Страница:
Эти каскады «радости» звучали не тише римских колоколов.
Дженива взяла ангела Гавриила со сверкавшими свежей позолотой крыльями и поставила фигурку над пещерой — после этого должно было произойти чудо Рождества. Она больше не вела хор, и постепенно с последней «радостью» пение затихло.
В наступившей тишине Дженива убрала Марию на ослике за ящичек, затем вынула младенца Иисуса и дала его Талии, которая явно преисполнилась изумления и восторга, как это всегда прежде происходило с Дженивой.
Дети, широко раскрыв глаза, придвинулись поближе. Дженива всем сердцем радовалась, видя, как они довольны. Она поставила осла в пещеру и расставила Иосифа и Марию по своим местам, а затем уступила место Талии, которая положила пухлого младенца на солому.
— Теперь, — произнесла Дженива торжественно, как это всегда делал ее отец, и голос ее дрогнул, — наступило Рождество. Мир всем.
Присутствующие захлопали, громко закричали: «Мир всем!» — и начали поздравлять и целовать друг друга.
Слезы катились по щекам Дженивы, и она не могла сдержать их. Эш сунул ей в руку носовой платок — шелковый, с тонкой вышивкой, обшитый дорогим кружевом.
Когда Дженива вытерла слезы, он поцеловал ее в губы.
— Да будет для тебя Рождество благословенно!
Его глаза говорили о чем-то большем, но неожиданно в их разговор вмешалась леди Уолгрейв:
— Я понимаю, что это ужасно некстати, но, кажется, мое дитя проявляет настойчивое желание появиться на свет…
Глава 33
Глава 34
Глава 35
Дженива взяла ангела Гавриила со сверкавшими свежей позолотой крыльями и поставила фигурку над пещерой — после этого должно было произойти чудо Рождества. Она больше не вела хор, и постепенно с последней «радостью» пение затихло.
В наступившей тишине Дженива убрала Марию на ослике за ящичек, затем вынула младенца Иисуса и дала его Талии, которая явно преисполнилась изумления и восторга, как это всегда прежде происходило с Дженивой.
Дети, широко раскрыв глаза, придвинулись поближе. Дженива всем сердцем радовалась, видя, как они довольны. Она поставила осла в пещеру и расставила Иосифа и Марию по своим местам, а затем уступила место Талии, которая положила пухлого младенца на солому.
— Теперь, — произнесла Дженива торжественно, как это всегда делал ее отец, и голос ее дрогнул, — наступило Рождество. Мир всем.
Присутствующие захлопали, громко закричали: «Мир всем!» — и начали поздравлять и целовать друг друга.
Слезы катились по щекам Дженивы, и она не могла сдержать их. Эш сунул ей в руку носовой платок — шелковый, с тонкой вышивкой, обшитый дорогим кружевом.
Когда Дженива вытерла слезы, он поцеловал ее в губы.
— Да будет для тебя Рождество благословенно!
Его глаза говорили о чем-то большем, но неожиданно в их разговор вмешалась леди Уолгрейв:
— Я понимаю, что это ужасно некстати, но, кажется, мое дитя проявляет настойчивое желание появиться на свет…
Глава 33
Все тут же пришло в движение. Несмотря на шутливые протесты жены, лорд Уолгрейв потребовал, чтобы она позволила ему отнести ее наверх на руках.
Вскоре нужные распоряжения были отданы, и дамы, принадлежавшие к семье, поспешили заняться необходимыми приготовлениями.
Детей наконец отправили спать, и лорд Родгар предложил гостям продолжить развлечения. Некоторые вернулись в зал, чтобы еще немного потанцевать, другие направились в гостиную поиграть в карты и поболтать.
Дженива, которая несколько раз помогала при родах, полагала, что ребенок родится не раньше утра, но спать ей тоже не хотелось. Она задержалась у вертепа, вспоминая все, что было с ним связано.
— Вероятно, он очень много значит для тебя… — сказал Эш.
— Это как дом. Я не понимала, что все в моей жизни может меняться, кроме этой единственной вещи. Вертеп менялся, лишь обогащаясь с каждым годом.
— Обогащаясь?
— Отец всегда на день рождения дарил мне новое животное, еще одного богопоклонника у яслей. — Дженива осторожно потрогала китайского дракона. — Это последняя фигурка, сделанная при жизни моей матери.
— Опасный гость на веселом празднике.
— Не совсем так. Во многих верованиях драконы — хищники, но китайский дракон — предвестник счастья. Забавно, правда?
Маркиз взял в руки ярко раскрашенную фигурку, чешуя которой блестела золотом.
— Значит, дракону не обязательно быть огнедышащим и поедать людей?
Она ждала, надеясь, что Эш скажет что-то еще, но он молча поставил фигурку на место.
— Даже китайские драконы должны питаться. А чем им питаться, если не жертвами, которые вовсе не хотят быть съеденными?
— А что едим все мы — разве не жертв, которые совсем не желают быть съеденными?
— О, да ты настоящий циник! — Он взял ее за руку. — Пойдем в зал и потанцуем — это разгонит твою желчь.
Танцевать с Эшем всю ночь было бы райским наслаждением, но она покачала головой:
— Нет, извини.
— Неужели ты уйдешь спать? Ночь еще только началась… Дженива понимала, что ей следует просто уйти, но она не могла солгать ему.
— Я должна найти Рождественскую звезду. Это тоже традиция.
Он сначала удивился, потом рассмеялся:
— Уж не думаешь ли ты, что Эльф Маллорен вот-вот произведет на свет нового Мессию?
— Конечно, нет. Звезда восходит на небе каждое Рождество, и я хочу загадать желание.
Продолжая улыбаться, маркиз покачал головой.
— Покажи мне. Для этого надо выйти из дома?
— Так лучше всего. — Дженива боялась, что Эшарт посмеется над ее традициями, но у нее не хватило решимости расстаться с ним…
Они направились к парадному входу, и по пути маркиз подобрал забытую кем-то шаль. Лакей тут же поспешно распахнул перед ними дверь, явно не осуждая их отчаянную смелость выйти на улицу посреди зимней ночи.
Как только они оказались на террасе над двойной изогнутой лестницей, студеный воздух обжег щеки Дженивы. И тут Эш обернул ее плечи шалью, одним своим прикосновением даря ей целую нитку жемчуга.
Здесь, в темноте под звездным небом, Дженива впервые почувствовала, что они по-настоящему оказались наедине.
Эшарт посмотрел вверх и глубоко вдохнул свежий воздух, словно упиваясь им. Ночь, тихая и полная покоя, оказалась не слишком холодной, и Дженива тоже глубоко вдохнула, разглядывая усыпанное звездами небо.
— Вот она! — Ее рука невольно поднялась, указывая на звезду.
— Дорогая моя, это Юпитер.
Дженива улыбнулась, продолжая пристально смотреть на яркую точку.
— Я знаю. Но сегодня это Рождественская звезда.
Она почувствовала его теплую дружескую руку на своем плече.
— Боюсь, Вифлеемская звезда на самом деле была кометой.
Дженива повернулась спиной к балюстраде и теперь смотрела не на планету, а на Эша.
— Видел комету Галлея в 1758 году?
— Конечно. А где была в это время ты? — Его губы тронула улыбка. — Я хочу сказать, в какой части света? Странно задавать такой вопрос леди…
— Да, если речь идет о тех леди, которые спокойно остаются дома, в Англии. Ваш опыт несколько ограничен, сэр.
Он осторожно коснулся ее щеки.
— Таких, кто так думает, найдется немного.
Ей стало жарко, ее дыхание вырывалось горячим паром.
— Галифакс, — невольно сказала она. — В Новой Шотландии. А где ты был?
— В Лондоне, точнее, в своем доме около Гринвича.
— Около обсерватории?
Сколько же в нем таилось секретов! Каждый разговор открывал что-то новое, и Дженива уже начала привыкать к открытиям.
— Так ты интересуешься звездами?
— Вряд ли стоит делать из меня мечтателя.
— Не забывай — ты говоришь с дочерью капитана.
— Ах да, конечно. И ты умеешь управлять кораблем?
— Кое-что умею. Отец на досуге учил меня этому искусству.
Ее мысли вернулись к отцу и печальным переменам, но Эш не позволил ей грустить.
— Купить тебе корабль, чтобы ты могла уплыть в свои мечты?
— Я думала, у тебя затруднения с деньгами…
— Это касается только моего положения маркиза. Лично меня интересуют морские путешествия, которые предполагается совершить для наблюдения за изменением фазы Венеры в 1768 году. Ты не хотела бы поехать?
Дженива рассмеялась:
— Понятия не имею, о чем ты говоришь. К тому же в плавание никогда не возьмут женщину. А ты — ты поедешь?
Он посмотрел мимо нее, сначала на горизонт, затем на звезды.
— Это не мое предназначение. Как и большинство моих предков, вместо себя я посылаю других и на поиски приключений, и на войну.
Дженива взяла его руку, желая утешить, как недавно он утешал ее.
— До меня дошли слухи, что одним из твоих предков был Карл Второй, который много путешествовал и сражался.
— Против своей воли. — Эш с нежностью потер пальцем ее ладонь. — Говорили, что он отказался перейти в римскую католическую веру из-за того, что ему больше не хотелось бродяжничать.
— Так он действительно твой предок? Мне становится страшно при мысли о королевской крови.
Маркиз пожал плечами:
— Семейная легенда гласит, что Карл мой прадед, но, как мы недавно установили, точно утверждать ничего невозможно.
Дженива высвободила руку и провела ею по его скулам и носу.
— Кажется, сходство есть, но не с Карлом Вторым, а с его братом королем Яковом и его отцом Карлом Первым.
Эш с преувеличенной поспешностью приложил палец к ее губам:
— Тише! В старые времена королевская кровь стоила бы мне головы.
— Не в такие уж старые. Прошло меньше двадцати лет с тех пор, как людям рубили головы за поддержку Стюарта-претендента!
Заметив, что она в самом деле испугана, маркиз покачал головой и усмехнулся.
— Какова бы ни была правда, я все равно не отношусь к законнорожденным потомкам, любимая.
Любимая!
Он произнес это не думая и подарил ей еще одну жемчужину.
Маркиз, подняв руку, погрузил пальцы в ее волосы, и Дженива, прижимаясь к его ладони, подумала, что одна эта короткая ночь могла бы подарить ей множество жемчужин, которых вполне хватило бы на целую жизнь.
— А разве не интересно пуститься в плавание в поисках Венеры, Эш? Что останавливает тебя?
— Боюсь, многие скажут, что я ищу Венеру слишком уж часто.
— А если серьезно?
Он потерся носом о ее шею.
— В таких делах я всегда серьезен. Дженива улыбнулась, продолжая ждать ответа.
— Долг — вот что связывает меня. Я обязан управлять имениями, создавать законы, помогать нации. Она кивнула:
— Твой титул — это твой корабль, и на нем не должно быть другого капитана.
— Мой корабль может потонуть из-за недостатка смолы или чего-то еще, что держит судно на плаву. Я должен жениться, Дженива, и жениться на деньгах.
Она знала или думала, что знала, зачем он ей это говорит. Это причиняло боль, но не такую сильную, потому что он был честен.
— Должен, значит, должен. Только обещай, что будешь хорошим капитаном.
Эшарт обнял ее так нежно, как еще не обнимал до этого, и ее голова уютно уместилась на его широком плече.
— Я постараюсь, — пообещал он. — К тому же пора забрать принадлежащую мне собственность у моей бабушки. Я бы уже сделал это, если бы не мешали другие проблемы.
— Молли Керью. — Дженива наслаждалась теплом его крепкого тела и его уверенностью в своих силах, которую всего лишь несколько дней назад не ожидала найти в нем. Вдыхая его запах, она попросила: — А ты не можешь рассказать мне об этом? Меня нелегко смутить.
Эш слегка погладил ее по спине.
— Это смешная история.
Она невольно отодвинулась, стараясь увидеть его лицо.
— Смешная?
Он грустно улыбнулся.
— Разве мы все не боимся оказаться смешными? Кстати, тебе не слишком холодно оставаться здесь и слушать печальную историю?
— Нет, совсем нет.
Он снова прижал ее к себе, обняв под своим плащом и заботливо завернув в шаль.
— Тогда слушай. В феврале я поехал на маскарад у леди Натчбулл — это мероприятие никогда не славилось хорошим вкусом и приличиями. Там я предстал перед всеми в костюме индейского воина, почти обнаженный…
Дженива, уткнувшись в его грудь, одобрительно хмыкнула и почувствовала, что он тоже усмехнулся.
— Молли явилась в костюме Саломеи под семью весьма прозрачными покрывалами. Ну а дальше… Видишь ли, я не святой.
— Да, я это заметила.
— И все еще не шокирована?
— Жду не дождусь, когда ты доберешься до главного.
— Я с таким же успехом мог бы сознаться во всех моих грехах. В прошлом, когда еще Бут Керью был жив, я уже был любовником Молли. — Он замолчал, явно ожидая ее реакции.
— И это все твои грехи? — недоверчиво спросила Дженива.
— Нет, конечно, нет. — Он засмеялся.
— Я так и думала. Продолжай. Мне не терпится узнать, почему ты так уверен, что Чарли не твой сын. — Дженива постаралась, чтобы в ее словах не прозвучало и намека на сомнение.
Эш вздохнул.
— Короче говоря, мы покинули маскарад вместе с Молли, нисколько не скрываясь, но я никогда не делал того, для чего «любовь» не совсем подходящее слово.
Теперь настала ее очередь усмехнуться.
— Я говорила тебе, что знаю много таких слов, но здесь подойдет и «переспал».
— Слишком по-семейному, но если тебе нравится именно это слово, то я еще раз подтверждаю, что не переспал с Молли Керью.
Дженива слегка повернулась и внимательно посмотрела на него.
— Если собираешься признаться, что ты евнух, это меня может очень удивить.
Маркиз потерся о ее щеку.
— Тебе стоит лишь попробовать, pandolcetta mia, и твои сомнения развеются.
Она почувствовала, что это правда, даже сквозь несколько своих юбок, и где-то в глубине ее тела снова возникла боль.
— Так почему?
— Потому что я тогда понял главное — она пытается поймать меня. Это было просто ощущение, инстинкт, но когда мы ехали ко мне домой в карете и Молли всеми доступными ей способами пыталась ублажить меня, я, к счастью, вспомнил, что теперь она вдова и ее намерения могут отличаться от тех, которые она имела, будучи замужем. Вот почему, доставляя ей ответное удовольствие, я употреблял все способы, кроме того, от которого родятся дети. А потом я отвез ее домой.
— Но тогда… — Дженива помедлила, — тогда получается, что она все придумала?
— Не совсем. Я предполагаю, что Молли уже была беременна, но не от человека, который мог бы жениться на ней или за которого она хотела бы выйти замуж. Это так на нее похоже — добиваться своего любой ценой. Может быть, теперь она думает, что я был слишком пьян, чтобы что-то помнить.
— А ты был?
— Нет, не был.
В его голосе послышался дружеский упрек, и она сказала: «Прости», — зная, что Эш различит улыбку в ее тоне.
Это, конечно, скандальная история, но Дженива была очень довольна, что маркиз рассказал ей об этом.
Он был настоящим мужчиной, и они были друзьями.
Вскоре нужные распоряжения были отданы, и дамы, принадлежавшие к семье, поспешили заняться необходимыми приготовлениями.
Детей наконец отправили спать, и лорд Родгар предложил гостям продолжить развлечения. Некоторые вернулись в зал, чтобы еще немного потанцевать, другие направились в гостиную поиграть в карты и поболтать.
Дженива, которая несколько раз помогала при родах, полагала, что ребенок родится не раньше утра, но спать ей тоже не хотелось. Она задержалась у вертепа, вспоминая все, что было с ним связано.
— Вероятно, он очень много значит для тебя… — сказал Эш.
— Это как дом. Я не понимала, что все в моей жизни может меняться, кроме этой единственной вещи. Вертеп менялся, лишь обогащаясь с каждым годом.
— Обогащаясь?
— Отец всегда на день рождения дарил мне новое животное, еще одного богопоклонника у яслей. — Дженива осторожно потрогала китайского дракона. — Это последняя фигурка, сделанная при жизни моей матери.
— Опасный гость на веселом празднике.
— Не совсем так. Во многих верованиях драконы — хищники, но китайский дракон — предвестник счастья. Забавно, правда?
Маркиз взял в руки ярко раскрашенную фигурку, чешуя которой блестела золотом.
— Значит, дракону не обязательно быть огнедышащим и поедать людей?
Она ждала, надеясь, что Эш скажет что-то еще, но он молча поставил фигурку на место.
— Даже китайские драконы должны питаться. А чем им питаться, если не жертвами, которые вовсе не хотят быть съеденными?
— А что едим все мы — разве не жертв, которые совсем не желают быть съеденными?
— О, да ты настоящий циник! — Он взял ее за руку. — Пойдем в зал и потанцуем — это разгонит твою желчь.
Танцевать с Эшем всю ночь было бы райским наслаждением, но она покачала головой:
— Нет, извини.
— Неужели ты уйдешь спать? Ночь еще только началась… Дженива понимала, что ей следует просто уйти, но она не могла солгать ему.
— Я должна найти Рождественскую звезду. Это тоже традиция.
Он сначала удивился, потом рассмеялся:
— Уж не думаешь ли ты, что Эльф Маллорен вот-вот произведет на свет нового Мессию?
— Конечно, нет. Звезда восходит на небе каждое Рождество, и я хочу загадать желание.
Продолжая улыбаться, маркиз покачал головой.
— Покажи мне. Для этого надо выйти из дома?
— Так лучше всего. — Дженива боялась, что Эшарт посмеется над ее традициями, но у нее не хватило решимости расстаться с ним…
Они направились к парадному входу, и по пути маркиз подобрал забытую кем-то шаль. Лакей тут же поспешно распахнул перед ними дверь, явно не осуждая их отчаянную смелость выйти на улицу посреди зимней ночи.
Как только они оказались на террасе над двойной изогнутой лестницей, студеный воздух обжег щеки Дженивы. И тут Эш обернул ее плечи шалью, одним своим прикосновением даря ей целую нитку жемчуга.
Здесь, в темноте под звездным небом, Дженива впервые почувствовала, что они по-настоящему оказались наедине.
Эшарт посмотрел вверх и глубоко вдохнул свежий воздух, словно упиваясь им. Ночь, тихая и полная покоя, оказалась не слишком холодной, и Дженива тоже глубоко вдохнула, разглядывая усыпанное звездами небо.
— Вот она! — Ее рука невольно поднялась, указывая на звезду.
— Дорогая моя, это Юпитер.
Дженива улыбнулась, продолжая пристально смотреть на яркую точку.
— Я знаю. Но сегодня это Рождественская звезда.
Она почувствовала его теплую дружескую руку на своем плече.
— Боюсь, Вифлеемская звезда на самом деле была кометой.
Дженива повернулась спиной к балюстраде и теперь смотрела не на планету, а на Эша.
— Видел комету Галлея в 1758 году?
— Конечно. А где была в это время ты? — Его губы тронула улыбка. — Я хочу сказать, в какой части света? Странно задавать такой вопрос леди…
— Да, если речь идет о тех леди, которые спокойно остаются дома, в Англии. Ваш опыт несколько ограничен, сэр.
Он осторожно коснулся ее щеки.
— Таких, кто так думает, найдется немного.
Ей стало жарко, ее дыхание вырывалось горячим паром.
— Галифакс, — невольно сказала она. — В Новой Шотландии. А где ты был?
— В Лондоне, точнее, в своем доме около Гринвича.
— Около обсерватории?
Сколько же в нем таилось секретов! Каждый разговор открывал что-то новое, и Дженива уже начала привыкать к открытиям.
— Так ты интересуешься звездами?
— Вряд ли стоит делать из меня мечтателя.
— Не забывай — ты говоришь с дочерью капитана.
— Ах да, конечно. И ты умеешь управлять кораблем?
— Кое-что умею. Отец на досуге учил меня этому искусству.
Ее мысли вернулись к отцу и печальным переменам, но Эш не позволил ей грустить.
— Купить тебе корабль, чтобы ты могла уплыть в свои мечты?
— Я думала, у тебя затруднения с деньгами…
— Это касается только моего положения маркиза. Лично меня интересуют морские путешествия, которые предполагается совершить для наблюдения за изменением фазы Венеры в 1768 году. Ты не хотела бы поехать?
Дженива рассмеялась:
— Понятия не имею, о чем ты говоришь. К тому же в плавание никогда не возьмут женщину. А ты — ты поедешь?
Он посмотрел мимо нее, сначала на горизонт, затем на звезды.
— Это не мое предназначение. Как и большинство моих предков, вместо себя я посылаю других и на поиски приключений, и на войну.
Дженива взяла его руку, желая утешить, как недавно он утешал ее.
— До меня дошли слухи, что одним из твоих предков был Карл Второй, который много путешествовал и сражался.
— Против своей воли. — Эш с нежностью потер пальцем ее ладонь. — Говорили, что он отказался перейти в римскую католическую веру из-за того, что ему больше не хотелось бродяжничать.
— Так он действительно твой предок? Мне становится страшно при мысли о королевской крови.
Маркиз пожал плечами:
— Семейная легенда гласит, что Карл мой прадед, но, как мы недавно установили, точно утверждать ничего невозможно.
Дженива высвободила руку и провела ею по его скулам и носу.
— Кажется, сходство есть, но не с Карлом Вторым, а с его братом королем Яковом и его отцом Карлом Первым.
Эш с преувеличенной поспешностью приложил палец к ее губам:
— Тише! В старые времена королевская кровь стоила бы мне головы.
— Не в такие уж старые. Прошло меньше двадцати лет с тех пор, как людям рубили головы за поддержку Стюарта-претендента!
Заметив, что она в самом деле испугана, маркиз покачал головой и усмехнулся.
— Какова бы ни была правда, я все равно не отношусь к законнорожденным потомкам, любимая.
Любимая!
Он произнес это не думая и подарил ей еще одну жемчужину.
Маркиз, подняв руку, погрузил пальцы в ее волосы, и Дженива, прижимаясь к его ладони, подумала, что одна эта короткая ночь могла бы подарить ей множество жемчужин, которых вполне хватило бы на целую жизнь.
— А разве не интересно пуститься в плавание в поисках Венеры, Эш? Что останавливает тебя?
— Боюсь, многие скажут, что я ищу Венеру слишком уж часто.
— А если серьезно?
Он потерся носом о ее шею.
— В таких делах я всегда серьезен. Дженива улыбнулась, продолжая ждать ответа.
— Долг — вот что связывает меня. Я обязан управлять имениями, создавать законы, помогать нации. Она кивнула:
— Твой титул — это твой корабль, и на нем не должно быть другого капитана.
— Мой корабль может потонуть из-за недостатка смолы или чего-то еще, что держит судно на плаву. Я должен жениться, Дженива, и жениться на деньгах.
Она знала или думала, что знала, зачем он ей это говорит. Это причиняло боль, но не такую сильную, потому что он был честен.
— Должен, значит, должен. Только обещай, что будешь хорошим капитаном.
Эшарт обнял ее так нежно, как еще не обнимал до этого, и ее голова уютно уместилась на его широком плече.
— Я постараюсь, — пообещал он. — К тому же пора забрать принадлежащую мне собственность у моей бабушки. Я бы уже сделал это, если бы не мешали другие проблемы.
— Молли Керью. — Дженива наслаждалась теплом его крепкого тела и его уверенностью в своих силах, которую всего лишь несколько дней назад не ожидала найти в нем. Вдыхая его запах, она попросила: — А ты не можешь рассказать мне об этом? Меня нелегко смутить.
Эш слегка погладил ее по спине.
— Это смешная история.
Она невольно отодвинулась, стараясь увидеть его лицо.
— Смешная?
Он грустно улыбнулся.
— Разве мы все не боимся оказаться смешными? Кстати, тебе не слишком холодно оставаться здесь и слушать печальную историю?
— Нет, совсем нет.
Он снова прижал ее к себе, обняв под своим плащом и заботливо завернув в шаль.
— Тогда слушай. В феврале я поехал на маскарад у леди Натчбулл — это мероприятие никогда не славилось хорошим вкусом и приличиями. Там я предстал перед всеми в костюме индейского воина, почти обнаженный…
Дженива, уткнувшись в его грудь, одобрительно хмыкнула и почувствовала, что он тоже усмехнулся.
— Молли явилась в костюме Саломеи под семью весьма прозрачными покрывалами. Ну а дальше… Видишь ли, я не святой.
— Да, я это заметила.
— И все еще не шокирована?
— Жду не дождусь, когда ты доберешься до главного.
— Я с таким же успехом мог бы сознаться во всех моих грехах. В прошлом, когда еще Бут Керью был жив, я уже был любовником Молли. — Он замолчал, явно ожидая ее реакции.
— И это все твои грехи? — недоверчиво спросила Дженива.
— Нет, конечно, нет. — Он засмеялся.
— Я так и думала. Продолжай. Мне не терпится узнать, почему ты так уверен, что Чарли не твой сын. — Дженива постаралась, чтобы в ее словах не прозвучало и намека на сомнение.
Эш вздохнул.
— Короче говоря, мы покинули маскарад вместе с Молли, нисколько не скрываясь, но я никогда не делал того, для чего «любовь» не совсем подходящее слово.
Теперь настала ее очередь усмехнуться.
— Я говорила тебе, что знаю много таких слов, но здесь подойдет и «переспал».
— Слишком по-семейному, но если тебе нравится именно это слово, то я еще раз подтверждаю, что не переспал с Молли Керью.
Дженива слегка повернулась и внимательно посмотрела на него.
— Если собираешься признаться, что ты евнух, это меня может очень удивить.
Маркиз потерся о ее щеку.
— Тебе стоит лишь попробовать, pandolcetta mia, и твои сомнения развеются.
Она почувствовала, что это правда, даже сквозь несколько своих юбок, и где-то в глубине ее тела снова возникла боль.
— Так почему?
— Потому что я тогда понял главное — она пытается поймать меня. Это было просто ощущение, инстинкт, но когда мы ехали ко мне домой в карете и Молли всеми доступными ей способами пыталась ублажить меня, я, к счастью, вспомнил, что теперь она вдова и ее намерения могут отличаться от тех, которые она имела, будучи замужем. Вот почему, доставляя ей ответное удовольствие, я употреблял все способы, кроме того, от которого родятся дети. А потом я отвез ее домой.
— Но тогда… — Дженива помедлила, — тогда получается, что она все придумала?
— Не совсем. Я предполагаю, что Молли уже была беременна, но не от человека, который мог бы жениться на ней или за которого она хотела бы выйти замуж. Это так на нее похоже — добиваться своего любой ценой. Может быть, теперь она думает, что я был слишком пьян, чтобы что-то помнить.
— А ты был?
— Нет, не был.
В его голосе послышался дружеский упрек, и она сказала: «Прости», — зная, что Эш различит улыбку в ее тоне.
Это, конечно, скандальная история, но Дженива была очень довольна, что маркиз рассказал ей об этом.
Он был настоящим мужчиной, и они были друзьями.
Глава 34
— Главная беда заключается в том, — сказал маркиз, — что, когда я пытаюсь говорить правду, мне никто не верит. И что я должен теперь делать? Протестовать, умолять? В итоге я решил просто не обращать внимания на эту женщину, полагая, что она отступится от меня сама. Но этого не произошло.
— Молли даже подкинула тебе чужого ребенка. Может быть, она и есть Локи в этой истории?
Он коснулся ее губ.
— Ты замечательная женщина.
— Потому что меня не шокировал твой рассказ? Некоторые молодые офицеры были мне как братья, мы находились на одном корабле, никакие барьеры не разделяли нас. Они иногда приходили ко мне со своим горем, и чаще всего дело касалось женщин. — Дженива покачала головой. — Но что же теперь делать? Все это возмутительно…
— Особенно когда не можешь доказать свою невиновность. И все же мне необходимо заставить Молли сказать правду, или…
— Или?.. — Она протянула руку и повернула его к себе лицом.
— Или заставить Родгара использовать свое влияние на короля. Его величество, вероятно, поверит кузену, тем более что наш враг хорошо известен.
Дженива погладила его по теплой щеке, чуть шероховатой от пробивающейся щетины.
— Это не вся правда.
— Ты ужасная женщина.
— Все равно рассказывай.
Она почувствовала, как Эш шевельнулся под ее рукой, и подумала, что он хотел отрицательно покачать головой, но он вдруг сказал:
— Я долгое время подозревал, что за этим скрывается Родгар, а Молли — лишь марионетка в его руках, уж очень хитро задуман этот дьявольский план. Если бы я не устоял, дело кончилось бы моей женитьбой на женщине, которая мне не нравится, и признанием своим сыном, своим наследником, ребенка, отцом которого является другой человек. Сопротивляясь и упорствуя, я бы оскорбил короля, возможно, до такой степени, что оказался бы в темнице, откуда уже не мог бы доставлять беспокойство Родгару. Теперь я приехал сюда, чтобы заставить его восстановить справедливость.
— Справедливость? О чем ты?
— А вот этого тебе не следует знать.
— Ветка омелы? — спросила Дженива, досадуя на то, что он не хочет рассказать ей. Эшарт продолжал молчать, и она сказала: — Но что, если он не имеет к этому никакого отношения?
— Тогда я должен добраться до Молли Керью.
— А пока?
Он потерся носом о ее нос.
— Пока наслаждайся праздником и попытайся получше понять моего кузена. Почувствуй здешнюю атмосферу. И не забывай — я обручен с тобой. Итак, Дженива Смит, что ты думаешь обо мне теперь?
Она обеими руками обхватила его голову.
— Я думаю, что ты честный человек, Эш, и нет никого благороднее тебя.
Дженива поцеловала Эшарта, найдя самое удобное положение, чтобы почувствовать, ощутить и познать его, как будто делала это в первый раз; но теперь их близость была глубже, сильнее и сдержаннее вспышек и обжигающих искр прежней страсти.
Ее тело напряглось от острого желания.
— Дженива!
Он прижал ее к себе, ища ее грудь, скрытую под одеждой и корсетом.
Дженива покачнулась, задрожала, но все же нашла в себе силы упереться рукой в его плечо.
— Нет, Эш, не надо! Пожалуйста… — Он застыл, и она добавила: — Не потому, что я этого не хочу…
Помедлив еще немного, он кивнул:
— Я это знаю, любимая.
Как и она, Эш тяжело дышал. Выпрямившись, он поправил ее шаль и задержал руку у ее груди, и это еще раз напомнило Джениве, что ей необходимо прервать затянувшееся свидание.
— Мне холодно, — солгала она. — Нам пора возвращаться в дом.
Маркиз молча открыл перед ней дверь.
В зале было жарко, и это никак не объяснялось пылающим в камине рождественским поленом. Ароматы бренди, пряностей и апельсинов обрушились на Джениву вместе со звуками веселой музыки.
Маркиз взял ее за руку и повел через зал к дверям.
— Вся ночь наша, — тихо сказал он. — Мы можем потанцевать.
За дверями Дженива увидела фантастический мир, у подножия сверкающих гор среди деревьев приютились маленькие домики с уютно освещенными окошками. Под великолепной люстрой танцевали и смеялись пары. Если она войдет туда, то все пропало.
— Мне хочется спать.
Ах, не то бы ей сказать! Не то!
Маркиз ничего не ответил, он только поднес к губам ее руку и поцеловал пальцы рядом с кольцом. Она отняла руку.
— Лучше бы ты не дарил его мне!
— Это необходимая часть игры.
— Но не лучшая.
— Пусть это тебя не беспокоит. С кольцом не связано никаких теплых воспоминаний. Оно принадлежало моей матери, мать носила его против воли и, когда уехала, оставила его здесь. Когда ты бросишь меня, можешь оставить кольцо себе, а еще лучше — пустить его на содержание ребенка. Дженива без труда поняла смысл сказанного.
— Поцелуев больше не будет?
— Так, мне кажется, надежнее. Не забывай, Дженива, я не святой. — Он поцеловал ее руку. — Спокойной ночи, моя дорогая, и пусть Рождество принесет тебе радость.
Дженива оглядела опустевший зал, где ровным пламенем горел камин и рядом стоял на почетном месте вертеп. Она не загадала желания ни на вертеп, ни на Рождественскую звезду, хотя ей многого хотелось бы пожелать. Но одно было главным и бесспорным. «Пусть этот человек обретет мир и покой, радость и силу стать тем человеком, которым ему предназначено стать».
Дженива еще раз взглянула на маркиза, затем поспешно поднялась наверх.
Без Дженивы бальный зал больше не привлекал Эшарта, поэтому он вернулся в свою комнату, где обнаружил уютно расположившегося Фитца, потягивающего бренди Родгара.
— А, вот и явился ответ на все загадки!
— Ответ? — Эш налил себе бренди. — Надеюсь, ты не имеешь в виду меня?
— Как тебя занесло в логово дьявола? Твой архивраг кажется мне на удивление живым и невредимым.
— Так ты ожидал, что мы набросимся друг на друга, как хвастливые итальянцы? Напрасно. Мы ведем себя вполне цивилизованно, обхаживая врага, прежде чем нанести удар.
Эш слушал себя и невольно усмехался, он произносил пустые слова, которыми пользовался всю жизнь, как ученый попугай.
— Ну я-то точно стремлюсь к миру. — Он отхлебнул бренди. — Превосходный напиток. Явное свидетельство богатства моего кузена.
— Мир. — Фитц кивнул. — Это да, это я одобряю.
— А ведь, вероятно, все началось именно из-за тебя.
— Значит, я живу не зря.
Эш пристально смотрел на него.
— Знаешь, а ты прав, когда не говоришь того, что я хочу услышать, как делают все эти льстецы. Ты как особое зеркало, в котором отражается вся глупость. Но моя бабушка тебя не одобрит.
— Пусть с ней справляется добрейшая мисс Смит. Эш снова глотнул бренди.
— Ее это не касается.
— Твою будущую жену?
— Помолвка — всего лишь обман. Ты должен был догадаться.
— Действительно, это показалось мне довольно неожиданным. Когда я получил твою записку с просьбой взять в Чейнингсе кольцо, то подумал, что оно для мисс Миддлтон…
— Наверное так и будет… со временем.
— Но разве ты не мог дать ей это кольцо сейчас?
— Даже не собирался. Я подозреваю, что на нем проклятие.
— Тем более стыдно надевать его на палец мисс Смит. Эш с беспокойством поерзал в кресле.
— Это всего на пару дней. Правда, я сказал, что когда она от меня откажется, то может оставить кольцо себе.
Фитц присвистнул.
Эш бессильно уронил голову на грудь.
— Она настаивает, что кто-то должен содержать отпрыска Молли Керью. Поскольку я не могу непосредственно быть этим «кем-то», кольцо — выход из неприятного положения.
— Это сделает ребенка маленьким джентльменом.
— Его мать внешне выглядит как леди, и, как ты сказал, теперь мисс Дамарис Миддлтон никогда не наденет это кольцо.
— Ты можешь передумать.
— Нет уж, пусть Дженива делает с ним все, что захочет. Оно убережет ее от беды, как и ребенка.
Внезапно Фитц сделал серьезное лицо.
— Знаешь, мисс Миддлтон очень тобой недовольна.
— Конечно, знаю.
— Так что ты собираешься предпринять? Тебе надо бы жениться, и поскорее.
— Черт побери, прошло всего лишь три дня с тех пор, как свалилась эта беда, Фитц! К тому же теперь все так… усложнилось.
Выражение лица друга вызвало у Эша подозрение, что Фитц догадывается, о каких именно сложностях он говорит.
— Послушай, отвлеки Дамарис Миддлтон на несколько дней. Она следит за мной, точно рысь, и если я не смогу сдержать своего раздражения, это не проложит мне дорогу к выгодному браку.
— А вдруг у нее найдется хотя бы немного гордости — тогда это вообще не приведет к браку, что, может быть, и к лучшему.
— Титул за богатство — честная сделка. Я не желаю ей зла.
Фитц покачал головой:
— Ложись спать — ты, вероятно, провел тяжелый день. Утром все выглядит по-другому.
Эш допил бренди.
— Вот только я не уверен, что наступит благоденствие.
Однако его одолевала усталость, и маркиз с грустью подумал, что когда-то он танцевал и играл в карты ночи напролет.
Поднявшись с кресла, Эшарт стал раздеваться.
— Между прочим, — небрежно поинтересовался Фитц, — что случилось с ребенком Молли?
— Он здесь, в детской Маллоренов. Мы все — одна большая счастливая семья. — Маркиз усмехнулся, а Фитц от хохота чуть не сполз с кресла.
— Молли даже подкинула тебе чужого ребенка. Может быть, она и есть Локи в этой истории?
Он коснулся ее губ.
— Ты замечательная женщина.
— Потому что меня не шокировал твой рассказ? Некоторые молодые офицеры были мне как братья, мы находились на одном корабле, никакие барьеры не разделяли нас. Они иногда приходили ко мне со своим горем, и чаще всего дело касалось женщин. — Дженива покачала головой. — Но что же теперь делать? Все это возмутительно…
— Особенно когда не можешь доказать свою невиновность. И все же мне необходимо заставить Молли сказать правду, или…
— Или?.. — Она протянула руку и повернула его к себе лицом.
— Или заставить Родгара использовать свое влияние на короля. Его величество, вероятно, поверит кузену, тем более что наш враг хорошо известен.
Дженива погладила его по теплой щеке, чуть шероховатой от пробивающейся щетины.
— Это не вся правда.
— Ты ужасная женщина.
— Все равно рассказывай.
Она почувствовала, как Эш шевельнулся под ее рукой, и подумала, что он хотел отрицательно покачать головой, но он вдруг сказал:
— Я долгое время подозревал, что за этим скрывается Родгар, а Молли — лишь марионетка в его руках, уж очень хитро задуман этот дьявольский план. Если бы я не устоял, дело кончилось бы моей женитьбой на женщине, которая мне не нравится, и признанием своим сыном, своим наследником, ребенка, отцом которого является другой человек. Сопротивляясь и упорствуя, я бы оскорбил короля, возможно, до такой степени, что оказался бы в темнице, откуда уже не мог бы доставлять беспокойство Родгару. Теперь я приехал сюда, чтобы заставить его восстановить справедливость.
— Справедливость? О чем ты?
— А вот этого тебе не следует знать.
— Ветка омелы? — спросила Дженива, досадуя на то, что он не хочет рассказать ей. Эшарт продолжал молчать, и она сказала: — Но что, если он не имеет к этому никакого отношения?
— Тогда я должен добраться до Молли Керью.
— А пока?
Он потерся носом о ее нос.
— Пока наслаждайся праздником и попытайся получше понять моего кузена. Почувствуй здешнюю атмосферу. И не забывай — я обручен с тобой. Итак, Дженива Смит, что ты думаешь обо мне теперь?
Она обеими руками обхватила его голову.
— Я думаю, что ты честный человек, Эш, и нет никого благороднее тебя.
Дженива поцеловала Эшарта, найдя самое удобное положение, чтобы почувствовать, ощутить и познать его, как будто делала это в первый раз; но теперь их близость была глубже, сильнее и сдержаннее вспышек и обжигающих искр прежней страсти.
Ее тело напряглось от острого желания.
— Дженива!
Он прижал ее к себе, ища ее грудь, скрытую под одеждой и корсетом.
Дженива покачнулась, задрожала, но все же нашла в себе силы упереться рукой в его плечо.
— Нет, Эш, не надо! Пожалуйста… — Он застыл, и она добавила: — Не потому, что я этого не хочу…
Помедлив еще немного, он кивнул:
— Я это знаю, любимая.
Как и она, Эш тяжело дышал. Выпрямившись, он поправил ее шаль и задержал руку у ее груди, и это еще раз напомнило Джениве, что ей необходимо прервать затянувшееся свидание.
— Мне холодно, — солгала она. — Нам пора возвращаться в дом.
Маркиз молча открыл перед ней дверь.
В зале было жарко, и это никак не объяснялось пылающим в камине рождественским поленом. Ароматы бренди, пряностей и апельсинов обрушились на Джениву вместе со звуками веселой музыки.
Маркиз взял ее за руку и повел через зал к дверям.
— Вся ночь наша, — тихо сказал он. — Мы можем потанцевать.
За дверями Дженива увидела фантастический мир, у подножия сверкающих гор среди деревьев приютились маленькие домики с уютно освещенными окошками. Под великолепной люстрой танцевали и смеялись пары. Если она войдет туда, то все пропало.
— Мне хочется спать.
Ах, не то бы ей сказать! Не то!
Маркиз ничего не ответил, он только поднес к губам ее руку и поцеловал пальцы рядом с кольцом. Она отняла руку.
— Лучше бы ты не дарил его мне!
— Это необходимая часть игры.
— Но не лучшая.
— Пусть это тебя не беспокоит. С кольцом не связано никаких теплых воспоминаний. Оно принадлежало моей матери, мать носила его против воли и, когда уехала, оставила его здесь. Когда ты бросишь меня, можешь оставить кольцо себе, а еще лучше — пустить его на содержание ребенка. Дженива без труда поняла смысл сказанного.
— Поцелуев больше не будет?
— Так, мне кажется, надежнее. Не забывай, Дженива, я не святой. — Он поцеловал ее руку. — Спокойной ночи, моя дорогая, и пусть Рождество принесет тебе радость.
Дженива оглядела опустевший зал, где ровным пламенем горел камин и рядом стоял на почетном месте вертеп. Она не загадала желания ни на вертеп, ни на Рождественскую звезду, хотя ей многого хотелось бы пожелать. Но одно было главным и бесспорным. «Пусть этот человек обретет мир и покой, радость и силу стать тем человеком, которым ему предназначено стать».
Дженива еще раз взглянула на маркиза, затем поспешно поднялась наверх.
Без Дженивы бальный зал больше не привлекал Эшарта, поэтому он вернулся в свою комнату, где обнаружил уютно расположившегося Фитца, потягивающего бренди Родгара.
— А, вот и явился ответ на все загадки!
— Ответ? — Эш налил себе бренди. — Надеюсь, ты не имеешь в виду меня?
— Как тебя занесло в логово дьявола? Твой архивраг кажется мне на удивление живым и невредимым.
— Так ты ожидал, что мы набросимся друг на друга, как хвастливые итальянцы? Напрасно. Мы ведем себя вполне цивилизованно, обхаживая врага, прежде чем нанести удар.
Эш слушал себя и невольно усмехался, он произносил пустые слова, которыми пользовался всю жизнь, как ученый попугай.
— Ну я-то точно стремлюсь к миру. — Он отхлебнул бренди. — Превосходный напиток. Явное свидетельство богатства моего кузена.
— Мир. — Фитц кивнул. — Это да, это я одобряю.
— А ведь, вероятно, все началось именно из-за тебя.
— Значит, я живу не зря.
Эш пристально смотрел на него.
— Знаешь, а ты прав, когда не говоришь того, что я хочу услышать, как делают все эти льстецы. Ты как особое зеркало, в котором отражается вся глупость. Но моя бабушка тебя не одобрит.
— Пусть с ней справляется добрейшая мисс Смит. Эш снова глотнул бренди.
— Ее это не касается.
— Твою будущую жену?
— Помолвка — всего лишь обман. Ты должен был догадаться.
— Действительно, это показалось мне довольно неожиданным. Когда я получил твою записку с просьбой взять в Чейнингсе кольцо, то подумал, что оно для мисс Миддлтон…
— Наверное так и будет… со временем.
— Но разве ты не мог дать ей это кольцо сейчас?
— Даже не собирался. Я подозреваю, что на нем проклятие.
— Тем более стыдно надевать его на палец мисс Смит. Эш с беспокойством поерзал в кресле.
— Это всего на пару дней. Правда, я сказал, что когда она от меня откажется, то может оставить кольцо себе.
Фитц присвистнул.
Эш бессильно уронил голову на грудь.
— Она настаивает, что кто-то должен содержать отпрыска Молли Керью. Поскольку я не могу непосредственно быть этим «кем-то», кольцо — выход из неприятного положения.
— Это сделает ребенка маленьким джентльменом.
— Его мать внешне выглядит как леди, и, как ты сказал, теперь мисс Дамарис Миддлтон никогда не наденет это кольцо.
— Ты можешь передумать.
— Нет уж, пусть Дженива делает с ним все, что захочет. Оно убережет ее от беды, как и ребенка.
Внезапно Фитц сделал серьезное лицо.
— Знаешь, мисс Миддлтон очень тобой недовольна.
— Конечно, знаю.
— Так что ты собираешься предпринять? Тебе надо бы жениться, и поскорее.
— Черт побери, прошло всего лишь три дня с тех пор, как свалилась эта беда, Фитц! К тому же теперь все так… усложнилось.
Выражение лица друга вызвало у Эша подозрение, что Фитц догадывается, о каких именно сложностях он говорит.
— Послушай, отвлеки Дамарис Миддлтон на несколько дней. Она следит за мной, точно рысь, и если я не смогу сдержать своего раздражения, это не проложит мне дорогу к выгодному браку.
— А вдруг у нее найдется хотя бы немного гордости — тогда это вообще не приведет к браку, что, может быть, и к лучшему.
— Титул за богатство — честная сделка. Я не желаю ей зла.
Фитц покачал головой:
— Ложись спать — ты, вероятно, провел тяжелый день. Утром все выглядит по-другому.
Эш допил бренди.
— Вот только я не уверен, что наступит благоденствие.
Однако его одолевала усталость, и маркиз с грустью подумал, что когда-то он танцевал и играл в карты ночи напролет.
Поднявшись с кресла, Эшарт стал раздеваться.
— Между прочим, — небрежно поинтересовался Фитц, — что случилось с ребенком Молли?
— Он здесь, в детской Маллоренов. Мы все — одна большая счастливая семья. — Маркиз усмехнулся, а Фитц от хохота чуть не сполз с кресла.
Глава 35
Эту длинную ночь Дженива провела почти без сна, вспоминая их поцелуи и пытаясь найти выход из сложного положения, в котором оказался Эш. Она старалась рассуждать беспристрастно, но, словно в насмешку, ее мысли не подчинялись ей, отметая те планы, где решением его проблем выступал их брак.
Под утро она все же забылась тяжелым сном и проснулась ничуть не отдохнувшая, стараясь вспомнить, как фантазия поместила ее в клетку с волком. Хотя она ничего не имела против, это расстроило ее.
Итак, Эшарт убежден, что ему надо жениться на деньгах, чтобы исполнить свой долг. Насколько это соответствовало действительности? Дженива лежала неподвижно, напряженно размышляя об этом. Действительность заключалась в том, что бедность рождает бедность, а богатство рождает богатство. Но с помощью тяжелого труда и таланта тоже можно преуспеть.
Обладала ли она каким-либо талантом, чтобы противопоставить его богатству? Дженива поморщилась, вспоминая о том, как рассказывала про бараньи глаза.
Услышав за окном шум, она сначала подумала, что это продолжение ее сна, но затем поняла — за окном действительно звенит колокольчик и громко поют люди. Тогда она слезла с кровати, радуясь хотя бы тому, что Талия глуховата и шум не потревожил ее.
Набросив халат, Дженива отодвинула занавеску и выглянула из окна. Крестьяне в странных одеждах длинной процессией проходили вокруг дома, звенели колокольчиками и пели. Разобрав слова песни, она догадалась, что они желают всем обитателям дома веселого Рождества и просят побольше пенсов.
— Какая прелесть! — воскликнула Талия, раздвигая полог кровати и высовывая голову в съехавшем набок чепце.
Джениве рассказывали об этом обычае, но слушать о нем было приятнее, чем стать его участником, которого будят ни свет ни заря. Она взглянула на часы — девять часов.
Перед ее глазами что-то блеснуло, и она с отвращением посмотрела на огромный бриллиант. Дженива никак не могла, связать этот дорогой камень с глубокими чувствами, согревавшими ей душу.
Подбросив полено в угасающий огонь, она задумчиво наблюдала, как пламя охватывает его. Где себялюбие, где благородство — она больше не могла отличить одно от другого.
То же, должно быть, чувствовал Эш, не зная, является ли его стремление к миру силой или слабостью, а его намерение жениться на деньгах — благородной жертвой или глупой жадностью.
Тут Талия позвонила в маленький колокольчик у постели, и Реджина, появившаяся в дверях, спросила, что они желают надеть на Рождество.
Дженива вспомнила о леди Эльф.
— Ребенок?
— С ним все хорошо, мисс Смит.
— Нет, я спрашиваю о леди Уолгрейв.
— А, еще нет. Но кажется, ее состояние не вызывает беспокойства.
Под утро она все же забылась тяжелым сном и проснулась ничуть не отдохнувшая, стараясь вспомнить, как фантазия поместила ее в клетку с волком. Хотя она ничего не имела против, это расстроило ее.
Итак, Эшарт убежден, что ему надо жениться на деньгах, чтобы исполнить свой долг. Насколько это соответствовало действительности? Дженива лежала неподвижно, напряженно размышляя об этом. Действительность заключалась в том, что бедность рождает бедность, а богатство рождает богатство. Но с помощью тяжелого труда и таланта тоже можно преуспеть.
Обладала ли она каким-либо талантом, чтобы противопоставить его богатству? Дженива поморщилась, вспоминая о том, как рассказывала про бараньи глаза.
Услышав за окном шум, она сначала подумала, что это продолжение ее сна, но затем поняла — за окном действительно звенит колокольчик и громко поют люди. Тогда она слезла с кровати, радуясь хотя бы тому, что Талия глуховата и шум не потревожил ее.
Набросив халат, Дженива отодвинула занавеску и выглянула из окна. Крестьяне в странных одеждах длинной процессией проходили вокруг дома, звенели колокольчиками и пели. Разобрав слова песни, она догадалась, что они желают всем обитателям дома веселого Рождества и просят побольше пенсов.
— Какая прелесть! — воскликнула Талия, раздвигая полог кровати и высовывая голову в съехавшем набок чепце.
Джениве рассказывали об этом обычае, но слушать о нем было приятнее, чем стать его участником, которого будят ни свет ни заря. Она взглянула на часы — девять часов.
Перед ее глазами что-то блеснуло, и она с отвращением посмотрела на огромный бриллиант. Дженива никак не могла, связать этот дорогой камень с глубокими чувствами, согревавшими ей душу.
Подбросив полено в угасающий огонь, она задумчиво наблюдала, как пламя охватывает его. Где себялюбие, где благородство — она больше не могла отличить одно от другого.
То же, должно быть, чувствовал Эш, не зная, является ли его стремление к миру силой или слабостью, а его намерение жениться на деньгах — благородной жертвой или глупой жадностью.
Тут Талия позвонила в маленький колокольчик у постели, и Реджина, появившаяся в дверях, спросила, что они желают надеть на Рождество.
Дженива вспомнила о леди Эльф.
— Ребенок?
— С ним все хорошо, мисс Смит.
— Нет, я спрашиваю о леди Уолгрейв.
— А, еще нет. Но кажется, ее состояние не вызывает беспокойства.