Страница:
Смело иди вперёд, воин! Штурмуй берлинские укрепления решительно и дерзко! Скорее водрузи над Берлином знамя Победы!
Политотдел армии".
Многие бойцы бережно хранили эту листовку как память о своём товарище-герое. И часто это короткое имя "Алек" звучало в бою призывным кличем: "Вперёд, на Берлин!"
Перед началом наступления мы заготовили много бланков для листовок-молний "Передай по цепи". Агитаторы писали эти листовки карандашом, на ходу составляли коротенькие заметки о подвигах героев. Но не всегда обстановка позволяла агитатору пользоваться карандашом. В условиях ожесточённых боёв за Берлин сообщения о подвигах героев передавались по цепи голосом.
Пять бойцов роты старшего лейтенанта Куликова на пути к Берлину захватили немецкий хутор и взяли здесь в плен восемь гитлеровцев. Правофланговый в цепи агитатор Андрианов передал об этом своему соседу, назвал фамилии героев и крикнул:
– Слава храбрым! Вперёд, друзья!
Слова агитатора стали передаваться от бойца к бойцу по цепи. Через две-три минуты вся рота знала о славном деле пяти храбрецов.
Чем ближе продвигались наши войска к Берлину, тем большее воодушевление охватывало воинов армии генерал-полковника Кузнецова.
Все помыслы воинов были направлены к тому, чтобы скорее водрузить над столицей фашистской Германии знамя Победы.
"Впереди Берлин, ускорь шаг!" – читали наши бойцы в газетах и листовках. "У нас путь один – на Берлин!" ¦- говорили бойцы на митингах. "Стремительнее вперёд, быстрее в Берлин!" – призывали агитаторы.
Право на первый выстрел из орудий по Берлину, право первыми ворваться за черту Большого Берлина, право водрузить в Берлине первый красный флаг оспаривалось тысячами воинов. Весь личный состав нашей армии был преисполнен гордостью, что ему выпала великая честь – штурмовать Берлин. И вся партийногполитическая работа наша была подчинена этому же – штурму Берлина.
Огромное мобилизующее значение имел красный флаг.
– Товарищ Сталин на карте передвигает красные флажки, намечая нам путь вперёд, – говорили бойцы, – а мы будем передвигать флажки прямо на местности, на немецкой земле, от рубежа к рубежу, пока не водрузим над Берлином последний флаг – знамя Победы.
При прорыве обороны немцев на Одере парторг роты старший сержант Пликин в составе взвода первым ворвался в траншею противника и установил на бруствере флажок. Увидев это, вся рота с огромным воодушевлением ринулась вперёд. '
Пулемётчик Меленчук на подступах к Берлину был смертельно ранен. Он обагрил своей кровью платок и передал его бойцу Ахметилину.
– Донеси, друг, флаг до Берлина и обязательно водрузи его там, – сказал Меленчук.
Ахметилин выполнил волю своего боевого товарища. Залитый кровью платок Меленчука всё время мелькал впереди подразделения, и, видя его, бойцы ещё стремительнее шли вперёд.
На каждом этапе сражения выдвигался свой лозунг. Когда была прорвана немецкая оборона за Одером и решающее значение имело неотрывное сопровождение пехоты артиллерией, политработники, агитаторы, печать стали пропагандировать лозунг: "Слава тем, кто первые откроют огонь из пушек по фашистскому логову!".
Немцы взрывали мосты, портили дороги. Путь преграждали реки и каналы. Но артиллеристы поспевали за пехотой. 21 апреля они дали первый залп по Берлину.
Новый этап – новый лозунг: "Слава тем, кто первыми ворвётся в Берлин!".
Пехотинцы смотрели на дорожные указатели, считали, сколько километров осталось до центра города, и рвались вперёд, сметая все преграды.
Велико было торжество гвардейцев генерал-майора Козина, бойцов полковника Негода и других соединений, когда они узнали, что первыми вступили в пределы Большого Берлина. Когда радио передало весть о благодарности товарища Сталина войскам нашего соединения, ворвавшимся в Берлин, агитаторы Папышев, Глинский, Сметанин и другие пробирались под огнём противника по переулкам, дворам и подвалам в стрелковые отделения, к пулемётным и орудийным расчётам, чтобы скорее сообщить всем бойцам об этой радости.
Агитаторы писали на стенах, заборах красками, мелом и углём: "Москва салютует гвардейцам, ворвавшимся в Берлин!", "Вперёд, к рейхстагу!", "Нас благодарит Сталин", "Бей немца в подвале гранатой", "Автоматчик Юников убил здесь семерых немцев, бери пример с героя Юникова" и т. д.
На стене одного дома был написан немецкий лозунг: "Берлин никогда не сдастся". Наш боец зачеркнул его и написал: "А я в Берлине. Сидоров".
ГВАРДИИ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ТАНКОВЫХ ВОЙСК Н.ПОПЕЛЬ
Величайшей воинской гордостью бились сердца танкистов-гвардейцев. Они прошли славный, легендарный путь от Москвы до Берлина. Им выпала на долю честь нанести последний, так гениально подготовленный товарищем Сталиным, сокрушительный удар по врагу – штурмовать цитадель поджигателей войны; защитникам Москвы, освободителям Украины, Северной Буковины, Польши выпала честь водрузить знамя Победы над Берлином.
Наступление танковых частей генерал-полковника Катукова на Берлин началось тяжёлыми боями за Зееловские высоты. Перед нами была глубоко эшелонированная, сильно укреплённая оборона немцев, тянувшаяся до самого города. Минные поля, рвы и траншеи, опутанные колючей проволокой, чередовались с дзотами и дотами, каналами, заболоченными участками, трудно проходимыми для танков и самоходной артиллерии. Враг ожесточённо сопротивлялся. Каждый метр земли яростно простреливался.
Все работники политотдела наводились в боевых порядках передовых отрядов, помогая партийным, комсомольским организациям и полит-аппарату частей обеспечить успешное выполнение боевого приказа по овладению Зееловскими высотами. Коммунисты шли впереди.
Артогнём был подбит танк Героя Советского Союза механика-водителя Тихомирова. Сам он был тяжело ранен. Радист-пулемётчик комсомолец Краев под обстрелом отремонтировал машину, оказал помощь соседнему, застрявшему в болоте танку и вместе с ним ринулся на врага. Парторг батальона гвардии старший лейтенант Пятачков тут же в бою написал листовку о подвиге Краева, и через час о нём знали все танкисты.
Так же бесстрашно сражались гвардии сержанты Власов и Щукин. И о них тоже немедленно стало известно воинам из листовки "Передай по цепи".
Листовки воодушевляли бойцов, звали вперёд, разжигали наступательный порыв. Штурмовики резали колючую проволоку, "выкуривали" из траншей фаустников; сапёры под огнём быстро гатили болото, засыпали рвы, и наши танки и самоходки неудержимо шли вперёд.
Вот машины комсомольцев Васильева и Золотова вышли на высоту, господствующую над Зееловом. Враг подтянул артиллерию, открыл ураганный огонь по отважным гвардейцам-танкистам. Загорелась машина Золотова, потом Васильева. Песком, шинелями, брезентом отважные комсомольцы погасили пламя и продолжали громить врага.
Тем временем наша другая гвардейская механизированная часть быстрым и умелым манёвром обошла высоты и город, ударила с тыла и, захватив Зеелов, открыла путь нашим танкам и самоходкам.
Одна линия обороны немцев на подступах к Берлину была преодолена. Но впереди оставалось ещё немало препятствий, которые нам предстояло преодолеть. Враг делал всё, чтобы приостановить, задержать наступление советских войск. Контратаками во фланг он неоднократно пытался отрезать наши передовые части. Враг взрывал мосты на каналах, устанавливал завалы и баррикады на улицах населённых пунктов. Не надеясь на минные поля, которые мы нащупывали и обходили, немцы стали замаскировывать мины по обочинам и на проволоке подтягивать их к дороге под гусеницы наших танков. Подорвать хотя бы одну головную машину – это значило для врага задержать движение, иметь возможность с близкого расстояния поражать наши машины фаустпатронами.
В этих трудных условиях наши коммунисты и комсомольцы показали себя подлинными солдатскими вожаками. Трудно выделить в этих боях отдельных героев. Все были героями.
Надо было восстановить мост через канал, – и сапёры-коммунисты первыми шли на это дело. Нужно было блокировать дот, преградивший путь танкам, – и штурмовая группа во главе с коммунистами блестяще осуществляла эту операцию. Необходимо было пробраться в тыл немцев, посеять там панику, разведать очередную оборонительную линию, – и наши смельчаки, предводительствуемые коммунистами и комсомольцами, под покровом ночи проникали в логово врага.
Горячее большевистское слово и личный пример были той всепобеждающей силой, которая ломала все преграды, творила чудеса.
Комсомолец лейтенант Коннов, командир самоходной установки, вырвался со своей машиной вперёд, уничтожив две пушки противника. Агитатор младший сержант Куприянов тотчас крикнул расчёту соседней машины: "Передай дальше, равняться по машине комсомольца Коннова". Слова эти облетели все расчёты. Самоходка Коннова была уже в деревне, на подступах к Берлину, когда вражеский снаряд подбил её. Погиб и герой-командир Коннов. Его брат, комсорг батареи, сказал: "Я отомщу за брата". И тут же, взяв автомат, пошёл впереди штурмовиков. Агитатор-автоматчик Павлов крикнул: "Передай по цепи: комсомолец Коннов убит, открывайте счёт мести за его жизнь. Вперёд!" Призыв агитатора передавался от одного автоматчика к другому, от самоходки к самоходке. Натиск был настолько сильный, что немцы убежали, бросив в деревне четыре исправные пушки. Сразу же после занятия деревни были выпущены листовки о героях только-что закончившегося боя. Отличившиеся в боях воины получили поздравительные открытки от командования.
У деревни Тарсдорф путь нашим танкам преграждал канал, соединявший два озера. Мост через канал был цел, но немцы готовились взорвать его. Спасти мост взялись шесть сапёров, во главе с членом партии гвардии лейтенантом Беляевым. Во время артподготовки, следуя за огневым валом, они подобрались к мосту. Воспользовавшись тем, что охрана укрылась от нашего огня в траншее, отважные сапёры разминировали мост, потом перебпли гранатами до десятка немцев из охраны, а остальных захватили в плен.
Преодолевая одну за другой линии немецкой обороны, обходя и блокируя укреплённые пункты, отражая ожесточённые фланговые контратаки, части нашего соединения, воодушевлённые примером коммунистов, неудержимо продвигались к Берлину.
СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ И.ДУШКА
Первая ночь штурма прошла. Что это была за ночь! После неё посмотришь на людей и подумаешь, чего тут больше – силы, опыта, уверенности в себе или мужества? Как все горды, что летают в условиях, о которых ничего не сказано ни в каких наставлениях, и всё идёт успешно. Вот "наш Ванечка", как называем мы его, лейтенант Иван Орлов. Глаза у него сейчас красные – надуло ветром. Он летал и думал, как все мы, не столкнуться бы с товарищем в этом проклятом тумане. Для лучшего обзора он снял очки. Дождь, переходящий в снег, облака на высоте четырёхсот метров, а внизу туман, но надо лететь, лететь во что бы то ни стало. Чорт с ним, пусть больно режет глаза – сегодня особый день, мы начинаем последний штурм фашистской Германии!
Какое это страшное слово "туман"! Как это глупо умереть, разбившись в тумане! В каждом из нас сильна жажда жизни. И в смертный бой мы идём ради жизни, мы боремся за свою свободную жизнь. Да, может быть, я и многие мои товарищи не вернутся с последнего штурма Германии, погибнем, но будут жить спокойно те, кто сейчас ещё не понимает, что такое война, – дети моих товарищей, друзей, родных. Пусть они знают, что ебли их отцы шли на смерть, то не потому, что это им было легко, что они не любили жизнь. Жизнь, жизнь! Да, за тебя можно и умереть.
Пришлось поработать в эту ночь и мне со штурманом младшим лейтенантом Мягких.
Командир сказал:
– Вы идёте на фотографирование Коттбуса. Четыре вылета, первый на бомбардировку – посмотрите цель.
Так и было сделано. Первый вылет прошёл почти засветло.
Мы посмотрели со штурманом цель, выбрали заход для фотографирования, отбомбились и пошли домой. Начали готовиться к фотографированию. Последние экипажи докладывали об ухудшении погоды. Запросили метеостанцию. Ответ: через два-три часа ожидается туман. Надо торопиться: на метеобога надейся, а сам не плошай, как говорят у нас.
Взлетели. Прямо, без круга, беру курс на поворотный пункт – большое озеро в десяти километрах от цели. За линией фронта артиллерийский огонь утих, а число пожаров увеличилось. Вот город Форст. Он весь горит.
Справа прошло несколько трасс из эрликона. Мягких сказал мне:
– Слушай, Ваня, этому фрицу надоело жить, мы ему поможем. Я сразу понял, к чему он клонит, и подумал: раз такой молчаливый человек, как Мягких, высказал мысль, он не оставит уже её.
Подойдя к цели, мы отклонились на северо-запад, чтобы переждать бомбардировку. Несмотря на осветительные бомбы, обзор города был плохой – дым пожарищ застилал целые кварталы. В южной части города заработало несколько эрликонов. Экипажи братского полка быстро успокоили их, заложив серию из четырёх полусоток.
Слышу голос своего штурмана:
– Боевой 155.
Строго держу машину на курсе. Прекрасно знаю, что всё это дело одной минуты. Но эта минута тяжелее целого часа полёта.
Задание выполнено. Идём назад. Опять слышу штурмана:
– Снижайся до 600 метров. Знаю, в чем дело: это он хочет "помочь" немцу, которому надоело жить. Ну что ж, правильно, надо помочь.
Было выпущено четыре диска. О результатах не берусь судить, впрочем, немец больше не стрелял, вернее не "пугая".
Не успели мы вылезть из кабины, как подбежал оружейник сержант Клименко, спрашивает:
– Сколько вам САБ-15?
– А что?
– Вы идёте на разведку.
– Хорошо – шесть штук… Сержант Мазур, заправку полностью. Захожу на КП. Начальник штаба ставит задачу:
– Установить направление движения противника на маршруте Котт-бус-Люббен-Люккау-Финстервальде-Гойерсверда. Маршрут на 3 часа 20 минут.
Полетели. Погода ухудшилась. Дымка, медленно сгущаясь, переходила в туман. Подул слабый западный ветер, дым горящих лесов потянулся на восток. Машина легко пошла вверх. На высоте 300 метров очертания лесов просматривались уже смутно. На высоте 700 метров земля исчезла из глаз под пеленой тумана. Над нами луна, высокие перистые облака, а внизу какой-то серебряный волшебный океан, и лишь отблески пожаров и чёрный дым, поднимающийся над туманом небольшими островками, говорили о том, что там земля, на которой идёт смертный бой.
Что, если там, за Шпрее, такая же погода? Но нет, прошли Коттбус, Люббен, Люккау, и погода улучшилась. Слышу штурмана:
– Возьми курс!
Думаю – зачем? Командир экипажа – я. Но никогда не надо мешать штурману при разведке. Я не стал спрашивать.
– Держись автострады. Всё стало ясно.
Штурман решил установить количество машин и направление их движения на Берлинской автостраде. Так и есть: немецкие войска отступают не на запад, не к Эльбе, а на север, к Берлину. Достаточно было пяти минут, чтобы установить это.
Идём на юг, затем на юго-восток, на северо-восток. В чём дело? Мы далеко за передним краем, а в городах под нами идут бои. Догадываюсь, что наши танки вошли в прорыв и двигаются к Берлину.
Когда мы прошли город Шпремберг и направлялись домой, меня вдруг поразила мысль: почему не видно пожаров? Их было столько, а теперь совсем нет. Ясно – густой туман. Однако город Форст мы всё-таки нашли. Это было такое пожарище, что никакой туман не мог его скрыть.
Снижаюсь до 300 метров. Машину болтает, горячий воздух, земли нет. Временами веду машину по приборам, а верхний слой тумана беру за земной горизонт. Приводного прожектора не видно. Даём ракету "Я свой", затем красную – ответа нет. Неужели ошиблись в расчётах? Возвращаемся на зарево Форста. Штурман проверил расчёты – правильны. Опять идём на аэродром. Опять даём ракеты. Но старта всё же нет. Оказалось, что мы находились в двух километрах от аэродрома, наши ракеты видели на старте, но посадка была воспрещена. Наш аэродром находится среди лесов, да ещё в лощине, посадка в тумане грозила катастрофой.
Пытаясь увидеть землю, снижаюсь до ста метров и всё-таки земли не вижу. Ухожу вверх, смотрю на бензочасы – бензина на один час полёта. Идём по расчёту времени в район маяков. Их не видно. Делаю круг. Бензина остаётся на 30 минут. А что, если придётся падать? Хорошо, если на лес, а если на высоковольтные провода, которыми опутана вся Германия? Делаю второй круг. Слышу штурмана:
– Слева белое пятно – маяк.
Иду на него. Рядом аэродром соседнего полка. Прошу посадки ракетами и огнями и присматриваюсь. Еле заметная точка – это вместо белых огней включён красный. Захожу с "маяка", перевожу машину в планирование и иду на посадку по приборам: вот 100 метров, 50, 30 -больше прибору верить нельзя. Смотрю на скорость. Увидел посадочный знак. Как будто далеко. О, не верь себе – туман: кажется, земля далеко, а вон она рядом.
ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА ГВАРДИИ ПОЛКОВНИК В.БЕЛОУСОВ
К утру, как только улучшилась видимость, одна за другой взлетели с аэродрома пять групп "Ильюшиных". Их повели мастера штурмовых ударов капитаны Бондаренко, Кирилов, Скорик, Гридин, лейтенант Коваленко. В это время противник, сбитый со своих оборонительных рубежей, вытягивался в колонны на дорогах, ведущих к Берлину. Задача штурмовиков состояла в том, чтобы задержать врага, не дать ему возможности оторваться от наших танков.
В 9.30 над центральной рацией наведения появляется первая шестёрка "ИЛЬЮШИНЫХ".
Ведущий группы радирует:
– Дайте цель. Дайте цель. Я – Бондаренко. Подполковник Шевченко приказывает:
– Бейте колонны по дороге Гузов – Вульков. Приказание передаётся несколько раз.
– Всё ясно, – отвечает Бондаренко.
По указанной цели бьют все пять групп штурмовиков.
Весь день дотемна новые и новые группы "ильюшиных" непрерывно воздействуют на поле боя, жгут автомашины и танки, разгоняют по лесам вражескую пехоту. Всё, что уцелело от ударов с воздуха, добивают наши танкисты и мотопехота.
Чтобы спасти положение, немецкое командование ночью начало подбрасывать подкрепления из района Берлина и гарнизона города. Утром в ряде мест на участке корпуса немцы перешли в контратаки силами танков и пехоты. Одна наша танковая часть при переправе через водный рубеж была остановлена сильным артиллерийским и миномётным огнём.
– Дать сюда штурмовиков, – потребовал командир корпуса.
В это время над полем боя появились три шестёрки "ильюшиных", возглавляемых Героем Советского Союза гвардии майором Хохлачёвым. Они шли штурмовать другие объекты.
– Перенацелить, – приказал танковый генерал.
– Сынок, сынок, – понеслось в эфир, – ты слышишь меня? – и генерал-авиатор, находившийся на рации, назвал свою фамилию.
– Слышу, батя, – через минуту ответил Хохлачёв.
– Стукни по артиллерии и миномётам в лесу южнее пункта Б.
– Понял вас, – ответил Хохлачёв.
После штурмовой обработки немецких артиллерийско-миномётных позиций танкисты переправились через водный рубеж без всяких потерь.
В этот день много было работы и на других рациях наведения. Радионаводчики капитан Митин, старшие лейтенанты Александров и Селезнёв сообщили подполковнику Шевченко о сильном артиллерийско-мино-мётном огне противника, мешавшем продвижению танков вперёд. Всюду танкисты требовали штурмовиков.
В 11.30 Шевченко с НП дал в соединение телеграмму следующего содержания: "Высылайте группы "илов" с расчётом непрерывного воздействия на противника в квадратах… Погода отличная, действовать энергично".
Через двадцать минут появились "ильюшины".
– Давай, давай, браточки, – радостно приветствовали танкисты своих боевых друзей.
Штурмовики шли волнами, заглушая рёвом своих моторов артил-лерийско-миномётную канонаду. Группа Леусенко, группа Решетника, группа Лукьянова… За ними группы Бондаренко, Гридина, Кондаурова и других. Сотни машин наносили с воздуха удар по врагу. Штурмовая обработка продолжалась два часа, потом танки рванулись вперёд.
По мере продвижения наших войск вперёд усиливалось сопротивление врага. В густо населённых предместьях Берлина немцы оказывали отчаянное сопротивление. Огромная концентрация войск и техники, двигавшихся к Берлину, с каждым часом усложняла работу штурмовиков. В этой обстановке роль радионаводчиков была буквально неоценимой.
На участке Классельдорф-Илов передовые отряды одной танковой части натолкнулись на большое скопление немецких автомашин и танков. Танкисты сообщили об этом подполковнику Шевченко, последний запросил пару разведчиков. Данные первых разведчиков подтвердила вторая пара, вызванная на разведку в этот же район. Теперь всё было ясно. Через несколько минут капитан Бондаренко привёл двадцать два экипажа и, точно наведённый на цель с земли, уничтожил со своими ведомыми несколько танков и несколько десятков автомашин. Появившиеся в воздухе "фокке-вульфы" не смогли помешать нашим штурмовикам сделать по семи заходов на цель.
Вперёд и вперёд к Берлину железным потоком шли танки, перемалывая живую силу и технику врага. Пригород Фридрихсфельде. Железнодорожный разъезд. Перед ним взорван мост. Подполковник Шевченко выскочил со своей рацией к пригороду. Рядом упал снаряд, выведена из строя рация, ранен радист. Но у подполковника есть вторая, запасная, рация. По мосту, наведённому для колёсных машин, радионаводчик почти вплотную подобрался к железнодорожной станции. Над ней уже носилась пара разведчиков-штурмовиков. Связаться с ведущим было делом одной минуты. Лейтенант Решетняк сообщил, что видит на путях не менее двадцати пяти гружёных эшелонов.
Через двадцать минут капитан Леусенко привёл на эту цель шестёрку "ильюшиных". За ним подоспели группы Кирилова, Лукьянова, Решетня-ка. Семь групп "илыошиных" подорвали выходные пути с железнодорожной станции, вызвали несколько мощных взрывов и более десятка очагов пожара. Все железнодорожные эшелоны были застопорены, их захватили ворвавшиеся на станцию танкисты.
Ещё один бросок вперёд, и наши танки остановились у сильно укреплённого района Штеттинского вокзала. В полукружьи станции разгорелся огневой бой артиллерии и танков. Временная задержка грозила нарушить темп наступления. Но вот подоспели штурмовики.
Когда передовые танковые отряды ещё только прощупывали оборону Штеттинского вокзала, три пары штурмовиков прилетели сюда на разведку. Немцы встретили разведчиков мощным зенитным огнём. На самолёте ведущего первой пары лейтенанта Лукьянова был подбит мотор, и он с напарником вернулся обратно. Но две другие пары разведчиков, возглавляемые лейтенантами Власовым и Киндиновым, сделали своё дело: они не только добыли ценные сведения о противнике путём визуального наблюдения, но и сфотографировали весь район Штеттинского вокзала.
В течение двух последующих часов, когда танки сосредоточивались для удара, девять групп штурмовиков обрабатывали эшелоны на Штеттинском вокзале. Привели сюда своих орлов подполковник Туровский, капитаны Гридин, Кондауров, Бондаренко, старший лейтенант Коваленко, лейтенанты Лукьянов и Решетняк. Когда бросились в атаку танки, враг был уже подавлен ударом с воздуха. От Штеттинского вокзала танки продолжали своё движение на запад по северной окраине Берлина и вдруг резко повернули на юг, захлопывая в стальную ловушку засевший в центре Берлина немецкий гарнизон.
КАПИТАН А.ОВЕЧКИН
Один за другим выползали из укрытий самолёты. Покачиваясь из стороны в сторону, они, как утки, стряхивали со своих крыльев крупные капли дождя.
Закончены последние приготовления. Техники по вооружению проверяют подвеску бомб. Механики обтирают моторы, и каждый нет-нет да взглянет на темнеющее небо, не покажется ли где-нибудь звёздочка. Один из механиков при свете переносной электролампочки выводит мелом на корпусе бомбы: "для Гитлера". На другой бомбе было написано: "для Геринга".
Заинтересовавшись работой техника, я спросил:
– А для Геббельса какая?
– А вот что поменьше, – указал он на пятидесятикилограммовую фугаску. И добавил: – С него и этой хватит!
В землянке было тихо. Все смотрели на телефонный аппарат и ждали, когда прикажут вылетать. Потом начались разговоры, которые не замедлили перейти в жаркий спор о сроке падения Берлина, ну и, безусловно, окончания войны.
Внезапный звонок водворил тишину. Все застыли в ожидании.
Получен приказ. У каждого лётчика вздрогнуло сердце: "Неужели не меня?"
– Командирам эскадрилий выпустить в воздух сильные и опытные экипажи. Цель – Берлин. Вылет немедленно! – коротко приказал командир.
Шёл мелкий дождик. Маяк-прожектор через ровные промежутки времени вспыхивал голубой лентой и, медленно вращаясь, описывал круги на мутных облаках. Изредка то там, то здесь коротко вспыхивали цветные огоньки на крыльях самолётов, и пламя голубыми языками трепыхало у выхлопных патрубков.
Один за одним уходили в темноту дождливой ночи тяжело нагруженные самолёты, и их огни исчезали на западе.
Ко мне подошли двое лётчиков: Мыльников и Драпак.
– В чём дело?
– Разрешите лететь на Берлин?
– Видите, какая погода? – сказал я.
– Мы справимся! – ответили они.
Политотдел армии".
Многие бойцы бережно хранили эту листовку как память о своём товарище-герое. И часто это короткое имя "Алек" звучало в бою призывным кличем: "Вперёд, на Берлин!"
Перед началом наступления мы заготовили много бланков для листовок-молний "Передай по цепи". Агитаторы писали эти листовки карандашом, на ходу составляли коротенькие заметки о подвигах героев. Но не всегда обстановка позволяла агитатору пользоваться карандашом. В условиях ожесточённых боёв за Берлин сообщения о подвигах героев передавались по цепи голосом.
Пять бойцов роты старшего лейтенанта Куликова на пути к Берлину захватили немецкий хутор и взяли здесь в плен восемь гитлеровцев. Правофланговый в цепи агитатор Андрианов передал об этом своему соседу, назвал фамилии героев и крикнул:
– Слава храбрым! Вперёд, друзья!
Слова агитатора стали передаваться от бойца к бойцу по цепи. Через две-три минуты вся рота знала о славном деле пяти храбрецов.
Чем ближе продвигались наши войска к Берлину, тем большее воодушевление охватывало воинов армии генерал-полковника Кузнецова.
Все помыслы воинов были направлены к тому, чтобы скорее водрузить над столицей фашистской Германии знамя Победы.
"Впереди Берлин, ускорь шаг!" – читали наши бойцы в газетах и листовках. "У нас путь один – на Берлин!" ¦- говорили бойцы на митингах. "Стремительнее вперёд, быстрее в Берлин!" – призывали агитаторы.
Право на первый выстрел из орудий по Берлину, право первыми ворваться за черту Большого Берлина, право водрузить в Берлине первый красный флаг оспаривалось тысячами воинов. Весь личный состав нашей армии был преисполнен гордостью, что ему выпала великая честь – штурмовать Берлин. И вся партийногполитическая работа наша была подчинена этому же – штурму Берлина.
Огромное мобилизующее значение имел красный флаг.
– Товарищ Сталин на карте передвигает красные флажки, намечая нам путь вперёд, – говорили бойцы, – а мы будем передвигать флажки прямо на местности, на немецкой земле, от рубежа к рубежу, пока не водрузим над Берлином последний флаг – знамя Победы.
При прорыве обороны немцев на Одере парторг роты старший сержант Пликин в составе взвода первым ворвался в траншею противника и установил на бруствере флажок. Увидев это, вся рота с огромным воодушевлением ринулась вперёд. '
Пулемётчик Меленчук на подступах к Берлину был смертельно ранен. Он обагрил своей кровью платок и передал его бойцу Ахметилину.
– Донеси, друг, флаг до Берлина и обязательно водрузи его там, – сказал Меленчук.
Ахметилин выполнил волю своего боевого товарища. Залитый кровью платок Меленчука всё время мелькал впереди подразделения, и, видя его, бойцы ещё стремительнее шли вперёд.
На каждом этапе сражения выдвигался свой лозунг. Когда была прорвана немецкая оборона за Одером и решающее значение имело неотрывное сопровождение пехоты артиллерией, политработники, агитаторы, печать стали пропагандировать лозунг: "Слава тем, кто первые откроют огонь из пушек по фашистскому логову!".
Немцы взрывали мосты, портили дороги. Путь преграждали реки и каналы. Но артиллеристы поспевали за пехотой. 21 апреля они дали первый залп по Берлину.
Новый этап – новый лозунг: "Слава тем, кто первыми ворвётся в Берлин!".
Пехотинцы смотрели на дорожные указатели, считали, сколько километров осталось до центра города, и рвались вперёд, сметая все преграды.
Велико было торжество гвардейцев генерал-майора Козина, бойцов полковника Негода и других соединений, когда они узнали, что первыми вступили в пределы Большого Берлина. Когда радио передало весть о благодарности товарища Сталина войскам нашего соединения, ворвавшимся в Берлин, агитаторы Папышев, Глинский, Сметанин и другие пробирались под огнём противника по переулкам, дворам и подвалам в стрелковые отделения, к пулемётным и орудийным расчётам, чтобы скорее сообщить всем бойцам об этой радости.
Агитаторы писали на стенах, заборах красками, мелом и углём: "Москва салютует гвардейцам, ворвавшимся в Берлин!", "Вперёд, к рейхстагу!", "Нас благодарит Сталин", "Бей немца в подвале гранатой", "Автоматчик Юников убил здесь семерых немцев, бери пример с героя Юникова" и т. д.
На стене одного дома был написан немецкий лозунг: "Берлин никогда не сдастся". Наш боец зачеркнул его и написал: "А я в Берлине. Сидоров".
ГВАРДИИ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ТАНКОВЫХ ВОЙСК Н.ПОПЕЛЬ
Вожаки
Величайшей воинской гордостью бились сердца танкистов-гвардейцев. Они прошли славный, легендарный путь от Москвы до Берлина. Им выпала на долю честь нанести последний, так гениально подготовленный товарищем Сталиным, сокрушительный удар по врагу – штурмовать цитадель поджигателей войны; защитникам Москвы, освободителям Украины, Северной Буковины, Польши выпала честь водрузить знамя Победы над Берлином.
Наступление танковых частей генерал-полковника Катукова на Берлин началось тяжёлыми боями за Зееловские высоты. Перед нами была глубоко эшелонированная, сильно укреплённая оборона немцев, тянувшаяся до самого города. Минные поля, рвы и траншеи, опутанные колючей проволокой, чередовались с дзотами и дотами, каналами, заболоченными участками, трудно проходимыми для танков и самоходной артиллерии. Враг ожесточённо сопротивлялся. Каждый метр земли яростно простреливался.
Все работники политотдела наводились в боевых порядках передовых отрядов, помогая партийным, комсомольским организациям и полит-аппарату частей обеспечить успешное выполнение боевого приказа по овладению Зееловскими высотами. Коммунисты шли впереди.
Артогнём был подбит танк Героя Советского Союза механика-водителя Тихомирова. Сам он был тяжело ранен. Радист-пулемётчик комсомолец Краев под обстрелом отремонтировал машину, оказал помощь соседнему, застрявшему в болоте танку и вместе с ним ринулся на врага. Парторг батальона гвардии старший лейтенант Пятачков тут же в бою написал листовку о подвиге Краева, и через час о нём знали все танкисты.
Так же бесстрашно сражались гвардии сержанты Власов и Щукин. И о них тоже немедленно стало известно воинам из листовки "Передай по цепи".
Листовки воодушевляли бойцов, звали вперёд, разжигали наступательный порыв. Штурмовики резали колючую проволоку, "выкуривали" из траншей фаустников; сапёры под огнём быстро гатили болото, засыпали рвы, и наши танки и самоходки неудержимо шли вперёд.
Вот машины комсомольцев Васильева и Золотова вышли на высоту, господствующую над Зееловом. Враг подтянул артиллерию, открыл ураганный огонь по отважным гвардейцам-танкистам. Загорелась машина Золотова, потом Васильева. Песком, шинелями, брезентом отважные комсомольцы погасили пламя и продолжали громить врага.
Тем временем наша другая гвардейская механизированная часть быстрым и умелым манёвром обошла высоты и город, ударила с тыла и, захватив Зеелов, открыла путь нашим танкам и самоходкам.
Одна линия обороны немцев на подступах к Берлину была преодолена. Но впереди оставалось ещё немало препятствий, которые нам предстояло преодолеть. Враг делал всё, чтобы приостановить, задержать наступление советских войск. Контратаками во фланг он неоднократно пытался отрезать наши передовые части. Враг взрывал мосты на каналах, устанавливал завалы и баррикады на улицах населённых пунктов. Не надеясь на минные поля, которые мы нащупывали и обходили, немцы стали замаскировывать мины по обочинам и на проволоке подтягивать их к дороге под гусеницы наших танков. Подорвать хотя бы одну головную машину – это значило для врага задержать движение, иметь возможность с близкого расстояния поражать наши машины фаустпатронами.
В этих трудных условиях наши коммунисты и комсомольцы показали себя подлинными солдатскими вожаками. Трудно выделить в этих боях отдельных героев. Все были героями.
Надо было восстановить мост через канал, – и сапёры-коммунисты первыми шли на это дело. Нужно было блокировать дот, преградивший путь танкам, – и штурмовая группа во главе с коммунистами блестяще осуществляла эту операцию. Необходимо было пробраться в тыл немцев, посеять там панику, разведать очередную оборонительную линию, – и наши смельчаки, предводительствуемые коммунистами и комсомольцами, под покровом ночи проникали в логово врага.
Горячее большевистское слово и личный пример были той всепобеждающей силой, которая ломала все преграды, творила чудеса.
Комсомолец лейтенант Коннов, командир самоходной установки, вырвался со своей машиной вперёд, уничтожив две пушки противника. Агитатор младший сержант Куприянов тотчас крикнул расчёту соседней машины: "Передай дальше, равняться по машине комсомольца Коннова". Слова эти облетели все расчёты. Самоходка Коннова была уже в деревне, на подступах к Берлину, когда вражеский снаряд подбил её. Погиб и герой-командир Коннов. Его брат, комсорг батареи, сказал: "Я отомщу за брата". И тут же, взяв автомат, пошёл впереди штурмовиков. Агитатор-автоматчик Павлов крикнул: "Передай по цепи: комсомолец Коннов убит, открывайте счёт мести за его жизнь. Вперёд!" Призыв агитатора передавался от одного автоматчика к другому, от самоходки к самоходке. Натиск был настолько сильный, что немцы убежали, бросив в деревне четыре исправные пушки. Сразу же после занятия деревни были выпущены листовки о героях только-что закончившегося боя. Отличившиеся в боях воины получили поздравительные открытки от командования.
У деревни Тарсдорф путь нашим танкам преграждал канал, соединявший два озера. Мост через канал был цел, но немцы готовились взорвать его. Спасти мост взялись шесть сапёров, во главе с членом партии гвардии лейтенантом Беляевым. Во время артподготовки, следуя за огневым валом, они подобрались к мосту. Воспользовавшись тем, что охрана укрылась от нашего огня в траншее, отважные сапёры разминировали мост, потом перебпли гранатами до десятка немцев из охраны, а остальных захватили в плен.
Преодолевая одну за другой линии немецкой обороны, обходя и блокируя укреплённые пункты, отражая ожесточённые фланговые контратаки, части нашего соединения, воодушевлённые примером коммунистов, неудержимо продвигались к Берлину.
СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ И.ДУШКА
Первая ночь в воздухе
ИЗ ДНЕВНИКА ЛЁТЧИКА
Первая ночь штурма прошла. Что это была за ночь! После неё посмотришь на людей и подумаешь, чего тут больше – силы, опыта, уверенности в себе или мужества? Как все горды, что летают в условиях, о которых ничего не сказано ни в каких наставлениях, и всё идёт успешно. Вот "наш Ванечка", как называем мы его, лейтенант Иван Орлов. Глаза у него сейчас красные – надуло ветром. Он летал и думал, как все мы, не столкнуться бы с товарищем в этом проклятом тумане. Для лучшего обзора он снял очки. Дождь, переходящий в снег, облака на высоте четырёхсот метров, а внизу туман, но надо лететь, лететь во что бы то ни стало. Чорт с ним, пусть больно режет глаза – сегодня особый день, мы начинаем последний штурм фашистской Германии!
Какое это страшное слово "туман"! Как это глупо умереть, разбившись в тумане! В каждом из нас сильна жажда жизни. И в смертный бой мы идём ради жизни, мы боремся за свою свободную жизнь. Да, может быть, я и многие мои товарищи не вернутся с последнего штурма Германии, погибнем, но будут жить спокойно те, кто сейчас ещё не понимает, что такое война, – дети моих товарищей, друзей, родных. Пусть они знают, что ебли их отцы шли на смерть, то не потому, что это им было легко, что они не любили жизнь. Жизнь, жизнь! Да, за тебя можно и умереть.
Пришлось поработать в эту ночь и мне со штурманом младшим лейтенантом Мягких.
Командир сказал:
– Вы идёте на фотографирование Коттбуса. Четыре вылета, первый на бомбардировку – посмотрите цель.
Так и было сделано. Первый вылет прошёл почти засветло.
Мы посмотрели со штурманом цель, выбрали заход для фотографирования, отбомбились и пошли домой. Начали готовиться к фотографированию. Последние экипажи докладывали об ухудшении погоды. Запросили метеостанцию. Ответ: через два-три часа ожидается туман. Надо торопиться: на метеобога надейся, а сам не плошай, как говорят у нас.
Взлетели. Прямо, без круга, беру курс на поворотный пункт – большое озеро в десяти километрах от цели. За линией фронта артиллерийский огонь утих, а число пожаров увеличилось. Вот город Форст. Он весь горит.
Справа прошло несколько трасс из эрликона. Мягких сказал мне:
– Слушай, Ваня, этому фрицу надоело жить, мы ему поможем. Я сразу понял, к чему он клонит, и подумал: раз такой молчаливый человек, как Мягких, высказал мысль, он не оставит уже её.
Подойдя к цели, мы отклонились на северо-запад, чтобы переждать бомбардировку. Несмотря на осветительные бомбы, обзор города был плохой – дым пожарищ застилал целые кварталы. В южной части города заработало несколько эрликонов. Экипажи братского полка быстро успокоили их, заложив серию из четырёх полусоток.
Слышу голос своего штурмана:
– Боевой 155.
Строго держу машину на курсе. Прекрасно знаю, что всё это дело одной минуты. Но эта минута тяжелее целого часа полёта.
Задание выполнено. Идём назад. Опять слышу штурмана:
– Снижайся до 600 метров. Знаю, в чем дело: это он хочет "помочь" немцу, которому надоело жить. Ну что ж, правильно, надо помочь.
Было выпущено четыре диска. О результатах не берусь судить, впрочем, немец больше не стрелял, вернее не "пугая".
Не успели мы вылезть из кабины, как подбежал оружейник сержант Клименко, спрашивает:
– Сколько вам САБ-15?
– А что?
– Вы идёте на разведку.
– Хорошо – шесть штук… Сержант Мазур, заправку полностью. Захожу на КП. Начальник штаба ставит задачу:
– Установить направление движения противника на маршруте Котт-бус-Люббен-Люккау-Финстервальде-Гойерсверда. Маршрут на 3 часа 20 минут.
Полетели. Погода ухудшилась. Дымка, медленно сгущаясь, переходила в туман. Подул слабый западный ветер, дым горящих лесов потянулся на восток. Машина легко пошла вверх. На высоте 300 метров очертания лесов просматривались уже смутно. На высоте 700 метров земля исчезла из глаз под пеленой тумана. Над нами луна, высокие перистые облака, а внизу какой-то серебряный волшебный океан, и лишь отблески пожаров и чёрный дым, поднимающийся над туманом небольшими островками, говорили о том, что там земля, на которой идёт смертный бой.
Что, если там, за Шпрее, такая же погода? Но нет, прошли Коттбус, Люббен, Люккау, и погода улучшилась. Слышу штурмана:
– Возьми курс!
Думаю – зачем? Командир экипажа – я. Но никогда не надо мешать штурману при разведке. Я не стал спрашивать.
– Держись автострады. Всё стало ясно.
Штурман решил установить количество машин и направление их движения на Берлинской автостраде. Так и есть: немецкие войска отступают не на запад, не к Эльбе, а на север, к Берлину. Достаточно было пяти минут, чтобы установить это.
Идём на юг, затем на юго-восток, на северо-восток. В чём дело? Мы далеко за передним краем, а в городах под нами идут бои. Догадываюсь, что наши танки вошли в прорыв и двигаются к Берлину.
Когда мы прошли город Шпремберг и направлялись домой, меня вдруг поразила мысль: почему не видно пожаров? Их было столько, а теперь совсем нет. Ясно – густой туман. Однако город Форст мы всё-таки нашли. Это было такое пожарище, что никакой туман не мог его скрыть.
Снижаюсь до 300 метров. Машину болтает, горячий воздух, земли нет. Временами веду машину по приборам, а верхний слой тумана беру за земной горизонт. Приводного прожектора не видно. Даём ракету "Я свой", затем красную – ответа нет. Неужели ошиблись в расчётах? Возвращаемся на зарево Форста. Штурман проверил расчёты – правильны. Опять идём на аэродром. Опять даём ракеты. Но старта всё же нет. Оказалось, что мы находились в двух километрах от аэродрома, наши ракеты видели на старте, но посадка была воспрещена. Наш аэродром находится среди лесов, да ещё в лощине, посадка в тумане грозила катастрофой.
Пытаясь увидеть землю, снижаюсь до ста метров и всё-таки земли не вижу. Ухожу вверх, смотрю на бензочасы – бензина на один час полёта. Идём по расчёту времени в район маяков. Их не видно. Делаю круг. Бензина остаётся на 30 минут. А что, если придётся падать? Хорошо, если на лес, а если на высоковольтные провода, которыми опутана вся Германия? Делаю второй круг. Слышу штурмана:
– Слева белое пятно – маяк.
Иду на него. Рядом аэродром соседнего полка. Прошу посадки ракетами и огнями и присматриваюсь. Еле заметная точка – это вместо белых огней включён красный. Захожу с "маяка", перевожу машину в планирование и иду на посадку по приборам: вот 100 метров, 50, 30 -больше прибору верить нельзя. Смотрю на скорость. Увидел посадочный знак. Как будто далеко. О, не верь себе – туман: кажется, земля далеко, а вон она рядом.
ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА ГВАРДИИ ПОЛКОВНИК В.БЕЛОУСОВ
Над полем боя
К утру, как только улучшилась видимость, одна за другой взлетели с аэродрома пять групп "Ильюшиных". Их повели мастера штурмовых ударов капитаны Бондаренко, Кирилов, Скорик, Гридин, лейтенант Коваленко. В это время противник, сбитый со своих оборонительных рубежей, вытягивался в колонны на дорогах, ведущих к Берлину. Задача штурмовиков состояла в том, чтобы задержать врага, не дать ему возможности оторваться от наших танков.
В 9.30 над центральной рацией наведения появляется первая шестёрка "ИЛЬЮШИНЫХ".
Ведущий группы радирует:
– Дайте цель. Дайте цель. Я – Бондаренко. Подполковник Шевченко приказывает:
– Бейте колонны по дороге Гузов – Вульков. Приказание передаётся несколько раз.
– Всё ясно, – отвечает Бондаренко.
По указанной цели бьют все пять групп штурмовиков.
Весь день дотемна новые и новые группы "ильюшиных" непрерывно воздействуют на поле боя, жгут автомашины и танки, разгоняют по лесам вражескую пехоту. Всё, что уцелело от ударов с воздуха, добивают наши танкисты и мотопехота.
Чтобы спасти положение, немецкое командование ночью начало подбрасывать подкрепления из района Берлина и гарнизона города. Утром в ряде мест на участке корпуса немцы перешли в контратаки силами танков и пехоты. Одна наша танковая часть при переправе через водный рубеж была остановлена сильным артиллерийским и миномётным огнём.
– Дать сюда штурмовиков, – потребовал командир корпуса.
В это время над полем боя появились три шестёрки "ильюшиных", возглавляемых Героем Советского Союза гвардии майором Хохлачёвым. Они шли штурмовать другие объекты.
– Перенацелить, – приказал танковый генерал.
– Сынок, сынок, – понеслось в эфир, – ты слышишь меня? – и генерал-авиатор, находившийся на рации, назвал свою фамилию.
– Слышу, батя, – через минуту ответил Хохлачёв.
– Стукни по артиллерии и миномётам в лесу южнее пункта Б.
– Понял вас, – ответил Хохлачёв.
После штурмовой обработки немецких артиллерийско-миномётных позиций танкисты переправились через водный рубеж без всяких потерь.
В этот день много было работы и на других рациях наведения. Радионаводчики капитан Митин, старшие лейтенанты Александров и Селезнёв сообщили подполковнику Шевченко о сильном артиллерийско-мино-мётном огне противника, мешавшем продвижению танков вперёд. Всюду танкисты требовали штурмовиков.
В 11.30 Шевченко с НП дал в соединение телеграмму следующего содержания: "Высылайте группы "илов" с расчётом непрерывного воздействия на противника в квадратах… Погода отличная, действовать энергично".
Через двадцать минут появились "ильюшины".
– Давай, давай, браточки, – радостно приветствовали танкисты своих боевых друзей.
Штурмовики шли волнами, заглушая рёвом своих моторов артил-лерийско-миномётную канонаду. Группа Леусенко, группа Решетника, группа Лукьянова… За ними группы Бондаренко, Гридина, Кондаурова и других. Сотни машин наносили с воздуха удар по врагу. Штурмовая обработка продолжалась два часа, потом танки рванулись вперёд.
По мере продвижения наших войск вперёд усиливалось сопротивление врага. В густо населённых предместьях Берлина немцы оказывали отчаянное сопротивление. Огромная концентрация войск и техники, двигавшихся к Берлину, с каждым часом усложняла работу штурмовиков. В этой обстановке роль радионаводчиков была буквально неоценимой.
На участке Классельдорф-Илов передовые отряды одной танковой части натолкнулись на большое скопление немецких автомашин и танков. Танкисты сообщили об этом подполковнику Шевченко, последний запросил пару разведчиков. Данные первых разведчиков подтвердила вторая пара, вызванная на разведку в этот же район. Теперь всё было ясно. Через несколько минут капитан Бондаренко привёл двадцать два экипажа и, точно наведённый на цель с земли, уничтожил со своими ведомыми несколько танков и несколько десятков автомашин. Появившиеся в воздухе "фокке-вульфы" не смогли помешать нашим штурмовикам сделать по семи заходов на цель.
Вперёд и вперёд к Берлину железным потоком шли танки, перемалывая живую силу и технику врага. Пригород Фридрихсфельде. Железнодорожный разъезд. Перед ним взорван мост. Подполковник Шевченко выскочил со своей рацией к пригороду. Рядом упал снаряд, выведена из строя рация, ранен радист. Но у подполковника есть вторая, запасная, рация. По мосту, наведённому для колёсных машин, радионаводчик почти вплотную подобрался к железнодорожной станции. Над ней уже носилась пара разведчиков-штурмовиков. Связаться с ведущим было делом одной минуты. Лейтенант Решетняк сообщил, что видит на путях не менее двадцати пяти гружёных эшелонов.
Через двадцать минут капитан Леусенко привёл на эту цель шестёрку "ильюшиных". За ним подоспели группы Кирилова, Лукьянова, Решетня-ка. Семь групп "илыошиных" подорвали выходные пути с железнодорожной станции, вызвали несколько мощных взрывов и более десятка очагов пожара. Все железнодорожные эшелоны были застопорены, их захватили ворвавшиеся на станцию танкисты.
Ещё один бросок вперёд, и наши танки остановились у сильно укреплённого района Штеттинского вокзала. В полукружьи станции разгорелся огневой бой артиллерии и танков. Временная задержка грозила нарушить темп наступления. Но вот подоспели штурмовики.
Когда передовые танковые отряды ещё только прощупывали оборону Штеттинского вокзала, три пары штурмовиков прилетели сюда на разведку. Немцы встретили разведчиков мощным зенитным огнём. На самолёте ведущего первой пары лейтенанта Лукьянова был подбит мотор, и он с напарником вернулся обратно. Но две другие пары разведчиков, возглавляемые лейтенантами Власовым и Киндиновым, сделали своё дело: они не только добыли ценные сведения о противнике путём визуального наблюдения, но и сфотографировали весь район Штеттинского вокзала.
В течение двух последующих часов, когда танки сосредоточивались для удара, девять групп штурмовиков обрабатывали эшелоны на Штеттинском вокзале. Привели сюда своих орлов подполковник Туровский, капитаны Гридин, Кондауров, Бондаренко, старший лейтенант Коваленко, лейтенанты Лукьянов и Решетняк. Когда бросились в атаку танки, враг был уже подавлен ударом с воздуха. От Штеттинского вокзала танки продолжали своё движение на запад по северной окраине Берлина и вдруг резко повернули на юг, захлопывая в стальную ловушку засевший в центре Берлина немецкий гарнизон.
КАПИТАН А.ОВЕЧКИН
В облаках над Шпрее
Один за другим выползали из укрытий самолёты. Покачиваясь из стороны в сторону, они, как утки, стряхивали со своих крыльев крупные капли дождя.
Закончены последние приготовления. Техники по вооружению проверяют подвеску бомб. Механики обтирают моторы, и каждый нет-нет да взглянет на темнеющее небо, не покажется ли где-нибудь звёздочка. Один из механиков при свете переносной электролампочки выводит мелом на корпусе бомбы: "для Гитлера". На другой бомбе было написано: "для Геринга".
Заинтересовавшись работой техника, я спросил:
– А для Геббельса какая?
– А вот что поменьше, – указал он на пятидесятикилограммовую фугаску. И добавил: – С него и этой хватит!
В землянке было тихо. Все смотрели на телефонный аппарат и ждали, когда прикажут вылетать. Потом начались разговоры, которые не замедлили перейти в жаркий спор о сроке падения Берлина, ну и, безусловно, окончания войны.
Внезапный звонок водворил тишину. Все застыли в ожидании.
Получен приказ. У каждого лётчика вздрогнуло сердце: "Неужели не меня?"
– Командирам эскадрилий выпустить в воздух сильные и опытные экипажи. Цель – Берлин. Вылет немедленно! – коротко приказал командир.
Шёл мелкий дождик. Маяк-прожектор через ровные промежутки времени вспыхивал голубой лентой и, медленно вращаясь, описывал круги на мутных облаках. Изредка то там, то здесь коротко вспыхивали цветные огоньки на крыльях самолётов, и пламя голубыми языками трепыхало у выхлопных патрубков.
Один за одним уходили в темноту дождливой ночи тяжело нагруженные самолёты, и их огни исчезали на западе.
Ко мне подошли двое лётчиков: Мыльников и Драпак.
– В чём дело?
– Разрешите лететь на Берлин?
– Видите, какая погода? – сказал я.
– Мы справимся! – ответили они.