– Как бы кхуманы не добрались до него снова.
– Чепуха. Они понимают, что Череп давно у меня, а до нас им не добраться.
– Эйно… Бэрд как-то раз рассказал мне кое-что о «филинах». Мне кажется, я должен знать о них побольше, вы не находите?
Лоттвиц отпил из своего бокала и принялся набивать трубку черным, сладковатым зельем, пропитанным, как я знал, медом диких лесных пчел.
– Трепло твой Бэрд. Хотя парень, конечно, крепкий и с понятиями. Сам-то он кто? Не «филин», что ли? Ты историю читал? Пеллийскую?
– Читал, конечно, но…
– Ну понятно, о «филинах» в хрестоматиях еще не написали. «Филины» появились как ответ на невыносимые законы, придуманные двести лет назад Леомелом V. Его королевское величество додумался взимать налоги со всего, что ездит, плавает, ползает, кудахтает… вообще со всего. Двор у него был, как теперь говорят, «блистательный». А чтобы закатывать приемы на десять тысяч человек сразу, нужны, конечно, денежки. Вот он и начал давить. Народ, конечно, стал нищать, причем не только крестьяне да работяги всякие, а и купцы, и судовладельцы. Что было делать? Мы, пеллийцы, ко всяким там бунтам не склонны, у нас все потихоньку делается, из-за угла. Так и появились «филины». Потом эта организация охватила всю Пеллию, и теперь уже никто не может с ними ничего поделать, хотя и пытались. Последний раз лет двадцать назад, но началась такая резня королевской стражи и мытарей, что власти просто растерялись.
Эйно пошевелил кочергой в очаге и неожиданно замер, прислушиваясь. Его лицо заострилось.
– Мат, – шепотом произнес он, – снимай со стены штуцер и подай мне пистолеты. Быстро!
– Что случилось? – так же шепотом спросил я, подавая ему пояс с двумя заряженными «Вулканами», всегда лежавший на подоконнике.
– В доме кто-то есть.
– Кто? Там только повар и…
Где-то далеко за несколькими дверями раздался отчаянный женский крик. Я почувствовал, как у меня холодеют пальцы.
– В окно, Мат, – скомандовал Эйно. – В окно, святые и грешники!
Я распахнул узорчатую литую раму и первым выскочил на траву. Вслед за мной спрыгнул и Эйно. И в этот момент со стороны ворот ударил выстрел.
Эйно упал на землю, схватил меня за ноги и сильно дернул – я свалился рядом с ним, не понимая, откуда, собственно, в нас палят,но зоркие глаза князя уже различили в темноте врага, и он открыл огонь с обеих рук. Пистолеты рявкнули, выплюнув во мрак две короткие струйки огня, и парковые кусты ответили нам коротким, перешедшим в предсмертный хрип, воем.
– В обход! – прошипел Эйно – но мы опоздали.
Сразу четверо появились в окнах, и буквально шквал свинца изрыл дерн вокруг нас. Впервые в жизни я действовал впятеро, вдесятеро быстрее, чем думал – наверное, сказалась большая практика в Рашеро: троих я снял всего тремя выстрелами. Правда, расстояние было мизерным, и промахнуться я не мог, но никогда еще я не продергивал затворное кольцо тяжелого штуцера с такой впечатляющей скоростью. Четвертого, по-видимому, уничтожил Эйно.
Бой занял буквально несколько секунд. В наступившей тишине я повернулся к своему господину и увидел кровавую пену на его губах…
– О небо! Вы ранены! Куда они вас? Куда?!
– Это конец… все, Мат.
Эйно застонал и неуклюже сел, держа руку на груди. Из-под его пальцев толчками выходила кровь.
– Сейчас я принесу бинты… вы выживете, нужен только хороший хирург…
– Никаких хирургов. Ю-ю доконает меня еще во время операции… все, Мат, ты должен спешить.
– Куда спешить? – закричал я, не в силах поверить в происходящее – мне казалось, что сейчас, вот сейчас, стоит только захотеть, и наваждение сгинет, а Эйно, князь Лоттвиц, улыбнется, похлопает меня по плечу и встанет. Но он сидел, бледный и подрагивающий, а из его тела быстро выходила кровь…
– Возьми вот это, – он снял с шеи свой неразлучный круглый медальон и протянул его мне. – Теперь это твое. И слушай меня внимательно! Череп в нижнем сейфе. Помоги мне дойти до тепла… Череп в нижнем сейфе… код…
Я занес его в замок и кое-как доволок до кресла. Вата и бинты всегда лежали в одном из шкафов. Оставив их князю, я стремглав пробежал в его кабинет, открыл, ломая пальцы, сейф и вытащил из его чрева полукруглую кожаную сумку и увесистый кошель с золотом, а также неприметную кожаную сумочку для ношения на шее – в ней была бумага, составленная на острове Боур. Затем я взял два пистолета, несколько коробок патронов и вернулся в зал.
– Два трупа спустишь в бак с кислотой, – едва шевеля губами, распоряжался Эйно, – в тот, который рядом с канализацией, ты помнишь? А Череп – в тайник у колодца. Шевелись!
Вытирая рукавом слезы, я подхватил наиболее щуплого из убитых и поволок его через весь парк. На выложенных камнем дорожках оставался кровавый след, но я знал, что с минуты на минуту начнется ливень, который смоет все следы. Бак, о котором говорил Эйно, был устроен специально для таких случаев. В нем была едкая кислота, напрочь растворяющая человека. Врытый в землю, бак был замаскирован крохотной декоративной часовенкой. Открутив запоры герметичной крышки, я свалил покойника в подземную емкость – теперь ее придется скоро чистить, но это уже не важно, главное, как сказал Эйно, скрыть несколько трупов, чтобы их хозяева решили, что кому-то удалось выжить и они удрали с Черепом.
Эту же операцию я повторил и со вторым мертвецом. Я понятия не имел, каким образом Эйно заливает в странный бак эту жуткую мерзость, как он ее оттуда удаляет и как бак чистить – в тот момент меня это совершенно не волновало. Эйно умирал буквально на глазах и отказывался принять хоть какие-то лекарства, способные продлить его агонию. Он отправил меня в свой кабинет, заставив забрать несколько книг и толстую распухшую тетрадь в кожаном переплете. Потом я оделся – дорого, но практично.
– Уезжай с острова, – прохрипел Эйно, сверля меня глазами. – Уезжай, Иллари и Уту найдешь потом, через некоторое время. Могут прийти другие, нет никакой гарантии, что их никто не страхует. О тайнике не знает никто, кроме нас с тобой, даже Иллари. Все, что тебе будет нужно, ты прочтешь в моей тетради. Плохо… плохо, что не хватило времени, но ты справишься. У тебя просто нет другого выхода… Сейчас для тебя самое главное – это уцелеть. И запомни: это Монфор!
– К-кто?
Я содрогнулся, совершенно не понимая, о чем идет речь.
– Ты помнишь орла рода Лэраас, который я показывал старику в пенсне? Это была подделка… так вот, я все понял…
– Орел? При чем тут орел?
Эйно с каждой секундой терял силы.
– Это Монфор, запомни! Бери коня, только не моего, и уходи. Уходи же! Ты… – он пошевелился, и изо рта хлынула кровь. – У… хо… ди…
Я уже знал, что слуги мертвы. Женский крик, который я услышал, был криком кухарки, которой всадили нож в спину.
Я подождал некоторое время, пока Эйно не потеряет сознание, потом осторожно поцеловал его в лоб и выбежал из замка.
Ужас уже прошел, уступив место совершенно холодному отчаянию. Седлая лошадь, я двигался совершенно механически, не осознавая даже, что делают мои руки. Вскоре я выехал из конюшни и шагом направился к запасному выходу, через который обычно заезжали фургончики наших поставщиков, доставлявших в Лоер все необходимое.
В замке лежал умирающий князь Лоттвиц-Лоер и Гаспаар, и еще до рассвета я должен был принять на себя его имя и его роль в жутком театре, который почему-то оказался всего лишь жизнью. Процедура «харран», совершенная в заведении доктора Эмиша, заключалась в том, что в случае смерти господина наперсник получал его имя, звание и все остальное, за исключением королевских наград и выборных должностей.
Еще до рассвета князем Лоттвиц-Лоер и, будь оно все проклято, Гаспаар, должен был стать я – если, конечно, я доживу до этого рассвета.
Доживу? При этой мысли я вдруг горько рассмеялся.
Мне еще предстоит месть, – а для этого я должен сперва попасть в столицу.
И, выбравшись на грязную проселочную дорогу, я двинулся в порт, где надеялся нанять себе какое-нибудь суденышко.
Конец первой книги.
– Чепуха. Они понимают, что Череп давно у меня, а до нас им не добраться.
– Эйно… Бэрд как-то раз рассказал мне кое-что о «филинах». Мне кажется, я должен знать о них побольше, вы не находите?
Лоттвиц отпил из своего бокала и принялся набивать трубку черным, сладковатым зельем, пропитанным, как я знал, медом диких лесных пчел.
– Трепло твой Бэрд. Хотя парень, конечно, крепкий и с понятиями. Сам-то он кто? Не «филин», что ли? Ты историю читал? Пеллийскую?
– Читал, конечно, но…
– Ну понятно, о «филинах» в хрестоматиях еще не написали. «Филины» появились как ответ на невыносимые законы, придуманные двести лет назад Леомелом V. Его королевское величество додумался взимать налоги со всего, что ездит, плавает, ползает, кудахтает… вообще со всего. Двор у него был, как теперь говорят, «блистательный». А чтобы закатывать приемы на десять тысяч человек сразу, нужны, конечно, денежки. Вот он и начал давить. Народ, конечно, стал нищать, причем не только крестьяне да работяги всякие, а и купцы, и судовладельцы. Что было делать? Мы, пеллийцы, ко всяким там бунтам не склонны, у нас все потихоньку делается, из-за угла. Так и появились «филины». Потом эта организация охватила всю Пеллию, и теперь уже никто не может с ними ничего поделать, хотя и пытались. Последний раз лет двадцать назад, но началась такая резня королевской стражи и мытарей, что власти просто растерялись.
Эйно пошевелил кочергой в очаге и неожиданно замер, прислушиваясь. Его лицо заострилось.
– Мат, – шепотом произнес он, – снимай со стены штуцер и подай мне пистолеты. Быстро!
– Что случилось? – так же шепотом спросил я, подавая ему пояс с двумя заряженными «Вулканами», всегда лежавший на подоконнике.
– В доме кто-то есть.
– Кто? Там только повар и…
Где-то далеко за несколькими дверями раздался отчаянный женский крик. Я почувствовал, как у меня холодеют пальцы.
– В окно, Мат, – скомандовал Эйно. – В окно, святые и грешники!
Я распахнул узорчатую литую раму и первым выскочил на траву. Вслед за мной спрыгнул и Эйно. И в этот момент со стороны ворот ударил выстрел.
Эйно упал на землю, схватил меня за ноги и сильно дернул – я свалился рядом с ним, не понимая, откуда, собственно, в нас палят,но зоркие глаза князя уже различили в темноте врага, и он открыл огонь с обеих рук. Пистолеты рявкнули, выплюнув во мрак две короткие струйки огня, и парковые кусты ответили нам коротким, перешедшим в предсмертный хрип, воем.
– В обход! – прошипел Эйно – но мы опоздали.
Сразу четверо появились в окнах, и буквально шквал свинца изрыл дерн вокруг нас. Впервые в жизни я действовал впятеро, вдесятеро быстрее, чем думал – наверное, сказалась большая практика в Рашеро: троих я снял всего тремя выстрелами. Правда, расстояние было мизерным, и промахнуться я не мог, но никогда еще я не продергивал затворное кольцо тяжелого штуцера с такой впечатляющей скоростью. Четвертого, по-видимому, уничтожил Эйно.
Бой занял буквально несколько секунд. В наступившей тишине я повернулся к своему господину и увидел кровавую пену на его губах…
– О небо! Вы ранены! Куда они вас? Куда?!
– Это конец… все, Мат.
Эйно застонал и неуклюже сел, держа руку на груди. Из-под его пальцев толчками выходила кровь.
– Сейчас я принесу бинты… вы выживете, нужен только хороший хирург…
– Никаких хирургов. Ю-ю доконает меня еще во время операции… все, Мат, ты должен спешить.
– Куда спешить? – закричал я, не в силах поверить в происходящее – мне казалось, что сейчас, вот сейчас, стоит только захотеть, и наваждение сгинет, а Эйно, князь Лоттвиц, улыбнется, похлопает меня по плечу и встанет. Но он сидел, бледный и подрагивающий, а из его тела быстро выходила кровь…
– Возьми вот это, – он снял с шеи свой неразлучный круглый медальон и протянул его мне. – Теперь это твое. И слушай меня внимательно! Череп в нижнем сейфе. Помоги мне дойти до тепла… Череп в нижнем сейфе… код…
Я занес его в замок и кое-как доволок до кресла. Вата и бинты всегда лежали в одном из шкафов. Оставив их князю, я стремглав пробежал в его кабинет, открыл, ломая пальцы, сейф и вытащил из его чрева полукруглую кожаную сумку и увесистый кошель с золотом, а также неприметную кожаную сумочку для ношения на шее – в ней была бумага, составленная на острове Боур. Затем я взял два пистолета, несколько коробок патронов и вернулся в зал.
– Два трупа спустишь в бак с кислотой, – едва шевеля губами, распоряжался Эйно, – в тот, который рядом с канализацией, ты помнишь? А Череп – в тайник у колодца. Шевелись!
Вытирая рукавом слезы, я подхватил наиболее щуплого из убитых и поволок его через весь парк. На выложенных камнем дорожках оставался кровавый след, но я знал, что с минуты на минуту начнется ливень, который смоет все следы. Бак, о котором говорил Эйно, был устроен специально для таких случаев. В нем была едкая кислота, напрочь растворяющая человека. Врытый в землю, бак был замаскирован крохотной декоративной часовенкой. Открутив запоры герметичной крышки, я свалил покойника в подземную емкость – теперь ее придется скоро чистить, но это уже не важно, главное, как сказал Эйно, скрыть несколько трупов, чтобы их хозяева решили, что кому-то удалось выжить и они удрали с Черепом.
Эту же операцию я повторил и со вторым мертвецом. Я понятия не имел, каким образом Эйно заливает в странный бак эту жуткую мерзость, как он ее оттуда удаляет и как бак чистить – в тот момент меня это совершенно не волновало. Эйно умирал буквально на глазах и отказывался принять хоть какие-то лекарства, способные продлить его агонию. Он отправил меня в свой кабинет, заставив забрать несколько книг и толстую распухшую тетрадь в кожаном переплете. Потом я оделся – дорого, но практично.
– Уезжай с острова, – прохрипел Эйно, сверля меня глазами. – Уезжай, Иллари и Уту найдешь потом, через некоторое время. Могут прийти другие, нет никакой гарантии, что их никто не страхует. О тайнике не знает никто, кроме нас с тобой, даже Иллари. Все, что тебе будет нужно, ты прочтешь в моей тетради. Плохо… плохо, что не хватило времени, но ты справишься. У тебя просто нет другого выхода… Сейчас для тебя самое главное – это уцелеть. И запомни: это Монфор!
– К-кто?
Я содрогнулся, совершенно не понимая, о чем идет речь.
– Ты помнишь орла рода Лэраас, который я показывал старику в пенсне? Это была подделка… так вот, я все понял…
– Орел? При чем тут орел?
Эйно с каждой секундой терял силы.
– Это Монфор, запомни! Бери коня, только не моего, и уходи. Уходи же! Ты… – он пошевелился, и изо рта хлынула кровь. – У… хо… ди…
Я уже знал, что слуги мертвы. Женский крик, который я услышал, был криком кухарки, которой всадили нож в спину.
Я подождал некоторое время, пока Эйно не потеряет сознание, потом осторожно поцеловал его в лоб и выбежал из замка.
Ужас уже прошел, уступив место совершенно холодному отчаянию. Седлая лошадь, я двигался совершенно механически, не осознавая даже, что делают мои руки. Вскоре я выехал из конюшни и шагом направился к запасному выходу, через который обычно заезжали фургончики наших поставщиков, доставлявших в Лоер все необходимое.
В замке лежал умирающий князь Лоттвиц-Лоер и Гаспаар, и еще до рассвета я должен был принять на себя его имя и его роль в жутком театре, который почему-то оказался всего лишь жизнью. Процедура «харран», совершенная в заведении доктора Эмиша, заключалась в том, что в случае смерти господина наперсник получал его имя, звание и все остальное, за исключением королевских наград и выборных должностей.
Еще до рассвета князем Лоттвиц-Лоер и, будь оно все проклято, Гаспаар, должен был стать я – если, конечно, я доживу до этого рассвета.
Доживу? При этой мысли я вдруг горько рассмеялся.
Мне еще предстоит месть, – а для этого я должен сперва попасть в столицу.
И, выбравшись на грязную проселочную дорогу, я двинулся в порт, где надеялся нанять себе какое-нибудь суденышко.
Конец первой книги.