– Сэр! – Джеб сглотнул. Да, новости явно плохие. Потом он сказал: – Милорд…
   Кейт установился на него, ему хотелось крикнуть, что это глупая ошибка, что это неправда, Джеб лжет, но в глубине души он все понял. Если Джеб назвал его милордом, значит, брат умер.
   В возрасте всего тридцати двух лет Роу умер, оставив трех дочерей и ни одного сына.
   Это означает, что Кейт теперь граф Малзард, владелец всего, что дает графский титул.
   Включая Кейнингз…
   – Сядь. – Твердая рука толкнула Кейта в кресло, он услышал, как Перри велел принести бренди.
   Кейт сумел выговорить только одно слово:
   – Как?
   – Точно не знаю, сэр… милорд. Меня сразу же отправили в дорогу и велели ехать как можно быстрее. Но я слышал, будто граф просто упал и умер.
   В руке Кейта оказался стакан.
   Он выпил, и алкоголь немного ослабил шок.
   – Когда? – хрипло спросил Кейт и снова выпил.
   Джеб потер голову, словно ему надо было подумать.
   – В воскресенье это случилось…
   – Четыре дня назад, и я ничего не знал.
   – Я ехал быстро, как мог, сэр.
   – Не сомневаюсь. Лошади летать не могут. – Кейт осушил стакан, пытаясь думать. – Я отправлюсь немедленно.
   – Я займусь каретой. – Перри наполнил стакан Кейта и вышел.
   Кейт повернулся к Джебу, пытаясь понять невероятное.
   – Он просто упал? Как он мог просто упасть?
   – Не знаю, сэр. Его сиятельство говорил, что у него болит голова. Когда он утром пришел в конюшню, то сказал что-то о проклятой головной боли и о том, что верховая прогулка ее вылечит.
   Кейт вскочил.
   – От головной боли никто не умирает! – Кейт взял себя в руки. – Извини. Я не должен отыгрываться на посыльном. Ты хоть спал?
   – Я был вынужден на несколько часов останавливаться каждую ночь, сэр.
   – Понятно. Теперь отдохни как следует.
   Кейт вытащил несколько монет. Это почти все его наличные. Если не считать того, что он богат. Очень, очень богат. Если только Артемис не беременна… Эта мысль резанула болью утраты.
   – Отправляйся в «Звезду». – Он отдал деньги Джебу. – Это прямо за углом и считается приличным местом. Отдохни как следует, а потом возьми билет и на почтовой карете возвращайся домой.
   – Я бы лучше с вами поехал, сэр. То есть… простите, сэр, но не стоит ехать одному.
   – Думаешь, я неспособный? – сердито спросил Кейт.
   – Нет, милорд. Но…
   – Не называй меня так. Еще ничего не ясно.
   Джеб уставился на него.
   – Возможно, жена моего брата беременна.
   Вернулся Перри.
   – Я провожу его на север. Отдыхай, приятель, ты это заслужил.
   Джеб ушел, и Кейт повернулся к Перри:
   – Ты поедешь со мной в Йоркшир? Не глупи!
   – Ты меня не разубедишь. Даже и не пытайся.
   Кейт и хотел бы, но его разум был затуманен.
   – Поверить не могу. Мне это не пригрезилось? – Кейт вздрогнул и взглянул на Перри. – Я этого не хотел. Ты же знаешь, правда?
   – Конечно, знаю. Это очень досадно, но… Ведь какова бы ни была ситуация, сейчас семья нуждается в тебе.
   – Не уверен.
   – Не будь дураком.
   Этого не стоило говорить даже Перри, но Кейт был уверен, что его родные – мать и особенно невестка – в ужасе от мысли, что титул перешел к нему.
   Он всегда слыл беззаботным или легкомысленным, в зависимости от точки зрения других. Импульсивным. Больше подходил для действий, чем для взвешенной реакции. Кейт всегда знал, что Кейнингзу лучше оставаться в твердых и мудрых руках брата.
   – По крайней мере лучше, чем кузен Фред.
   Он не собирался говорить это вслух.
   – Кузен Фред? – переспросил Перри.
   – Кузен отца. Следующий претендент.
   – Так плох?
   – Вовсе нет. Основательный и добросердечный семейный человек. Однако он переедет в Кейнингз со своим выводком, а матери и Артемис придется уехать. Матери это будет особенно тяжело, это ее дом.
   – Тогда тем более хорошо, что ты рядом и вступишь во владение. Если понадобится.
   Это «если понадобится» ранило. Кейт действительно никогда не желал смерти брату, но теперь страшился, что возненавидит возможного младенца.
   Нет, он сделает все, чтобы избежать такого греха.
   И даже тогда… Если есть маленький граф Малзард, Кейт, естественно, станет его опекуном.
   – А как насчет этой Рамфорд? – спросил Перри.
   Кейт едва не спросил: «Кто это?» Он устыдился своего чувства облегчения от того, что Джорджиана и ее семья больше не имеют к нему отношения.
   Если он граф Малзард, он должен выбрать себе совершенную графиню. Жениться на девушке равного положения, воспитанной в долге и ответственности высокого ранга, готовой стать хозяйкой светского дома. Она должна иметь чувство собственного достоинства, изящество, благородное происхождение. Или даже лучше – она поможет ему занять свое место в этой паутине социальных хитросплетений и разделит с ним груз его новых обязанностей и ответственности.
   И конечно, самое главное, она должна родить сыновей.

Глава 5

   – Тебе нужно поесть. – Перри выбрался из кареты.
   Они остановились у очередной гостиницы, чтобы в очередной раз сменить лошадей. Дай Бог, чтобы они оказались резвее прежних кляч, а дорога впереди была лучше той, что осталась позади.
   – Теперь уже недалеко, – сказал Кейт. – Поторопимся.
   – И ты, как только приедешь, набросишься на еду? Сам подумай. Лучше встретиться с родными на сытый желудок.
   Даже с четверкой лошадей и легким экипажем они уже пять суток в дороге. Надо было ехать верхом, но Кейт решил, что сможет поспать в карете. Эти надежды не оправдались, и им каждую ночь приходилось останавливаться на несколько часов.
   Кейт надел самый скромный костюм из того, что у него было. Кожаные бриджи, коричневый сюртук, простой палевый жилет и сапоги подходили для провинциальной жизни, но вряд ли для траура, даже с черной повязкой на рукаве и черными перчатками. Возможно, стоит попытаться купить одежду здесь. Он взглянул на вывеску гостиницы. «Золотой лев».
   Он в Нордаллертоне.
   Смутное воспоминание остановило его. Кейт повернулся. Вот он, узкий переулок, в котором живет Гера. Или жила. Если у нее все сложилось хорошо, то она теперь в Дарлингтоне, у своего брата.
   Как давно это было? Шесть недель тому назад… Нет, больше…
   – Кейт! – окликнул Перри.
   – Закажи еду. Мне тут надо уладить одно дело.
   Ему нужно знать. Он перешел дорогу, уворачиваясь от проезжавших карет. Теперь у него есть деньги. Кроме графского состояния, у него при себе почти двадцать гиней. Если Гера все еще здесь и по-прежнему в затруднительном положении, возможно, она примет какую-то сумму.
   Днем узкий переулок выглядел и лучше, и хуже. Картину оживляли дети, игравшие под присмотром матерей, которые что-то делали или сплетничали у открытых дверей, зато дневной свет подчеркивал убогость жилищ.
   Который дом ее? Кейт помнил смутно. К тому же он привлек к себе внимание. Разговоры смолкли, все глаза настороженно смотрели на него.
   Ее дом по правой стороне. Кейт нашел нужную дверь и постучал.
   – Там никого нет, сэр.
   Он повернулся к худенькой молодой женщине, выглянувшей из соседнего дома.
   – Она уехала, мэм?
   Соседка явно заинтересовалась, но не спешила откровенничать. Кейт понимал причину. Появление здесь джентльмена, наводящего справки, особенно об одиноко живущей женщине, не сулит ничего хорошего. Он жалел, что не знает имени Геры.
   – Мы можем поговорить приватно, мэм?
   Она округлила глаза, потом улыбнулась:
   – Входите. Но я оставлю дверь открытой, и люди услышат, если возникнут недоразумения.
   – Ваше предупреждение понятно. Я не собираюсь причинять вам вреда.
   Дверь вела прямо в комнату, как и в доме Геры, и кухня была расположена точно так же, но во всем остальном этот дом выглядел лучше.
   Комната была обставлена просто, но удобно. Даже пол прикрывал ковер, сделанный из лоскутков, но все лучше, чем ничего. В комнате было прибрано, на подоконнике маленького окна даже стояли цветы в горшках. В кухне что-то готовилось, оттуда доносились вкусные запахи.
   Дом Геры наводил уныние, а у живущих здесь людей была надежда. Кейт давно понял, что бедняки могут быть так же умны и сообразительны, как и богатые. Молодая хозяйка этого дома явно неглупа.
   – Моя фамилия Бергойн, мэм, я хочу узнать новости о леди, которая живет рядом с вами.
   Кейт надеялся, что молодая женщина назовет имя соседки, но та скрестила руки на груди и спросила:
   – Почему?
   – Когда я в последний раз видел ее, она была в довольно трудной ситуации.
   – Вы ее друг, сэр?
   – В известной мере.
   – Кажется, у нее не было никаких друзей, сэр.
   Это могло показаться слабым упреком в небрежении, но он обратил внимание на прошедшее время.
   – С ней что-нибудь случилось?
   – Всегда что-нибудь случается, разве не так, сэр? Да, она уехала. К своему брату в Дарлингтон.
   – А-а, тогда все в порядке.
   Кейт почувствовал укол разочарования. Гера отправила письмо, ее брат раскаялся и загладил свою вину, так что ее жизнь наладилась. Теперь он ей не нужен, и у него нет причин тут задерживаться. Перри станет беспокоиться.
   Но что-то в лице женщины удержало его на месте.
   – Надеюсь, ее брат преуспевает.
   – Так вы его друг?
   – Вот еще! Честно говоря, я невысокого мнения об Эроне.
   Это имя все изменило.
   – Простите, сэр, но кто вы? – развела руками молодая женщина. – Пруденс никогда при мне не упоминала о знакомых джентльменах.
   Пруденс. Это имя ей совсем не подходит. Неудивительно, что Пруденс-Гера скрыла их случайную встречу, но Кейта удивило ее общение и даже дружба с этой молодой женщиной.
   – Я до недавних пор служил в армии.
   Похоже, это удовлетворило его собеседницу, но она все же задумалась, прежде чем сказать:
   – Она написала мне письмо, сэр. Из Дарлингтона. Викарий мне его прочел.
   – Можно мне на него взглянуть?
   Снова женщина оценивающе посмотрела на него, потом вынула из хорошенькой деревянной шкатулки явно дорогое для нее письмо и неохотно вручила ему сложенный листок бумаги. Кейт аккуратно развернул его.
   Бумага была хорошего качества. Очередной положительный знак. Кейт взглянул на адрес. Хестер Ларн, «Двор белой розы», Нордаллертон. Почерк был аккуратный, без завитушек и передавал решительность характера, которую Кейт помнил. Развернув листок, он подавил довольную улыбку. Наверху, как он и надеялся, был ее адрес.
   Проспект-плейс[1]. Многообещающий адрес.
   «Дорогая Хетти!
   Думаю, ты порадуешься вместе со мной, я удобно устроилась в доме брата и благодаря его доброте приобретаю новый гардероб. С братом и невесткой я уже побывала на музыкальном вечере, а с невесткой ходила по магазинам и гуляла в парке.
   Спасибо тебе за твою доброту.
   Твоя подруга
   Пруденс Юлгрейв».
   Пруденс Юлгрейв.
   Кейт получил все нужные сведения, но они не имели никакого значения. Пруденс далеко отсюда и вполне довольна жизнью, а у него неотложные дела.
   Кейт сложил письмо и вернул его.
   – Похоже, она хорошо устроилась. Я этому рад.
   – Она была в трудном положении, сэр, – заметила Хетти Ларн.
   – Я был в армии, – напомнил ей Кейт.
   – Мама! Мама! – Вбежали двое детишек, за ними маленький пес.
   И дети, и пес остановились, завидев незнакомца. Потом Тоби побежал вперед, виляя хвостом.
   – Похоже, он вас знает, – заметила миссис Ларн.
   – Мы однажды встречались. Благодарю за помощь, миссис Ларн. – Кейт вытащил два шиллинга. – Позвольте оставить это вам для детей.
   Она внимательно посмотрела на него, потом взяла деньги.
   – Спасибо, сэр. Вы, случайно, не в Дарлингтон едете?
   – Нет, но если увидите мисс Юлгрейв, передайте ей мой поклон. Мое имя Бергойн, – напомнил он.
   – Хорошо, сэр. Передам.
   Кейт вышел и, отбросив нелогичное разочарование, отправился в «Золотой лев».
   Осталось всего десять миль до Кейнингза. До его рая и его ада.
 
   Пруденс разглядывала свои руки – мягкие, гладкие руки леди – и сделала бесстрастное лицо.
   – Мистер Дрейдейл, Сьюзен? Он немного староват.
   А еще он толстый и коренастый, в этом, конечно, нет ничего плохого, просто он не в ее вкусе. В ее вкусе Кейт Бергойн – худощавый, мускулистый, сильный и нежный.
   – Ему всего лишь за сорок, Пруденс, и он более чем подходит к вашим требованиям. По богатству он соперничает с моим отцом, ну и хорошего происхождения. Его брат – баронет.
   Но это брат имеет поместье, а не мистер Дрейдейл, торговец из Дарлингтона.
   Они пили чай в маленькой комнате, которую Сьюзен называла своим будуаром. Пруденс жила в Дарлингтоне уже шесть недель и должна была признать, что Сьюзен соблюдает их молчаливый уговор. Она занимала в доме положение сестры, а не бедной родственницы. У нее появились новые платья, шляпки, обувь и все необходимое для леди.
   Когда дело касалось счетов, их подписывал Эрон, но деньги исходили от Сьюзен. Женившись, он должен был бы получить все, но по брачному договору ему назначалась определенная сумма в год. Остальная часть приданого принадлежала Сьюзен и будущим детям. За деньгами надзирали доверенные лица, однако окончательное слово оставалось за ее отцом.
   Пруденс сочувствовала брату, но не винила Сьюзен. В этом несправедливом мире женщина должна хвататься за любую возможность распоряжаться своей судьбой. Как поступала сама Пруденс.
   Генри Дрейдейл, однако, не совсем тот, кто ей подходит.
   – Он дважды вдовец, – сказала она. – И у него четверо детей.
   – Это счастье – сразу иметь большую семью – и свидетельство того, что скоро у вас родятся собственные дети. Еще чаю?
   Пруденс сообразила, что совсем забыла про свою чашку, и отхлебнула чай. Он был холодным. Это правда, она хочет детей, но Дрейдейл…
   – Боюсь, он будет трудным мужем, Сьюзен.
   – Трудным? Вовсе нет, если вы будете хорошей женой.
   Хорошей, вероятно, означает покорной. Пруденс знала, что она не из послушных.
   – От чего умерли две его жены?
   – Боже мой! Сестра, вы вообразили себе Синюю Бороду? Его первая жена умерла при родах, эта опасность грозит всем нам. А вторая – от какой-то хронической болезни. Странное, нервозное создание, насколько я помню, хотя она была из хорошей семьи и с хорошим приданым. Неудивительно, что теперь он предпочитает отказаться от хорошего приданого в пользу крепкого здоровья.
   Возможно, следовало воздерживаться от обильной еды, подумала Пруденс.
   – И не говорите, что думаете отказаться от такого лестного предложения! – воскликнула Сьюзен. – Правда, сестра, Дрейдейл лучше, чем я надеялась для вас найти. Хорошее происхождение, связи, процветающий бизнес и внушительное состояние. – Когда Пруденс не ответила, она добавила: – Сейчас он живет в городе, но, если хотите, он может купить поместье поблизости.
   Пруденс позволила проскользнуть тоскливым воспоминаниям о Блайдби-Мэноре. Вероятно, Сьюзен уже намекнула о согласии потенциальному жениху. Пруденс припомнила, что при последнем разговоре Дрейдейл вскользь упоминал о покупке сельской недвижимости.
   Это надо обдумать, серьезно обдумать. Пруденс любила городскую жизнь, однако самые светлые воспоминания были о Блайдби. Возможно, если она с детьми поселится за городом, то редко будет видеть мужа, который занимается бизнесом в городе.
   – Я не понимаю вас, Пруденс, – растерялась Сьюзен. – Разве он не удачная партия?
   – Удачная.
   – Разве он не предлагает дом, которым вы будете управлять?
   – Да.
   – И поместье?
   – Да…
   – Тогда почему вы колеблетесь?
   Пруденс знала почему. Кейт Бергойн звездочкой мерцал в ее уме, затмевая реальность и здравый смысл.
   Какая же она глупая! Даже если они снова встретятся, он ею не заинтересуется. А если и заинтересуется, она за него не выйдет – зачем ей дерзкий нищий пьяница?.. Генри Дрейдейл трезвый, богатый и основательный.
   К тому же нужно признать, что других претендентов не видно.
   Пруденс бывала на вечерах, танцах, в театре. Встречала подходящих мужчин, и некоторым, похоже, нравилось ее общество, но никто не явился к Эрону с предложением руки и сердца. Пруденс понимала причины. Даже поправившаяся и приодетая, она не красавица, а ее рост обескураживал невысоких мужчин. Дрейдейл был выше ее всего на пару дюймов.
   А Кейт Бергойн…
   Нет, она не станет думать о нем, хотя действительно хочет другого жениха.
   Сумма, выделенная Эроном, вернее, мистером Толлбриджем, очень невелика. Пруденс думала, что связь с Толлбриджем привлечет к ней деловых людей, но этого не случилось. Вероятно, сестра неимущего и зависимого зятя не ценится.
   Пруденс выставили на брачную ярмарку Дарлингтона, и нашелся только один претендент. Если она откажет, перспективы будут нерадужными. Она по-прежнему останется жить в доме Сьюзен и Эрона, но они не обязаны быть щедрыми. Она неминуемо перейдет в разряд бедной родственницы, в которую не хотела превращаться.
   Мистер Дрейдейл, похоже, питает к ней симпатию, это тоже надо учитывать. Это заметно по его взглядам и по тому, что он говорит. Его внимание и слова порой смущают, но она просто наивна. Она знает, в чем заключается брак, и выполнит свою роль.
   Да, как сказала Сьюзен, Генри Дрейдейл, эсквайр, из респектабельной йоркширской семьи, добившийся всего сам, – это именно тот муж, который ей нужен.
   – Хорошо, – сказала Пруденс. – Если мистер Дрейдейл сделает мне предложение, я его приму.
   «И больше никогда не позволю Кейту Бергойну проникнуть в мои мысли».

Глава 6

   – А вот и он!..
   При подъезде с юга Кейнингз представал сразу во всей своей красе. С севера же он появлялся медленно, словно деревья отступали шаг за шагом.
   – Красивое здание, – похвалил Перри, – хотя и простовато. Современный человек добавил бы колонны и другие детали в стиле Палладио.
   Роу когда-то говорил об этом, но Кейту не нравилась эта идея.
   Он опустил окно, чтобы лучше видеть озеро и полевые цветы. Птичье пение заставило его улыбнуться, это была музыка Кейнингза.
   А потом он вспомнил о смерти брата. Как он смеет улыбаться? Как смеет природа праздновать жизнь перед лицом смерти?
   Слезы жгли ему глаза, и не в первый раз. Кейт отогнал их. Они могли сослужить ему хорошую службу, убедив остальных, что он горюет, а не тайно торжествует. Но будь он проклят, если станет ронять слезы, чтобы оправдать чьи-то ожидания. В любом случае его слезы запоздали. Должно быть, на могиле Роу уже осела земля.
   Возможно, его спешка являлась ошибкой. Он в любом случае не успевал на похороны, так что можно было задержаться на пару дней в Лондоне и найти подходящую для траура одежду. И спать в дороге можно было больше, тогда бы его мысли так не путались. И есть он мог бы как следует, тогда внутренности так не сводило бы.
   И все ради чего?
   Чтобы попытаться осмыслить потерю, в которой нет его вины.
   – Красивый парк, – сказал Перри. – Хотя я не питаю симпатии к темным деревьям.
   Кейт знал, что друг имеет в виду бук с темно-пурпурными листьями, гордость Роу. Кейт тоже считал, что бук диссонирует с естественной окраской других деревьев, но не мог сказать этого сейчас.
   – К похоронам подходит. Роу интересуется… интересовался экзотическими деревьями. Мы проедем мимо его самых удачных приобретений. Деревья гинко, из Японии.
   – Прелестно, – без энтузиазма сказал Перри.
   Он тоже считает листву чужестранных деревьев слишком яркой? Пока люди вроде Роу заказывали издалека и пестовали деревья гинко, старых добрых английских дубов, так необходимых для кораблестроения, становилось все меньше.
   Непатриотично. Кейт помнил, как высказал это Роу, когда был здесь в последний раз, теперь эта мысль казалась предательством.
   Но он не любил неестественную темноту листвы этого чертова траурного бука.
   Кейт посмотрел в другую сторону, на озеро и плакучую иву. Salix babylonica – вавилонская ива. Он помнил это название, потому что Роу часто цитировал Библию: «При реках Вавилона, там сидели мы и плакали…»[2]
   Проклятие! Кейт заморгал, отгоняя слезы.
   Ива боролась за жизнь в не слишком подходящем ей северном климате.
   «Я сохраню ее для тебя, Роу. Как-нибудь».
   Теперь это его дело, как владельца или опекуна, заботиться обо всем этом – об озере, о деревьях, местных и привозных, об оленях, о тщательно спланированных садах и парках, о каждой травинке. Теперь все на нем.
   И длинное серовато-коричневое каменное здание, как воплощение простоты и достоинства стоявшее среди цветущих садов.
   В первый раз Кейт заметил, что солнце сияет в голубом небе. У природы траура не бывает, это ему стало ясно еще на войне, но Кейту хотелось дождя.
   Карета подъезжала к крыльцу. Широкие ступени вели к высоким парадным дверям, по обеим сторонам которых висел герб графа Малзарда, задрапированный черным.
   Кейт такого прежде не видел. Когда умер отец, он был слишком далеко и слишком вовлечен в военные действия, чтобы вернуться.
   Как только карета остановилась, распахнулись двери и вышли четыре лакея в зеленых ливреях, все с черными повязками на рукавах, в черных перчатках и чулках. Слишком много слуг для того, чтобы просто открыть дверцу кареты и забрать небольшой багаж Кейта и Перри.
   Его считают графом? Или все в состоянии неопределенности и ждут сообщения Артемис? Пока Кейт поспешно собирался, лакей Перри отнес письмо в палату лордов. Письмо официально извещало о смерти графа Малзарда и содержало просьбу разъяснить закон о наследовании. В ответе сообщалось, что дело вдовы сообщить о своей беременности.
   Так что сказала Артемис?
   Один лакей открыл дверцу кареты, другой опустил ступеньки. Кейт испытывал постыдное искушение забиться в угол, словно его привезли на виселицу. Однако положение обязывает. Обязывает с неумолимой силой мельничных жерновов, которые вращает река в половодье. Кейт выбрался из кареты.
   Тут же вперед выступил какой-то джентльмен в скромной одежде и поклонился:
   – Добро пожаловать домой, сэр.
   Значит, никакой уверенности еще нет.
   Это мажордом, но, черт побери, как его зовут? Это не Тривз, которого Кейт знал с детства, тот ушел на покой и живет теперь в северном крыле. Этот энергичный мужчина лет сорока был тут во время его последнего визита сюда два месяца назад, но Кейт не помнил, как его зовут.
   Горе извиняет это упущение.
   – Спасибо, – сказал Кейт. – Меня сопровождает мой друг мистер Перрьям.
   Он заставил себя подняться по ступенькам не оглядываясь. Не нужно платить форейтору. Об этом позаботится управляющий. Не нужно нести вещи. Тут более чем достаточно услужливых лакеев.
   Не нужно беспокоиться о Перри, который всегда мог сам о себе позаботиться.
   Он свободен от всех грузов, кроме самого тягостного. Нужно только войти, поговорить и стать… Кем? Графом или опекуном будущего младенца-графа?
   Кейт вошел в двери с гербами и проследовал в холл. Это успокоило бы, если бы напомнило о детстве. Он был счастлив здесь. Однако Роу переделал холл в современном стиле. Дубовые панели сняли, заменив серыми стенами, установили колонны из искусственного мрамора и копии греческих статуй в голубых нишах.
   Эти и другие перемены два месяца назад просто шокировали Кейта, хотя он надеялся, что сумел скрыть это. Да, все это элегантно и не хуже, чем у других, но он грустил по старому Кейнингзу. В годы, проведенные на чужбине, мысль об уютном старомодном доме, с темными деревянными панелями, с привносящими оживление собаками отца, согревала его в полном хаоса и неопределенности мире.
   Мать не вышла приветствовать его, но он этого и не ждал. Никаких неподобающих проявлений чувств перед слугами. Она в гостиной наверху. Кейт повернулся к Перри и мажордому, чье имя по-прежнему не мог вспомнить. Похоже, такое начало не предвещает ничего хорошего.
   – Я оставляю тебя в надежных руках, Перри. Будьте любезны, проследите за всем, – неопределенно добавил он, обращаясь к джентльмену в сером, и зашагал вверх по массивной лестнице, в душе радуясь тому, что Роу не успел заменить ее на легкую, изящную, с плавными изгибами, о чем в свое время говорил.
   Дверь в гостиную была закрыта, но стоявший рядом лакей распахнул ее. Кейт вошел и услышал, как дверь закрылась за ним.
   Комната тоже была переделана в современном стиле, но здесь результат радовал больше. Бледные стены и яркая обивка ловили свет, лившийся из трех окон со шторами цвета слоновой кости. Легкая современная мебель гармонировала с цветовой гаммой.
   Мать с книгой в руках сидела на желтом канапе у центрального окна. Артемис, вдова Роу, устроилась справа с рукоделием, кусочек белой ткани резко контрастировал с черным нарядом. Обе в глубоком трауре. Недавняя потеря оставила следы на их лицах.
   Его потрясение так же заметно?
   В дороге Кейт пытался найти правильные слова для этой невозможной ситуации. Соболезнования означали бы, что он не испытывает столь же сильного горя. Выразив сожаление о своем возможном наследовании графского титула, Кейт поставит их в неловкую ситуацию. Что они могут ответить? Напрямую спросить Артемис, не беременна ли она, невозможно.
   Он поклонился:
   – Мама, Артемис, какое горе!
   Его пухлая мать ответила печальной улыбкой и протянула руку.
   – Да, Кейтсби, но мы оба знаем, что ты сделаешь все возможное.