И повесил трубку.
   Тогда я решил еще порыться в телефонном справочнике. На странице, украшенной рекламой ресторана Сарди, я легко нашел искомое.
    «Сатана, Шайтан, Резня и Ваал». 477, Мэдисон Авеню. Джадсон, 3-1900.
   Я набрал номер. Ответил бодрый женский голос:
   — «Сатана, Шайтан, Резня и Ваал» слушают. Доброе утро.
   — Будьте добры, соедините меня с мистером Сатаной.
   — Линия занята. Вы подождете?
   Я подождал, и автомат съел мою монету. Пришлось позвонить еще раз и потерять еще одну. После препирательств с телефонисткой меня все-таки соединили.
   — «Сатана, Шайтан, Резня и Ваал» слушают. Доброе утро.
   — Пожалуйста, мистера Сатану. И не отключайтесь надолго. Я звоню из… — Раздался щелчок и затем гудки. Я подождал, пока линия не освободится.
   — Контора мисс Хоган.
   — Могу ли я переговорить с мистером Сатаной?
   — Кто его спрашивает?
   — Он меня не знает. Это по личному делу.
   — Простите, но мистер Сатана больше не числится в нашей организации.
   — Не могли бы вы сказать, где я могу его найти?
   Слышно было, как говорившая прикрыла трубку ладонью и какое-то время оживленно дискутировала с кем-то в комнате на бруклинском просторечии. Затем к мисс Хоган вернулась секретарская изысканность:
   — Алло, вы слушаете? Мистер Сатана сейчас числится в «Вельзевул, Белиал, Дьявол и шабаш».
   Телефон этой фирмы нашелся в том же справочнике.
    383, Мэдисон Авеню. Мюррей-Хилл, 2-1900.
   Я набрал номер. Прозвучал гудок, и кто-то снял трубку. Металлический голос монотонно пропел:
   — Вы неправильно набрали номер. Просим вас еще раз справиться в вашем телефонном справочнике. Вы слушаете магнитофонную запись.
   Я еще раз внимательно проверил в справочнике. Там значилось:
    Мюррей-Хилл, 2-1900.
   Я опять набрал номер и выслушал уже знакомое сообщение.
   Наконец я прорвался к живой телефонистке и от нее узнал новый номер «Вельзевул, Белиал, Дьявол и шабаш».Я позвонил. Ответил приятный женский голос.
   — «ВБДиШ». Доброе утро.
   — Будьте добры, соедините меня с мистером Сатаной.
   — С кем?
   — С мистером Сатаной.
   — Простите, но он у нас не работает.
   — Тогда с мистером Вельзевулом или мистером Дьяволом.
   — Одну минуту.
   Я подождал. Каждые полминуты секретарша отрывисто сообщала:
   — Пытаюсь дозвони… — и, прежде чем я успевал вставить слово, отключалась. Наконец я услышал:
   — Приемная мистера Дьявола.
   — Могу я переговорить с ним?
   — А кто спрашивает?
   Я назвался.
   — Мистер Дьявол говорит по другому телефону. Вы подождете?
   Что мне оставалось? К тому же следовало пополнить запас монет. Через двадцать минут тот же приятный женский голос информировал меня:
   — Его только что вызвали на экстренное совещание. Может ли он позвонить вам позже?
   — Спасибо. Я сам перезвоню.
   Через девять дней я наконец поймал его.
   — Я вас слушаю, сэр. Чем могу быть полезен?
   Я перевел дух.
   — Хочу продать вам свою душу.
   — Могу я ознакомиться с бумагами?
   — Простите, не понял.
   — Я имею в виду вашу нотариально заверенную собственность. Ваши грехи. Не думаете же вы, что «ВБДиШ» собирается покупать кота в мешке, не так ли? Нам нужно удостовериться, прежде чем мы придем к какому-то соглашению. Так что, несите ваши бумаги, а о дне встречи договоритесь с секретаршей.
   Я вспомнил все свои грехи. Оформил все как надо. После чего позвонил.
   — Простите, но он уехал на взморье, — сообщила секретарша. — Позвоните недели через две.
   Через пять недель встреча все-таки состоялась. Прежде чем меня провели к мистеру Дьяволу, я битых два часа проторчал в приемной, стены которой украшали какие-то фотомонтажи, свидетельствующие об успехах фирмы. Наконец я оказался в угловом кабинете — здесь на стенах висели техасские тавро с неоновой подсветкой. Развалившись в кресле, Дьявол наговаривал что-то в диктофон. Это был высокий мужчина с жульническим голосом коммивояжера — вы знаете таких субъектов, они громко разговаривают в лифтах. Он с подчеркнутой сердечностью пожал мне руку и сразу же раскрыл мои бумаги.
   — Недурно, недурно, — произнес он, шурша листами. — Полагаю, нам удастся договориться. Итак, что будете заказывать? Как обычно?
   — Деньги, успех, счастье.
   Он удовлетворенно кивнул.
   — Значит, как обычно. Будьте спокойны: где-где, а здесь вас не обжулят. У вас будут и деньги, и успех, и счастье.
   — И на какой срок?
   — В течение всей жизни — средней продолжительности человеческой жизни. Никакого обмана, мой мальчик, мы консультируемся со страховыми компаниями. Вид у вас вполне здоровый, думаю, что вы сможете наслаждаться тем, что мы вам дадим, еще лет сорок — сорок пять. Мы можем специально оговорить срок в контракте.
   — Без обмана?
   — С кем вы только имели дело?! Это у людей заведено надувать друг друга.
   — Но вы гарантируете?
   — Мы не только гарантируем обслуживание, но и настаиваем, чтобы вы пользовались нашими услугами. Нам совсем не нужны жалобы на нас в Комиссию Высшей Справедливости. Вам необходимо вызывать нас по меньшей мере два раза в год, иначе контракт придется расторгнуть.
   — А какого рода обслуживание?
   Он пожал плечами:
   — Все что пожелаете. Почистить вам башмаки, вымыть пепельницу, привести танцовщицу из бара. Все это мы уточним позже. Единственное, на чем мы настаиваем: вы должны пользоваться нашими услугами, повторяю, не реже двух раз в год. Наша фирма свято блюдет принцип: «Sine Qua Non».
   — И без обмана?
   — Без. Сейчас наш юридический отдел займется составлением контракта. Кто будет вас представлять?
   — Вы имеете в виду агента? Но у меня его нет.
   Мой собеседник был поражен.
   — Нет агента? Мой мальчик, ваше счастье, что вы попали к нам! В другом месте вас ободрали бы как липку. Наймите агента, и пусть он сразу же мне позвонит.
   — Хорошо, сэр. М-могу ли я… Позвольте задать вам один вопрос?
   — Разумеется, разумеется. «Вельзевул, Белиал, Дьявол и шабаш» никогда не играют втемную!
   — Как все это будет выглядеть… ну, словом, когда срок действия контракта истечет?
   — Вы в самом деле хотите знать?
   — Да.
   — Не советую.
   — И все же я хотел бы взглянуть.
   И он показал. Это было подобно самому ужасному из ночных кошмаров. Такое не расскажешь даже психоаналитику: черная, бездонная пропасть бесконечных страданий. Это был ад.
   Вероятно, я изменился в лице, потому что мой собеседник рассмеялся.
   — Ну… может быть, передумали?
   — Я согласен.
   Мы обменялись рукопожатием, и он проводил меня.
   — Не забудьте, — сказал мистер Дьявол на прощание. — Наймите агента, самого лучшего. Это в ваших интересах.
   Я заключил договор с фирмой «Сивилла и Сфинкс». Это было 3 марта. Пятнадцатого я снова позвонил им. К телефону подошла миссис Сфинкс.
   — О, простите, произошла небольшая задержка. Дело в том, что мисс Сивилла, которая вела ваше дело, улетела по делам в Шеол. Замещаю ее я.
   1 апреля я опять позвонил. У телефона оказалась мисс Сивилла.
   — О, прошу прощения, произошла небольшая задержка. Дело в том, что миссис Сфинкс пришлось срочно вылететь в Салем на репетицию сожжения ведьм. Она вернется на следующей неделе.
   Я позвонил 15 апреля. Секретарша мисс Сивиллы сообщила, что произошла небольшая задержка с составлением контракта — в «Вельзевул, Белиал, Дьявол и шабаш» проходило что-то вроде реорганизации юридического отдела.
   1 мая «Сивилла и Сфинкс» информировали меня, что контракт прибыл, и их юридический отдел занят его изучением.
   Весь июль мне пришлось заниматься черт знает чем, чтобы свести концы с концами, пришлось даже наняться на совершенно никчемную работу в ротаторный цех одной радиокомпании. По меньшей мере раз в неделю я получал извещения от Дьявола с подтверждением сделки — все солидно, с подписями и печатями. Вся эта кипа корреспонденции вызывала у меня лишь нездоровый смех: прошло уже четыре месяца со дня нашей встречи с мистером Дьяволом у него в конторе, а дело и не думало сдвигаться с мертвой точки.
   Однажды на Парк Авеню я увидел его, спешившего по своим делам. Он только что выставил свою кандидатуру на выборы в конгресс и окликал по имени каждого паршивого полицейского и швейцара. Но меня он, очевидно, не узнал; когда я направился было к нему с вопросом, он отшатнулся от меня, словно я был коммунист или еще что похуже…
   В июле переговоры были приостановлены, так как все разъехались на каникулы.
   В августе все отправились за границу, на какой-то фестиваль Черной Мессы. Наконец, в сентябре «Сивилла и Сфинкс» пригласили меня для подписания контракта. Это оказался внушительный документ на тридцати семи страницах, испещренных вклейками с исправлениями и добавлениями. На полях каждой страницы были расчерчены какие-то пустые клеточки.
   — Если бы вы знали, сколько нам пришлось повозиться, — сообщили мне «Сивилла и Сфинкс» с гордостью.
   — Достаточно долго, не так ли?
   — О, да. С небольшими контрактами, как ваш, всегда больше возни. Поставьте свои инициалы в каждой из пустых клеток и распишитесь на последней странице. Во всех шести экземплярах.
   Я расписался. Когда формальности были закончены, я не почувствовал никакой перемены — ни ощущения счастья, ни каких-то видимых признаков успеха, да и карманы по-прежнему были пусты.
   — Сделка состоялась? — спросил я.
   — Нет. Еще должен подписать Сам.
   — Но я не могу больше ждать.
   — Мы сделаем все, что в наших силах.
   Я прождал неделю и снова позвонил.
   — Вы забыли расписаться на одном экземпляре, — сообщили мне.
   Я сходил в контору и исполнил требуемое. Через неделю снова позвонил.
   — Сам забыл расписаться на одном экземпляре, — сказали мне.
   1 октября я получил одновременно увесистую бандероль и заказное письмо. В бандероли был заверенный и подписанный, скрепленный печатью текст договора между мной и Дьяволом. Наконец-то я смогу насладиться богатством, счастьем и успехом…
   Заказное письмо было от «Вельзевул, Белиал, Дьявол и шабаш», и в нем меня извещали, что в силу невыполнения мной условия контракта, оговоренного пунктом 27-а контракт считается расторгнутым. О размерах неустойки меня обещали известить дополнительно. Я помчался к «Сивилле и Сфинксу».
   — Что за черт, какой еще пункт 27-а? — мрачно поинтересовались «Сивилла и Сфинкс». Выяснилось, что пункт предусматривал мое обращение за помощью к Дьяволу не реже чем раз в полгода.
   — Каким числом датирован контракт? — спросили «Сивилла и Сфинкс». Мы посмотрели. Контракт был датирован 1 марта, когда я впервые встретился с Дьяволом.
   — Март, апрель, май… — мисс Сивилла принялась загибать пальцы. — Все правильно. Семь месяцев. Вы уверены, что ни разу не обратились к ним?
   — Чего ради? Ведь у меня не было на руках контракта.
   — Ладно, посмотрим, что можно сделать, — задумчиво произнесла миссис Сфинкс. Она позвонила в юридический отдел «Вельзевул, Белиал, Дьявол и шабаш»; разговор состоялся краткий, но весьма оживленный.
   — Они говорят, что договор был заключен 1 марта и скреплен рукопожатием, — сообщила миссис Сфинкс, положив трубку. — Они говорят, что обязательства, взятые ими на себя, всегда выполняют самым добросовестным образом.
   — Но откуда же я мог знать? Ведь контракта у меня на руках не было.
   — Так вы ничего у них не просили?
   — Да нет же. Я ждал контракта.
   «Сивилла и Сфинкс» связались со своим юридическим отделом и изложили суть дела.
   — Вам нужно обратиться в арбитраж, — ответили там, добавив, что агентам запрещено выступать в качестве поверенных их клиентов.
   Чтобы найти юриста, способного защищать мои интересы в арбитраже (479, Мэдисон авеню. Лексингтон 5-1900), я вынужден был обратиться к «Магу, Чародею, Вуду, Лозоискателю и Карге» (99, Уолл-стрит. Измененный номер телефона: 3-1900). Они запросили двести долларов плюс двадцать процентов с контракта. Я предъявил им тридцать четыре доллара — все, что у меня осталось за четыре месяца в ротаторном цехе. Вряд ли этого хватило бы на аванс адвокату и оплату предварительных издержек.
   В середине ноября радиокомпания известила меня, что я понижен в должности и переведен в отдел писем. Мои финансовые дела находились в том состоянии, когда впору было подумать о самоубийстве. Удерживало меня лишь то обстоятельство, что при таком исходе мою душу дополнительно будут трепать в арбитраже.
   Мое дело слушалось 12 декабря комиссией в составе трех членов. Меня предупредили, что о решении известят дополнительно. Я подождал неделю и позвонил в «Маг, Чародей, Вуду, Лозоискатель и Каргу».
   — Работа комиссии временно прекращена в связи с рождественскими каникулами, — ответили мне.
   Я позвонил 2 января.
   — Одного из членов комиссии нет в городе.
   Я позвонил 10 января.
   — Вернулся, но отсутствуют двое других.
   — Когда же будет вынесено решение?
   — Это может тянуться месяцами.
   — И как вы оцениваете мои шансы?
   — Мы пока не проиграли ни одного процесса.
   — Это обнадеживает.
   — Да, но вы понимаете, что прецедент всегда может быть создан.
   Это не обнадеживало. Мне показалось, что разумнее было бы подстраховаться. Наученный опытом, я вновь обратился к телефонному справочнику.
    «Серафим, Херувим и Ангел». 666, 15-я Авеню. Темплтон 4-1900.
   Я позвонил. Ответил бодрый женский голос.
   — «Серафим, Херувим и Ангел». Доброе утро.
   — Простите, могу я поговорить с мистером Ангелом?
   — Он сейчас говорит по другому телефону. Вы подождете?
   Я жду до сих пор.

НЕ ПО ПРАВИЛАМ

   В несущемся автомобиле сидела блондинка нордического типа. Ее белокурые волосы были собраны сзади в пучок, такой длинный, что он напоминал кобылий хвост. Вся одежда ее состояла из сандалий и грязных синих джинсов. Кожа у нее была очень загорелой. Когда она свернула на Пятую Авеню и направила автомобиль вверх по ступенькам библиотеки, крепкие груди ее очаровательно запрыгали. Она остановила автомобиль перед библиотечными дверями, вышла, но тут ее внимание привлекло что-то на другой стороне улицы. Она всмотрелась, заколебалась, взглянула на свои джинсы и скорчила гримаску. Потом стащила с себя джинсы и бросила в голубей, нежно воркующих и ухаживающих друг за другом на лестнице. Они с шумом взлетели, а она бросилась вниз по лестнице, перешла Пятую Авеню и остановилась перед витриной магазина. На витрине висело шерстяное платье сливового цвета. У него была высокая талия, полный лиф, и оно казалось не слишком побитым молью. Тут же была приколота цена — 79 долларов 90 центов.
   Девушка порыскала между стоявшими на улице старыми автомобилями и нашла валявшуюся предохранительную решетку. Ею она разбила стеклянную дверь магазина, осторожно перешагнула через осколки, вошла и стала рыться на вешалках с пыльными платьями. Девушка была рослой и ей нелегко было подобрать себе одежду. В конце концов, она отвергла шерстяное сливового цвета и остановилась на шотландке 12 размера, уцененной со 120 долларов до 99 и 90 центов. Она нашла карандаш и книгу записей, сдула с нее пыль и разборчиво написала:
    Долговая расписка на 99 долларов 90 центов.
Линда Нильсен
   Она вернулась к библиотеке и вошла через парадные двери. Целая неделя потребовалась ей, чтобы взломать их кузнечным молотом. Она пробежала через большой холл, закиданный за пять лет голубиным пометом. На бегу она прикрывала руками волосы от случайных попаданий голубей. Она поднялась по лестнице на третий этаж и вошла в отдел эстампов. Как всегда, она записала в журнале:
    «Дата: 20 июня 1981 года.
    Имя: Линда Нильсен.
    Адрес: Центральный парк, пруд, лодочная станция.
    Занятие или фирма: последний человек на Земле».
   Она долго спорила с собой над пунктом «Занятие или фирма», когда впервые проникла в библиотеку. Строго говоря, она была последней женщиной на Земле, но чувствовала, что если напишет так, то это покажется шовинистическим, а «последняя личность на Земле» звучало глупо, все равно, что назвать спиртное напитком.
   Она сняла с полки папки и стала листать их. Она точно знала, чего хочет: что-нибудь теплое с голубым оттенком, подходящее под рамку двадцать на тридцать в ее спальне. В бесценной коллекции эстампов Хирошига она нашла прелестный натюрморт. Закрыв папки, она аккуратно сложила их на библиотечном столе и удалилась с эстампом.
   Спускаясь по лестнице, она заглянула в другой отдел, прошла к задним полкам и выбрала две итальянские грамматики и словарь итальянского языка. Потом прошла по своим следам через вестибюль и, выйдя к машине, положила книги и эстамп на переднее сидение рядом со своим спутником — прелестной куклой китайца. Затем снова взяла эстамп и прочитала на обратной его стороне:
    Отпечатано в Японии
    Италия
    20 х 30
    Суп из омаров
    Полированная глазурь
    Горячая полировка
    Моющийся
   Она пробежала глазами первые две строчки, поставила эстамп на приборную доску, села в автомобиль и пустила его вниз по лестнице. Она ехала по Пятой Авеню, лавируя между проржавевшими, рассыпающимися обломками разбитых машин. Когда она проезжала мимо развалин кафедрального собора Святого Патрика, на дороге появился человек.
   Он вышел из-за кучи щебня и, не взглянув направо и налево, стал переходить улицу прямо перед носом автомобиля. Она воскликнула, нажала сигнал, оставшийся немым, и затормозила так резко, что автомобиль завертелся и воткнулся в остатки автобуса номер 3. Человек вскрикнул, отпрыгнул чуть не на десять футов назад и застыл, уставившись на нее.
   — Сумасшедший зевака, — закричала она. — Почему не глядишь, куда топаешь? Думаешь, весь город принадлежит только тебе?
   Он пялил на нее глаза. Это был рослый мужчина с густыми, седеющими волосами, рыжей бородой и дубленой кожей. На нем была армейская форма, тяжелые лыжные ботинки, а за спиной потрепанный рюкзак и скатанное одеяло. Он нес дробовик с расколотым прикладом, а его карманы были чем-то туго набиты. Облик у него был, как у золотоискателя.
   — Боже мой, — прошептал он скрипучим голосом. — Наконец хоть кто-то. Я так и знал. Я знал, что найду кого-нибудь. — Затем он увидел длинные белокурые волосы, и лицо его вытянулось. — Женщина, — пробормотал он. — Уж такова моя проклятая вшивая удача…
   — Ты что, спятил? — спросила она. — У тебя нет другого занятия, как переходить улицу на красный свет?
   Он в замешательстве огляделся.
   — Какой красный свет?
   — Ну ладно, здесь нет светофора. Но разве ты не мог поглядеть, куда идешь?
   — Извините, леди. По правде говоря, я не ожидал, что здесь будет уличное движение.
   — Нужно иметь простой здравый смысл, — проворчала она, сдавая автомобиль назад.
   — Эй, леди, одну минутку.
   — Да?
   — Послушайте, вы что-нибудь понимаете в телевидении? В электронике, как это называется…
   — Пытаетесь быть остроумным?
   — Нет, это мне нужно. Честное слово.
   Она фыркнула и хотела ехать дальше, но он не ушел с дороги.
   — Пожалуйста, леди, — настаивал он. — У меня есть причина спрашивать. Так разбираетесь?
   — Нет.
   — Черт побери! Вечно мне не везет. Леди, простите меня, не в обиду вам будь сказано, но в городе есть какие-нибудь парни?
   — Здесь нет никого, кроме меня. Я последний человек на Земле.
   — Забавно. Всегда думал, что последний человек — это я.
   — Ладно, я последняя женщина на Земле.
   Он покачал головой.
   — Нет, наверняка еще должны быть люди, выжившие по каким-нибудь причинам. Может быть, на юге, как вы думаете? Я иду из Новой Гавани. Мне кажется, что если я доберусь туда, где потеплее, то там будут какие-нибудь люди и я смогу кое-что спросить у них.
   — Что именно?
   — О, вы уж не обижайтесь, но женщина это не поймет.
   — Ну, если вы хотите попасть на юг, то идете не в ту сторону.
   — Юг там, не так ли? — спросил он, показывая вдоль Пятой Авеню.
   — Да, но там вы окажетесь в тупике. Манхэттен — остров. Вам нужно попасть в Верхний город и пройти по мосту Джорджа Вашингтона в Джерси.
   — В Верхний город? Как туда пройти?
   — Идите прямо по Пятой до Кафедрального парка, затем по Западному склону и вверх по Речной стороне. Вы не заблудитесь.
   Он беспомощно поглядел на нее.
   — Вы нездешний?
   Он кивнул.
   — Ладно, — сказала она, — садитесь. Я подвезу вас.
   Она переложила книги и куклу на заднее сидение, и он сжался возле нее. Трогаясь с места, она бросила взгляд на его поношенные лыжные ботинки.
   — Идете пешком?
   — Да.
   — А почему не едете? Вы могли бы найти машину на ходу, и везде изобилие газа и масла.
   — Я не умею ей управлять, — подавленно сказал он.
   Он тяжело вздохнул, машина подпрыгнула и рюкзак ударился о его плечо. Краешком глаза она изучала его. У него была широкая грудь, мощная спина и крепкие плечи. Руки большие и твердые, а шея мускулистая. Несколько секунд она размышляла, потом кивнула самой себе и остановила машину.
   — Что случилось? — спросил он. — Почему мы не едем?
   — Как вас зовут?
   — Майо. Джим Майо.
   — Меня Линда Нильсен.
   — Да? Очень приятно. Так почему мы не едем?
   — Джим, я хочу сделать вам предложение.
   — Ну? — Он с беспокойством уставился на нее. — Буду рад выслушать вас, леди… то есть, Линда, но должен вам сказать, что у меня есть кое-какие мысли, которые занимают меня уже долгое время… — Голос его сорвался, он отвернулся от ее напряженного взгляда.
   — Джим, если вы сделаете кое-что для меня, то я сделаю для вас.
   — Что, например?
   — Ну, мне страшно одиноко по ночам. Днем не так уж скверно — у меня всегда масса дел… Но по ночам ужасно одиноко.
   — Да, я понимаю… — пробормотал он.
   — Я хочу изменить такое положение.
   — Но чем в этом могу помочь я? — нервно спросил он.
   — Почему бы вам не остаться на некоторое время в Нью-Йорке? Если останетесь, я научу вас водить машину и найду автомобиль, так что вам не придется идти на юг пешком.
   — Это идея. А трудно водить машину?
   — Я научу вас за пару дней.
   — Вряд ли у меня выйдет так быстро.
   — Ну, за пару недель. Зато подумайте, сколько тогда времени вы сэкономите в таком длинном путешествии.
   — Ну, — сказал он, — звучит это великолепно. — Затем он опять отвернулся. — А что я должен сделать для вас?
   Лицо ее вспыхнуло от возбуждения.
   — Джим, я хочу, чтобы вы помогли мне притащить пианино.
   — Пианино? Какое пианино?
   — Прекрасное, розового дерева, из пивной на Пятьдесят Седьмой стрит. Я хочу, чтобы оно стояло у меня. Гостиная буквально плачет по нему.
   — О, вы имеете в виду, оно вам нужно для обстановки, да?
   — Да, но я буду играть после ужина. Нельзя же все время слушать записи. У меня все приготовлено — есть самоучитель и пособие по настройке пианино… Я уже знаю, куда его поставить…
   — Да, но… в городе наверняка есть квартиры с пианино, — возразил он. — Их, наверное, по меньшей мере, сотни. Почему вы не переберетесь в такую квартиру?
   — Никогда! Я люблю свой дом. Я потратила пять лет, обставляя его, и он прекрасен. Кроме того, проблема воды.
   Он кивнул.
   — С водой всегда хлопоты. И как вы справились с ней?
   — Я живу в домике в Центральном парке, где раньше стояли модели яхт. Фасад дома выходит к пруду. Это милое место, и я обосновалась там. Вдвоем мы сможем перетащить пианино, Джим. Это будет нетрудно.
   — Ну, я не знаю, Лена…
   — Линда.
   — Простите, Линда, я…
   — Выглядишь ты довольно крепким. Чем ты занимался раньше?
   — Когда-то я был грузчиком.
   — Ну! Я так и думала, что ты сильный.
   — Но я уже давно не грузчик. Я стал барменом, а потом завел свое дело. Я открыл бар в Новой Гавани. Может быть, слышали о нем?
   — К сожалению, нет.
   — Он был известен в спортивных кругах. А вы что делали раньше?
   — Была исследователем в ББДО.
   — Что это?
   — Рекламное агентство, — нетерпеливо объяснила она. — Мы можем поговорить об этом позднее, раз ты остаешься. Я научу тебя управлять машиной, и мы перетащим ко мне пианино и еще кое-какие вещи, которые я… Но они могут подождать. Потом можешь ехать на юг.
   — Линда, я, право, не знаю…
   Она взяла Майо за руки.
   — Подвинься, Джим, будь милым… Ты можешь жить у меня. Я чудесно готовлю и у меня есть славная комната для гостей…
   — Для кого? Я хочу сказать, ведь ты же думала, что была последним человеком на Земле.
   — Глупый вопрос. В каждом приличном доме должна быть комната для гостей. Тебе понравится мое жилище. Я превратила лужайки в огород и садик. Ты можешь купаться в пруду и мы раздобудем тебе новенький «джип»… Я знаю, где стоит такой.
   — Думаю, мне скорее хотелось бы «кадиллак».
   — У тебя будет все, что захочешь. Так что, Джим, договорились?
   — Олл райт, Линда, — неохотно пробормотал он. — Договорились.
   Это был действительно славный дом с пологой медной крышей, позеленевшей от дождей, с каменными стенами и глубокими нишами окон. Овальный пруд перед ним сверкал голубым под мягким июньским солнцем, в пруду оживленно плавали и крякали дикие утки. Лужайки на откосах, поднимавшихся вокруг пруда, как террасы, были возделаны. Дом стоял фасадом на запад и расстилавшийся за ним Центральный парк выглядел неухоженным поместьем.