Тарзан улыбнулся.
– В детстве тебе не приходилось полагаться на чутье, чтобы спасти свою жизнь или добыть пищу, – объяснил он, – а мне приходилось всегда, тогда и теперь. Пойдемте, дети мои. Лэ и Джад-бал-джа обрадуются, когда увидят нас.
Джад-бал-джа первым уловил слабые звуки сзади. Он остановился и обернулся. Огромная голова его величественно поднялась, уши напряглись, кожа на носу наморщилась, чтобы помочь обонянию. Лев издал низкий рык. Лэ остановилась и поглядела назад, чтобы выяснить причину его недовольства.
Увидев приближающуюся колонну, Лэ почувствовала, как сердце у нее сжалось. Даже Джад-бал-джа не смог бы защитить ее от такого количества врагов. Тогда она решила попытаться раньше их достигнуть города, но когда снова взглянула на разрушенные стены на краю долины, поняла, что это бесполезно. У нее не хватит сил пробежать такое расстояние, а среди этих черных воинов наверняка немало тренированных бегунов, которые с легкостью настигнут ее. Поэтому, покорившись судьбе, она стояла и ждала, между тем как Джад-бал-джа, пригнув голову и подрагивая хвостом, медленно двинулся навстречу людям, и по мере приближения, его злобное рычание перерастало в оглушительный рев, от которого дрожала земля. Так он пытался отвести опасность от своей любимой хозяйки.
Но люди продолжали идти, и вдруг Лэ заметила, что шедший впереди человек был светлее остальных, и сердце ее затрепетало. А когда она узнала его, то на глаза дикарки, верховной жрицы Опара, навернулись слезы.
– Это Тарзан! Джад-бал-джа, это Тарзан! – крикнула она, и ее прекрасные черты озарились светом великой любви.
В тот же миг лев также, видимо, узнал своего хозяина, ибо его рычание стихло, глаза перестали сверкать, и, вскинув голову, он потрусил навстречу Тарзану и, словно большая собака, встал перед ним на задние лапы. Малыш Нкима с криком ужаса спрыгнул с плеча человека-обезьяны и, пронзительно визжа, задал стрекача назад, к Мувиро, так как нутром чуял, что Нума есть Нума. Положив громадные лапы на плечи Тарзана, Джад-бал-джа лизнул бронзовую щеку, а затем Тарзан отстранил его и быстро подошел к Лэ. Нкима же, чей страх уже улегся, неистово скакал на плече Мувиро, награждая льва множеством бранных кличек за пережитое волнение.
– Наконец-то! – воскликнул Тарзан, глядя в глаза Лэ.
– Наконец-то, – повторила девушка, – ты вернулся со своей охоты.
– Я вернулся в тот же день, – ответил Тарзан, – но ты уже ушла.
– Вернулся? – переспросила девушка.
– Да, Лэ, – повторил он. – Я прошел долгий путь, прежде чем нашел добычу, но наконец добыл мясо и принес его тебе, а тебя уже не было, и дождь смыл твои следы, и хотя я искал тебя много дней, но найти не смог.
– Знай я, что ты намерен вернуться, – произнесла она, – то дождалась бы тебя.
– Тебе следовало бы знать, что я не оставляю друзей, – ответил Тарзан.
– Лэ огорчена, – сказала она.
– И в Опар ты с тех пор так и не возвращалась? – спросил он.
– Мы с Джад-бал-джа как раз идем туда. Я долго плутала и лишь недавно нашла дорогу в Опар. А кроме того, мне встретился белый человек, который заблудился и был болен. Я оставалась с ним, пока у него не прошел жар и не восстановились силы, потому что думала, что он, наверное, друг Тарзана.
– Как его имя? – спросил человек-обезьяна.
– Уэйн Коулт, – ответила она. Человек-обезьяна улыбнулся.
– Оценил ли он то, что ты сделала для него? – спросил Тарзан.
– Да, он хотел пойти со мной в Опар и помочь мне вернуться на трон.
– Значит, он тебе понравился, Лэ?
– Очень понравился. Но совсем не так, как нравится мне Тарзан.
Тарзан коснулся ее плеча, словно хотел погладить.
– Верная Лэ! – пробормотал он, затем резко вскинул голову, словно желая прогнать грустные мысли, и повернулся лицом к Опару.
– Пошли, – сказал он. – Королева возвращается на свой трон.
Невидимые глаза Опара наблюдали за приближением колонны. Они узнали Лэ, Тарзана и вазири, а некоторые узнали Джад-бал-джа. Оу испугалась, Дуз задрожал, а юная Нао, которая ненавидела Оу, была почти счастлива, насколько может быть счастлив тот, у кого разбито сердце.
Оу правила деспотически, а Дуз был слабовольным глупцом, которого никто уже не воспринимал всерьез. И сейчас среди руин пронесся шепот, который напугал бы Оу и Дуза, если бы они слышали его, и шепот распространился среди жриц и воинов-жрецов, вследствие чего, когда Тарзан и Джад-бал-джа провели вазири во двор храма, там не оказалось никого, кто оказал бы сопротивление. Вместо этого из темных арок галерей послышались голоса, молившие о пощаде и заверявшие в верности Лэ.
Двинувшись дальше, они услышали в глубине храма внезапный взрыв шума. Высокие голоса прорывались громкими криками, затем наступила тишина. Когда же они вошли в тронный зал, стала очевидной и причина шума: в луже крови плавали трупы Оу и Дуза, а также нескольких жрецов и жриц, остававшихся им верными. Кроме трупов, в тронном зале никого не было.
И тогда Лэ, верховная жрица Пламенеющего Бога, снова взошла на трон как королева Опара.
В эту ночь Тарзан, Повелитель джунглей, снова ел из золотых тарелок Опара, а молодые девушки, готовившиеся в скором времени стать жрицами Пламенеющего Бога, подавали ему мясо и фрукты, а также вина, настолько старые, что никто из ныне живущих не знал, какой они выдержки и в каком забытом винограднике вызрели гроздья, из которых они были сделаны.
Но подобные вещи мало занимали Тарзана, и он был рад, когда на следующий день смог сменить обстановку и повести воинов вазири через долину Опара к ограждавшим город скалам. На его бронзовом плече восседал Нкима, а рядом с человеком-обезьяной вышагивал золотой лев. Сзади строем маршировала сотня воинов вазири.
Уэйн Коулт сидел в тени хижины, а негры лежали на земле неподалеку, когда показались Зверев и Ивич.
Коулт поднялся и пошел им навстречу, и тут Зверев заметил его.
– Проклятый предатель! – закричал он. – Сейчас я с тобой расправлюсь, даже если это будет последнее, что я сделаю на земле.
С этими словами он выхватил револьвер и выстрелил в безоружного американца.
Первый выстрел слегка задел бок Коулта, но второго выстрела Зверев сделать не успел, так как почти одновременно со звуком его выстрела раздался другой, и Питер Зверев, выронив оружие и схватившись за спину, зашатался на ногах, словно пьяный. Ивич обернулся.
– Боже мой, Зора, что ты наделала? – вскричал он.
– То, чего ждала двенадцать лет, – ответила девушка. – То, что хотела сделать, когда еще была почти ребенком.
Уэйн Коулт подскочил и подхватил револьвер Зверева с земли, и тут же подбежали Ромеро и Мори.
Зверев осел на землю и обвел людей бешеным взглядом.
– Кто стрелял? – вопросительно прошептал он. – Я знаю, это сделала проклятая желтая обезьяна.
– Это сделала я, – заявила Зора Дрынова.
– Ты?! – выдохнул Зверев.
Зора резко повернулась к Уэйну Коулту, словно он был здесь один.
– Вам можно рассказать правду, – проговорила она. – Я не большевичка и никогда ею не была. Этот негодяй убил моего отца и мать, убил старшего брата и сестру. Мой отец был… Впрочем, неважно. Теперь он отомщен.
Она гневно обратилась к Звереву:
– Я могла бы много раз убить тебя за последние несколько лет, но я выжидала, поскольку хотела большего, чем твоя жизнь. Я хотела помочь сорвать гнусные планы, с которыми ты и тебе подобные стремятся разрушить счастье людей.
Питер Зверев, сидя на земле, уставился на нее широко раскрытыми глазами, которые медленно стекленели. Вдруг он закашлялся, изо рта хлынула кровь, и он упал мертвым.
Ромеро придвинулся вплотную к Ивичу и ткнул дулом револьвера в ребра русскому.
– Бросай оружие, – приказал он. – Настал и твой черед.
Ивич, побледнев, подчинился. Он увидел, как рушится его маленький мирок, и испугался.
На противоположной стороне поляны, на опушке леса, возникла фигура, которой секунду назад там не было. Она появилась молча, как бы из воздуха. Первой человека заметила Зора Дрынова. Она удивленно вскрикнула, признав его, и когда остальные обратили взгляды в ту же сторону, то увидели шедшего к ним бронзовотелого человека, почти обнаженного, в одной лишь набедренной повязке из леопардовой шкуры. Он двигался с легкой величавой грацией льва, и многое в его облике говорило о том, что идет царь зверей.
– Кто это? – спросил Коулт.
– Я не знаю, кто это, – ответила Зора. – Но это тот самый человек, который спас мне жизнь, когда я заблудилась в джунглях.
Человек остановился перед ними.
– Кто вы? – спросил Уэйн Коулт.
– Я – Тарзан из племени обезьян, – ответил тот. – Я видел и слышал все, что здесь произошло. План, задуманный этим человеком, – он кивнул на тело Зверева, – провалился, а сам он умер. Эта девушка призналась, кто она такая. Она не из вашей среды. Мои люди расположились недалеко отсюда. Я провожу ее к ним и позабочусь, чтобы она благополучно выбралась отсюда. До остальных же мне дела нет. Выбирайтесь из джунглей сами, если сумеете. Я все сказал.
– Они не все такие, как вы думаете, друг мой, – возразила Зора.
– Что вы имеете в виду? – спросил Тарзан.
– Ромеро и Мори стали другими. Они открыто выступили против Зверева, когда нас покинули негры.
– Я слышал их, – сказал Тарзан. Зора удивленно взглянула на него.
– Слышали? – переспросила она.
– Я слышал многое из того, что происходило во многих ваших лагерях, – ответил человек-обезьяна, – но не уверен, могу ли я верить всему, что слышал.
– Мне кажется, вы можете верить тому, что слышали от них, – уверила его Зора. – Я считаю, что они были искренними.
– Очень хорошо, – согласился Тарзан. – Если хотят, они могут пойти со мной, но эти двое пусть позаботятся о себе сами.
– Только не американец, – сказала Зора.
– Нет? Почему же? – поинтересовался человек-обезьяна.
– Потому что он секретный агент правительства Соединенных Штатов, – ответила девушка.
Вся группа, включая Коулта, уставилась на нее в изумлении.
– Откуда вы узнали? – требовательно спросил Коулт.
– Записка, которую вы послали по прибытии в лагерь, попала к одному из агентов Зверева. Теперь вы понимаете, откуда мне это известно?
– Да, – сказал Коулт. – Вполне ясно.
– Вот почему Зверев назвал вас предателем и пытался убить.
– А что с этим? – спросил Тарзан, указывая на Ивича. – Он что, тоже овца в волчьей шкуре?
– Он – один из парадоксов, которых так много в жизни, – ответила Зора. – Он из числа тех красных, которые от трусости меняют окраску и блекнут.
Тарзан повернулся к неграм, собравшимся в стороне и прислушивавшимся к разговору, которого не могли понять.
– Я знаю, где ваша страна, – сказал он на их диалекте. – Она находится там, где кончается железная дорога, что ведет к побережью.
– Да, бвана, – ответил один из негров.
– Вы возьмете с собой этого белого человека и отведете к железной дороге. Смотрите, чтобы у него было достаточно еды и чтобы его никто не обижал, а потом скажете ему, чтобы он уходил. Отправляйтесь немедленно.
Затем Тарзан обратился к белым:
– Остальные пойдут со мной в лагерь. Повернувшись, он пошел по тропе, по которой явился в лагерь. За ним последовали четверо белых, которые еще плохо понимали, чем в действительности они обязаны его гуманности. Они также не понимали и даже не догадывались, что его великая терпимость, смелость, находчивость и защитный инстинкт, который часто оберегал их, происходят не от его человеческих прародителей, а от постоянной связи с дикими животными джунглей, у которых эти качества развиты гораздо сильнее, нежели у цивилизованных людей, утративших эти благородные свойства полностью или частично из-за алчности и борьбы за первенство.
Позади других бок о бок шли Зора Дрынова и Уэйн Коулт.
– Я думала, что вы погибли, – сказала она.
– А я думал, что погибли вы, – отозвался Коулт.
– Хуже того, – продолжала Зора, – я думала, что, мертвы вы или живы, я никогда не смогу рассказать вам, что у меня на сердце.
– А я думал о той страшной пропасти, которая разделяла нас. Боялся, что не сумею перекинуть через нее мост и спросить вас о том, о чем хотел, – тихо ответил он.
Зора повернулась к нему с глазами, полными слез. Губы ее дрожали.
– А я думала, что никогда не смогу утвердительно ответить на этот вопрос, если бы вы мне его задали, – прошептала она.
Поворот тропы скрыл их от глаз других, и тогда он заключил ее в объятия и крепко поцеловал.
– В детстве тебе не приходилось полагаться на чутье, чтобы спасти свою жизнь или добыть пищу, – объяснил он, – а мне приходилось всегда, тогда и теперь. Пойдемте, дети мои. Лэ и Джад-бал-джа обрадуются, когда увидят нас.
Джад-бал-джа первым уловил слабые звуки сзади. Он остановился и обернулся. Огромная голова его величественно поднялась, уши напряглись, кожа на носу наморщилась, чтобы помочь обонянию. Лев издал низкий рык. Лэ остановилась и поглядела назад, чтобы выяснить причину его недовольства.
Увидев приближающуюся колонну, Лэ почувствовала, как сердце у нее сжалось. Даже Джад-бал-джа не смог бы защитить ее от такого количества врагов. Тогда она решила попытаться раньше их достигнуть города, но когда снова взглянула на разрушенные стены на краю долины, поняла, что это бесполезно. У нее не хватит сил пробежать такое расстояние, а среди этих черных воинов наверняка немало тренированных бегунов, которые с легкостью настигнут ее. Поэтому, покорившись судьбе, она стояла и ждала, между тем как Джад-бал-джа, пригнув голову и подрагивая хвостом, медленно двинулся навстречу людям, и по мере приближения, его злобное рычание перерастало в оглушительный рев, от которого дрожала земля. Так он пытался отвести опасность от своей любимой хозяйки.
Но люди продолжали идти, и вдруг Лэ заметила, что шедший впереди человек был светлее остальных, и сердце ее затрепетало. А когда она узнала его, то на глаза дикарки, верховной жрицы Опара, навернулись слезы.
– Это Тарзан! Джад-бал-джа, это Тарзан! – крикнула она, и ее прекрасные черты озарились светом великой любви.
В тот же миг лев также, видимо, узнал своего хозяина, ибо его рычание стихло, глаза перестали сверкать, и, вскинув голову, он потрусил навстречу Тарзану и, словно большая собака, встал перед ним на задние лапы. Малыш Нкима с криком ужаса спрыгнул с плеча человека-обезьяны и, пронзительно визжа, задал стрекача назад, к Мувиро, так как нутром чуял, что Нума есть Нума. Положив громадные лапы на плечи Тарзана, Джад-бал-джа лизнул бронзовую щеку, а затем Тарзан отстранил его и быстро подошел к Лэ. Нкима же, чей страх уже улегся, неистово скакал на плече Мувиро, награждая льва множеством бранных кличек за пережитое волнение.
– Наконец-то! – воскликнул Тарзан, глядя в глаза Лэ.
– Наконец-то, – повторила девушка, – ты вернулся со своей охоты.
– Я вернулся в тот же день, – ответил Тарзан, – но ты уже ушла.
– Вернулся? – переспросила девушка.
– Да, Лэ, – повторил он. – Я прошел долгий путь, прежде чем нашел добычу, но наконец добыл мясо и принес его тебе, а тебя уже не было, и дождь смыл твои следы, и хотя я искал тебя много дней, но найти не смог.
– Знай я, что ты намерен вернуться, – произнесла она, – то дождалась бы тебя.
– Тебе следовало бы знать, что я не оставляю друзей, – ответил Тарзан.
– Лэ огорчена, – сказала она.
– И в Опар ты с тех пор так и не возвращалась? – спросил он.
– Мы с Джад-бал-джа как раз идем туда. Я долго плутала и лишь недавно нашла дорогу в Опар. А кроме того, мне встретился белый человек, который заблудился и был болен. Я оставалась с ним, пока у него не прошел жар и не восстановились силы, потому что думала, что он, наверное, друг Тарзана.
– Как его имя? – спросил человек-обезьяна.
– Уэйн Коулт, – ответила она. Человек-обезьяна улыбнулся.
– Оценил ли он то, что ты сделала для него? – спросил Тарзан.
– Да, он хотел пойти со мной в Опар и помочь мне вернуться на трон.
– Значит, он тебе понравился, Лэ?
– Очень понравился. Но совсем не так, как нравится мне Тарзан.
Тарзан коснулся ее плеча, словно хотел погладить.
– Верная Лэ! – пробормотал он, затем резко вскинул голову, словно желая прогнать грустные мысли, и повернулся лицом к Опару.
– Пошли, – сказал он. – Королева возвращается на свой трон.
Невидимые глаза Опара наблюдали за приближением колонны. Они узнали Лэ, Тарзана и вазири, а некоторые узнали Джад-бал-джа. Оу испугалась, Дуз задрожал, а юная Нао, которая ненавидела Оу, была почти счастлива, насколько может быть счастлив тот, у кого разбито сердце.
Оу правила деспотически, а Дуз был слабовольным глупцом, которого никто уже не воспринимал всерьез. И сейчас среди руин пронесся шепот, который напугал бы Оу и Дуза, если бы они слышали его, и шепот распространился среди жриц и воинов-жрецов, вследствие чего, когда Тарзан и Джад-бал-джа провели вазири во двор храма, там не оказалось никого, кто оказал бы сопротивление. Вместо этого из темных арок галерей послышались голоса, молившие о пощаде и заверявшие в верности Лэ.
Двинувшись дальше, они услышали в глубине храма внезапный взрыв шума. Высокие голоса прорывались громкими криками, затем наступила тишина. Когда же они вошли в тронный зал, стала очевидной и причина шума: в луже крови плавали трупы Оу и Дуза, а также нескольких жрецов и жриц, остававшихся им верными. Кроме трупов, в тронном зале никого не было.
И тогда Лэ, верховная жрица Пламенеющего Бога, снова взошла на трон как королева Опара.
В эту ночь Тарзан, Повелитель джунглей, снова ел из золотых тарелок Опара, а молодые девушки, готовившиеся в скором времени стать жрицами Пламенеющего Бога, подавали ему мясо и фрукты, а также вина, настолько старые, что никто из ныне живущих не знал, какой они выдержки и в каком забытом винограднике вызрели гроздья, из которых они были сделаны.
Но подобные вещи мало занимали Тарзана, и он был рад, когда на следующий день смог сменить обстановку и повести воинов вазири через долину Опара к ограждавшим город скалам. На его бронзовом плече восседал Нкима, а рядом с человеком-обезьяной вышагивал золотой лев. Сзади строем маршировала сотня воинов вазири.
* * *
Усталая и разочарованная, приближалась к базовому лагерю группа белых после долгого и утомительного перехода. Зверев и Ивич шли впереди, за ним следовала Зора Дрынова, а далеко позади бок о бок шагали Ромеро и Мори. В таком порядке они шли все эти долгие дни.Уэйн Коулт сидел в тени хижины, а негры лежали на земле неподалеку, когда показались Зверев и Ивич.
Коулт поднялся и пошел им навстречу, и тут Зверев заметил его.
– Проклятый предатель! – закричал он. – Сейчас я с тобой расправлюсь, даже если это будет последнее, что я сделаю на земле.
С этими словами он выхватил револьвер и выстрелил в безоружного американца.
Первый выстрел слегка задел бок Коулта, но второго выстрела Зверев сделать не успел, так как почти одновременно со звуком его выстрела раздался другой, и Питер Зверев, выронив оружие и схватившись за спину, зашатался на ногах, словно пьяный. Ивич обернулся.
– Боже мой, Зора, что ты наделала? – вскричал он.
– То, чего ждала двенадцать лет, – ответила девушка. – То, что хотела сделать, когда еще была почти ребенком.
Уэйн Коулт подскочил и подхватил револьвер Зверева с земли, и тут же подбежали Ромеро и Мори.
Зверев осел на землю и обвел людей бешеным взглядом.
– Кто стрелял? – вопросительно прошептал он. – Я знаю, это сделала проклятая желтая обезьяна.
– Это сделала я, – заявила Зора Дрынова.
– Ты?! – выдохнул Зверев.
Зора резко повернулась к Уэйну Коулту, словно он был здесь один.
– Вам можно рассказать правду, – проговорила она. – Я не большевичка и никогда ею не была. Этот негодяй убил моего отца и мать, убил старшего брата и сестру. Мой отец был… Впрочем, неважно. Теперь он отомщен.
Она гневно обратилась к Звереву:
– Я могла бы много раз убить тебя за последние несколько лет, но я выжидала, поскольку хотела большего, чем твоя жизнь. Я хотела помочь сорвать гнусные планы, с которыми ты и тебе подобные стремятся разрушить счастье людей.
Питер Зверев, сидя на земле, уставился на нее широко раскрытыми глазами, которые медленно стекленели. Вдруг он закашлялся, изо рта хлынула кровь, и он упал мертвым.
Ромеро придвинулся вплотную к Ивичу и ткнул дулом револьвера в ребра русскому.
– Бросай оружие, – приказал он. – Настал и твой черед.
Ивич, побледнев, подчинился. Он увидел, как рушится его маленький мирок, и испугался.
На противоположной стороне поляны, на опушке леса, возникла фигура, которой секунду назад там не было. Она появилась молча, как бы из воздуха. Первой человека заметила Зора Дрынова. Она удивленно вскрикнула, признав его, и когда остальные обратили взгляды в ту же сторону, то увидели шедшего к ним бронзовотелого человека, почти обнаженного, в одной лишь набедренной повязке из леопардовой шкуры. Он двигался с легкой величавой грацией льва, и многое в его облике говорило о том, что идет царь зверей.
– Кто это? – спросил Коулт.
– Я не знаю, кто это, – ответила Зора. – Но это тот самый человек, который спас мне жизнь, когда я заблудилась в джунглях.
Человек остановился перед ними.
– Кто вы? – спросил Уэйн Коулт.
– Я – Тарзан из племени обезьян, – ответил тот. – Я видел и слышал все, что здесь произошло. План, задуманный этим человеком, – он кивнул на тело Зверева, – провалился, а сам он умер. Эта девушка призналась, кто она такая. Она не из вашей среды. Мои люди расположились недалеко отсюда. Я провожу ее к ним и позабочусь, чтобы она благополучно выбралась отсюда. До остальных же мне дела нет. Выбирайтесь из джунглей сами, если сумеете. Я все сказал.
– Они не все такие, как вы думаете, друг мой, – возразила Зора.
– Что вы имеете в виду? – спросил Тарзан.
– Ромеро и Мори стали другими. Они открыто выступили против Зверева, когда нас покинули негры.
– Я слышал их, – сказал Тарзан. Зора удивленно взглянула на него.
– Слышали? – переспросила она.
– Я слышал многое из того, что происходило во многих ваших лагерях, – ответил человек-обезьяна, – но не уверен, могу ли я верить всему, что слышал.
– Мне кажется, вы можете верить тому, что слышали от них, – уверила его Зора. – Я считаю, что они были искренними.
– Очень хорошо, – согласился Тарзан. – Если хотят, они могут пойти со мной, но эти двое пусть позаботятся о себе сами.
– Только не американец, – сказала Зора.
– Нет? Почему же? – поинтересовался человек-обезьяна.
– Потому что он секретный агент правительства Соединенных Штатов, – ответила девушка.
Вся группа, включая Коулта, уставилась на нее в изумлении.
– Откуда вы узнали? – требовательно спросил Коулт.
– Записка, которую вы послали по прибытии в лагерь, попала к одному из агентов Зверева. Теперь вы понимаете, откуда мне это известно?
– Да, – сказал Коулт. – Вполне ясно.
– Вот почему Зверев назвал вас предателем и пытался убить.
– А что с этим? – спросил Тарзан, указывая на Ивича. – Он что, тоже овца в волчьей шкуре?
– Он – один из парадоксов, которых так много в жизни, – ответила Зора. – Он из числа тех красных, которые от трусости меняют окраску и блекнут.
Тарзан повернулся к неграм, собравшимся в стороне и прислушивавшимся к разговору, которого не могли понять.
– Я знаю, где ваша страна, – сказал он на их диалекте. – Она находится там, где кончается железная дорога, что ведет к побережью.
– Да, бвана, – ответил один из негров.
– Вы возьмете с собой этого белого человека и отведете к железной дороге. Смотрите, чтобы у него было достаточно еды и чтобы его никто не обижал, а потом скажете ему, чтобы он уходил. Отправляйтесь немедленно.
Затем Тарзан обратился к белым:
– Остальные пойдут со мной в лагерь. Повернувшись, он пошел по тропе, по которой явился в лагерь. За ним последовали четверо белых, которые еще плохо понимали, чем в действительности они обязаны его гуманности. Они также не понимали и даже не догадывались, что его великая терпимость, смелость, находчивость и защитный инстинкт, который часто оберегал их, происходят не от его человеческих прародителей, а от постоянной связи с дикими животными джунглей, у которых эти качества развиты гораздо сильнее, нежели у цивилизованных людей, утративших эти благородные свойства полностью или частично из-за алчности и борьбы за первенство.
Позади других бок о бок шли Зора Дрынова и Уэйн Коулт.
– Я думала, что вы погибли, – сказала она.
– А я думал, что погибли вы, – отозвался Коулт.
– Хуже того, – продолжала Зора, – я думала, что, мертвы вы или живы, я никогда не смогу рассказать вам, что у меня на сердце.
– А я думал о той страшной пропасти, которая разделяла нас. Боялся, что не сумею перекинуть через нее мост и спросить вас о том, о чем хотел, – тихо ответил он.
Зора повернулась к нему с глазами, полными слез. Губы ее дрожали.
– А я думала, что никогда не смогу утвердительно ответить на этот вопрос, если бы вы мне его задали, – прошептала она.
Поворот тропы скрыл их от глаз других, и тогда он заключил ее в объятия и крепко поцеловал.