Если бы только она не произнесла это так, словно хорошего ждать нечего.
   Он взял ее руку.
   – Я ехал быстро, как мог, мама.
   «Черт побери, уже извиняюсь?»
   – Все произошло внезапно, – тихо сказала Артемис. – Меня тоже могло не оказаться рядом. В прошлом месяце я возила детей в Галгарт-Холл…
   Кейт с признательностью повернулся к невестке:
   – Действительно ничего не предвещало? – Черт, у нее слезы на глаза навернулись. – Извини, тебе тяжело говорить об этом.
   – Нет-нет, все в порядке. – Артемис вытерла нос платком, обшитым черным кружевом. – Но пожалуйста, сядь, Кейтсби. Ты такой высокий. Совсем как…
   «Как Малзард» повисло в воздухе. Артемис всегда так называла мужа на людях. Кейт и Роу были почти одного роста, правда, Роу казался поуже. Точнее сказать, он отличался худобой, несмотря на здоровый аппетит.
   Подвинув кресло, Кейт сел между дамами, потрясенный глубоким тихим горем Артемис. Каких бы злоключений она ни ожидала в жизни, но только не смерть мужа в столь молодом возрасте.
   Роу выбрал прекрасную жену – не красавицу, но с приятной внешностью, добрым сердцем, обладавшую грацией и уравновешенностью, необходимыми в ее положении. Она происходила из могущественного йоркширского семейства Ховардов, хотя на фамильном древе отстояла далеко от графа Карлайла.
   Вдобавок Артемис – во всяком случае, раньше – была добродушной и прекрасно дополняла рассудительного Роу. Ее тихое сияние теперь погасло. Хотя она казалась спокойной, легкость исчезла, и, несмотря на всю свою уверенность, она, похоже, не могла говорить о смерти.
   – У него что-то случилось с головой, – хрипло сказала мать. – Следовало раньше послать за доктором, но это была всего лишь головная боль.
   – Ничего нельзя было сделать. – Артемис посмотрела на Кейта. – Он жаловался на головную боль только в последние дни, хотя, подозреваю, уже некоторое время молча страдал от нее. Боль усилилась так, что даже настойка опия не помогала, вот тогда мы встревожились. А когда приехал доктор Селби… – Сделав вдох, Артемис взяла себя в руки. – Кровеносный сосуд лопнул в мозгу. Ничего нельзя было сделать, – снова повторила она.
   – Лучше бы это случилось со мной.
   Кейт тут же пожалел о своих словах. Мать и невестка, должно быть, с этим согласятся, но вряд ли выскажут вслух.
   – На все Божья воля. – Артемис взялась за иглу. – Господь поможет тебе нести новый груз. Мы немедленно послали к тебе гонца.
   Она извиняется?
   – Я ехал быстро, как мог, но никто в мире не может сократить расстояние.
   Говоря это, Кейт задавался вопросом, означают ли слова невестки, что ребенка не будет. Как же спросить?
   Словно прочитав его мысли, она сказала:
   – Я не беременна. – Артемис смотрела куда-то мимо него, ей было неловко говорить о таких вещах. – Неделю назад у меня были месячные, и… я не беременна, – твердо повторила она. – Тебе нужно немедленно принять графский титул и связанные с ним обязанности.
   Кейт понятия не имел, может ли женщина в таких случаях ошибаться, но понимал, что Артемис против неопределенности. Ей очень не нравилось пристальное внимание к ее интимным делам.
   – Хорошо. Будет сделано уведомление для домочадцев и соседей.
   – Я об этом позабочусь. – Мать что-то вытащила из правого кармана. – Тебе это понадобится.
   Он поднялся взять два кольца – графскую печатку с гербом и черное кольцо с серебряным узором. Траурное кольцо Роу. Все джентльмены, присутствовавшие на похоронах, получили такое.
   Кейт не хотел их надевать, но сделал это, чувствуя, как нарастает напряженность Артемис. Как это, должно быть, тяжело для нее. Она даже перестала шить. Мать сжала губы.
   Кейт решил, будто это от сомнения в его способностях, но потом сообразил, что судьба дала ему власть над этими двумя женщинами. Теоретически он мог переселить их в давно неиспользуемый вдовий дом. Или вообще выселить из Кейнингза.
   – Все будет так, как вы пожелаете, – сказал он.
   На мать было больно смотреть. Господи, помоги!
   – Я имел в виду, что не нужно ничего менять, пока вы этого не захотите.
   – Спасибо, – сказала Артемис. – Я все еще ощущаю Кейнингз своим домом, и это единственный дом, который знают мои дочери.
   – Это твой дом. И их дом. Навсегда.
   – Ты очень добр, но нужно принимать в расчет чувства твоей жены. – Эти материнские слова прозвучали как объяснение какому-нибудь простофиле, а то и просто дурачку.
   – Я не женат.
   – Но женишься, – сказала мать.
   – Да, но… уверяю тебя, я не женюсь на той, которая огорчит моих родных.
   Вести этот разговор хуже, чем маршировать под прицельным огнем.
   – И тогда, – Артемис наконец воткнула иголку в ткань, – я захочу жить в другом месте.
   Снова выйти замуж. Конечно она это сделает. Ей еще тридцати нет.
   – Ты женишься, Кейтсби? – Мать ухитрилась превратить вопрос в приказ.
   – Это не…
   – Ты не можешь заставить себя сделать даже это?! – вскинулась мать.
   – Могу я по крайней мере хоть одну ночь поспать в одиночестве?
   – Не груби! – отрезала она. – Всем понятна необходимость спешки при столь откровенной жестокости судьбы.
   – Все ожидают соблюдения приличий, черт побери! – Кейт взял себя в руки. – Прости, мама, но в самом деле…
   Она посмотрела на него, потом вздохнула:
   – Ты имел на это право, дорогой. И ты меня прости. Это просто… – Ее губы сморщились, и она прикрыла их платком.
   Она так старалась. И он. И Артемис. Все они отчаянно старались прийти к временному соглашению в этой невозможной ситуации. Лучший выход сейчас – ретироваться.
   Кейт поднялся.
   – Что-нибудь еще требует моего немедленного внимания?
   Мать сумела улыбнуться:
   – Нет, мальчик мой, здесь каждый знает о своих обязанностях. Поспи, если хочешь. Ты, должно быть, ужасно устал.
   Сейчас он куда более уставший, чем когда приехал.
   – Меня сопровождает друг, достопочтенный Перригрим Перрьям. Он не помешает.
   – Перрьям? – с искрой интереса спросила мать. – Из вустерширских Перрьямов?
   – Да, его отец – лорд Хернскрофт.
   Кейту не нравилось, что единственное одобрение он получил за своего спутника. Его так и подмывало сказать: «Мы познакомились в публичном доме», – что являлось правдой.
   Сдержавшись, он поклонился и покинул гостиную. Тот же невозмутимый лакей стоял в коридоре у двери. Кейт быстро пошел в свою комнату.
   И остановился.
   В какую?
   Он направился в комнату, где жил в юности, там всегда все готово к его возвращению. Там он найдет надежное убежище. Но если он граф, от него ждут, что он воспользуется графской спальней?
   Размышления заняли только секунду.
   Да.
   Нужно преодолеть это и войти. Он не сомневался, что Артемис уже перебралась из смежных покоев графини в другое помещение.
   С тяжелым сердцем двинулся Кейт к комнатам, которые все еще считал отцовскими. Он распахнул дверь в спальню с таким чувством, словно ожидал, что раздастся сигнал тревоги: «Чужак! Злоумышленник!» Но дверь даже не скрипнула. Внутри он обнаружил весьма благопристойного слугу высшего ранга в строгой элегантной одежде.
   Камердинер Роу.
   Черт побери! Он поступил неверно? Но если он граф, то не потерпит никаких возражений. Нечего превращать эти покои в мавзолей.
   Кейт вошел и захлопнул дверь.
   – Как вас зовут?
   Мужчина поклонился:
   – Рэнсом, милорд. Камердинер вашего брата.
   Значит, этот слуга уже проинформирован. Вот досада. Кейт предпочел бы борьбу. Схватку по благородному поводу. Как тогда в Нордаллертоне, когда разозлился из-за ссоры с Роу. По крайней мере хоть Гере тогда повезло.
   Пруденс Юлгрейв.
   Камердинер с непроницаемым лицом ждал распоряжений. Кейт не знал, оставит ли камердинера на прежней должности дальше, но сейчас нужен кто-то, способный придать ему пристойный вид.
   – Воду для умывания, пожалуйста.
   Камердинер, поклонившись, вышел, и Кейт позволил себе сесть. Он потер руками лицо, чувствуя, что волосы выбились из косички. Ну и вид, должно быть, у него. Он сдернул ленту и подошел к окну. Как зелено вокруг! Лоскутное одеяло теней вдали показывало, что там у земли другое применение и растут другие растения.
   Роу точно знал, какие и когда приходит пора жатвы. Он знал, какие поля относились к домашней ферме, а какие сданы арендаторам. Он знал имена арендаторов и другие подробности. Его приучали к этому с детства, он годы провел тенью отца в этой работе.
   Кейт видел крышу фермы и шпиль церкви Святого Уилфреда, в которой когда-то так глупо мечтал сделаться священником. Он заметил крыши деревни Хоулмуэлл и разбросанные вдали фермы. Есть люди, которые испытывают радость от обладания всем этим? У него этой радости не было. Даже если бы он ненавидел своего брата, он бы не смог радоваться, а ненависти к Роу у него никогда не было. Он никогда не хотел всего этого.
   Лжец!
   Он никогда не желал брату смерти. Это, слава Богу, правда.
   Повернувшись, Кейт оглядел комнату. Он заходил сюда редко и только при жизни отца. Странно думать, что в этом доме есть помещения, где он почти не бывал. Вроде деловых кабинетов на главном этаже, они ждут его как логово зверя. Неведомая земля.
   «Сосредоточься на сиюминутных делах».
   Портьеры и драпировки были не те, что во времена отца, теперь это был голубой узорчатый шелк, а не старый, потертый и вышитый золотом. Его отец мало заботился о стиле, его вполне устраивал дом, который он унаследовал в 1731 году. Тяжелая дубовая кровать, похоже, из семнадцатого века, возможно, даже времен, предшествовавших гражданской войне, как и резной сундук в изножье.
   Эти старые вещи служили Кейту якорем. Он не заменит их никогда.
   Он прошел к двери в смежную комнату с дубовыми панелями и поблекшим великолепием, которую называли личной графской библиотекой. «Графское убежище» было бы более точным названием, поскольку никто не имел права входить сюда без приглашения. Кейт припомнил, как его сюда вызывали – как он всегда считал – на выволочку к отцу.
   Он открыл дверь и замер, потрясенный.
   – А вот и ты. Пережил встречу с семьей?
   Кейт на миг застыл, подавляя злость на вторжение Перри.
   – Все прошло так хорошо, как только можно было ожидать. – Кейт повернулся к двери, ведущей в коридор, через которую и вошел Перри. – Я принимаю титул, поскольку моя невестка уверена, что младенца, который может все изменить, не будет.
   – Милорд граф. – Перри изобразил изысканный поклон, потом поморщился. – Извини. Тон не соответствует моменту.
   – Нет. Я приучаю себя ко всякого рода переменам. Я помню эту комнату меньшей, панели были некрашеные и покрывали даже потолок.
   Перри огляделся.
   – Наверху прекрасная лепнина, а бледно-зеленый цвет сейчас очень моден для стен. Но самому мне не нравится крашеное дерево.
   – Интересно, после таких перемен можно вернуть все назад?
   Кейт тут же пожалел о своих словах. Такое впечатление, будто он хочет стереть здесь следы Роу. Точно так же, как хочет снять картины, которые его брат привез из тура по Европе. Они выглядели вполне прилично на бледной зелени стен.
   – Похоже, мой брат действительно изучал культуру и искусство в Италии.
   – Вместо распутства и шлюх, как я.
   – Не знаю, как поступил бы я, но младшим сыновьям в нашей семье гранд-тур по Европе не грозит.
   Кейт лениво поднял одну из двух лежащих на столе книг и тут же положил ее обратно. Должно быть, эти книги Роу читал перед смертью, возможно, искал способ отвлечься от боли и даже не подозревал, что боль свидетельствует о его конце.
   – О тебе позаботились? – спросил он Перри, направившись назад в спальню.
   – Да, все отлично. А ты как?
   – Это мой дом, и мне здесь всем командовать.
   – И что ты уже накомандовал?
   – Не обременяй себя моими делами, – грубо ответил Кейт.
   – Это не берлога, чтобы ее обследовать одному.
   – Это мой дом.
   – Тогда что находится здесь? – Перри открыл еще одну дверь. – А-а… гардеробная вашего сиятельства, и преотличная.
   Перри исчез в гардеробной, Кейт последовал за ним. Он не мог припомнить, что когда-нибудь входил в это приватное помещение, но Перри невозможно сдержать, и, честно говоря, Кейт радовался, что ему не предстоит обходить покои одному.
   Кейт остановился и огляделся с искренним одобрением.
   – Должно быть, это работа Роу. Отец никогда бы не установил такую огромную ванну, не украсил бы стены изображениями богов и богинь. Роу любил комфорт.
   – И в этом нет ничего плохого. – Перри обошел вокруг ванны, которая стояла на возвышении в центре комнаты. – И ванна подходит тебе по росту. А это что такое? – Он нагнулся что-то рассмотреть. – А-а, пробка, чтобы сливать воду. Отличная конструкция. Можно мне попользоваться, пока я здесь?
   – Если не боишься, что тебя съедят. Там внутри изображены какие-то морские гады.
   Кейт осмотрел мебель – комод с ящиками, бритвенная стойка, великолепный платяной шкаф с инкрустацией на дверцах, изображавшей сцену охоты. В шкафу полно одежды Роу. Одному Богу известно, почему человеческий запах не смешивается с духами, но это так и запах Роу остался.
   – Вода готова, сэр. – Рэнсом подгонял лакея с большим кувшином, из которого поднимался пар. Оба остановились, увидев Перри.
   – Мой друг мистер Перрьям хочет перекусить. Перри, закажи что хочешь и подожди меня в графской библиотеке.
   Перри, заслышав такой тон, поднял брови, но подчинился и вышел. Поставив кувшин, лакей последовал за ним. Рэнсом наливал воду в фарфоровый таз.
   – Почему одежда моего брата еще здесь? – спросил Кейт.
   Камердинер поставил кувшин.
   – Вдова подумала, что вы сможете воспользоваться ею, сэр, вы с братом почти одного роста.
   – Но не одного телосложения. У меня швы на плечах лопнут.
   – Боюсь, ваша матушка не учла этого, сэр.
   Что делать с этими вещами, черт возьми?
   – Уберите все это отсюда и узнайте пожелания моей невестки. А теперь оставьте меня.
   Рэнсом, видимо, привык постоянно прислуживать Роу здесь, но Кейту хотелось побыть одному, он отлично умел сам о себе заботиться, мог даже заштопать себе чулки и пришить пуговицы.
   Оставшись один, он сбросил сюртук, жилет, сорочку, вымылся и только тогда задумался, почему так тщательно это проделал. Возможно, это был своеобразный обряд крещения. Есть в церковной службе что-то о вхождении в новую жизнь? Детей обычно окунают в купель.
   Без всякой надежды Кейт рылся в своих вещах в поисках чистой рубашки, но нашел только три, которые уже надевал в дороге. К завтрашнему утру их выстирают, выгладят и так мастерски починят, что все дефекты исчезнут.
   Скоро у него появятся новые рубашки. И обувь, которая сменит его башмаки на тонкой подошве и видавшие виды сапоги. И новая одежда, скромная по цвету, но сшитая из первоклассной ткани и по последней моде.
   Как вся одежда Роу в этом проклятом шкафу.
   Кейт повернулся к шкафу. Там наверняка найдутся чистые рубашки свободного покроя. И подходящая обувь.
   Нет!
   Кейт, как говорится, влез в башмаки своего брата, но не сделает этого буквально. Обувь брата в любом случае ему тесна. Кейт поморщился от неумышленной метафоры и выбрал из своей одежды рубашку и галстук почище.
   Кейт одевался перед зеркалом, пытаясь придать себе по возможности респектабельный вид. Намочив уголок полотенца, он потер пятно на сюртуке и другое – на бриджах, но от воды кожа стала выглядеть только хуже.
   Надо бы надеть башмаки, но, стянув грязные сапоги, Кейт увидел на чулках грязь и явные дырки. Ну почему он не взял с собой лучшие чулки, припасенные для погони за невестой?
   Чулки в шкафу наверняка есть, и они подойдут. Кейт разглядывал охотничью сценку на дверцах шкафа, где собаки гнали оленя, и обдумывал ситуацию.
   Он не такой, как его брат, и никогда им не будет.
   Но он граф Малзард, владелец всего здесь, включая безупречные чулки брата. Какой смысл отвергать неизбежное?
   Открыв инкрустированные дверцы, он обследовал содержимое ящиков и нашел чулки, от просто хороших до исключительных, аккуратно сложенные по парам и безукоризненные. Выбрав повседневные чулки брата, Кейт с трудом натянул их на свои мускулистые икры.
   Первый шаг. Ведет ли он к победе или к поражению? Кейт не знал.

Глава 7

   Кейт пересек спальню и вошел в библиотеку, но она оказалась пуста. Тактичный Перри ушел. Он велел принести еду, но скорее для друга, чем для себя, ибо на столе стояло то, что любил Кейт – свежий хлеб, ветчина, местный сыр и кувшин эля.
   Но аппетита у него не было.
   Комната Роу, книги Роу, тщательно выбранные Роу картины – все кричало: «Самозванец!» Кейт не сомневался, что если его брат смотрит с небес, то роняет слезы или скрежещет зубами. А все из-за спора, когда они наговорили друг другу такого, о чем оба потом пожалели, и, может быть, потому, что оба сказали правду.
   Роу наставлял брата относительно его будущего и его поведения.
   Кейт негодовал и возмущался тем, что брат возомнил своим долгом и даже правом давать ему советы, считая, будто Кейт нуждается в них. Сам он не намеревался спорить, но разговор вырвался из-под контроля.
   Мнение Роу о нем переполнило чашу: безответственный, эгоистичный, беззаботный, недисциплинированный. Да, армейские сплетни свое дело сделали.
   Кейт парировал тем, что брат бесхребетный, ограниченный, что все поднесено ему на блюдечке по праву первородства, а сам он не способен ничего добиться.
   – Считаешь, будто ты действовал бы лучше? – огрызнулся Роу. – Тогда тебе надо радоваться, что у меня нет сыновей. – Кейт запротестовал, но Роу не обратил на это внимания. – Думаю, ты пир закатил, когда мой единственный сын умер.
   Кейта это ошеломило, он не получал известий об умершем новорожденном. Он так и сказал, извинившись и выразив соболезнование, но брат ему не поверил.
   Его вынужденную безучастность Роу расценил как радость, и эта незаживающая душевная рана сделала его глухим ко всем аргументам Кейта. Если бы он тогда попытался убедить Роу, помогло бы это избежать взрыва?
   Как бы то ни было, их высказывания становились все более резкими, и Кейт выскочил из дома в ярости. Взял в конюшне лошадь и поскакал в Нордаллертон всего с несколькими монетами в кармане и больше не видел брата.
   Дверь открылась, вошла мать.
   Гнев Кейта еще больше распалился. Библиотека – это святая святых графа, сюда никто не смеет входить без приглашения. И если он граф, то пусть к нему относятся соответственно, черт побери!..
   Округлившиеся глаза матери остановили его. Она словно увидела опасность. Кейт подавил ярость, но знал, что если заговорит, весь его сарказм вырвется наружу.
   Мать облизнула губы, возможно, и ей было трудно говорить.
   – Твои невесты. – Она протянула ему несколько листков бумаги.
   Кейт молча взял их, нелепость ситуации спасла его. На первом листе было написано шесть имен с комментариями, на втором – двенадцать, на третьем – четыре.
   – Это что, гарем?
   – Не глупи! – отрезала мать. Наверное, она, как и он, вздохнула с облегчением, вернувшись к привычной семейной конфронтации. – Выбирай, Кейтсби, выбирай. Ты несколько лет не был здесь, и сомневаюсь, что твои недавние приключения привели тебя туда, где ты мог встретить достойных молодых леди.
   «Как ты удивилась бы, мама! При условии, что к достойным относятся дочери и вдовы богатых простолюдинов».
   – Я подобрала кандидаток. – Несмотря на пухлое телосложение и маленький рост, мать держалась величественно. – На первом листе подходящие тебе девушки из здешних мест. Я знаю каждую, ее достоинства, характер, даже родственников…
   – Просто племенной учет.
   Мать возмущенно фыркнула.
   – К чему темнить? – сказал Кейт. – Речь о преемственности и потомках.
   – Вот именно. И я рассчитываю, что ты исполнишь свой долг.
   – Уверяю тебя, мама, я, как граф Малзард, намерен исполнить свой долг во всех, – он подчеркнул последнее слово, – отношениях. Однако неподходящая графиня в Кейнингзе огорчит тебя даже больше, чем меня.
   – Отсюда и список. В нем нет ни одной, которую я не смогла бы принять.
   «Так ты намереваешься жить здесь? – подумал Кейт. – Вдовий дом не для тебя». Он уже пообещал это матери, но такая перспектива наводила на мрачные мысли. Они всегда будут раздражать друг друга.
   – На втором листе главные наследницы, – продолжала она. – Наше поместье нужды не испытывает, но лишние деньги никогда не помешают. Однако я мало кого из них знаю. Какая жалость, что Диану Аррадейл уже подцепили, вечно ты опаздываешь!
   – Графиня Аррадейл? – Он просматривал список и узнавал фамилии, но не личности. – Вряд ли она заинтересовалась бы вторым сыном графа. И кто ее подцепил, а вместе с ней и значительный кусок Йоркшира?
   – Южанин. Маркиз Ротгар. – Мать хмыкнула, выразив так свое мнение по этому поводу. – Я осторожно навела справки о других. На третьем листе девушки из семей с большим политическим влиянием. Надеюсь, ты намерен принимать участие в работе палаты лордов?
   – Полагаю, что должен, хотя был бы рад больше никогда не видеть Лондон.
   – Ты всегда был для меня загадкой, Кейтсби, – нахмурилась мать.
   – А ты для меня, мама. Наверное, ты начала составлять этот список сразу после смерти Роу.
   Ее круглое лицо сморщилось.
   – Не сразу, но вскоре. Я вижу неотложную необходимость, даже если ты этого не понимаешь.
   – Вы с отцом, должно быть, хорошо подходили друг другу.
   – Да. И этот брак был устроен нашими родителями, как и брак Артемис и Себастьяна. Если хочешь…
   – Нет! Я сам выберу невесту, мама, но благодарю тебя за помощь. Я тщательно просмотрю списки и решу, как лучше поступить.
   – Обещай мне, что сделаешь хороший выбор, Кейтсби, – раздраженно поморщилась мать.
   – Что именно значит «хороший»?
   – Ты выберешь подходящую графиню Малзард.
   – Я намерен сделать именно это.
   – Хорошо, – все еще с сомнением сказала мать. Вздохнув, она вышла.
   Кейт смотрел на аккуратно написанные страницы, сообразив, что не знает, чей это почерк – матери или клерка. У нее даже не нашлось повода хоть когда-нибудь написать ему. Письмо, извещавшее о смерти Роу, написал секретарь брата Маунт.
   Он и Маунта унаследовал? Вероятно, да. Этот тихий, средних лет человек постоянно держался в тени, пока его не вызовут.
   Если этот аккуратный твердый почерк принадлежит матери, то это просто чудовищно, если учесть, что строки написаны, когда тело ее любимого старшего сына еще толком не остыло.
   Кейт заставил себя увидеть оборотную сторону. Потрясенная неожиданной смертью, мать, должно быть, цеплялась за второго сына как за шаткую опору, хваталась за импульсивного, беспечного, дерзкого Кейта, каким его считала, выбирая между ним и изгнанием из дома, который принадлежал ей сорок лет.
   Если правильный брак снова внесет спокойствие в мир его матери, то просьба невелика. Но Кейт поймал себя на том, что ему очень не хочется выбирать невесту из этого тщательно составленного списка.
 
   На следующее утро Кейт проснулся в большой и очень удобной графской кровати. Повернувшись на спину, он разглядывал на пологе над кроватью позолоченную металлическую розетку, изображавшую солнечные лучи. Он понять не мог, почему его брат потрудился украсить то, что никто, кроме него, не видит.
   Кроме него и, возможно, Артемис. Это навело Кейта на унылые мысли о списке матери. Если бы можно было повернуть время вспять и вернуть прошлое, он без колебаний сделал бы это. Но увы…
   Он посетил могилу Роу, прочитал надпись, вырезанную на каменной плите, пытаясь примириться с переменами. Но все еще ждал, что брат вот-вот примчится, разъяренный его самозванством.
   Встав, Кейт подошел к окну открыть шторы. Солнце только что поднялось. В Лондоне светская жизнь продолжается далеко за полночь, порой до рассвета, и день начинается лишь после полудня. Однако вчера Кейт лег рано, это было единственной возможностью сбежать. Так же поступил и Перри.
   Он, конечно, устал, но больше спать не мог.
   Глупо пропускать рассвет.
   Солнце едва поднялось над горизонтом, но небо уже стало ярким, с жемчужными переливами. Легкий туман стелился по земле и окутывал деревья вдали, создавая иллюзию волшебной сказки.
   К черту волшебство! Хочется проехаться верхом.
   Кейт оделся, но, спускаясь по лестнице, нес сапоги в руках, чтобы никого не разбудить.
   Слуги, конечно, уже проснулись и спешно готовили дом к пробуждению хозяев. В прошлый визит он часто сталкивался с ними, отправляясь на ранние верховые прогулки. Тогда ему желали доброго утра и даже весело улыбались, теперь все кланялись или приседали в реверансе, отводя глаза, бормотали «ваше сиятельство» и спешили по своим делам.
   Он владел здесь всем, но его не допускали в тот Кейнингз, который недавно так радовал его. Впервые Кейт осознал, что принадлежит к высшим слоям общества. Куда бы он ни вошел, везде к нему станут относиться по-другому. Он никогда не войдет в комнату незамеченным. И может не сомневаться, что ему всегда будут улыбаться, в надежде получить его расположение.
   Слава Богу, конюшни не переменились и так же приветствовали его запахом лошадей и сена. Гнедой, на котором он в прошлый раз ездил каждый день, радостно заржал, Кейт подошел погладить его. Орешек был неутомимым, с ровным шагом, его держали в основном для гостей. Кейт мог поехать на любой из отличных лошадей брата, но выбрал Орешка.
   Выглянул конюх, к несчастью, это был не Джеб, который все еще едет из Лондона. Этот нервно пробормотал очередное «ваше сиятельство». Кейт предпочел бы сам оседлать лошадь, но позволил слуге выполнить свою работу и в одиночестве выехал в туманное очарование нового дня.