Донна взглянула на Терезу:
   — Но мы шьём только один наряд…
   — Мартин прав. Ведь захотят все… — задумчиво произнесла Тереза.
   — Ещё изготовим, — поспешила успокоить всех Донна. — Это ведь отличный повод для новых посиделок.
   Они сделали ещё несколько примерок, затем Тереза начала прощаться.
   Мартин проводил Терезу вниз — в сумрачный холл. Они прошли мимо Розы. Та, медленно приблизившись, лишь слегка кивнула им. Мартин не знал. как ему следует вести себя с этой девушкой — она была очень замкнута, не имела ни друзей, ни любовников. Роза постепенно выпадала из из маленького, тесного кружка.
   Оглянувшись на Розу, Тереза сказала:
   — Хорошо бы и для неё изготовить что-нибудь нарядное. Мартин, ведь и ей это необходимо.
   — Я понимаю.
   Тереза взяла его за уши и слегка притянула его к себе, требуя поцелуя.
   — Ты был такой терпеливый… Разговаривал со всеми… Должно быть, тебе это совсем не просто. Ариэль была очень жёсткой.
   Мартин бросил взгляд вглубь коридора.
   — Пойдём ко мне.. в мою каюту… — прошептал он между поцелуями.
   — Зачем? — спросила она, прижимаясь к нему бёдрами.
   — Ты же знаешь, что я стесняюсь.
   — Ты думаешь, нас кто-нибудь увидит здесь?
   — Пойдём, пойдём… — он потянул её за руку.
   — Это потому что ты — Пэн? Да?
   — Тереза…
   — Ясно, — произнесла она задумчиво. — Любовнице Пэна — никаких приключений.
   Он нахмурился, затем резко притянул девушку к себе и начал расстёгивать её комбинзон.
   — Так ты хочешь, чтобы я проделал все вот так бесстыдно? — прошептал он ей на ухо.
   — Кто-то же в нашей диаде должен быть авантюристом.
   Он целовал её, раздумывая над этим странным словом — диада. Они действительно были этой самой диадой, но Мартин никогда не называл так их отношения, приберегая его для того, что некогда было между ним и Вильямом. Хотя то, что он чувствовал к Терезе, несомненно, больше заслуживало этого слова.
   — Ах, значит, свадебное платье… — приподнимая её, пробормотал он.
   — Для всех, — добавила Тереза, закрывая глаза и потираясь бёдрами о его живот. — Опусти меня.
   — Не раньше, чем ты скажешь, что я авантюрист.
   — Ты авантюрист.
   Мартин услышал что-то — дыхание или шорох одежды — и, обернувшись, увидел, что Роза возвращается. Её отсек был где-то рядом — они были как раз на её пути. Роза выглядела то ли смущённой, то ли огорчённой. Не сказав ни слова, она повернулась и исчезла за поворотом.
   — Извини, Роза, — крикнула ей вслед Тереза. — Ведь это и твой холл.
   Но Розы уже не было. Мартин опустил Терезу и сделал серьёзное лицо.
   — Ты был прав, — сказала Тереза с сожалением. — Она слишком робка… Не нужно ей было нас видеть. Но это не имеет никакого отношения к тому, что ты Пэн. — Она натянула комбинзон. — Пойдём в твой отсек.
 
   Он лежал рядом с Терезой, затопленный приятным чувством, которого не знал прежде — чувством полнейшей опустошённости. Он был свободен от забот, все его желания были удовлетворены, или, по крайней мере, забыты на время. Тереза лежала рядом, ровно дыша, но ещё не спала. Мартин даже слышал, как открывались и закрывались её веки. Медленно, утомлённо. Такие насытившиеся животные.
   — Спасибо тебе, — тихо произнёс Мартин.
   Она погладила его ногу своей:
   — Ты все молчишь? Где ты витаешь?
   — Я дома.
   — Думаешь о Земле?
   — Нет, — сказал он, — Я дома. Здесь. С тобой.
   Это была правда. Впервые за тринадцать лет, здесь, в темноте, Мартин почувствовал себя дома. Дом — это несколько мгновений между трудностями и свершениями. Дом — он вне времени и пространства.
   — Это очень приятно слышать, — прошептала Тереза.
   — Я люблю тебя.
   — Я тоже люблю тебя, Мартин. Но я не дома. Ещё нет.
   Он притянул её к себя. Мгновения уходили. Он хотел бы задержать их, но не мог. Все временно, непередаваемо словами. Не дома. Нет дома.
 
   В тренировочных шортах, с полотенцем на шее, Мартин направился в носовую часть корабля. Он разминался в гимназическом зале второго дома-шара вместе с Гансом Орлом и Стефанией Перо Крыла, когда туда вошёл Хаким и сообщил, что у них, возможно, уже достаточно информации для принятия следующего решения.
   Длинная носовая часть «Спутника Зари» выдавалась на сотни метров впереди первого дома-шара. Это была тонкая игла, толщиной всего три метра в оконечности. Хаким Хадж и ещё трое из исследовательской команды — Ли Гора, Томас Фруктовый Сад и Луис Высокий Кактус — обслуживали станцию, расположенную в самом конце носовой части. Сквозь прозрачные стены станции открывался густой мрак, вызывающий ассоциации тёмной масляной краски, способной зачернить их души.
   Два дня назад четыре тысячи дистанционных датчиков из третьего дома-шара послали сигналы в глубокий космос. Теперь они возвращались на борт «Спутника Зари» — посредством все той же «бесканальной связи», которой пользовались также и все корабли-челноки и прочее вооружение, находясь вне корабля. Информация, поступающая с дистанции до миллиарда километров, непонятным образом «просто возникала» в приёмниках, причём её невозможно было перехватить по пути — канала-то не существовало. Скорость передачи данных была фактически мгновенной. Дети называли такую передачу «ноуч».
   Ни момы, ни библиотека, ни мозговой цент корабля ничего не сообщали в ответ на запросы о бесканальной передаче. Это было одно из рабочих средств, переданных без объяснений.
   С такими дистанционными датчиками «глаз» «Спутника Зари» колосально увеличил поле видимости, радиус которой составлял примерно четыре с половиной миллиардов километров, — то есть, охватывал примерно две трети изучаемых звёздных систем.
   Хаким пересёк пространство выступающей носовой части корабля, слегка подёрнутое дымкой, и спикировал к Мартину. Ли Гора и Луис Высокий Кактус, поигрывая жезлами, молча наблюдали за ними. Им тоже было что сказать, но они сдерживались, предоставляя возможность высказаться Хакиму.
   — Всё оказалось намного лучше, чем мы ожидали, — начал Хаким. — В самом деле, лучше. Наша задача: спуститься вниз на тысячу километров, и у нас есть необходимый для этого запас топлива. Ближайшая система обитаема. Хотя странно, она не потребляет столько энергии, сколько должна была бы потреблять высокоразвитая в техническом плане цивилизация. И всё же, она наиболее активна и находится именно там, где мы и предполагали.
   На жезле Хакима появились графики и цифры. Действительно, все совпадало достаточно точно.
   — Мы просматривали звёздные развёртки и накладывали на них изображение первичного облака. Взрывная волна сверхновой инициировала процесс рождения звезды примерно девять миллиардов лет назад, остатки сверхновой рассеяли тяжёлые элементы вдоль этих градиентов… — Палец Хакима прочертил алую линию вдоль цифр, отображающих наличие и колличественное содержание твёрдых металлов, то есть элементов, удельный вес которых превышал удельный вес водорода и гелия. Он ткнул пальцем в место наибольшего скопления подобных цифр. — Маслёнка находится как раз здесь, в этом магнитном поле. Лишь здесь элементы сконцентрированы в необходимой пропорции.
   Красные цифры сгруппировались в изгибе магнитного поля, где теоретически — при определённой концентрации газов — могли сконденсироваться новые звёзды.
   — В радиусе сотни световых лет нет ни одной звёздной системы, аналогичной Маслёнке, с тем же качественным и количественным составом, — подвёл итог Хаким.
   Мартин не произнёс не слова, он ещё полностью не осознавал всей важности этого известия.
   — Надо бы собраться ещё раз и поговорить об этом, — наконец задумчиво произнёс он.
   — Я доложу момам, — сказал Хаким.
 
   Раньше они никогда не видели больше трёх момов сразу, хотя и подозревали, что на самом деле их должно быть намного больше. Не единожды дети пытались проследить перемещение момов и сосчитать их — это было что-то вроде игры — но никогда не могли сказать наверняка, сколько же их было. Сейчас, когда все восемьдесят два человека — все Потерянные Мальчики и Венди — собрались в учебной комнате, чтобы принять окончательное решение, с ними были шестеро совершенно одинаковых момов — с абсолютно идентичными спокойными, нейтральными голосами.
   У Мартина по коже побежали мурашки. Он сам, лично, считал момов на корабле и пребывал в уверенности, что их не более четырёх. Ни означало ли увиденное, что «Спутник Зари» мог производить роботов по собственному усмотрению? Но в таком случае корабль сам представлял собой нечто вроде гигантского мома.
   Собрать всех шестерых в одной классной комнате было в определённой степени неким символическим жестом… По крайней мере, так казалось Мартину.
   Четверо момов сидели по периметру учебной комнаты — молчаливые и неподвижные, как часовые. Два мома расхаживали в центре, вокруг звёздной сферы. Они терпеливо ждали, пока дети успокоятся, на что, впрочем, ушло не более минуты. Как только первый мом начал говорить, Мартин увидел Ариэль, входящую вместе с Вильямом и Эйрин.
   Мом на трибуне вышел вперёд и сказал:
   — На данный момент увеличился объём информации о звёздной системе-кандидате. Если корабль сейчас повернёт к ней и начнёт торможение, то у вас до момента входа в систему останется не более трёх месяцев по корабельному времени. Торможение поглотит все ресурсы горючего, и мы должны будем заправиться в одной из звёздных систем — в Маслёнке или в Подсолнечнике. Маловероятно, что в системе Огненной Бури достаточно газообразных веществ.
   Перед детьми развернулась диаграмма их орбитального пути и поляра скоростей. Торможение в течение трёх десятидневок, при одном g корабельного отсчёта, должно снизить скорость до девяноста процентов скорости света и значительно повысить их «тау», что позволит занять положение, оптимальное для проникновения в систему Маслёнки. Затем планировалось торможение уже при двух g — в течение двадцати трёх дней. Они должны войти в систему при скорости, едва превышающей семьдесят пять процентов скорости света, и пересечь её менее, чем за четырнадцать часов. Система в диаметре превышала 11, 2 миллиардов километров.
   Мартин заметил, что их траектория проходит через тёмные облака первичной материи, через плоскость эклиптики, а затем под южным полюсом Маслёнки, уже намного ниже плоскости эклиптики. Одну каменистую планету они минуют на расстоянии двух миллионов километров, другую — ста миллионов километров, как раз между ними — обе планеты находились по одну сторону системы.
   — Дистанционные разведчики предоставили вашей исследовательской группе достаточную информацию. Позже вам будут сообщены развёрнутые данные, чтобы вы могли принять следующее решение.
   Ариэль наблюдала за Мартином из противоположного конца учебной комнаты. По её лицу трудно было что-либо прочесть, но он чувствовал её неодобрение.
   От исследовательской группы выступил Хаким Хадж.
   — Информация просто замечательная… ну очень соблазнительная, — он поднял жезл, и все остальные жезлы запели ему в тон, создавая образы перед глазами собравшихся.
   И они увидели:
   Две жёлтые звезды изменили свои оболочки — потоки частиц струились с поверхности звёзд, сливаясь и закручиваясь в тугие пряди, собираясь над полюсами. Магнитное поля звёзд изменились так, чтобы сохранить управление происходящим на поверхности и регулировать излучение. Ни одна планета не была затронута звёздной бурей, не стала жертвой непредсказуемости звёздных недр. Этот факт помог объяснить причину изменений характеристик звезды: размеров спектра и яркости, — он определённо указывал на наличие развитой цивилизации.
   Другие изменения касались ближайшей жёлтой звезды Маслёнки. В частности, изменились орбиты планет, причём единственный газовый гигант был сдвинут поближе к Маслёнке — скорее всего для того, чтобы было легче пополнять запасы летучих веществ. Газовые гиганты оказались ещё беднее летучими веществами, чем это выходило по предварительным расчётам: дозаправка вблизи звёзд становилась проблематичной.
   Между орбитами внешней каменистой планеты и газовым гигантом системы Маслёнки располагалось облако, толщиной порядка миллиона километров, состоящее из хрупких структур, представляющих собой, в основном, силикаты. Видимо, для создания этого облака пришлось пожертвовать одной-двумя каменистыми планетами или целым поясом астероидов. Для каких целей всё это предназначалось пока было непонятно. Хаким высказал предположение, что это могла быть система огромных зеркал, которая либо перефокусировала всю поступающую на них энергию на внутренние планеты, либо отбрасывала от Маслёнки излучение красного гиганта в период его повышенной активности.
   Дальняя жёлтая звезда не имела признаков высоко развитой цивилизации.
   — Может быть, кто-то и прячется там, — заметил Хаким, — на нам не дано этого знать.
   Но самые впечатляющие кадры он приберёг напоследок.
   — Информация, с которой мы сейчас вас познакомим, была собрана Благодетелями в те времена, когда Земля ещё не была разрушена, — сказал Хаким. — Несколько тысяч лет назад… Нам дали её момы.
   И они увидели тусклые вспышки вокруг двух жёлтых звёзд — как если бы те были видны с расстояния в сотни или даже тысячи световых лет. На самом деле расход энергии при этих вспышках был таков, что при её использовании казалось реальным сдвинуть планеты и изменить положение звёзд. Вспышки длились несколько десятилетий — то есть, мгновение в масштабах времени галактики, но, тем не менее, внимательные глаза уловили мерцание.
   Разрушение двух звёздных систем произошла одновременно, примерно за двести лет до того, как Огненная Буря, массой примерно вдвое больше Солнца, после вспышек гелия превратилась в красный гигант — чудовищную опухоль, поглотившую пять планет. В молчании дети следили за тем, как этот гигант извергал огромные облака газов, и его лик становился изъязвлённым и рваным, словно обгоревший, разлагающийся череп.
   Первым заговорил Ганс Орёл:
   — Если убийцы живут здесь, то они выслали разрушающие машины до или после этих изменений? — спросил он.
   — Видимо до, — ответил мом, — Как показывает наш опыт…
   — Нам не известно, каков ваш опыт и насколько он впечатляющий, — процедила сквозь зубы Ариэль.
   — Ну, пожалуйста, Ариэль, — попросил Мартин таким спокойным голосом, что можно было поверить, что его терпение безгранично.
   — Наш опыт показывает, — продолжал мом, — что зонды-разрушители производятся до того, как их создатели осваивают технологию, необходимую для выполнения крупномасштабных операций в звёздных системах.
   — Значит, с момента запуска зондов прошли уже сотни лет, — заметил Хаким.
   — Весьма вероятно.
   Ганс удовлетворённо хмыкнул.
   Последние кадры показывали траектории движения машин-разрушителей. Эта запись охватывала временной период скорее даже не дюжины, а сотен лет. Избранные жертвы были отмечены красными точками, а те системы, которые несущие смерть роботы просто миновали, светились зелёным. Ориентировочная дата гибели Земли и примерные расстояния мерцали белыми цифрами.
   Мартина поразила полнота информации. Это был частичный ответ на сомнения, высказанные Ариэль. Его разум метался в поисках скрытого смысла: иногда Корабли Правосудия всё же нарушали молчание и передавали координаты убийц, сообщая о их провалах и триумфах. Эта информация не могла быть скрытой — расстояние слишком велико для бесканальной связи… Они рискуют выдать себя…
   Завершив доклад, Хаким выставил вокруг звёздной сферы все демонстрирующиеся ранее кадры — на всеобщее обозрение.
   — Пока это всё, что мы имеем, — подытожил он.
   И снова дети занялись момерафами, и учебная комната погрузилась в молчание.
   Мартин, сидя с закрытыми глазами, машинально сжимая и расжимая руки, просматривал вероятностные ситуации, манипулировал числами и траекториями, заставляя последовательности то сходиться, то расходиться. И каждый раз он приходил к заключению, что существует большая вероятность — около 95 процентов — что убийцы пришли именно из этой звёздной группы. Возможно, зонды были изготовлены именно в системе Маслёнки, ближайшей жёлтой звезды.
   По прошествии достаточного времени — примерно двух часов полной сосредоточенности в абсолютной тишине — момы собрались в центре учебной комнаты, и один из них спросил:
   — И каково же ваше решение?
   — Сначала вопросы и комментарии, — выкрикнула с места Паола Птичья Трель.
   Комментарии, в большей степени, представляли из себя скорее высказывание личных мнений и эмоций, нежели существенных вопросов и возражений. Именно этого Мартин и ожидал. Он уже не единожды наблюдал, как группа приходила к согласию в вопросах, — правда, не столь важных, как этот. Именно так они и работали: высказывали свои мнения, определяли роли.
   Мэй-ли Ву-Чанг Близницы — невысокая спокойная девушка из семейства Знаков Зодиака — спросила, существуют ли другие цивилизации в этих окрестностях. Хаким снова вызвал один из ранее показанных кадров: экспозиция всех звёзд, вокруг которых могли бы вращаться обитаемые планеты, в радиусе двадцати пяти световых лет от данной группы. Ни на одной из них не было ни малейшего признака развития цивилизации. И всё же, это не являлось убедительным доказательством — существовала возможность, вероятность которой равнялась где-то двум пятым, что при таком количестве звёзд могла развиться хотя бы одна цивилизация.
   Ведь всегда существовала вероятность, что разум инопланетян окажется выше человеческого, и им удасться сохранить молчание, то есть — удастся остаться необнаруженными даже на ранних ступенях технического прогресса.
   И всё же, их молчание было весомым аргументом.
   — Возможно ли, что при такой скученности планетных систем все цивилизации вымерли или самоуничтожились? — Это спросил Георг Демпси.
   Один из момов начал отвечать:
   — При данном количестве планет и, принимая во внимание, что цивилизации непрерывно развиваются… — Перед детьми вновь замельками цифры, но Мартин уже отключился от происходящего. Он уже проделывал подобный анализ. Да, конечно, шансы есть. Но, в конце концов, это всё это — только простые разговоры, а не серьёзное обсуждение.
   Но скоро наступит их час…
   Вопросы и ответы растянулись бы ещё надолго, но Мартин внезапно почувствовал жжение в глазах и тупую боль напряжённых мышц. У него не было сомнений, что и другие устали. Обведя вокруг взглядом и всмотревшись в лица детей, он понял, что ничего существенного уже не будет добавлено.
   — На этом мы закончим прения, — объявил он. — Давайте переходить к делу.
   — Вы готовы принять решение? — спросил мом.
   — Да, мы готовы.
   Ворча и толкаясь, дети разобрались по семействам и учебным группам. Они чувствовали себя спокойнее, держась ближе к своим; решение было не простое, и никто не хотел, чтобы его торопили.
   — Итак, вы принимаете решение по следующему вопросу, — обьявил мом, — следует ли нам начинать торможение, которое однозначно потребует значительного расхода топлива, и направлять Корабль Правосудия в район звёздной группы, которую мы наблюдаем — для того, чтобы узнать, обитают ли там разумные существа, а если обитают, постараться расследовать, не они ли построили машины, погубившие ваш мир. Пэн сосчитает голоса.
   Один за другим они поднимали руки, Мартин считал голоса. По правилам голосования всего должно быть не более десятерых воздержавшихся, иначе придётся начать все заново. Воздержались семеро, включая Ариэль. Шестьдесят один проголосовали за вторжение и исследование, четырнадцать — за то, чтобы пройти мимо системы и поискать что-нибудь более определённое.
   — Нам нужен Пэн, который был бы в опозиции большинству, — сразу же после голосования прозвучал голос Ариэль.
   Паола Птичья Трель, проголосовавшая за вторжение, возразила ей:
   — Мы следовали регламенту. Решение принято.
   — Мы следовали регламенту момов, — подчеркнула Ариэль.
   — Они же учат нас, — растерянно произнесла Джинни Шоколадка, — Не понимаю, о чём ты?
   — Скажите, разве мы марионетки? — окидывая всех взглядом, выкрикнула Ариэль.
   Дети выглядели смущёнными. Ропот нарастал. Мартин почувствовал колики в животе.
   Вмешался Джордж Кролик. Смуглый, черноволосый, острый на язык, он был очень популярен среди детей.
   — Довольно, ребята. Мартин прав. Мы здесь для того, чтобы сделать эту Работу. И мы не марионетки. Считайте, что мы студенты.
   Ариэль сжала зубы, но промолчала. Внезапно, против своей воли, Мартин почувствовал влечение к ней.
   — Дело сделано, — сказал он. — Мы проголосовали. Мы идём.
 
   Вместе с дневной учебной группой Мартин обедал в столовой, когда начался манёвр.
   Сначала дети восприняли его, как более глубокую вибрацию корабля, резонансом отдающуюся в их мышцах и костях.
   — Ух ты, — восхищённо воскликнул Гарпал Опережающий Время. Он достал свой жезл и пустил его плавать по воздуху. Отклоняясь то в одну, то в другую сторону — в зависимости от маневрирования корабля, жезл медленно вращался и полностью овладел вниманием детей.
   Вибрация нарастала. Когда толчки, спровоцированные работой двигателей, стали буквально сотрясать корпус «Спутника Зари», он начал издавать довольно-таки мелодичное гудение, по тональности близкое к мужскому баритону. Жезл повело к одной из стен. Дети почувствовали, что их «прижимает» и возбуждённо зашумели, а спустя некоторое время и застонали, — когда увидели, что комната начала вращаться внутри корабля, будто бы была подвешена на шарнирах. Одна из стен стала полом, другая — потолком.
   Торможение, порождённое ожившими двигателями, хотя и было незначительным — всего десять процентов g, оказало на них сильное воздействие.
   — Меня сейчас стошнит, — простонала Паола, — Почему они не смягчат это для нас?
   — Потому они помнят, что мы ненавидим мелочную опеку, — напомнил ей Мартин.
   Через полчаса корабль вновь запел на ровной глубокой ноте. Мартин мог оценить состояние корабля, прибегнув к момерафу. Он видел, как неуклонно истощается запас топлива, как потоки частиц исчезают в бездонной черноте внешнего гасителя. Это был способ маскировки — вместо того, чтобы разбрасывать свои отходы в пространстве, тем самым увеличивая энергетические характеристики окружающего пространства.
   Они направлялись туда, где трудно найти топливо.
   Вернулась прежняя гравитация. Холлы и каюты наполнились жалобами и шумом возбуждения: полуодетые дети бегали, падали, ругались, гримасничали, пытались прыгать, снова падали и снова ругались.
   Двое в первые же часы поломали себе кости. Их гипсовые повязки, наложенные момами в клинике, служили неназойливым предостережением всем остальным. Когда Мартин устроил общее собрание в учебной комнате, пострадавшие продемонстрировали свои трофеи.
   Они поправятся через пару дней… Медицина момов могущественна. Однако пока повязки не сняты, они не смогут принимать участие в занятиях.
 
   Корабль изменялся постепенно, как живое существо — когда никто за ним не наблюдал. Кроме всего прочего, каюты принимали ориентацию, как при потере невесомости.
   Когда прошло первое возбуждение, дети уже не находили это неудобным. Психологически это было возвратом к прежнему образу жизни на Центральном Ковчеге, к тому периоду, когда они в течение года разгонялись до околосветовой скорости, удаляясь от Солнца. Не говоря уже о времени, проведённом на Земле…
   Впереди изменения посерьёзнее: два g — тяжкое испытание, но если уж они решились на вторжение в систему Маслёнки, то это должно быть для них даже занимательно.
   Никогда они не видели Корабль Правосудия во всей его мощи и мудрости…
   Но ведь «Спутник Зари» можно было представить и простым микробом, который пытается проникнуть в хорошо защищённое, необычайно могущественное существо, способности которого были неизвестны.
   Теперь Мартин должен был ежедневно докладывать момам. Один из момов постоянно дежурил в учебной комнате, — тот самый мом, на котором Мартин по совету Джорджа Кролика и Стефании Перо Крыла решил нарисовать опознавательные метки для поднятия боевого духа экипажа корабля.
   На церемонию нанесения метки, собрались все дети. Когда-то, перед тем, как покончить с собой, Теодор Рассвет написал о времени, наступление которого все с нетерпением ждали: «Мы наденем военную форму, мы нанесём на себя боевую окраску, мы принесём клятву, как в прошлом пираты или мушкетёры, и всё это будет не игра, это будет по-настоящему. Подождите, вы увидите это.
   Теодору подобная церемония уже не нужна. Но для других наступил предсказанный им волнующий момент.
   Дети собрались на ярусах амфитеатра, который по команде Мартина вырос в учебной комнате. На их лицах и запястьях появились полосы белой и чёрной краски. «Чтобы убить серые чувства, безразличие и нерешительность… » Даже Мартин был в раскраске.
   Мом плавал в центре комнаты. Внутри звёздной сферы, вокруг белой точки — звезды Маслёнки — светился красный кружок. Мартин приблизился к мому с небольшими горшками белой и чёрной краски — в одной руке, и кисточкой — в другой.
   — Дабы показать нашу решимость, наше новое положение, дабы укрепиться духом и обрести мужество, назначаем этого мома Матерью Войны. Мать Войны будет находиться здесь постоянно, каждый из нас в любое время может обратиться к ней за советом.