– Самая странная финансовая операция в моей жизни, – произнес я, оглядываясь на Теллу.
   Она молча кивнула. Сразу за глубоким оврагом начиналась мощеная камнем королевская дорога. И здесь нас нагнала стража.
   Впереди уже виднелись редкие огоньки города. Услышав за своей спиной приближающийся грохот копыт, я обернулся – и тотчас же потянул из кобуры ружье.
   – Не сметь! – повелительно гаркнул кто-то, куда более остроглазый, нежели я. – Стоять, оружие на землю! Королевская стража!
   Я разглядел пятерых мужчин в одинаковых доспехах, сидевших на крепких короткогривых конях. Их длинные пики покачивались в такт копытам. В считанные секунды они окружили нас, и я, ощущая вдруг налетевшую дрожь, разжал держащие штуцер пальцы. Он упал на камни с глухим стуком – один из стражников соскочил с коня, поднял его и протянул старшему.
   – Дорогое оружие, – пробормотал тот. – Что вы здесь делаете, молодые люди? Заблудились? Отвечать!
   Его голос был отрывистым, он выплевывал слова, будто пули. Я услышал, как шумно сглотнула Телла, и взял себя в руки.
   – Раз мы находимся на дороге, то, наверное, нет.
   – А что вас удивляет? – вдруг заговорила моя спутница – жеманно и слегка устало. – То, что муж и жена устроили себе вечернюю прогулку? Вино мы уже выпили, ужин съели, и спешим домой в постель. Это теперь преступление?
   Стражник пристально посмотрел на нее, потом, приблизившись к моему коню, сильным броском вернул оружие в кобуру.
   – Будьте осторожны, господа…
   Глядя ему в спину, я ощутил какое-то смутное беспокойство. Откуда они тут взялись, разве городская стража должна носиться по ночным дорогам, распугивая влюбленные парочки?
   – Зануды, – очень тихо сказала Телла.
   Эйно ждал нас за сервированным столом, глядя, как камердинер, склонившись над его плечом, аккуратно разрезает здоровенную утку, зажаренную с травами и пряностями. Едва мы вошли, он хитро улыбнулся, щелкнул пальцами, и молодой слуга развернулся к нам с подносом, на котором стояли два золотых бокала.
   – Прошу вас, детки мои, – взмахнул он рукой и поправил салфетку, прикрывавшую его теплый вечерний камзол. – Вы сыграли все как надо.
   Я не стал рассказывать ему про стражу. Банковская операция утомила меня так, словно я проскакал сотню миль. В ней, на первый взгляд, не было никакого риска – я не сомневался в подлинности векселей, равно как и в ловкости подкупленного клерка, и все же напряжение покинуло меня в тот лишь миг, когда наши с Теллой кони вошли в замковый парк. Мне даже не хотелось есть. Заставив себя прожевать небольшой кусочек утки, я вопросительно поднял глаза на своего господина, но он лишь улыбнулся в ответ. Тогда я встал и коротко поклонился.
   – С вашего позволения я отправлюсь в постель…
   – Доброй ночи, – заботливо ответил Эйно.
   Горячий душ не только успокоил меня, но и вернул некоторую часть растраченных сил. Сменив мокрое полотенце на толстый халат, я вызвал слугу.
   – За ужином я… чувствовал себя усталым, – объяснил я, удивляясь, отчего вдруг мой голос звучит так, словно я оправдываюсь, – а теперь вот захотелось поесть. На кухне, наверное, найдутся остатки господского ужина?
   – Повара в этом доме не спят никогда, – бесстрастно отозвался юноша. – Что будет угодно моему господину?
   Вскоре он вернулся с подносом, на котором дымилась яичница с вареным мясом, какие-то приправы, лепешки, что-то еще… не вдаваясь в подробности, я принялся за поздний ужин. Моя мысль блуждала довольно далеко отсюда.
   У Эйно, князя Лоер, довольно странные способы добычи денег, а ведь про него говорят, что он несметно богат. Досужие сплетни? Но чего стоит содержание одного только этого замка, который разорил бы половину принцев крови в моей несчастной стране? Что же, он всегда зарабатывает на шантаже?.. говорят, опять-таки, что он и вправду имеет патент королевского корсара и может беспрепятственно грабить любое судно, идущее под вымпелом врагов Пеллии. «Бринлееф» создавался именно для этого? Весьма вероятно, но что же тогда означают его путешествия – к нам, на восток, а теперь еще и далеко на запад, к темным берегам страны рашеров? Что все это значит – какую, к примеру, ценность представляет для него хрустальный череп, несущий в себе неведомую, но ужасную смерть?
   Я прекрасно понимал, что судьба занесла меня в самый центр торнадо странных, непостижимых тайн и связанных с ними интриг. Иногда мне начинало казаться, что интриги эти древнее, чем сам наш мир… и что Эйно – лишь очередной в длинной цепи таких же посвященных. Вот только – посвященных во что?

Глава 5

   Неделей позже мы были уже в столице. Цель поездки я представлял себе слабо – по словам Иллари, она была связана с возникшими у князя финансовыми проблемами. Впрочем, финансы меня волновали мало – я был захвачен желанием посмотреть древний город, резиденцию пеллийских королей, с которой я был уже знаком благодаря множеству гравюр и картин. Ута осталась в замке вместе с ожидавшей отца Теллой. От расставания с молодой актрисой в моей душе остался нехороший осадок, ощущение какой-то недосказанности, что ли – сидя в небольшой каюте пассажирского судна, я не раз вспоминал ее глаза, смотревшие на меня с немым упреком. Я должен был что-то сделать… но что? Я не ощущал себя влюбленным, более того, мне казалось, что для нее я всего лишь новая игрушка. Врать и играть мне не хотелось. Возможно, я был не прав?
   Три дня пути пролетели незаметно. Несомый южным ветром, наш бриг мчался, едва не догоняя скользящих над водой птиц, – осторожный капитан, помня о том, что везет пассажиров, старался держаться в разумной близости берега. Я в основном шлялся по палубе, изредка спускаясь в каюту, чтобы поваляться в гамаке с книгой, а Эйно и Иллари проводили время в салоне шкипера, изводя его и старшего помощника при помощи игры в ло. Те были на редкость азартны; незадолго до того, как корабль бросил якорь в одной из столичных гаваней, пьяноватый Иллари признался мне, что ему удалось порядком облегчить их карманы.
   Я стоял на палубе. Впереди, в легкой вечерней дымке, виднелись сотни, тысячи разновеликих шпилей, украшавших столичные дворцы. Город был огромен. Я видел одетые камнем набережные, вдоль которых сплошным потоком скользили экипажи: в подзорную трубу я хорошо различал массивные, часто украшенные гербами и вымпелами, кареты, грузовые фуры и фигурки отдельных верховых. Правее, в торговом порту, закатное солнце терялось среди множества мачт.
   Гравюры не обманули меня – столица и впрямь оказалась каменным чудом. Наемный экипаж долго вез нас по широким, обсаженным деревьями аллеям, потом свернул в старые, пропахшие дымами кварталы, где серые от древности, но не потерявшие своего величия здания тесно прижимались одно к другому, образуя узкие неровные улочки. Каждый камень, каждое дерево здесь дышало очарованием благородной седины. Я вертел по сторонам головой, радостно улыбаясь всякий раз, когда видел что-то, знакомое мне из книг и альбомов.
   – Вот поле Ноора, – возбужденно шептал я. – Здесь Ноор, принц крови, вызвал на бой своего дядю, обвинившего его в измене… а это… о боги, это же северная резиденция князя Бельмона!
   – Теперь – отель, один из лучших в столице, здесь любят останавливаться нувориши-лавеллеры, – флегматично добавил Эйно. – Но мы будем жить в более скромном месте.
   Более скромное место оказалось четырехэтажным зданием с острой, поросшей мхом черепичной крышей, над подъездом висели два решетчатых фонаря и вывеска в виде гротескно-пузатого сапога. Отель так и назывался – «Старый башмак», и почти весь его первый этаж занимал ресторан. Мне выделили небольшую угловую комнатку под самой крышей, два окна которой выходили на улицу и в соседний переулок, – темный, загадочный чулок, в котором уже зажигали на ночь фонари. Эйно предупредил меня, что я могу быть свободен до самого утра, но все же не рекомендовал мне долго гулять: по его словам, столичная стража отличалась повышенной бдительностью, а мой акцент до сих пор выдавал во мне приезжего.
   Я заказал себе ужин, разжег камин и лег на застеленную пледом кровать. Бродить по вечернему городу мне почему-то не хотелось – наверное, я слишком устал. В темнеющем небе чудилась отцовская усадьба, тот, последний бой, в котором он нашел свою судьбу, и дерево в саду, под которым я опустил его в неглубокую, наспех вырытую яму. Моя несчастная мать, если она еще жива, вряд ли узнает, какая судьба постигла ее сына. Впрочем, что я мог сделать? Остаться на родине – и, скорее всего, погибнуть, как скотина под ножом мясника? Вместо этого я оказался здесь, на другой стороне планеты, и вокруг меня негромко шумел громадный и прекрасный город, так непохожий на те города, которые мне случалось видеть в детстве.
   Слуга принес мне жидкую сладковатую кашу, в которой плавали кусочки тушеной курятины, зелень и целый кувшин вина, – а также пирожные. Бросив на свой ужин беглый взгляд, я подумал, что он, пожалуй, был не далек от истины, когда убеждал меня, что кухня в «Башмаке» самая наилучшая. Пахло все это превосходно.
   Быстро покончив с кашей, я налил себе вина и неожиданно навострил уши: на площадке, что вела к двери моей комнатки, что-то происходило. Сперва я услышал мужской голос – пьяный и раздраженный; правда, через дверь мне не удалось разобрать ни слова. Ему ответила женщина: мягко, просяще, потом – визгливо. Я услышал глухой удар, вскрик и удаляющиеся шаги. Бесшумно выбравшись из своего деревянного кресла, я подхватил с кровати валявшийся там пояс и достал из кобуры свой «Вулкан». Я был уверен, что осторожный Эйно не станет выбирать в качестве пристанища отель с дурной репутацией, но в жизни, как мне было известно, случается всякое. Я положил пистолет рядом с собой на стол и вновь навострил уши, но все было тихо, лишь снизу, из ресторана, доносился невнятный гул множества посетителей.
   Продолжая размышлять о своей потерянной семье, я куснул пирожное – и в этот момент дверь моей комнаты почти беззвучно приоткрылась; я услышал лишь легкий щелчок язычка замка и тотчас же повернулся, держа в руке взведенный пистолет.
   На меня смотрели настороженные глаза молодой женщины. Помещение освещалось лишь камином да тускловатой лампой на моем столе, и там, в полумраке, они казались огромными, как два черных колодца, в которых посверкивали внимательные золотые искорки. Я опустил пистолет.
   – Что вам нужно, госпожа?
   В ответ она закрыла пальцами губы и скользнула ко мне. В руке у нее был высокогорлый серебряный кувшин, в таких продавали изысканное дорогое вино.
   – Мне нужно спрятаться, – у нее был низкий, почти хриплый голос, странным образом гармонирующий с каскадом черных волос и немного смугловатым лицом, на котором горели действительно большие, черные, влажные глаза. – Мой господин поможет мне?
   – Смотря по обстоятельствам, – я все еще не решался выпустить из рук свой пистолет. – Смотря по тому, к каким неприятностям это приведет.
   – Неприятностей у вас не будет, – она придвинула к столу свободный стул и села спиной к окну.
   Завитки ее волос прорисовались на фоне неба, уже насыщенного светом вечерней луны.
   – И сколько это будет стоить? – поинтересовался я, прищуриваясь.
   – Это стоило бы пять золотых. Но если мой господин окажет мне свое покровительство, то о цене мы говорить не будем. Я исчезну на рассвете, – в голосе появились умоляющие нотки, – и постараюсь сделать так, чтобы молодой господин не пожалел о своем великодушии.
   Вместо ответа я встал и достал из своего саквояжа запасной дорожный бокал – из простого, с грубой насечкой серебра. Интересно, подумал я, а как поступил бы на моем месте Эйно? Прогнал бы ее? А если у нее и в самом деле беда, а звать стражу не с руки? Кто знает?
   – Ты не пеллиец и не лавеллер, – вдруг произнесла женщина, пристально глядя на меня.
   – Да, – утвердительно кивнул я и налил ей вина, – я издалека.
   – И ты не простолюдин. У тебя тонкая кость, но руки будут сильными – очень скоро.
   – Удивительно тонкое наблюдение. А ты промышляешь в отелях?
   – Нет, – она мотнула головой, и от этого, вероятно, привычного ей движения, черная волна волос рассыпалась по плечам, скрытым зеленым бархатом платья. – Я дорого стою. Здесь… в общем, я оказалась тут случайно. А ты? Ты не похож на коммерсанта.
   – Я тоже, может быть, случайно… может быть.
   Я достал трубку – в последнее время, несколько подражая Эйно, я стал дымить ароматным зельем, находя в нем успокоение. К тому же, благодаря ему, на меня сильнее действовало вино. Сейчас, все еще стесняясь неожиданного присутствия этой красавицы, я хотел захмелеть как следует, так, чтобы почувствовать себя взрослым, самостоятельным мужчиной.
   – Не волнуйся, – вдруг произнесла она и я вздрогнул, ощутив, как ее ладонь накрыла мои пальцы, – меня никто не станет искать – здесь не бывает скандалов. Брат хозяина «Башмака» – офицер королевской стражи. Это старая семья, и все знают, что любой конфликт может закончиться очень печально. Мне нужно было только спрятаться – до рассвета.
   – Я и не волнуюсь, – я залпом выпил целый бокал вина и взял в руку пистолет. – Я на своей территории. А внизу остановились мои друзья, и к полуночи они обязательно вернутся.
   – Провинциальный аристократ и его друг, моряк? – спросила женщина. – Я видела их. Что ж, они не похожи на толстых крыс, которые боятся собственного хвоста.
   – Это точно, можешь мне поверить…
   – У аристократа лицо опытного убийцы, – как бы в раздумье проговорила шлюха. – Я видела таких. Но он не на службе, так?
   – Забудь о нем. Это не тот человек, о котором стоит говорить.
   – Хорошо, не буду. А ты? Оруженосец, наперсник?..
   – Все сразу. Еще судовой лекарь.
   Погасив трубку, я запер дверь и принялся раздеваться. Вино я поставил на обязательный в Пеллии прикроватный столик, покрытый старым красным лаком. Кровать была достаточно велика для двоих, но подушка оказалась только одна… скользнув под одеяло, я устало вытянулся и принялся смотреть, как будет раздеваться моя случайная подруга. К моему удивлению, это не заняло у нее много времени – плотное платье скользнуло вниз, и я увидел ее длинное, немного смуглое тело с небольшими грудями. Она была узковата в бедрах, но ноги, как ни странно, оказались крепкими, с плавно-неторопливой прорисовкой икр и широкими лодыжками. Молча, не глядя на меня, женщина повесила платье на спинку кровати, выбралась из туфель и легла рядом со мной. Я ощутил ее запах, чуть горьковатый, в нем смешивался аромат духов и собственный запах ее тела, сразу взволновавший меня. Я обнял женщину правой рукой, зарываясь носом в волосах, и вдруг ощутил желание поцеловать ее. В моих краях шлюхи никогда не позволяли прикасаться к своим губам, но тут я отчего-то рискнул – и тотчас же получил то, чего хотел: словно обмякнув, она послушно ответила на мой поцелуй, поворачиваясь ко мне и обхватывая меня рукой. Ее губы пахли вином.
   Я прошелся губами по ее шее, не без удивления ощущая, как напрягается ее грудь, ее руки сдвинули меня, приподняли, я оказался на ней и почувствовал, как умелые пальцы ласкают меня внизу, а потом она раскрылась, и я нетерпеливо вошел в нее, горячую и влажную…
   – Ты мне нравишься, – прошептала она, накручивая на палец мои локоны. – Честно… правда.
   Я лежал, обхватив ее правой ногой, немного вспотевший, и думал о том, что не знаю ее имени, и еще – нежность, едва ли знакомая мне ранее, заставляла меня прижиматься к ней, прижиматься до боли, тыкаться пересохшими губами в ее шею и, чувствуя, как перехватывает от тоски горло, бояться, что на глазах сейчас выступят слезы. Не одну ночь провел я в объятиях самых разных женщин – и шлюх, к которым я бегал тайком от своих воспитателей, и фермерских дочек, и даже мелкотравчатых аристократок, любопытных и неутомимо похотливых. Но никогда еще я не ощущал того, что переполняло меня сейчас, в эти короткие минуты нашей близости: восторга, счастья и боли одновременно.
   Я выбрался из постели, присел на стол и набил свою трубку. За мной следили ее глаза, улыбающиеся и ласковые. Прячась от них, я уставился в окно. На крыше соседнего здания, освещаемый лунным светом, примостился кот, невероятно пушистый, он казался мне темным ватным комком. Вот он лениво повернул в мою сторону голову, и я увидел, как коротко вспыхнули его оранжевые глазищи. Продолжая наблюдать за котярой, я вырубил огня. Дымок скользнул к потолку, чтобы в конце концов исчезнуть в красном зеве догорающего камина. Над острыми крышами столицы стояли звезды, яркие, кажущиеся более близкими, чем у меня дома. Дома? Я беззвучно усмехнулся. Теперь мой дом здесь… и вдруг, почти над самой головой ночного зверька возникло что-то странное: по небу плыл зеленый огонек. От изумления я широко распахнул глаза. Мне приходилось слышать о падающих звездах, но вряд ли они падали таким удивительным курсом. Я отчетливо видел, как огонек набирает высоту! Вот он скрылся за трубой соседнего дома, вот он вынырнул из-за нее, уже не такой яркий – и вскоре, поднявшись еще выше, растаял в лунном полумраке.
   – Что там такое? – тревожно спросила меня женщина.
   – Н-ничего, – запнулся я, не зная, как объяснить ей увиденное. – Так, причудилось…
   Я выколотил в камин трубку и вернулся к ней, под ее теплый и гладкий бок. Бокал вина освежил меня – ощутив в себе новые силы, я снова принялся за поцелуи, вытягиваясь вдоль ее тела, которое мне отчаянно хотелось впитать в себя…
* * *
   Мы завтракали внизу, в пустом ресторане. Жуя соленую рыбу, я, растерянный и не выспавшийся, думал о пустой постели, обнаруженной утром, о робкой ночной надежде на то, что она, возможно, все же останется со мной, растянув отведенные нам часы, и о горечи разочарования – горечи настолько сильной, что за ней позабылась и странная звезда, скользнувшая по темному небосводу. Я так и не узнал ее имени, как и она не узнала моего. Суждено ли нам еще когда-нибудь встретиться? Мне хотелось верить в это, но я знал, что, скорее всего, она навсегда останется мимолетным миражом, навсегда поселившим в моей душе смятение и нежность – и, наверное, это к лучшему, потому что меня ждет долгое путешествие, опасности… и возможно, смерть. И еще долго, глядя, как колеблются в тихой волне далекие звезды, я буду думать о ней, о том, как она, здесь, в далекой роскоши королевской столицы – как?.. в то утро я, еще не догадываясь об этом, познал адскую тоску, которой пропитано это слово – «навсегда». Наверное, это должно было произойти позже, но достаточно скоро я понял, что человек мало властен над стихиями и расстояниями, и ничтожность этой власти рождает в нем печаль, которую он несет с собой на протяжении всей жизни.
   Эйно тоже был неразговорчив. Иллари куда-то исчез, мы сидели с князем за угловым столиком, с одной стороны которого располагалась запыленная витрина с выставленными в ней кувшинами и бочонками, а с другой – такое же пыльное деревце в кадке.
   Мой саквояж уже стоял рядом: Эйно расплатился, и мы покидали гостиницу, перебираясь куда-то в другое место. Я оставлял за собой смятую постель, о которой мне не думалось без боли… расправившись с трапезой, князь подождал, пока я закончу десерт, и нетерпеливо щелкнул пальцами.
   Карета привезла нас на большую торговую площадь и остановилась возле трехэтажного здания с огромными окнами, забранными изнутри металлическими шторами. Немного удивленный, я прошел вслед за Эйно через огромные двери с вычурными затемненными стеклами и оказался в роскошном магазине готового платья. Едва войдя в зал, мы оказались в центре внимания троих юношей, которые принялись выспрашивать о наших вкусах и пожеланиях. Короткими, деловитыми фразами князь приказал им одеть меня «как принца из хорошего дома», и меня потащили наверх, в примерочные.
   Через полчаса я был готов. Такой роскошной одежды мне не приходилось не то что носить, а пожалуй, даже и видеть. На мне были бархатные бриджи, тончайшая сорочка с вышитыми золотом воротниками, нежной выделки замшевый камзол и желтые сапоги. Желтый же кушак искрился десятками мелких камней, а кобура была украшена изумрудами в серебре. К этому Эйно добавил изящный вытянутый перстень с каким-то черным камнем и шляпу с полудесятком перьев.
   Посмотрев на себя в зеркало, я вновь, как и ночью, ощутил подкатывающий к горлу ком. Наверное, я понравился бы ей… если бы она узнала меня в этой кричащей роскоши. А узнав, сказал я себе, вряд ли решилась бы смотреть в мою сторону.
   Эйно, также сверкавший драгоценностями, остался верен одной из своих расшитых курток и морского покроя штанам. Отсыпав приказчикам горку золотых червонцев, он подтолкнул меня к выходу – на площади нас ждал все тот же наемный экипаж.
   – Теперь слушай меня внимательно, – произнес он, когда мы уселись, и кучер хлестнул лошадей. – Сегодня один из самых важных дней в твоей жизни. Запоминай все, что услышишь, тебе это пригодится. Ни о чем не спрашивай. Будет нужно – поддакивай, да не забывай напускать на себя умный вид, а то иногда ты выглядишь чересчур уж простодушно, прямо как деревенский увалень на ярмарке. Понял меня, Маттер?
   И он ласково потрепал меня по плечу.
   Я кивнул, ощущая, что начинаю немного дрожать. Куда он везет меня? На прием во дворец?
   Карета ехала недолго. Выехав на набережную, кучер резко свернул влево, и через несколько минут мы оказались в довольно запущенном, темном и очень старом парке. За окном промелькнули распахнутые ворота. Здесь возница осадил коней.
   Мы выбрались наружу и зашагали по длинной мрачной аллее, засаженной древними дубами, – солнечный свет почти не проникал сквозь листву, и мне показалось, что уже наступил вечер. Аллея вывела нас к замку.
   Он был странен, он нес на своих стенах следы тысяч дождей и влажных морских ветров. Вычурные башни были украшены овальными окнами с потемневшими переплетами, похожими на прожилки древесного листа. Вход не имел привычных дверей: от центрального – донжона? – вверх полого уходили две закругляющиеся лестницы. Мы поднялись по одной из них, чтобы оказаться наконец перед дверью, тоже странной, выпуклой, отделанной каким-то черненым металлом. Здесь пахло пылью и гнилостью осенних листьев.
   Эйно решительно толкнул дверь, и тотчас же навстречу нам выступил крупный седобородый мужчина в длинной черной накидке. Увидев князя, он едва заметно улыбнулся и посторонился, пропуская нас в холл.
   – Хозяин внизу, – сообщил он.
   Никак не реагируя, Лоттвиц прошагал через застеленный ковром холл – меж окон висели очень старые гобелены, изображавшие различные батальные сцены, и свернул куда-то вбок, чтобы скользнуть в небольшую лакированную дверь.
   Привыкая к полумраку, я обвел глазами просторную полукруглую комнату с плотно зашторенными окнами, освещавшуюся лишь ярко горящим камином и парой бронзовых ламп с матовыми стеклами. В глубоком кресле, лицом к нам, сидел довольно молодой еще мужчина. Его лицо, вытянутое, с выдающимся вперед острым носом, блестело необычайно яркими синими глазами, вокруг которых темнели мелкие морщинки; его бесстрастность была наигранной, это я понял сразу.
   – Твое послание почти напугало меня, – произнес он звонким, как у юноши, голосом, и вдруг, выпрыгнув из кресла, оказался рядом с Эйно и заключил его в объятия.
   На лице Лоттвица появилась совершенно незнакомая мне улыбка, заставившая заблестеть его глаза. Он крепко стиснул хозяина, потом оттолкнул его от себя и шутливо ударил в грудь.
   – Твой… лекарь? – с короткой паузой спросил тот, пристально разглядывая меня.
   – Да, Маттер.
   – Очень рад. Рэ Монфор.
   Я поклонился. Это был он, тот самый Монфор, от имени которого так побледнел шахрисарский рыбник Каррик?!
   Указав нам на кресла, хозяин подошел к одной из стен и сдвинул почти незаметную деревянную панель. Из ниши появились кувшины, какие-то закрытые крышками блюда и бокалы. Все это он передал Эйно, а тот поставил угощение на небольшой лаковый стол, стоявший посреди комнаты.
   – Мои дела идут не так уж плохо, – довольно туманно сообщил нам Монфор, падая в кресло и снимая крышку с бронзового блюда, на котором обнаружились знакомые мне сладковатые креветки.
   – Сейчас это очень уместно, – кивнул Эйно, наливая себе из маленького кувшинчика. – Мат, здесь – вина, а это ром с севера, но я бы не рекомендовал…
   – Всему свое время, – усмехнулся Монфор. – Угощайтесь без стеснения, молодой человек. Итак, – он вдруг опять выбрался из кресла, подошел к окну, чуть отодвинул штору и несколько мгновений пристально вглядывался в зеленый мрак леса, – итак, мои дела идут хорошо. Ты предпочтешь векселя?
   – Я не хочу поднимать шум там, в Альдовааре. Моя последняя сделка была очень рискованной. Настолько, что мне пришлось просить Маттера…
   – Кого ты взорвал на этот раз?
   – Денег не было даже на уголь, я не мог выйти в море на свою обычную охоту, поэтому пришлось раскручивать старую схему с одним гюзарским мошенником. Нет, он не посмеет пищать и возмущаться, но риск был. Ты сам знаешь, что наши финансовые акулы удавят меня за процент от добычи. Но все прошло весьма чисто, придраться ему теперь не к чему.