- малыми тюками. Иначе, мол, не примут... И к тому же, - вкрадчиво до-
бавил Вавила, - я ведь пока еще хозяин и волен поступать, как мне на-
до.
- К чему все-таки этот обман? - не сдавался Дорофей.
- За все отвечаю я, - голос Вавилы стал резким. Он не хотел боль-
ше терпеть возражений. - Команде на этот раз обещаю двойную плату.
Дорофей угрюмо молчал.
Анисим Родионов оказался податливей.
- Чего ломаешься, Дорофей? Вавила Дмитрич говорит дело. Ему жела-
тельно за товар получить подороже. И товар-то, ежели разобраться, ведь
и наш. Не мы ли на стуже, на льду тюленей били да еще и Елисея потеря-
ли!.. Ни к чему нам с тобой возражать хозяину. Двойная плата команде -
разве плохо?
Голос у Родионова спокойный, ровный, но Дорофей уловил в нем
льстивые нотки. Он укрепился в уверенности: не пойдешь на сговор с Ва-
вилой - обидит команду при расчете. И так у него лишнюю копейку не
выжмешь, а тут и вовсе закроет свой кошелек. И тогда команда будет
считать виновником убытка его, Дорофея. Он махнул рукой и скрепя серд-
це сказал:
- А, делай как знаешь.
- Ну вот, давно бы так, - Вавила поднялся. - Снимемся с якоря и
пройдем мимо пристани за город. Там около ночи все и уладим. Время
позднее, у Красной пристани нас все одно никто не будет разгружать до
утра. Ну, с богом, за дело!
Вечером на шхуне подняли паруса, и при боковом ветре она тихо
скользнула вверх по реке.
Родька вышел на палубу. Слева по борту, залитый теплым светом
предзакатных лучей, проплывал город: в неяркой зелени только что рас-
пустившихся тополей аккуратные двухэтажные особняки, кирка - лютеранс-
кая церковь, Гостиный двор, белокаменная громада собора. У Воскресенс-
кого ковша возле Красной пристани стояли большие и малые парусники. У
причала швартовались паровые суденышки. В вечернем небе таяли грязно-
ватые дымы. Неказистые с виду "макарки"1 с тентами-навесами ходко бе-
жали вверх и вниз по реке, перевозя пассажиров пригородного сообщения.
1 "М а к а р к и" - небольшие колесные пароходы на Двине называ-
лись так по имени архангельского купца и судовладельца Макарова.
Но вот уже остались позади пакгаузы грузового порта Бакарицы. Бе-
рега стали пустынными, лишь кое-где на угорах рассыпались домишки при-
городных деревень.
Серовато-молочными размывами заволакивала реку июньская белая
ночь. Вавила, неподвижно стоявший на баке, вдруг поспешно сунулся в
рубку. "Поветерь" круто повернула вправо к малозаметному песчаному
острову с ивняком. Дорофей отдал команду:
- Спустить паруса!
По палубе загрохотали каблуки. Паруса обвисли, свернулись, забря-
кала якорная цепь. Шхуна замерла на месте, чуть развернувшись по тече-
нию. О борта ластились мелкие волны.
Вавила вышел из рубки, бросил отрывисто:
- Зуек! Команде ужинать! Быстро!
Родька потащил в кубрик огромную кастрюлю с жареной рыбой, потом
еще несколько раз пробегал по палубе то с чайником, то с нарезанным
хлебом.
Во время ужина хозяин пришел в кубрик.
- Хлеб да соль, мужики!
Потом постоял, озабоченно комкая бороду, и попросил команду пора-
ботать в трюме - распаковать и разделить тюки. Как - покажет сам. Ве-
лел взять фонари.
- Что еще за аврал? - пожимали плечами мужики, когда хозяин ушел.
- Нам такая работа вроде бы ни к чему. Чего ему вздумалось тюки де-
лить?
- Связаны добро! Для чего ворошить?
Анисим отодвинул от себя пустую оловянную тарелку, вытер губы
холщовым полотенцем.
- Надо, чтобы тюки были небольшие - так сподручней для погрузки и
перевозки, - он словно бы чего-то недоговорил, глаза уклончиво смотре-
ли в сторону.
Однако команда есть команда. Мужики, перекурив, спустились в
трюм, прихватив керосиновые фонари. Распаковывать тяжелые тюки с сыры-
ми сплюснутыми шкурами, свернутыми наподобие больших кулебяк, оказа-
лось делом нелегким. Долго возились в тесном, слабо освещенном трюме.
Хозяин делил тюки не поровну: в одном больше шкурок, в другом - мень-
ше.
Наконец все было сделано. Но этим не обошлось. Упаковки поувесис-
тей Вавила распорядился поднять на палубу. Он часто поглядывал на ча-
сы.
Едва успели поднять груз, как на реке показался карбас в две пары
весел. Он ходко приближался к шхуне. На карбасе трижды стукнули дере-
вяшкой о борт. Вавила ответил негромким ударом рынды.
Матросы молча стояли у фальшборта, наблюдая за приближающейся по-
судиной. Она тихонько подвалила к борту. Анисим, изогнувшись, поймал
швартов и захлестнул петлю за кнехт. Спустили веревочный трап, и по
нему поднялся невысокий человек в ватнике, картузе и грязноватых, в
иле, сапогах. Он и Вавила, обменявшись рукопожатием, сразу ушли в каю-
ту.
Родька видел, как подошел карбас. Поведение хозяина показалось
ему подозрительным. Но команда молчала, и Родька решил: "Кто их знает,
купцов. У них, видать, все делается втихомолку".
Хозяин и гость вскоре вернулись на палубу, и Вавила распорядился
сгружать тюки в карбас. Их принимали два человека, лиц которых в тени
шхуны разглядеть Родьке не удалось.
Нагруженный карбас ушел. На смену причалил другой. Нагрузили и
его.
Проводив карбасы, Вавила сразу заторопился, отдавая команды нег-
ромко и все время оглядываясь по сторонам. Через полчаса шхуна верну-
лась в город, отдала якорь неподалеку от пристани, чтобы утром стать
под разгрузку.
Утром явился представитель Архсоюза принимать груз. Ряхин встре-
тил его, показал товар и заранее составленную опись...
Представитель долго пересчитывал тюки и бочки, сверяя результаты
подсчета с данными таможни, сообщенными кооперации, и наконец сошел на
пристань, сказав, что пришлет лошадей для перевозки груза.
Вавила все опасался, как бы не пришли вчерашние таможенники и не
заметили, что тюки изрядно "похудели". Но они не явились, и купец ус-
покоился.
К полудню шхуна разгрузилась. Вавила ушел в город по своим делам.
Команда тоже разбрелась по Архангельску - кто навестить знакомых, кто
сделать покупки, а кто и "проверить" питейные заведения, благо хозяин
всем выдал аванс, кроме Родьки. Ему с судна уйти не разрешили, и он с
грустью следил за суетой на пристани с палубы.
Ряхин вернулся на другой день, чуть-чуть хмельной и сердитый. За-
метив раскиданные по палубе брезент и концы, стал браниться:
- Не могли прибрать? Совсем обленились.
Родька, обойдя хозяина стороной, нехотя стал сворачивать брезент,
сматывать веревки.
Запершись в каюте, хозяин достал окованный железом ларец и выгру-
зил из карманов деньги. Пересчитал пачки, недовольно покачал головой,
вздохнул. Выручка была небогатая. Если бы не Кологривов, пришлось бы
ему уходить из Архангельска ни с чем.
Местные власти запретили продажу кожевенного товара частным ли-
цам. Ряхин должен был сдать его только на завод. Но он нарушил закон,
сбыл свой товар тайно, словно контрабанду. На этот раз обошлось - в
другой засыплешься. Вавила, будучи в городе, видел, как все меняется.
Везде наступают на частника кооперативы - рыболовецкие, торговые, про-
мысловые. Мелкие лавчонки купцов пробиваются незначительным оборотом.
У архангельских торговцев и рыбопромышленников отобрали все боль-
шие суда, оставили лишь карбасы да малые парусники - боты, расшивы,
шняки. Вавила чувствовал, что и ему на своей шхуне плавать остается
недолго. Продать бы ее... А кто купит? Старые адреса и связи поруши-
лись. Кое-кто из купцов уехал из города неведомо куда. Оставшиеся поп-
рятали деньги в потаенных местах и притихли, ведя обывательскую жизнь.
Вавила сунулся было в кооператив, предложил свои услуги на перевозку
рыбы с мурманских промыслов, но ему отказали.
Придется возвращаться в Унду ни с чем. Хорошо, если еще удастся
сходить летом на рыбный промысел. Но опять возникает осложнение, куда
сбыть рыбу.
Выйдя на палубу, он увидел скучающего зуйка. Родька стоял, прис-
лонившись к фок-мачте под рындой, и глазел, как у пристани разгружа-
лись суда. С огромного парусника-трехмачтовика грузчики скатывали бо-
чонки с сельдью. Оттуда донесся возглас: "Соловецка селедочка-то! Ух и
хороша!" Поодаль лебедкой поднимали тюки с товарами на палубу парохо-
да, идущего на Печору.
- Чего горюешь, Родион? - спросил хозяин.
- Чего, чего... На берег-от не пустили! Вот и стою...
- Это мы вмиг поправим, - Вавила взял Родьку за плечо, повернул к
себе лицом, встретился с колючим взглядом парня. - Команда скоро долж-
на вернуться. Уйдем отсюда вечером. У тебя есть еще время. Поди погу-
ляй.
Он достал кошелек, дал зуйку денег. Родька повеселел, пошел к
сходням.
Выйдя на набережную, он повернул направо и вскоре добрался до По-
морской - самой оживленной улицы города. Она выходила к Двине. На бе-
регу - базар с ларьками, лотками, прилавками, на которых разложены мя-
со и рыба, соленые огурцы и сушеные грибы, картофель и разные овощи.
Продукты Родьку не интересовали. Он нашел лавку с недорогими сит-
цами, обувью, одеждой, купил матери цветастый платок и отрез ситца на
кофту, а Тишке - кожаный брючный поясок с набором.
Денег еще немного оставалось, и он решил купить изюму. Сын Ряхина
Венька иногда хвастался перед ребятами "изюмными" пирогами и даже да-
вал им отведать такое необыкновенное яство.
Возвращаясь на шхуну, зуек на ходу кидал в рот изюминку за изю-
минкой и все заглядывал в кулек: "Не съесть бы много. Надо и домой
привезти".
Матросы с берега пришли трезвыми, что случалось на таких стоянках
довольно редко. Сидели в кубрике и разговаривали.
- Погулял? - спросил Дорофей Родиона, когда тот спустился вниз.
- Был на базаре. Обновки купил и вот... изюму. Попробуй, дядя До-
рофей.
- Не надо. Вези Тишке, - отказался кормщик и снова включился в
общую беседу. - Встретил я в городе знакомого, так он сказал, что в
Мезени, Долгощелье и других деревнях нынче будут промысловые коопера-
тивные товарищества. Если так, то Вавиле придется туго.
- Ну, товарищества еще где-то, - отозвался пожилой матрос Тимо-
нин. - А нам кормиться надобно. С этого рейса получим шиш! Всего неде-
лю ходили... А рассчитывали на все лето, на целую навигацию!
- Без Ряхина придется трудно, - согласился с ним Анисим. - Где
возьмешь суда? А снасти? А деньги?
- Наверное, помогут, - не совсем уверенно ответил Дорофей. - Раз
государство велит идти в товарищества, значит, и кредит даст.
- Придем домой - чем займемся? - опять обронил Тимонин.
- Покосами.
- А после придется садиться на тони, на семгу. Невода-то у Вавилы
есть.
- Есть-то есть, да он уж, верно, подрядил сидеть на тонях тех,
кто дома остался.
И все сосредоточенно замолчали.
А Вавила ходил по палубе, кидая угрюмые взгляды на город. За ост-
ровами на Двине закатывалось солнце, и Архангельск был облит теплым
розоватым светом.
Из кубрика вышел Дорофей.
- Снимайся с якоря. Пойдем домой, - сухо распорядился хозяин.
- Без груза?
- Да.
1
- Вавила! Ты опять у буфета? - послышался за спиной резкий и
раздраженный голос супруги. - Господи, совсем свихнулся! Как из Архан-
гельска пришел, так и не просыхал. Что с тобой? Новые большевистские
порядки обмываешь? Не пора ли одуматься?
Вавила сунул на полку стопку, захлопнул дверцу буфета так, что
внутри него что-то зазвенело, и, махнув рукой, сказал в великой доса-
де:
- А пропади все пропадом!
- И пропадет! Для тебя пропадет! - визгливо запричитала Меланья.
- Соберу вещи и уеду к папаше. Оставайся тут один. Сожалею, что связа-
ла свою судьбу с тобой, неудачником, и приехала сюда, в эту мерзкую
глушь! Уеду!
- Попутный ветер, - пробормотал Вавила и вышел из столовой.
В соседней комнате на обитом плюшем диване сынишка Венька листал
книжку с цветными рисунками.
- Батя, ты куда? - спросил он настороженно.
- Куды-куды! На кудыкину гору. На лешевом озере пинагора1 ловить!
- ответил Вавила и прошел мимо сына, бросив на него косой взгляд:
"Растет сын - ни уму ни сердцу. Весь в матушку. Только бы ему книжки
да картинки. Не то что Родька-зуек. Тот смолоду к морю тянется!"
1 Пинагор - промысловая рыба Мезенской губы и Двинского залива
(сем. пинагоровые).
Но тут же пожалел: все-таки сын... единственный.
Вышел на крыльцо. Запахнул полы пиджака, глубоко натянул на лоб
картуз - от реки несло холодом. Побрел на берег, постоял там, посмот-
рел на "Поветерь". Во время отлива шхуна обсохла, села на дно, накре-
нившись корпусом к берегу. На верхушках мачт сидели вороны и каркали,
разевая черные клювы.
- Кабы вас разорвало! Беду кличете! - ругнулся Вавила и обернул-
ся: не слышал ли кто.
Но на берегу никого. Только поодаль бабы полощут белье с плота.
На головах намотаны толстые платки, на плечах теплые ватники, а икры
голые, блестят, будто молодая березовая кора на солнце. Вавила посмот-
рел на баб, сел на бревно и закурил.
"Уйти бы в Норвегию!.. Снарядить команду человек пять, поднять
паруса - и прощай! Но кто пойдет со мной? Ни один мужик не двинется. У
всех сердце прикипело к дому. И у меня прикипело: родился тут. Без мо-
ря Белого жизни не мыслю. И с норвежцами мне не тягаться. У них на па-
русниках уж моторы поставлены. В наших водах под носом у русских бьют
зверя. Пропаду там, обнищаю... сопьюсь... Все чужое: место, обычаи их-
ние, вся жизнь... Да к тому же так легко в Норвегию не уйдешь: погра-
ничные морские катера сразу сцапают. Что и делать?.. Важно не упустить
рыбаков от себя. Без них совсем пропал". Вавила встал и, затоптав оку-
рок, повернул в проулок, где стоял дом Обросима-Бросима, унденского
купца, пособника Ряхина во всех делах.
Обросим Чухин - купец калибром мельче Вавилы. Лавок у него нет,
есть только несколько карбасов для прибрежного лова, засольный пункт
да три ставных невода на семгу. В путину к нему шли наниматься в пок-
рут те рыбаки, которых не брал Вавила и которым деваться было некуда.
О скопидомстве Чухина по всему побережью ходили легенды. Вспоми-
нали случай с котом.
...Как-то выдался неудачный год: зверобойный промысел был скуден,
рыба ловилась плохо. Подтянули животы рыбацкие семьи. Обросим считал
убытки от простоя засольного пункта, щелкая крепкими пальцами на сче-
тах. Нечаянно взгляд его упал на кота, мирно дремавшего на лежанке.
"Ишь, отъелся на моих-то харчах, словно соловецкий монах! - с досадой
подумал хозяин. - Разжирел. А какой прок от тебя? Мышей не ловишь,
только в сенях по углам пачкаешь!"
Подвел итог кошачьей жизни. Вышло: за год кот съедал пищи на три
червонца. Мыслимое ли дело?
Взял Обросим кота за загривок и выкинул на улицу, пригрозив:
- Чтобы и духу твоего не было!
Неведомо как узнала об этом вся деревня - было смеху.
Прозвище Обросим Чухин получил при погрузке рыбы, потому что кри-
чал:
- Ну, братцы, еще остатние бочонки бросим! Только тихонько... Эй,
не бросай! Спускай помалу!
- Ты ведь сам велишь бросать, - заметили ему.
- Это я так, к слову. Понимать надобно наоборот.
С того и пошло - Обросим-Бросим.
Со своей "старухой", как он называл жену, Обросим пил чай.
- Проходи, Вавила Дмитрич! Садись к столу! Самовар еще только до
половины выпили. Опрокинь чашечку-другу.
Вавила опустился на стул, который жалобно заскрипел под ним. "Не
сломал бы!" - встревожился Обросим.
- Ну и весу в тебе, Вавила Дмитрич! Того и гляди, стул развалит-
ся... А где новый купишь? По нонешним-то достаткам...
- Не скули. Бери у меня любой стул. Какие новости? Я целый день
дома сидел.
- Новости есть. Приехал из Мезени уполномоченный Архсоюза.
- Приехал-таки? - поморщился Вавила.
- Собранье сегодня затевает насчет кооператива.
- Так я и знал.
- Выходит, так, - невпопад согласился хозяин. - Придется, видно,
вступать в кооператив. Куды денешься-то. Посольный пункт дает одни
убытки. Промысел у меня небогатый. Да и на тонях сидеть будет некому:
мужики-то кооперативными станут, рыбу будут сдавать Архсоюзу. Сам-то я
как с неводами справлюсь?
Круглое безусое лицо Обросима лоснилось то ли от пота, то ли от
переживаний. Маленькие серые глазки пытливо вцепились в глаза Ряхина.
- Ты-то запишешься?
Вавила откинулся на спинку шаткого стула.
- Ха-ха-ха! Запишешься, говоришь... Ха-ха-ха! Да ты разве не зна-
ешь, что у меня суда?
- Отдашь их на общее дело, - расплылся в ехидной улыбке Обросим.
- Тебе больше процент от добычи пойдет, чем другим. Чего грохочешь?
Все одно отберут. Думать надо.
Вавила помрачнел, насупился.
- Может, и лавки посоветуешь сдать в кооператив? Разориться?
- Помилуй бог! - Обросим-Бросим махнул рукой. - У самого разо-
ренье за пазухой. День и ночь ноне ношу. Скоро без сахару чай со ста-
рухой придется пить.
Вавила стукнул по столу крепко сжатым кулаком.
- Не-е-ет, кооператив мне не подойдет. Это хорошей кобыле драный
хомут на шею.
- А как жить?
- Убытки буду терпеть, скрипеть зубами, но не пойду. Понял? - Ва-
вила в упор смотрел на Обросима. - И тебе не советую. А мужики, я ду-
маю, нас не оставят... Не все, конечно, но не оставят. Кооператив еще
неизвестно что такое, а Вавила - вот он, рядом! С ним не один десяток
лет живут.
Ряхин зло сощурился. Обросим подвинулся к нему, заговорил шепо-
том. Хозяйка вышла в другую комнату и больше не показывала носа.
- Слышал я, власти интересуются тем, как ты принимал да провожал
Разумовского... - шептал Обросим.
- Ну? - Вавила впился в лицо Обросима напряженным взглядом.
- Вот те и ну. Предупреждаю по-свойски.
Вавила опустил голову, задумался.
...В девятнадцатом году, в смутное и тревожное время, когда Ар-
хангельск захватили интервенты, в Унду неведомо откуда прибыл отряд
белых под командой поручика Разумовского. Квартировал поручик в хоро-
мах Ряхина. Немало было съедено семги, выпито вина. Немало было произ-
несено и хвастливых речей. Грозился поручик "передавить" всех больше-
виков и комбедовцев, но таковых в Унде не оказалось. Хотел поручик
назначить Вавилу председателем волостного Совета. Но тот, чувствуя,
что еще неведомо, чей будет верх - большевиков или белых - от такого
поста отказался наотрез, сославшись на малограмотность и нездоровье.
Но предложил поручику помощь продовольствием, зная, что, если не пред-
ложить, сами возьмут.
Отряд Разумовского уходил из Унды с запасами муки, селедки, кру-
пы, безвозмездно отпущенной щедрой хозяйской рукой. Обросим, напомнив
об этом, поселил в душе Вавилы мрачные предчувствия.
Мать не ожидала, что Родька придет из плаванья так скоро: не ус-
пел и чистое белье заносить, что дала ему в дорогу.
Однако возвращению сына Парасковья обрадовалась: вернулся
жив-здоров, все-таки еще одни руки на покосе, мужик в доме.
Родион выложил из мешка покупки и деньги, выданные Вавилой за
рейс. Их оказалось совсем немного. Прикинули: на пуд муки да килограм-
ма на два сахару.
Тишку деньги не интересовали. Он сразу набил рот изюмом и ухва-
тился за ремень с блестящими бляшками, со свисающим до колен концом
наподобие кавказского.
- Хорош ремешок! По праздникам носить буду.
Мать, чтобы порадовать сына, тоже надела на голову привезенный
платок и погляделась в зеркало:
- Очень мне к лицу. Спасибо, сынок. И за ситец на кофту спасибо.
А сама уже решила сшить Родьке рубаху из этого отреза ситца -
красного в белый горошек.
Родион помылся в бане, попил чаю и принялся чистить сеновал от
остатков прошлогодней сенной крошки и мусора, А мать с Тишкой на улице
стали сажать картофель.
Сажала Парасковья и думала: "Вырастет ли?" В Унде картошка вызре-
вала не каждый год: часто в середине лета ее били заморозки, ботва
чернела.
Родька возвращался из лавки: мать посылала за селедками. Увидел
на улице возле избы Феклы, кухарки Вавилы, Веньку. Тот грелся на ску-
пом солнышке и что-то привычно жевал. Он часто на улице ел такое, чем
можно было похвастаться.
- Родька! - позвал Венька, - Иди сюда.
Родька замедлил шаг.
- Чего тебе?
- Да подойди.
Светлые волосы у Веньки аккуратно причесаны, смазаны бриллианти-
ном. Рукава чистой белой рубахи подвернуты до локтей.
Родька неохотно подошел к нему.
- Хошь пирога? - спросил Венька и сунул руку в карман, выжида-
тельно глядя на Родьку.
Тот усмехнулся:
- А с чем пироги-то?
- С изюмом.
- Ешь сам. Я ноне изюму тоже привез. Тишку до отвала накормил.
- Ну, как хошь... Ты ведь теперь моряк, - с иронией произнес
Венька, - К чему вам пироги?
- Верно, нам пироги ни к чему. Был бы хлеб.
- Слышал, в Совете собранье будет?
- Слышал.
- Батя сказывал - насчет кооператива. Ты в него запишешься? -
Венька презрительно скривил рот. - Туда самые наибеднющие будут запи-
сываться, те, у кого ничегошеньки нет - ни снастей, ни судов. Одни
штаны, да и те для ловли рыбы не годятся - дырявые,
Родька насупился.
- Ты что же, и меня голяком считаешь?
- А как же, ты - сирота. Что у вас есть? Одна изба. Да и та поко-
силась. Мой батя в кооператив не пойдет. У него, брат, все имеется: и
шхуна, и бот, и лавки, и завод... На что ему кооператив? Он, если за-
хочет, свой кооператив открыть может. - Венька бросил объедок пирога и
вытер руки о штаны. - Вот так... Ну, пойдешь в кооператив-то?
- Тебе-то какое дело? Ты чего задаешься? - Родька приблизился к
Веньке вплотную. - Скоро твоего батю Советская власть прищучит.
- Руки коротки. Готовь штаны вместо невода... Р-р-ры... - Венька
не договорил: Родька, разозлившись, выхватил из кулька селедку и про-
шелся ею по щекам обидчика. Тот оторопел от неожиданности, потом опом-
нился и сцепился с Родькой. Оба покатились по траве, тузя друг друга.
- Эй! Эй! Атаманы! - услышал Родька знакомый голос. Он выпустил
изрядно помятого Веньку и встал, одергивая рубаху. Венька плакал, рас-
тирая по лицу слезы с грязью.
- Гражданская война кончилась. - Перед ними стоял Дорофей. - Хва-
тит воевать.
- У нас она только начинается, - сказал Родька, подбирая с земли
селедку.
- Из-за чего бой? Чего не поделили?
Родька пошел к берегу мыть запачканную во время свалки селедку.
Венька кричал вдогонку:
- Я те еще припомню! Зуйком больше на батиной шхуне не пойдешь!
Дорофей только покачал головой.
Вечером Родька пошел к Киндяковым. Они только что отужинали. Еф-
росинья мыла у стола чайные чашки. Дорофей, сев поближе к лампе, в ко-
торый уже раз перечитывал газету, привезенную из Архангельска.
- А-а! Атаман? Садись, - сказал он парню.
- Есть хочешь? - спросила Ефросинья.
- Спасибо, я ужинал, - ответил Родька.
- Что скажешь? - поинтересовался Дорофей.
Родька смущенно поерзал на лавке: было неловко перед Дорофеем за
ссору с Венькой. Но, преодолев смущение, он спросил:
- Дядя Дорофей, скажи, что такое кооператив?
- Господи! - изумилась Ефросинья. - И тот с кооперативом явился.
Не рано ли знать?
- Не рано, - возразил кормщик. - Лучше раньше знать, чем после. Я
тоже не шибко подкован, однако в газетах пишут, Родион, что это - объ-
единение рыбаков на коллективных началах. Вроде как артель.
- Так ведь и раньше артели были. Вон на зверобойке тоже.
- Тогда были малые артели, и добычу они отдавали Вавиле. А он
снабжал провиантом, оружием, снаряжением. А теперь добычу рыбаки будут
по договору сдавать государству по твердым ценам, и оно отпустит кре-
дит на обзаведение снастями, пропитаньем и прочим... Вот такая разни-
ца, Родион. Понял?
- Маленько понял, - ответил паренек.
В избу вбежала Густя. Скинула пальтецо, ткнула Родьку в спину:
- Отплавался, зуек?
- Отплавался.
- Много ли заробил? Пряников мне привез из Архангельска?
- Заробил не шибко. Пряников нет, а изюму дам! - Родька достал из
кармана горсть изюму, захваченную специально для Густи.
Она сложила ладонь лодочкой, приняла подарок.
- Спасибо, вкусный. Только маловато...
Родька немного растерялся от такой прямоты девочки.
- Я бы... боле принес, да Тишка все съел.
- Хватит попрошайничать, - сказал отец. - Где пропадала? Ужином
тебя кормить не стоит. Не вовремя явилась.
- У Соньки Хват была. Картинки переводили...
- Хорошее дело! Играла бы еще в куклы.
- Что вы, батя. Куклы - это для маленьких.
- Оно и видно, что ты большая.
Густя опять прицепилась к Родьке.
- А на клотике1 ты вертелся у Наволока?
1 Клотик - точеный деревянный кружок с несколькими шкивами для
снастей, надеваемый на верхушку мачты. Раньше подростки-зуйки при
возвращении на парусниках домой взбирались на клотик и вертелись там
на животе Поморы награждали зуйков за ловкость и храбрость, одаряя их
калачами, карамелью.
- Не пришлось.
- Все стряпал?
- Стряпал...
- Эх ты, стряпуха! Где тебе на клотике!
- Приходи завтра по прибылой воде к шхуне. Покажу, как вертятся!
- Но-но! - предостерег Дорофей. - Не выдумывай. Еще нарвешься на
Вавилу, он те даст клотик!
- Ничего, он не увидит.
Дома Родьку поджидал сам Вавила. Он сидел на лавке и о чем-то го-
ворил с матерью. Тишки не было видно - он уже спал.
- А, Родион! - в голосе Вавилы укоризна. - Что же ты, братец,
своих лупишь? Венькину рубаху всю ухайдакали! Мать потчевала его рем-
нем. Не годится так-то... Нехорошо! Вроде на меня обижаться нет причи-
ны. Я для вас, сирот, все делаю. Нам с тобою, Родион, надобно жить в
мире да дружбе. Вот скоро я пойду в Кандалакшу за сельдью. Мог бы тебя
опять взять зуйком. А теперь, выходит, надо еще посмотреть...
- Смотрите, - негромко отозвался Родька. - Только я зуйком с вами
и сам больше не пойду.
- Что так?
Родион промолчал, избегая встречаться взглядом с Вавилой.
Мать чувствовала себя неловко. Она хотела было одернуть сына, но
только посмотрела на него с упреком.
Дорофей, поднявшись рано, чтобы не разбудить домочадцев, ходил по
избе в одних носках домашней вязки, курил махорку и озабоченно взды-
хал. Встала Ефросинья и собрала завтракать. Ел Дорофей вяло, сидел за
столом рассеянный.
- Ты чего сегодня такой малохольный? - спросила Ефросинья. - Ешь
худо, бродишь по избе тенью. Нездоровится?
Дорофей отодвинул тарелку, выпил стакан чаю и только тогда отве-
бавил Вавила, - я ведь пока еще хозяин и волен поступать, как мне на-
до.
- К чему все-таки этот обман? - не сдавался Дорофей.
- За все отвечаю я, - голос Вавилы стал резким. Он не хотел боль-
ше терпеть возражений. - Команде на этот раз обещаю двойную плату.
Дорофей угрюмо молчал.
Анисим Родионов оказался податливей.
- Чего ломаешься, Дорофей? Вавила Дмитрич говорит дело. Ему жела-
тельно за товар получить подороже. И товар-то, ежели разобраться, ведь
и наш. Не мы ли на стуже, на льду тюленей били да еще и Елисея потеря-
ли!.. Ни к чему нам с тобой возражать хозяину. Двойная плата команде -
разве плохо?
Голос у Родионова спокойный, ровный, но Дорофей уловил в нем
льстивые нотки. Он укрепился в уверенности: не пойдешь на сговор с Ва-
вилой - обидит команду при расчете. И так у него лишнюю копейку не
выжмешь, а тут и вовсе закроет свой кошелек. И тогда команда будет
считать виновником убытка его, Дорофея. Он махнул рукой и скрепя серд-
це сказал:
- А, делай как знаешь.
- Ну вот, давно бы так, - Вавила поднялся. - Снимемся с якоря и
пройдем мимо пристани за город. Там около ночи все и уладим. Время
позднее, у Красной пристани нас все одно никто не будет разгружать до
утра. Ну, с богом, за дело!
Вечером на шхуне подняли паруса, и при боковом ветре она тихо
скользнула вверх по реке.
Родька вышел на палубу. Слева по борту, залитый теплым светом
предзакатных лучей, проплывал город: в неяркой зелени только что рас-
пустившихся тополей аккуратные двухэтажные особняки, кирка - лютеранс-
кая церковь, Гостиный двор, белокаменная громада собора. У Воскресенс-
кого ковша возле Красной пристани стояли большие и малые парусники. У
причала швартовались паровые суденышки. В вечернем небе таяли грязно-
ватые дымы. Неказистые с виду "макарки"1 с тентами-навесами ходко бе-
жали вверх и вниз по реке, перевозя пассажиров пригородного сообщения.
1 "М а к а р к и" - небольшие колесные пароходы на Двине называ-
лись так по имени архангельского купца и судовладельца Макарова.
Но вот уже остались позади пакгаузы грузового порта Бакарицы. Бе-
рега стали пустынными, лишь кое-где на угорах рассыпались домишки при-
городных деревень.
Серовато-молочными размывами заволакивала реку июньская белая
ночь. Вавила, неподвижно стоявший на баке, вдруг поспешно сунулся в
рубку. "Поветерь" круто повернула вправо к малозаметному песчаному
острову с ивняком. Дорофей отдал команду:
- Спустить паруса!
По палубе загрохотали каблуки. Паруса обвисли, свернулись, забря-
кала якорная цепь. Шхуна замерла на месте, чуть развернувшись по тече-
нию. О борта ластились мелкие волны.
Вавила вышел из рубки, бросил отрывисто:
- Зуек! Команде ужинать! Быстро!
Родька потащил в кубрик огромную кастрюлю с жареной рыбой, потом
еще несколько раз пробегал по палубе то с чайником, то с нарезанным
хлебом.
Во время ужина хозяин пришел в кубрик.
- Хлеб да соль, мужики!
Потом постоял, озабоченно комкая бороду, и попросил команду пора-
ботать в трюме - распаковать и разделить тюки. Как - покажет сам. Ве-
лел взять фонари.
- Что еще за аврал? - пожимали плечами мужики, когда хозяин ушел.
- Нам такая работа вроде бы ни к чему. Чего ему вздумалось тюки де-
лить?
- Связаны добро! Для чего ворошить?
Анисим отодвинул от себя пустую оловянную тарелку, вытер губы
холщовым полотенцем.
- Надо, чтобы тюки были небольшие - так сподручней для погрузки и
перевозки, - он словно бы чего-то недоговорил, глаза уклончиво смотре-
ли в сторону.
Однако команда есть команда. Мужики, перекурив, спустились в
трюм, прихватив керосиновые фонари. Распаковывать тяжелые тюки с сыры-
ми сплюснутыми шкурами, свернутыми наподобие больших кулебяк, оказа-
лось делом нелегким. Долго возились в тесном, слабо освещенном трюме.
Хозяин делил тюки не поровну: в одном больше шкурок, в другом - мень-
ше.
Наконец все было сделано. Но этим не обошлось. Упаковки поувесис-
тей Вавила распорядился поднять на палубу. Он часто поглядывал на ча-
сы.
Едва успели поднять груз, как на реке показался карбас в две пары
весел. Он ходко приближался к шхуне. На карбасе трижды стукнули дере-
вяшкой о борт. Вавила ответил негромким ударом рынды.
Матросы молча стояли у фальшборта, наблюдая за приближающейся по-
судиной. Она тихонько подвалила к борту. Анисим, изогнувшись, поймал
швартов и захлестнул петлю за кнехт. Спустили веревочный трап, и по
нему поднялся невысокий человек в ватнике, картузе и грязноватых, в
иле, сапогах. Он и Вавила, обменявшись рукопожатием, сразу ушли в каю-
ту.
Родька видел, как подошел карбас. Поведение хозяина показалось
ему подозрительным. Но команда молчала, и Родька решил: "Кто их знает,
купцов. У них, видать, все делается втихомолку".
Хозяин и гость вскоре вернулись на палубу, и Вавила распорядился
сгружать тюки в карбас. Их принимали два человека, лиц которых в тени
шхуны разглядеть Родьке не удалось.
Нагруженный карбас ушел. На смену причалил другой. Нагрузили и
его.
Проводив карбасы, Вавила сразу заторопился, отдавая команды нег-
ромко и все время оглядываясь по сторонам. Через полчаса шхуна верну-
лась в город, отдала якорь неподалеку от пристани, чтобы утром стать
под разгрузку.
Утром явился представитель Архсоюза принимать груз. Ряхин встре-
тил его, показал товар и заранее составленную опись...
Представитель долго пересчитывал тюки и бочки, сверяя результаты
подсчета с данными таможни, сообщенными кооперации, и наконец сошел на
пристань, сказав, что пришлет лошадей для перевозки груза.
Вавила все опасался, как бы не пришли вчерашние таможенники и не
заметили, что тюки изрядно "похудели". Но они не явились, и купец ус-
покоился.
К полудню шхуна разгрузилась. Вавила ушел в город по своим делам.
Команда тоже разбрелась по Архангельску - кто навестить знакомых, кто
сделать покупки, а кто и "проверить" питейные заведения, благо хозяин
всем выдал аванс, кроме Родьки. Ему с судна уйти не разрешили, и он с
грустью следил за суетой на пристани с палубы.
Ряхин вернулся на другой день, чуть-чуть хмельной и сердитый. За-
метив раскиданные по палубе брезент и концы, стал браниться:
- Не могли прибрать? Совсем обленились.
Родька, обойдя хозяина стороной, нехотя стал сворачивать брезент,
сматывать веревки.
Запершись в каюте, хозяин достал окованный железом ларец и выгру-
зил из карманов деньги. Пересчитал пачки, недовольно покачал головой,
вздохнул. Выручка была небогатая. Если бы не Кологривов, пришлось бы
ему уходить из Архангельска ни с чем.
Местные власти запретили продажу кожевенного товара частным ли-
цам. Ряхин должен был сдать его только на завод. Но он нарушил закон,
сбыл свой товар тайно, словно контрабанду. На этот раз обошлось - в
другой засыплешься. Вавила, будучи в городе, видел, как все меняется.
Везде наступают на частника кооперативы - рыболовецкие, торговые, про-
мысловые. Мелкие лавчонки купцов пробиваются незначительным оборотом.
У архангельских торговцев и рыбопромышленников отобрали все боль-
шие суда, оставили лишь карбасы да малые парусники - боты, расшивы,
шняки. Вавила чувствовал, что и ему на своей шхуне плавать остается
недолго. Продать бы ее... А кто купит? Старые адреса и связи поруши-
лись. Кое-кто из купцов уехал из города неведомо куда. Оставшиеся поп-
рятали деньги в потаенных местах и притихли, ведя обывательскую жизнь.
Вавила сунулся было в кооператив, предложил свои услуги на перевозку
рыбы с мурманских промыслов, но ему отказали.
Придется возвращаться в Унду ни с чем. Хорошо, если еще удастся
сходить летом на рыбный промысел. Но опять возникает осложнение, куда
сбыть рыбу.
Выйдя на палубу, он увидел скучающего зуйка. Родька стоял, прис-
лонившись к фок-мачте под рындой, и глазел, как у пристани разгружа-
лись суда. С огромного парусника-трехмачтовика грузчики скатывали бо-
чонки с сельдью. Оттуда донесся возглас: "Соловецка селедочка-то! Ух и
хороша!" Поодаль лебедкой поднимали тюки с товарами на палубу парохо-
да, идущего на Печору.
- Чего горюешь, Родион? - спросил хозяин.
- Чего, чего... На берег-от не пустили! Вот и стою...
- Это мы вмиг поправим, - Вавила взял Родьку за плечо, повернул к
себе лицом, встретился с колючим взглядом парня. - Команда скоро долж-
на вернуться. Уйдем отсюда вечером. У тебя есть еще время. Поди погу-
ляй.
Он достал кошелек, дал зуйку денег. Родька повеселел, пошел к
сходням.
Выйдя на набережную, он повернул направо и вскоре добрался до По-
морской - самой оживленной улицы города. Она выходила к Двине. На бе-
регу - базар с ларьками, лотками, прилавками, на которых разложены мя-
со и рыба, соленые огурцы и сушеные грибы, картофель и разные овощи.
Продукты Родьку не интересовали. Он нашел лавку с недорогими сит-
цами, обувью, одеждой, купил матери цветастый платок и отрез ситца на
кофту, а Тишке - кожаный брючный поясок с набором.
Денег еще немного оставалось, и он решил купить изюму. Сын Ряхина
Венька иногда хвастался перед ребятами "изюмными" пирогами и даже да-
вал им отведать такое необыкновенное яство.
Возвращаясь на шхуну, зуек на ходу кидал в рот изюминку за изю-
минкой и все заглядывал в кулек: "Не съесть бы много. Надо и домой
привезти".
Матросы с берега пришли трезвыми, что случалось на таких стоянках
довольно редко. Сидели в кубрике и разговаривали.
- Погулял? - спросил Дорофей Родиона, когда тот спустился вниз.
- Был на базаре. Обновки купил и вот... изюму. Попробуй, дядя До-
рофей.
- Не надо. Вези Тишке, - отказался кормщик и снова включился в
общую беседу. - Встретил я в городе знакомого, так он сказал, что в
Мезени, Долгощелье и других деревнях нынче будут промысловые коопера-
тивные товарищества. Если так, то Вавиле придется туго.
- Ну, товарищества еще где-то, - отозвался пожилой матрос Тимо-
нин. - А нам кормиться надобно. С этого рейса получим шиш! Всего неде-
лю ходили... А рассчитывали на все лето, на целую навигацию!
- Без Ряхина придется трудно, - согласился с ним Анисим. - Где
возьмешь суда? А снасти? А деньги?
- Наверное, помогут, - не совсем уверенно ответил Дорофей. - Раз
государство велит идти в товарищества, значит, и кредит даст.
- Придем домой - чем займемся? - опять обронил Тимонин.
- Покосами.
- А после придется садиться на тони, на семгу. Невода-то у Вавилы
есть.
- Есть-то есть, да он уж, верно, подрядил сидеть на тонях тех,
кто дома остался.
И все сосредоточенно замолчали.
А Вавила ходил по палубе, кидая угрюмые взгляды на город. За ост-
ровами на Двине закатывалось солнце, и Архангельск был облит теплым
розоватым светом.
Из кубрика вышел Дорофей.
- Снимайся с якоря. Пойдем домой, - сухо распорядился хозяин.
- Без груза?
- Да.
1
- Вавила! Ты опять у буфета? - послышался за спиной резкий и
раздраженный голос супруги. - Господи, совсем свихнулся! Как из Архан-
гельска пришел, так и не просыхал. Что с тобой? Новые большевистские
порядки обмываешь? Не пора ли одуматься?
Вавила сунул на полку стопку, захлопнул дверцу буфета так, что
внутри него что-то зазвенело, и, махнув рукой, сказал в великой доса-
де:
- А пропади все пропадом!
- И пропадет! Для тебя пропадет! - визгливо запричитала Меланья.
- Соберу вещи и уеду к папаше. Оставайся тут один. Сожалею, что связа-
ла свою судьбу с тобой, неудачником, и приехала сюда, в эту мерзкую
глушь! Уеду!
- Попутный ветер, - пробормотал Вавила и вышел из столовой.
В соседней комнате на обитом плюшем диване сынишка Венька листал
книжку с цветными рисунками.
- Батя, ты куда? - спросил он настороженно.
- Куды-куды! На кудыкину гору. На лешевом озере пинагора1 ловить!
- ответил Вавила и прошел мимо сына, бросив на него косой взгляд:
"Растет сын - ни уму ни сердцу. Весь в матушку. Только бы ему книжки
да картинки. Не то что Родька-зуек. Тот смолоду к морю тянется!"
1 Пинагор - промысловая рыба Мезенской губы и Двинского залива
(сем. пинагоровые).
Но тут же пожалел: все-таки сын... единственный.
Вышел на крыльцо. Запахнул полы пиджака, глубоко натянул на лоб
картуз - от реки несло холодом. Побрел на берег, постоял там, посмот-
рел на "Поветерь". Во время отлива шхуна обсохла, села на дно, накре-
нившись корпусом к берегу. На верхушках мачт сидели вороны и каркали,
разевая черные клювы.
- Кабы вас разорвало! Беду кличете! - ругнулся Вавила и обернул-
ся: не слышал ли кто.
Но на берегу никого. Только поодаль бабы полощут белье с плота.
На головах намотаны толстые платки, на плечах теплые ватники, а икры
голые, блестят, будто молодая березовая кора на солнце. Вавила посмот-
рел на баб, сел на бревно и закурил.
"Уйти бы в Норвегию!.. Снарядить команду человек пять, поднять
паруса - и прощай! Но кто пойдет со мной? Ни один мужик не двинется. У
всех сердце прикипело к дому. И у меня прикипело: родился тут. Без мо-
ря Белого жизни не мыслю. И с норвежцами мне не тягаться. У них на па-
русниках уж моторы поставлены. В наших водах под носом у русских бьют
зверя. Пропаду там, обнищаю... сопьюсь... Все чужое: место, обычаи их-
ние, вся жизнь... Да к тому же так легко в Норвегию не уйдешь: погра-
ничные морские катера сразу сцапают. Что и делать?.. Важно не упустить
рыбаков от себя. Без них совсем пропал". Вавила встал и, затоптав оку-
рок, повернул в проулок, где стоял дом Обросима-Бросима, унденского
купца, пособника Ряхина во всех делах.
Обросим Чухин - купец калибром мельче Вавилы. Лавок у него нет,
есть только несколько карбасов для прибрежного лова, засольный пункт
да три ставных невода на семгу. В путину к нему шли наниматься в пок-
рут те рыбаки, которых не брал Вавила и которым деваться было некуда.
О скопидомстве Чухина по всему побережью ходили легенды. Вспоми-
нали случай с котом.
...Как-то выдался неудачный год: зверобойный промысел был скуден,
рыба ловилась плохо. Подтянули животы рыбацкие семьи. Обросим считал
убытки от простоя засольного пункта, щелкая крепкими пальцами на сче-
тах. Нечаянно взгляд его упал на кота, мирно дремавшего на лежанке.
"Ишь, отъелся на моих-то харчах, словно соловецкий монах! - с досадой
подумал хозяин. - Разжирел. А какой прок от тебя? Мышей не ловишь,
только в сенях по углам пачкаешь!"
Подвел итог кошачьей жизни. Вышло: за год кот съедал пищи на три
червонца. Мыслимое ли дело?
Взял Обросим кота за загривок и выкинул на улицу, пригрозив:
- Чтобы и духу твоего не было!
Неведомо как узнала об этом вся деревня - было смеху.
Прозвище Обросим Чухин получил при погрузке рыбы, потому что кри-
чал:
- Ну, братцы, еще остатние бочонки бросим! Только тихонько... Эй,
не бросай! Спускай помалу!
- Ты ведь сам велишь бросать, - заметили ему.
- Это я так, к слову. Понимать надобно наоборот.
С того и пошло - Обросим-Бросим.
Со своей "старухой", как он называл жену, Обросим пил чай.
- Проходи, Вавила Дмитрич! Садись к столу! Самовар еще только до
половины выпили. Опрокинь чашечку-другу.
Вавила опустился на стул, который жалобно заскрипел под ним. "Не
сломал бы!" - встревожился Обросим.
- Ну и весу в тебе, Вавила Дмитрич! Того и гляди, стул развалит-
ся... А где новый купишь? По нонешним-то достаткам...
- Не скули. Бери у меня любой стул. Какие новости? Я целый день
дома сидел.
- Новости есть. Приехал из Мезени уполномоченный Архсоюза.
- Приехал-таки? - поморщился Вавила.
- Собранье сегодня затевает насчет кооператива.
- Так я и знал.
- Выходит, так, - невпопад согласился хозяин. - Придется, видно,
вступать в кооператив. Куды денешься-то. Посольный пункт дает одни
убытки. Промысел у меня небогатый. Да и на тонях сидеть будет некому:
мужики-то кооперативными станут, рыбу будут сдавать Архсоюзу. Сам-то я
как с неводами справлюсь?
Круглое безусое лицо Обросима лоснилось то ли от пота, то ли от
переживаний. Маленькие серые глазки пытливо вцепились в глаза Ряхина.
- Ты-то запишешься?
Вавила откинулся на спинку шаткого стула.
- Ха-ха-ха! Запишешься, говоришь... Ха-ха-ха! Да ты разве не зна-
ешь, что у меня суда?
- Отдашь их на общее дело, - расплылся в ехидной улыбке Обросим.
- Тебе больше процент от добычи пойдет, чем другим. Чего грохочешь?
Все одно отберут. Думать надо.
Вавила помрачнел, насупился.
- Может, и лавки посоветуешь сдать в кооператив? Разориться?
- Помилуй бог! - Обросим-Бросим махнул рукой. - У самого разо-
ренье за пазухой. День и ночь ноне ношу. Скоро без сахару чай со ста-
рухой придется пить.
Вавила стукнул по столу крепко сжатым кулаком.
- Не-е-ет, кооператив мне не подойдет. Это хорошей кобыле драный
хомут на шею.
- А как жить?
- Убытки буду терпеть, скрипеть зубами, но не пойду. Понял? - Ва-
вила в упор смотрел на Обросима. - И тебе не советую. А мужики, я ду-
маю, нас не оставят... Не все, конечно, но не оставят. Кооператив еще
неизвестно что такое, а Вавила - вот он, рядом! С ним не один десяток
лет живут.
Ряхин зло сощурился. Обросим подвинулся к нему, заговорил шепо-
том. Хозяйка вышла в другую комнату и больше не показывала носа.
- Слышал я, власти интересуются тем, как ты принимал да провожал
Разумовского... - шептал Обросим.
- Ну? - Вавила впился в лицо Обросима напряженным взглядом.
- Вот те и ну. Предупреждаю по-свойски.
Вавила опустил голову, задумался.
...В девятнадцатом году, в смутное и тревожное время, когда Ар-
хангельск захватили интервенты, в Унду неведомо откуда прибыл отряд
белых под командой поручика Разумовского. Квартировал поручик в хоро-
мах Ряхина. Немало было съедено семги, выпито вина. Немало было произ-
несено и хвастливых речей. Грозился поручик "передавить" всех больше-
виков и комбедовцев, но таковых в Унде не оказалось. Хотел поручик
назначить Вавилу председателем волостного Совета. Но тот, чувствуя,
что еще неведомо, чей будет верх - большевиков или белых - от такого
поста отказался наотрез, сославшись на малограмотность и нездоровье.
Но предложил поручику помощь продовольствием, зная, что, если не пред-
ложить, сами возьмут.
Отряд Разумовского уходил из Унды с запасами муки, селедки, кру-
пы, безвозмездно отпущенной щедрой хозяйской рукой. Обросим, напомнив
об этом, поселил в душе Вавилы мрачные предчувствия.
Мать не ожидала, что Родька придет из плаванья так скоро: не ус-
пел и чистое белье заносить, что дала ему в дорогу.
Однако возвращению сына Парасковья обрадовалась: вернулся
жив-здоров, все-таки еще одни руки на покосе, мужик в доме.
Родион выложил из мешка покупки и деньги, выданные Вавилой за
рейс. Их оказалось совсем немного. Прикинули: на пуд муки да килограм-
ма на два сахару.
Тишку деньги не интересовали. Он сразу набил рот изюмом и ухва-
тился за ремень с блестящими бляшками, со свисающим до колен концом
наподобие кавказского.
- Хорош ремешок! По праздникам носить буду.
Мать, чтобы порадовать сына, тоже надела на голову привезенный
платок и погляделась в зеркало:
- Очень мне к лицу. Спасибо, сынок. И за ситец на кофту спасибо.
А сама уже решила сшить Родьке рубаху из этого отреза ситца -
красного в белый горошек.
Родион помылся в бане, попил чаю и принялся чистить сеновал от
остатков прошлогодней сенной крошки и мусора, А мать с Тишкой на улице
стали сажать картофель.
Сажала Парасковья и думала: "Вырастет ли?" В Унде картошка вызре-
вала не каждый год: часто в середине лета ее били заморозки, ботва
чернела.
Родька возвращался из лавки: мать посылала за селедками. Увидел
на улице возле избы Феклы, кухарки Вавилы, Веньку. Тот грелся на ску-
пом солнышке и что-то привычно жевал. Он часто на улице ел такое, чем
можно было похвастаться.
- Родька! - позвал Венька, - Иди сюда.
Родька замедлил шаг.
- Чего тебе?
- Да подойди.
Светлые волосы у Веньки аккуратно причесаны, смазаны бриллианти-
ном. Рукава чистой белой рубахи подвернуты до локтей.
Родька неохотно подошел к нему.
- Хошь пирога? - спросил Венька и сунул руку в карман, выжида-
тельно глядя на Родьку.
Тот усмехнулся:
- А с чем пироги-то?
- С изюмом.
- Ешь сам. Я ноне изюму тоже привез. Тишку до отвала накормил.
- Ну, как хошь... Ты ведь теперь моряк, - с иронией произнес
Венька, - К чему вам пироги?
- Верно, нам пироги ни к чему. Был бы хлеб.
- Слышал, в Совете собранье будет?
- Слышал.
- Батя сказывал - насчет кооператива. Ты в него запишешься? -
Венька презрительно скривил рот. - Туда самые наибеднющие будут запи-
сываться, те, у кого ничегошеньки нет - ни снастей, ни судов. Одни
штаны, да и те для ловли рыбы не годятся - дырявые,
Родька насупился.
- Ты что же, и меня голяком считаешь?
- А как же, ты - сирота. Что у вас есть? Одна изба. Да и та поко-
силась. Мой батя в кооператив не пойдет. У него, брат, все имеется: и
шхуна, и бот, и лавки, и завод... На что ему кооператив? Он, если за-
хочет, свой кооператив открыть может. - Венька бросил объедок пирога и
вытер руки о штаны. - Вот так... Ну, пойдешь в кооператив-то?
- Тебе-то какое дело? Ты чего задаешься? - Родька приблизился к
Веньке вплотную. - Скоро твоего батю Советская власть прищучит.
- Руки коротки. Готовь штаны вместо невода... Р-р-ры... - Венька
не договорил: Родька, разозлившись, выхватил из кулька селедку и про-
шелся ею по щекам обидчика. Тот оторопел от неожиданности, потом опом-
нился и сцепился с Родькой. Оба покатились по траве, тузя друг друга.
- Эй! Эй! Атаманы! - услышал Родька знакомый голос. Он выпустил
изрядно помятого Веньку и встал, одергивая рубаху. Венька плакал, рас-
тирая по лицу слезы с грязью.
- Гражданская война кончилась. - Перед ними стоял Дорофей. - Хва-
тит воевать.
- У нас она только начинается, - сказал Родька, подбирая с земли
селедку.
- Из-за чего бой? Чего не поделили?
Родька пошел к берегу мыть запачканную во время свалки селедку.
Венька кричал вдогонку:
- Я те еще припомню! Зуйком больше на батиной шхуне не пойдешь!
Дорофей только покачал головой.
Вечером Родька пошел к Киндяковым. Они только что отужинали. Еф-
росинья мыла у стола чайные чашки. Дорофей, сев поближе к лампе, в ко-
торый уже раз перечитывал газету, привезенную из Архангельска.
- А-а! Атаман? Садись, - сказал он парню.
- Есть хочешь? - спросила Ефросинья.
- Спасибо, я ужинал, - ответил Родька.
- Что скажешь? - поинтересовался Дорофей.
Родька смущенно поерзал на лавке: было неловко перед Дорофеем за
ссору с Венькой. Но, преодолев смущение, он спросил:
- Дядя Дорофей, скажи, что такое кооператив?
- Господи! - изумилась Ефросинья. - И тот с кооперативом явился.
Не рано ли знать?
- Не рано, - возразил кормщик. - Лучше раньше знать, чем после. Я
тоже не шибко подкован, однако в газетах пишут, Родион, что это - объ-
единение рыбаков на коллективных началах. Вроде как артель.
- Так ведь и раньше артели были. Вон на зверобойке тоже.
- Тогда были малые артели, и добычу они отдавали Вавиле. А он
снабжал провиантом, оружием, снаряжением. А теперь добычу рыбаки будут
по договору сдавать государству по твердым ценам, и оно отпустит кре-
дит на обзаведение снастями, пропитаньем и прочим... Вот такая разни-
ца, Родион. Понял?
- Маленько понял, - ответил паренек.
В избу вбежала Густя. Скинула пальтецо, ткнула Родьку в спину:
- Отплавался, зуек?
- Отплавался.
- Много ли заробил? Пряников мне привез из Архангельска?
- Заробил не шибко. Пряников нет, а изюму дам! - Родька достал из
кармана горсть изюму, захваченную специально для Густи.
Она сложила ладонь лодочкой, приняла подарок.
- Спасибо, вкусный. Только маловато...
Родька немного растерялся от такой прямоты девочки.
- Я бы... боле принес, да Тишка все съел.
- Хватит попрошайничать, - сказал отец. - Где пропадала? Ужином
тебя кормить не стоит. Не вовремя явилась.
- У Соньки Хват была. Картинки переводили...
- Хорошее дело! Играла бы еще в куклы.
- Что вы, батя. Куклы - это для маленьких.
- Оно и видно, что ты большая.
Густя опять прицепилась к Родьке.
- А на клотике1 ты вертелся у Наволока?
1 Клотик - точеный деревянный кружок с несколькими шкивами для
снастей, надеваемый на верхушку мачты. Раньше подростки-зуйки при
возвращении на парусниках домой взбирались на клотик и вертелись там
на животе Поморы награждали зуйков за ловкость и храбрость, одаряя их
калачами, карамелью.
- Не пришлось.
- Все стряпал?
- Стряпал...
- Эх ты, стряпуха! Где тебе на клотике!
- Приходи завтра по прибылой воде к шхуне. Покажу, как вертятся!
- Но-но! - предостерег Дорофей. - Не выдумывай. Еще нарвешься на
Вавилу, он те даст клотик!
- Ничего, он не увидит.
Дома Родьку поджидал сам Вавила. Он сидел на лавке и о чем-то го-
ворил с матерью. Тишки не было видно - он уже спал.
- А, Родион! - в голосе Вавилы укоризна. - Что же ты, братец,
своих лупишь? Венькину рубаху всю ухайдакали! Мать потчевала его рем-
нем. Не годится так-то... Нехорошо! Вроде на меня обижаться нет причи-
ны. Я для вас, сирот, все делаю. Нам с тобою, Родион, надобно жить в
мире да дружбе. Вот скоро я пойду в Кандалакшу за сельдью. Мог бы тебя
опять взять зуйком. А теперь, выходит, надо еще посмотреть...
- Смотрите, - негромко отозвался Родька. - Только я зуйком с вами
и сам больше не пойду.
- Что так?
Родион промолчал, избегая встречаться взглядом с Вавилой.
Мать чувствовала себя неловко. Она хотела было одернуть сына, но
только посмотрела на него с упреком.
Дорофей, поднявшись рано, чтобы не разбудить домочадцев, ходил по
избе в одних носках домашней вязки, курил махорку и озабоченно взды-
хал. Встала Ефросинья и собрала завтракать. Ел Дорофей вяло, сидел за
столом рассеянный.
- Ты чего сегодня такой малохольный? - спросила Ефросинья. - Ешь
худо, бродишь по избе тенью. Нездоровится?
Дорофей отодвинул тарелку, выпил стакан чаю и только тогда отве-