Дженнифер Блейк
Гнев и радость

   Признательность.
   Я очень благодарна Шарли и Нелсону Фашс из Гран-Пуан, Луизиана, за гостеприимство, оказанное мне во время работы над книгой, за угощение и лучший в штате раковый суп, за бесконечно полезные рассказы о нравах и обычаях каджунов в районе Нового Орлеана. Я благодарю Нелсона за то, что он был моим проводником на бурной Слепой реке, делился знаниями о жизни на реке и болотах и за историю о перевернутой пироге, которую он слышал в детстве.
   Благодарю также Тони Бакала из Асенсионского окружного отделения полиции за рассказы о перевозке наркотиков, и Жюли Кампань из окружной библиотеки, Патчер, Луизиана, за помощь в моей работе.


   Врачуют душу радости любви,
   И убивает гнев любви.
Вильгельм IX, герцог Аквитанский

Глава первая

   Район болот выглядел неприветливо, особенно поздно вечером. Первозданной силой веяло от огромных кипарисов с их мощными корнями, темно-зеленых карликовых пальм, зарослей дикого винограда, папоротников, мангровых деревьев. Жужжание ядовитых насекомых и еще каких-то красноглазых ночных тварей дополняло впечатление дикости и страшной удаленности от цивилизации. Пирога быстро скользила по реке сквозь туман, словно в каком-то нереальном мире.
   Замечательно. Похоже, все будет великолепно.
   Джулия Буллард улыбнулась. Воображение совсем, неплохое качество для режиссера. Перед ее мысленным взором возникали образы будущего фильма. Большая часть сцен на натуре — дневные, но есть и ночная. Место натурных съемок было уже близко. И это путешествие в древней лодке может очень пригодиться для фильма.
   Узкая пирога качнулась вправо, когда впереди возник большой предмет, похожий на бревно. Джулия схватилась за доску, служившую сиденьем, и оглянулась на проводника. Он стоял на корме, управляя лодкой с помощью длинного шеста. Это был кривоногий каджун с морщинистым лицом, скупо освещенным светом походного фонаря на носу лодки. Кивнув в сторону темного силуэта, он сказал:
   — Старый аллигатор. Решил поглядеть, чего нам тут надо.
   Джулия посмотрела на аллигатора и спросила преувеличенно тревожно:
   — Вы уверены, что они не едят людей?
   Проводник улыбнулся беззубой улыбкой:
   — Уверен. По крайней мере — живых. Но он может перевернуть лодку, просто чтобы поиграть. Лучше его обойти.
   — Конечно, — сухо сказала Джулия, отвернувшись. Проводник усмехнулся.
   Не то чтобы Джулия боялась темноты или чего-то еще. Она верила словам старого каджуна, что самое большее, кого едят аллигаторы — это одиноких енотов или опоссумов, и что ядовитые водяные змеи с разными живописными названиями боятся ее больше, чем она их. Но, помимо ее воли, она была очарована первобытной магией этих мест. Ну, если она сама это чувствует, надо заставить почувствовать это и зрителей.
   Правильно, что она решила снимать на натуре, а не в павильоне, среди пластиковых декораций. О том, что надо беречь средства, она знала и без драгоценного Аллена, который, расхаживая по комнате в пижаме, давал ей свои продюсерские указания. Она также знала, что фильм надо снять в срок, чтобы подтвердить репутацию одной из немногих женщин в Лос-Анджелесе, умеющих ставить фильмы. Но были и другие вещи, не менее важные.
   Она сама участвовала в работе над сценарием, вложив свои деньги в избранную ею книгу молодого луизианского автора. «Болотное царство» рассказывало о судьбе молодой девушки, о победе культурных традиций над богатством и привилегиями. Это также была драма, повествующая о борьбе между каджуном и его супругой из Нового Орлеана за свою дочь, которую он похитил у жены из квартиры в новом городском доме, после чего ему пришлось драться с наемниками, подосланными женой. В истории этой были юмор, секс, пафос — все, что нужно, чтобы создать зрелищный фильм. Не хватало «звезд» первой величины, Джулия не могла себе это позволить. Однако она не думала, что это помешает кассовому успеху, если ей удастся воплотить свой замысел.
   Ее отец считал эту затею глупостью. Великий Булл Буллард, лауреат двух академических премий за новаторский подход к режиссуре, считал, что дочери следует снимать низкобюджетные боевики и дамские картины, то есть те вещи, на которых она уже себя зарекомендовала. Ей было очень жаль, что отец не верил в ее работу, что он не замечал, сколь многому она научилась у него за эти годы, что у нее появились более широкие возможности, чем ему казалось. Больше пятнадцати лет прошло с тех пор, как она, совсем еще неопытная, сделала свою пробную вещь. Джулия тогда была экстравагантной девчонкой, одной из тех высоких, загорелых светловолосых калифорниек, которые толклись на пляжах и которые лучше всего выражали свои мысли на жаргоне. Ее первая картина была об океане, о молодежи, бросившей вызов морской стихии… Картина имела успех благодаря увлеченности ее создателей. Джулии удалось ухватить то существенное, что было в серфинге и в порожденном им романтическом образе жизни. Фильм, первоначально сделанный на 16-миллиметровой пленке, был увеличен на 35-миллиметровой и выбран для показа режиссерских работ в Каннах, и с тех пор она стала делать фильмы.
   Ей было ясно, что отец сомневается в ней просто потому, что она женщина. Он всегда говорил, что она должна рассчитывать на успех и быть привлекательной, пока не выйдет замуж и не перенесет свои чувства на мужа. Он был настоящий деспот и считал, что место женщины — на кухне и в спальне. И даже матерью Джулии, женщиной, которая более или менее отвечала этому образу, он не был вполне доволен. Его волновали и другие женщины, он также увлекался рыбалкой, охотой, морскими путешествиями, автогонками, любил бои быков и все, что было связано с риском и отвлекало его от семьи. Ему нужна была свобода или хотя бы ее видимость. В конце концов, мать Джулии и предоставила ему свободу. И все же Булл (что означало — бык), как звали его близкие, не был счастлив.
   После развода мать взяла Джулию с собой на родину, в Луизиану, подальше от мишурного блеска Лос-Анджелеса.
   Да и Джулию фальшь не привлекала. Вот почему она заботилась о том, чтобы в ее фильме все было реальным — и город Новый Орлеан, и люди, и. природа. Ей также было приятно снимать фильм на родине матери, где она сама провела детство, пока была жива мать.
   Вот уже месяц она снимала в Новом Орлеане. Теперь надо было поработать на болотах к северо-западу от города, чтобы закончить «Болотное царство». Она надеялась уложиться в сроки и в бюджет, несмотря на всякие неурядицы, на прогулы актеров и хищения. Ей будет и грустно и радостно, когда кончится работа, — радостно от осуществления замысла лучшим образом передать жизнь каджунов и красоту болот, а грустно, что закончится работа над этим необычным фильмом, которому она так желала успеха. И что бы ни говорили, она со своими людьми очень много уже сделала, твердила себе Джулия.
   Пирога шла вдоль берега Слепой реки. Прежде здесь текла Миссисипи, пока эта великая река не изменила своего течения. Речка была извилистой, но просматривалась неплохо. Она не имела четких границ, но явно держалась юго-восточного направления. Прежде она называлась Байю Акадьян. Но когда пришли англоязычные переселенцы и занялись расчисткой лесов, они дали реке название, так как старое нашли трудным, и еще оттого, что поверхность воды была темной из-за постоянно капавшего в нее сока деревьев.
   Ночь была безлунной. Тусклый Млечный Путь был похож на огромную газовую вуаль, висевшую над верхушками деревьев. Легкий ветерок, доносивший запах рыбы и соли с далекого залива, теребил волосы Джулии. Тишину нарушали только всплески от шеста проводника и хор лягушек, да еще иногда слышался зуд москитов, крик совы или рев аллигатора.
   Джулия дышала полной грудью, медленно выдыхая воздух. Ей было так спокойно плыть в темноте при тусклом свете фонаря. Проводник Джо хотел повезти ее на своей моторной лодке, и ради скорости она согласилась первые миль десять проплыть таким образом. Потом она уговорила его пересесть на пирогу, которую они вели на буксире. Ей хотелось знать, как обращаться с такими лодками, но больше всего ей был нужен покой, чтобы подумать.
   Получилось все очень хорошо. Когда они миновали большой канал, лагеря охотников и рыбаков, питейные заведения и деревянную церквушку на берегу, она смогла наконец посмотреть на реку. Джулия заметила необычные деревья, животных, каналы, а также узенькие, почти невидимые потоки, впадавшие в реку, которые показывал ей проводник, пока было светло. Жизнь здесь текла по-иному, без суеты. А ей так не хватало этого спокойствия. Последнее время она слишком нервничала из-за своей картины.
   Ей хотелось избавиться от этой лихорадочности, и работа над «Болотным царством» поможет ей. Потом надо постараться отдохнуть, и если Аллен не будет очень занят, может быть, они отправятся на острова или в Белиз, снимут домик у моря. Трудно оторваться от работы, но она попытается.
   Река перед ними расширилась. По берегам росли кустарники, стояли группы кипарисов, попадалась и так называемая нож-трава. Джулия наклонилась вперед, чтобы лучше видеть окрестности, и одновременно приподняла подол своего белого шелкового платья, чтобы предохранить его от воды, скопившейся на дне лодки. Место показалось ей подходящим, здесь было достаточно пространства, чтобы лодки могли маневрировать. Нигде не было видно ни домов, ни лагерей, ни каких-либо промышленных сооружений, только естественное расширение реки, напоминающее лагуну. Даже не верилось в такую удачу.
   И тут она услышала какой-то гул, похожий на жужжание огромного насекомого, постепенно приближавшийся к ним, Впереди пироги раздался всплеск, точно какое-то животное, напуганное то ли этим низким гулом, то ли появлением пироги, бросилось с берега в реку.
   — Что это? — спросила она и тут же в свете фонаря увидела в воде голову зверька, кажется, нутрии.
   — Это, я думаю, Болотная Крыса, — хихикнул Джо.
   — Вы хотите сказать, что это — большая крыса?
   — Нет, — ответил старик, прислушиваясь с полузакрытыми глазами, — я говорю о человеке на воздушной лодке.
   Джулия не поняла проводника или он ее? Прежде чем она смогла это обдумать, она увидела впереди два луча света, которые пробивались сквозь заросли, скользили по ветвям, высвечивая клочковатый мох. Гул, похожий на шум ветра, нарастал.
   Внезапно Джулия поняла, что такое «воздушная лодка». Судно, двигающееся на высокой скорости на воздушной подушке, она видела такое на рисунке. В зависимости от глубины воды, эти суда могли за секунды менять глубину погружения от сорока футов до нескольких дюймов и передвигаться по ручейку. Появившаяся лодка летела вперед, как ей показалось, с головокружительной быстротой.
   Странное дело: ей вдруг послышался, как бы ответный рев мотора. А через минуту она поняла, что он доносится сверху. К ним приближался самолет, очевидно гидроплан. Большие понтоны, прикрепленные к нему, делали похожим его на какое-то чудище. Он стал снижаться, словно собираясь сесть, хотя Джулия знала, что ближайший аэропорт — новоорлеанский — отсюда в сорока милях. Не случилось ли там чего, подумала она, но признаков тревоги на самолете не было. Самолет зажег головные огни и приглушил мотор, будто и правда решил приземлиться.
   Старый проводник бормотал что-то на каджунско-французском наречии. Он стоял, вынув шест из воды, пока пирога свободно дрейфовала из узкого русла на большую воду.
   «Воздушная» лодка описала кривую, свернула в один из протоков между деревьями, очень похожий на тот, из которого они только что вышли, а потом, развернувшись, быстро направилась в их сторону и, оставляя за собой пенящийся след, выскочила на большую воду. В ней был виден силуэт широкоплечего мужчины, который, подняв голову, следил за полетом самолета. Скорости он не сбавлял.
   Самолет между тем снижался, чуть не касаясь верхушек деревьев, Яркий свет его огней отражался в воде, мешаясь с отблесками желтого света огней лодки. Траектории самолета и лодки сближались. Двойной гул становился все сильнее. Вдруг они опять разошлись, самолет отклонился. Человек в лодке повернулся в сторону самолета.
   Голос проводника Джулии стал громче. Он предупреждал о себе криками, одновременно размахивая шестом над головой.
   Лодка неслась прямо на пирогу. Хозяин «воздушной» лодки не видел их и даже не смотрел в их сторону. Сейчас она налетит на них! Джулия вцепилась в борт, готовясь выпрыгнуть.
   Мужчина в лодке повернул голову и, наконец, заметил их. Он начал поворачивать лодку, мотор взвыл, и она вихрем пронеслась рядом с ними.
   Джулия, ослепленная и оглушенная, резко наклонилась в сторону. Неустойчивая деревянная лодочка, захваченная потоком воздуха, оказалась в кильватере. Она слышала вопль проводника, навалившегося на другой борт, чтобы они не перевернулись. Но было уже слишком поздно. Джулия не удержалась и полетела за борт.
   Темная холодная вода сомкнулась над головой; у нее перехватило дыхание. Свободно двигаться из-за одежды она не могла. Что-то корявое и скользкое коснулось ее ноги, может быть, упавшее в воду бревно, а может быть, и что-то еще. Отвращение придало ей силы, и она смогла вынырнуть, потеряв при этом сандалии. С трудом она привела в порядок задравшееся платье. Джулия по-прежнему задыхалась.
   За ее спиной урчал работавший на холостом ходу мотор. Над головой прозвучал низкий голос:
   — Хватайтесь за мою руку. Я уже думал нырять за вами.
   Джулия повернула голову и увидела хозяина лодки, стоявшего на коленях и протягивавшего ей руку. Его густые брови были нахмурены, рельефно очерченные губы сжаты в раздражении.
   Джулия и сама почувствовала злость. Она оглянулась по сторонам в поисках проводника и пироги. Их лодочка была в нескольких футах, и к ней энергично плыл каджун. Она посмотрела на хозяина большой лодки.
   — Спасибо, — ответила она резко, — я не хочу причинять вам беспокойство.
   На лице мужчины появилось выражение оживления:
   — Хотите сказать, что я вам уже причинил немалое беспокойство.
   — Хочу сказать, что вы налетели на нас, так как не смотрите, куда ведете лодку.
   — У меня и без того забот много. А старому Джозефу тысячу раз говорили, чтобы он привел в порядок фонарь, свет от него еле виден.
   — И к тому же он слишком быстро вел пирогу, — ехидно добавила она, — так что виноват он один, а вы ни при чем.
   На лице мужчины появилась улыбка.
   — Ну, так я не говорил. А если я признаю, что был невнимателен, вы подниметесь на мою лодку?
   Вместо ответа она снова оглянулась на своего проводника. Джозеф уже влезал в пирогу. Она быстро и энергично поплыла тихоокеанским кролем к пироге.
   Мотор лодки на воздушной подушке заворчал, заработал быстрее, и через несколько секунд она отрезала Джулию от ее цели. Девушка изменила направление. Лодка медленно пошла рядом. Джулия снова попыталась изменить направление, бросив гневный взгляд на хозяина лодки. Звук мотора как будто стал тише. Повернув голову, она увидела, как мужчина в лодке снова наклонился над ней.
   Она хотела увернуться, но сильная рука схватила ее за руку и потащила. Прежде чем она смогла как-то отреагировать, ее талия оказалась зажата его рукой, как тисками, и он втащил ее в лодку. Потом он прокричал что-то на местном наречии ее проводнику, на что тот ответил смехом и помахал рукой. Похититель уселся на переднее сиденье, и лодка на воздушной подушке тронулась.
   Джулия, ошеломленная и пытающаяся поддержать равновесие, с трудом добралась до носовой части. В мокром и холодном платье, прилипшем к телу, нетвердо держась на ногах, она упала на сиденье рядом с владельцем лодки. В ярости и страхе она схватила его за рубашку и стала дергать. Пытаясь перекричать рев мотора, она заорала:
   — Куда вы меня везете?
   Он обернулся, глядя на нее смеющимися глазами:
   — Домой.
   Этот ответ, как и выражение его лица, заставили ее похолодеть.
   — Так вот чего вы захотели, — проговорила она.
   Она привстала и перегнулась через борт. Он силой усадил ее. Подняв на нее глаза, он сказал:
   — Разрешите пояснить. Я не имел в виду свой дом. Я имел в виду съемочную площадку, если вы не выберете другой вариант.
   — Не думаю, — ответила она сквозь зубы.
   Он пожал плечами и усмехнулся:
   — Я боялся этого.
   Она затихла, не зная, верить ли ему. Он крепко держал ее за талию, но боли его рука не причиняла. Она рассеянно убрала со лба волосы и поправила прическу, затем обратилась к нему:
   — Вы знаете, кто я такая?
   — Это нетрудно угадать, — сказал он, убрав руку. — Вы неместная, иначе я давно знал бы вас. У вас есть и обаяние, и средства, достаточные, чтобы убедить старину Джо отправиться ночью с вами на его лодочке в путь — а это не так легко. Легкое белое платье красноречиво говорит о Калифорнии — ведь обычно туристы плавают на лодках в брюках или, джинсах. Значит, вы из киношников. Вы слишком молоды, чтобы играть роль жены и недостаточно молоды, чтобы играть дочку. По-моему, вы режиссерша.
   — Блестяще, — насмешливо произнесла Джулия.
   Он улыбнулся, но ничего не сказал.
   — Вы со всеми так обращаетесь или я дала вам какой-то повод?
   Он несколько сбавил скорость, и шум мотора стал не так слышен.
   — В это время, если вы заметили, здесь осень. Кажется, что у нас в Южной Луизиане не холодно, но можно что-нибудь схватить.
   — То есть?
   — Может, это и странно, — ответил он с оттенком раздражения, — но это время здесь опасное. У самих каджунов бывают сердечные приступы, не говоря о гриппе, по-вашему — инфлюэнце.
   — Вы, кажется, обиделись?
   — По-вашему, я слишком чувствителен, а это тоже небезопасно. Но вы — на моем болоте, и с этим надо считаться.
   — На вашем? — спросила она, стараясь, чтобы в ее голосе было только нейтральное любопытство.
   Он поглядел на нее, щурясь от встречного ветра, и твердо и спокойно произнес:
   — На моем.
   — Почему вы так считаете?
   — Потому что я знаю его: знаю места нереста рыбы, спаривания аллигаторов, места, куда зимой прилетают гуси и утки, шеньеры — холмы, образовавшиеся из морских ракушек в районе Нового Орлеана, каналы, по которым возят лес, и бурные речушки, которые в лучшие времена текли в озера Морепа, а через Па Маншак — в озеро Поншартрен и в залив. Я знаю это с десяти лет, когда в первый и последний раз потерялся. Оно мое, потому что я сделал его своим.
   — Болотная Крыса, — пробормотала она, вдруг вспомнив слова проводника.
   — Кое-кто называет меня и так, и я не возражаю.
   Это был по-своему привлекательный мужчина, лет на пять старше ее, в котором было что-то мрачное и грубоватое. У него были густые брови, прямой нос, глубоко посаженные карие глаза с длинными ресницами. Руки его были сильные, со шрамами, белевшими на фоне густого загара. Рубашка цвета хаки обрисовывала рельефные мускулы, а сидел он с тем умением расслабляться, которое бывает у тренированных людей. Как и «его» болото, он отнюдь не выглядел домашним.
   В тех местах, где он прижимал ее к себе, одежда его была влажной. Она вспомнила, как он схватил ее и стал затаскивать в лодку, и почувствовала, что напряглась. Ей это не нравилось.
   — Чем вы занимаетесь? — спросила она. Это была нейтральная фраза, основа для вежливого разговора. В то же время ей хотелось получить ответ на один возникший у нее вопрос.
   — Ничем особенно.
   От такого ответа было мало толку. Она продолжала настаивать:
   — Работаете ли вы на одном из здешних химзаводов, на сахарном заводе, на нефтепромыслах или, может быть, ловите рыбу?
   — Ничего в этом роде. Можно сказать, я в отставке.
   — Прекрасно, но не слишком ли вы для этого молоды?
   Глядя на воду, он ответил:
   — Нет.
   Пожалуй, он был прав насчет осенней погоды, особенно если прибавить к ней мокрое платье и ветер в лицо. Она уже чувствовала озноб и стала растирать озябшие руки.
   — Нельзя ли плыть немного помедленнее? Мне холодно.
   — Сейчас как раз надо побыстрее, — сказал он и прибавил скорость.
   Джулия стиснула зубы. Она дрожала, и ей казалось, что она дрожит вместе с вибрирующей лодкой. Ветер рвал и сушил ее волосы, на глазах выступили слезы. Она пригнулась.
   — Мы почти приехали, — прокричал незнакомец.
   Это было верно. Уже были видны столбы с ртутными лампами, освещавшими по ночам место натурных съемок. Из-за деревьев виднелись вагончики, а также металлическая громада окружного лодочного клуба Сент-Джеймс, который предоставил компании «Эксель филмз» свою площадку и участок берега. Скоро можно будет переодеться в сухое и выпить чего-нибудь горячего. И поблагодарить Болотную Крысу за доставку домой.
   — Я поняла, — произнесла она, когда он выключил мотор, подведя лодку к причалу, — что не знаю вашего имени.
   Он чуть усмехнулся:
   — Кажется, одно вы назвали.
   — От него мало пользы. Например, его вряд ли найдешь в телефонной книге.
   — Рей Табэри, — представился он.
   — Каджун?
   — Смесь франко-испанского креола с каджуном, если вам это что-нибудь говорит.
   — Это значит: смесь французской и испанской крови, но рождены вы за океаном; в вас течет кровь французов, вытесненных из Новой Скотий англичанами более двух столетий назад.
   Он удивленно посмотрел на нее:
   — Вы изучали историю Штата?
   — Конечно. Я ведь сама тут родилась, хотя мои предки — чистые англичане, ирландцы и валлийцы.
   — Вряд ли чистые, — сказал он.
   По его кривой усмешке нельзя было судить, хотел ли он сказать что-то хорошее. Но ее это и не волновало.
   Лодка причалила к берегу, где у причала стояли два катера кинокомпании. Люди на берегу сбивали деревянную платформу для завтрашних съемок, негромко переговаривались, готовили что-то в большом котле на газовой плитке. Все они с некоторым интересом восприняли неожиданное появление лодки. Видимо, ей не удастся вернуться в свой дом на колесах, не ответив на вопросы любопытных.
   Решив быть гостеприимной, Джулия произнесла:
   — Я могу вам предложить чего-нибудь выпить, если вы побудете у нас.
   — Благодарю, лучше в другой раз. — Выходя, он не выключил мотор. Он подал ей руку, и она выпрыгнула из лодки, обрызгав его каплями со своего платья. Слова ее благодарности были краткими и скупыми. Она собралась уйти, но он еще держал ее за руку.
   В нерешительности она посмотрела на него. Он как-то странно разглядывал ее в свете ртутных ламп.
   — Да? — вопросительно проговорила она, слегка подняв брови.
   Он не ответил. Положив булинь (беседочный узел), который он держал для устойчивости лодки, он взял Джулию за вторую руку, развел их в стороны и внимательно осмотрел. Когда же она попыталась высвободиться, он запустил свои пальцы под ее волосы, как бы массируя ее шею.
   — Что вы делаете? — спросила она с раздражением, не в последнюю очередь вызванным тем, что голос у нее слегка дрожал.
   Он опустил руки, вновь провел ими по ее рукам и взял ее за запястья.
   — Поднимите подол, — тихо сказал он.
   — Вы с ума сошли!
   — Нет еще, — ответил он с какой-то, как ей показалось, озорной улыбкой. — Я только хочу посмотреть, нет ли у вас пиявок.
   — Пиявок?
   — Вполне возможно.
   — Ни в коем случае.
   — Конечно, если вы предпочитаете дать им сосать вашу кровь, нежели показать мне ноги. Но предупреждаю: они не отвалятся, пока не станут раз в десять больше, а у вас могут остаться шрамы.
   — Пустите, я сама посмотрю.
   — Вы сами не рассмотрите все, что нужно.
   Слова его не внушали доверия, но, кажется, неприятные ощущения у нее были не только от воды и холода. Каким-то образом ему удалось загородить ее от глаз любопытных. Он посмотрел на нее пристально, чуть с вызовом, и трудно было сказать, как он поступит, если она откажется. Хотя он держал ее за руки осторожно, хватка его могла стать железной.
   — О Господи! — вскричала она в отчаянии. Она высвободила руки и подняла подол до середины бедер. Он наклонился и стал обследовать ее ноги. Его прикосновения были беглыми и бесстрастными. Казалось, прошло очень много времени, пока он сказал:
   — Все в порядке. Вы чисты.
   — Большое спасибо, — ответила она деревянным голосом.
   — На здоровье, — произнес Рей и, помедлив, уже без насмешки добавил:
   — И примите извинения.
   Извинения за что: за то, что искупал ее в реке, или за поиски пиявок? Этого ей узнать не удалось. Он вернулся на свою лодку и отчалил. Исчез он с таким же шумом и грохотом, как и возник.
   Джулия смотрела вслед, пока лодка на воздушной подушке не скрылась за поворотом. Потом она взглянула на свое мокрое и грязное платье и на ноги, испачканные в грязи и иле. От прически и макияжа ничего не осталось. Мало того, она познакомилась с мужчиной, который выловил ее из воды не то как ведьму, не то как какое-то безответное существо. Как она могла быть настолько безрассудной, она не понимала.
   Джулия покачала головой и невесело рассмеялась: какое ей дело, как она выглядела и что может подумать об этом человек, прозванный «Болотная Крыса».
   Рей Табэри был из тех мужчин, которых она недолюбливала и которым не доверяла. Ей казалось, что он был одним из тех самонадеянных самцов, для кого женщины были вроде игрушек, кто считает, что все конфликты надо решать силой, кого трудно смутить. Совсем не то, что Аллен Грейвсенд. Рею далеко до ее жениха и продюсера.
   Кроме того, с ним что-то неладно. Он отвечает на вопросы явно уклончиво, и под его страшно длинными ресницами — глаза скрытного человека.