Беверли Джо. Ночи без сна

   И он вдруг рассказал Рейсу о том, как однажды получил от Мэла Клиста предупреждение относительно его дочери.
   — Наверное, она ему так и не рассказала о том, что произошло, — сказал Рейс.
   Кон замолчал, задумавшись. Ему и в голову не приходило, что Сьюзен могла бы кому-нибудь рассказать о них, тем более Мэлу Клисту. Несмотря па ее поведение и побудительные мотивы, он все-таки был уверен в том, что дружба между ними была настоящей и что она даже со зла не могла накликать беду на его голову.
   Конечно, если бы она это сделала, то их бы заставили пожениться, а это нарушило бы ее планы.
   Она сегодня извинилась.
   Причем искренне.
   Он уже знал по опыту, что многие люди бывают в жизни близки к совершению достойных сожаления поступков. Причем разница между «совершил» и «чуть не совершил» нередко зависит от случая или от слабохарактерности и трусости.
   — Хорошо еще, что ты не сделал ей ребенка, — сказал Рейс.
   — Ты прав. Хотя в то время я об этом даже не думал. Не удивительно ли, что у меня сейчас мог бы быть десятилетний ребенок?
   Дети. Он никогда не задумывался о детях, хотя предполагалось, что после женитьбы они у него появятся. Но сейчас он не мог даже представить их себе. Сыновья, играющие в рощицах в долине Сомерфорда, как играли когда-то он, Ван и Хоук. Возможно, дочери, резвящиеся на свободе, как когда-то Сьюзен…
   Он понял, что дети, о которых он думал, были детьми его и Сьюзен. Дочери… такие же стройные, с ангельскими личиками, такие же смелые.
   Дружба.
   Только абсолютно спятивший идиот мог говорить о дружбе!
   — Десятилетний, — снова повторил он, слегка горюя об этом несуществующем ребенке.
   — И несомненно, теперь уже было бы полдюжины других, — поддразнил его Рейс.
   Слишком разнежившийся, чтобы устроить настоящий «морской бой», Кон лениво брызнул в него водой.
   Странная штука жизнь. Мы выбираем одни дороги и иногда по самым маловажным причинам отказываемся от других.
   Он пошел в армию по предложению Хоука. Хоуку хотелось уйти из своей неблагополучной семьи. Он предложил Вану и Кону пойти вместе с ним. Все еще не оправившийся после разрыва со Сьюзен, Кон согласился. Он был вторым сыном, и ему было необходимо приобрести профессию, причем такую, которая заставила бы его находиться как можно дальше от Крэг-Уайверна и от Сьюзен Карслейк.
   Ван, как и Хоук, был единственным сыном, но-семья у него была любящая. Ему пришлось выдержать настоящую битву, но в конце концов родители смирились и отпустили его.
   Они втроем решили купить офицерские патенты в один и тот же кавалерийский полк, но Кон предпочел пойти в пехоту. Уж если делать что-нибудь, решил он, то надо делать это как следует, а пехота была основой британской армии, где во главу угла ставилась дисциплина.
   Он служил своей стране и в основном мог гордиться тем, как служил, но все равно побудительным мотивом его вступления в армию был страх. Вступление в армию давало ему возможность избежать посещений Крэг-Уайверна.
   С годами он убедил себя, что это глупо и что бояться ему нечего.
   Теперь он понял, что это не так.
   Прошло всего три дня — и на тебе, этот поцелуй!
   Желание охватило его, как лихорадка, как буря, и если бы не присутствие Рейса, он овладел бы Сьюзен прямо на каменных плитах пола.
   Если бы она ему позволила.
   Интересно, смогла бы она остановить его?
   Приходилось признать, что смогла бы. Ведь не превратился же он на самом деле в проклятого дракона!
   Он взглянул вверх на ненасытного дракона, потом перевел взгляд на дракона, изображенного на его груди. Этот по крайней мере просто свернулся кольцами, изрыгая пламя.
   — Проклятие! — сказал он. — Татуировку следует считать противозаконным деянием.
   Рейс открыл глаза и, склонив голову набок, взглянул на нее.
   — У тебя довольно неплохой образчик этого искусства.
   — Но это навсегда!
   — Увидев твою татуировку, немало людей в нашем полку сделали наколки.
   — Болваны.
   — Я и сам подумывал об этом, но никак не мог сделать окончательный выбор.
   — Если верить Сьюзен, то тебе надо было изобразить ангела, Рейс.
   Рейс скривил губы в усмешке:
   — В таком случае я изобразил бы что-нибудь противоположное.
   — Дьявола?
   — Нет, мне это не подходит. — Действительно, он выглядел как красивый задорный ангелок с белокурыми волосами, которые курчавились вокруг лица. — А ты не ревнуешь ли меня к ангелоподобной Сьюзен?
   — Нет, пока вы ведете себя, как положено ангелам, — сказал Кон.
   — То есть как чисто духовные создания, лишенные каких-либо плотских склонностей?
   — Вот именно.
   — В таком случае, мне кажется, ни один из нас не является ангелом.
   — Именно так.
   Рейс тихо рассмеялся:
   — Что ты намерен делать?
   — Я не знаю.
   Не действовал ли он сам подобно дракону в подземной темнице? И не был ли тот поцелуй актом насилия?
   Она не сопротивлялась до самого конца, но и не прикоснулась к нему. Даже пребывая в лихорадочном состоянии, он это заметил. Сначала он тоже не прикасался к ней, если не считать губ, как будто это могло его от чего-то обезопасить, но под конец не смог устоять.
   А она смогла.
   Он испытывал мучительную неуверенность: неужели ей было противно? Неужели она подчинилась ему только из чувства страха?
   Или еще хуже: потому, что ей больше всего на свете хотелось стать графиней Уайверн?
   Там, на склоне, он был уверен, что это не так.
   Но когда он вернулся в Крэг-Уайверн, подозрения вновь зашевелились в его голове.
   Рейс взмахнул рукой, и по воде пошли волны.
   — Ты видел выражение лица мисс Карслейк, когда она увидела золото?
   Кон взглянул на него:
   —Нет.
   На физиономии Рейса появилась ангельская улыбка, если не забывать о том, что дьявол был падшим ангелом.
   — Она была в отчаянии. Ей нужны эти деньги:
   Кон увидел в этом новое предательство. Он припомнил, как Сьюзен, пошатываясь, отошла от двери, чтобы взглянуть на это золото. Рейс прав. Она побелела как мел от потрясения.
   — Не заметил ли ты, что она обыскивает дом? — спросил Рейс.
   — Заметил, — безжизненным тоном сказал Кон, стараясь не показать, насколько он обижен. — Наверное, именно из-за этого она и остается здесь, играя роль экономки. Не думаю, что это ее призвание.
   Друзья.
   Друзья не крадут друг у друга.
   Уголовница со стороны отца. Шлюха со стороны матери.
   Он встал на ноги.
   — Наследственность всегда скажется, — как можно небрежнее сказал он. — Интересно посмотреть, что она будет делать теперь.
   — Возможно, попробует соблазнить тебя, — сказал Рейс с блаженной улыбкой. — Еще одно театральное представление!
   Все-таки лучше, чем кровавое убийство. Кон выбрался из ванны, обернув себя огромным полотняным полотенцем. Обычно после ванны он чувствовал себя успокоившимся и расслабившимся, но только не сегодня.
   Кон вошел в свою спальню, где его уже ждал Диего со свежей ночной сорочкой в руках. Несмотря на все обстоятельства, мысль о том, что Сьюзен может соблазнить его, вызвала сильную эрекцию, так что Кону пришлось остаться завернутым в полотенце.
   Леди Анна.
   Он поднимал из глубины памяти образ леди Анны всякий раз, когда ему требовался щит. Вспоминал ее милую улыбку, нежные голубые глаза, умение поддерживать беседу на ничего не значащие темы или вести более серьезные разговоры о необходимости образования или об участи престарелых бедняков.
   А какой благотворительностью занималась Сьюзен? Всю свою энергию она направляла на поддержку кучки воров и убийц.
   Даже ради престарелых бедняков леди Анна не стала бы красть. Даже ради того, чтобы построить сотню школ, она не стала бы связываться с контрабандистами, И конечно, она не прыгнула бы в постель к какому-нибудь хвастливому офицеру.
   Из ванной комнаты появился Рейс, тоже обмотанный полотенцем. И выглядел он словно обессилевший ангел.
   Весьма ошибочное представление.
   Чрезвычайно трудно узнать, что представляют собой люди на самом деле.
   — Вода из ванны вытекает через горгулью? — спросил Рейс.
   — Очевидно.
   — Идем посмотрим.
   — Посмотрим, как вытекает вода? На тебя, как видно, уже подействовала смертельная скука Крэг-Уайверна?
   — Возможно, мне просто захотелось выйти на воздух.
   — Уже темно, — заупрямился Кон.
   — Солнце село, но еще не совсем стемнело.
   Пожалуй, это то, что нужно. В здравом уме Рейсу не откажешь.
   — Одеваться! — приказал он Диего, сбросив с себя полотенце. Рейс усмехнулся и тоже отправился одеваться. Любопытно узнать, что произойдет, если он по пути встретит служанку? — подумал Кон.
   Он подозревал, что Рейс задержится.
   Практичный Диего принес только подштанники, бриджи и рубаху. Кон быстро оделся и натянул сапоги.
   — Встань возле бойницы и смотри в оба. Как только я махну рукой, открывай затычку. И не забудь позвонить в колокольчик.
   — Си, сеньор.
   Кон улыбнулся. Диего всегда переходил на испанский язык, когда Кон затевал какую-нибудь мальчишескую выходку. Судя по всему, это показывало, что он доволен.
   Мальчишество. Когда в последний раз он совершил мальчишескую выходку?
   Всего несколько часов тому назад. В саду, под холодными струями фонтана. И Сьюзен смеялась.
   Черт бы ее побрал.
   Захватив по пути Рейса, которому не встретились никакие распутницы, он повел его на воздух.
   Солнце уже село, но розовые полосы заката все еще виднелись на жемчужно-сером небосклоне и отражались в воде, окрашивая ее в дымчатый багрянец. Рыбацкие лодки уже были вытащены на берег, но над Драконовой бухтой с криками кружили чайки. Видимо, рыбаки чистили рыбу и бросали погроха птицам.
   Это была картина прекрасного, радостного мира. А Крэг-Уайверн был умышленно отделен от этого мира. Правда, здесь был хорошенький садик, но он, спрятанный внутри, выглядел словно искусственный. Внешний мир был настолько прочно изолирован, что даже воспоминания о нем постепенно стирались в памяти. Старый граф боялся внешнего мира. Неудивительно, что он сошел с ума.
   Тем не менее Сьюзен несколько лет провела в поместье — сначала в качестве секретаря, потом экономки. Неудивительно, что она стала бессовестной воровкой.
   Поднялся ветерок — как показалось Кону, довольно холодный, видимо, потому что у него еще не просохли волосы, но бодрящий и свободный. Даже пустошь, поросшая редкими кустами цветущего вереска и полевыми цветами, радовала глаз. Повернувшись спиной к морю, он взглянул в сторону сельского Девона, с его зелеными и коричневыми полями, рощицами, зелеными изгородями и шпилями церквей, вокруг каждой из которых теснились деревенские домики, образующие общину.
   — Милое местечко, — сказал Рейс. — Стыдно, что здесь стоит такой дом.
   — Полагаешь, мне следует его снести?
   — Весьма соблазнительная мысль.
   — И не говори. Но тогда мне пришлось бы построить что-нибудь другое, а я не могу себе этого позволить даже при наличии найденного золота.
   — Ты мог бы вложить деньги в контрабандистские операции.
   — Ну уж нет. Идем. — Кон повел Рейса дальше, огибая дом с северной стороны.
   Это была самая мрачная сторона Крэг-Уайверна. Все четыре стены дома были сложены из одного и того же тесаного камня, монотонность которого прерывалась только узкими окнами в виде бойниц, однако северная сторона всегда казалась мрачнее всех остальных. Возможно, это объяснялось почти постоянным отсутствием солнца. Может быть, темнота обладает способностью скапливаться в камнях, как влага или мох?
   — С этой стороны дом поразительно напоминает неприступную крепость, — сказал Рейс. — Ему хоть раз приходилось выдерживать штурм?
   — Да, такое случалось во время гражданской войны. Графы Уайверны были убежденными роялистами, и вооруженные силы сторонников парламента вознамерились взять приступом Крэг-Уайверн, но это им не удалось. Правда, штурм осуществлялся без особого энтузиазма, потому что мой прямой предок сэр Джон Сомерфорд занимал высокое положение в парламенте. Две ветви нашего рода были всегда в оппозиции друг к другу.
   — Понятно. Девонские Сомерфорды были за Стюартов, а суссекские Сомерфорды — за Ганноверов.
   — Причем девонские Сомерфорды были за Якова II, тогда как моя ветвь приветствовала Вильгельма Оранского.
   — Все они, наверное, переворачиваются в гробах от того, что графом здесь стал наконец суссекский Сомерфорд.
   — Именно так. Потому-то старый граф был одержим мыслью произвести на свет наследника.
   — Вот как? А я почему-то думал, что он не был женат.
   — Это одна из многочисленных загадок Крэг-Уайверна. Судя по слухам, он хотел сначала попробовать кандидаток.
   — Разве все мы не желаем того же?
   Кон рассмеялся:
   — Он, очевидно, подходил к проверке очень серьезно. — И Кон поведал Рейсу о системе проверки, которую описала ему Сьюзен.
   — У тебя и впрямь интересная родня. Многие ли женщины принимали его приглашение?
   — Некоторые принимали. Разумеется, они не были особами знатного происхождения.
   Рейс вдруг рассмеялся:
   — Знаешь, это похоже на мифического дракона, требующего дань в виде девственницы.
   — Если не считать того, что кандидаткам не требовалось быть девственницами, а граф им платил. Девушки уходили домой с двадцатью гинеями в кармане за услуги. Неплохое приданое для девчонки из крестьянской семьи.
   — Даже право первой ночи существует. Что за великолепное место!
   Кон легонько стукнул его и помахал рукой Диего, который должен был ждать его сигнала.
   Горгулья, соединенная с ванной, доходила до середины стены и представляла собой дракона с длинным раздвоенным языком. Звякнул колокольчик, и дракон испустил струю воды. Струя серебрилась, чуть тронутая алым отсветом угасающего заката, и, достигая земли, образовывала лужицы и ручейки.
   Рейс зааплодировал, а Кон сказал:
   — Тебя очень легко позабавить.
   — В таком месте, как это, любому развлечению будешь рад.
   — Что? Тебе еще мало? За три дня, что ты здесь находишься, тебе были предложены контрабандисты в действии, камера пыток, обнаружение клада, не говоря уже о возможности поразвлечься с целой кучей премиленьких документов. Что тебе еще надо?
   — Было бы неплохо организовать полуночные визиты каких-нибудь распутных монахинь.
   Кон рассмеялся:
   — Ты мог бы попытаться соблазнить Дидди. — Он поморщился, вспомнив, как Сьюзен предупреждала, чтобы его друзья не трогали служанок.
   — Обижаешь, этого я делать не стану, — спокойно сказал Рейс.
   — Я знаю. Извини. Послушай, иди один, а я еще побуду здесь.
   Рейс, всегда тонко чувствовавший настроение друга, легонько потрепал его по плечу и вошел в дом.
   Кон снова окинул взглядом свою землю, впитывая покой наступающего вечера. В Крэг-Уайверне было так легко забыть о радостях окружающего мира, с головой погрузившись в собственные запутанные проблемы. Он понимал, что все эти фермы и деревеньки заслуживают лучшей участи, чем отсутствующий землевладелец.
   Однако большего он не мог им предложить. Он искренне верил, что пребывание в Крэг-Уайверне может свести его с ума, но более всего он боялся жить рядом со Сьюзен.
   Возможно, она воровка. Нет. Она и есть воровка.
   И еще возможно, что она шлюха, несмотря на ее скромные манеры.
   И все-таки она была женщиной, которая более десяти лет царила в его сердце и которая могла зажечь в нем страстное желание, всего лишь взглянув на него.
   Поэтому он стоит здесь, боясь вернуться в свой собственный дом.
   Его мысли были полны Сьюзен и этим поцелуем. Он боялся, что уже никогда не сможет мыслить разумно.
   Не мог же он без конца стоять здесь, тем более что вокруг сгущалась тьма. Вздрогнув всем телом, он направился в сад, надеясь там насладиться покоем, но ему вспомнилась Сьюзен, хохочущая под струями фонтана. Сьюзен в мокром платье, облепившем каждый соблазнительный изгиб ее тела.
   В тот момент она была его Сьюзен.
   И на вершине утеса она была его Сьюзен.
   Его Сьюзен…
   Служанка распахнула дверь, замерла на месте и повернулась, чтобы уйти.
   — Остановись.
   Она оглянулась, широко раскрыв глаза.
   Неудивительно. Ведь он был в бриджах и рубахе с незастегнутым воротом и выглядел, наверное, дико. Он приблизился к ней:
   — Как тебя зовут?
   Она сделала реверанс.
   — Эллен, милорд.
   Она была худенькая, молодая и выглядела испуганной. Возможно, она была одной из младших служанок, и ей совсем незачем было находиться здесь. Возможно, ее научили бояться любого графа Уайверна, особенно если он странно ведет себя.
   — Эллен, передай миссис Карслейк, что я желаю ее видеть в своей комнате. — Он понимал, что она не придет. Но ведь она обязана. — Скажи ей, что это неотложное дело.
   Глаза у девушки округлились еще сильнее, но никакого подозрения в ее взгляде он не заметил.
   — Да, милорд. — Она почти бегом бросилась выполнять поручение.
   Что, черт возьми, он делает?
   Но он знал, что делает.
   Она хочет золота?
   Так он даст ей золото.
   Он направился в свою комнату и отпустил Диего. Потом взглянул на изображение святого Георгия и взъерошил волосы. Следует молиться, чтобы она пришла.
   Она не может не прийти. Ему надо понять, что с ним происходит.
   Как он может жениться на Сьюзен, если она воровка и шлюха?
   Возможно, если бы она пришла, его одержимость исчезла-бы сама по себе.
   Если бы она пришла…
   В дверь тихо постучали, он резко повернулся.
   Вошла Сьюзен.

Глава 19

   Она по-прежнему была в скромном платье с длинными рукавами, только волосы были распущены. Должно быть, она собиралась ложиться спать.
   В постель.
   — Сними его, — сказал он.
   Она уставилась на него непонимающим взглядом, чуть приоткрыв рот.
   — Платье. Оно безобразно. Сними его.
   Он говорил не думая, слова сами по себе срывались с языка.
   Она покраснела.
   Торопливо, боясь, что она может отказаться, он сказал:
   — Ты хотела это золото? Я дам тебе половину за одну ночь.
   Ее зардевшиеся щеки моментально утратили милый розовый цвет. Лицо побледнело.
   — Ты хочешь, чтобы я стала твоей проституткой?
   Он хотел опровергнуть это предположение, хотел упасть перед ней на колени, но яростное желание одержало верх над разумом. Он пожал плечами:
   — Тебе явно нужно это золото. Я решил дать тебе возможность заслужить его.
   Глаза ее вспыхнули яростью, но она не уходила.
   — Поразительно высокооплачиваемая проститутка, — промолвила она, глядя на него с непроницаемым выражением лица. Он почувствовал дрожь в коленях, увидев, что она начала расстегивать пуговки на лифе платья.
   Не веря своим глазам, он смотрел, как она стала что-то развязывать сзади. Это «что-то» наконец развязалось, и она сняла платье через голову, постепенно открывая взгляду практичные серые чулки, незатейливую рубашку и простенький корсет.
   Он впился взглядом в корсет. Таких простых корсетов он еще никогда не видел. Подобные корсеты могли носить только работающие женщины, вернее, только порядочные женщины. Тогда как Сьюзен, по ее собственному признанию, не была порядочной женщиной. По этой причине они и оказались сейчас здесь.
   — Зачем тебе нужно это золото? — спросил он, надеясь получить какое-то объяснение, которое поможет ему понять ситуацию и понять Сьюзен.
   — Это не ваше дело, милорд.
   — Кон, — решительно поправил он.
   — Кон, — послушно повторила она, твердо глядя ему в глаза.
   — Но ты не отрицаешь, что тебе оно нужно? Что ты искала его?
   — Нет, не отрицаю. — Она выпустила из рук платье, и оно упало на пол. Она стояла, широко раскрыв глаза. В ее глазах не было наивности, да она и не притворялась невинной. Но и нежелания в ней тоже не было заметно. Он видел — и наверняка не ошибался, — что она пылает такой же страстью, какая пожирала его.
   Пусть гремят битвы, пусть рушатся королевства — ему не до того. Все его мысли сосредоточились на одном.
   Не сводя глаз с крючков ее корсета, он подошел к ней. Не очень уверенным движением он приблизил руки к застежке корсета между грудями, и груди поднимались и опускались под его пальцами, пока он неуклюже расстегивал крючки.
   Интересно, видно ли, что она дрожит, думала Сьюзен, или это незаметная снаружи дрожь ее души? Она пришла сюда с безрассудной надеждой, потом была ошеломлена жестокими словами. Но теперь… теперь… теперь все ее мысли сосредоточились на том, что она и Кон будут заниматься любовью, что у нее будет одна ночь, которую она запомнит на всю жизнь.
   Извините, леди Анна. Но это всего лишь единственная ночь.
   Она понимала, что, услышав его предложение, ей следовало возмутиться или даже, может быть, прийти в ярость. Это бы его остановило — и все бы кончилось. Она знала Кона. Он не позволил бы себе сделать такое, если бы считал ее честной и добродетельной.
   И по этой причине она не скажет ему, что золото принадлежит «Драконовой шайке». Если бы она сказала и он ей поверил, то, возможно, отдал бы половину или даже все золото, но не дал бы ей того, что она горела нетерпением получить.
   Самого себя.
   Но сейчас, ощущая на себе его руки, она не знала, что делать дальше.
   Одиннадцать лет тому назад она была гораздо смелее, руководствуясь только инстинктом. Теперь же она пассивно стояла, пока он расстегивал корсет и высвобождал ее груди. Спустив бретельки с ее плеч, он позволил корсету упасть на пол/
   Пока он развязывал ленточки ее рубашки, она любовалась тем, что открывала взгляду его расстегнутая сорочка, отмечая, что шея его стала теперь значительно сильнее, а линия квадратной челюсти жестче.
   Он снял с нее рубашку. Когда гкань рубашки коснулась чувствительных сосков, она вздрогнула. Оставались только чулки.
   Она пристально вгляделась в его лицо, отыскивая признаки если не любви, то страсти.
   Он обвел взглядом ее тело и взглянул в глаза.
   — Я тебя не принуждаю, — сказал он.
   Она не поняла, вопрос это или утверждение, но сказала:
   — Нет, ты меня не принуждаешь. Даже ради золота я не сделала бы этого, если бы не хотела тебя.
   Это было честное высказывание. Все ее тело — внутри и снаружи — с нетерпением ждало его прикосновения. Горячая волна снова прошла по телу. Если бы он прикоснулся к ней, то почувствовал бы этот нестерпимый жар. «Господи, сделай так, чтобы он прикоснулся ко мне!»
   Он застыл на месте в нескольких дюймах от нее. Опасаясь его нерешительности, она подошла ближе и положила руки ему на грудь.
   Он очнулся, поцеловал ее и, уже не отрываясь от ее губ, опустился вместе с ней на пол. Ей хотелось, чтобы он овладел ею тут же, немедленно, но он поднял ее, отнес на кровать и стал торопливо раздеваться.
   В считанные секунды он разделся догола, а она вдруг сказала:
   — Подожди!
   Увидев его ошеломленное лицо, она поспешно добавила:
   — Я хочу посмотреть на тебя. И все. Просто посмотреть на тебя, Кон. Ты такой невероятно красивый.
   Он рассмеялся:
   — Посмотришь потом. Не мучай меня.
   Она рассмеялась вместе с ним. Он улегся рядом, забросив на нее ногу именно так, как ей хотелось.
   — Пожалуй, здесь удобнее, чем на берегу, — сказал он, тяжело дыша от нетерпения.
   — И можно не бояться, что застукают, — добавила она и откинулась на подушку, потянув его за собой.
   — Сьюзен…
   — Тс-с, молчи, — сказала она, раздвигая бедра и направляя его внутрь собственной рукой. И содрогнулась одновременно с ним, когда они соприкоснулись… — Тс-с, — снова тихо сказала она, когда он застонал. Но ей не хотелось, чтобы он замолчал, потому что ей нравился этот звук, означающий его удовлетворенное желание, его наслаждение.
   Ей нравилось, как его стон эхом отдавался в ней.
   Момент слияния был великолепным, причем не имело никакого значения то, что у нее так мало опыта. Она руководствовалась чисто женской интуицией, которой ее наделила природа.
   Он начал свое ритмичное вторжение в ее тело, и она, подстроившись под заданный ритм, отвечала ему, изо всех сил стараясь сдерживать свой пыл, чтобы иметь возможность отдать ему то, что ему нужно, и наблюдать за Коном, впитывая до последней капли его наслаждение.
   Чтобы запомнить это.
   Волна наслаждения подхватила и ее, и она лишь смутно слышала его судорожное дыхание, ощущала его напор и опустившееся на нее обессилевшее тело. Разгоряченная, она лежала в наступившей тишине, тяжело дыша и чуть дрожа.
   Она почувствовала, как он выскользнул из нее, оставив после себя почти мучительную пульсацию.
   Такого, как сейчас, она не испытывала с ним в тот первый раз на берегу. С Райвенгемом она тоже такого не испытывала. Тем более с капитаном Лавалем.
   Он шевельнулся, немного сдвинулся с нее и, отыскав ее грудь, взял губами сосок.
   Она вздрогнула всем телом.
   — Кон!
   Он поднял голову.
   — Тс-с, — шепнул он и продолжил свое занятие, а рука его скользнула между ее бедрами. Она поежилась — очень уж чувствительное место там было. И он сразу же понял это, и его прикосновение стало очень нежным. Именно так, как ей хотелось. Прикасаясь к ней подушечками пальцев, он легкими круговыми движениями довел ее до высшей точки наслаждения, и она узнала уже испытанное с ним ощущение и была благодарна ему.
   Потом она лежала рядом и внимательно разглядывала его дорогое, трогательно задумчивое лицо. Волосы его были короче, чем прежде, и сейчас растрепались. Темная щетина на бороде делала его непохожим на прежнего Кона, тем не менее ей казалось, что с тех пор, как они последний раз лежали рядом, насытившись друг другом, прошло всего несколько мгновений, а не лет.