Страница:
Лиллей был абсолютно уверен в подлинности документов. Они были крайне необычными и разрушали многие из наших представлений о Христе. Ознакомление с этим материалом, считал он, вело к отказу от ортодоксальной церковной доктрины. Лиллей точно не знал, откуда взялись эти бумаги, но полагал, что в двенадцатом и тринадцатом веках ими владели катары, еретическая секта, существовавшая на юге Франции — хотя сами документы были гораздо старше. Он также был уверен, что после уничтожения катаров бумаги хранились в Швейцарии, пока в результате войн четырнадцатого века не попали во Францию.
— К концу жизни, — продолжал Бартлет, — Лиллей пришел к выводу, что всю информацию, которая содержится в Евангелиях, можно поставить под сомнение; он не знал, где истина.
Мы с Генри были потрясены. Бартлета никак нельзя была назвать глупцом. Священник не только получил степень магистра в одном из колледжей Оксфорда, но также защитил диссертации по физике и химии в университете Уэльса и по медицине в Оксфорде. Он был членом Королевского общества хирургов и Королевского общества терапевтов. Назвать его высокообразованным человеком — значит, ничего не сказать. Он явно восхищался каноником Лиллеем, с уважением относился к его знаниям и нисколько не сомневался, что Лиллей точно описал документ или документы, которые он видел в Париже. Нам хотелось побольше узнать о Лиллее, попробовать получить дополнительную информацию о материале, связанном с Иисусом, а также выяснить, кто в семинарии Сен-Сюльпис и в Ватикане мог интересоваться им.
Ключ к пониманию личности каноника Лиллея заключался в том, что он считал себя модернистом и был автором книги, посвященной этому движению, чрезвычайно популярному в начале двадцатого века. Модернисты выступали за пересмотр догматов церкви в свете новейших достижений естественных наук, археологии и гуманитарных дисциплин. Многие теологи понимали, что их уверенность в исторической достоверности Нового Завета не имеет оснований. Так, например, декана собора Св. Павла Уильяма Инджа однажды попросили составить жизнеописание Христа, и он отказался, заявив, что отсутствие достаточного количества достоверных фактов не позволяют писать на эту тему.
На протяжении девятнадцатого века Ватикан все больше напоминал анахронизм. Папское государство, земли которого раскинулись от Рима до Анконы, Болоньи и Феррары, все еще существовало, и папа правил в нем, подобно средневековому монарху. В тайных темницах инквизиции по-прежнему пытали подозреваемых в ереси. Признанных виновными папские суды отправляли на галеры, приговаривали к ссылке, тюремному заключению или смертной казни. Эшафоты на городских площадях никогда не пустовали. Повсюду сновали шпионы, и репрессии считались нормой. Любые новшества отвергались — папа запретил даже железные дороги, опасаясь, что путешествия и контакты между людьми подточат основы веры. И все это происходило на задворках Европы, в которой стремление к переменам в обществе набирало силу, находя выход в освободительных движениях, боровшихся против деспотизма, а также в развитии парламентских форм правления.
Несмотря на сознательно поддерживаемое невежество внешний мир через рушившиеся границы проникал в папское государство. Перемены становились неизбежными. Демократические взгляды в политике, растущая социальная активность и усиливающаяся критика библейских текстов и содержащихся в них противоречий — от всего этого религиозные догмы затрещали по швам. К ужасу католиков-консерваторов, под прямой угрозой оказалась политическая власть папы. Это стало реальной проблемой: в 1859 году после войны между Австрией и Францией, которая закончилась поражением католической монархии Габсбургов, подавляющее большинство папских земель объединились в новое государство — королевство Италия. Под властью папы Пия IX, авторитет которого серьезно пострадал в результате этих событий, теперь остался только Рим и его ближайшие окрестности. Однако вскоре положение папы ухудшилось еще больше: 21 сентября 1870 года итальянские войска отобрали у Церкви и эти скромные владения. Папе оставили только обнесенный крепостной стеной Ватикан, где его преемники правят и по сей день.
Незадолго до потери Рима папа — это выглядело как жест отчаяния — собрал Вселенский собор прелатов церкви, чтобы укрепить свою власть. Однако, созывая собор, он тем самым косвенно признавал ограниченность своей власти. Вопрос о том, кому принадлежит высшая власть, уже давно был незаживающей раной Ватикана. Неприятная правда заключалась в том, что законность папской власти утвердил не апостол Петр две тысячи лет назад, а гораздо более приземленный источник — церковный Собор в Констанце, собравшийся в начале пятнадцатого века. В то время было три папы — три понтифика, общим у которых была лишь ненависть друг к другу, — причем каждый заявлял о своем праве стоять во главе Церкви. Эта нелепая ситуация была разрешена епископами, которые утвердили законную церковную власть. С тех пор власть папы опиралась на епископов. Соответственно любой папа, стремившийся к серьезным переменам, был вынужден искать их одобрения.
Однако папа Пий IX стремился утвердить одно из важнейших изменений — объявить себя непогрешимым и таким образом получить власть над всеми верующими. Но он понимал, что придется пойти на хитрость, чтобы добиться желаемой цели. Поэтому в конце 1869 года был созван Первый ватиканский собор. Его истинная повестка дня держалась в секрете небольшой группой облеченных властью людей, в том числе трех кардиналов, каждый из которых был членом Святой инквизиции. Ни в одном из документов, касавшихся целей и задач собора, не упоминалось о непогрешимости папы. Тем временем к собравшимся в Ватикане епископам применили силовые методы давления. Тайное голосование отменялось, а самым легким наказанием за критику было лишение папских стипендий.
После двух месяцев работы в повестку дня был внесен вопрос о непогрешимости папы. Одни деятели церкви, от крыто выступавшие против этой идеи, были подвергнуты домашнему аресту, другие бежали. Один из них был избит самим папой. Несмотря на принуждение только 49 процентов епископов проголосовало за постулат о непогрешимости папы. Тем не менее 18 июля 1870 года было объявлено, что большинство проголосовало «за», и папа стал непогрешимым. Всего через два месяца итальянские войска заняли Рим и ограничили власть «непогрешимого» папы стенами Ватикана — вероятно, такова была божественная реакция на недостаток скромности у понтифика.
Папа и его сторонники хотели, чтобы постулат о непогрешимости защитил Ватикан от вызовов, с которыми ему приходилось сталкиваться, и особенно от критики Библии и от новых археологических открытий.
Цели модернистов были прямо противоположными. Они стремились пересмотреть церковные догмы в свете новейших научных достижений. Исторические свидетельства, открывшиеся в результате их исследований, помогали развеивать мифы, которые создала и поддерживала Церковь, и особенно мифы об Иисусе Христе. Модернисты также резко выступали против централизации власти и сосредоточения ее в Ватикане. Особенно влиятельным движение модернистов было в Париже, где с 1852 по 1884 год должность директора семинарии Сен-Сюльпис занимал либеральный ирландский теолог по имени Джон Хоган.
Хоган приветствовал и открыто поощрял исследования модернистов в своей семинарии. Каноник Лиллей говорил о том, что влияние именно этого человека подтолкнуло его к модернизму[9]. Многие из семинаристов Хогана посещали лекции ассириолога и знатока древнееврейского языка отца Альфреда Луази, известного модерниста и директора Католического института в Париже.
Поначалу Ватикан не выказывал беспокойства. Новый папа Лев XIII (он был избран в 1878 году и занимал Святой престол вплоть до 1903 года) был уверен в прочности позиций Церкви и даже допустил ученых в архивы Ватикана. Но он не подозревал, что открытия исследователей в конце концов поставят под сомнение догматы Церкви. Вскоре ему стало ясно, что наука представляет серьезную угрозу самой основе Церкви. В 1903 году, незадолго до смерти, папа Лев XIII решил возместить причиненный ущерб. Он основал Папскую библейскую комиссию, которая должна была надзирать за работой теологов и следить, чтобы они не отклонялись от учения Церкви. Комиссия имела тесные связи с инквизицией, и во главе этих учреждений стоял один и тот же кардинал.
Для всех было очевидно, что опасность заключена в словах отца Альфреда Луази:
Видный британский модернист Джордж Тирел выступал против жесткой автократической власти Ватикана.
Модернисты задавали неприятный и дерзкий вопрос: что делать, когда история или другая наука вступает в противоречие с церковными доктринами? На этот прямой вызов Церковь отвечала тем, что еще больше отгора живалась стеной из догм: любое сомнение разрешалось утверждением, что Церковь всегда права — в любых обстоятельствах и по любому вопросу.
В 1892 году преемник Хогана на посту директора семинарии Сен-Сюльпис запретил студентам посещать лекции католика-модерниста Альфреда Луази. Через год Луази лишили права преподавать в Католическом институте, а затем его отлучили от Церкви. Ватикан отстранил от должности или отлучил от Церкви многих модернистов, а их работы были включены в список запрещенных книг. В 1907 году папа Пий X официально запретил движение модернистов, и 1 сентября 1910 года от всех священников и преподавателей теологии потребовали принести клятву в отказе от модернизма. Чтобы вечно меняющийся внешний мир не вторгался в деликатные теологические материи, студентам семинарий и богословских факультетов запретили читать газеты.
Однако до 1892 года в семинарии Сен-Сюльпис царила пьянящая атмосфера творчества. Это был храм науки, построенный на пытливости и любопытстве. Этот дух поддерживался неиссякающим потоком новых переводов древних текстов, а также археологических открытий. Именно в этот период каноника Лиллея пригласили в Париж взглянуть на документ или документы, содержащие неопровержимые доказательства того, что Иисус был жив в 45 году н. э. Познакомившись с этим уровнем научных исследований, Лиллей неизбежно должен был задать себе вопрос, как долго еще Ватикану удастся отстаивать свою негибкую, догматическую позицию. Вероятно, он предполагал, что вскоре последует реакция на эти открытия, и дверь для научных исследований будет закрыта. Судя по его признанию Бартлету, он был убежден, что в конечном счете эти документы попали в Ватикан, где были надежно спрятаны или уничтожены.
Когда мы впервые услышали о том, что Иисус был жив в 45 году н. э., нам на память пришло любопытное утверждение римского историка Светония Транквилла. В своем жизнеописании правления римского императора Клавдия (41–54 гг. н. э.) он сообщает, что
Значит ли это, что в Риме проповедовал человек, которого считали мессией? И если да, то почему бунтовали евреи? Нападали ли они на римлян по наущению этого проповедника или нападали на самого проповедника? А может быть — что еще более странно, — проповедник натравливал евреев друг на друга, провоцируя беспорядки? Свето-ний не приводит никаких сведений о целях бунтовщиков и о том, против кого они выступали. Однако у нас возникли сомнения: а не мог ли Иисус, подобно апостолу Павлу, окончить свой жизненный путь в Риме?
Светоний писал свои сочинения в начале второго века нашей эры; в течение нескольких лет он служил секретарем императора Андриана (117–138). Он был официальным хранителем римских архивов и директором библиотек. Совершенно очевидно, что он имел доступ ко всем государственным документам, и поэтому его рассказ можно считать достоверным. Но кем же был этот Хрестос? Неизвестно.
В те бурные дни начала 90-х годов девятнадцатого века в семинарию Сен-Сюльпис приезжал еще один человек — аббат Соньер, священник из деревни Ренн-ле-Шато. По слухам — эти слухи практически не поддаются проверке — Соньер во время перестройки своей церкви обнаружил некие документы. Он показал эти документы епископу, и тот велел ему ехать в Париж, где была организована встреча с экспертами из семинарии Сен-Сюльпис. Это произошло в 1891 году. Как сообщают, Соньер пробыл в Париже три недели. Домой он вернулся обладателем значительного состояния, которое позволило ему проложить дорогу до расположенной на холме деревни, отреставрировать и заново расписать церковь, а также построить комфортабельную и современную виллу, разбить пышный сад и соорудить башню, которая служила ему кабинетом.
Может быть, именно документы Соньера видел и переводил каноник Лиллей? Может быть, своим внезапным богатством Соньер обязан именно им? Преподобный Бартлет не сомневался в этом. И если это действительно так, то здесь ли кроются истоки в высшей степени странного изображения на стене церкви в Ренн-ле-Шато — изображения, раскрывающего еретические аспекты убеждений аббата Соньера.
Несмотря на небольшие размеры здания, внутреннее убранство церкви в Ренн-ле-Шато напоминает готическую фантазию, более уместную в баварском замке Людвига II, чем в пиренейской деревушке на вершине холма. Это буйство символов и красок. Исследователи потратили не один год, пытаясь расшифровать многочисленные ключи к символике, которую использовал Соньер. Однако одно изображение не требует расшифровки — чтобы понять его, не нужно быть специалистом в области оккультных паук или символизма.
Как и во всех католических храмах, стены церкви украшены барельефами с изображением Крестного пути Христа. Это последовательность картин, живописующих остановки Иисуса по пути на Голгофу после вынесения приговора. Они служат опорными пунктами для размышлений и молитвы — своего рода дорожной картой пути воскрешения для верующих. Барельефы на стенах церкви в Ренн-ле-Шато — это стандартные отливки, поставляемые мастерской из Тулузы и встречающиеся во многих других храмах. По крайней мере, все гипсовые изображения идентичны. Между ними имеется одно, но очень важное отличие — барельефы в Ренн-ле-Шато раскрашены необычным образом. Так, например, на одном фрагменте изображена женщина с ребенком, стоящая рядом с Иисусом; ребенок закутан в шотландский плед. Другие изображения отличаются не меньшими странностями.
Но самой необычной можно считать 14-ю остановку на Крестном пути. Традиционно это последняя картина, изображающая положение во гроб, предшествующее воскрешению. В Ренн-ле-Шато на барельефе изображена гробница, а перед ней три фигуры, несущие тело Христа. По раскрашенному заднему плану можно понять, что это событие происходит ночью. В небе над человеческими фигурами сияет полная луна.
Полнолуние означает, что Пасха уже началась. Это очень важное наблюдение, потому что ни один иудей после начала Пасхи не прикоснется к мертвому телу — этим он осквернит себя. Этот вариант изображения четырнадцатой остановки позволяет сделать два важных предположения: три человека несут не мертвое, а живое тело, а Иисус — или тот, кто его заменил на кресте, — выжил после распятия. Более того, судя по изображению, тело несут не в гробницу, а из гробницы — тайно, под покровом ночи.
Важно также отметить, что росписью барельефов с изображением Крестного пути Иисуса руководил сам аббат Соньер. Похоже, он хотел поделиться тем, что знал сам — что Иисус остался жив после распятия. Не мог ли он узнать об этом во время визита в семинарию Сен-Сюльпис? Может быть, он встречался с той же группой ученых, которые пригласили в Париж каноника Лиллея? Если поверить рассказанной нам истории, то ответ на оба эти вопроса, скорее всего, будет положительным.
Как бы то ни было — а в тот момент мы вряд ли могли прийти к определенным выводам — 14-я остановка на Крестном пути, в том виде, как она была изображена на стене этой церкви, служит ярким доказательством тайных еретических знаний, которые попали в руки священника из деревенской глубинки Франции.
Нам казалось нелогичным предполагать, что Соньер был одинок в своих воззрениях. Должны были существовать другие свидетельства этих знаний в других Церквях, в документах, а также в трудах тех, кто разделял убеждения Соньера. Может быть, найдя их, мы сумеем подтвердить достоверность этой истории? Мы хотели узнать, как должны были распять Иисуса или того, кем его заменили, чтобы он остался жив. И что это могло значить? Мы подумали, что стоит взглянуть на имеющиеся в Евангелии свидетельства с этой новой, нетрадиционной точки зрения.
Глава 3. ИИСУС, ЦАРЬ ИУДЕЙСКИЙ
— К концу жизни, — продолжал Бартлет, — Лиллей пришел к выводу, что всю информацию, которая содержится в Евангелиях, можно поставить под сомнение; он не знал, где истина.
Мы с Генри были потрясены. Бартлета никак нельзя была назвать глупцом. Священник не только получил степень магистра в одном из колледжей Оксфорда, но также защитил диссертации по физике и химии в университете Уэльса и по медицине в Оксфорде. Он был членом Королевского общества хирургов и Королевского общества терапевтов. Назвать его высокообразованным человеком — значит, ничего не сказать. Он явно восхищался каноником Лиллеем, с уважением относился к его знаниям и нисколько не сомневался, что Лиллей точно описал документ или документы, которые он видел в Париже. Нам хотелось побольше узнать о Лиллее, попробовать получить дополнительную информацию о материале, связанном с Иисусом, а также выяснить, кто в семинарии Сен-Сюльпис и в Ватикане мог интересоваться им.
Ключ к пониманию личности каноника Лиллея заключался в том, что он считал себя модернистом и был автором книги, посвященной этому движению, чрезвычайно популярному в начале двадцатого века. Модернисты выступали за пересмотр догматов церкви в свете новейших достижений естественных наук, археологии и гуманитарных дисциплин. Многие теологи понимали, что их уверенность в исторической достоверности Нового Завета не имеет оснований. Так, например, декана собора Св. Павла Уильяма Инджа однажды попросили составить жизнеописание Христа, и он отказался, заявив, что отсутствие достаточного количества достоверных фактов не позволяют писать на эту тему.
На протяжении девятнадцатого века Ватикан все больше напоминал анахронизм. Папское государство, земли которого раскинулись от Рима до Анконы, Болоньи и Феррары, все еще существовало, и папа правил в нем, подобно средневековому монарху. В тайных темницах инквизиции по-прежнему пытали подозреваемых в ереси. Признанных виновными папские суды отправляли на галеры, приговаривали к ссылке, тюремному заключению или смертной казни. Эшафоты на городских площадях никогда не пустовали. Повсюду сновали шпионы, и репрессии считались нормой. Любые новшества отвергались — папа запретил даже железные дороги, опасаясь, что путешествия и контакты между людьми подточат основы веры. И все это происходило на задворках Европы, в которой стремление к переменам в обществе набирало силу, находя выход в освободительных движениях, боровшихся против деспотизма, а также в развитии парламентских форм правления.
Несмотря на сознательно поддерживаемое невежество внешний мир через рушившиеся границы проникал в папское государство. Перемены становились неизбежными. Демократические взгляды в политике, растущая социальная активность и усиливающаяся критика библейских текстов и содержащихся в них противоречий — от всего этого религиозные догмы затрещали по швам. К ужасу католиков-консерваторов, под прямой угрозой оказалась политическая власть папы. Это стало реальной проблемой: в 1859 году после войны между Австрией и Францией, которая закончилась поражением католической монархии Габсбургов, подавляющее большинство папских земель объединились в новое государство — королевство Италия. Под властью папы Пия IX, авторитет которого серьезно пострадал в результате этих событий, теперь остался только Рим и его ближайшие окрестности. Однако вскоре положение папы ухудшилось еще больше: 21 сентября 1870 года итальянские войска отобрали у Церкви и эти скромные владения. Папе оставили только обнесенный крепостной стеной Ватикан, где его преемники правят и по сей день.
Незадолго до потери Рима папа — это выглядело как жест отчаяния — собрал Вселенский собор прелатов церкви, чтобы укрепить свою власть. Однако, созывая собор, он тем самым косвенно признавал ограниченность своей власти. Вопрос о том, кому принадлежит высшая власть, уже давно был незаживающей раной Ватикана. Неприятная правда заключалась в том, что законность папской власти утвердил не апостол Петр две тысячи лет назад, а гораздо более приземленный источник — церковный Собор в Констанце, собравшийся в начале пятнадцатого века. В то время было три папы — три понтифика, общим у которых была лишь ненависть друг к другу, — причем каждый заявлял о своем праве стоять во главе Церкви. Эта нелепая ситуация была разрешена епископами, которые утвердили законную церковную власть. С тех пор власть папы опиралась на епископов. Соответственно любой папа, стремившийся к серьезным переменам, был вынужден искать их одобрения.
Однако папа Пий IX стремился утвердить одно из важнейших изменений — объявить себя непогрешимым и таким образом получить власть над всеми верующими. Но он понимал, что придется пойти на хитрость, чтобы добиться желаемой цели. Поэтому в конце 1869 года был созван Первый ватиканский собор. Его истинная повестка дня держалась в секрете небольшой группой облеченных властью людей, в том числе трех кардиналов, каждый из которых был членом Святой инквизиции. Ни в одном из документов, касавшихся целей и задач собора, не упоминалось о непогрешимости папы. Тем временем к собравшимся в Ватикане епископам применили силовые методы давления. Тайное голосование отменялось, а самым легким наказанием за критику было лишение папских стипендий.
После двух месяцев работы в повестку дня был внесен вопрос о непогрешимости папы. Одни деятели церкви, от крыто выступавшие против этой идеи, были подвергнуты домашнему аресту, другие бежали. Один из них был избит самим папой. Несмотря на принуждение только 49 процентов епископов проголосовало за постулат о непогрешимости папы. Тем не менее 18 июля 1870 года было объявлено, что большинство проголосовало «за», и папа стал непогрешимым. Всего через два месяца итальянские войска заняли Рим и ограничили власть «непогрешимого» папы стенами Ватикана — вероятно, такова была божественная реакция на недостаток скромности у понтифика.
Папа и его сторонники хотели, чтобы постулат о непогрешимости защитил Ватикан от вызовов, с которыми ему приходилось сталкиваться, и особенно от критики Библии и от новых археологических открытий.
Цели модернистов были прямо противоположными. Они стремились пересмотреть церковные догмы в свете новейших научных достижений. Исторические свидетельства, открывшиеся в результате их исследований, помогали развеивать мифы, которые создала и поддерживала Церковь, и особенно мифы об Иисусе Христе. Модернисты также резко выступали против централизации власти и сосредоточения ее в Ватикане. Особенно влиятельным движение модернистов было в Париже, где с 1852 по 1884 год должность директора семинарии Сен-Сюльпис занимал либеральный ирландский теолог по имени Джон Хоган.
Хоган приветствовал и открыто поощрял исследования модернистов в своей семинарии. Каноник Лиллей говорил о том, что влияние именно этого человека подтолкнуло его к модернизму[9]. Многие из семинаристов Хогана посещали лекции ассириолога и знатока древнееврейского языка отца Альфреда Луази, известного модерниста и директора Католического института в Париже.
Поначалу Ватикан не выказывал беспокойства. Новый папа Лев XIII (он был избран в 1878 году и занимал Святой престол вплоть до 1903 года) был уверен в прочности позиций Церкви и даже допустил ученых в архивы Ватикана. Но он не подозревал, что открытия исследователей в конце концов поставят под сомнение догматы Церкви. Вскоре ему стало ясно, что наука представляет серьезную угрозу самой основе Церкви. В 1903 году, незадолго до смерти, папа Лев XIII решил возместить причиненный ущерб. Он основал Папскую библейскую комиссию, которая должна была надзирать за работой теологов и следить, чтобы они не отклонялись от учения Церкви. Комиссия имела тесные связи с инквизицией, и во главе этих учреждений стоял один и тот же кардинал.
Для всех было очевидно, что опасность заключена в словах отца Альфреда Луази:
«Иисус провозгласил приход Царства Божия, а пришла Церковь»[10].Как и многие другие модернисты, Луази был убежден, что достижения исторической науки больше не позволяют поддерживать многие догматы церкви: положения о том, что Церковь основана Иисусом, а также непорочное зачатие и божественное происхождение — то есть божественную сущность Иисуса[11].
Видный британский модернист Джордж Тирел выступал против жесткой автократической власти Ватикана.
«Церковь, не должна быть официальным Институтом Истины»[12].Разумеется, Церковь видела себя именно в этой роли.
Модернисты задавали неприятный и дерзкий вопрос: что делать, когда история или другая наука вступает в противоречие с церковными доктринами? На этот прямой вызов Церковь отвечала тем, что еще больше отгора живалась стеной из догм: любое сомнение разрешалось утверждением, что Церковь всегда права — в любых обстоятельствах и по любому вопросу.
В 1892 году преемник Хогана на посту директора семинарии Сен-Сюльпис запретил студентам посещать лекции католика-модерниста Альфреда Луази. Через год Луази лишили права преподавать в Католическом институте, а затем его отлучили от Церкви. Ватикан отстранил от должности или отлучил от Церкви многих модернистов, а их работы были включены в список запрещенных книг. В 1907 году папа Пий X официально запретил движение модернистов, и 1 сентября 1910 года от всех священников и преподавателей теологии потребовали принести клятву в отказе от модернизма. Чтобы вечно меняющийся внешний мир не вторгался в деликатные теологические материи, студентам семинарий и богословских факультетов запретили читать газеты.
Однако до 1892 года в семинарии Сен-Сюльпис царила пьянящая атмосфера творчества. Это был храм науки, построенный на пытливости и любопытстве. Этот дух поддерживался неиссякающим потоком новых переводов древних текстов, а также археологических открытий. Именно в этот период каноника Лиллея пригласили в Париж взглянуть на документ или документы, содержащие неопровержимые доказательства того, что Иисус был жив в 45 году н. э. Познакомившись с этим уровнем научных исследований, Лиллей неизбежно должен был задать себе вопрос, как долго еще Ватикану удастся отстаивать свою негибкую, догматическую позицию. Вероятно, он предполагал, что вскоре последует реакция на эти открытия, и дверь для научных исследований будет закрыта. Судя по его признанию Бартлету, он был убежден, что в конечном счете эти документы попали в Ватикан, где были надежно спрятаны или уничтожены.
Когда мы впервые услышали о том, что Иисус был жив в 45 году н. э., нам на память пришло любопытное утверждение римского историка Светония Транквилла. В своем жизнеописании правления римского императора Клавдия (41–54 гг. н. э.) он сообщает, что
«из-за того, что иудеи, подстрекаемые Хрестосом, постоянно устраивали беспорядки в Риме, император изгнал их из города»[13].События, о которых он рассказывает, происходили в 45 году н. э. Под Хрестосом явно подразумевался человек, который в то время жил в Риме. Мы задались вопросом: не мог ли этот человек быть Христом? Не следовало забывать, что Хрестос — это греческий вариант произношения имени, а «мессия» представляет собой греческую транслитерацию арамейского слова «мешиха», которое в свою очередь происходит от древнееврейского «хамашиах», или «помазанный царь». Таким образом, греческий термин «мессия» имеет арамейские — на этом языке говорило большинство населения Иудеи — корни, а не древнееврейские.
Значит ли это, что в Риме проповедовал человек, которого считали мессией? И если да, то почему бунтовали евреи? Нападали ли они на римлян по наущению этого проповедника или нападали на самого проповедника? А может быть — что еще более странно, — проповедник натравливал евреев друг на друга, провоцируя беспорядки? Свето-ний не приводит никаких сведений о целях бунтовщиков и о том, против кого они выступали. Однако у нас возникли сомнения: а не мог ли Иисус, подобно апостолу Павлу, окончить свой жизненный путь в Риме?
Светоний писал свои сочинения в начале второго века нашей эры; в течение нескольких лет он служил секретарем императора Андриана (117–138). Он был официальным хранителем римских архивов и директором библиотек. Совершенно очевидно, что он имел доступ ко всем государственным документам, и поэтому его рассказ можно считать достоверным. Но кем же был этот Хрестос? Неизвестно.
В те бурные дни начала 90-х годов девятнадцатого века в семинарию Сен-Сюльпис приезжал еще один человек — аббат Соньер, священник из деревни Ренн-ле-Шато. По слухам — эти слухи практически не поддаются проверке — Соньер во время перестройки своей церкви обнаружил некие документы. Он показал эти документы епископу, и тот велел ему ехать в Париж, где была организована встреча с экспертами из семинарии Сен-Сюльпис. Это произошло в 1891 году. Как сообщают, Соньер пробыл в Париже три недели. Домой он вернулся обладателем значительного состояния, которое позволило ему проложить дорогу до расположенной на холме деревни, отреставрировать и заново расписать церковь, а также построить комфортабельную и современную виллу, разбить пышный сад и соорудить башню, которая служила ему кабинетом.
Может быть, именно документы Соньера видел и переводил каноник Лиллей? Может быть, своим внезапным богатством Соньер обязан именно им? Преподобный Бартлет не сомневался в этом. И если это действительно так, то здесь ли кроются истоки в высшей степени странного изображения на стене церкви в Ренн-ле-Шато — изображения, раскрывающего еретические аспекты убеждений аббата Соньера.
Несмотря на небольшие размеры здания, внутреннее убранство церкви в Ренн-ле-Шато напоминает готическую фантазию, более уместную в баварском замке Людвига II, чем в пиренейской деревушке на вершине холма. Это буйство символов и красок. Исследователи потратили не один год, пытаясь расшифровать многочисленные ключи к символике, которую использовал Соньер. Однако одно изображение не требует расшифровки — чтобы понять его, не нужно быть специалистом в области оккультных паук или символизма.
Как и во всех католических храмах, стены церкви украшены барельефами с изображением Крестного пути Христа. Это последовательность картин, живописующих остановки Иисуса по пути на Голгофу после вынесения приговора. Они служат опорными пунктами для размышлений и молитвы — своего рода дорожной картой пути воскрешения для верующих. Барельефы на стенах церкви в Ренн-ле-Шато — это стандартные отливки, поставляемые мастерской из Тулузы и встречающиеся во многих других храмах. По крайней мере, все гипсовые изображения идентичны. Между ними имеется одно, но очень важное отличие — барельефы в Ренн-ле-Шато раскрашены необычным образом. Так, например, на одном фрагменте изображена женщина с ребенком, стоящая рядом с Иисусом; ребенок закутан в шотландский плед. Другие изображения отличаются не меньшими странностями.
Но самой необычной можно считать 14-ю остановку на Крестном пути. Традиционно это последняя картина, изображающая положение во гроб, предшествующее воскрешению. В Ренн-ле-Шато на барельефе изображена гробница, а перед ней три фигуры, несущие тело Христа. По раскрашенному заднему плану можно понять, что это событие происходит ночью. В небе над человеческими фигурами сияет полная луна.
Полнолуние означает, что Пасха уже началась. Это очень важное наблюдение, потому что ни один иудей после начала Пасхи не прикоснется к мертвому телу — этим он осквернит себя. Этот вариант изображения четырнадцатой остановки позволяет сделать два важных предположения: три человека несут не мертвое, а живое тело, а Иисус — или тот, кто его заменил на кресте, — выжил после распятия. Более того, судя по изображению, тело несут не в гробницу, а из гробницы — тайно, под покровом ночи.
Важно также отметить, что росписью барельефов с изображением Крестного пути Иисуса руководил сам аббат Соньер. Похоже, он хотел поделиться тем, что знал сам — что Иисус остался жив после распятия. Не мог ли он узнать об этом во время визита в семинарию Сен-Сюльпис? Может быть, он встречался с той же группой ученых, которые пригласили в Париж каноника Лиллея? Если поверить рассказанной нам истории, то ответ на оба эти вопроса, скорее всего, будет положительным.
Как бы то ни было — а в тот момент мы вряд ли могли прийти к определенным выводам — 14-я остановка на Крестном пути, в том виде, как она была изображена на стене этой церкви, служит ярким доказательством тайных еретических знаний, которые попали в руки священника из деревенской глубинки Франции.
Нам казалось нелогичным предполагать, что Соньер был одинок в своих воззрениях. Должны были существовать другие свидетельства этих знаний в других Церквях, в документах, а также в трудах тех, кто разделял убеждения Соньера. Может быть, найдя их, мы сумеем подтвердить достоверность этой истории? Мы хотели узнать, как должны были распять Иисуса или того, кем его заменили, чтобы он остался жив. И что это могло значить? Мы подумали, что стоит взглянуть на имеющиеся в Евангелии свидетельства с этой новой, нетрадиционной точки зрения.
Глава 3. ИИСУС, ЦАРЬ ИУДЕЙСКИЙ
Гипотеза о мнимом распятии существовала давно — о ней упоминается даже в Коране[14]. Но как мог быть организован подлог? Согласно Евангелию, все, за исключением учеников Иисуса, желали его смерти — или по меньшей мере не вмешивались в ход событий. Власти Иудеи и заполонившая улицы шумная толпа — а также римляне, хотя и неявно — хотели избавиться от него. Традиционная интерпретация евангельских рассказов рисует следующую картину. Иисуса судили в присутствии народа, толпа потребовала, чтобы его распяли, Пилат «умыл руки», а затем Иисуса провели к месту публичной казни — Голгофе, или «месту черепа» — сквозь толпы людей, которые проклинали его и прибили гвоздями к кресту между двумя разбойниками.
Если бы он попытался бежать по пути на Голгофу, такая попытка была бы сразу же пресечена. Нашлось бы множество добровольцев, которые быстро вернули бы его на Крестный путь. В Евангелии говорится, что римляне сложили с себя всю ответственность за происходящее; их не интересовало, что будет дальше. Однако властям Иудеи и представителям священников-саддукеев было не все равно — они желали смерти Иисуса. Немногочисленные ученики были не в силах защитить его и лишь беспомощно наблюдали за разворачивавшейся у них на глазах трагедией. Таким образом, если его спасение не служило интересам ни римлян, ни властей Иудеи, которые обладали достаточной для этого властью, то оно представляется невозможным. Тем не менее в тексте Евангелия содержится достаточно намеков, чтобы сделать паузу и задуматься. Ситуация не так проста, как мы привыкли думать.
Первое, и очень важное замечание — в ту эпоху к распятию приговаривали за политические преступления. Однако по свидетельству Евангелия Пилат отдал судьбу Иисуса в руки толпы, которая потребовала распятия, обвиняя его в ереси. По законам Иудеи наказанием за такое преступление служило побитие камнями. Распятие — это римская казнь, к которой приговаривали за подстрекательство к мятежу, а не за религиозные воззрения. Одно это противоречие иллюстрирует, что события тех дней переданы в Евангелии не совсем верно. Может быть, составители Евангелия старались скрыть от нас какие-то важные детали? Или пытались переложить вину на других?
Можно не сомневаться, что Иисус был приговорен к смертной казни за политические преступления. Мы также уверены, что первую скрипку в этом судебном процессе играли римляне, а не власти Иудеи — в чем бы нас ни пытались убедить Евангелия. Евангелисты прекрасно справились со своей задачей — современному христианину кажется немыслимым, что Иисус мог заниматься политической деятельность. Тем не менее еще пятьдесят лет назад профессор Сэмюэл Брэндон из Манчестерского университета обратил внимание на эту теологическую неточность:
Мы задались вопросом, есть ли еще в Евангелиях свидетельства — помимо жестокого способа казни, — что всем заправляли римляне и что преступление Иисуса заключалось в подстрекательстве к мятежу, а не в искажении религиозных догм иудаизма.
Ответ: есть. Иисус был распят вместе с двумя другими людьми, которые в Библии (в английском переводе) названы ворами. Однако если обратиться к оригинальному греческому тексту, то найдем там термин «лестаи», который буквально переводится как «разбойники» и которым греки называли зелотов, борцов за освобождение Иудеи от римской оккупации[18].
Римляне считали их террористами.
Однако зелоты не просто добивались политических целей — у них были и корыстные мотивы. Помимо всего прочего, они высказывали сомнение в легитимности священников, служивших в Храме Соломона, и в особенности первосвященника, который в то время назначался царями из рода Ирода[19]. Они хотели поставить на их место «сынов Аарона», то есть священников из рода Аарона, брата Моисея из племени Левия, который основал род священников и был первым первосвященником Израиля. Термин «сыны Аарона» стал обозначать единственный законный род священников в Древнем Израиле.
Тот факт, что на Голгофе Иисус оказался между двумя приговоренными к смерти зелотами, неопровержимо свидетельствует, что римляне также считали его зелотом. Им же был Варавва, пленник, отпущенный Пилатом в честь праздника Пасхи. Греческий вариант Евангелия называет его «лестес»[20]. Похоже, Иисус был буквально окружен зелотами.
То же самое можно сказать и об учениках Иисуса: в Евангелии от Луки говорится о «Симоне, прозываемом Зелотом»[21]. Более того, фанатичная группа убийц в среде зелотов носила имя «сикарии» по названию небольшого ножа — сика, — которым они убивали противников. Иуда Искариот явно был сикарием (правда, неизвестно, действующим или бывшим). Предположение о воинственности зелотов приобретает особый смысл, если мы вспомним со бытия, предшествовавшие аресту Иисуса в Гефсиманском саду. Согласно Евангелию от Луки на встрече с учениками Иисус приказал им вооружиться: «…продай одежду свою и купи меч». Когда ему ответили, что у них есть два меча, «он сказал им: довольно»[22]. Здесь Иисус описывается в контексте страстного и нередко связанного с насилием желания евреев освободиться от власти Рима. Не видеть этого — значит игнорировать большую часть текста.
В определенном смысле антиримские настроения Иисуса подтверждаются тем, что его приговорили к распятию. Пилат якобы «умыл руки», однако именно по его настоянию на кресте осталась надпись «Царь Иудейский» — и это значит, что римские законы, которые отличались необыкновенной скрупулезностью, были соблюдены. По закону Пилат мог принять одно-единственное решение: распять Иисуса. Однако надписью на кресте он давал понять, что ему известна правда.
Остается главный вопрос: если Иисусу удалось избежать смерти на кресте — он бежал или его кем-то заменили, — то кто ему помогал? Это были явно не римляне: зачем им спасать того, кто выступал за освобождение Иудеи? Спасителями не могли быть и священники из Храма Соломона, поскольку Иисус по меньшей мере с крайним неодобрением высказывался об их деятельности. Мы полагали, что помощь могла прийти только со стороны зелотов.
Однако дальнейшие исследования показали, что мы глубоко заблуждались.
В 37 году до н. э. Ирод захватил Иерусалим. Он не был уроженцем Иудеи, а происходил из северной области, которая называлась Идумея. Опытный воин и администратор, он также был жестоким убийцей. Его покровитель Марк Антоний предоставил в его распоряжение мощную армию римлян, чтобы взять Иерусалим, но даже при наличии такой помощи осада города продолжалась пять месяцев. Захватив власть, Ирод тут же казнил сорок пять членов Синедриона, тем самым лишив его влияния. Он также арестовал Антигона, последнего царя Иудеи, и отправил его в Антиохию, в резиденцию Марка Антония. Там царя Иудеи обезглавили. Царем вместо него стал Ирод, известный историкам как «Ирод Великий»; он поддерживал дружеские отношения с помогавшими ему римлянами.
Если бы он попытался бежать по пути на Голгофу, такая попытка была бы сразу же пресечена. Нашлось бы множество добровольцев, которые быстро вернули бы его на Крестный путь. В Евангелии говорится, что римляне сложили с себя всю ответственность за происходящее; их не интересовало, что будет дальше. Однако властям Иудеи и представителям священников-саддукеев было не все равно — они желали смерти Иисуса. Немногочисленные ученики были не в силах защитить его и лишь беспомощно наблюдали за разворачивавшейся у них на глазах трагедией. Таким образом, если его спасение не служило интересам ни римлян, ни властей Иудеи, которые обладали достаточной для этого властью, то оно представляется невозможным. Тем не менее в тексте Евангелия содержится достаточно намеков, чтобы сделать паузу и задуматься. Ситуация не так проста, как мы привыкли думать.
Первое, и очень важное замечание — в ту эпоху к распятию приговаривали за политические преступления. Однако по свидетельству Евангелия Пилат отдал судьбу Иисуса в руки толпы, которая потребовала распятия, обвиняя его в ереси. По законам Иудеи наказанием за такое преступление служило побитие камнями. Распятие — это римская казнь, к которой приговаривали за подстрекательство к мятежу, а не за религиозные воззрения. Одно это противоречие иллюстрирует, что события тех дней переданы в Евангелии не совсем верно. Может быть, составители Евангелия старались скрыть от нас какие-то важные детали? Или пытались переложить вину на других?
Можно не сомневаться, что Иисус был приговорен к смертной казни за политические преступления. Мы также уверены, что первую скрипку в этом судебном процессе играли римляне, а не власти Иудеи — в чем бы нас ни пытались убедить Евангелия. Евангелисты прекрасно справились со своей задачей — современному христианину кажется немыслимым, что Иисус мог заниматься политической деятельность. Тем не менее еще пятьдесят лет назад профессор Сэмюэл Брэндон из Манчестерского университета обратил внимание на эту теологическую неточность:
«Неоспоримым остается важный факт — смертный приговор был вынесен римским прокуратором и приведен в исполнение римскими чиновниками»[15].Далее профессор Брэндон продолжает:
«Не подлежит сомнению, что движение, связанное с [Иисусом], имело, по меньшей мере, некоторое сходство с мятежом, чтобы римляне признали в нем возможного бунтовщика и казнили его по этому обвинению»[16].Впоследствии Брэндон высказывался еще откровеннее — возможно, разгневанный поведением тех, кто упорно игнорировал этот важный факт.
«Любое исследование, — убедительно доказывал он, не оставляя места для сомнений, — связанное с Иисусом как исторической личностью, должно начинаться с факта его казни римлянами за подстрекательство к мятежу»[17].Нам еще предстоит выяснить, что здесь мы столкнулись не только с интригами теологов, но и махинациями политиков. Даже сегодня обезврежены еще не все «мины» на этом пути.
Мы задались вопросом, есть ли еще в Евангелиях свидетельства — помимо жестокого способа казни, — что всем заправляли римляне и что преступление Иисуса заключалось в подстрекательстве к мятежу, а не в искажении религиозных догм иудаизма.
Ответ: есть. Иисус был распят вместе с двумя другими людьми, которые в Библии (в английском переводе) названы ворами. Однако если обратиться к оригинальному греческому тексту, то найдем там термин «лестаи», который буквально переводится как «разбойники» и которым греки называли зелотов, борцов за освобождение Иудеи от римской оккупации[18].
Римляне считали их террористами.
Однако зелоты не просто добивались политических целей — у них были и корыстные мотивы. Помимо всего прочего, они высказывали сомнение в легитимности священников, служивших в Храме Соломона, и в особенности первосвященника, который в то время назначался царями из рода Ирода[19]. Они хотели поставить на их место «сынов Аарона», то есть священников из рода Аарона, брата Моисея из племени Левия, который основал род священников и был первым первосвященником Израиля. Термин «сыны Аарона» стал обозначать единственный законный род священников в Древнем Израиле.
Тот факт, что на Голгофе Иисус оказался между двумя приговоренными к смерти зелотами, неопровержимо свидетельствует, что римляне также считали его зелотом. Им же был Варавва, пленник, отпущенный Пилатом в честь праздника Пасхи. Греческий вариант Евангелия называет его «лестес»[20]. Похоже, Иисус был буквально окружен зелотами.
То же самое можно сказать и об учениках Иисуса: в Евангелии от Луки говорится о «Симоне, прозываемом Зелотом»[21]. Более того, фанатичная группа убийц в среде зелотов носила имя «сикарии» по названию небольшого ножа — сика, — которым они убивали противников. Иуда Искариот явно был сикарием (правда, неизвестно, действующим или бывшим). Предположение о воинственности зелотов приобретает особый смысл, если мы вспомним со бытия, предшествовавшие аресту Иисуса в Гефсиманском саду. Согласно Евангелию от Луки на встрече с учениками Иисус приказал им вооружиться: «…продай одежду свою и купи меч». Когда ему ответили, что у них есть два меча, «он сказал им: довольно»[22]. Здесь Иисус описывается в контексте страстного и нередко связанного с насилием желания евреев освободиться от власти Рима. Не видеть этого — значит игнорировать большую часть текста.
В определенном смысле антиримские настроения Иисуса подтверждаются тем, что его приговорили к распятию. Пилат якобы «умыл руки», однако именно по его настоянию на кресте осталась надпись «Царь Иудейский» — и это значит, что римские законы, которые отличались необыкновенной скрупулезностью, были соблюдены. По закону Пилат мог принять одно-единственное решение: распять Иисуса. Однако надписью на кресте он давал понять, что ему известна правда.
Остается главный вопрос: если Иисусу удалось избежать смерти на кресте — он бежал или его кем-то заменили, — то кто ему помогал? Это были явно не римляне: зачем им спасать того, кто выступал за освобождение Иудеи? Спасителями не могли быть и священники из Храма Соломона, поскольку Иисус по меньшей мере с крайним неодобрением высказывался об их деятельности. Мы полагали, что помощь могла прийти только со стороны зелотов.
Однако дальнейшие исследования показали, что мы глубоко заблуждались.
В 37 году до н. э. Ирод захватил Иерусалим. Он не был уроженцем Иудеи, а происходил из северной области, которая называлась Идумея. Опытный воин и администратор, он также был жестоким убийцей. Его покровитель Марк Антоний предоставил в его распоряжение мощную армию римлян, чтобы взять Иерусалим, но даже при наличии такой помощи осада города продолжалась пять месяцев. Захватив власть, Ирод тут же казнил сорок пять членов Синедриона, тем самым лишив его влияния. Он также арестовал Антигона, последнего царя Иудеи, и отправил его в Антиохию, в резиденцию Марка Антония. Там царя Иудеи обезглавили. Царем вместо него стал Ирод, известный историкам как «Ирод Великий»; он поддерживал дружеские отношения с помогавшими ему римлянами.