расслабились.
— Спи спокойно, малышка, — прошептал отшельник, осторожно укладывая Найю.
Девушка мгновенно заснула. Старик несколько раз провел руками над ее головой, время от времени стряхивая в огонь что-то невидимое и неосязаемое. Затем он простер руки над ее телом, закрыл глаза и на некоторое время застыл.
Выйдя из транса, отшельник покачал головой и произнес загадочную фразу:
— Нелегко будет удержать ее, очень нелегко.
* * *
Когда Найя проснулась, то увидела сидящего рядом с кроватью на табурете старика. У него были необыкновенно добрые голубые глаза, длинные седые волосы и борода, доходившая почти до пояса.
— Почему я осталась жива?
— Когда-нибудь ты это узнаешь, — голос старика был глухой, но очень мягкий. — Меня зовут Бургун. А тебя?
Найя ничего больше не сказала. Она вновь закрыла глаза, хотя спать ей не хотелось. Теперь она не могла пошевелиться, точно так же, как совсем недавно не могла оставаться в неподвижности. Бургун посадил ее на кровати и снова напоил густым пахучим отваром. Девушка не сопротивлялась, но и не сделала попытки пошевелить хотя бы одним мускулом тела. Она даже не пила — жидкость вливалась в ее горло, как в сосуд.
Отшельник откинул укутывающие Найю шкуры и внимательно осмотрел ее обнаженное тело. Затем он обтер девушку чистой тряпкой, смоченной теплой водой, и одел на нее чистую рубаху, подобную той, которую носил сам.
Выполняя все эти процедуры, Бургун разговаривал то ли с Найей, то ли сам с собой:
— Да, не рассчитывал я на еще одного жильца. Ну, ничего, как-нибудь перезимуем. Припасов у меня заготовлено с лишком, так что на двоих хватит. Да ты, малышка, я думаю, и не обжора. Ну-ка, просунь руки в рукава. Не хочешь? Ну и ладно. Ты не бойся, рубаха эта новая, мне ее подарила Гармилка за то, что я поставил на ноги ее мужа, которого потоптал дикий вепрь. Ко мне часто обращаются окрестные люди за подмогой. Так что ты не бойся, если вдруг услышишь стук в дверь.
Но Найя не понимала обращенных к ней слов. Она по-прежнему пребывала в маленьком запертом мире, ограниченном пределами собственного сознания. Тем не менее отшельник продолжал сопровождать все свои действия комментариями. То ли он устал от одиночества и в лице Найи нашел идеального собеседника, то ли таким образом надеялся расшевелить впавшую в оцепенение девушку.
Дни бежали за днями. Найя просыпалась под говорок Бургуна:
— Сейчас разведем огонь, сварим кашку на завтрак, вскипятим водички для настойки смородины.
В течение дня отшельник рассказывал ей о всех своих делах:
— Схожу-ка в лес за дровами. Снегу навалило — жуть! Сугробы выше пояса.
— Нарублю-ка я дров на неделю, чтоб два раза за топор не браться.
— А на обед у нас будет грибной суп. Наваристый, душистый, пальчики оближешь!
Старик в основном питался растительной пищей. Но как-то раз, вернувшись домой, он с улыбкой продемонстрировал Найе внушительный кусок сыра и большой кувшин молока:
— Вот, смотри, малышка, у самых наших дверей я повстречал Горта с женой. Они принесли мне подарок от своей коровки Брунки. Эту коровку я летом вылечил от болотной язвы. Я сказал им, что у меня лежит больной, поэтому в дом они не пошли. Мы поболтали на свежем воздухе. Горт говорит, что в Теплой Долине объявились зиганьеры. Вот ведь занесла их нелегкая.
При упоминании зиганьеров Найя открыла глаза и посмотрела прямо на своего спасителя. Это было ее первое самостоятельное движение с момента появления в этом доме.
Отшельник не мог не заметить этого:
— Малышка, ты делаешь замечательные успехи. Может, скажешь наконец, как тебя зовут? У такой милой девочки и имя должно быть красивым, как песня соловья в кустах орешника.
Но Найя вновь равнодушно отвернулась и стала по своему обыкновению смотреть в потолок.
Бургун постарался скрыть свое разочарование. В этот день он вновь дал девушке выпить отвар из нескольких десятков растений, а, когда она заснула, повторил магические пассы над ее головой и телом.
По выработавшейся в последнее время привычке он произнес вслух:
— Ох, чует беду мое старое сердце. Малышка кушать-то кушает, но за месяц ни разу под себя не сходила. Даже капельки пота не выступило. И куда только вся еда девается? Хотя о чем это я, старый дурень? Я-то знаю, КУДА. Уж лучше бы я десять раз в день мыл ее и менял испачканную одежду, чем такое диво дивное. Не по себе я взял дело, не по себе. Если бабочка вылупится из куколки, не удержу я ее, ох, не удержу.
В отличие от Бургуна, Найю совершенно не волновали вопросы еды и удаления ее остатков из организма. Она то лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок, то впадала в оцепенение, которое было похоже на сон, но сном не являлось.
Однажды, когда отшельник сидел за столом и ножом вырезал из бруска дерева новую ложку, послышись голоса приближавшихся к дому людей, а затем в дверь вежливо, но настойчиво постучали. Накинув шубу, Бургун вышел за дверь. Ни появление незнакомых людей, ни поспешный уход отшельника ничуть не обеспокоили Найю.
Через некоторое время старик вернулся и принялся торопливо срывать со стен пучки растений и запихивать их в полотняную сумку:
— Ох, беда-то какая, — бормотал он. — Ох, беда.
Подойдя к кровати с лежавшей Найей, он пододвинул к ней табуретку и поставил на нее глиняный горшок с приготовленным на обед густым варевом из сушеных овощей и фруктов:
— Я должен идти, малышка. Меня, наверное, не будет день или два. Ты уж прости меня, старого, но я оставлю тебя одну. Вот тебе еда. Если захочешь — поешь. Не захочешь — и ладно. Сдается мне, что худо тебе от этого не будет. И даже если костер погаснет, ты не замерзнешь. И за дом не беспокойся. Окрестные люди и звери меня уважают, без хозяина в дом никто не зайдет. Так что не серчай, малышка, но придется тебе подождать меня здесь.
Бургун ушел, человеческие голоса отдалились от дома и постепенно затихли. Найя лежала и смотрела в потолок…
Через день девушка повернула голову и посмотрела на оставленный горшок. Через два дня Найя протянула руки и несколькими большими глотками выпила его содержимое.
Отшельник вернулся через три дня. Стукнула входная дверь, и Найя услышала знакомый голос:
— А вот и я! Все дома? Вот и хорошо, малышка, что ты никуда не убежала. Ох ты, милая, я вижу, ты и поела вдоволь. Ну, вот и умница.
Найя посмотрела на Бургуна и спросила:
— Почему я осталась жива?
Старик отбросил напускную веселость:
— Ты разве ЭТО хотела спросить? Ведь тебе интересно, где я был, правда? Даже если это не так, я все равно расскажу. На одну из лесных деревенек напали зиганьеры. Троих мужичков ранили, стервецы, вот я и ставил их на ноги… Ого, малышка, как блеснули твои глаза. Вижу, эти негодные людишки тебе знакомы. Я даже сперва думал, что ты одна из них. Но потом понял, что ты другого рода-племени. Может, скажешь, какого?
Но Бургун не услышал ответа на свой вопрос. Тогда он продолжил:
— Зиганьеры иногда забираются на север, чтобы зимой поохотится на соболей, лисиц и бобров. Уж очень они любят рядится в меха животных. А зимой-то мех особенно густой, пышный. Вот они и разбивают лагерь в Теплой Долине, а во все стороны рассылают конных охотников. Да только охотятся они не только за пушной живностью, но и за любым другим достатком. Вот и грабят лесные деревеньки, если вдруг случаем встретят на пути.
Найя повернулась и приподнялась на кровати, опершись на локоть:
— Почему я осталась жива?
— Ох ты, какая шустрая! — умилился отшельник, но в глубине его добрых голубых глаз мелькнуло чувство, похожее на тщательно скрываемый страх. — Ты интересуешься зиганьерами? Хочешь знать, где они находятся? Я могу рассказать тебе только то, что слышал от других людей. А слышал я немного. Южные степи — место опасное. Там живут только зиганьеры, а любого чужака они либо сразу убивают, либо уводят в полон. Так вот, говорят, что где-то в степи есть главный город зиганьеров — Мельгальян. Там все они встречаются, чтобы на совете кланов договориться о том, кто каким путем будет кочевать. К нам на север обычно отправляется клан Кьентикль. Зиганьеры всегда останавливаются в Теплой Долине, где даже зимой растет зеленая трава и вдоволь корма для зиганьерской скотинки…
— Почему я осталась жива? — настойчиво повторила Найя.
Старик засуетился:
— Ох, старый дурень, расстроил малышку страшными рассказами. А давай-ка я заварю тебе отварчику успокаивающего, силы прибавляющего…
— Почему я осталась жива? — голос Найи едва не сорвался на крик.
Она сделала движение, словно пыталась встать с кровати. Сперва Бургун едва не выскочил за дверь, но, поборов ужас, приблизился к девушке и погладил ее по голове:
— Успокойся, малышка. Ты еще не знаешь, на что способна. А я смотрю на тебя и вижу твое прошлое и будущее. И скажу я тебе свое слово: сперва твое сердце было как трава — росло и крепло. Это детство. Потом твое сердце было как огонь — жгло и горело. Это любовь. Потом твое сердце превратилось в лед — застыло и заледенело. Это боль. Такой я тебя нашел в лесу, потому-то ты не боялась холода и голода. А сейчас слушай главное: теперь твое сердце стало алмазом — твердым и беспощадным. Я никогда не думал, что человек может носить в груди такое сердце. Будь осторожной, малышка, не перешагни запретного порога.
Как ни странно, эти слова успокоили Найю. Она снова улеглась на кровати, но теперь следила глазами за каждым действием отшельника. Бургун чувствовал себя неуютно, но старался не подавать вида. Он все так же трудился по хозяйству, готовил пищу и кормил девушку.
Прошло несколько дней. И вот снова за дверью послышались голоса людей, а затем раздался стук. Поговорив на улице с пришельцами, отшельник начал собираться в дорогу.
— Опять беда приключилась, — сказал он Найе. — Снова зиганьеры треклятые набедокурили. Еще одну деревеньку пограбили да людишек побили. Вот тебе, малышка, запас пищи. Не серчай, что опять оставляю одну. На этот раз точно вернусь завтра к вечеру. Ведь деревенька-то совсем неподалеку.
Бургун ушел, а Найя долго смотрела на закрытую дверь. Потом она легла на спину и закрыла глаза.
Прошел день. Найя не притронулась к приготовленной стариком пище. К вечеру Бургун не вернулся. Прошла ночь. Его все не было.
Девушка встала с кровати, прошлась взад и вперед по комнате. Что-то звало ее наружу. Скорее подражая отшельнику, чем понимая необходимость этих действий, Найя завернулась в широкую теплую шкуру и открыла входную дверь. Стояла самая середина зимы. Там, где лучи утреннего солнца пробивались сквозь кроны деревьев, снег ослепительно сверкал мириадами ярких точек.
Найя увидела цепочку следов, удалявшихся от дома. Она пошла по этой дорожке, не отдавая отчета в своих действиях. Высокие сугробы не являлись препятствием для девушки. Если бы кто-нибудь посмотрел на Найю со стороны, то увидел бы, что снег под ее ногами не проминается. Но никто не видел этого чуда — зимний лес был тих, светел и безжизнен.
Постепенно дорога пошла вверх, и из-под слоя снега показались отвесно торчащие обломки скал. Они были острые и гладкие, поэтому снег на них не задерживался. Пройдя мимо этих каменных столбов, Найя увидела, что человеческие следы ведут через невысокую гору, поросшую густым ельником. Там тоже торчали серые столбы, похожие на окаменевшие обломки древесных стволов.
Найя поднялась на вершину горы и начала спуск. Внезапно среди белого снега, зеленых елей и серых камней ее взгляд заметил что-то красное. Подойдя поближе, девушка остановилась над распростертым человеческим телом, вокруг которого расплылось кровавое пятно. Человек лежал лицом вниз. Снег вокруг него был вытоптан. Меховая шуба разорвана в клочья, а из тела выдраны большие куски мяса. Но не хищные животные были причиной смерти человека — из его спины все еще торчало древко длинной черной стрелы.
— Почему я осталась жива? — спросила Найя, опускаясь на колени и протягивая руки к разметавшимся по снегу седым волосам отшельника Бургуна.
Ответил ей дружный волчий вой. Должно быть, стая пировала на трупе, когда учуяла приближение Найи. Волки отбежали в сторону и затаились, но теперь, убедившись, что это не охотник, а новая добыча, стягивали кольцо.
Девушка поднялась на ноги и посмотрела на приближавшихся животных. Волков было восемь — исхудавших от вынужденного зимнего поста, а потому готовых на все, чтобы набить желудки свежим мясом. Одного тела старика на всех явно не хватало.
Найя попятилась назад и уперлась спиной в один из каменных столбов. От ее прикосновения камень растрескался и осыпался кучей небольших обломков.
Словно чувствуя смятение человека, волки снова завыли. Они не торопились — добыча была слаба и не могла оказать сопротивления.
— Почему я осталась жива? — обратилась Найя к волкам.
Те ответили ей своими кровожадными улыбками, продемонстрировав клыки, обагренные кровью Бургуна. Если бы волки могли говорить, они бы ответили:
— Ты — наша добыча. Ты — наша пища.
Впрочем, в глазах хищников Найя и так могла достаточно ясно разглядеть свою судьбу. Но тут произошло нечто странное. Что-то сместилось в сознании девушки. Она почувствовала внутри себя еще смутное и не оформившееся в конкретную мысль, но уже проявившееся желание. Точнее, нежелание. Найя не желала становиться жертвой.
Девушка подняла один из камней и сказала:
— Прочь.
Волки застыли на пару мгновений, но потом все же двинулись вперед.
Найя повторила чуть громче и тверже:
— Прочь! Назад!
Волки не послушались. Они уже приблизились на расстояние броска и не собирались упускать такой лакомый завтрак.
Но и Найя больше не желала безропотно подставлять свою шею. Она сжала в руке острый обломок камня…
По лесу прокатился сухой треск, заметавшись эхом между стволами деревьев. Девушка с удивлением разжала кулак. Из него высыпался мелкий песок.
— Плохой камень… — прошептала Найя, еще не осознавая того, что произошло.
Но волки своим звериным чутьем поняли то, что пока было скрыто от сознания девушки. Пятеро из них попятились назад, и только трое — старый вожак и два матерых самца — остались на месте, хотя и у них шерсть на загривках встала дыбом.
Не обращая на волков внимания, Найя нагнулась и подняла еще один камень — побольше и потяжелее. Она сделала выбор, даже не осознав того, что такую глыбу не смог бы поднять даже сильный здоровый мужчина. Этот огромный камень Найя не могла сжать в кулаке, поэтому обеими руками она кинула его в волков. Лишь каким-то чудом животные смогли увернуться от тяжелого метательного снаряда. Камень попал в ствол могучей сосны и разлетелся на сотню обломков. Дерево треснуло, пошатнулось и, ломая ветви соседних деревьев, тяжело рухнуло на землю.
Не желая больше испытывать судьбу, стая в ужасе пустилась в бегство, оглашая лес жалобным повизгиванием.
С некоторой долей удивления Найя смотрела им вслед.
— Почему я осталась жива? — задала она свой привычный вопрос, оглядываясь вокруг.
Но рядом не было ни одного живого существа.
Одна часть сознания девушки все еще находилась в блаженном небытие безумия, но другая уже начала реагировать на окружающий мир. С радостью ребенка, написавшего на бумаге первые слова, Найя вспоминала названия росших вокруг кустов и деревьев. Вот можжевельник, вот ель, вот сосна, вот южный тьис, неведомо как занесенный в этот заснеженный северный лес…
Внезапно Найя вздрогнула. Растения дали ответ на вопрос, на который не смогли ответить ни люди, ни животные.
Можжевельник.
Ель.
Сосна.
Тьис.
Из начальных букв сложилось слово МЕСТЬ.
И тут непроницаемо-туманная завеса спала с воспоминаний Найи. Девушка в мельчайших подробностях вспомнила всю свою жизнь — от самых первых детских впечатлений, до событий последних дней и минут.