Страница:
Крессида тоже глубоко дышала, она понимала, где он сейчас и что чувствует. Она радовалась, что сделала это для него, но ей хотелось тоже пережить подобное. Хотелось того, что они не могли сделать. Он открыл глаза и улыбнулся.
– Спасибо.
Он сел, взял у нее пояс и бросил его на пол. Она чуть было не сказала ему то, о чем думала: после этой ночи ее жизнь станет пустой.
– Но разве мы уже закончили?
Он расхохотался.
– О нет! Пока мы оба бодрствуем, мы не закончим. Теперь моя очередь намазать тебя маслом. Всю…
Глава 17
Глава 18
– Спасибо.
Он сел, взял у нее пояс и бросил его на пол. Она чуть было не сказала ему то, о чем думала: после этой ночи ее жизнь станет пустой.
– Но разве мы уже закончили?
Он расхохотался.
– О нет! Пока мы оба бодрствуем, мы не закончим. Теперь моя очередь намазать тебя маслом. Всю…
Глава 17
Крессида открыла глаза и попыталась вспомнить, когда она заснула. Который час? Занавески задернуты, в комнате темно. И все же она могла видеть Триса, видеть своего любимого; он спал на животе, повернувшись лицом к ней.
Ей очень хотелось откинуть темные волосы с его лба, погладить по щеке, пока он спит. Ночью это стало для нее самым естественным занятием на свете – гладить его. Как угодно и где угодно.
И позволять гладить себя.
Она улыбнулась при воспоминании о его руках, смазанных маслом, ласкающих все ее тело, лениво выписывающих узоры на ее спине. Она настояла на том, чтобы еще раз намазать его, на этот раз спереди. Она снова помогла ему дойти до экстаза. Он целовал и ласкал ее, вел за собой к вершине блаженства.
Она вздохнула – за всеми этими чудесными воспоминаниями притаилась печаль. Печаль оттого, что их совместное путешествие уже закончено. Она никогда не сможет вернуться сюда.
Ее ждет Мэтлок, его – блестящий брак.
Ей больно было сознавать, что он будет таким же хорошим любовником для светской дамы, каким он был для нее. Несомненно, его герцогиня научится дарить ему наслаждение, намазывать его экзотическими маслами. А бедная Крессида Мэндевилл окажется за пределами страны наслаждений.
Она отбросила эту мысль. Ей нельзя раскисать – не стоит портить их последние часы любви. Кроме того, у них еще есть дела – они должны забрать статуэтку или по крайней мере драгоценности у Миранды Куп. Трис открыл глаза.
– Доброе утро. Или уже день? – Он перекатился на спину и потянулся. Одеяло сбилось и открыло его до пояса, отчего у Крессиды запылали щеки.
– У тебя здесь нет часов?
– Мне не нравится тиканье. И у меня много слуг, которые заботятся о том, чтобы я встал вовремя.
Она не смогла удержаться от того, чтобы не погладить его по животу.
– Твоих слуг нигде не видно.
– Я сказал им, чтобы они не беспокоили нас, пока мы не позвоним. – Он встретился с ней взглядом. – Я не надеялся, что ты придешь, любовь моя. Просто подумал о том, что нам обоим не помешает хорошо выспаться.
Ее рука замерла.
– Они узнают обо мне?
– Они узнают, что я провел с тобой ночь в этой постели.
Тревога охватила девушку, и впервые она подумала, что поступила дурно, словно запачкалась. Скольких еще женщин он массировал на этой кровати? Сколько еще последуют за ней? Бесконечный парад.
Крессида знала, кто он. Он никогда не скрывал этого. Он не чувствовал стыда. Вот почему она не могла бы выйти за него замуж, даже если бы это было возможно.
– Но узнает ли кто-нибудь, что я – Крессида Мэндевилл?
Он взял ее руку и поцеловал.
– Нет. Никто, кроме Кэри, не знает твоего имени. Только Гарри и его мать видели тебя вблизи и без маски. Я верю в их порядочность, в любом случае они скорее всего больше никогда тебя не увидят.
Сказано прямо и честно. Прозвучало как приговор.
– Если у твоих родителей не возникнет вопросов, то ты в безопасности. Но ведь ты возвращаешься раньше, чем обещала.
Она отняла руку.
– Я скажу матери, что в доме был больной и я не могла оставаться. Но как я вернусь? Не в твоей же карете?
– На моей карете нет гербов, так что ею вполне можно воспользоваться.
Трис спокоен. Очевидно, призраки этой ночи не будут беспокоить его в будущем. Бесчувственный!
Крессида отогнала эту мысль. Меньше всего ей хотелось, чтобы его сердце тоже было разбито.
– А как же статуэтка?
– Предоставь это мне. Миранда обрадуется моему визиту. Если повезет, я смогу опустошить статуэтку так, что она и не заметит.
Значит, окончательный разрыв. Как только она сядет в карету, все будет кончено. Если только…
– Как ты вернешь мне драгоценности?
Он нахмурился.
– Ты боишься, что я погублю твою репутацию? Я надеялся на большее доверие.
А она-то думала, что он может читать ее мысли!
– Конечно, я верю тебе. Я просто беспокоюсь о деталях. Он обнял ее и притянул к себе для поцелуя.
– Скоро твоя семья будет обеспечена. Твоя жизнь станет такой, как раньше. Не волнуйся, я обещаю!
Крессиде хотелось ударить его чем-нибудь тяжелым. Но вместо этого она сказала:
– Спасибо. – И слезла с кровати, улыбаясь. Она схватила свою ночную рубашку и натянула ее. – Мне нужна помощь, чтобы одеться.
– Это честь для меня.
Девушка попыталась возразить, но не хотела показать свое настроение. Он никогда не лгал ей. С самого начала было ясно, что это приключение на одну ночь.
– Я приду к тебе, как только оденусь. – Трис встал с кровати и натянул мятые шелковые штаны. Он выглянул из комнаты. – Никого нет.
Возможно, сейчас Крессида должна сказать ему что-нибудь важное, но она промолчала, тихо прошмыгнула в дверь и пошла в свою комнату.
Какой холодной она казалась, какой пустой! Постель была застелена. Хотя девушка знала, что это бессмысленно, она все же откинула одеяла, смяла их, а также примяла подушку.
В умывальнике была только холодная вода, оставшаяся с прошлой ночи, и это тоже было плохо. Никто не пришел сюда – слуги знали, по крайней мере предполагали, что произошло!
Крессида прижала руки к щекам и почувствовала слабый аромат масла. Она быстро умылась, смыв с себя последние следы свидания, но теперь ее преследовал цветочный запах мыла. Запах, напомнила она себе, которым пахли десятки, сотни женщин в этом доме!
Она смыла его с рук, но обнаружила, что должна вымыться целиком. Она, должно быть, вся пахнет маслом и потом.
Его потом.
Она повернула ключ в замке, а затем разделась. Почему она так неловко чувствует себя обнаженной сейчас, но не чувствовала этого ночью? Потому что она возвращается в свой мир добропорядочности на лодке по бурной реке. В конце концов река принесет ее в тихую, спокойную заводь – в Мэтлок…
«Стоячую заводь», – подумала она, но прогнала эту мысль.
С помощью мочалки, мыла и холодной воды Крессида вымыла каждый дюйм своего тела, пытаясь не вспоминать о том, как он ласкал ее там, там и там…
Наконец она смогла надеть простую сорочку, чулки и трусы. Ее шелковый костюм все еще лежал на сундуке, но Крессида не могла даже смотреть на него. Она наденет платье, но под платье ей нужен корсет.
Девушка взяла его со стула, где оставила совсем недавно, ослабила шнурки, затем стала надевать. Она приладила на себе крепкий и прочный корсет, но если не поддерживать его спереди, то он падал, и это выглядело нелепо. А если все, что произошло с ней, – тоже нелепость?
Она села за туалетный столик к зеркалу, чтобы причесаться; корсет все еще висел на ней. Каждый взмах расчески напоминал ей о том, как Трис играл с ее волосами, поднимал их и позволял им рассыпаться по ее плечам, затем смахивал их с ее намазанной маслом и потной кожи.
Она помнила, как в ее волосах тонула его рука, когда он прижимал ее к себе при глубоких, страстных поцелуях…
Расческа выпала у нее из рук, она закрыла глаза… Слезы потекли по щекам.
Стук в дверь!
Крессида вздрогнула, посмотрелась в зеркало, наскоро вытерла глаза. Придерживая корсет, с деланной улыбкой она пошла открывать дверь.
Полностью одетый, Трис вошел в комнату и оглядел девушку сверху донизу.
– Уверен, что ты это делаешь не специально, но в этом платье у тебя необыкновенно соблазнительный вид.
Она могла бы предвидеть это. Возможно, он захочет оставить ее у себя. Мать ждет ее только через несколько дней…
Но она не переживет этого! Нужно прекратить эту связь, или она сойдет с ума.
Она повернулась к нему спиной.
– Тогда помогите мне одеться.
Затяжка шнуровки корсета была похожа на первый шаг к благопристойности.
– Завязывайте, пожалуйста, туже.
– Думаю, я знаю, как шнуровать дамские корсеты…
Неужели он сознательно напоминает ей о том, кто он? Ей хотелось, чтобы это закончилось побыстрее – пока она не расплакалась.
– Который час? – спросила Крессида как можно более ровным голосом.
– Почти полдень.
Чашечки уже плотно облегали ее грудь. Теперь она могла повернуться к нему лицом.
– Вчера ночью нам нужно было последовать за госпожой Куп. Вы так не считаете?
– Чепуха. Не стоило возбуждать ее любопытство визитом посреди ночи. Даже ранним утром к ней не следует являться. Проститутки, как и высший свет, не знают, что такое утро.
Крессида услышала обиду в его голосе. Слишком поздно она поняла – из ее слов следовало, что прошлая ночь была потерянным временем.
Что ж, так даже лучше.
Он продолжал затягивать шнурки, резкими рывками через каждую пару дырок, сверху вниз, снова возвращая ее в мир благопристойности. Она распрямила плечи, подняла голову, как и положено леди.
Трис затянул сильнее шнурок на талии, и она почувствовала, как он завязывает узел. Сегодня ночью она разрежет шнурок и сохранит этот узелок на память…
О глупость!
– Спасибо.
Крессида вынула из саквояжа одно из своих простых дневных платьев, встряхнула его и натянула на себя. Она посмотрелась в зеркало и увидела, что Трис наблюдает за ней.
Что написано на его лице?
Сожаление?
Ее сердце заныло. Она снова стала Крессидой Мэндевилл, женщиной, которая была невидимой для него в Лондоне. Конечно, он сожалеет о том, что связался с ней. Быть может, даже беспокоится, что она будет навязываться ему.
Хотелось поговорить об этом, успокоить его, но лучше она докажет это ему со временем. Девушка улыбнулась.
– На этот раз только пуговицы.
Крессида подняла волосы, чтобы ему было легче справиться. Теперь его отражение в зеркале не выказывало никаких признаков беспокойства. Возможно, она ошиблась насчет его настроения, а возможно, он из вежливости скрывает его. Хорошие манеры помогают человеку в любой ситуации – даже если руки мужчины гладят спину женщины, застегивая пуговицы.
Трис застегнул последнюю пуговицу на маленьком воротничке, который никогда еще не казался Крессиде таким тесным. Теплые пальцы нежно погладили ее шею, но она не отозвалась на это прикосновение.
– А волосы? – спросил Трис.
– Я заплету их. – Девушка села перед зеркалом и взяла расческу.
Он забрал расческу из ее рук.
– Уверен, будет удобнее это сделать мне.
Слабая женщина, она не стала спорить с ним.
У нее хватило сил не смотреть в зеркало на то, как он расчесывает и заплетает ей волосы. Кто бы мог подумать, что прикосновение мужских рук к ее волосам может свести с ума?
Ей всегда нравилось, когда ей расчесывали и укладывали волосы. Она чувствовала себя как кошка, которую гладят. Но не сейчас. Не когда это делает он.
Трис заплел ее волосы так, чтобы они лежали у нее на спине. Крессида взяла шпильки, подняла косу и уложила ее на затылке.
– Выглядит не очень хорошо, – сказал он.
Девушка встала.
– Под шляпкой будет незаметно. Ты можешь идти. С остальным я справлюсь. Спасибо!
Он не понял намека, а у нее не было смелости приказать ему выйти: Крессида не хотела, чтобы он видел, как она надевает накладные локоны.
Девушка надела кружевную шляпку, заколола локоны, глядя на себя в зеркало. Блестящие кудри значительно изменили ее облик. С ними даже ее щеки казались более круглыми.
– Это нелепо.
– Это модно, а значит, имеет право на существование.
– Если тебе нравятся локоны, тогда подстриги свои волосы и завивай их.
– Я не хочу стричься.
– Тогда имей смелость постоять за свои убеждения!
Она вынула шелковый чепец из коробки и повернулась к нему.
– Я думаю, сэр, что в Лондоне мне лучше носить эти локоны – иначе кто-нибудь узнает во мне наложницу Сент-Рейвена!
Он вздрогнул, затем провел по лицу рукой.
– Ты права. Прости. Просто знай – тебе не нужны локоны, чтобы быть красивой.
Ее сердце замерло.
– Я никогда не думала об этом. Я ношу их только потому, что они в моде, а мой отец очень хотел, чтобы я модно выглядела.
У нее на глаза навернулись .слезы, а ведь ей до сих пор удавалось сдерживаться. Она повернулась к зеркалу. Шляпа была высокой, с широкими полями, ее удерживали бледно-голубые ленты, которые подходили к бледно-синей оторочке платья. Крессида завязала ленты в один большой узел сбоку – по требованию моды.
Девушка вернулась к саквояжу и достала расшитый короткий шерстяной жакет, дополнявший ее костюм. Затем она убрала в саквояж ночную рубашку. В последнюю минуту она вспомнила о ботинках и вытащила коробку со дна.
Девушка села, чтобы надеть их, но Трис встал на одно колено перед ней.
– Позволь мне.
Она не собиралась драться с ним из-за этого и поэтому позволила надеть ей ботинки из козловой кожи и завязать голубые ленты на лодыжках.
Ноги. Еще одна чувствительная точка, как они обнаружили вчера ночью.
– Как жаль, что я никогда не смогу рассказать внукам, что когда-то герцог Сент-Рейвен стоял передо мной на коленях.
Он поднял взгляд, улыбаясь.
– Расскажи им. Вряд ли они будут шокированы. Я, однако, не стал бы рассказывать им остальное.
Крессида поняла, что никогда и никому не сможет рассказать остальное.
Все еще стоя на колене, он взял ее за руки.
– Сожалеешь?
– Нет. А ты?
Он встал и поднял ее на ноги.
– Когда женщина делает мужчине такой дар, сожаления быть не может. – Он поцеловал ее руки. – Я считаю, что последние дни были чудесным подарком, Крессида. Стоит ли говорить, что я всегда к твоим услугам?..
Сердце Крессиды затрепетало. Но она не хотела показать своей радости.
– Перчатки, – сказала она, ухватившись за предлог переменить тему.
Девушка повернулась и снова стала рыться в саквояже, дольше чем нужно разыскивая летние кружевные перчатки. Наконец она их надела, но не могла поднять взгляд, пока не почувствовала, что сможет улыбнуться.
– И если я, что маловероятно, когда-нибудь понадоблюсь вам, милорд, я всегда к вашим услугам.
– Думаю, что раз в год буду навещать тебя, чтобы услышать, как ты называешь меня Трис Трегеллоус.
Она молила небо о том, чтобы ему хватило ума не делать этого.
– Тогда, Трис Трегеллоус, пожалуйста, верните меня в мой дом.
Он предложил ей руку, и Крессида, как приличная леди, положила на нее свою руку в перчатке.
– Ты кое-что забыла.
Она обернулась.
– О, мой саквояж!
– Нет, завтрак.
О, она не сможет сидеть с ним и спокойно завтракать.
– Спасибо, я не голодна.
Через секунду он сказал:
– Я прикажу, чтобы тебе собрали еду в дорогу. Но мне нужно идти и распорядиться насчет экипажа.
Трис посмотрел на нее, как будто хотел сказать что-то еще, но затем повернулся и вышел из комнаты.
Крессида неподвижно постояла у двери из красного дерева, как будто ожидая чего-то, потом резко отвернулась. Она подошла к окну, чтобы посмотреть на очаровательный сад. Если бы только «Ночная охота» была домом простого человека и они могли бы вместе жить здесь всегда! Как это было бы замечательно!
Но владелец этого дома, на ее беду, не был обыкновенным человеком. Он жил в соответствии со своим положением и не представлял другой жизни. Его отец был сыном герцога, и он сам унаследовал титул герцога.
«Ночная охота» была площадкой для игр, как и дворец Марии Антуанетты, как и дом Крофтона. И она не должна забывать, что Сент-Рейвен проводит здесь время в развлечениях. Более спокойных и изысканных, чем у Крофтона, но тех же по духу – она была уверена в этом.
Она влюбилась в Триса Трегеллоуса, но он признал, что это его прошлое. Его настоящее и будущее – жизнь герцога Сент-Рейвена – великого лорда, великого донжуана.
Крессида задумалась о своем будущем и решила, что для нее Трис навсегда останется высокопоставленным герцогом.
Сколько стоят эти. драгоценности? Достаточно ли этих денег для приличной жизни?
Если удастся вернуть семейные драгоценности, то все будет зависеть от ее матери и отца – они должны будут решить, где жить и как. Возможно, это будет дом в Дормер-Клоуз, если она вернется туда. Она нужна родителям. Может быть, семья переедет жить в Лондон? Но там она может в самый непредсказуемый момент наткнуться на Сент-Рейвена. Она поежилась, представив их встречу на светской вечеринке.
Нет, в Мэтлоке она будет в безопасности. А вдруг он последует за ней туда и попробует убедить ее стать его любовницей?
Крессида облизнула губы и взмолилась о том, чтобы он не сделал этого. Потому что не была уверена в своем отказе. Может, ей нужно скрыться под вымышленным именем?
Она отвернулась от окна и покачала головой. Это бессмысленно, если только она не собирается уехать на край земли, как сэр Джон Мэндевилл. Если герцог Сент-Рейвен захочет найти ее, то он найдет везде. Надежда на это жила в ее сердце.
Ее маскарадный костюм, аккуратно сложенный, лежал на стуле. Не в силах удержаться, Крессида взяла синюю чадру и положила ее на дно саквояжа.
Прошлая ночь не была благоразумной, но она не променяла бы ее на все сокровища Индии.
Слуга Гарри пришел и доложил, что карета готова. Крессида последовала за ним, думая, что Сент-Рейвен собирается попрощаться с ней в холле. Возможно, так будет лучше. Меньше искушения, чем в спальне.
Однако когда она спустилась, в холле было пусто. Через открытую входную дверь была видна ничем не примечательная карета, запряженная четверкой лошадей. Крессида вышла с высоко поднятой головой, сдерживая слезы. Неужели он даже не попрощается с ней? Неужели время, проведенное вместе, так мало значило для него?
Она подняла подбородок и пошла по гравию к карете, дверца которой была открыта. Теперь ей хотелось поскорее уехать. Она подала руку кучеру, встала на ступеньку, затем замерла и посмотрела на него.
Герцог Сент-Рейвен был одет в рабочую куртку, штаны и поношенную шляпу с низкой тульей. Он улыбнулся:
– Я понял, что нужно проводить тебя до места. Прошлой ночью Ле Корбо вышел на свободу.
– Что? Разве он не в тюрьме?
– Мой спектакль принес свои плоды. Судьи отпустили его. Птичка немедленно упорхнула. Он никогда не действовал днем, но я не могу тобой рисковать. Подозреваю, что его появление в этих местах может быть связано со мной. Не волнуйся! Не думаю, что кто-нибудь узнает меня.
– Верно. Я узнала тебя, только когда дотронулась до руки.
Это было глупо, но он улыбнулся, поцеловал ее руку и осторожно подсадил в карету. Крессида устроилась на сиденье. Дверца закрылась, и карета мягко покатилась по великолепно ухоженной дороге, которая неумолимо, как река, несла ее домой.
Их разговор принес ей успокоение. Ей было приятно думать о том, что он сидит на козлах, даже если они больше не скажут друг другу ни слова. Крессида заметила корзинку на полу кареты, несомненно, в ней была еда, которую он обещал ей.
В ней проснулся аппетит. Она открыла корзинку и обнаружила там булочки, усыпанные розовыми крупинками сахара, фрукты, кувшин с крышкой, чашку и блюдце. В глиняном кувшине был кофе с молоком, еще горячий. Она налила половину чашки, чтобы не расплескать, взяла булочку и откусила большой кусок.
Определенно она не была утонченной леди. После всего, через что она прошла, леди стало бы дурно при виде еды. Ее же все сейчас радовало, и мысли были заняты очаровательным, удивительным, желанным и загадочным герцогом Сент-Рейвеном.
Она совсем не понимала мужчин. Как можно проводить такие ночи с разными женщинами? Как он мог выбрасывать одну из головы и ухаживать за следующей?
Этот человек был для нее загадкой. Он святой или грешник? Когда они встретились, он играл роль разбойника, но ставил перед собой благородную цель.
Он увез ее насильно, но с добрыми намерениями, хотел спасти от Крофтона. Он не знал ее, но пришел ей на помощь, значит, сделал бы то же самое для любой женщины в такой ситуации.
Неужели она действительно одна из наивных женщин, соблазненных очаровательным распутником? В конце концов, он принял участие в ее делах только из озорства.
Крессида выросла в доме, в котором не было мужчин, даже слуг, и ей не приходилось общаться с ними. Именно неопытность толкнула ее на необдуманный поступок, но ей в самом деле казалось, что они стали друзьями.
Каждый раз, когда звук горна оповещал заставу о приближении знатного путешественника, Крессида представляла себе, как Трис с удовольствием играет роль кучера. Не было ли это еще одним его недостатком? Мужчина с таким титулом должен быть более серьезным и ответственным.
Но затем она вспомнила его рассказы о делах и обязанностях герцога. Он посвятил им все лето.
Когда они подъезжали к Лондону, пошел дождь, и Крессида подумала, не сожалеет ли Сент-Рейвен о своем донкихотстве. Однако дождь был кстати. На улице не будет никого, кто мог бы увидеть ее прибытие, и она быстро скроется в доме.
Карета остановилась у двери ее дома, и в этот миг дождь сменился настоящим ливнем, который казался сплошной пеленой за окнами и вспенивал лужи. О бедный Трис!
Крессида подождала, пока он открыл багажное отделение и отнес ее саквояж к двери дома, с трудом пробираясь по лужам. По крайней мере на нем были сапоги и шляпа, хотя с полей шляпы вода текла потоками.
Крессида не удержалась от улыбки, глядя на этого кучера.
Салли слегка приоткрыла дверь, затем открыла ее пошире, чтобы забрить саквояж. Потом скрылась в доме и вынесла что-то – большой черный зонтик ее отца. Трис открыл зонтик и подошел, чтобы распахнуть дверцу кареты. Он протянул руку Крессиде. На секунду их взгляды встретились.
– Спасибо, – сказала она с чувством.
– Поблагодаришь меня позже, когда у тебя будут драгоценности. Я высохну, переоденусь, а затем отправлюсь к Миранде. Если мне нужно будет передать тебе весточку, я пришлю Кэри.
У них было время только на это. Они поспешили к двери, где ждала Салли. Но перед тем как уйти, он слегка поклонился ей:
– Счастливого пути, мадемуазель!
Крессида зашла в дом, повернулась и стала смотреть, как герцог Сент-Рейвен забирается на козлы, как трогают лошади, увозя его из ее мира.
«Счастливого пути», – подумала она ему вслед. Она знала, что и для него и для нее это значило «прощай навсегда».
«Прощай, любовь моя», – шепнула Крессида.
Ей очень хотелось откинуть темные волосы с его лба, погладить по щеке, пока он спит. Ночью это стало для нее самым естественным занятием на свете – гладить его. Как угодно и где угодно.
И позволять гладить себя.
Она улыбнулась при воспоминании о его руках, смазанных маслом, ласкающих все ее тело, лениво выписывающих узоры на ее спине. Она настояла на том, чтобы еще раз намазать его, на этот раз спереди. Она снова помогла ему дойти до экстаза. Он целовал и ласкал ее, вел за собой к вершине блаженства.
Она вздохнула – за всеми этими чудесными воспоминаниями притаилась печаль. Печаль оттого, что их совместное путешествие уже закончено. Она никогда не сможет вернуться сюда.
Ее ждет Мэтлок, его – блестящий брак.
Ей больно было сознавать, что он будет таким же хорошим любовником для светской дамы, каким он был для нее. Несомненно, его герцогиня научится дарить ему наслаждение, намазывать его экзотическими маслами. А бедная Крессида Мэндевилл окажется за пределами страны наслаждений.
Она отбросила эту мысль. Ей нельзя раскисать – не стоит портить их последние часы любви. Кроме того, у них еще есть дела – они должны забрать статуэтку или по крайней мере драгоценности у Миранды Куп. Трис открыл глаза.
– Доброе утро. Или уже день? – Он перекатился на спину и потянулся. Одеяло сбилось и открыло его до пояса, отчего у Крессиды запылали щеки.
– У тебя здесь нет часов?
– Мне не нравится тиканье. И у меня много слуг, которые заботятся о том, чтобы я встал вовремя.
Она не смогла удержаться от того, чтобы не погладить его по животу.
– Твоих слуг нигде не видно.
– Я сказал им, чтобы они не беспокоили нас, пока мы не позвоним. – Он встретился с ней взглядом. – Я не надеялся, что ты придешь, любовь моя. Просто подумал о том, что нам обоим не помешает хорошо выспаться.
Ее рука замерла.
– Они узнают обо мне?
– Они узнают, что я провел с тобой ночь в этой постели.
Тревога охватила девушку, и впервые она подумала, что поступила дурно, словно запачкалась. Скольких еще женщин он массировал на этой кровати? Сколько еще последуют за ней? Бесконечный парад.
Крессида знала, кто он. Он никогда не скрывал этого. Он не чувствовал стыда. Вот почему она не могла бы выйти за него замуж, даже если бы это было возможно.
– Но узнает ли кто-нибудь, что я – Крессида Мэндевилл?
Он взял ее руку и поцеловал.
– Нет. Никто, кроме Кэри, не знает твоего имени. Только Гарри и его мать видели тебя вблизи и без маски. Я верю в их порядочность, в любом случае они скорее всего больше никогда тебя не увидят.
Сказано прямо и честно. Прозвучало как приговор.
– Если у твоих родителей не возникнет вопросов, то ты в безопасности. Но ведь ты возвращаешься раньше, чем обещала.
Она отняла руку.
– Я скажу матери, что в доме был больной и я не могла оставаться. Но как я вернусь? Не в твоей же карете?
– На моей карете нет гербов, так что ею вполне можно воспользоваться.
Трис спокоен. Очевидно, призраки этой ночи не будут беспокоить его в будущем. Бесчувственный!
Крессида отогнала эту мысль. Меньше всего ей хотелось, чтобы его сердце тоже было разбито.
– А как же статуэтка?
– Предоставь это мне. Миранда обрадуется моему визиту. Если повезет, я смогу опустошить статуэтку так, что она и не заметит.
Значит, окончательный разрыв. Как только она сядет в карету, все будет кончено. Если только…
– Как ты вернешь мне драгоценности?
Он нахмурился.
– Ты боишься, что я погублю твою репутацию? Я надеялся на большее доверие.
А она-то думала, что он может читать ее мысли!
– Конечно, я верю тебе. Я просто беспокоюсь о деталях. Он обнял ее и притянул к себе для поцелуя.
– Скоро твоя семья будет обеспечена. Твоя жизнь станет такой, как раньше. Не волнуйся, я обещаю!
Крессиде хотелось ударить его чем-нибудь тяжелым. Но вместо этого она сказала:
– Спасибо. – И слезла с кровати, улыбаясь. Она схватила свою ночную рубашку и натянула ее. – Мне нужна помощь, чтобы одеться.
– Это честь для меня.
Девушка попыталась возразить, но не хотела показать свое настроение. Он никогда не лгал ей. С самого начала было ясно, что это приключение на одну ночь.
– Я приду к тебе, как только оденусь. – Трис встал с кровати и натянул мятые шелковые штаны. Он выглянул из комнаты. – Никого нет.
Возможно, сейчас Крессида должна сказать ему что-нибудь важное, но она промолчала, тихо прошмыгнула в дверь и пошла в свою комнату.
Какой холодной она казалась, какой пустой! Постель была застелена. Хотя девушка знала, что это бессмысленно, она все же откинула одеяла, смяла их, а также примяла подушку.
В умывальнике была только холодная вода, оставшаяся с прошлой ночи, и это тоже было плохо. Никто не пришел сюда – слуги знали, по крайней мере предполагали, что произошло!
Крессида прижала руки к щекам и почувствовала слабый аромат масла. Она быстро умылась, смыв с себя последние следы свидания, но теперь ее преследовал цветочный запах мыла. Запах, напомнила она себе, которым пахли десятки, сотни женщин в этом доме!
Она смыла его с рук, но обнаружила, что должна вымыться целиком. Она, должно быть, вся пахнет маслом и потом.
Его потом.
Она повернула ключ в замке, а затем разделась. Почему она так неловко чувствует себя обнаженной сейчас, но не чувствовала этого ночью? Потому что она возвращается в свой мир добропорядочности на лодке по бурной реке. В конце концов река принесет ее в тихую, спокойную заводь – в Мэтлок…
«Стоячую заводь», – подумала она, но прогнала эту мысль.
С помощью мочалки, мыла и холодной воды Крессида вымыла каждый дюйм своего тела, пытаясь не вспоминать о том, как он ласкал ее там, там и там…
Наконец она смогла надеть простую сорочку, чулки и трусы. Ее шелковый костюм все еще лежал на сундуке, но Крессида не могла даже смотреть на него. Она наденет платье, но под платье ей нужен корсет.
Девушка взяла его со стула, где оставила совсем недавно, ослабила шнурки, затем стала надевать. Она приладила на себе крепкий и прочный корсет, но если не поддерживать его спереди, то он падал, и это выглядело нелепо. А если все, что произошло с ней, – тоже нелепость?
Она села за туалетный столик к зеркалу, чтобы причесаться; корсет все еще висел на ней. Каждый взмах расчески напоминал ей о том, как Трис играл с ее волосами, поднимал их и позволял им рассыпаться по ее плечам, затем смахивал их с ее намазанной маслом и потной кожи.
Она помнила, как в ее волосах тонула его рука, когда он прижимал ее к себе при глубоких, страстных поцелуях…
Расческа выпала у нее из рук, она закрыла глаза… Слезы потекли по щекам.
Стук в дверь!
Крессида вздрогнула, посмотрелась в зеркало, наскоро вытерла глаза. Придерживая корсет, с деланной улыбкой она пошла открывать дверь.
Полностью одетый, Трис вошел в комнату и оглядел девушку сверху донизу.
– Уверен, что ты это делаешь не специально, но в этом платье у тебя необыкновенно соблазнительный вид.
Она могла бы предвидеть это. Возможно, он захочет оставить ее у себя. Мать ждет ее только через несколько дней…
Но она не переживет этого! Нужно прекратить эту связь, или она сойдет с ума.
Она повернулась к нему спиной.
– Тогда помогите мне одеться.
Затяжка шнуровки корсета была похожа на первый шаг к благопристойности.
– Завязывайте, пожалуйста, туже.
– Думаю, я знаю, как шнуровать дамские корсеты…
Неужели он сознательно напоминает ей о том, кто он? Ей хотелось, чтобы это закончилось побыстрее – пока она не расплакалась.
– Который час? – спросила Крессида как можно более ровным голосом.
– Почти полдень.
Чашечки уже плотно облегали ее грудь. Теперь она могла повернуться к нему лицом.
– Вчера ночью нам нужно было последовать за госпожой Куп. Вы так не считаете?
– Чепуха. Не стоило возбуждать ее любопытство визитом посреди ночи. Даже ранним утром к ней не следует являться. Проститутки, как и высший свет, не знают, что такое утро.
Крессида услышала обиду в его голосе. Слишком поздно она поняла – из ее слов следовало, что прошлая ночь была потерянным временем.
Что ж, так даже лучше.
Он продолжал затягивать шнурки, резкими рывками через каждую пару дырок, сверху вниз, снова возвращая ее в мир благопристойности. Она распрямила плечи, подняла голову, как и положено леди.
Трис затянул сильнее шнурок на талии, и она почувствовала, как он завязывает узел. Сегодня ночью она разрежет шнурок и сохранит этот узелок на память…
О глупость!
– Спасибо.
Крессида вынула из саквояжа одно из своих простых дневных платьев, встряхнула его и натянула на себя. Она посмотрелась в зеркало и увидела, что Трис наблюдает за ней.
Что написано на его лице?
Сожаление?
Ее сердце заныло. Она снова стала Крессидой Мэндевилл, женщиной, которая была невидимой для него в Лондоне. Конечно, он сожалеет о том, что связался с ней. Быть может, даже беспокоится, что она будет навязываться ему.
Хотелось поговорить об этом, успокоить его, но лучше она докажет это ему со временем. Девушка улыбнулась.
– На этот раз только пуговицы.
Крессида подняла волосы, чтобы ему было легче справиться. Теперь его отражение в зеркале не выказывало никаких признаков беспокойства. Возможно, она ошиблась насчет его настроения, а возможно, он из вежливости скрывает его. Хорошие манеры помогают человеку в любой ситуации – даже если руки мужчины гладят спину женщины, застегивая пуговицы.
Трис застегнул последнюю пуговицу на маленьком воротничке, который никогда еще не казался Крессиде таким тесным. Теплые пальцы нежно погладили ее шею, но она не отозвалась на это прикосновение.
– А волосы? – спросил Трис.
– Я заплету их. – Девушка села перед зеркалом и взяла расческу.
Он забрал расческу из ее рук.
– Уверен, будет удобнее это сделать мне.
Слабая женщина, она не стала спорить с ним.
У нее хватило сил не смотреть в зеркало на то, как он расчесывает и заплетает ей волосы. Кто бы мог подумать, что прикосновение мужских рук к ее волосам может свести с ума?
Ей всегда нравилось, когда ей расчесывали и укладывали волосы. Она чувствовала себя как кошка, которую гладят. Но не сейчас. Не когда это делает он.
Трис заплел ее волосы так, чтобы они лежали у нее на спине. Крессида взяла шпильки, подняла косу и уложила ее на затылке.
– Выглядит не очень хорошо, – сказал он.
Девушка встала.
– Под шляпкой будет незаметно. Ты можешь идти. С остальным я справлюсь. Спасибо!
Он не понял намека, а у нее не было смелости приказать ему выйти: Крессида не хотела, чтобы он видел, как она надевает накладные локоны.
Девушка надела кружевную шляпку, заколола локоны, глядя на себя в зеркало. Блестящие кудри значительно изменили ее облик. С ними даже ее щеки казались более круглыми.
– Это нелепо.
– Это модно, а значит, имеет право на существование.
– Если тебе нравятся локоны, тогда подстриги свои волосы и завивай их.
– Я не хочу стричься.
– Тогда имей смелость постоять за свои убеждения!
Она вынула шелковый чепец из коробки и повернулась к нему.
– Я думаю, сэр, что в Лондоне мне лучше носить эти локоны – иначе кто-нибудь узнает во мне наложницу Сент-Рейвена!
Он вздрогнул, затем провел по лицу рукой.
– Ты права. Прости. Просто знай – тебе не нужны локоны, чтобы быть красивой.
Ее сердце замерло.
– Я никогда не думала об этом. Я ношу их только потому, что они в моде, а мой отец очень хотел, чтобы я модно выглядела.
У нее на глаза навернулись .слезы, а ведь ей до сих пор удавалось сдерживаться. Она повернулась к зеркалу. Шляпа была высокой, с широкими полями, ее удерживали бледно-голубые ленты, которые подходили к бледно-синей оторочке платья. Крессида завязала ленты в один большой узел сбоку – по требованию моды.
Девушка вернулась к саквояжу и достала расшитый короткий шерстяной жакет, дополнявший ее костюм. Затем она убрала в саквояж ночную рубашку. В последнюю минуту она вспомнила о ботинках и вытащила коробку со дна.
Девушка села, чтобы надеть их, но Трис встал на одно колено перед ней.
– Позволь мне.
Она не собиралась драться с ним из-за этого и поэтому позволила надеть ей ботинки из козловой кожи и завязать голубые ленты на лодыжках.
Ноги. Еще одна чувствительная точка, как они обнаружили вчера ночью.
– Как жаль, что я никогда не смогу рассказать внукам, что когда-то герцог Сент-Рейвен стоял передо мной на коленях.
Он поднял взгляд, улыбаясь.
– Расскажи им. Вряд ли они будут шокированы. Я, однако, не стал бы рассказывать им остальное.
Крессида поняла, что никогда и никому не сможет рассказать остальное.
Все еще стоя на колене, он взял ее за руки.
– Сожалеешь?
– Нет. А ты?
Он встал и поднял ее на ноги.
– Когда женщина делает мужчине такой дар, сожаления быть не может. – Он поцеловал ее руки. – Я считаю, что последние дни были чудесным подарком, Крессида. Стоит ли говорить, что я всегда к твоим услугам?..
Сердце Крессиды затрепетало. Но она не хотела показать своей радости.
– Перчатки, – сказала она, ухватившись за предлог переменить тему.
Девушка повернулась и снова стала рыться в саквояже, дольше чем нужно разыскивая летние кружевные перчатки. Наконец она их надела, но не могла поднять взгляд, пока не почувствовала, что сможет улыбнуться.
– И если я, что маловероятно, когда-нибудь понадоблюсь вам, милорд, я всегда к вашим услугам.
– Думаю, что раз в год буду навещать тебя, чтобы услышать, как ты называешь меня Трис Трегеллоус.
Она молила небо о том, чтобы ему хватило ума не делать этого.
– Тогда, Трис Трегеллоус, пожалуйста, верните меня в мой дом.
Он предложил ей руку, и Крессида, как приличная леди, положила на нее свою руку в перчатке.
– Ты кое-что забыла.
Она обернулась.
– О, мой саквояж!
– Нет, завтрак.
О, она не сможет сидеть с ним и спокойно завтракать.
– Спасибо, я не голодна.
Через секунду он сказал:
– Я прикажу, чтобы тебе собрали еду в дорогу. Но мне нужно идти и распорядиться насчет экипажа.
Трис посмотрел на нее, как будто хотел сказать что-то еще, но затем повернулся и вышел из комнаты.
Крессида неподвижно постояла у двери из красного дерева, как будто ожидая чего-то, потом резко отвернулась. Она подошла к окну, чтобы посмотреть на очаровательный сад. Если бы только «Ночная охота» была домом простого человека и они могли бы вместе жить здесь всегда! Как это было бы замечательно!
Но владелец этого дома, на ее беду, не был обыкновенным человеком. Он жил в соответствии со своим положением и не представлял другой жизни. Его отец был сыном герцога, и он сам унаследовал титул герцога.
«Ночная охота» была площадкой для игр, как и дворец Марии Антуанетты, как и дом Крофтона. И она не должна забывать, что Сент-Рейвен проводит здесь время в развлечениях. Более спокойных и изысканных, чем у Крофтона, но тех же по духу – она была уверена в этом.
Она влюбилась в Триса Трегеллоуса, но он признал, что это его прошлое. Его настоящее и будущее – жизнь герцога Сент-Рейвена – великого лорда, великого донжуана.
Крессида задумалась о своем будущем и решила, что для нее Трис навсегда останется высокопоставленным герцогом.
Сколько стоят эти. драгоценности? Достаточно ли этих денег для приличной жизни?
Если удастся вернуть семейные драгоценности, то все будет зависеть от ее матери и отца – они должны будут решить, где жить и как. Возможно, это будет дом в Дормер-Клоуз, если она вернется туда. Она нужна родителям. Может быть, семья переедет жить в Лондон? Но там она может в самый непредсказуемый момент наткнуться на Сент-Рейвена. Она поежилась, представив их встречу на светской вечеринке.
Нет, в Мэтлоке она будет в безопасности. А вдруг он последует за ней туда и попробует убедить ее стать его любовницей?
Крессида облизнула губы и взмолилась о том, чтобы он не сделал этого. Потому что не была уверена в своем отказе. Может, ей нужно скрыться под вымышленным именем?
Она отвернулась от окна и покачала головой. Это бессмысленно, если только она не собирается уехать на край земли, как сэр Джон Мэндевилл. Если герцог Сент-Рейвен захочет найти ее, то он найдет везде. Надежда на это жила в ее сердце.
Ее маскарадный костюм, аккуратно сложенный, лежал на стуле. Не в силах удержаться, Крессида взяла синюю чадру и положила ее на дно саквояжа.
Прошлая ночь не была благоразумной, но она не променяла бы ее на все сокровища Индии.
Слуга Гарри пришел и доложил, что карета готова. Крессида последовала за ним, думая, что Сент-Рейвен собирается попрощаться с ней в холле. Возможно, так будет лучше. Меньше искушения, чем в спальне.
Однако когда она спустилась, в холле было пусто. Через открытую входную дверь была видна ничем не примечательная карета, запряженная четверкой лошадей. Крессида вышла с высоко поднятой головой, сдерживая слезы. Неужели он даже не попрощается с ней? Неужели время, проведенное вместе, так мало значило для него?
Она подняла подбородок и пошла по гравию к карете, дверца которой была открыта. Теперь ей хотелось поскорее уехать. Она подала руку кучеру, встала на ступеньку, затем замерла и посмотрела на него.
Герцог Сент-Рейвен был одет в рабочую куртку, штаны и поношенную шляпу с низкой тульей. Он улыбнулся:
– Я понял, что нужно проводить тебя до места. Прошлой ночью Ле Корбо вышел на свободу.
– Что? Разве он не в тюрьме?
– Мой спектакль принес свои плоды. Судьи отпустили его. Птичка немедленно упорхнула. Он никогда не действовал днем, но я не могу тобой рисковать. Подозреваю, что его появление в этих местах может быть связано со мной. Не волнуйся! Не думаю, что кто-нибудь узнает меня.
– Верно. Я узнала тебя, только когда дотронулась до руки.
Это было глупо, но он улыбнулся, поцеловал ее руку и осторожно подсадил в карету. Крессида устроилась на сиденье. Дверца закрылась, и карета мягко покатилась по великолепно ухоженной дороге, которая неумолимо, как река, несла ее домой.
Их разговор принес ей успокоение. Ей было приятно думать о том, что он сидит на козлах, даже если они больше не скажут друг другу ни слова. Крессида заметила корзинку на полу кареты, несомненно, в ней была еда, которую он обещал ей.
В ней проснулся аппетит. Она открыла корзинку и обнаружила там булочки, усыпанные розовыми крупинками сахара, фрукты, кувшин с крышкой, чашку и блюдце. В глиняном кувшине был кофе с молоком, еще горячий. Она налила половину чашки, чтобы не расплескать, взяла булочку и откусила большой кусок.
Определенно она не была утонченной леди. После всего, через что она прошла, леди стало бы дурно при виде еды. Ее же все сейчас радовало, и мысли были заняты очаровательным, удивительным, желанным и загадочным герцогом Сент-Рейвеном.
Она совсем не понимала мужчин. Как можно проводить такие ночи с разными женщинами? Как он мог выбрасывать одну из головы и ухаживать за следующей?
Этот человек был для нее загадкой. Он святой или грешник? Когда они встретились, он играл роль разбойника, но ставил перед собой благородную цель.
Он увез ее насильно, но с добрыми намерениями, хотел спасти от Крофтона. Он не знал ее, но пришел ей на помощь, значит, сделал бы то же самое для любой женщины в такой ситуации.
Неужели она действительно одна из наивных женщин, соблазненных очаровательным распутником? В конце концов, он принял участие в ее делах только из озорства.
Крессида выросла в доме, в котором не было мужчин, даже слуг, и ей не приходилось общаться с ними. Именно неопытность толкнула ее на необдуманный поступок, но ей в самом деле казалось, что они стали друзьями.
Каждый раз, когда звук горна оповещал заставу о приближении знатного путешественника, Крессида представляла себе, как Трис с удовольствием играет роль кучера. Не было ли это еще одним его недостатком? Мужчина с таким титулом должен быть более серьезным и ответственным.
Но затем она вспомнила его рассказы о делах и обязанностях герцога. Он посвятил им все лето.
Когда они подъезжали к Лондону, пошел дождь, и Крессида подумала, не сожалеет ли Сент-Рейвен о своем донкихотстве. Однако дождь был кстати. На улице не будет никого, кто мог бы увидеть ее прибытие, и она быстро скроется в доме.
Карета остановилась у двери ее дома, и в этот миг дождь сменился настоящим ливнем, который казался сплошной пеленой за окнами и вспенивал лужи. О бедный Трис!
Крессида подождала, пока он открыл багажное отделение и отнес ее саквояж к двери дома, с трудом пробираясь по лужам. По крайней мере на нем были сапоги и шляпа, хотя с полей шляпы вода текла потоками.
Крессида не удержалась от улыбки, глядя на этого кучера.
Салли слегка приоткрыла дверь, затем открыла ее пошире, чтобы забрить саквояж. Потом скрылась в доме и вынесла что-то – большой черный зонтик ее отца. Трис открыл зонтик и подошел, чтобы распахнуть дверцу кареты. Он протянул руку Крессиде. На секунду их взгляды встретились.
– Спасибо, – сказала она с чувством.
– Поблагодаришь меня позже, когда у тебя будут драгоценности. Я высохну, переоденусь, а затем отправлюсь к Миранде. Если мне нужно будет передать тебе весточку, я пришлю Кэри.
У них было время только на это. Они поспешили к двери, где ждала Салли. Но перед тем как уйти, он слегка поклонился ей:
– Счастливого пути, мадемуазель!
Крессида зашла в дом, повернулась и стала смотреть, как герцог Сент-Рейвен забирается на козлы, как трогают лошади, увозя его из ее мира.
«Счастливого пути», – подумала она ему вслед. Она знала, что и для него и для нее это значило «прощай навсегда».
«Прощай, любовь моя», – шепнула Крессида.
Глава 18
Салли закрыла дверь и водрузила зонтик обратно на подставку в форме слоновьей ноги.
– Скверная погода, мисс. Как жаль, что вам пришлось ехать в такой дождь.
– Да, неуютно. Моя мать у отца?
– Да, мисс.
Теперь у них была только одна служанка, и поэтому Крессида сама понесла шляпную картонку и саквояж в свою комнату, стараясь не думать о том, что его ручка все еще хранит тепло руки Сент-Рейвена. В своей комнате она сняла перчатки и шляпку, а затем пошла навестить родителей.
Она обнаружила, что ее отец спит, а мать вяжет. Луиза Мэндевилл всегда утверждала, что вязание успокаивает. После того как у ее мужа случился приступ, она, должно быть, связала столько шалей и шарфов, что в них можно было одеть половину бедняков Лондона.
Мать подняла взгляд; ее усталые серые глаза прояснились.
– Крессида, милая! Я ждала тебя только через несколько дней. Все хорошо? – Она замолчала в ожидании ответа.
Ее бедная мать всегда была такой уверенной в себе, но эта катастрофа потрясла ее.
– Я собиралась пробыть там неделю, но помешала эпидемия ветряной оспы, – объяснила Крессида, целуя мать в щеку. – К счастью, сосед возвращался в Лондон и предложил отвезти меня домой. Как отец?
– Все так же. Доктора говорят, что ему лучше, но могут быть осложнения оттого, что он все время лежит в постели.
Девушка взглянула на неподвижную фигуру на кровати. Во сне отец выглядел здоровым. Только бодрствуя, он был таким странным – смотрел в пустоту, казался глухим и немым. Его всегда загорелая кожа была бледной. Крессида знала, сколько труда стоило заставить его хоть чуточку поесть.
Мать вздохнула.
– Я столько раз говорила ему, что прощаю его за этот проигрыш, просила успокоиться. Не знаю, что я могу еще сделать.
Крессида была уверена, что именно потеря драгоценностей привела отца в такое состояние. Приведет ли их возвращение к выздоровлению? Когда она получит какие-то известия? Трис вряд ли еще добрался до своего лондонского дома, не говоря уже о том, чтобы переодеться и отправиться к Миранде Куп.
Мать вывела Крессиду из комнаты и закрыла дверь.
– Иногда мне хочется надавать пощечин твоему отцу, – сказала она. Сейчас она больше была похожа на себя. – Проиграть целое состояние! – Она прикрыла глаза рукой и вздохнула. – Пока тебя не было, Крессида, я многое передумала. Срок аренды дома скоро закончится, и у нас нет денег на то, чтобы возобновить ее. Я продала почти все драгоценности, чтобы платить доктору, Салли и покупать еду. Жизнь в Мэтлоке дешевле, но нам нужны деньги на то, чтобы добраться туда. Я даже не уверена, что твой отец сможет выдержать путешествие… О, Кресси, что нам делать?
Крессида сжала руку матери. Она не хотела раньше времени пробуждать надежды.
– Скверная погода, мисс. Как жаль, что вам пришлось ехать в такой дождь.
– Да, неуютно. Моя мать у отца?
– Да, мисс.
Теперь у них была только одна служанка, и поэтому Крессида сама понесла шляпную картонку и саквояж в свою комнату, стараясь не думать о том, что его ручка все еще хранит тепло руки Сент-Рейвена. В своей комнате она сняла перчатки и шляпку, а затем пошла навестить родителей.
Она обнаружила, что ее отец спит, а мать вяжет. Луиза Мэндевилл всегда утверждала, что вязание успокаивает. После того как у ее мужа случился приступ, она, должно быть, связала столько шалей и шарфов, что в них можно было одеть половину бедняков Лондона.
Мать подняла взгляд; ее усталые серые глаза прояснились.
– Крессида, милая! Я ждала тебя только через несколько дней. Все хорошо? – Она замолчала в ожидании ответа.
Ее бедная мать всегда была такой уверенной в себе, но эта катастрофа потрясла ее.
– Я собиралась пробыть там неделю, но помешала эпидемия ветряной оспы, – объяснила Крессида, целуя мать в щеку. – К счастью, сосед возвращался в Лондон и предложил отвезти меня домой. Как отец?
– Все так же. Доктора говорят, что ему лучше, но могут быть осложнения оттого, что он все время лежит в постели.
Девушка взглянула на неподвижную фигуру на кровати. Во сне отец выглядел здоровым. Только бодрствуя, он был таким странным – смотрел в пустоту, казался глухим и немым. Его всегда загорелая кожа была бледной. Крессида знала, сколько труда стоило заставить его хоть чуточку поесть.
Мать вздохнула.
– Я столько раз говорила ему, что прощаю его за этот проигрыш, просила успокоиться. Не знаю, что я могу еще сделать.
Крессида была уверена, что именно потеря драгоценностей привела отца в такое состояние. Приведет ли их возвращение к выздоровлению? Когда она получит какие-то известия? Трис вряд ли еще добрался до своего лондонского дома, не говоря уже о том, чтобы переодеться и отправиться к Миранде Куп.
Мать вывела Крессиду из комнаты и закрыла дверь.
– Иногда мне хочется надавать пощечин твоему отцу, – сказала она. Сейчас она больше была похожа на себя. – Проиграть целое состояние! – Она прикрыла глаза рукой и вздохнула. – Пока тебя не было, Крессида, я многое передумала. Срок аренды дома скоро закончится, и у нас нет денег на то, чтобы возобновить ее. Я продала почти все драгоценности, чтобы платить доктору, Салли и покупать еду. Жизнь в Мэтлоке дешевле, но нам нужны деньги на то, чтобы добраться туда. Я даже не уверена, что твой отец сможет выдержать путешествие… О, Кресси, что нам делать?
Крессида сжала руку матери. Она не хотела раньше времени пробуждать надежды.