— Может быть, пусть все остается как есть? — предложила Мэг. — Вероятно, сэр Артур не станет нам докучать. Но если и станет, думаю, никакого несчастья из-за него не случится.
   Так и есть, корень ее тревог — в этом человеке.
   Увидев, что она уставилась на что-то у него за спиной, граф обернулся: из-под кровати торчала скалящаяся морда Брэка. Граф даже не заметил, что собака здесь.
   — Ну-ка вылезай оттуда, идиот.
   Брэк вылез, но на дюйм, не больше. И как это пес так тонко чувствует, когда в Саксе начинают бесноваться черти? Мэг подняла голову.
   — Я думала, что мы пойдем… — На большее ей храбрости не хватило, и это было трогательно.
   — Вы не боитесь? — Если она не невинна, испытывала бы она меньшее нетерпение? Или большее? Вообще, какое это имеет значение?
   Ресницы Мэг смущенно трепетали.
   — А я должна?
   — Не знаю.
   Она чуть-чуть отступила назад. Он понимал, что его ответ мог показаться ей странным, если она непорочна. Или угрожающим, если это не так. Он взял ее за руку, чтобы не дать уйти. Придется все же как-то справиться с этим.
   — Если — вовсе не по вашей вине, моя дорогая, — если вы не невинны, вы могли…
   Мэг несколько мгновений смотрела на него непонимающим взглядом, быстро моргая, потом резко выдернула руку.
   — Не невинна? За кого вы меня принимаете?
   — За отчаявшегося человека. — Словно со стороны он слышал, что голос его звучит спокойно, и это было чудом.
   Он поверил ей. Она невинна. Но если это так, то придется снова докапываться, в какую же игру она с ним играет.
   — Отчаявшегося? — повторила Мэг. Ее голос начал звенеть. — Неужели вы думаете…
   Он не мог ответить. Он сражался с тварями. Что же это такое, что может быть ему ненавистно? Только одно.
   В его легкомысленной жизни была лишь одна постоянная цель: противостоять драконше. До последнего дыхания! Не допуская ни малейшего ее влияния на свою жизнь. Если существовала хоть мизерная вероятность того, что его жена — орудие драконши, он ни за что не должен ей поддаваться. Сколько бы она ни стояла перед ним вот такая, обуреваемая желанием и желанная.
   Он разжег аппетит и в себе, и в ней, и теперь он мучил его, но граф ничего не мог с собой поделать. Если есть хоть малейшая вероятность того, что его сомнения ложны, он не может допустить, чтобы их первая ночь была отравлена ими. А он знает, что такая вероятность существует. Но в том, что касается бабки, он не может мыслить здраво.
   Стараясь унять дрожь в руках, граф убрал прядь волос, упавшую на лоб Мэг.
   — Не сердитесь. Просто мне пришло в голову, что вы так взволнованы от того, что вы не невинны. Я бы никогда не упрекнул вас в этом.
   Интересно, что она думает, глядя на него? Она не глупа, а он прекрасно отдает себе отчет в том, что кажется сейчас не совсем нормальным.
   — Я невинна, Саксонхерст. Но похоже, вы предпочли бы, чтобы это было не так.
   — Мне это безразлично. — Этого не, следовало говорить, и он увидел обиду в ее глазах. Нужно было что-то сказать, чтобы загладить неловкость, но он не находил нужных слов. Ему необходимо было выпроводить ее, пока не случилось нечто ужасное. — Я не виню вас. Кто бы ни… Проклятие! Настроение прошло, дорогая. Но у нас впереди вся жизнь. К чему спешить?
   Она неотрывно смотрела на него — воплощенное достоинство.
   — Это я виновата, ведь так? Потому что пошла поговорить с Лорой.
   — Виноваты в чем?
   — В том, что все испортила. — Но она тут же тряхнула головой. — Нет, дело не только в этом — вас мучает моя тайна. Вы постоянно о ней думаете.
   — Господи, Минерва! Не надо… — Он запнулся и, пристально посмотрев ей в глаза, закончил:
   — Если у вас есть тайна, откройте ее мне. Скажите — и она утратит свою власть над вами.
   — Если бы я знала, что это возможно, я бы давно вам все рассказала.
   — Значит, — сердце его готово было выскочить из груди, — вы думаете, что ваша тайна «приведет меня в ярость». — Он нарочно процитировал ее слова.
   Мэг вздрогнула.
   — Есть вещи, которые лучше не знать.
   — Вам, несомненно, известна история о ящике Пандоры. Сама мысль о том, что у вас есть от меня секреты, будет постоянно подтачивать наши отношения.
   Мэг гордо вскинула подбородок:
   — А разве у вас нет секретов?
   О, она была неподражаема, эта посланная ему случаем жена!
   — Есть.
   — Я поведаю вам о своих тайнах, если вы откроете мне свои. — Подождав несколько секунд, она добавила:
   — Вот видите? Полагаю, толика приватности не помеха браку, не так ли? Мы оба имеем на нее право. — Поскольку он ничего не ответил, она повернулась к двери:
   — Спокойной ночи, милорд.
   Вожделение взяло верх. Вожделение и оптимистическая вера. Граф бросился за ней, втащил обратно в комнату и прижал к себе, не обращая внимания на ее возмущенные крики. Уткнувшись лицом в ямку на ее шее, он сказал:
   — К черту все секреты! Скажите мне лишь, что они не имеют отношения к герцогине.
   — Они не имеют никакого отношения к герцогине, — сдавленным шепотом ответила Мэг, и только тогда граф осознал, что его рука крепко сжимает ей горло. Испугавшись, он отпустил ее.
   Мэг попятилась, бледная от пережитого потрясения, и посмотрела ему в лицо. Рука невольно потянулась к горлу.
   — А почему они должны иметь к ней отношение?
   Боже милосердный, он причинил ей боль! Чуть не задушил! Самое меньшее, чем он мог снискать ее прощение, — откровенность.
   — Потому что нет на свете ничего, что я ненавидел бы так, как все, связанное с ней.
   Мэг покачала головой:
   — Вы не можете ненавидеть старуху, Саксонхерст. Ненависть более всего вредит тем, кто ненавидит.
   Он, хмыкнув, подошел к столику и снова наполнил бокал.
   — Ничего подобного, моя дорогая. Моя ненависть ранит драконшу, несмотря на ее твердую чешую. — Он осушил бокал и почувствовал, как густая обжигающая жидкость, разливаясь по телу, уносит безумные мысли и возвращает здравый смысл. Она сказала правду, он понимал это умом и сердцем. Поставив бокал на стол, граф подошел к Мэг и, с облегчением вздохнув, улыбнулся.
   — Если ваша тайна не касается герцогини, мы можем быть счастливы. — Он ласково протянул к ней руку. — Простите, что напугал вас.
   Мэг стояла, словно окаменев.
   — Нет.
   Граф привлек ее к себе, чтобы поцеловать.
   — Простите. Идите ко мне, позвольте мне…
   — Нет. — Мэг вывернулась из его рук.
   Он со смехом поймал ее снова и потянул обратно.
   — Вспомните, как это было. Давайте…
   — Нет! — Мэг сильно ударила его в плечо, и ошеломленный граф увидел непреклонность в ее свирепо сжатых губах и сверкающих глазах. — Нет, — повторила она. — Не так. Сначала между нами исчезнет недоверие. Вы должны перестать так люто ненавидеть собственную семью!
   Он отпустил ее и потер то место, куда она его ударила.
   — Черт побери, женщина! Все началось из-за ваших секретов. Не надо упрекать меня в недоверии!
   — Но это вы ненавидите!
   Он отошел подальше, опасаясь утратить власть над собой.
   — Вы с самого начала знали, что я ненавижу герцогиню. Почему же только теперь это вас так возмутило? Пытаетесь этим оправдать свое малодушие, мой нервный цыпленочек? Или просто дразните меня?
   Ее лицо приобрело такой же землистый оттенок, как унылое платье на ней.
   — Я не знала, насколько далеко это зашло.
   — Вы пытаетесь убедить меня, что отказываете мне только из-за того, что я не могу поладить с родственниками?
   — Из-за того, что вы ненавидите свою бабушку. Это отравляет мне все!
   Граф посмотрел на ее окаменевший подбородок и гневно сверкающие глаза. Ну просто пламенная пуританка, гори она адским пламенем!
   Граф снова взял бокал.
   — Ну что ж, Минерва, если вы решили отвергать меня до тех пор, пока я не стану милым и любящим внуком, брак наш обещает стать адом. Спокойной ночи.
   В следующее мгновение она выскочила прочь, хлопнув дверью.
   Сакс чуть не запустил ей вслед хрустальным графином, но овладел собой и аккуратно поставил его на стол. Это был прекрасный образец уотерфордского хрусталя.
   Брэк, поскуливая, заполз под кровать — умный пес.
   Сакс остановил свой взгляд на часах с ухмыляющейся фигуркой цвета бледной личинки и качающимся маятником и, размахнувшись, изо всех сил швырнул ими в амазонок.
* * *
   Влетев в свою спальню, Мэг повернула ключ в замке. Но тут же сообразила, что это глупо. Разумеется, муж не собирался преследовать ее. Спустя несколько секунд издалека донесся звук разбивающегося не то стекла, не то фарфора, и она подбежала было к двери, готовая броситься на помощь, но грохот повторился снова, снова, снова и снова… О Господи милосердный! Дети!
   Дрожа от страха и потрясения, Мэг открыла дверь и выглянула в коридор. Никого. Подобрав юбки, она поспешила в апартаменты братьев и сестер.
   Влетев в классную комнату, она увидела, что все ее семейство, сидя вокруг стола, заканчивает ужинать, беззаботно болтая.
   При ее появлении Джереми вскочил:
   — Что случилось? — И спустя мгновение добавил:
   — Что за шум?
   — Не спрашивай. — Мэг закрыла дверь, и звуки стали гораздо тише, но все-таки были слышны. Она сгребла в охапку близнецов. — И не ходите вниз! Никто. — Джереми встал возле двери, глядя на нее во все глаза.
   Мэг поняла наконец, что пугает всех и что сжимает в объятиях близнецов скорее для собственного, а не для их успокоения, поэтому отпустила детей и заставила себя улыбнуться.
   — Боюсь, граф немного расстроен.
   — Он бьет посуду? — с округлившимися от удивления глазами спросила Лора.
   — Да.
   Рейчел непроизвольно прижалась к Мэг:
   — Мне страшно.
   Мэг, стараясь выглядеть спокойной, погладила шелковые волосы сестренки.
   — Не бойся, вас он не тронет. Он просто крушит вещи. — Она надеялась, что все обстоит именно так. В голову ей закрались страшные подозрения относительно хромой ноги Кларенса и выбитого глаза Сьюзи.
   — Но почему? — спросила Рейчел. — Что его рассердило? Мы?
   — Нет! Конечно же, нет. — Мэг села и крепче прижала к себе сестру. Снова придется солгать. Ну, не солгать, а сказать полуправду. — Это касается его бабушки, дорогая.
   — Он ее что, не любит?
   — Не любит.
   — А почему?
   — Не знаю, милая. Но к нам это не имеет никакого отношения, так что нам ничто не грозит. — Доносившиеся издали звуки стихли. Это обнадеживало, но в следующий момент, услышав тяжелые шаги на лестнице, Мэг еще крепче прижала к себе Рейчел. Однако это оказалась всего лишь невероятно толстая горничная с тремя подбородками и веселой улыбкой на лице.
   — Ну что, готовы в постель, мисс Рейчел? — спросила она, словно ничего необычного в доме не происходило.
   Рейчел подняла глаза на Мэг, и та вспомнила, что детям действительно пора спать, хотя в глубине души желала бы собрать всю семью в этой комнате и забаррикадировать дверь.
   Вздохнув, она поцеловала сестру.
   — Спокойной ночи, милая. Все уже позади.
   Лора взяла Рейчел за руку.
   — Я тоже пойду. День сегодня был долгим.
   Мэг молча благословила ее. Они все должны друг за другом присматривать. Ведь, кроме друг друга, у них никого нет. Но кто позаботится о ней, если явится ее муж и предъявит свои права?
   Когда горничная ушла, в дверях появился слуга, пришедший за Ричардом.
   — Питер, — обратился к нему Джереми, — ты слышал только что какой-то шум?
   — Это просто у графа случился один из его приступов, мистер Джереми. Не беспокойтесь, — ответил слуга, зыркнув, однако, при этом весьма многозначительно на Мэг; его взгляд явно свидетельствовал о том, что он догадывается о причине графского приступа.
   Джереми, да благослови его Бог, задал вопрос, который хотела бы задать сама Мэг:
   — А с графом это часто случается?
   Слуга пожал плечами:
   — Всяко бывает… Но это всегда происходит, видите ли, только в его спальне. Так что вам нечего бояться, что он выкинет что-нибудь за дверь. Вы готовы, мистер Ричард?
   Ричард, успокоенный словами добродушного слуги, а скорее его умиротворяющим тоном, пожелал всем спокойной ночи и ушел. Мэг, впрочем, не знала, насколько можно доверять слугам, которые, конечно же, не принимали всего этого близко к сердцу.
   Джереми взглянул на Мэг:
   — Думаю, это не мое дело.
   — Или надеешься, что это так.
   Брат пожал плечами и направился к столу, где лежали раскрытыми и ждали его любимые книги.
   — В твоих книгах нет полезного совета на подобный случай? — полюбопытствовала Мэг. Джереми сдержанно улыбнулся:
   — Здесь написано об отцах, поедающих собственных сыновей. Матерях, жертвующих детьми. Мужчинах, сведенных с ума песнями.
   — И это называется образованием? — Мэг снова села и тяжело вздохнула. — Ты прав — вас это не должно касаться. Надеюсь.
   — Рикошетом задевает. Немного.
   Ах, если бы брат был постарше, если бы она могла переложить на его плечи хоть часть бремени! Она вообще не знала никого, кто мог бы ей помочь. На какое-то короткое время ей показалось, что она нашла такого человека в лице графа… Возможно, первые ее мрачные подозрения были справедливы. Несмотря на все свое обаяние и щедрость, ее муж, наверное, был не вполне нормален. Это трагедия, но что поделаешь.
   Она устало поднялась со стула:
   — Оставляю тебя с твоими книгами.
   — Ты уверена, что тебе следует идти вниз?
   — Ты же слышал, что сказал слуга. Все это происходит с ним только в его комнате. А я постараюсь держаться от нее подальше.
   — Вы разве не спите вместе, как мама с папой?
   Мэг почувствовала, что краснеет.
   — Нет. У нас раздельные спальни.
   — Странно, — удивился Джереми, но тут же окунулся в свои книги, полные детоубийств и каннибализма.
   Мэг хотелось бы остаться наверху, но она понимала, что ощущение, будто здесь она в безопасности, иллюзорно. Она замужем за графом, и это на всю жизнь. Ее семья не сможет защитить ее от него, напротив, прячась здесь, она может и на них накликать беду.
   — Не забудь погасить свечу, когда будешь ложиться спать, — напомнила она брату.
   — Я никогда не забываю.
   Вздохнув, Мэг вышла из классной комнаты и тихо прикрыла за собой дверь. Постучавшись, заглянула в спальню сестер, которые были уже в ночных рубашках. Служанка расчесывала волосы Лоре, а Лора — Рейчел. Мэг вспомнила, как часто они с Лорой вот так же расчесывали друг другу волосы и заплетали косы, и ее охватила тоска по прежним, простым временам.
   — Спите спокойно, — сказала она, и обе девочки обернулись, чтобы пожелать и ей спокойной ночи.
   Собравшись с духом, Мэг направилась на свой этаж. По лестнице она шла крадучись, все ее чувства были обострены в ожидании опасности. Не раздастся ли вдруг снова грохот, крик? Что он сейчас может делать?
   Заглянув за угол, Мэг увидела процессию слуг со швабрами, совками для мусора, мусорными ведрами. Они гуськом выходили из двери и направлялись по узкой лесенке вниз. Одна служанка несла осколки разбитого верблюда, другая — искореженные внутренности бывших часов. Кларенс, хромой дворецкий, словно трофей, нес розовую ножку разбитого столика.
   — Теперь пять гиней мои, друзья! Я уж думал, что не дождусь этого дня.
   Мэг спряталась обратно за угол. Да они все тут не в своем уме! Что же она наделала, привезя сюда свою семью?
   — Хотел бы я знать, что на сей раз вывело его из себя, — произнес удаляющийся голос.
   — А то мы не знаем что, — отвечал ему женский голосок. — Глупая девка. Вот только почему?..
   Раздался щелчок дверного замка, и голоса смолкли.
   У Мэг дрожали колени, она медленно опустилась и села на ступеньку. Неужели ей придется жить здесь, где все будут обсуждать каждый ее шаг, считать ее глупой за то, что она не бросается опрометью к нему в постель? И с мужем, который от любого сказанного поперек слова впадает в буйство?
   Ежась от холода, Мэг невесело размышляла о том, что ей так или иначе придется найти способ помирить графа с бабушкой. Честно признаться, герцогиня производила впечатление женщины деспотичной, и семейная рана может долго не заживать, но, в конце концов, герцогиня старуха, она не может причинить внуку серьезного вреда. Правда, герцогиня пыталась женить его на этой сопливой зануде, но это не может служить причиной для столь непримиримой ненависти. Ничто не может, разве только убийство.
   Она пыталась понять, действительно ли граф психически неуравновешен, или иррационален, или безумен — она всячески старалась избегать этого слова. Это могло бы объяснить подобную манию.
   И что за будущее ее ждет?

Глава 13

   Так она и сидела на лестнице в льющемся из коридора тусклом свете свечей, размышляя о событиях двух последних дней. Она не шла к себе, так как — чего уж греха таить! — очень боялась, что там он ее найдет. Но ведь большую часть времени он ведет себя отнюдь не как безумец, размышляла она. До настоящего момента, если не считать его поддразниваний, ничто в нем ее не пугало.
   Быть может, взвинченное состояние возникает у него только по одной причине — бывают же люди, которые смертельно боятся пауков или не переносят синего цвета. Он сам сказал, что ненавидит лишь то, что связано с его бабкой, но почему он решил, что между вдовствующей герцогиней и ею самой может быть какая-то связь? Этого Мэг понять не могла.
   Ясно, что дело в жестокой наследственной вражде, о каких пишут в книгах. Похоже, граф и его бабушка уже много лет спокойно не разговаривали друг с другом, а семейные ссоры имеют свойство становиться неуправляемыми. Достаточно вспомнить свою собственную мать и тетю Майру.
   Возможно, если бы Мэг удалось устроить встречу Саксонхерста и герцогини… Например, за чаем. В каком-нибудь тихом, спокойном месте…
   Она все еще сидела на ступеньке, уткнувшись подбородком в скрещенные на коленях руки, и планировала свою стратегию, когда пламя свечи озарило ее лицо.
   Мэг вскинула голову и увидела мистера Чанселлора, стоявшего у лестницы и глядевшего вверх, на нее.
   — Вот вы где!
   Мэг выпрямилась, готовая в любой момент броситься наутек.
   — Если он послал вас за мной, я никуда не пойду.
   Глаза мистера Чанселлора слегка расширились, но он ответил:
   — Вовсе нет. Я… э-э… просто мне было любопытно, где вы. — Он помолчал и добавил:
   — Хотите, поговорим обо всем этом?
   Разумеется, не подобало обсуждать подобные вещи с посторонними, но Мэг очень нужно было чье-то участие. Мистер Чанселлор производил впечатление абсолютно психически уравновешенного человека и должен был знать о своем хозяине больше, чем знала она.
   — Может быть, в гостиной?
   — Там камины уже потухли и стоит дикий холод. Почему бы нам не пройти в ваш будуар?
   Мэг встала.
   — А не будет это выглядеть… странно? Если… если мой муж…
   — Сакс знает, что я никогда никого не обижу.
   Как только они оказались в будуаре, Мэг села в кресло возле камина, а ее гость занял второе. Он положил ногу на ногу и выглядел настолько нормальным, что она не побоялась бы даже сесть и ближе.
   — Итак, мистер Чанселлор, — сказала Мэг, — объясните мне, что с графом.
   — О Господи, леди Саксонхерст, это невозможно! Сакс есть Сакс.
   — Он безумен?
   Оживленное выражение тут же сошло с лица мистера Чанселлора.
   — Вы так считаете?
   — Я не знаю. Я даже не знаю, что есть безумие. Думаю, мне ясно, что его выводит из себя, но почему до такой степени — я объяснить не могу. Разумеется, это ненормально, когда человек в расстройстве крушит все вокруг.
   Мистер Чанселлор склонил голову набок.
   — А вам никогда не хотелось что-нибудь разбить? Выразить свое возмущение таким откровенно простым способом?
   Мэг задумалась.
   — Нет, не могу себе представить, чтобы я в дурном расположении духа что-нибудь сломала. Боюсь, я вообще не слишком эмоциональна.
   — Быть может, это и к лучшему. Двое эмоциональных людей в одном доме — это немного чересчур.
   Мэг изучала сидевшего напротив мужчину — у него были спокойные манеры и добрый взгляд человека, который казался ей таким же нормальным, как она сама.
   — А вы испытывали когда-нибудь потребность в насилии, мистер Чанселлор?
   — Разумеется, миледи.
   — О, пожалуйста, называйте меня просто Мэг.
   Он удивленно уставился на нее:
   — Мэг? Не Минерва?
   Увидев, как он изумлен, Мэг инстинктивно прикрыла рот ладонью:
   — О Боже! Граф, несомненно, слышал, как другие называют меня Мэг. Неужели он подумал… Но не могло же это его оскорбить. Или могло?
   Мистер Чанселлор пожал плечами:
   — Трудно сказать. Но ему это в любом случае не понравилось. Зачем вы ему солгали?
   Какая-то неизбывная безнадежность охватила Мэг, ее рука безвольно упала на колени.
   — Я не считала это ложью. Минерва — действительно мое имя. А он так… Все дело в том, что у него такая сильная воля, мистер Чанселлор. Мне хотелось оставить про запас хоть немного собственной.
   — Понимаю. — Он улыбнулся и машинально поправил узел галстука. — Только поэтому? Я не хочу совать нос в чужие дела, но до сих пор… все виделось в лучезарном свете.
   Мэг понимала, что краснеет, но отважно смотрела ему прямо в глаза.
   — Да, действительно. Я не совсем понимаю, что произошло. Я пошла переговорить с Лорой и понятия не имею, почему его это так задело. Он всегда начинает буйствовать, если ему перечат?
   — Нет. По правде сказать, обычно Сакс очень покладист. Например, я бы не потерпел того, что терпит он от разношерстной толпы своих слуг.
   — Они такие странные, не правда ли?
   — Он собирает убогих.
   Мэг хотелось подробнее расспросить его об этом, но нужно было переходить к более существенным для нее самой вопросам.
   — Так почему же то, что я на несколько минут задержалась с сестрой, так на него подействовало?
   — Не знаю. Вообще-то единственное, что способно действительно вывести Сакса из себя, — это его бабушка.
   — Как глупо! — воскликнула Мэг, но тут же одернула себя: негоже высказывать столь опрометчивые суждения. — А может быть, и нет. Вы можете объяснить мне, в чем дело?
   Мистер Чанселлор откинулся на спинку кресла, в сомнении покусывая большой палец, а потом сказал:
   — В конце концов, отчасти это уже все равно стало известно многим. Матерью графа была леди Хелен Пайк-Маршалл, дочь герцога Дейнджерфилда. В шестнадцатилетнем возрасте она сбежала со вторым сыном лорда Саксонхерста. Руперт Торренс был очаровательным повесой, однако не имел за душой ни гроша. Родители девушки, особенно мать, такого на пушечный выстрел к ней не подпустили бы.
   — О Боже!
   — «О Боже!» — это с точки зрения герцогини, но молодые были совершенно счастливы друг с другом. Несмотря на все усилия герцогини помешать им.
   — А что она могла сделать?
   — Для начала она как могла чернила имя Руперта Торренса в обществе. Да, он был повесой, и герцогиня, твердя об этом направо и налево, добилась того, чтобы его не приняли ни в один приличный клуб, чтобы ни в одном респектабельном доме его не пускали на порог.
   — Вы уверены, что все это правда?
   — Вы ведь хотите объективно во всем разобраться, не так ли? Я был тогда ребенком, поэтому не знаю, да это и не важно. Счастливая пара поселилась в небольшом имении неподалеку от Дерби и никогда не приезжала ни в Лондон, ни в какое бы то ни было иное фешенебельное место.
   — Может быть, у них не было выбора?
   — Может быть, но мне доводилось беседовать со многими людьми, помнящими их, и все в один голос утверждают, что они нисколько не переживали. Мне говорили, что леди Хелен не раз пыталась примириться с матерью, но та категорически отказывалась сделать это, пока леди Хелен не оставит мужа и детей и не оформит официального развода.
   Это существенно подрывало надежду Мэг осуществить свои планы.
   — Старой… герцогине удалось даже Торренсов настроить против них, впрочем, Торренсы и сами странные люди. Один двоюродный дед до сих пор не разговаривает с Саксом. Разумеется, это облегчало герцогине задачу распространять небылицы о якобы психическом нездоровье в их семье. Когда старый граф застрелился…
   — Что? — Мэг определенно не нравилось то, что она узнавала о семье мужа.
   — Да, это так. Он застрелился в одной из приемных на Уайтхолле, раздевшись до белья. Этот печально известный скандал произошел двадцать лет назад. Так или иначе, герцогиня убедила многих, что он сделал это из-за недостойного поведения своего второго сына. А когда новый граф — старший брат Руперта Торренса — сломал шею во время охоты, она тоже представила это как самоубийство.
   — Но это могло так и быть.
   Мистер Чанселлор поднял бровь.
   — Ни один здравомыслящий человек не кончает с собой, пытаясь перескочить через изгородь. Совершенно ненадежный способ, да и риск, остаться калекой слишком велик. К тому же это случилось через десять лет после женитьбы брата.
   — Мистер Чанселлор, нельзя сказать, что семейство Торренсов отличается благоразумием и умеренностью в поведении.
   — Это еще слабо сказано, миледи. Бабка Сакса держала более сотни кошек и почти столько же канареек. Хотя, быть может, птиц она держала на забаву кошкам. А одна из теток Сакса по линии Торренсов одела все обнаженные статуи в Хейвер-Холле.
   — Мистер Чанселлор, но герцогиня, очевидно, была права, не одобрив брака дочери!
   — Возможно. Но что в таком случае делает разумный, уравновешенный человек? Признаю, сопротивляется как может, но все же не пытается губить людей.
   Мэг откинулась на спинку кресла. От этих историй ей становилось совсем не по себе.
   — И после стольких лет она все еще те успокоилась и перенесла раздражение на их сына? Наверное, ей не составило труда и о нем распространять скандальные слухи.