Страница:
К моменту возвращения Александра с Блезом я уже мог вставать, не падая тут же обратно, и даже делал несколько неуверенных дрожащих шагов, если кто-нибудь поддерживал меня.
— Вам не придется нести меня, — заявил я, силясь застегнуть плащ и мечтая, чтобы они отвернулись и не видели моих неловких движений. — Я уйду отсюда своими ногами.
— А если мы найдем тебя в виде кучки костей на дорожке, нам будет позволено отскрести тебя от нее? — поинтересовался принц, подставляя мне плечо. Как раз вовремя, правая нога подогнулась, отказываясь служить.
Блез подхватил одну из зеленых сумок Элинор и Эвана, который вырвался из рук своей приемной матери и вскарабкался на стол. Элинор взяла оставшуюся сумку и повела нас вниз, мимо двух лишенных жизни слуг, больше двух месяцев приносивших нам еду, питье и все остальное. Уходя, я оглянулся через плечо и увидел, как мужчина с женщиной тают во мгле.
Александр сразу двинулся к выходу, но я покачал головой:
— Он спас мне жизнь и все это время заботился о нас. Я не могу уйти просто так.
Принц остался за дверью, а я шагнул в комнату. Как и рассказывала Элинор, Каспариан сидел над игровым полем за столиком у камина. Он упирался локтями в стол, его голова склонилась над блестящими черными и белыми фигурками. Длинные, тронутые сединой волосы закрывали лицо.
— Не стану благодарить тебя за спасение моей жизни, — начал я, сосредоточившись на подборе слов, которые заставлял выходить с нормальной скоростью. — Я не обманываю себя, думая, что ты сделал это ради меня. — Он не обратил никакого внимания на мое присутствие. Другого я и не ждал. — Но я благодарю тебя за заботу о моем сыне и его матери. Ведь это ты сделал сам, потому что у тебя доброе сердце, а не из любви к Керовану. Я понимаю, что ты не хочешь слышать от меня даже этого. — Застывшая фигура не протестовала. — Но я хочу попросить тебя еще об одном одолжении. Однажды, когда я окончательно поправлюсь, обдумаю все, что произошло, мне хочется вернуться сюда и поговорить с тобой. Я поступил глупо, когда уничтожил все воспоминания о жизни Валдиса, моей жизни. Мне надо вспомнить. Я обещал своему отцу. Могу я прийти?
Выдержав долгую паузу, он заговорил, по-прежнему не глядя на меня.
— В тебе ничего не осталось, да? Ни крошки? Оглянувшись по сторонам, чтобы убедиться, что он обращается именно ко мне, я ответил:
— Ничего.
— Ты сойдешь с ума от того, что ты сделал.
— Не исключено. Но я хотя бы не буду опасен. Ты позволяешь мне вернуться?
— Я буду здесь.
Отвернувшись от последнего из мадонеев, я поковылял к двери, за которой, освещенный зимним солнцем, ждал Александр.
— Как ты, Сейонн? — спросил он.
Блез, Эван и Элинор уже прошли половину пути до стены. Я кивнул на серые камни:
— Как только мы выйдем наружу, все сразу же станет прекрасно.
Они отвели меня в одно из тайных поселений Блеза, расположенное среди поросших лесом холмов Кувайи. Там жили человек пятьдесят, ни один из них не знал меня. Я жил в обшарпанном домике вместе с глухонемым по имени Кеза и скоро освоил язык жестов. Поскольку у меня действовала только одна рука, я был рад, что мой товарищ не слишком разговорчив. Чувствовал я себя так, словно на меня обрушилась башня замка, придавив к земле и тело и разум. Любая беседа на мало-мальски серьезную тему требовала от меня целого путешествия для поиска рассыпавшихся кусочков, которые потом приходилось ставить на места.
Как только Фиона узнала о моем возвращении, она тут же приехала в Кувайю. На голове у нее был золотой обруч королевы, который я видел последний раз на Исанне. Фиона сняла его, как только за ней захлопнулась дверь хижины и мы остались одни.
— Надень, — попросил я. — Тебе идет.
— Нелепая вещь, — сказала она, вертя украшение в руках. — Ты не находишь?
Я молча потряс головой, опасаясь, что голос выдаст мои чувства, которые можно было истолковать неверно. Фиона будет прекрасной королевой.
Сидя на моей кровати, она рассказала, как им удалось забрать из Кир-Вагонота Дрика, Хьюля и тело погибшего Олвидда, как она приняла предложение Александра судить Эдека и дерзийцев, поскольку уверена, что для эззарийцев настало время пересмотреть всю жизнь и историю войны с демонами.
— Наверное, ты заразил меня своей болезнью, — говорила она. — Я рискую всем, что у меня есть, потому что считаю, что так надо. Многие эззарийцы считают меня сумасшедшей.
Я поцеловал ее руку и сказал, что Эззарии невероятно повезло, что у нее есть Фиона. Проблемы еще не кончились, безумные гастеи по-прежнему выходили на охоту за душами. Но Дрик с Хьюлем придумали, как объединиться с Валлин и сдержать демонов, чтобы покончить с войной навсегда. Для Эззарии тоже настало время перемен.
Фиона пробыла у меня недолго. Я все еще быстро уставал и был по-прежнему не готов объяснить, что со мной произошло. Но когда она уже собралась уходить, я попросил ее посмотреть в меня перестроенным взглядом мага, чтобы я точно знал, кто я. Ей не хотелось этого делать, но она не стала отказываться. Фиона знала, что такое долг. Она посмотрела, потом порывисто обняла меня.
— С возвращением, друг мой! Твой демон все еще часть тебя, и так будет всегда, но твоя душа полностью принадлежит тебе. — Первый раз за два года я спал спокойно.
Элинор жила в соседнем домике, и Эван проводил время, бегая от нее ко мне и от меня к ней, прячась от нас, забираясь на деревья, смеясь. Когда я немного окреп, мы с Элинор начали проводить вместе все дни, занимаясь только ребенком. У нас были странные отношения. Я старался дать понять Элинор, что она не обязана и дальше терпеть мое присутствие. Если она по-прежнему боится оставлять со мной Эвана, пусть пришлет вместо себя любого, я не против. Элинор не слушала меня, заявляя, что предпочитает все делать сама. Каждый день, пока мы жили рядом, она продолжала массировать мне руку. Когда зима кончилась, покалывание из кончиков пальцев распространилось до плеча, я начал надеяться, что когда-нибудь снова смогу шевелить ею.
Честно говоря, созерцание Эвана и Элинор доставляло мне непередаваемое наслаждение. И мать и дитя были очень похожи. Под сдержанностью Элинор, ее разумностью, терпением и серьезностью скрывалась душа ребенка. Иногда левый уголок ее рта приподнимался, выражая ребяческую радость. Брови взлетали, глаза широко распахивались, когда она рассказывала мальчику сказки, полные чудес. Румянец горел на ее бронзовых щеках, когда они с Эваном, смеясь, носились по кувайским холмам.
Сначала я ограничивался простым наблюдением за их играми, отвечая лишь на несложные вопросы. Я все еще с трудом подбирал слова, часто замолкал посреди фразы, натыкаясь на зияющие дыры в памяти, не позволяющие мне выразить мысль. Элинор заметила это. Вскоре она предложила мне новое упражнение.
— Думаю, нам следует каждый день разговаривать по часу. Как ты сможешь научить Эвана всему, что он должен от тебя перенять, если ты выговариваешь по пять слов в час?
Мы встречались каждый день после обеда, когда Эван спал. Она массировала мне руку, и мы беседовали о самых обычных вещах. О еде и погоде. Об обитателях поселения. О войне. О поведении Эвана. Иногда вспоминали свои детские годы. Избегали любых опасных тем. К середине зимы я так продвинулся вперед, что Элинор предложила мне рассказывать Эвану истории о деревьях и лесе. Она считала, что мальчику необходимо ознакомится с теми вещами, которые особенно важны для эззарийцев. Но и тогда мы продолжали наши послеобеденные беседы. Мне было интересно, до чего мы сможем договориться, если оставим повседневные темы, но я опасался расстроить или оскорбить ее. Хотя представлять себе возможное развитие событий было приятно. Очень приятно.
Кроме упражнений, я ел, спал и гулял, когда немного окреп. Когда же я окреп окончательно, то начал бегать. Еще я помогал жителям чем только мог: рубил дрова, приносил воду, свежевал принесенную охотниками добычу. Вечерами, когда они собирались посидеть у костра, слушал их музыку и легенды о богах. Вместе с ними жадно ждал новостей об Аведди. Мы радовались тому, что он силен и храбр, что он выигрывает одно сражение за другим. У костра мы рассказывали, что Эдек и его сторонники в отчаянии, переломный момент в войне наступил вскоре после Парассы, а Император укрылся в Загаде. Победа была теперь только вопросом времени. Даже боги уверились в скорой победе, сказала мне одна пожилая женщина, потому что они больше не посылали в помощь Аведди Александру крылатого воина.
Всю зиму и весну Александр навещал меня, когда у него выдавались свободные часы. Блез приводил его, а сам уходил к Элинор или к кому-нибудь из своих друзей, живших в селении. Александр приваливался спиной к стене моего домика, пил вино, спрашивал совета, рассказывал о своих планах, о командирах и воинах. Иногда он засыпал. Как-то весенним днем он пришел, жалуясь на гниль, поселившуюся на его ступнях, и заговорил о том, что окажется бесполезен, когда война окончится и все успокоится. Земли Империи будут возвращены законным правителям, и в тот день, считал он, его правление подойдет к концу. Тогда, чтобы самому избежать мести, ему придется искать убежище у кого-нибудь из старых королей.
— Я подумываю поступить на службу к Юлаю. Д'Скайя говорила, что я пригодился бы ей в Триде, но джунгли вредны для моего здоровья. Ты только посмотри, что сырая весна сделала с моими ногами! В Манганаре есть пустыни, кроме того, после войны в него войдет изрядная часть Азахстана. К тому же манганарцы сражаются на конях, а тридяне в пешем строю. Я терпеть не могу пешие переходы.
— Твоя судьба еще не свершилась, — возразил я, улыбаясь и передавая ему растертые в порошок сухие листья, помогающие при его хвори. — Ты найдешь свой путь. Я верю в тебя. Больше чем когда-либо.
Принц прекрасно понял, что я хочу сказать, и, как это было каждый раз, когда он вспоминал о нашем поединке, Александр помрачнел и начал просить прощения. Я принялся успокаивать его. Он сохранил веру, именно этого я и ожидал от него. В конце концов, ему не пришлось убивать меня, но если бы все обернулось иначе, мир был бы признателен ему за оказанную услугу.
Каждый раз он спрашивал, как идет мое выздоровление. Я обычно отвечал, что мне лучше. Он внимательно смотрел на меня, проверяя, правда ли это, а потом делал какое-нибудь замечание: «Тебе нужно пить побольше назрила», или «Женщина в твоей постели была бы прекрасным упражнением для руки», или «В следующий мой приход мы пробежимся с тобой до того дуба и обратно, я разомну твои старые кости». Мы смеялись, и он уходил, обещая вернуться, когда позволят дела. Свет горел в нем, и даже ярче, чем обычно.
ГЛАВА 55
В день весеннего равноденствия Аведди из Азахстана, Перворожденный пустыни, ехал по Императорской дороге в Загад. Белый плащ развевался у него за спиной, в рыжих волосах прыгали деревянные бусинки. На нем не было никаких украшений, никаких знаков отличия, обозначающих его положение, но у него и не было никакого особого положения, даже в этот день, день его торжества. Рядом с ним ехали Юлай и Магда, король и королева Манганара, их сын Терлах, еще Маруф, король Сузы, и пять его сыновей, В'Ости, старейшина Трида, и его военачальник Д'Скайя. Слева от Аведди скакал его брат, Кирил Рамиелль. Он вел за собой первых лордов более пятидесяти семейств Дерзи и Айвора Лукаша, чье лицо было раскрашено углем с нарисованными поверх белыми кинжалами. Рядом с Айвором ехала высокая женщина, ее лицо было раскрашено так же. Справа от Аведди ехала его жена Лидия, ребенок был привязан у нее за спиной. Так с незапамятных времен перевозили младенцев женщины народов пустыни. У ребенка пока не было имени, потому что его отец воевал. Дерзийские традиции не позволяют давать имя ребенку во время войны, иначе на нем будет лежать печать смерти.
Прямо за Аведди ехал худой человек в сером плаще, с черными седеющими волосами, имени которого почти никто не мог назвать. У него не было оружия, он казался совершенно обыкновенным человеком, но многие люди Аведди поглядывали на него с опаской. Я хотел наблюдать за событиями этого дня с башни у городских ворот, ссылаясь на свою болезнь, но Александр не стал меня слушать. Он заявил, что тот, кто способен каждое утро бегать по кувайским холмам, не имеет права считаться больным. Принц хотел, чтобы я был рядом с ним.
За славным авангардом двигались пять тысяч мужчин и женщин изо всех уголков страны. Несметные толпы теснились вдоль дороги, свешивались с городских стен и из окон домов, ждали на улицах города. Никакой музыки и уличных представлений. Ни один продавец или зазывала не пытался навязать свой товар, пользуясь небывалым скоплением народа. Это был серьезный день… день суда и возмездия.
У ворот Загада, ожидая Аведди на поспешно возведенном помосте, стояла женщина в зеленом платье, золотой обруч охватывал ее лоб и коротко остриженные волосы. Я улыбнулся, заметив на ее лице едва уловимое недовольство. Фиона почти всю жизнь проходила в мужской одежде, она ненавидела юбки. Справа и слева от нее находились два человека в синих плащах с серебряной отделкой. На поясе у каждого висел серебряный нож. Молодые Смотрители, Дрик и Хьюль.
Когда отряд Аведди приблизился к воротам, Фиона шагнула вперед и вскинула руки. Из песка по бокам от нее медленно поднялись два белых шеста со знаменами. На белых полотнищах было изображено темно-зеленое дерево, серебряный кинжал и небольшое овальное зеркало — знамена королевы Эззарии, которые никогда еще не вывозили за пределы страны. Слезы навернулись мне на глаза.
— Приветствую прибывших от имени королевы и Совета Наставников Эззарии. — Голос Фионы был слышен всем собравшимся, многих охватил трепет. — Что ищете вы у ворот Загада?
— Справедливости, благородная королева, — отвечал Александр, — справедливости и мира для нашей земли.
— Слушайте меня, почтенные просители, — снова заговорила Фиона. — Тиран Эдек, который был признан нами виновным в таком множестве ужасных преступлений, что не стоит их перечислять в этот светлый день, принял смерть от нашей руки вместе с первыми лордами Хамрашей, Рыжки, Набоззи и Горушей, которые были исполнителями его злой воли. Сорок семь военачальников и дворян, убивавших людей по приказу тирана, были наказаны нами с помощью магии. Они лишены состояния и отправлены скитаться по дорогам. Заклятия не позволят им общаться с другими людьми, они не имеют права говорить и быть услышанными и не могут задерживаться где-либо дольше чем на один день. Так будет, пока они не очистятся от совершенных преступлений или же не умрут. Если вы действительно хотите наказания для них, не убивайте их из личной мести. Оставьте их в живых и осознайте то, что они совершили. Как вы просили, Аведди, остальные дворяне и простые воины, принимавшие участие в преступлениях по приказу своих командиров, сложили оружие и ушли, дав нам клятву словом и делом искупить свою вину перед людьми. Иначе они тоже будут наказаны. Мы знаем их имена, и мы будем наблюдать за их поведением.
Фиона широко раскинула руки, коснувшись плеч Смотрителей.
— Пусть знают все собравшиеся. Тысячу лет наш народ воевал с демонами в душах людей, не замечая настоящих демонов, живущих в мире, тех, что мучат наших братьев и сестер. Этого больше не повторится, Аведди. Мы клянемся перед всеми собравшимися, что отныне и навек мы не останемся равнодушными.
Толпа зашевелилась и зашепталась, Александр поклонился и вывел вперед Юлая, Маруфа и В'Ости.
— Значит, моя миссия выполнена, госпожа. Я возвращаю командование войсками тем, кому оно принадлежит по праву. — Он протянул руку жене, и они встали за спинами троих правителей. Но Фиона жестом удержала их, заставив толпу умолкнуть.
— Ты пришел сегодня как полководец, Аведди, отказываясь от всех почестей в пользу истинных правителей. Ты поднял знамена их народов, чтобы они могли получить обратно свои земли. Но что же будет с Азахстаном? Пятьсот лет дерзийское королевство Азахстан совершало преступления против своих братьев, против народов этих королей. Прежде чем завершится день суда и возмездия, мы должны решить и твою судьбу. Когда-то ты был голосом и рукой жестокой империи, ты совершал преступления вместе с ней, ты унаследовал трон тиранов, значит, и тебя ожидает приговор. Что вы скажете, благородные короли и принцы?
Со всех сторон неслись крики одобрения.
Фиона не дала Александру возможности протестовать.
— Если ты на самом деле чувствуешь свою вину и доверяешь решение своей судьбы мудрости собравшихся, тогда сойди с коня, Аведди, и встань передо мной, чтобы мы все видели, что ты действительно забыл о своих привилегиях, положении и праве рождения.
Александр замешкался на миг, чтобы обнять жену и коснуться головы спящего сына. Потом он ловко спрыгнул с коня и пошел вперед. Его волнение выдавал лишь легкий румянец. Толпа ахнула, когда он вынул из ножен меч, и облегченно выдохнула, когда он положил его на вытянутые руки Фионы. Хотя он не склонил головы и башней нависал над хрупкой Фионой, любому наблюдателю было ясно, кто из них судья.
Юная королева одобрительно кивнула:
— Эззарианский Совет рассмотрел дело Александра, бывшего наследника Дерзийской Империи, посовещался с благородными лордами Манганара, Сузы, Трида, Кувайи, Фритии и всех остальных земель, когда-то принадлежавших Империи. Еще мы говорили с теми дерзийцами, которые делом своей жизни и чести считают необходимость исправить то, что было совершено в прошлом. Александр Эниязар Айвонши Денискар, ты можешь что-нибудь сказать в свою защиту?
Александр отрицательно покачал головой. Фиона продолжила:
— Дерзийцы нарушили порядок в мире, дерзийцы обязаны восстановить его. Дерзийцы лишили соседей их богатств, значит, теперь дерзийцы должны как следует послужить соседям. Дерзийцы убивали соседей, значит, теперь они должны защищать их. Восстанавливать, служить, защищать. Чтобы выполнить возложенные на него обязанности, Азахстан должен быть сильным. Совет постановил, что королевство Азахстан будет существовать в границах, обозначенных на старинных картах, тех, что были до захвата чужих территорий. В качестве наказания за прежние преступления, Азахстану запрещается иметь королевские столицы, Загад и Кафарна будут считаться обычными городами. Императорские дворцы будут закрыты заклятиями, но останутся нетронутыми, напоминая о том, к чему может привести человеческая жадность и злоба. Для правления королевством дерзийский совет племен будет избирать короля и королеву. Но они будут выбираться за их личные качества, а не по праву рождения, только тогда Азахстан может выполнять возложенные на него обязанности.
Фиона указала на Кирила и остальных знатных дерзийцев. В ее жесте было столько силы, что мне показалось, будто с ее пальцев сейчас хлынет огонь.
— Благородные отцы дерзийских семейств, кто станет первым королем Азахстана?
И дерзийцы закричали в один голос:
— Александр!
Тогда Фиона обвела рукой оставшуюся толпу и спросила:
— А вы, те, кому будет служить Азахстан, вы хотите, чтобы Александр, Аведди, Перворожденный из Азахстана, стал вашим защитником?
Голоса зазвучали над пустыней громовыми раскатами, сливаясь в один крик:
— Александр!
Фиона склонила голову.
— Да будет так. Вот наше решение. Александр Денискар, завтра на заре, если будет на то твое согласие, ты будешь помазан и коронован. Ты станешь королем Азахстана и защитником соседних королевств, призванным до конца своих дней не увеличивать границы собственных земель, а помогать восстановлению и защищать те земли, которые ты помог вернуть своим законным правителям. — Она протянула Александру его меч. — Ты готов служить, Аведди?
Александр принял оружие и голосом ясным, словно раннее утро, и мощным, словно парайво, дал ответ:
— Я готов. Клянусь головой Атоса, я готов. Радостные крики, должно быть, были слышны даже в Кир-Вагоноте.
Пришло время и мне задуматься о будущем.
Теплым вечером дня суда и приговора Александр попросил Фиону и меня сопровождать его в Драфу. По древней традиции короли Азахстана приезжали туда перед коронацией. Квеб ждал нас в тамарисковой роще. Он нисколько не удивился, когда мы приехали из пустыни, его неподвижные глаза сверкали, словно звезды. Когда он повел Александра в свою пещеру, его держала за руку девочка лет шести-семи.
После того как Сарья с Манот вдоволь наулыбались и наплакались от радости встречи, они обе встали перед входом в пещеру, а мы с Фионой пошли побродить по развалинам. Мы говорили о Катрин и Хоффиде, об их ребенке, который должен был вот-вот родиться, о старой Талар и ее новой лесной школе, о друзьях и знакомых, погоде и деревьях.
Но Фиона была не из тех, кто избегает личных вопросов. Когда стемнело и мы оказались на возвышении, где лежал поваленный каменный лев, она выжидающе посмотрела на меня.
— А теперь о тебе, мой друг и учитель. Что происходит с тобой?
— Выздоравливаю, — ответил я. По крайней мере это правда. Время и спокойная жизнь почти излечили меня. — Лучшее лекарство для меня — быть рядом с Эваном.
— И его матерью, да?
Я быстро взглянул на Фиону, желая убедиться, что не ослышался. Осталось не так много тем, способных вогнать меня в краску. Я убеждал себя, что, несмотря на радости последних месяцев, об Элинор мне лучше не мечтать.
— Я не мог бы желать для Эвана лучшей матери. И она очень мне помогла. Ты заметила, что я уже могу сам держать стакан с вином? И даже договорить до конца фразу, не забыв, кто и где я?
На мое счастье, Фиона ничего не имела в виду и быстро забыла о своем вопросе.
— Прекрасно, что твоя рука стала сильнее и ты прибавил в весе настолько, что даже стал отбрасывать тень. Но в Кувайе, когда я навещала тебя, ты сказал, что позже ты попросишь меня об одной услуге. Мне показалось, что речь идет о чем-то важном. Могу я что-нибудь сделать для тебя, прежде чем вернусь домой?
Мои шаги замедлились. Так тяжело объяснить то, о чем я никому не рассказывал и не думал, что смогу…
— Только одно. Когда-нибудь… я хотел бы вернуться в Эззарию.
Она засмеялась, но тут же умолкла, взглянув на меня.
— Зачем тебе чье-то разрешение?
— Насколько я помню, мне было запрещено возвращаться туда под страхом смерти. Ты сама видела, что я захвачен демоном. И ты, видимо, еще не поняла, чем я был в Тиррад-Норе и чем мог бы стать.
Она притянула к себе мою голову и поцеловала в макушку.
— Глупец, я верю тебе больше, чем кому-либо. Эззария твой дом. Ты окажешь нам честь, вернувшись.
Я был признателен Фионе за ее веру в меня, но решил, что пока что рано пользоваться этим. Не сейчас. Я мечтал о зеленых объятиях Эззарии, о покое и исцелении, которые, я верил, ждали меня среди ее холмов и лесов. Но я не мог оставить своего ребенка и его мать. Решение основывалось не только на моем желании быть рядом с Эваном, но и на суровой действительности.
Мир изменился полностью. Александр стал королем без дворца, ему придется учиться жить в установленных для него рамках. Он будет проводить почти все время вне дома, охраняя границы и безопасность тех, кому он теперь служил. Его состояние ограничено теперь его личными владениями в Азахстане. Кирил стал военачальником новоявленного короля, поклявшись вместе с остальными дерзийцами быть защитником, а не захватчиком. Блез тоже уже не был Айвором Лукашем. Он стал первым дениссаром, представителем короля в возродившихся королевствах. Разбойники Блеза вернулись в свои города и деревни. Каждому, кто жил жизнью отряда, придется теперь искать новый смысл и цели бытия. И Элинор тоже. Я слышал, что поселение в Кувайе, где мы жили, наполовину опустело.
Утром перед коронацией, когда мы ехали из Драфы в Загад, Александр просил меня остаться при нем в качестве главного советника.
— Атос знает, мне нужен кто-нибудь, кто поможет мне понять, как все это должно действовать. Это не та должность, которую я предлагал тебе четыре года назад, но той ты и не хотел. Поскольку ты имеешь непосредственное отношение ко всему произошедшему, будет только справедливо, если ты поможешь мне привести все в порядок.
Я сказал ему, что подумаю. И я думал и о нем, и об Эване с Элинор, и об Эззарии.
Как-то днем, через пять дней после коронации Александра, я постучал в дверь скромного домика у внешней стены Загада. На плече у меня болталась связка кур. Блез, Элинор, Эван и еще несколько бывших повстанцев временно жили в доме красильщика, отца одной девушки из отряда, который до сих пор каждый раз облегченно вздыхал, глядя, как его дочь открыто идет по городу.
— Я принес обед, — объявил я Элинор, открывшей дверь, — слава Юлаю и Магде.
Элинор удивилась, увидев меня.
— Блез вернулся час назад, но заснул, не успев даже снять башмаков. Он сказал, что говорил без остановки пять дней, а король, кажется, был готов проговорить еще пять. Я была уверена, что ты с Александром. — Она забрала у меня птиц. — Мне приготовить их сейчас, или ты тоже ляжешь спать?