Болдырев Виктор. Гибель синего орла

   После водяных гор океана волны здесь кажутся безобидными карликами. Правый берег озера крут, и я веду спасенный вельбот под защиту обрыва.
   От радости хочется кричать. Пинэтаун приплясывает на баке, размахивая шапкой. С волнением смотрим на близкую землю. Клочок пустынной заснеженной тундры кажется цветущим садом.
   Прибой все-таки не позволяет пристать к берегу. Пинэтаун живо сбрасывает штормовой якорь. Над озером снова вьется метелица, и снежная пелена заволакивает высокий берег тундры. Вода в озере не прибывает вероятно, море, затопив тундру, остановилось.
   Только теперь чувствуем страшную усталость, ноют руки и плечи, хочется спать. Пинэтаун осторожно приподнимает брезент. Заглядываем в меховой капюшон кухлянки. Девушка крепко спит, положив смуглую щечку на маленькую грязную ладонь.
   Кто она? Откуда принесли волны плот? Почему на ее груди вытатуирован орел?
   Пинэтаун говорит, что в Западной и Алазейской тундрах никто из коренных жителей не разрисовывает тело татуировкой.
   Будить девушку не хотим. Разворачиваем спальные мешки, укутываемся в теплые меха и накрываемся обледенелым брезентом.
   Под шум бури засыпаю чутким, неспокойным сном.
   Глава 7. НАНГА
   Туман поднимается с малиновой воды озера. Лучи утреннего солнца не могут пронзить туманное облако и, рассеиваясь, окрашивают в розоватый цвет воду и снежную тундру. Высокий берег озера скрывает море. Прибой грозно шумит вдали. Буря окончилась, воздух свеж и прохладен.
   Маленькое озеро успокоилось, и мелкая зыбь лениво покачивает вельбот. Разбудил меня громкий голос Пинэтауна. Я выглянул из спального мешка. Брезент висит на мачте, точно просыхающий парус.
   Устроившись среди груза, Пинэтаун разговаривает с маленькой пассажиркой.
   Разговор не клеится. Юноша задает вопросы, повторяя их на пяти языках: по-русски, по-чукотски, по-якутски, по-ламутски и по-юкагирски. Вопросы дополняются выразительными жестами.
   Но девушка испуганно молчит. Красивые монгольские глаза ее блестят, как черные маслины.
   - В чем дело, Пинэтаун, почему ты ее пугаешь?
   Мое появление производит неожиданное впечатление. Незнакомка бледнеет и съеживается, словно ожидая удара.
   - Таньг!.. - громко шепчет она, откинувшись к мачте.
   Может быть, ее испугала моя курчавая борода, отпущенная на Севере.
   - Совсем дикая, ничего не понимает, пятью языками говорю... сокрушается Пинэтаун. - Ну, чья ты, чья? - снова спрашивает молодой пастух по-чукотски.
   Девушка смотрит на меня большими, влажными от слез глазами. И вдруг, уронив голову на руки, плачет, вздрагивая всем своим тоненьким, худеньким телом. Блестящие черные волосы рассыпаются, свиваясь в кольца.
   Пинэтаун растерянно молчит. Невольно протягиваю руку и глажу головку плачущей девушки. Она резко отстраняется и, вскинув голову, смотрит мне прямо в глаза обжигающим, ненавидящим взглядом.
   Она или не хочет отвечать на вопросы Пинэтауна или не знает языков тундры. Какая-то тайна окружает это маленькое существо, полное страха и ненависти.
   - Эх, Пинэтаун, почему не разбудил раньше? Пастухов искать пора...
   - Больно крепко ты спал, жалко будить.
   Поднимаем якорь и пристаем к илистой отмели у подножия обрыва. Тундра в снегу. Нужно подкрепиться перед походом. Добывать для костра плавник под снегом некогда. Пинэтаун, вытащив примус, принимается разжигать его на корме.
   Вода в озере оказалась соленой. Пришлось натаять в ведре снег. Скоро под шум примуса весело забурлил кипяток, и Пинэтаун заварил крепкий, ароматный чай.
   Наша пассажирка с любопытством разглядывает примус, позабыв о своем страхе. Неужели она никогда не видела примуса? Где живут ее родные? Ураган пригнал плот с севера - со стороны океана.
   - Иди чай пить! - зовет ее Пинэтаун.
   Гостья не пошевелилась; словно не слышит приглашения. Расстилаю перед ней брезентовую куртку и раскладываю все наши припасы: вяленого гуся, утиные яйца, собранные у Чукочьего мыса, рафинад, галеты, хлеб и последнюю банку с абрикосовым вареньем.
   Лишних кружек у нас нет - пришлось поставить гостье свою кружку, а себе взять миску. Маленькая дикарка оказывается наблюдательной и тотчас замечает перестановку. Она поспешно вытаскивает из-за пазухи деревянную чашечку и ставит перед собой, отодвигая мою большую кружку. Чашечка искусно выточена ножом из твердого как камень наплыва березового корня и напоминает вещичку, вырезанную из карельской березы.
   Пинэтаун с удивлением разглядывает точеную чашечку.
   - Однако, в тайге жила черноволосая: в тундре нет березового корня, говорит он, наливая черный, как кофе, чай в березовую посудинку.
   Девушка схватывает свою чашечку и жадно глотает горячий чай. Но к сахару и хлебу не притрагивается.
   - Кушай! Почему смотришь? - подвинул к ней сахар и хлеб Пинэтаун.
   Она мотнула черноволосой головой, как норовистый олень в упряжке. Юноша наливает ей еще чаю.
   Вытащив нож, кромсаю гуся на части и кладу перед гостьей самые вкусные кусочки. Девушка принимается уплетать вяленую гусятину - она страшно голодна.
   - Эгей! Совсем дикая... одно мясо кушает, - удивляется Пинэтаун. Ой, чашечку не проглоти... - шутит юноша, едва успевая подливать чай в крошечную посудинку.
   Он ткнул себя пальцем в грудь.
   - Пи-нэ-таун. А тебя как зовут? - спрашивает он почукотски.
   - Нанга, - произносит вдруг девушка тихо и певуче. Испуганно оглянувшись, она повторяет: - Нанга...
   - Нанга, кого ты боишься? - ласково провожу рукой по черным прядям ее распущенных волос.
   Нанга не отстраняется, она смотрит на меня чудесными черными глазами, полными слез. Смятение, испуг, недоверие отражаются в ее глазах.
   Окончив завтрак, мы с Пинэтауном отправляемся на поиски пастухов, оставив Нангу в вельботе. Благополучно преодолев вязкую илистую отмель, карабкаемся по крутому обрыву тундрового увала.
   Океан совсем близко. Туман висит над морем, и затихающие волны отсвечивают серебром. У берега волны медленно вскипают прибоем и откатываются назад, изукрашенные мраморным рисунком пены.
   Берег загромождают голубоватые льдины, разбитые волнами. Стволы плавника, выброшенные ураганом, торчат между торосами, образуя у края ледяного барьера высокий вал. Между ледяным барьером и морем чернеет широкая илистая отмель. Повсюду здесь валяются изломанные древесные стволы и доски.
   Обследуя берег, мы находим киль разбитой баржи, три железные бочки, скамейку с палубы речного парохода и сломанное двухлопастное весло чукотской байдарки. Весло несомненно принадлежит пастухам оленьего стада. Что же случилось с людьми во время морского наводнения?
   След, выходящий из моря, останавливает нас. Отпечатки коротких пальцев и широкой косолапой ступни еще не смыла морская вода. След теряется среди льдин и снова появляется на снегу тундры. Осматриваю снежную поверхность в бинокль и совершенно явственно вижу большого белого медведя. Вытянув шею, он рысью бежит к дальним торосам.
   Летом белые медведи не встречаются в Западной тундре. Они держатся у кромки арктических льдов и лишь зимой появляются на Медвежьих островах и на берегах Полярного океана. Здесь арктические медведи роют берлоги в снежных сугробах и песчаных береговых уступах.
   Уходим все дальше и дальше, исследуя новый берег Западной тундры. Теперь я могу объяснить противоречия прежних своих наблюдений: происхождение морской трясины близ Чукочьего мыса, появление морской нерпы в большом тундровом озере и свою находку - корабельную доску - в погребенном плавнике в пяти километрах от берега океана.
   Восточно-Сибирское море в течение последних тысячелетий мелело. Побережье Западной тундры медленно осушалось. Вода отступала, и там, где море долго задерживалось на одном уровне, оставались на суше валы плавника. Широкая полоса мелководий образовалась у берегов континента.
   Северные ветры, часто дующие летом, пригоняли океанскую воду. Уровень моря на мелководьях повышался, и вода заливала береговую отмель шириной двести - триста метров. А когда северный ветер утихал, вода вновь освобождала отмель, оставляя по берегам морские трясины.
   Сильная буря, случившаяся в прежние годы, по-видимому, резко повысила уровень моря на мелководьях; морская вода, затопив прибрежную тундру на пять километров, выбросила обломок разбитой американской шхуны к древнему валу погребенного плавника.
   Ночью во время урагана океан, по нашим расчетам, залил тундру на двадцать - тридцать километров.
   Бродим с Пинэтауном у берега океана; нет и признака людей и оленей. Лишь весло от чукотской байдарки свидетельствует о ночной трагедии. Нужно возвращаться к вельботу и немедленно выходить в море - искать следы катастрофы.
   Близкий выстрел гремит неожиданно и резко. Стреляют там, где на озере стоит вельбот. Мой карабин остался на "Витязе". Неужели Нанге грозит опасность и она попала в беду?
   Бежим к озеру, на ходу перезаряжая ружья боевыми патронами. С вершины увала как на ладони видна маленькая бухта, вельбот, причаленный у берега. Нашей путешественницы на вельботе нет. Она стоит с карабином в руках около торфяного мыса.
   - Нанга! Нанга! - кричит Пинэтаун. - Зачем стреляла?
   Девушка оборачивается и указывает карабином в сторону озера. Ветерок гонит к подножию торфяного мыса большую белую птицу с распущенными крыльями на темной воде.
   Лебедь! Пуля пронзила навылет грудь птицы.
   - Как - убила лебедя? - спросил юноша по-чукотски.
   Взмахнув смуглой ладонью, Нанга отвечает на гортанном, воркующем языке.
   - Ну и черноволосенькая, ловко сбила! - удивляется Пинэтаун. - В лёт стреляла с вельбота.
   - А ты язык ее понимаешь?
   - Маленько: одни слова, как юкагир сказку говорит, другие совсем чужие.
   - Странно...
   Юкагирские сказки сохранили древние обороты местной речи. На каком языке говорит Нанга?
   Прихватив лебедя, отправляемся к вельботу, оставляя на илистой отмели тропу в три следа. Нанга выступает впереди, повесив карабин на шею, как автомат.
   Удивительная перемена произошла с девушкой. Смуглое личико ее оживилось, глаза поблескивают охотничьим задором, она выпрямилась, точно тростинка.
   По-видимому, Нанга хорошо владеет нарезным оружием и любит охоту. Выходит, она не такая уж дикарка.
   Глава 8. ПЛЕННИКИ ОКЕАНА
   С востока подул слабый ветер. Вытаскиваем якорь и поднимаем паруса. Нанга помогает Пинэтауну тянуть фалы. С карабином она не расстается и кладет его рядом с собой.
   Туман над морем рассеивается, образуя ватные кучевые облака. Они плывут, как лебеди, в голубом просторе. Направляем вельбот к месту, где, по расчетам Пинэтауна, ночью стояли яранги ближнего стана пастухов.
   Льдины на берегу, причудливо расколотые волнами, скрываются за горизонтом. Плывем над затопленной тундрой, словно в открытом океане. Ночью "Витязь" бежал здесь, гонимый ураганом, - теперь за бортом плещет спокойное море. Часто встречаем стволы, плывущие по течению. А спустя час Пинэтаун вылавливает пустую бочку из-под соленой рыбы, принадлежавшую пастухам.
   Внимательно оглядываем морские просторы и неожиданно замечаем на горизонте синеватую струйку дыма. Вскоре у основания этой струйки обозначается темная полоска.
   - Да что же это такое, плот?
   "Витязь", накренившись, быстро идет в направлении дымового сигнала. Наконец в морской бинокль удается разглядеть маленький островок, будто приподнятый над водой.
   Островок быстро вырастает. Среди моря возвышается бревенчатый плот с крошечными фигурками людей. Люди жгут дымовой костер и, столпившись на краю помоста у шеста с красным флагом, рассматривают паруса "Витязя".
   Настил сделан из плавника и покоится на высоких бревенчатых треножниках. Гора вещей прикрыта замшевыми пологами от яранг. Люди, закутанные в зимние меховые одежды, держат на руках ребятишек в чукотских меховых комбинезонах. Издали бревенчатый помост напоминает плот мореходов, потерпевших крушение.
   Нанга притаилась за мачтой и тревожно всматривается в лица обитателей помоста, словно боится увидеть кого-то среди людей, спасшихся от урагана.
   На край бревенчатого настила выбегает девушка в меховом комбинезоне.
   - Пинэтаун, Пинэтаун! - зовет она, и голосок ее звенит от волнения.
   - Геутваль, сестренка! Жива? - кричит по-чукотски Пинэтаун, не скрывая радости.
   "Витязь" причаливает к острову на сваях. Нас окружают усталые, взволнованные люди: старики, женщины и дети ближнего пастушьего лагеря. Пастухов среди них нет.
   Пинэтауна здесь хорошо знают - это родная его бригада. Встревоженные женщины расспрашивают юношу о судьбе пастухов. Ребятишки, похожие в меховых комбинезонах на маленьких медвежат, испуганно смотрят на меня черными блестящими глазенками.
   Что мог ответить Пинэтаун? Он ничего не рассказывает о неудачных поисках на берегу - ему не хочется отнимать последнюю надежду у людей, истомленных бурей.
   Юноша подводит дичившуюся Нангу к сестре. Геутваль плотнее Нанги, поэтому кажется старше. Молодой пастух живо изображает приключения девушки на плоту. Женщины окружают Нангу, каждой хочется погладить и утешить недавнюю пленницу моря. Никто здесь не знает ее.
   Нанга растерянно оглядывает большими черными глазами людей, утешающих ее в беде. Девушка не понимает чукотского языка, но видит, что ей хотят добра. Геутваль обнимает Нангу, как сестру. Но дикарка не отвечает на ласку. Она посматривает то на Пинэтауна, то на Геутваль. Юноша мало похож на свою сестру, и Нанга, вероятно, не догадывается об их родстве.
   Выгружаем ящики и мешки с продовольствием, вытаскиваем из кормового, аварийного отсека бочонок с пресной водой. Кормим и поим измученных островитян. Ребятишки, усевшись вокруг Пинэтауна, уплетают печенье, грызут сахар, поблескивая глазенками.
   Старики рассказывают о случившемся.
   Ночью море, заливая тундру, подступило к спящему лагерю. Воду заметил дежурный пастух. Обходя стадо, он встретил болото там, где недавно еще была сухая тундра. Но больше всего поразил пастуха маленький ручей. Вода в нем прибывала на глазах, выступая из берегов. Пастух взбежал на высокий холм соседнего булгуньяха и увидел необычную картину.
   Тундровые озера слились в широкие извилистые протоки и причудливо изрезанные заливы. Длинные языки заливов, изгибаясь, подползали к ярангам спящего лагеря.
   Дежурным пастухом был комсомолец Эйгели. Он понял, что стойбищу грозит опасность. Вскинув винчестер, он выпустил в воздух весь запас девятизарядного магазина. Выстрелы тревожно гремели в притихшей тундре, будили спящих пастухов, поднимали на ноги всех обитателей лагеря.
   Вода быстро заливала лагерь. Пастухи во главе с бригадиром Кемлилином побежали в тундру собирать многотысячный олений табун. Женщины и старики снимали яранги и носили вещи на вершину ближнего булгуньяха. Последние вещи пришлось выносить из воды. Тундра превратилась в громадное болото.
   Собравшись на вершине круглого холма, женщины, старики и дети следили за пастухами. Те сгоняли оленей в большой табун. Совсем еще маленькие оленята, как зайцы, прыгали в воде, не отставая от важенок.
   С холма было видно, как на севере болото превращалось в безбрежное море. Пастухи, сбив оленей в трехтысячный табун, бежали по колено в воде, подгоняя испуганных животных, и скоро скрылись на юге в густых сумерках ненастья.
   Это был смелый поступок. Спасая оленей, пастухи покидали единственное убежище, где могли найти защиту от воды и приют во время бури.
   Вершина булгуньяха превращалась в маленький островок, а вода все прибывала. В море носились стволы плавника. Выловив бревна, старики с помощью женщин соорудили помост на бревенчатых треножниках. Скрепляя бревна, они пустили в дело ремни оленьих уздечек и арканы.
   Вещи накрыли пологами от яранг и накрепко привязали к бревнам настила. Вода тонким слоем покрыла верхушку булгуньяха, и крошечная площадка очутилась на сваях посреди океана.
   Обрушился ветер с ливнем. Море зашумело. Волны, разбиваясь на мелководье, обдавали холодным душем пленников океана. Снег и мороз усугубили тяжесть бедствия. Пришлось надеть меховую одежду. Ветер срывал людей с помоста. Старики, укрыв ребятишек и женщин замшевыми пологами, привязали их ремнями к бревнам.
   Ужасная была ночь.
   Треножники раскачивались под ударами ветра. Ползая по настилу, старики арканами скрепляли расшатавшиеся бревна. Всю ночь люди боролись с ураганом, и только под утро ветер начал стихать.
   Судьба пастухов и оленьих стад оставалась неизвестной. Решаем плыть на юг и осмотреть новые берега Западной тундры на всем протяжении дальнего участка совхоза.
   Вдруг Пинэтаун поднимается и всматривается из-под ладони в ясную даль океана. Далеко-далеко на юге вспыхивают искорки на воде.
   - Наши плывут! - кричит Пинэтаун, размахивая оленьей курткой.
   В бинокль вижу легкую чукотскую байдарку: она высоко взлетает на гребнях волн, и около нее то справа, то слева вспыхивают отблески солнца на лопастях двуперого весла. Лодочка идет к острову. Искусный гребец направляет челн к нашему дымовому сигналу.
   Байдарка вскоре пристает у вельбота, и на помост взбирается коренастый, немного сгорбленный человек с мужественным загорелым лицом, в телогрейке, туго перепоясанной ремнем, в малахае, брюках и торбасах из нерпичьей шкуры.
   Это Кемлилин - воспитатель Пинэтауна, бригадир лучшей пастушеской бригады совхоза на реке Белых Гусей. На груди бригадира приколота сиреневая ленточка. Медаль "За трудовое отличие" он получил в прошлом году. Пять лет пастушеская бригада Кемлилина держит переходящее красное знамя тундровых совхозов Якутии.
   Ни один мускул не дрогнул на широком морщинистом лице бригадира, когда он поднялся на помост и оглядел спасшихся людей. Однако в каждом его движении угадывается глубокая радость, охватившая этого человека, совершившего ночью вместе с товарищами подвиг. Таков неписаный обычай тундры - открыто выражать свои чувства не полагается.
   Кемлилин внимательно оглядывает вельбот и, не скрывая удивления, спрашивает:
   - Как в бурю прошли по морю?
   Пинэтаун рассказывает о наших приключениях.
   - Где пастухи, олени? - спрашиваю я.
   Неторопливо, вытащив кисет и закурив трубку, бригадир рассказывает о спасении оленьего стада.
   Ночью пастухи несколько часов подряд гнали оленей по воде. Море настигало их. Люди и олени бежали, выбиваясь из сил. Олени то и дело спотыкались о затопленные кочки и торфяные бугры. Оленята уже не доставали ножками дна и плыли. Повсюду торчали маленькие коричневые головки четвероногих пловцов. Перекликаясь с важенками хриплым гортанным хрюканьем, они не отставали от табуна.
   Оленята рождаются на свет вполне окрепшими. Спустя несколько часов после рождения их уже не поймаешь - так быстро бегают они на длинных и крепких ножках с крошечными копытцами.
   Море быстро поднималось. Олений табун поплыл. Но пастухи не умеют плавать, и им грозила гибель. Цепляясь за плывущих оленей, они с большим трудом выбрались наконец на возвышенный берег тундры.
   Там они встретили семью пастухов двух других пастушеских бригад и один олений табун с пастухами. В тундре эти люди жили в одном лагере. Пока пастухи собирали табун, старики успели выловить ездовых оленей и спасти обитателей стойбища от наступающего моря.
   Лишь самое дальнее, третье стадо и пять пастухов дежурной бригады не вышли из потопленной тундры.
   Спасшиеся пастухи на лучших верховых оленях объехали около ста километров вдоль нового берега, но пропавших людей и оленей не нашли.
   Расположившись вокруг чайника с густо заваренным чаем, совещаемся на помосте среди голубой равнины уснувшего океана. Кемлилин советует тотчас идти на вельботе к месту, где ночью паслось дальнее стадо. Старый Рынтыиргин, которому пришло на ум построить из плавника помост на треножниках, хочет плыть с нами. В пастушеской бригаде, пропавшей без вести, находится старший его сын. Старик отлично знает Алазейскую тундру.
   На "Витязе" уходят четыре человека: я, Пинэтаун, Кемлилин и Рынтыиргин. Пинэтаун готовит вельбот к походу: чинит порванные снасти и парус, увязывает брезентом груз. Кемлилин распоряжается укрепить на всякий случай деревянный помост. Островитянам мы оставляем аварийный запас продуктов и бочонок пресной воды.
   Не успели мы отчалить, как в вельбот прыгнула, словно белка, спугнутая охотником, Нанга. Ее непослушные волосы сестра Пинэтауна заплела в черные блестящие косы и повязала пестрым платочком. Теперь девушка очень похожа на цыганку.
   - Куда, куда, дикая важенка? Вернись на деревянный остров! - кричит по-чукотски Пинэтаун, сердито размахивая веслом.
   Он не хочет подвергать девушку опасностям морского путешествия.
   Нанга, шмыгнув мимо Пинэтауна на корму, хватает мою руку и, горестно причитая, быстро и сбивчиво говорит на гортанном незнакомом языке, указывая в море.
   - Кемлилин, что она говорит?
   Старый бригадир, вынув изо рта трубку, изумленно слушает сбивчивую речь Нанги.
   - Однако, совсем чужой язык. Никто в тундре не знает.
   Жесты маленькой дикарки так выразительны, а глаза горят такой тревогой, что мы понимаем ее без слов. Нанга просится в плавание и не желает оставаться среди незнакомых людей на деревянном помосте.
   Приходится взять девушку с собой. Поднимаем паруса и уходим на запад, к месту, где ночью паслось дальнее стадо. Маленький островок на сваях скоро скрывается из глаз, и вельбот снова плывет в открытом океане.
   Через час "Витязь" подходит к месту катастрофы. Долго бороздим море параллельными курсами, но ничего не находим. Пять пастухов и двухтысячный табун бесследно пропали в волнах надвинувшегося моря.
   Рынтыиргин в последний раз внимательно оглядывает море. Старик сгорбился; он тяжело переживает гибель сына. Он медленно водит биноклем, оглядывая дальние горизонты, и вдруг молча передает мне бинокль, махнув на запад.
   Тонкая фиолетовая черта, почти не различимая в сильные линзы морского бинокля, дрожит в воздухе, словно мираж. Пинэтаун прибавляет парусов, и вельбот, накренившись, мчится на запад.
   Ветерок попутный. "Витязь" быстро плывет по волнам, и скоро мы видим совершенно отчетливо лес оленьих рогов над водой.
   Удивительно!
   Олени, сбившись в плотную кучу, стоят среди моря, опустив голову. Около стада бегают по воде люди, размахивая шкурами.
   - Четыре человека... а где же пятый?
   Навсегда я запомню эту картину: двухтысячный табун неподвижных оленей среди мерцающего безбрежного океана, черноватые фигурки людей и белые корабли облаков, плывущие в вышине.
   Рынтыиргин волнуется. Все, даже маленькая Нанга, с тревогой следят за бегущими по воде фигурками. Паруса могут испугать оленей. Спускаем грот-парус, идем на веслах и садимся на мель неподалеку от стада. Море затопило здесь невысокий увал тундры.
   К вельботу подходят пастухи. Грязная их одежда изорвана, похудевшие лица запачканы илом. Широколицый энергичный молодой чукча с жесткими, коротко остриженными волосами, сын Рынтыиргина, рассказывает о приключениях дежурной бригады.
   В ночь наводнения стадо далеко разошлось по тундре. Комаров не было, и олени спокойно поедали листву карликовых ивнячков. Море напало внезапно, пастухи по колено в воде принялись собирать оленей. Широкий и глубокий пролив отрезал табун от берега тундры. Олени не пошли вплавь, и скоро противоположный берег пролива затопила вода. Стадо очутилось на большом острове среди океана. Море надвигалось неумолимо, теснило оленей и людей к центру острова и наконец затопило сушу. На месте острова образовалось мелководье: вода покрыла копыта оленей. Начался ураган: океанские волны с ревом разбивались у мелководья, тучи брызг и клочья пены летели через весь табун.
   Снежная метель с морозом чуть не погубила людей. Летняя одежда промокла и обледенела; пастухам пришлось заколоть четырех оленей, снять шкуры, вывернуть их мехом внутрь и, скрепив края ремешками, надеть теплые "безрукавки". В этой одежде пастухи согревались, забираясь в гущу оленей, стесненных мелководьем.
   Лишь один пастух в погоне за отбившимися оленями ушел далеко в тундру и не подавал о себе никаких вестей. Оленей он успел повернуть к табуну, но сам не вернулся. Вероятно, наступающее море преградило путь к спасительному острову.
   Нужно сменить усталых пастухов, и Кемлилин поручает Пинэтауну охрану табуна, очутившегося среди океана. Пастухи, наловив бревен плавника, живо связывают маленький плот. На плоту оставляем Пинэтауну на всякий случай двухнедельный запас продовольствия, ружье и последние полбочонка пресной воды.
   Опасаясь шторма, спешим назад - снять с бревенчатого настила и вывезти на берег всех людей. Кемлилин и Рынтыиргин, отталкиваясь веслами, выводят вельбот с мелководья. На борту "Витязя" сейчас восемь человек. Вельбот превращается в спасательное судно.
   - Прощай, черноволосенькая!
   Пинэтаун размахивает ружьем. Нанга грустно провожает глазами молодого пастуха. Губы ее дрожат - она не хочет расставаться с юношей, спасшим ей жизнь. Девушка срывает платочек и машет Пинэтауну.
   - Нанга, поднимай паруса! - шутливо командую я.
   Нанга проворно тянет фалы, пастухи помогают ей. Девушка сообразительна - она скоро станет настоящим матросом.
   "Витязь" уходит в море по галсу, оставляя за кормой волны белой пены. Долго любуюсь Пинэтауном в морской бинокль. Опершись на ружье, смелый юноша задумчиво смотрит вслед уходящему "Витязю".