Страница:
— Я лучше сам отведу вас к управляющему, а то вы, чего доброго, заблудитесь в наших коридорах.
— Ах, как вы добры! Вы крайне нас обяжете, — засуетился папаша Калебассе. — А позвольте спросить, как зовут господина управляющего?
— Шарль Пило.
— Пипо! Жозефина, слышишь? Смотри не забудь, Пипо!
— О, конечно, крестный! Пипо, имя нетрудное, — отвечала приветливо улыбаясь Белая голубка, следуя со своим крестным бесчисленными лестницами и коридорами.
Подойдя к одной из дверей, лакей отворил ее и громким голосом сказал:
— Господин Пипо! Эти господа желают говорить с вами!
Господа! — Это слово чрезвычайно польстило тщеславию Калебассе, он принял важную осанку и вежливо поклонился управляющему, искоса наблюдая при этом за своей крестницей, сделавшей при входе грациозный реверанс.
Шарль Пипо, человек довольно комичной наружности, лет шестидесяти, если не более, имел еще густые, совершенно темные волосы и окладистую бороду. Серые глаза его хитровато блестели, а вся фигура являла собой небольшой шар за счет откормленного брюшка.
Пипо широко раскрыл глаза, увидев хорошенькую Жозефину, на старого Калебассе он вовсе не обратил внимания.
Папаша Калебассе очень почтительно извинился за причиненное беспокойство и высказал господину управляющему несколько весьма необыкновенных комплиментов.
— Что вам угодно от меня, господин мой? — спросил Пипо.
Опять «господин». Это очень нравилось продавцу фруктов с улицы Шальо.
— Мое имя Калебассе, — сказал он расшаркиваясь, — а это моя воспитанница и крестница Жозефина!
— А! Очень приятно! Позвольте узнать, чем обязан?
— Добрая Ренарда, прежняя придворная судомойка, посылает вам свой поклон. Она полагает, что вы будете так добры и исполните нашу просьбу отдать бывшее ее, а теперь вакантное место, моей крестнице! Я могу рекомендовать вам Жозефину, как девушку трудолюбивую, надежную и любящую порядок!
— Об этом надо подумать, — сказал Пипо с важностью влиятельной особы.
— Вы, быть может, полагаете, что нам следует переговорить с обергофмейстериной? — спросил Калебассе.
— Вовсе нет, мой милый! К чему это? Моего решения совершенно достаточно.
— Я так и думал, уважаемый господин Пипо, поэтому мы и пришли прямо к вам! Добрая Ренарда говорила…
— Место еще не занято, — перебил управляющий. — Как вас зовут, мадемуазель?
— Жозефина Гри, — отвечала Белая голубка.
— А меня, как я уже сказал, зовут Калебассе, я продавец фруктов с улицы Шальо. Жозефина — моя крестница, и состоит под моим покровительством.
— Очень хорошо, любезнейший господин Калебассе, ваша крестница может сейчас же поступить на вакантное место и остаться здесь. Вам известны условия?
— Старушка Ренарда говорила нам, что содержание состоит из пятидесяти франков в месяц и казенной квартиры.
При последних словах Калебассе серые глаза управляющего заблестели.
— Это верно, — сказал он, — пятьдесят франков в месяц и казенная квартира. Если же ваша крестница заслужит мое особенное личное благоволение…
— Я уверен, что Жозефина приложит все свое старание заслужить его, она доброе, послушное дитя, — уверял Калебассе.
— И если я буду доволен ею, то обеспечу ей еще кое-какие доходы и почетное положение во дворце; она не будет иметь дела ни с кем из дворцовой прислуги и должна будет исполнять только мои приказания; дел у нее будет не очень много, так как все серебро редко бывает в употреблении. Изредка она может навещать вас, одним словом, ей предстоит хорошая и приятная жизнь.
— Благодари же доброго господина, Жозефина, за его милостивые обещания, — сказал папаша Калебассе.
— Она еще застенчива, но это пройдет, — ухмылялся толстяк Пило.
— Не знаю, как и благодарить вас за ваши милости, господин Пило. Я могу считать себя принятой?
— Вы можете спокойно отправляться по своим делам, любезнейший господин Калебассе, ваша крестница сегодня же вступит в свою новую должность!
— В таком случае прощай, Жозефина, будь старательна и послушна, исполняй все, что тебе будут приказывать. Ты ведь у меня добрая девочка! Позвольте проститься с вами, господин Пило, — обратился папаша Калебассе с низким поклоном к управляющему, и по бесконечному лабиринту коридоров Луврского дворца отправился отыскивать выход на улицу.
XV. НОЧЬ В ВЕНСЕНЕ
— Ах, как вы добры! Вы крайне нас обяжете, — засуетился папаша Калебассе. — А позвольте спросить, как зовут господина управляющего?
— Шарль Пило.
— Пипо! Жозефина, слышишь? Смотри не забудь, Пипо!
— О, конечно, крестный! Пипо, имя нетрудное, — отвечала приветливо улыбаясь Белая голубка, следуя со своим крестным бесчисленными лестницами и коридорами.
Подойдя к одной из дверей, лакей отворил ее и громким голосом сказал:
— Господин Пипо! Эти господа желают говорить с вами!
Господа! — Это слово чрезвычайно польстило тщеславию Калебассе, он принял важную осанку и вежливо поклонился управляющему, искоса наблюдая при этом за своей крестницей, сделавшей при входе грациозный реверанс.
Шарль Пипо, человек довольно комичной наружности, лет шестидесяти, если не более, имел еще густые, совершенно темные волосы и окладистую бороду. Серые глаза его хитровато блестели, а вся фигура являла собой небольшой шар за счет откормленного брюшка.
Пипо широко раскрыл глаза, увидев хорошенькую Жозефину, на старого Калебассе он вовсе не обратил внимания.
Папаша Калебассе очень почтительно извинился за причиненное беспокойство и высказал господину управляющему несколько весьма необыкновенных комплиментов.
— Что вам угодно от меня, господин мой? — спросил Пипо.
Опять «господин». Это очень нравилось продавцу фруктов с улицы Шальо.
— Мое имя Калебассе, — сказал он расшаркиваясь, — а это моя воспитанница и крестница Жозефина!
— А! Очень приятно! Позвольте узнать, чем обязан?
— Добрая Ренарда, прежняя придворная судомойка, посылает вам свой поклон. Она полагает, что вы будете так добры и исполните нашу просьбу отдать бывшее ее, а теперь вакантное место, моей крестнице! Я могу рекомендовать вам Жозефину, как девушку трудолюбивую, надежную и любящую порядок!
— Об этом надо подумать, — сказал Пипо с важностью влиятельной особы.
— Вы, быть может, полагаете, что нам следует переговорить с обергофмейстериной? — спросил Калебассе.
— Вовсе нет, мой милый! К чему это? Моего решения совершенно достаточно.
— Я так и думал, уважаемый господин Пипо, поэтому мы и пришли прямо к вам! Добрая Ренарда говорила…
— Место еще не занято, — перебил управляющий. — Как вас зовут, мадемуазель?
— Жозефина Гри, — отвечала Белая голубка.
— А меня, как я уже сказал, зовут Калебассе, я продавец фруктов с улицы Шальо. Жозефина — моя крестница, и состоит под моим покровительством.
— Очень хорошо, любезнейший господин Калебассе, ваша крестница может сейчас же поступить на вакантное место и остаться здесь. Вам известны условия?
— Старушка Ренарда говорила нам, что содержание состоит из пятидесяти франков в месяц и казенной квартиры.
При последних словах Калебассе серые глаза управляющего заблестели.
— Это верно, — сказал он, — пятьдесят франков в месяц и казенная квартира. Если же ваша крестница заслужит мое особенное личное благоволение…
— Я уверен, что Жозефина приложит все свое старание заслужить его, она доброе, послушное дитя, — уверял Калебассе.
— И если я буду доволен ею, то обеспечу ей еще кое-какие доходы и почетное положение во дворце; она не будет иметь дела ни с кем из дворцовой прислуги и должна будет исполнять только мои приказания; дел у нее будет не очень много, так как все серебро редко бывает в употреблении. Изредка она может навещать вас, одним словом, ей предстоит хорошая и приятная жизнь.
— Благодари же доброго господина, Жозефина, за его милостивые обещания, — сказал папаша Калебассе.
— Она еще застенчива, но это пройдет, — ухмылялся толстяк Пило.
— Не знаю, как и благодарить вас за ваши милости, господин Пило. Я могу считать себя принятой?
— Вы можете спокойно отправляться по своим делам, любезнейший господин Калебассе, ваша крестница сегодня же вступит в свою новую должность!
— В таком случае прощай, Жозефина, будь старательна и послушна, исполняй все, что тебе будут приказывать. Ты ведь у меня добрая девочка! Позвольте проститься с вами, господин Пило, — обратился папаша Калебассе с низким поклоном к управляющему, и по бесконечному лабиринту коридоров Луврского дворца отправился отыскивать выход на улицу.
XV. НОЧЬ В ВЕНСЕНЕ
Холодное и дождливое время, наконец, миновало, настали теплые солнечные дни, деревья и кусты покрылись зеленью и цветами, и пернатые певцы громким пением возвещали наступление весны. Один из таких ясных весенних дней выманил королеву из мрачных стен Лувра, где она не видела еще ни одного радостного дня.
Анна Австрийская в этом году избрала для своей летней резиденции старый Венсенский замок, находящийся у самого Венсенского леса, где прежние короли, а также и Людовик XIII часто охотились.
В замке немедленно начались приготовления. Король был очень доволен ее выбором, так как Венсенский замок был недалеко от Парижа и сообщение с ним не представляло никаких неудобств.
Построенный еще в двенадцатом столетии, замок постепенно преобразился в маленький роскошный дворец. В нем были множество великолепных комнат, оружейная зала, богатая часовня, библиотека, гауптвахта и даже оранжерея. Однако между прислугой и стражей упорно носился слух, что в некоторых коридорах и частях замка по ночам бывает слышен шум и страшная возня и что там видели такие вещи, от которых добрый христианин спасается только крестом и молитвой.
Особенно страшно было в пятиэтажной сторожевой башне «Доньон», которую прислуга замка уже многие годы обходила стороной.
Незадолго до приезда королевы в Венсен в замке случилось происшествие, еще более усилившее суеверие его обитателей.
Сын кастеляна замка никак не хотел видеть в рассказах прислуги проказ нечистой силы, приписывая все происходившее причинам естественным; ему казалось очень натуральным, что во время бурных ночей ветер выл и стучал в старой необитаемой башне, а жалобные крики, раздававшиеся будто бы с верхней платформы и из стенных ниш, он объяснял тем, что совы и ночные птицы свили там гнезда и укрывались в холодное и дождливое время года.
Но оба служителя замка уверяли, что в верхних комнатах башни, где были прежде заключены государственные преступники, один из которых умер и был похоронен без молитвы и отпевания, по ночам расхаживают привидения.
Этим государственным преступником, много лет томившимся в тюрьме, был герцог де Куртри, верный приверженец Генриха Наваррского. Екатерина Медичи велела тайно отвезти его в Венсен и там уморить голодом. Герцог был молод, красив собой, храбр, и только потому, что он однажды предостерег короля Генриха от хитрых козней Екатерины, его постигла такая страшная участь.
Служители упорно уверяли, что герцог де Куртри ходит по ночам в своей белой мантии по комнатам башни, иногда появляется на платформе, и душа его не находит покоя, потому что он был лишен христианского погребения.
Сын кастеляна, молодой решительный и сильный парень, постоянно спорил об этом с обоими служителями и, наконец, объявил, что он положит конец всем этим глупым бабьим сказкам и узнает их первоначальный источник. Для достижения этой цели он в одну темную непогодную ночь, незадолго до прибытия в замок королевы, решил отправиться в башню и, не зажигая огня, дождаться там полночного часа.
Когда наступила ночь, парень пожалел, что дал такое безрассудное обещание, но самолюбие не позволило ему отступить, он не хотел, чтобы над ним смеялись и называли трусом, поэтому действительно отправился в страшную башню, чтобы провести ночь в комнатах, где прежде были заключены государственные преступники.
Во втором часу ночи два служителя, дожидавшиеся парня около башни, бледные и испуганные прибежали в жилище кастеляна и объявили отцу молодого человека, что они слышали пронзительный крик, донесшийся с верхнего этажа башни! Их помертвевшие от испуга лица и уверения подействовали и на старика-кастеляна, человека, впрочем, не робкого, и он тотчас решился идти в башню в сопровождении обоих служителей.
Каждый из них запасся свечами и старым оружием, и они стали подниматься по темным лестницам сторожевой башни.
Когда они наконец поднялись наверх, то нашли парня в одной из комнат со сводчатым потолком лежащим на полу без чувств.
Тщательно обыскав все комнаты и не найдя ничего, они отнесли бесчувственного молодого человека домой, где им удалось через некоторое время привести его в сознание, но он не мог отвечать на вопросы, так как впал в жестокую горячку с бредом и был близок к смерти.
И в настоящее время он был еще болен и, несмотря на общее любопытство, никто не мог узнать от него о виденном и слышанном в башне, потому что призванный к больному доктор строго запретил напоминать ему о случившемся.
Случай этот еще более утвердил веру обитателей замка в сверхъестественные явления в башне. Теперь никто уже в этом не сомневался.
Кастелян строго-настрого запретил всему служебному персоналу упоминать об этой истории, когда в замок прибудет королева со свитой.
Тем не менее одна старая служанка замка не утерпела и рассказала придворным дамам об этом неприятном событии. Они, конечно, от души смеялись над суеверием старушки, тем более, что теперь, когда замок оживился, он совершенно потерял свой мрачный вид, и даже башня не производила уже такого неприятного впечатления.
Большой придворный штат королевы и расставленные у всех подъездов и во всех коридорах часовые несколько уменьшили опасения постоянных жителей замка, а наступившие в это время длинные дни и светлые весенние ночи окончательно прогнали их. Большая часть комнат была занята свитой королевы, и даже в самой сторожевой башне все было прибрано и очищено от пыли, так как королева пожелала однажды посетить верхнюю платформу, чтобы насладиться открывающимся с нее прекрасным видом.
В свите, сопровождавшей в этот день королеву, кроме донны Эстебаньи, маркизы де Вернейль и герцогини д'Алансон, находилась и герцогиня де Шеврез, а также несколько камергеров и других служащих при дворе.
Маркиза де Вернейль, приверженница королевы-матери и неизменная союзница Ришелье, и здесь, в Венсене, глазами аргуса следила за каждым шагом королевы. От ее взоров ничто не ускользало.
Она состояла в постоянных и тайных отношениях с кардиналом, предписавшем ей строжайшее наблюдение и тайный надзор за королевой, особенно с тех пор, как он дал себе обещание отомстить Анне Австрийской за свою неудачу.
При дворе, по-видимому, царствовало величайшее спокойствие с того дня, когда король выразил кардиналу свое неудовольствие за его интриги и когда Ришелье потерпел такое чувствительное поражение. Но это спокойствие было чисто внешним и напоминало вынужденное обстоятельствами перемирие, наступившее только для того, чтобы противники могли собраться с силами для новых решительных действий.
Ришелье стал терпеливо дожидаться случая для нанесения такого удара, чтобы на этот раз оказаться победителем.
Поэтому он разыгрывал из себя домоседа, усердно занимался государственными делами, и своим прилежанием и всесторонним знанием дел добился того, что Людовик постепенно взвалил на его плечи всю тяжесть государственных забот, которую Ришелье нес с терпением, надеясь таким образом полностью забрать в свои руки бразды правления.
Спустя несколько недель после переселения Двора в Венсенский замок, однажды вечером, горничная маркизы де Вернейль в большом волнении вошла в комнату своей госпожи.
Маркиза в этот день была свободна от службы при королеве и посвятила время написанию нескольких писем.
— Что с тобой, Гортензия? — спросила она.
— Секрет, госпожа маркиза, очень важный секрет! Мне открыл его счастливый случай, которым я так удачно воспользовалась, что, надеюсь, госпожа маркиза, вы одобрите меня.
— Рассказывай, что случилось?
— Ее величество час тому назад возвратилась с дамами с прогулки по лесу.
— Я знаю это, Гортензия, я слышала, как экипажи въезжали во двор замка.
— Когда вы, госпожа маркиза, освободили меня на сегодняшний вечер от службы, мне захотелось воспользоваться этим и насладиться прохладной тенью леса, — рассказывала горничная. — Пройдя уже довольно далеко, я увидела на некотором расстоянии возвращающиеся придворные кареты; одна за другой они выехали на дорогу, и я осталась в лесу совершенно одна. Идя по кромке леса, я мимоходом рвала цветы, а затем присела у куста, чтобы привести мои цветы в порядок.
— Я знаю, ты любишь идиллию, — сказала, улыбнувшись, маркиза.
— Вдруг до слуха моего долетел звук, похожий на бряцанье шпор, а вслед за тем мне послышался шорох шелкового платья и потом голоса.
— С тобою никого не было, Гортензия?
— Я была одна, госпожа маркиза. Когда я со своими цветами расположилась у куста, поблизости не было ни одной живой души, тем более я была удивлена, услышав шаги и голоса. Я осторожно приподнялась, чтобы взглянуть на разговаривающих. Густой кустарник скрывал меня, и я могла, незамеченная, приблизиться к ним настолько, чтобы рассмотреть лица и слышать разговор.
— Ну, кого же ты увидала?
— Госпожу герцогиню де Шеврез, — отвечала Гортензия.
Маркиза приподнялась, как будто рассказ горничной только в эту минуту привлек к себе ее внимание.
— Как, герцогиня? А господин со шпорами?
— Он не знаком мне, госпожа маркиза, я никогда его не видела. Должно быть он иностранец, хотя и говорил с герцогиней по-французски.
— Не можешь ли ты описать мне его наружность, Гортензия? Как называла его герцогиня?
— Он молод, глаза у него темные и блестящие, маленькая черная борода и манеры аристократа. С госпожой герцогиней он был очень вежлив и любезен.
— О, я догадываюсь! Как она называла его? Какой титул упоминала? — поспешно спросила маркиза.
— Она называла его господин герцог!
— Это он! Бекингэм! Он в Венсене! — прошептала союзница кардинала.
— Вы, без сомнения, знаете этого иностранца, госпожа маркиза, потому что из их разговора я узнала, что он уже много раз бывал в Париже и имел постоянные встречи с герцогиней де Шеврез.
— Нет никакого сомнения — это он! О чем они разговаривали?
— Госпожа герцогиня выразила иностранцу свое удивление так неожиданно видеть его здесь, но потом она очень любезно приветствовала его и сказала, что одна особа, которую она не назвала, будет в восторге от его неожиданного посещения.
— Рассказывай дальше, Гортензия!
— Иностранец просил у госпожи герцогини ее посредничества, он непременно желал свидания с особой, имя которой они не называли. Статс-дама говорила о невозможности свидания, так как замок наполнен служащими, и пройти незамеченным положительно немыслимо! Иностранец отвечал, что он, во что бы то ни стало, исполнит свое намерение, так как приехал сюда исключительно с этой целью. Госпожа герцогиня напомнила ему об опасностях. «Я не боюсь их!» — с жаром отвечал незнакомец. В это время герцогине должно быть пришла в голову какая-то мысль. «Дело устроится, — сказала она, подумав немного, — если вы будете осторожны и рассудительны! В моей помощи можете быть уверены! Я всеми силами постараюсь устроить вам свидание!»
— Когда, Гортензия? Узнала ли ты это?
— В эту ночь, госпожа маркиза.
— И где?
— Этого я не смогла узнать, потому что герцогиня и ее кавалер удалились от места, где я наблюдала за ними, и медленно пошли вдоль окраины леса. Они говорили так тихо, что я уже не могла их слышать.
— Это очень досадно, Гортензия.
— Надо полагать, что свидание будет здесь, в Венсене, потому что я при прощании слышала слова: «Итак, до свиданья в полночь!» После этих слов герцогиня, которую неподалеку ожидала горничная, отправилась с ней окольными путями в замок, а незнакомец скрылся в чаще леса.
— Эта история крайне романтична!
— Я поторопилась уйти незамеченной и в сумерки пробралась обратно в замок, чтобы сообщить вам об этом странном случае.
— Спасибо тебе, ты оказала мне услугу, и я хочу наградить тебя, — сказала обрадованная маркиза. Сняв с пальца дорогое кольцо, она подала его счастливой горничной, поцеловавшей в знак благодарности руку.
— Скорее, Гортензия, пошли мне Франсуа и скажи, чтобы он сейчас же оседлал себе лошадь.
— Франсуа во дворе, я сию минуту передам ему ваше приказание.
— Пусть он поторопится и придет ко мне, я дам ему поручение! — закричала вслед горничной маркиза. Потом она взяла лист бумаги и написала:
«Вы хорошо сделаете, ваша эминенция, если немедленно по получении этих строк, отправитесь к королю и убедите его посетить замок Венсен. Сегодня ночью здесь назначено свидание, которое надо накрыть во что бы то ни стало! Итак, поспешность и осторожность, первая — чтобы вам не опоздать, вторая, — чтобы приезд короля не стал известным прежде времени».
Оставив письмо без подписи, маркиза сложила и запечатала его. В это время вошел Франсуа.
— Оседлана у тебя лошадь?
— Лошадь готова, госпожа маркиза.
— Сейчас же садись на нее и скачи как можно скорее в Париж.
— Меньше чем за полчаса я буду в Лувре!
— Немедленно по прибытии отправляйся к кардиналу и передай ему это письмо, но только в собственные руки, понимаешь?
— Слушаю, госпожа маркиза.
— Потом ты поспешишь привезти мне ответ господина кардинала.
— Ваше приказание будет исполнено, госпожа маркиза.
— Смотри же, хорошенько спрячь письмо и никому не показывай его.
Слуга с поклоном принял письмо и вышел, чтобы исполнить поручение придворной дамы.
— На этот раз король приедет вовремя, — проговорила маркиза и встала, чтобы заняться своим туалетом. Она собиралась к королеве с намерением остаться при ней весь вечер, несмотря на то, что сегодня не была в числе дежурных дам. На случай же, если бы Анна Австрийская вздумала бы выказать удивление такому рвению к службе, она приготовилась отделаться лестью и уверить королеву, что в тот день, когда ей суждено быть вдали от ее величества, она чувствует себя очень несчастной!
Франсуа, выехав из замка на большую парижскую дорогу, пришпорил своего коня и около десяти часов прибыл в Лувр. Он прямо отправился к кардиналу, но, к величайшей своей досаде, не нашел его дома. После многих расспросов он, наконец, добился от камердинера, что Ришелье в Люксембургском дворце, у королевы-матери.
Не теряя ни минуты, Франсуа снова вскочил на лошадь и понесся по улицам Парижа к Люксембургскому дворцу.
Он объявил слугам, что ему необходимо видеть кардинала по очень важному, не терпящему отлагательства делу, но пока они совещались между собой и пока решились, наконец, доложить кардиналу, прошло еще добрых полчаса.
Франсуа передал Ришелье письмо маркизы, и ему показалось, что кардинал остался доволен им.
— Передай своей госпоже, — сказал он, — что я постараюсь все устроить. Мою благодарность я надеюсь вскоре передать маркизе лично.
Франсуа поклонился и хотел удалиться.
— Одно слово! — крикнул кардинал, — ты сейчас же отправляешься обратно в Венсен?
— Я должен отвезти маркизе ответ вашей эминенции.
— Не проговорись же там, к кому и зачем ты ездил в Париж, слышишь?
— Слушаю, ваша эминенция, — отвечал Франсуа и вышел, чтобы отправиться в обратный путь. Проехав заставу, он слышал, как на городских башнях пробило одиннадцать часов.
Кардинал, под предлогом важных государственных дел, попрощался с королевой-матерью, которую не находил нужным посвящать в свои планы, и возвратился в Лувр. Ровно в одиннадцать часов он был в покоях короля. Чтобы успеть к полуночи в замок Венсен, нельзя было терять ни минуты.
Ришелье вошел без доклада. Увидев его, Людовик подумал, что он пришел мучить его разговорами о делах государственных, поэтому вздохнул с облегчением, когда кардинал заговорил о чудной весенней ночи и о необходимости королю развлечься и устроить охоту.
— Мне кажется, ваша эминенция, — перебил его Людовик, что вы не без намерения говорите о развлечениях.
— А если бы и действительно было так, сир, вы бы рассердились на меня?
— Нисколько, но я желал бы только знать ваши замыслы.
— Позвольте мне лучше молчать, ваше величество.
— Я настаиваю на том, чтобы вы мне все рассказали, ваша эминенция. Если хотите, чтобы я завтра охотился в Венсене, вы должны быть откровенны.
— В Венсене превосходно, сир! И уже завтра!
— Причину, ваша эминенция, я хочу знать причину вашего желания! Опять интрига?
— Вовсе нет, сир! Я осмеливаюсь только просить вас отправиться как можно скорее в Венсен, я позабочусь, чтобы охотничья свита отправилась через несколько часов, так что завтра с рассветом вы можете предаться вашей любимой забаве!
— Но вы не хотите или не можете объяснить мне все подробнее.
— Я повторяю только просьбу, сир, сейчас же ехать и неожиданно появиться в Венсенском замке.
— Вы проводите меня, ваша эминенция?
— Дела не позволяют мне этого, сир!
Король испытующе посмотрел на кардинала, как бы пробуя прочитать что-нибудь на неподвижном его лице.
— Вы находите, что развлечение для меня полезно, восхваляете сияющую звездами теплую ночь, хотите через несколько часов выслать вслед за мною свиту… Все это возбуждает мое любопытство, и я соглашаюсь на ваше предложение, господин кардинал.
Кардинал взглянул на золотые часы, стоявшие на камине.
— Больше половины двенадцатого, — сказал он, — времени терять нельзя.
Король приказал подавать карету, и через несколько минут он уже садился в нее и велел кучеру ехать в Венсенский замок.
В то время, когда маркиза де Вернейль слушала донесение своей горничной и отправляла письмо кардиналу, герцогиня де Шеврез нашла случай остаться на несколько минут наедине с Анной Австрийской, пока две другие статс-дамы занимались своим вечерним туалетом. Королева перед тем изъявила желание пойти в сторожевую башню подышать на платформе теплым весенним воздухом и полюбоваться оттуда чудным небом и сияющими звездами. Статс-дамы должны были проводить ее туда. Хотя королева обыкновенно брала с собою на платформу только донну Эстебанью, им тем не менее следовало находиться поблизости, в нижнем этаже башни.
— Простите, ваше величество, — тихо сказала герцогиня де Шеврез, когда осталась с глазу на глаз с Анной Австрийской. — Простите, если то, что я передам вам, в первую минуту удивит и, быть может, испугает вас!
— Неужели и здесь, в этом уединенном месте, у вас находятся для меня сюрпризы, герцогиня? — улыбаясь и не подозревая ничего, спросила королева.
— А ваше величество не рассердится на меня, если мой сюрприз не удостоится вашего одобрения?
— Я знаю, что вы искренне мне преданы, что вы любите меня, герцогиня.
— Эти слова осчастливили меня, ваше величество, да, я люблю вас, я искренне люблю и почитаю вас, — сказала статс-дама и опустилась на колени перед Анной Австрийской, протянувшей ей руки, чтобы поднять ее.
— Говорите, герцогиня, какое вы имеете необыкновенное поручение ко мне, так сильно вас взволновавшее?
Придворная дама оглянулась по сторонам и, уверившись, что в комнате никого нет и что никто их не подслушивает, прошептала:
— Герцог Бекингэм здесь, в Венсене, ваше величество!
Анна Австрийская вздрогнула и отступила шаг назад,
— К чему объявляете вы мне это, герцогиня?
— Простите, не гневайтесь, ваше величество! Час тому назад герцог прибыл сюда, я видела его и говорила с ним.
— Неосторожный! Что привело его сюда?
— Он умоляет о нескольких минутах свидания! Я также не одобрила его поступка и отказала ему в моем содействии, но он растрогал меня своими просьбами, своим отчаяньем! О, ваше величество, герцог очень несчастен!
Анна Австрийская отвернулась.
— Скажите герцогу, — отвечала она тихим, заметно дрожащим голосом, — что я не хочу и не должна его слушать! Я запрещаю ему всякие попытки видеть меня и ожидаю от него, если он действительно меня любит и уважает, что он не будет стараться встретиться со мной украдкой. Спешите, герцогиня, скажите это безрассудному ослепленному страстью человеку, забывающему, что он рискует честью женщины. Скажите ему, чтобы он в эту же ночь оставил Венсен! Вы не решаетесь, герцогиня?
— Будьте милостивы, пожалейте его, ваше величество, — тихо умоляла герцогиня, — поверьте мне, он тяжело страдает! Он имеет только одно желание, одну просьбу: видеть вас и говорить с вами в последний раз, и потом проститься! О, не будьте жестоки, ваше величество! Умоляю вас, согласитесь выслушать его.
— Ни слова больше, герцогиня, если не хотите испытать мою немилость, — воскликнула Анна Австрийская. — Я приказываю вам сейчас же позаботиться о том, чтобы герцог Бекингэм оставил замок! Бывать в Париже я не могу ему воспрепятствовать, Париж велик и открыт для герцога Бекингэма, как для всякого другого, но я не хочу, чтобы он был здесь, в замке, так близко от меня, я не смею встречаться и говорить с ним!
— А если уже поздно, ваше величество, если герцог в своем отчаяньи не послушает меня? О, вы не знаете, какие муки терзают его сердце!
— Кто это вам сказал, герцогиня? Так скажите тому, о ком вы говорите, что я окружена шпионами и изменниками, что кардинал Ришелье только и ждет случая погубить меня! Скажите ему все это, герцогиня, и прибавьте, что я ожидаю от него поступка, подобающего честному и благородному человеку.
Анна Австрийская в этом году избрала для своей летней резиденции старый Венсенский замок, находящийся у самого Венсенского леса, где прежние короли, а также и Людовик XIII часто охотились.
В замке немедленно начались приготовления. Король был очень доволен ее выбором, так как Венсенский замок был недалеко от Парижа и сообщение с ним не представляло никаких неудобств.
Построенный еще в двенадцатом столетии, замок постепенно преобразился в маленький роскошный дворец. В нем были множество великолепных комнат, оружейная зала, богатая часовня, библиотека, гауптвахта и даже оранжерея. Однако между прислугой и стражей упорно носился слух, что в некоторых коридорах и частях замка по ночам бывает слышен шум и страшная возня и что там видели такие вещи, от которых добрый христианин спасается только крестом и молитвой.
Особенно страшно было в пятиэтажной сторожевой башне «Доньон», которую прислуга замка уже многие годы обходила стороной.
Незадолго до приезда королевы в Венсен в замке случилось происшествие, еще более усилившее суеверие его обитателей.
Сын кастеляна замка никак не хотел видеть в рассказах прислуги проказ нечистой силы, приписывая все происходившее причинам естественным; ему казалось очень натуральным, что во время бурных ночей ветер выл и стучал в старой необитаемой башне, а жалобные крики, раздававшиеся будто бы с верхней платформы и из стенных ниш, он объяснял тем, что совы и ночные птицы свили там гнезда и укрывались в холодное и дождливое время года.
Но оба служителя замка уверяли, что в верхних комнатах башни, где были прежде заключены государственные преступники, один из которых умер и был похоронен без молитвы и отпевания, по ночам расхаживают привидения.
Этим государственным преступником, много лет томившимся в тюрьме, был герцог де Куртри, верный приверженец Генриха Наваррского. Екатерина Медичи велела тайно отвезти его в Венсен и там уморить голодом. Герцог был молод, красив собой, храбр, и только потому, что он однажды предостерег короля Генриха от хитрых козней Екатерины, его постигла такая страшная участь.
Служители упорно уверяли, что герцог де Куртри ходит по ночам в своей белой мантии по комнатам башни, иногда появляется на платформе, и душа его не находит покоя, потому что он был лишен христианского погребения.
Сын кастеляна, молодой решительный и сильный парень, постоянно спорил об этом с обоими служителями и, наконец, объявил, что он положит конец всем этим глупым бабьим сказкам и узнает их первоначальный источник. Для достижения этой цели он в одну темную непогодную ночь, незадолго до прибытия в замок королевы, решил отправиться в башню и, не зажигая огня, дождаться там полночного часа.
Когда наступила ночь, парень пожалел, что дал такое безрассудное обещание, но самолюбие не позволило ему отступить, он не хотел, чтобы над ним смеялись и называли трусом, поэтому действительно отправился в страшную башню, чтобы провести ночь в комнатах, где прежде были заключены государственные преступники.
Во втором часу ночи два служителя, дожидавшиеся парня около башни, бледные и испуганные прибежали в жилище кастеляна и объявили отцу молодого человека, что они слышали пронзительный крик, донесшийся с верхнего этажа башни! Их помертвевшие от испуга лица и уверения подействовали и на старика-кастеляна, человека, впрочем, не робкого, и он тотчас решился идти в башню в сопровождении обоих служителей.
Каждый из них запасся свечами и старым оружием, и они стали подниматься по темным лестницам сторожевой башни.
Когда они наконец поднялись наверх, то нашли парня в одной из комнат со сводчатым потолком лежащим на полу без чувств.
Тщательно обыскав все комнаты и не найдя ничего, они отнесли бесчувственного молодого человека домой, где им удалось через некоторое время привести его в сознание, но он не мог отвечать на вопросы, так как впал в жестокую горячку с бредом и был близок к смерти.
И в настоящее время он был еще болен и, несмотря на общее любопытство, никто не мог узнать от него о виденном и слышанном в башне, потому что призванный к больному доктор строго запретил напоминать ему о случившемся.
Случай этот еще более утвердил веру обитателей замка в сверхъестественные явления в башне. Теперь никто уже в этом не сомневался.
Кастелян строго-настрого запретил всему служебному персоналу упоминать об этой истории, когда в замок прибудет королева со свитой.
Тем не менее одна старая служанка замка не утерпела и рассказала придворным дамам об этом неприятном событии. Они, конечно, от души смеялись над суеверием старушки, тем более, что теперь, когда замок оживился, он совершенно потерял свой мрачный вид, и даже башня не производила уже такого неприятного впечатления.
Большой придворный штат королевы и расставленные у всех подъездов и во всех коридорах часовые несколько уменьшили опасения постоянных жителей замка, а наступившие в это время длинные дни и светлые весенние ночи окончательно прогнали их. Большая часть комнат была занята свитой королевы, и даже в самой сторожевой башне все было прибрано и очищено от пыли, так как королева пожелала однажды посетить верхнюю платформу, чтобы насладиться открывающимся с нее прекрасным видом.
В свите, сопровождавшей в этот день королеву, кроме донны Эстебаньи, маркизы де Вернейль и герцогини д'Алансон, находилась и герцогиня де Шеврез, а также несколько камергеров и других служащих при дворе.
Маркиза де Вернейль, приверженница королевы-матери и неизменная союзница Ришелье, и здесь, в Венсене, глазами аргуса следила за каждым шагом королевы. От ее взоров ничто не ускользало.
Она состояла в постоянных и тайных отношениях с кардиналом, предписавшем ей строжайшее наблюдение и тайный надзор за королевой, особенно с тех пор, как он дал себе обещание отомстить Анне Австрийской за свою неудачу.
При дворе, по-видимому, царствовало величайшее спокойствие с того дня, когда король выразил кардиналу свое неудовольствие за его интриги и когда Ришелье потерпел такое чувствительное поражение. Но это спокойствие было чисто внешним и напоминало вынужденное обстоятельствами перемирие, наступившее только для того, чтобы противники могли собраться с силами для новых решительных действий.
Ришелье стал терпеливо дожидаться случая для нанесения такого удара, чтобы на этот раз оказаться победителем.
Поэтому он разыгрывал из себя домоседа, усердно занимался государственными делами, и своим прилежанием и всесторонним знанием дел добился того, что Людовик постепенно взвалил на его плечи всю тяжесть государственных забот, которую Ришелье нес с терпением, надеясь таким образом полностью забрать в свои руки бразды правления.
Спустя несколько недель после переселения Двора в Венсенский замок, однажды вечером, горничная маркизы де Вернейль в большом волнении вошла в комнату своей госпожи.
Маркиза в этот день была свободна от службы при королеве и посвятила время написанию нескольких писем.
— Что с тобой, Гортензия? — спросила она.
— Секрет, госпожа маркиза, очень важный секрет! Мне открыл его счастливый случай, которым я так удачно воспользовалась, что, надеюсь, госпожа маркиза, вы одобрите меня.
— Рассказывай, что случилось?
— Ее величество час тому назад возвратилась с дамами с прогулки по лесу.
— Я знаю это, Гортензия, я слышала, как экипажи въезжали во двор замка.
— Когда вы, госпожа маркиза, освободили меня на сегодняшний вечер от службы, мне захотелось воспользоваться этим и насладиться прохладной тенью леса, — рассказывала горничная. — Пройдя уже довольно далеко, я увидела на некотором расстоянии возвращающиеся придворные кареты; одна за другой они выехали на дорогу, и я осталась в лесу совершенно одна. Идя по кромке леса, я мимоходом рвала цветы, а затем присела у куста, чтобы привести мои цветы в порядок.
— Я знаю, ты любишь идиллию, — сказала, улыбнувшись, маркиза.
— Вдруг до слуха моего долетел звук, похожий на бряцанье шпор, а вслед за тем мне послышался шорох шелкового платья и потом голоса.
— С тобою никого не было, Гортензия?
— Я была одна, госпожа маркиза. Когда я со своими цветами расположилась у куста, поблизости не было ни одной живой души, тем более я была удивлена, услышав шаги и голоса. Я осторожно приподнялась, чтобы взглянуть на разговаривающих. Густой кустарник скрывал меня, и я могла, незамеченная, приблизиться к ним настолько, чтобы рассмотреть лица и слышать разговор.
— Ну, кого же ты увидала?
— Госпожу герцогиню де Шеврез, — отвечала Гортензия.
Маркиза приподнялась, как будто рассказ горничной только в эту минуту привлек к себе ее внимание.
— Как, герцогиня? А господин со шпорами?
— Он не знаком мне, госпожа маркиза, я никогда его не видела. Должно быть он иностранец, хотя и говорил с герцогиней по-французски.
— Не можешь ли ты описать мне его наружность, Гортензия? Как называла его герцогиня?
— Он молод, глаза у него темные и блестящие, маленькая черная борода и манеры аристократа. С госпожой герцогиней он был очень вежлив и любезен.
— О, я догадываюсь! Как она называла его? Какой титул упоминала? — поспешно спросила маркиза.
— Она называла его господин герцог!
— Это он! Бекингэм! Он в Венсене! — прошептала союзница кардинала.
— Вы, без сомнения, знаете этого иностранца, госпожа маркиза, потому что из их разговора я узнала, что он уже много раз бывал в Париже и имел постоянные встречи с герцогиней де Шеврез.
— Нет никакого сомнения — это он! О чем они разговаривали?
— Госпожа герцогиня выразила иностранцу свое удивление так неожиданно видеть его здесь, но потом она очень любезно приветствовала его и сказала, что одна особа, которую она не назвала, будет в восторге от его неожиданного посещения.
— Рассказывай дальше, Гортензия!
— Иностранец просил у госпожи герцогини ее посредничества, он непременно желал свидания с особой, имя которой они не называли. Статс-дама говорила о невозможности свидания, так как замок наполнен служащими, и пройти незамеченным положительно немыслимо! Иностранец отвечал, что он, во что бы то ни стало, исполнит свое намерение, так как приехал сюда исключительно с этой целью. Госпожа герцогиня напомнила ему об опасностях. «Я не боюсь их!» — с жаром отвечал незнакомец. В это время герцогине должно быть пришла в голову какая-то мысль. «Дело устроится, — сказала она, подумав немного, — если вы будете осторожны и рассудительны! В моей помощи можете быть уверены! Я всеми силами постараюсь устроить вам свидание!»
— Когда, Гортензия? Узнала ли ты это?
— В эту ночь, госпожа маркиза.
— И где?
— Этого я не смогла узнать, потому что герцогиня и ее кавалер удалились от места, где я наблюдала за ними, и медленно пошли вдоль окраины леса. Они говорили так тихо, что я уже не могла их слышать.
— Это очень досадно, Гортензия.
— Надо полагать, что свидание будет здесь, в Венсене, потому что я при прощании слышала слова: «Итак, до свиданья в полночь!» После этих слов герцогиня, которую неподалеку ожидала горничная, отправилась с ней окольными путями в замок, а незнакомец скрылся в чаще леса.
— Эта история крайне романтична!
— Я поторопилась уйти незамеченной и в сумерки пробралась обратно в замок, чтобы сообщить вам об этом странном случае.
— Спасибо тебе, ты оказала мне услугу, и я хочу наградить тебя, — сказала обрадованная маркиза. Сняв с пальца дорогое кольцо, она подала его счастливой горничной, поцеловавшей в знак благодарности руку.
— Скорее, Гортензия, пошли мне Франсуа и скажи, чтобы он сейчас же оседлал себе лошадь.
— Франсуа во дворе, я сию минуту передам ему ваше приказание.
— Пусть он поторопится и придет ко мне, я дам ему поручение! — закричала вслед горничной маркиза. Потом она взяла лист бумаги и написала:
«Вы хорошо сделаете, ваша эминенция, если немедленно по получении этих строк, отправитесь к королю и убедите его посетить замок Венсен. Сегодня ночью здесь назначено свидание, которое надо накрыть во что бы то ни стало! Итак, поспешность и осторожность, первая — чтобы вам не опоздать, вторая, — чтобы приезд короля не стал известным прежде времени».
Оставив письмо без подписи, маркиза сложила и запечатала его. В это время вошел Франсуа.
— Оседлана у тебя лошадь?
— Лошадь готова, госпожа маркиза.
— Сейчас же садись на нее и скачи как можно скорее в Париж.
— Меньше чем за полчаса я буду в Лувре!
— Немедленно по прибытии отправляйся к кардиналу и передай ему это письмо, но только в собственные руки, понимаешь?
— Слушаю, госпожа маркиза.
— Потом ты поспешишь привезти мне ответ господина кардинала.
— Ваше приказание будет исполнено, госпожа маркиза.
— Смотри же, хорошенько спрячь письмо и никому не показывай его.
Слуга с поклоном принял письмо и вышел, чтобы исполнить поручение придворной дамы.
— На этот раз король приедет вовремя, — проговорила маркиза и встала, чтобы заняться своим туалетом. Она собиралась к королеве с намерением остаться при ней весь вечер, несмотря на то, что сегодня не была в числе дежурных дам. На случай же, если бы Анна Австрийская вздумала бы выказать удивление такому рвению к службе, она приготовилась отделаться лестью и уверить королеву, что в тот день, когда ей суждено быть вдали от ее величества, она чувствует себя очень несчастной!
Франсуа, выехав из замка на большую парижскую дорогу, пришпорил своего коня и около десяти часов прибыл в Лувр. Он прямо отправился к кардиналу, но, к величайшей своей досаде, не нашел его дома. После многих расспросов он, наконец, добился от камердинера, что Ришелье в Люксембургском дворце, у королевы-матери.
Не теряя ни минуты, Франсуа снова вскочил на лошадь и понесся по улицам Парижа к Люксембургскому дворцу.
Он объявил слугам, что ему необходимо видеть кардинала по очень важному, не терпящему отлагательства делу, но пока они совещались между собой и пока решились, наконец, доложить кардиналу, прошло еще добрых полчаса.
Франсуа передал Ришелье письмо маркизы, и ему показалось, что кардинал остался доволен им.
— Передай своей госпоже, — сказал он, — что я постараюсь все устроить. Мою благодарность я надеюсь вскоре передать маркизе лично.
Франсуа поклонился и хотел удалиться.
— Одно слово! — крикнул кардинал, — ты сейчас же отправляешься обратно в Венсен?
— Я должен отвезти маркизе ответ вашей эминенции.
— Не проговорись же там, к кому и зачем ты ездил в Париж, слышишь?
— Слушаю, ваша эминенция, — отвечал Франсуа и вышел, чтобы отправиться в обратный путь. Проехав заставу, он слышал, как на городских башнях пробило одиннадцать часов.
Кардинал, под предлогом важных государственных дел, попрощался с королевой-матерью, которую не находил нужным посвящать в свои планы, и возвратился в Лувр. Ровно в одиннадцать часов он был в покоях короля. Чтобы успеть к полуночи в замок Венсен, нельзя было терять ни минуты.
Ришелье вошел без доклада. Увидев его, Людовик подумал, что он пришел мучить его разговорами о делах государственных, поэтому вздохнул с облегчением, когда кардинал заговорил о чудной весенней ночи и о необходимости королю развлечься и устроить охоту.
— Мне кажется, ваша эминенция, — перебил его Людовик, что вы не без намерения говорите о развлечениях.
— А если бы и действительно было так, сир, вы бы рассердились на меня?
— Нисколько, но я желал бы только знать ваши замыслы.
— Позвольте мне лучше молчать, ваше величество.
— Я настаиваю на том, чтобы вы мне все рассказали, ваша эминенция. Если хотите, чтобы я завтра охотился в Венсене, вы должны быть откровенны.
— В Венсене превосходно, сир! И уже завтра!
— Причину, ваша эминенция, я хочу знать причину вашего желания! Опять интрига?
— Вовсе нет, сир! Я осмеливаюсь только просить вас отправиться как можно скорее в Венсен, я позабочусь, чтобы охотничья свита отправилась через несколько часов, так что завтра с рассветом вы можете предаться вашей любимой забаве!
— Но вы не хотите или не можете объяснить мне все подробнее.
— Я повторяю только просьбу, сир, сейчас же ехать и неожиданно появиться в Венсенском замке.
— Вы проводите меня, ваша эминенция?
— Дела не позволяют мне этого, сир!
Король испытующе посмотрел на кардинала, как бы пробуя прочитать что-нибудь на неподвижном его лице.
— Вы находите, что развлечение для меня полезно, восхваляете сияющую звездами теплую ночь, хотите через несколько часов выслать вслед за мною свиту… Все это возбуждает мое любопытство, и я соглашаюсь на ваше предложение, господин кардинал.
Кардинал взглянул на золотые часы, стоявшие на камине.
— Больше половины двенадцатого, — сказал он, — времени терять нельзя.
Король приказал подавать карету, и через несколько минут он уже садился в нее и велел кучеру ехать в Венсенский замок.
В то время, когда маркиза де Вернейль слушала донесение своей горничной и отправляла письмо кардиналу, герцогиня де Шеврез нашла случай остаться на несколько минут наедине с Анной Австрийской, пока две другие статс-дамы занимались своим вечерним туалетом. Королева перед тем изъявила желание пойти в сторожевую башню подышать на платформе теплым весенним воздухом и полюбоваться оттуда чудным небом и сияющими звездами. Статс-дамы должны были проводить ее туда. Хотя королева обыкновенно брала с собою на платформу только донну Эстебанью, им тем не менее следовало находиться поблизости, в нижнем этаже башни.
— Простите, ваше величество, — тихо сказала герцогиня де Шеврез, когда осталась с глазу на глаз с Анной Австрийской. — Простите, если то, что я передам вам, в первую минуту удивит и, быть может, испугает вас!
— Неужели и здесь, в этом уединенном месте, у вас находятся для меня сюрпризы, герцогиня? — улыбаясь и не подозревая ничего, спросила королева.
— А ваше величество не рассердится на меня, если мой сюрприз не удостоится вашего одобрения?
— Я знаю, что вы искренне мне преданы, что вы любите меня, герцогиня.
— Эти слова осчастливили меня, ваше величество, да, я люблю вас, я искренне люблю и почитаю вас, — сказала статс-дама и опустилась на колени перед Анной Австрийской, протянувшей ей руки, чтобы поднять ее.
— Говорите, герцогиня, какое вы имеете необыкновенное поручение ко мне, так сильно вас взволновавшее?
Придворная дама оглянулась по сторонам и, уверившись, что в комнате никого нет и что никто их не подслушивает, прошептала:
— Герцог Бекингэм здесь, в Венсене, ваше величество!
Анна Австрийская вздрогнула и отступила шаг назад,
— К чему объявляете вы мне это, герцогиня?
— Простите, не гневайтесь, ваше величество! Час тому назад герцог прибыл сюда, я видела его и говорила с ним.
— Неосторожный! Что привело его сюда?
— Он умоляет о нескольких минутах свидания! Я также не одобрила его поступка и отказала ему в моем содействии, но он растрогал меня своими просьбами, своим отчаяньем! О, ваше величество, герцог очень несчастен!
Анна Австрийская отвернулась.
— Скажите герцогу, — отвечала она тихим, заметно дрожащим голосом, — что я не хочу и не должна его слушать! Я запрещаю ему всякие попытки видеть меня и ожидаю от него, если он действительно меня любит и уважает, что он не будет стараться встретиться со мной украдкой. Спешите, герцогиня, скажите это безрассудному ослепленному страстью человеку, забывающему, что он рискует честью женщины. Скажите ему, чтобы он в эту же ночь оставил Венсен! Вы не решаетесь, герцогиня?
— Будьте милостивы, пожалейте его, ваше величество, — тихо умоляла герцогиня, — поверьте мне, он тяжело страдает! Он имеет только одно желание, одну просьбу: видеть вас и говорить с вами в последний раз, и потом проститься! О, не будьте жестоки, ваше величество! Умоляю вас, согласитесь выслушать его.
— Ни слова больше, герцогиня, если не хотите испытать мою немилость, — воскликнула Анна Австрийская. — Я приказываю вам сейчас же позаботиться о том, чтобы герцог Бекингэм оставил замок! Бывать в Париже я не могу ему воспрепятствовать, Париж велик и открыт для герцога Бекингэма, как для всякого другого, но я не хочу, чтобы он был здесь, в замке, так близко от меня, я не смею встречаться и говорить с ним!
— А если уже поздно, ваше величество, если герцог в своем отчаяньи не послушает меня? О, вы не знаете, какие муки терзают его сердце!
— Кто это вам сказал, герцогиня? Так скажите тому, о ком вы говорите, что я окружена шпионами и изменниками, что кардинал Ришелье только и ждет случая погубить меня! Скажите ему все это, герцогиня, и прибавьте, что я ожидаю от него поступка, подобающего честному и благородному человеку.