Но, даже оглядывая окрестности, Гэри не мог забыть интонации Дорс. Она знала что-то такое, что ему самому было неведомо. Что бы это могло быть…
   Природа, как считали некоторые философы, оставалась истинной, пока человечество не приложило к ней свою руку. Мы никогда не были частью Природы, но осознали это, лишь когда начали изменять природные условия. Достаточно было одного нашего появления, чтобы Природа стала чем-то другим, воплощенным компромиссом между первичным, естественным, и искусственным, сотворенным.
   Идея эта нашла неожиданное подтверждение. На одной планете, Аркадии, поселилась очень маленькая колония — отчасти потому, что до Аркадии довольно трудно добраться. Все население планеты составляли экологи, которые должны были заботиться о мире. Ближайший пространственный тоннель находился приблизительно на расстоянии половины светового года. Тогдашний Император — его или ее имя в истории не сохранилось — распорядился, чтобы леса и равнины этой планеты остались в первозданном виде, образовав, так сказать, «уголок нетронутой природы». И что же — через десять тысяч лет, когда поступили очередные отчеты, оказалось, что леса хиреют и чахнут, а равнины поросли колючим кустарником.
   Исследования показали, что экологи перестарались, проявив Даже чрезмерную заботу о мире. Они тушили пожары, возникшие из-за молний, они мешали растительности видоизменяться. Они даже отрегулировали стабильные погодные условия, рассчитав, сколько солнечного света отражают ледяные шапки полюсов обратно в атмосферу.
   Экологи попытались удержать Аркадию в равновесии, и получилось, что леса превратились в творение человека. Люди не придали значения цикличности. Гэри задумался, как этот случай можно применить в психоистории…
   Отвлекшись на мгновение от теорий, он вспомнил, где находится. Факт остается фактом: в доимперские времена Галактика была пустой и совершенно необитаемой. Но как могло случиться, что при таком количестве плодородных и богатых планет только человечество достигло стадии разума?
   И глядя на сияющий звездный покров… Гэри не мог в это поверить.
   Но разве существуют доказательства обратного?

Глава 8

   Двадцать пять миллионов миров Империи служили пристанищем лишь четырем миллиардам человек на каждую планету. На Тренторе жило сорок миллиардов. Он находился всего в тысяче световых лет от центра Галактики, и на его орбите имелось семнадцать пространственных тоннелей — больше, чем где бы то ни было. Сперва у Трентора было всего два тоннеля, но современные технологии межзвездных перелетов позволили притянуть сюда остальные и расположить кольцом.
   У каждого из этих семнадцати тоннелей было несколько временных отростков. Вот к одному из них и направлялась Дорс.
   Но добираться им приходилось окольными путями.
   — Центр Галактики — опасное местечко, — сказала Дорс, когда они подлетали к очередному входу. Корабль обогнул пустынную планету, которая превратилась в полую мертвую оболочку, когда из нее до капли выкачали все природные ресурсы.
   — Трентор меня пугает гораздо сильнее…
   Прыжок помешал ему закончить фразу, а в следующее мгновение он онемел от открывшегося зрелища.
   Яркие нити, вытянувшиеся из огромного сгустка, невозможно было охватить единым взглядом. Они протянулись во все стороны, пронизав светящиеся стены тоннелей и их темные ответвления. Черные своды разверзлись на десятки световых лет. Вихревые хвосты стекались к раскаленному добела Истинному Центру. Здесь материя смерзлась и рассыпалась головокружительным фонтаном брызг.
   — Черная дыра, — прошептал Гэри.
   Та маленькая черная дыра, которую они недавно встретили, достигала массы нескольких звезд. А в Истинном Центре в ненасытную черную пасть затягивало миллионы солнц.
   Уровень радиации не превышал стандартной нормы. Но беглецам показалось, что за те сотни световых лет, которые они уже преодолели, радиация пропитала их тела до мозга костей. Гэри включил поляризацию стен и увидел эту картину в ином ракурсе. Все осталось горячим и мутным, но обнаружились новые подробности. Нити опутывали невидимые веретена. Гэри был абсолютно уверен, что слоев там наверчено видимо-невидимо.
   — Поток частиц плотный, — напряженно сообщила Дорс. — И постоянно растет.
   — Где наш тоннель?
   — Не могу справиться с вектором… ага! Есть.
   Ускорение вдавило Гэри в кресло. Дорс направила корабль к вращающемуся пирамидальному проходу.
   Еще одна геометрическая фигура. Гэри успел удивиться, как часто случайность создает во Вселенной подобия идеальных геометрических фигур, словно в странном музее Эвклида.
   И они нырнули в тоннель, оставив поразительное и страшное зрелище позади.
   Их маленький корабль выскочил неподалеку от коричневато-серого солнца Трентора. Яркие диски спутников, заводы и населенные кварталы тянулись вдоль экватора планеты.
   Дикий тоннель, из которого они только что вылетели, содрогнулся и запылал. Дорс направила корабль к полуразвалившемуся временному посту у выхода из тоннеля. Гэри промолчал, он знал, что сейчас она напряженно вычисляет. Когда корабль опустился в специальное гнездо, тут же завыли сирены. Вой был нестерпим, уши просто разрывались.
   Они вылезли из корабля, едва шевеля затекшими руками и ногами. Сила тяжести была нулевой, Гэри поплыл к запертой двери. Дорс обогнала его и знаком приказала сохранять тишину, пока давление не нормализуется и автоматика не откроет входной замок. Затем спустила с плеч комбинезон, открыв грудь.
   Она нажала пальцем на какую-то точку под левой грудью. И извлекла оттуда небольшой цилиндр. Оружие? Она поправила комбинезон как раз в тот момент, когда входная панель начала открываться.
   За дверью Гэри увидел людей в имперской униформе.
   Он прижался к стене, готовый пробиваться с боем, только бы избежать ареста. Но ситуация казалась безвыходной.
   Имперцы были настроены решительно. Они взяли орудие на изготовку. Дорс загородила собой Гэри и швырнула в них цилиндр…
   …и волна давления снова впечатала Селдона в стену. Уши заложило. Там, где были солдаты, клубилось облако… ошметков.
   — Это…
   — Направленный взрыв, — отрезала Дорс. — Вперед! Солдаты лежали кучей. Гэри не мог себе представить, как можно заключить в крохотный цилиндр такую мощность. Но времени на раздумья не было. Они проскочили мимо поверженных противников. Вокруг валялось бесполезное оружие.
   В дальнем конце коридора показалась фигура человека. Это был мужчина в коричневом рабочем комбинезоне, среднего роста, без оружия. Гэри криком предупредил Дорс. Но она никак не ответила.
   Мужчина тряхнул кистью, и из его рукава показался ствол. Дорс, не обращая на внимания, бежала навстречу.
   Гэри прикрылся рукой и отпрыгнул вправо.
   — Стой спокойно! — рявкнул незнакомец.
   Гэри замер, не опуская руку. Мужчина спустил курок — серебристый снаряд пролетел мимо Гэри.
   Он обернулся и увидел, что один из имперских солдат уцелел и собирался выстрелить. Серебряный снаряд взорвался возле его руки. Солдат завизжал и уронил свой пистолет.
   — Идемте. Дальше путь свободен, — сказал мужчина в рабочем комбинезоне.
   Дорс пошла следом за ним без единого слова. Гэри кинулся догонять и поравнялся с Дорс, когда входная панель начала закрываться.
   — Вы вернулись на Трентор в критический момент, — сказал незнакомец.
   — Кто… вы… Мужчина усмехнулся:
   — Я изменился. Не узнаете вашего старого друга Р. Дэниела?
 
ВСТРЕЧА
   Р. Дэниел смотрел на Дорс без всякого выражения, позволяя своему телу вяло брести вперед.
   — Мы должны защитить его от Ламерка, — сказала Дорс. — Ты должен снова выйти на сцену и встать на его сторону. Ты бывший премьер-министр, твоя открытая поддержка и участие…
   — Я не могу возникнуть как Ито Димерцел, человек, который уже упустил бразды правления и потерял политический вес. Это может помешать моему следующему заданию.
   — Но Гэри нужно…
   — К тому же ты ошибаешься, если думаешь, что Димерцел обладал большой силой. Я принадлежу прошлому, я уже часть истории. Ламерк плевать на меня хотел, потому что у меня нет права вмешиваться в управленческие структуры.
   Дорс вздохнула.
   — Но ты должен…
   — Я протащу таких, как мы, в окружение Ламерка.
   — Уже поздно просачиваться в тыл противника.
   Р. Дэниел задействовал программы, управляющие мышцами лица, и усмехнулся.
   — Несколько недель назад я уже подсадил туда роботов. Вскоре они займут необходимые места.
   — Ты используешь… нас?
   — Должен. Хотя твой упрек справедлив: нас слишком мало.
   — Мне нужна помощь для защиты Гэри, одна я не справлюсь.
   — Ты права. — Он извлек плотный диск, на этот раз из ладони — Это поможет тебе отличать шпионов Ламерка. Она с сомнением оглядела диск. — Каким же образом? Похоже на химический определитель.
   — У меня свои агенты. Они метят людей Ламерка. Это устройство считывает их метки.
   — А специалисты Ламерка не могут избавиться от меток?
   — Это устройство сделано по технологии, которая тысячи лет как считается утерянной. Помести его в правую руку, в положение шесть. Слоты два и пять.
   — Но как я…
   — Результаты проверки будут поступать в твою базовую память.
   Пока она возилась с диском, Дэниел наблюдал. Наступила полная тишина. Оливо никогда не тратил время на пустые движения или праздные разговоры. Наконец устройство встало на место, она вздохнула и сказала:
   — Он интересуется симуляторами, которые сбежали.
   — Лучшего способа погубить психоисторию не придумаешь.
   — Остается еще проблема с тиктаками. Ты понимаешь…
   — Общественное табу на симуляторы игнорируется во время культурных преобразований.
   — Значит, тиктаки?..
   — Когда станут слишком продвинутыми, их разберут на запчасти. Кроме того, мы не смиримся с новым поколением роботов или открытием законов позитронных процессов.
   — В истории сохранились свидетельства: это случалось и прежде.
   — Ты способная ученица.
   — Осталось совсем немного следов, но я подозреваю…
   — Оставь подозрения. Ты права. Не могу же я дотянуться до всех записей.
   — Так это ты замял эти события?
   — В большинстве случаев.
   — Но почему? Как историк…
   — Я должен был так поступить. Человечество лучше всего сохраняется, объединившись в Империю. Тиктаки, симы плюс Движения, подобные Новому Возрождению, только подливают масла в огонь.
   — И что делать?
   — Не знаю. Все зашло слишком далеко, я не могу предугадать ход событий.
   Она нахмурилась.
   — А как ты предугадываешь?
   — В первую тысячу лет существования Империи наши специалисты создали примитивную теорию, о которой я уже упоминал. Небесполезно, но грубо. Именно поэтому я пришел к выводу, что симы — побочный эффект саркианского Возрождения и беспорядков.
   — А Гэри понимает это?
   — Психоистория Гэри много совершенней наших моделей Хотя ему недостает определенных исторических сведений. Когда он их получит, он сумеет просчитать вырождение Империи.
   Империи не суждено выжить? Нет. Именно поэтому мы ему помогаем.
   — Решать должен он.
   — Конечно. Для чего, по-твоему, я направил тебя к нему?
   — А разве не потому, что я в него влюбилась?
   — Нет. Но это пригодилось.
   — Пригодилось? Мне? Или ему? Дэниел слегка улыбнулся.
   — Надеюсь, что обоим. Но в основном это пригодилось мне.

ЧАСТЬ 8
УРАВНЕНИЯ ВЕЧНОСТИ

   ОБЩАЯ ТЕОРИЯ ПСИХОИСТОРИИ… ГЛАВА 8А: МАТЕМАТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ — …при углублении кризиса глубинные системные петли обучения колеблются. Вся система выбивается из ритма. Подобные перебои, частично накладывающиеся друг на друга, требуют преобразования базовой системы. Так сказать, «фаза макрорешения», когда системные спирали приобретут новое наполнение в многомерном изображении.
   …Все визуальные проявления следует интерпретировать в понятиях термодинамики. Задействованные статистические механизмы отличаются от описывающих газовые системы; взаимодействие социальных макрогрупп происходит посредством «столкновений» с другими макрогруппами. Подобные противоречия влекут за собой беспорядки и раздор…
   «ГАЛАКТИЧЕСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ»

Глава 1

   Гэри Селдон стоял в лифте и размышлял.
   Створки двери скользнули в стороны. Какая-то женщина спросила, идет лифт наверх или вниз. Погруженный в раздумья, он рассеянно ответил: «Да». Ее удивленный взгляд подсказал ему, что ответ оказался не правильным. Лишь когда двери закрылись перед ее озадаченным лицом, он сообразил, что ключевое слово было не «идет», а «куда».
   Сам он привык к четким категориям, а мир продолжал жить приблизительными определениями.
   Гэри прошел в кабинет, все еще не отдавая себе отчета, что происходит вокруг. Не успел он опуститься в кресло, как перед ним возникло трехмерное изображение Клеона. Император не собирался ждать, пока программа оповестит Гэри о его звонке.
   — Я чрезвычайно рад, что ты вернулся из отпуска! — выпалил Клеон.
   — Польщен, сир. «Что ему надо?»
   Гэри решил не рассказывать Императору, что им пришлось пережить. Дэниел настаивал на строгой секретности. Только этим утром, после утомительного и путаного возвращения с орбиты, он позволил расползтись слухам о его прибытии. Он не торопился извещать кого бы то ни было, даже имперские службы.
   — Боюсь, ты прибыл в трудное время. — Клеон сдвинул брови. — Ламерк отправился на Верховный Совет, заседающий по поводу назначения премьер-министра.
   — Сколько голосов он может набрать?
   — Достаточно, чтобы я не смог проигнорировать решение Совета. Мне придется принять его кандидатуру, хочу я этого или нет.
   — Мне очень жаль, сир. — Действительно, сердце его сжалось.
   — Я пытался что-то сделать, но…
   Тяжкий вздох. Клеон задумчиво пожевал оттопыренную пухлую нижнюю губу. Он что, еще потолстел? Или все дело в том, что Гэри слишком долго отсутствовал и вынужденно сидел на Сатирукопии на голодном пайке? Теперь большинство тренторианцев казались ему полноватыми.
   — Еще эти отвратительные дела Сарка и их Новое Возрождение. Беспорядки усиливаются. Может ли это расползтись по всей Зоне? Можно ли это остановить? Ты провел исследования?
   — Не до конца.
   — С помощью психоистории? Гэри позволил себе сглотнуть.
   — Беспорядки там будут продолжаться и даже усилятся.
   — Ты уверен?
   Он не был уверен, но…
   — Я предлагаю вам вмешаться.
   — Ламерку нравится Сарк. Он говорит, что все это может вызвать переворот в науке и технике.
   — Он хочет официально управлять происходящим там хаосом.
   — В такое неопределенное время открытая оппозиция с моей стороны будет выглядеть… неполитично.
   — Даже если именно он стоит за покушениями на мою жизнь?
   — Увы, ничего поделать нельзя — доказательств нет. Тем более что некоторые будут в восторге, если ты… — Клеон смущенно кашлянул.
   — Устранюсь… не по собственной воле? Клеон скривил рот.
   — Император — отец почти неуправляемых детей.
   Если даже Император ничего не может противопоставить Ламерку, дела действительно идут из рук вон плохо.
   — Не могли бы вы разместить там вашу эскадру, чтобы в крайнем случае они могли быстро отреагировать на события?
   — Так и сделаю, — кивнул Клеон. — Но если Верховный Совет проголосует за Ламерка, у меня не хватит сил, чтобы выступить против такого значительного и, гм, выдающегося мира, как Сарк.
   — Полагаю, что беспорядки выйдут за пределы планеты и распространятся по всей Зоне.
   — Точно? Что бы ты посоветовал мне предпринять против Ламерка?
   — Я не политик, сир. И вы это знаете.
   — Чепуха! У тебя есть психоистория!
   Гэри до сих пор неохотно делился сведениями о своей теории, даже с Клеоном. Если она и вправду работает, она не должна быть общедоступной, так чтобы первый встречный мог воспользоваться ею. Или хотя бы попытаться.
   — И твое решение проблемы террористов, оно до сих пор работает, — гнул свое Клеон. — Мы недавно казнили Сумасшедшего номер сто.
   Гэри вздрогнул, подумав о людях, которых он обрек на смерть одним лишь словом.
   — Это… маленькая победа, сир.
   — Тогда просчитай варианты с сектором Дали, Гэри. Они недовольны. А в последнее время недовольны практически все.
   — И Зоны по всей Галактике, где живут далити?
   — Они вернули местных далити в Советы. Вопрос стоит о представительстве. Политика, которой мы придерживаемся на Тренторе, может отразиться на всей Галактике. Точнее, на голосах всех Зон.
   — Ну, если большинство считает…
   — Ох, мой дорогой Гэри, ты остался математиком до мозга костей. История определяется не тем, что люди считают, а тем, что они чувствуют.
   Опешив, — а заявление Императора поразило его как гром с ясного неба, — Гэри сумел лишь пролепетать:
   — Я понимаю, сир.
   — Мы — ты и я, Гэри, — должны решить эту проблему.
   — Я буду работать над решением, сир.
   Как он мог докатиться до того, что стал ненавидеть само это слово! «Решить» созвучно «грешить» и «порешить». Решение — почти что маленькое убийство. Кто-то неизбежно потеряет на этом жизнь.
   Сейчас Гэри знал, почему он не устранился. Ведь он такой тонкокожий, он не станет выносить скоропалительные решения, зная, что это кому-то повредит, потому что не захочет причинить боль себе самому.
   С другой стороны, он должен закалиться и не принимать в расчет личные пристрастия и предпочтения. Настоящий политик всегда говорит, что главное для него — забота о людях, хотя на самом деле его больше заботит, что о нем люди думают. Потому что главное для него — нравиться людям, и это заложено в темных глубинах психики. Кстати, то же справедливо и для карьериста.
   Клеон еще много чего говорил. Гэри кивал и обещал все, что только возможно. Когда Император внезапно закончил разговор, математик не был уверен, что понял все, что тот хотел сказать. Но не успел он задуматься над этим фактом, как в кабинет вошел Юго.
   — Я так рад, что ты здесь! — улыбался он. — Проблема далити требует твоего внимания…
   — Хватит! — Гэри не посмел оборвать Императора, но заткнуть рот Юго мог преспокойно. — Никакой политики. Покажи, что ты успел раскопать за мое отсутствие.
   — А, лады.
   Юго выглядел сконфуженно, и Гэри тут же пожалел, что был так резок. В воздухе появились последние разработки. Гэри моргнул: на мгновение ему почудилось в поспешных движениях Юго сходство с жестами сатиров.
   Гэри слушал, размышляя одновременно в двух направлениях. Собственно, и это давалось легче после Сатирукопии.
   Бичом Империи были эпидемии. Почему?
   Поскольку сообщения между мирами было скоростное, зараза ширилась быстро. Смерть косила людей напропалую. Древние болезни — в том числе новый вид чумы — появились на отдаленных звездах. Это спровоцировало волну переселенцев — еще один скрытый фактор, способствующий распространению инфекций.
   Лекарства доставлялись через пространственно-временные тоннели, то есть очень быстро, но разносчики болезней перелетали с места на место с такой же скоростью. В целом ситуацию, как вывел Юго, можно определить термином «предельная стабильность»: люди и болезни тяжко и безрезультатно борются друг с другом, но находятся в относительном равновесии. Многие виды эпидемий были редкими, небольшое количество видов — довольно распространенными. Бедствия разрастались, и изобретательная наука покончила с ними за одно поколение. После этого научного прорыва круги разошлись по всем остальным институтам человечества, особенно аукнувшись в торговле и культуре. Рассматривая этот случай в виде уравнения, Юго заметил одно печальное совпадение.
   Продолжительность человеческой жизни в «естественных» цивилизованных условиях — в городах и городках — держалась в пределах «нормы». Немногие доживали до ста пятидесяти лет, большинство едва дотягивало до ста. Постоянный напор новых болезней ставил жесткие рамки. В конце концов, от законов биологии нет никакого спасения. Люди жили в хрупком балансе с микробами, сражаясь в бесконечной битве, в которой им никогда не будет принадлежать окончательная победа.
   — …как восстание тиктаков, — закончил Юго.
   — Что? — очнулся Гэри.
   — Ну, похоже на вирус. Только не известно, что вызывает его.
   — По всему Трентору?
   — В том-то и дело. В остальных Зонах с тиктаками те же проблемы.
   — Они отказываются выращивать еду?
   — Угу. Некоторые тиктаки, в основном последних моделей, пятьсот девяностые и выше — они говорят, что аморально есть других живых созданий.
   — Горе-то какое.
   Гэри вспомнил завтрак. Даже после экзотики Сатирукопии сегодняшняя выходка автоматической кухни показалась насмешкой. Тренторианская еда всегда были приготовлена, измельчена, смешана и красиво сервирована. Например, фрукты появлялись на столе только в качестве соуса или сока. К его ужасу, на этот раз овощи словно вытащили прямо из земли. Непонятно было даже, помыли ли их. Тренторианцы терпеть не могли, когда еда напоминала о естественной среде.
   — Они отказались работать в Пещерах, — сообщил Юго.
   — Но это так важно!
   — Никто не может успокоить этих чурбаков. У них завелся какой-то дурацкий мем-вирус.
   — Действительно, как чума, о которой ты писал.
   Гэри поразился разрухе, которая воцарилась на Тренторе всего за несколько месяцев. Они с Дорс, ведомые Дэниелом, пробирались к Университету через грязные, заваленные мусором коридоры, в которых светильники не светили, а лифты намертво отключились. Теперь еще и это.
   У Юго внезапно заурчало в животе.
   — Ой, прошу прощения, сэр. Впервые за много сотен лет люди вынуждены работать в Пещерах сами! Что-то делать собственными руками! Все, кроме аристократов, сидят на голодном пайке.
   Когда-то Гэри спас Юго от этой изнуряющей работы. В заброшенных подвалах древесина и целлюлоза проходили многоступенчатую обработку. Потом реки полученного слабокислого раствора подвергались гидролизу и становились глюкозой. А теперь люди, а не специальные тиктаки, вынуждены были смешивать химикаты и соблюдать пропорции. То, что получалось, подавали на стол.
   — Император должен что-то сделать! — закончил Юго.
   — Или я, — добавил Гэри. — Но что?
   — Люди говорят, что мы должны разломать всех тиктаков, не только пятисотую серию, и делать все сами.
   — Без тиктаков мы опустимся до того, что будем перевозить через все пространственно-временные тоннели и во всех гиперкораблях только еду. Трентор погибнет.
   — Так ведь мы можем делать все гораздо лучше тиктаков.
   — Мой дорогой Юго, я называю это эхономикой. Ты повторяешь сомнительные истины. Но посмотри на картину со стороны. Тренторианцы уже не те люди, которые обустраивали этот мир. У нас теперь кишка тонка.
   — Мы не хуже и не слабее тех мужчин и женщин, которые строили Империю!
   — Они не топтались на месте.
   — У далити есть старая пословица, — ухмыльнулся Юго. — Если тебе не нравится все в целом, живи, как собака. Получай похвалы, часто кушай, люби и будь любим, много спи и мечтай о мире без блох.
   Гэри не удержался и рассмеялся. Но он знал, что должен действовать и притом быстро.

Глава 2

   — Нас поймали за шиворот жестяные божества и угольные ангелы, — прохрипел Вольтер.
   — Они… живые существа? — спросила Жанна тонким, испуганным голосом.
   — Этот поганый Туман — довольно могущественный, отчасти бог. И более беспристрастный, чем настоящие органические люди. Мы с тобой уже ни то, ни другое.
   Они плыли над тем, что Вольтер назвал Сетегород, — системой, которая представляла Трентор, его компьютерное воплощение. Ради Жанны Вольтер превратил городские уровни и компьютерные линии в мириады высоких мерцающих башен, соединенных хрустальными переходами. Воздух дрожал от напряженной работы системы. Яркие точки соединялись с другими точками, образуя сложную паутину, и этой сетью была покрыта вся земля. Город напоминал обнаженный мозг. «Картинка-каламбур», — подумал Вольтер.
   — Я ненавижу это место, — сказала Жанна.
   — Тебе больше нравится симулятор Чистилища?
   — От него у меня… мороз по коже дерет.
   Чуждые сознания над ними были похожи на светящиеся туманные сгустки.
   — Кажется, они нас изучают, — задумчиво сказал Вольтер, — притом довольно неприязненными глазами.
   — Я готова, пусть они нападают! — Жанна выхватила длинный меч.
   — И я, если их оружие случайно окажется сродни силлогизмам.
   Теперь он мог добраться до любой тренторианской библиотеки и прочесть ее содержимое быстрее, чем нужно для того, чтобы сочинить короткий стишок. Его сознание — или уже сознания! — было обращено к клубящемуся холодному туману.
   Когда-то некоторые теоретики предполагали, что мировая компьютерная Сеть породит суперразум, алгоритмы объединятся, и в результате возникнет этакая электронная Галатея. А на самом деле произошло нечто большее — серый Туман окутал всю планету. Самые разные, даже не связанные друг с другом машины готовы были подпасть под его влияние.
   И составляющим Туман сознаниям настоящее представлялось лишь компьютерной заставкой, поддерживаемой на сотнях процессорах. Вольтер ощущал — не видел, а именно ощущал на уровне алгоритмического восприятия — разницу между электронным восприятием и истинным, которое ежесекундно изменяется, поскольку настоящее тоже течет и меняется.