И все же Мэг чувствовала себя страшно усталой, казалось, закрой она глаза — и сон сморит ее прямо здесь. Вероятно, граф заметил это, потому что велел подавать ужин и предложил всем лечь сегодня пораньше.
   Мэг неотступно преследовал вопрос, попытается ли он снова соблазнить ее, и при мысли об этом она начинала дрожать от страха. Однако граф лишь проводил ее до спальни, поцеловал в щеку и ушел. Мэг с удовольствием позволила Сьюзи раздеть себя и уложить в постель, предвкушая полноценный долгий сон.
   Ей предстояло еще справиться со множеством трудностей, но появилось и немало радостей. И не последней среди них был ее непредсказуемый, загадочный и обворожительный супруг.

Глава 10

   На следующий день после завтрака Сакс собрал всех, объявил, что они отправляются на обещанную экскурсию по Лондону, и велел закладывать карету.
   — Думаю, мы все впятером поместимся в одном экипаже. Только имейте в виду, что на улице холодно. Всем надеть пальто, шляпы, перчатки и шарфы!
   Когда близнецы под присмотром Лоры бросились выполнять распоряжение, он сказал Мэг:
   — Вы, должно быть, догадались, что ваш брат снова отправился к своему наставнику. Я пытался уговорить его отдохнуть, но безуспешно. Он очень серьезно относится к занятиям, не правда ли?
   — Боюсь, что так.
   — Вам нет нужды извиняться. Уверен, что миру нужны люди, которые считают переводы Горация делом первостепенной важности.
   Они были одни, и он смотрел на нее своим особенным взглядом. Отдохнувшая и набравшаяся сил для продолжения борьбы Мэг попятилась.
   — Мне нужно подняться и взять пальто…
   — Вовсе нет. — Он дернул шнур звонка, и тут же пришел, а точнее, приковылял, лакей.
   — Милорд?
   — Графиня собирается на прогулку.
   — Слушаюсь, милорд. — Лакей вышел.
   — Я сама могу это сделать,
   — Помилосердствуйте! Надо же их чем-нибудь занимать.
   — Но этому человеку трудно подниматься по лестнице.
   — Кларенсу? А как же он будет работать, если не сможет ходить по лестницам? Да он вовсе и не желает уйти на покой.
   Мэг подумала, что это скорее всего правда.
   — Нога у него почти не болит. Просто хромота придает ему странноватый вид. Итак, — продолжил граф, — как вы чувствуете себя сегодня?
   Ах, эти ее фиктивные месячные! Мэг почувствовала, что краснеет от стыда.
   — Очень хорошо, благодарю вас.
   — Вам не будет трудно немного поездить по Лондону?
   Как деликатно он выражается!
   — Вовсе нет.
   — Отлично. Надеюсь, вы также будете в состоянии заехать к модистке, чтобы она сняла с вас мерку, а вы изложили ей свои пожелания. Чем скорее это будет сделано, тем лучше.
   Он стыдится ее вида. Ну конечно, стыдится.
   — Не возражаю, милорд. — Граф прицокнул языком, и Мэг поспешно поправилась:
   — Саксонхерст.
   — Сакс.
   Она испуганно уставилась на него:
   — Нет, еще рано.
   К ее удивлению, он усмехнулся:
   — Умница. Последнее, чего я хочу, — это послушания из страха. Посылайте меня к черту, когда вам заблагорассудится.
   Если вместо «когда вам заблагорассудится» ей послышалось «без лживых отговорок», то причиной тому была лишь ее больная совесть.
   Мэг ожидала, что граф начнет задавать вопросы о ключах и о том, что она на самом деле делала вчера в саду, но он вел ни к чему не обязывающую беседу о погоде, о дипломатической миссии в Россию, о которой писали утренние газеты. Спросил, какую газету она предпочитает, чтобы немедленно ее выписать.
   — Да, и журналы, наверное. «Ла бель ассамблэ» Аккермана.
   Мэг в который уж раз пришлось сдержать инстинктивный протест. Эти журналы, в конце концов, не будут пустым транжирством. Чтобы соответствовать званию графини и вести светскую жизнь, ей, несомненно, понадобится где-то черпать советы. И Лора будет в восторге от этих журналов.
   При виде готовых к приключениям брата и сестер, сбегающих по лестнице с сияющими счастьем глазами, Мэг снова охватила радость. У нее самой, так же как у них, готова была закружиться голова. И всем этим они обязаны Саксонхерсту!
   Когда новоиспеченный кузен, поддразнивая, отпустил в адрес Лоры какое-то лестное замечание, та невинно зарделась, улыбнулась, и на щеках у нее обозначились ямочки. Мэг от всего сердца мысленно вознесла благодарственную молитву, которая, кощунственно относилась к Шиле и графу, в той же мере, что и к Богу.
   Чего бы это ей ни стоило, она решила стать графиней, достойной его, и сделать его счастливым. Любой ценой!
* * *
   Сначала они направились в Тауэр, где мистер Чанселлор организовал им частную экскурсию в сопровождении бифитера — гвардейца охраны. Этот человек знал массу кровавых историй, предназначенных специально для десятилетних ребятишек. Мэг, однако, тоже слушала их не без интереса, хотя ее печалили трагедии, которые здесь когда-то разыгрывались. Сентиментальные узники нацарапали на каменных стенах и стеклах свои послания потомству. Некоторых из них увели отсюда прямо на плаху. Благодаря своему высокому положению они были избавлены от любопытства воющей толпы, но вряд ли в последний час это служило им утешением.
   При мысли о том, как днем раньше она сама оказалась весьма близко от виселицы и как ей еще предстоит рисковать, она судорожно всхлипнула. Как ей вернуть Шилу?
   Когда по мощеной дороге они вышли за ворота, карета ждала их, чтобы отвезти в кондитерскую. Мэг восхищало то, как вышколена была графская челядь — казалось, слуги гордились тем, что удовлетворяют все его желания без единого слова с его стороны.
   Когда все полакомились вволю, граф объявил, что для еще одной большой экскурсии уже нет времени, и предложил, чтобы Обезьян, который сопровождал их, стоя на задке кареты, отвел детей домой, пообещав, что по дороге лакей покажу им много интересного. Затем, обращаясь к Мэг и Лоре, сказал:
   — Достопочтенные дамы, а мы с вами пойдем посорим деньгами.
   Когда они входили в фешенебельное ателье, Мэг попыталась было протестовать, однако, увидев выставленные образцы платьев, оставила свои попытки сохранить благоразумие. Она никогда не сходила с ума по красивой одежде, поскольку не испытывала желания иметь то, что было ей недоступно, но раз муж настаивает, ее супружеский долг состоит в том, чтобы носить все эти волшебные платья, — кто она такая, чтобы перечить ему?
   Она позволила мужу и мадам д’Эстервилль обращаться с собой как с куклой, выбирать фасоны и драпировать ее в ткани, столь тонкие и прекрасные, что у нее слезы наворачивались на глаза при мысли, что их придется разрезать. К тому времени, когда они собрались уходить, было заказано, кажется, не менее дюжины костюмов, но Мэг с трудом представляла себе, как они будут выглядеть в готовом виде.
   Лора совсем потеряла голову от счастья, поскольку ей тоже заказали новые платья для предстоящего выхода в свет.
   На встревоженный взгляд Мэг граф ответил:
   — Пусть они будут сколь угодно скромны, как вы пожелаете, но Лора уже достаточно взрослая, чтобы время от времени выезжать вместе с нами в театры и, вероятно, даже участвовать в пикниках на природе.
   — В самом деле? — задохнулась от восторга Лора.
   — В самом деле. — Граф подмигнул и снисходительно улыбнулся ей.
   Она ответила ему счастливым смехом. И Мэг, глядя на них, еще больше укрепилась в намерении стать графу достойной женой.
   — А теперь, — продолжал граф, беря обеих под руки, — пусть карета следует за нами, а мы посетим место, которое, не сомневаюсь, вам понравится. Мы идем к миссис Снейд.
   — Господи, кто такая эта миссис Снейд? — взмолилась Мэг.
   — Это галантерейный магазин. Но такой галантерейный магазин, милые дамы, какого вы никогда прежде не видели.
   И он был прав. В этом магазине было все, что можно себе вообразить. У Мэг, ошеломленной видом сотен фасонов чулок, тысяч фасонов перчаток, огромным выбором кружев, лент, тесьмы, сорочек из шелка и льна, ночных рубашек, халатов и даже кое-каких недорогих драгоценных украшений, буквально разбежались глаза.
   И граф снова взял над ней верх: она даже не была уверена, что у нее хватит ящиков в комоде, чтобы сложить туда все чулки и сорочки, которые он ей накупил, — притом все высочайшего качества.
   — Милорд, — взмолилась Мэг, наблюдая, как он набирает чулки, словно срывает ягоды с куста, — мне нужны и хлопчатобумажные чулки.
   Граф улыбнулся:
   — Ну разумеется. Простите, я думал лишь о себе.
   Лора в недоумении посмотрела на него:
   — Милорд, вы носите шелковые чулки?
   Его губы тронула лукавая ухмылка.
   — К придворному костюму — да. Но не такие. — Взяв двумя пальцами пару тончайших чулок телесного цвета с крохотными бабочками, вышитыми на верхней кромке, он подмигнул Мэг, заставив ее густо покраснеть. Боже, в таких чулках она будет выглядеть словно вовсе без чулок — голая, только с бабочкой на бедре!
   Было, однако, совершенно очевидно, что эта перспектива отнюдь не вызывала у графа отвращения, и Мэг не оставалось ничего иного, как позволить себе выбирать одну за другой вещи — для себя, но больше для братьев и сестер. Совершенно счастливая, она составила для них полные комплекты нового нижнего белья, чулок и ночных рубашек.
   Пока служащие миссис Снейд с восторгом перетаскивали в карету горы свертков с покупками, граф вздохнул с чувством выполненного долга.
   — Сапожника, думаю, мы вызовем на дом. Но я хотел бы еще остановиться возле одного знакомого шляпного салона.
   Когда они шли по запруженной людьми улице, Лора спросила:
   — У вас есть сестры, милорд?
   — Только новые. А что?
   — Вы так хорошо разбираетесь в дамских туалетах.
   Мэг закусила губу, а Саксонхерст, помедлив, ответил:
   — У меня множество приятельниц, которые нередко спрашивают моего совета.
   — О, — сказала Лора, — как странно!
   Мэг поймала себя на том, что, так же как муж, старается скрыть улыбку, и залилась румянцем. Но это был румянец удовольствия. Граф нравился ей, и она подумала, что, быть может, и она ему сможет понравиться.
   Ее даже не смутило и не оскорбило его фривольное замечание. Наверное, он был прав, когда предположил, что не так уж она целомудренна. Должно быть, все это из-за книг, которых она начиталась, из-за них и из-за врожденного любопытства. Хвала небесам, муж, похоже, ничего не имеет против.
   По иронии судьбы они столкнулись по дороге с одной из его так называемых приятельниц — шикарно одетой дамой под руку с лихим военным в красном мундире. Золотистые локоны дамы, видневшиеся из-под элегантной шляпки, были искусно уложены, и нежным румянцем и свежестью губ она была явно обязана изрядной доле косметики. Рядом с ней Мэг почувствовала себя серым воробышком.
   — Сакс, дорогой! Какой приятный сюрприз! А мне как раз нужно посоветоваться с вами по поводу шелка. — Она подставила ему щеку, которую он вынужден был чмокнуть, и, кивнув в сторону офицера, представила:
   — Редкар.
   Затем, игнорируя Мэг и Лору, словно они были служанками, дама приблизилась к графу.
   — Мне нужно выбрать подходящий материал для одного очень интимного события…
   — Тогда вам придется положиться на совет Редкара, Трикси, — сказал граф и повернулся к Мэг:
   — Дорогая, позвольте мне представить вам леди Харби и полковника Джорджа Редкара. — А затем, обращаясь к ним, продолжил:
   — Это моя жена, леди Саксонхерст, и ее сестра, мисс Джиллингем.
   Парочка буквально остолбенела.
   Повисло неловкое молчание, но Саксонхерст, казалось, не обращал на это никакого внимания. Прошло несколько секунд, прежде чем дама и офицер, вспомнив о хороших манерах, заулыбались и рассыпались в поздравлениях, после чего заспешили по своим делам, приняв приглашение на бал, который граф собирался вскоре дать, чтобы представить жену свету.
   — Бал? — переспросила потрясенная Мэг.
   — Признаюсь, я только сейчас это придумал, но так мы смогли бы устроить все сразу, вместо того чтобы представлять вас каждому в отдельности. Бал Двенадцатой ночи. Мы позаботимся о том, чтобы кисейное платье абрикосового цвета к этому времени было готово.
   Мэг попыталась мысленно отделить кисейное платье абрикосового цвета от вороха прочей заказанной одежды…
   — Вообще-то наше свадебное объявление напечатано в сегодняшних газетах, — добавил граф, останавливаясь перед витриной уже знакомого шляпного магазина, — но Трикси Харби никогда ничего не читает.
   Собрав все свое мужество, Мэг поинтересовалась:
   — Вы пригласите на бал своих родных?
   Граф, уже стоявший на пороге магазина, обернулся:
   — Родных?
   Мэг понимала, что поступает неблагоразумно, но считала своим долгом спросить:
   — Вашу бабушку и…
   — Нет. Идемте. — Он пропустил их вперед, и при виде магазина миссис Риблсайд невеликий запас храбрости Мэг улетучился без следа. Так и быть, сейчас еще рано, но она постарается залечить его семейные раны после.
   Миловидная хозяйка, сияя, бросилась им навстречу. Теперь, внимательнее присмотревшись к ней, Мэг не понравилась улыбка, которой та, делая книксен, одарила Саксонхерста. Теоретическая терпимость явно не распространялась на конкретные проявления жизненной практики. Хотелось бы Мэг иметь дело с другой модной шляпницей — постарше, или с такой, у которой лицо было бы в бородавках, глаза косили или нос свисал сосиской.
   Впрочем, как бы то ни было, миссис Риблсайд свое дело знала. Поскольку Мэг была полна решимости искупить свои моральные проступки и стать идеальной женой во всех прочих отношениях, возражать ей не пристало. Вскоре она уже представляла собой болванку для примерки бесконечного количества головных уборов, и на нее обрушился град вопросов относительно тесьмы, высоты тульи, лент, цветов, перьев и фруктов для украшения…
   Впрочем, на большинство вопросов отвечал граф, развалившийся в кресле:
   — Нет, не эта. Эта слишком тяжеловесна… Попробуйте другую булавку. Вот, это хорошо. Очень к лицу…
   Наконец стопка шляпных коробок выстроилась в ожидании отправки на площадь Мальборо, и граф предоставил Лоре полную свободу выбрать головной убор для себя, посоветовав, однако, прислушаться к советам миссис Риблсайд, а сам отвел Мэг к окну.
   — Устали?
   — Немного, — призналась она. А когда граф зашептал ей что-то на ухо, Мэг почувствовала себя совсем несчастной, потому что этот звук напомнил ей жужжание Шилы. — Но я должна поблагодарить вас…
   — К черту благодарности! Я сам получаю от этого огромное удовольствие. — Он обернулся, чтобы посмотреть на Лору, которая в этот момент, склонив голову набок, восхищенно рассматривала украшенную чайными розами прогулочную шляпу с широкими полями, отороченными белым кружевом. — Берите эту, не ошибетесь, детка. Придет весна — и вы покорите весь Лондон.
   Лора хмыкнула, но согласилась. Ее глаза светились от восторга.
   — Она скоро станет очень опасной, — заметил Саксонхерст.
   — Опасной?
   — Для мужчин. И… — добавил он, подмигнув, — для нас с вами: покоя знать не будем. Ей не понадобится даже приданого, чтобы поклонники ходили за ней табуном. Знаете, вам повезло, что у вас есть я. Не уверен, что одной вам удалось бы сдерживать напор охотников.
   Мэг вспомнила сэра Артура и уставилась на мужа, представляя себе, что могло бы случиться.
   Он заслуживал лучшего, этот мужчина, которого она поймала в силки. Ей хотелось быть с ним абсолютно честной, но она не смела. Одну вещь, впрочем, Мэг могла ему открыть.
   — Той ночью, — прошептала она, озираясь, чтобы убедиться, что Лора и хозяйка салона ее не слышат, — я солгала вам насчет… насчет моих месячных. — Ей не хотелось ничего объяснять, потому что это повлекло бы за собой новую ложь.
   Граф улыбнулся — очевидно, он не был ни шокирован, ни оскорблен.
   — Я так и думал.
   О Господи!
   — Вообще-то я очень честный человек, Саксонхерст. Уверяю вас.
   — Я вам верю.
   Мэг повернулась к мозаичному окну и долго смотрела на шумную улицу, прежде чем решилась.
   — Сегодня ночью, — прошептала она еще тише.
   — Что вы сказали? — Он наклонился к ней, словно хотел получше расслышать. Мэг откашлялась.
   — Сегодня ночью. Все будет в порядке. — Она бросила на него быстрый взгляд и снова отвернулась. — Сегодня ночью.
   Он взял ее руку и поднес к губам, в этот момент Мэг встретилась с ним глазами.
   — Моя дорогая леди Саксонхерст, — сказал граф, — сегодня, несомненно, все будет в порядке. Клянусь жизнью.
   — А что вы думаете?..
   Мэг выдернула руку и, повернувшись к Лоре, увидела, что и она, и хозяйка салона, прервав разговор, блестящими от любопытства глазами наблюдают за ними.
   Неужели они что-нибудь слышали? При этой мысли Мэг вспыхнула. Нет. Но тон ее разговора с графом, вероятно, выдавал их.
   Ничуть не смутившись, Сакс подошел к ее сестре и нахлобучил ей на голову игривый головной убор, казалось, сооруженный из одних лент.
   — Лора, дорогая, должен быть закон, запрещающий это. Думаю, мне следует внести на рассмотрение палаты лордов, билль, обязывающий всех хорошеньких молодых дам носить густые вуали и монашеские покрывала.
   Лора прыснула со смеху.
   — Тогда это станет повальным увлечением, потому что кто же захочет причислить себя к нехорошеньким?
   — И бедная миссис Риблсайд лишится большей части своих клиенток. Но поскольку, подозреваю, мы сильно обчистили ее магазин сегодня, давайте направимся домой и приготовимся к вечеру.
   Мэг, все еще стоявшая у окна, при этих словах почувствовала какое-то смущение, но уже в следующий момент поняла, что они были вполне невинными. Просто на вечер граф запланировал поход в театр пантомимы.
   Однако когда они возвращались к карете, она поняла по его взгляду, что они все-таки были не совсем невинными. В них содержался и другой смысл, и, как бы ни нервничала Мэг, как бы ни бросало ее в дрожь от волнения, она не могла дождаться момента, когда окажется наконец в этой лисьей пасти.
* * *
   Он соблазнял ее. Неторопливо, по мере того как догорали последние лучи дневного света, муж постепенно подводил ее к обещанной ночи.
   В карете, несмотря на то что Лора сидела напротив, он держал ее за руку. Ничего больше, к тому же оба они были в перчатках, но всю недолгую дорогу до дома Мэг ощущала, как его пальцы сжимают ее ладонь.
   А за несколько минут до того, как они приехали, он просунул большой палец под перчатку и стал гладить внутреннюю поверхность ее запястья. Мэг еще никогда не ощущала себя в такой опасности.
   По возвращении домой он сам, а не слуга снял с нее пальто и шляпу, коснувшись при этом шеи обнаженными пальцами. Когда они шли в комнату, где был сервирован чай, его рука легко касалась ее спины — так легко и в то же время так многозначительно.
   За столом завязалась беседа. Джереми оказался дома, и ему было что рассказать. Лора и близнецы, в свою очередь, сгорали от нетерпения поведать брату о своих приключениях. Граф сидел рядом, он не касался ее, но она почти физически ощущала его прикосновение. Она чувствовала себя как металлический брус, оказавшийся рядом с мощным магнитом, — вот-вот заскользит и прилепится к нему.
   Он ухаживал за ней, предлагал еще чаю или пирожных. Время от времени его взгляд касался ее губ, и это было словно фантомный поцелуй.
   Потягивая чай, Мэг вдруг поняла, что это и есть соблазнение! Вот что бывает, когда такой мужчина, как Сакс, выделяет среди прочих какую-нибудь одну женщину и медленно, но верно подводит ее к постели. Хоть они состояли в законном браке, Мэг казалось, что она балансирует на грани греха, что ее тайно склоняют к пороку.
   Чтобы не расплескать чай, она дрожащими руками поставила чашку на стол.
   Несмотря на то что все продолжали болтать и закусывать, граф встал и, подав ей руку, сказал:
   — Если вы закончили, дорогая, давайте ненадолго поднимемся наверх.
   Никаких извинений. Никаких объяснений, хотя все мгновенно насторожились и взглянули на него вопросительно. Чтобы разрядить неловкость, мистер Чанселлор снова затеял разговор.
   Неужели сейчас? Мог думала, что это случится ночью. Она еще не готова! Но ей не следует снова отвергать его.
   Ощутив удивительную слабость в ногах, Мэг позволила графу вести себя наверх, в ее спальню. Нет! Оказалось, не в ее — в его! Она полагала, что все произойдет в ее спальне, а впрочем, какая разница.
   И снова его рука, легко касаясь ее спины, подталкивала ее навстречу судьбе.
   Оказавшись в комнате, Мэг стала нервно озираться по сторонам в поисках предмета для разговора.
   — О Господи! — невольно вырвалось у нее.
   Кому пришло в голову выкрасить фигурку верблюда в зеленый цвет, а потом разукрасить оранжевыми пятнами? И что за человек мог водрузить ее на почетное место в центре каминной доски? Кем нужно быть, чтобы держать у себя в спальне часы, представляющие собой позолоченный циферблат, вмонтированный в живот какого-толстяка, закутанного в розовые и золотые покрывала?
   А что это за овальное блюдо рядом с часами? Мэг подошла ближе, чтобы убедиться, что не ошиблась. Да, так и есть: картинка в центре блюда изображала измученных голодом нищих, испускающих дух на обочине дороги.
   — Вам нравится это блюдо? — спросил граф.
   Мэг в крайнем замешательстве вертела головой. Какой контраст всем остальным, что она видела в этом великолепном доме! Тем не менее и это, и странные картины в библиотеке, видимо, отражают его истинный вкус. И разумеется, собака. И попугай.
   Очевидно, несмотря на весь внешний лоск, Саксонхерст все же не вполне нормален. Но она привязана к нему на всю жизнь.
   И ведь он же был так добр с ними!
   Мэг перевела взгляд с графа на блюдо:
   — Вероятно, оно предназначено для того, чтобы будоражить совесть? И оберегать от обжорства?
   — Понятия не имею. Оно вам не нравится?
   Из всех возможных ответов Мэг выбрала самый нейтральный:
   — Оно не в моем вкусе.
   Ее взгляд упал еще на одну странную вещицу — некое подобие столика представляло собой скрученный бамбук, выкрашенный в ярко-розовый цвет, однако столешница была цвета зеленой листвы. Помимо всего прочего, он никак не вязался со стенами, оклеенными золочеными обоями.
   Вздрогнув, Мэг подумала: сможет ли она когда-нибудь выбросить все эти дурацкие предметы и подобрать что-либо более подходящее? Если ей предстоит исполнять свои супружеские обязанности здесь, это окажется немаловажным.
   Вспомнив, что одежду для нее выбирал тоже граф, Мэг невольно содрогнулась. Насколько она помнила, он проявил безупречный вкус, но теперь уже не могла ни в чем быть уверенной.
   Взглянув на графа, она увидела, что он наблюдает за ней и, вероятно, забавляется.
   — Вы еще не полюбовались картиной над кроватью, — произнес он.
   Мэг сознательно избегала смотреть на кровать, но теперь пришлось, и она поразилась. Над изголовьем, меж складок парчового балдахина, висела огромная и удивительная картина, изображающая обнаженных женщин. На редкость мускулистых обнаженных женщин.
   — Амазонки, как вы догадываетесь, — сказал граф, подходя. — Обратите внимание на отсутствие правой груди.
   — Это трудно не заметить. — Мэг не могла отвести глаз от диковинной картины. Вовсе не нагота женщин и не отсутствие груди вызывали в ней какое-то неуютное чувство, а то, что женщины, дико хохоча, неслись в разные стороны, неся в руках окровавленные мечи и части человеческих тел — исключительно мужских.
   Мэг испугалась: нужно действительно быть безумным, чтобы спать под такой картиной.
   Натужно улыбаясь, она обернулась к графу:
   — Вы любите батальную живопись, милорд?
   — Я обожаю сильных женщин. — Он стоял достаточно близко, но подошел еще ближе. — Таких, как вы.
   Он взял Мэг за руки, и сердце ее бешено забилось.
   — Сейчас я вовсе не чувствую себя сильной, — еле слышно прошептала она.
   — Конечно, нет. Природа живет по своим законам. — Он привлек ее к себе.
   Протест, который отчасти можно было объяснить нелепым убранством комнаты, готов был сорваться с ее губ, но она сдержалась. Таков ее долг, цена, которую она обязана заплатить.
   Однако помимо долга, она хотела этого. Себя не обманешь. Безумный или нет, граф Саксонхерст пробуждал в ней разнузданные желания.
   Оказавшись тесно прижатой к нему, в его нежных объятиях, Мэг успокоилась и подняла голову навстречу его поцелую. Вблизи его кожа не казалась такой уж гладкой. Медового цвета длинные ресницы отбрасывали колышущуюся тень на его желтые глаза. От него слегка пахло духами и чем-то еще, гораздо более земным. Мэг знала, что это был его запах.
   Безусловно, и она имела свой запах. Хотелось надеяться, такой же приятный.
   — Нам непременно нужно ждать ночи, Минерва? — спросил он. Мэг не могла оторвать взгляда от его губ. — Но я не могу ждать так долго, чтобы снова поцеловать вас.
   Этот поцелуй не был похож на другие. Мэг и представить себе не могла, что поцелуи могут быть такими разными. Его губы прижались к ее губам, теплые, мягкие, кроткие, но Мэг прекрасно знала, что за этим стояло нечто гораздо большее.
   Наклонив голову, он дразняще провел по ее губам языком.
   — Откройтесь мне, Минерва. Познайте меня…
   С тихим вздохом, испугавшим ее самое, Мэг повиновалась, обманутая тем, чтоон стал совершенно пассивен: мол, бери от меня что хочешь.
   Она коснулась кончиком языка его зубов, едва не застонав от потрясшего ее ощущения близости, потом почувствовала его язык на своем — нежное приглашение. Он всосал ее язык, она вскрикнула, вероятно, из чувства протеста, но он, не обращая внимания, прижал ее к себе так крепко, что ей некуда было деваться от его поцелуя.