Страница:
— Я не знаю, что мне отвечать на все эти вопросы, — сказал толстяк.
— Так вы, быть может, знаете, кто сейчас был у госпожи обергофмейстерины?
— Как могу я знать это, господин барон?
— То есть, не хотите отгадать, старый плутишка! Молодая девушка, мадемуазель Жозефина, так назвала она себя, новая придворная судомойка.
— Новая придворная судомойка! Кто ее назначил на это место? — воскликнул в сильном волнении Пипо. — Кто это решил? У меня действительно была девушка на испытании, кажется, ее звали Жозефина.
— На испытании? Полно, мне известно, что вы хотели испытать. Не делайте таких негодующих жестов, мы ведь знаем друг друга, но на этот раз эта шутка может дорого вам обойтись!
— Так эта дурочка в самом деле была у госпожи…
— У госпожи обергофмейстерины! А точно ли новая придворная судомойка дурочка — это еще вопрос, мне кажется, она очень умная, скромная девушка, и с ней нельзя позволять вести себя неприлично.
— Как, вы, надеюсь, не думаете, господин барон?
— Я думаю только, что будет лучше, если вы постараетесь владеть собой и не допускать подобных вольностей. Там, в кабинете, очень сердятся на вас, и только по просьбе мадемуазель Жозефины вас не выгнали со скандалом из Лувра!
Пипо не верил своим ушам, он совершенно растерялся от злости и досады.
— Новая придворная судомойка, — повторял он, — кто ее назначил? Я не хочу ее, ни за что не хочу, господин мушкетер. Я возьму опять старушку, мне не нужно этой мадемуазель Жозефины!
— Теперь это не от вас уже зависит, достойнейший господин Пипо, мадемуазель Жозефина уже утверждена в своей новой должности.
— Утверждена в должности? А от кого эта должность зависит, если не от меня, позвольте спросить!
— Обстоятельства изменились, любезный Пипо! Новая придворная судомойка не вам обязана своим местом, а скорее вы ей обязаны вашим, потому что не проси она за вас, я был бы вынужден сию же минуту вывести вас из Лувра! Вы поняли, надеюсь? Смотрите же, я предупредил вас, и советую не упускать из виду ваших собственных интересов! А затем, прощайте!
Мушкетер пошел к выходу, а управляющий безмолвно смотрел ему вслед с открытым ртом.
XVII. БАШНЯ В ЗАМКЕ
XVIII. ЗАГОВОР В ЛЮКСЕМБУРГСКОМ ДВОРЦЕ
XIX. ТЕЛОХРАНИТЕЛИ КАРДИНАЛА
— Так вы, быть может, знаете, кто сейчас был у госпожи обергофмейстерины?
— Как могу я знать это, господин барон?
— То есть, не хотите отгадать, старый плутишка! Молодая девушка, мадемуазель Жозефина, так назвала она себя, новая придворная судомойка.
— Новая придворная судомойка! Кто ее назначил на это место? — воскликнул в сильном волнении Пипо. — Кто это решил? У меня действительно была девушка на испытании, кажется, ее звали Жозефина.
— На испытании? Полно, мне известно, что вы хотели испытать. Не делайте таких негодующих жестов, мы ведь знаем друг друга, но на этот раз эта шутка может дорого вам обойтись!
— Так эта дурочка в самом деле была у госпожи…
— У госпожи обергофмейстерины! А точно ли новая придворная судомойка дурочка — это еще вопрос, мне кажется, она очень умная, скромная девушка, и с ней нельзя позволять вести себя неприлично.
— Как, вы, надеюсь, не думаете, господин барон?
— Я думаю только, что будет лучше, если вы постараетесь владеть собой и не допускать подобных вольностей. Там, в кабинете, очень сердятся на вас, и только по просьбе мадемуазель Жозефины вас не выгнали со скандалом из Лувра!
Пипо не верил своим ушам, он совершенно растерялся от злости и досады.
— Новая придворная судомойка, — повторял он, — кто ее назначил? Я не хочу ее, ни за что не хочу, господин мушкетер. Я возьму опять старушку, мне не нужно этой мадемуазель Жозефины!
— Теперь это не от вас уже зависит, достойнейший господин Пипо, мадемуазель Жозефина уже утверждена в своей новой должности.
— Утверждена в должности? А от кого эта должность зависит, если не от меня, позвольте спросить!
— Обстоятельства изменились, любезный Пипо! Новая придворная судомойка не вам обязана своим местом, а скорее вы ей обязаны вашим, потому что не проси она за вас, я был бы вынужден сию же минуту вывести вас из Лувра! Вы поняли, надеюсь? Смотрите же, я предупредил вас, и советую не упускать из виду ваших собственных интересов! А затем, прощайте!
Мушкетер пошел к выходу, а управляющий безмолвно смотрел ему вслед с открытым ртом.
XVII. БАШНЯ В ЗАМКЕ
Внезапное появление Эстебаньи с неожиданной вестью о прибытии в замок короля привело находившихся в башне в невообразимое смятение и ужас.
Никому и в голову не приходило, чтобы королю вздумалось явиться в замок в такой поздний час. Что могло быть причиной его внезапного прибытия в Венсен?
Бекингэм упал к ногам растерявшейся от страха королевы, прижал ее дрожащие похолодевшие руки к своим горячим губам и еще раз напомнил о данном ему обещании.
— Ради самого Бога уходите, господин герцог, — торопила Эстебанья, поддерживая королеву и подводя ее к креслам, — уходите скорее, или мы все погибнем!
Бекингэм встал и поспешно вышел в соседнюю комнату, чтобы переждать неожиданное посещение короля.
Едва он успел скрыться в темноте, как послышались скорые шаги короля и, прежде чем Анна Австрийская успела овладеть собою, дверь с силой распахнулась.
На пороге появился король, за ним стояли три солдата с факелами.
Людовик быстро приблизился к королеве.
— Я очень удивлен, находя вас в этой отдаленной башне, ваше величество, в такой поздний час ночи, — сказал он, — но что случилось здесь? Вы расстроены, обергофмейстерина — в слезах.
— Простите, сир, — с трудом выговорила донна Эстебанья, — ее величество и я совершенно растерялись от недавнего испуга.
— Мне показалось, что я слышал здесь крик. Что случилось?
— Странное таинственное привидение, сир, — прерывистым голосом произнесла донна Эстебанья.
— Привидение?.. И оно так испугало, так поразило вас, ваше величество, что вы не можете прийти в себя? О, какой досадный случай, он может повредить вашему здоровью! Я сейчас распоряжусь, чтобы на будущее вы не подвергались таким испугам…
Король отворил дверь…
— Немедленно окружить башню, поставить караул ко всем выходам и обыскать ее сверху донизу! — приказал он и снова обратился к обеим дамам, совершенно окаменевшим при этом приказании.
— Какого рода было привидение, так испугавшее вас? — спросил он, отчеканивая слова и пристально глядя на королеву.
— Я была слишком встревожена, сир, а потому не могу обстоятельно отвечать вам…
— Так может быть обергофмейстерина лучше рассмотрела его? Мы не верим привидениям, и хотя нам говорили несколько раз, что в башне расхаживает дух герцога де Куртри, мы очень желали бы ближе с ним познакомиться и удостовериться, что этот дух не обладает плотью. Хорошо, что мы успели именно к часу духов и привидений. Во всяком случае, с вашей стороны было слишком смело и неосторожно идти ночью в эту башню с одной только обергофмейстериной…
— Мне хотелось, сир, подышать свежим ночным воздухом на верхней платформе, — отвечала Анна Австрийская, делая над собой усилие. — Я совсем не предполагала, что ваше величество приедет сегодня!..
— В таком случае позвольте мне проводить вас на платформу и на короткое время оставить там с обергофмейстериной! — сказал Людовик, предлагая королеве руку. — Я вскоре возвращусь к вам, но прежде я желаю сам видеть, что вас испугало и какого рода привидения разгуливают в башне.
Анна Австрийская, оставшись на платформе с Эстебаньей, была в лихорадочном волнении. Знал ли король о присутствии Бекингэма в Венсене? Она то отчаивалась, думая, что ему все известно, то надеялась, что простой случай привел его сюда так неожиданно. Тихо рыдая, бросилась она в объятия своей подруги, любовно прижавшей ее к своей груди.
— Я в отчаянии, я в смертельном страхе, Эстебанья! Вдруг король найдет его? Ведь он не мог уйти из башни, если все выходы заняли часовые! Слушай, что это? Выстрел?
— Нет, нет, это престо сильно ударили дверью. Как вы взволнованны, Анна! Умоляю вас, успокойтесь, вы заболеете.
— Я ужасно боюсь, эта неизвестность убивает меня, Эстебанья! Я жду чего-то ужасного!..
— Будем надеяться на милость Божью и на помощь его, Анна. Взгляните на звездное небо, там ищите покоя и мира. Молитесь, и Господь поможет вам преодолеть ваш страх, спаси и защити, Господи, вас и его!..
— Ты права!.. Спаси его, Боже! — прошептала королева, молитвенно сложив руки и устремив взор к небу.
Маркиза де Вернейль втайне торжествовала при неожиданном для всех, кроме нее, появлении короля. Глаза ее встретились с вопросительным взором герцогини де Шеврез, но на безмолвный вопрос она ответила гордым пренебрежительным взглядом.
Когда же по приказанию короля ко всем выходам башни были поставлены часовые, на холодно-надменном лице маркизы промелькнула улыбка удовольствия и уверенности в успехе. Герцогиня налету поймала эту улыбку и поняла, что этой сценой все обязаны маркизе де Вернейль, хотя и трудно было догадаться, как она могла узнать о тайне этой ночи.
В это время в комнату вошел король и, обращаясь к маркизе, поручил ей идти на платформу к королеве и оставаться при ней до его возвращения.
Это отличие со стороны короля еще более утвердило герцогиню де Шеврез в ее подозрениях относительно маркизы, но с другой стороны, она была очень рада, что распоряжение это удаляло де Вернейль. Вблизи королевы она была теперь безвредна, тогда как герцогине ее отсутствие давало возможность действовать, не опасаясь, что за каждым шагом ее наблюдают. Добродушной и ничего не подозревавшей маркизы д'Алансон она не остерегалась. Если была еще возможность спасти герцога Бекингэма, то она одна могла исполнить это, одна она могла дать ему возможность бежать. Если около отдаленной маленькой двери, в которую она впустила Бекингэма и ключ от которой был у нее, забыли поставить часовых, то герцог спасен!
Но как удостовериться в этом? Она не решилась идти к этому отдаленному выходу по наполненным солдатами коридорам, гораздо безопаснее было выйти незамеченной из башни и вне замка осторожно пробраться к уединенной двери, на которую у нее была единственная надежда.
Под предлогом внезапной дурноты, она вышла из комнаты, оставив в ней маркизу д'Алансон с несколькими пажами, и возвратилась в замок. Там внезапный приезд короля произвел страшную суматоху. Адъютанты, камергеры, лакеи бегали и суетились, отдавали и исполняли приказания, хлопотали по приведению в порядок апартаментов короля. Это благоприятствовало намерениям герцогини де Шеврез. Никто не обращал на нее внимания, так как каждый был занят своим делом.
Ей удалось незаметно оставить замок и, преодолевая страх, направиться в самую отдаленную его часть, где находилась заветная маленькая дверь.
Ее сердце трепетало, когда она, беспрестанно оглядываясь, пробиралась вдоль мрачной почерневшей от времени стены, приближаясь к месту, где должна была решиться участь герцога и королевы. Если надежда обманет СС, ВСС погибло! Другого пути для спасения не было, так как во всех коридорах и на выходах из замка были выставлены двойные караулы.
Герцогиня повернула за угол, и крик неожиданного испуга сорвался с ее губ. Не более чем в десяти шагах от нее, у самой двери, опершись на шпагу, стоял часовой. К счастью, он не заметил герцогиню, немедленно скрывшуюся за поворотом стены.
Рухнула последняя надежда, и невозможно было теперь спасти Бекингэма. Король не забыл об этой отдаленной, почти заброшенной двери!
Герцогиня стояла в отчаянии и нерешительности. Она не смела возвратиться в замок, где должны были произойти ужасные сцены, последствия которых нельзя было даже предвидеть.
Но вдруг у нее мелькнула мысль — идти немедленно наверх к королеве, и в случае катастрофы, если бы король нашел герцога Бекингэма, пожертвовать собой ради Анны Австрийской, отдать свою честь за спасение чести королевы! Если она скажет, что имела свидание с герцогом в башне, то хотя и лишится доброго имени в глазах всего двора, но королева будет спасена, а это было главное, это все перевешивало.
Она поспешила обратно в замок и поднялась на платформу к королеве. Маркиза де Вернейль первой встретила ее, и герцогиня отвечала на льстивые слова предательницы так непринужденно и весело, как будто на сердце у нее не было никакой заботы.
— Какое известие принесли вы нам, герцогиня? — спросила маркиза, — не нашлось ли привидение?
— До сих пор еще ничего не нашлось, маркиза, и меня, признаюсь, крайне удивляет, что вы, как мне кажется, серьезно предполагаете возможность найти что-нибудь.
— Вам, конечно, известно, любезная герцогиня, что привидения бывают разного рода!
— Вы говорите, вероятно, о таких, какие были в моде во времена герцога Кончини, маркиза? Я полагаю, что уже слишком старо и не соответствует нашему времени.
— Это горькая истина, отнесенная на мой счет, в большей степени касается вас, нежели меня. Несмотря на вашу мнимую уверенность, я все-таки полагаю» что поиски не будут тщетными, и привидение, сегодня в сумерки прогуливавшееся с вами по лесу, непременно найдется в башне…
Герцогиня невольно вздрогнула, маркиза заметила это и осталась очень довольна результатом своих слов.
— Прогулка, о которой вы упомянули, касается только меня, маркиза. Я понимаю, что вы хотите оскорбить меня, но вам это не удастся, точно так же, как не удастся ничего достигнуть разыгранным благодаря вам ночным спектаклем.
— Ну, это еще вопрос, любезная герцогиня. Пословица говорит: конец венчает дело, а мы еще не дошли до конца и, откровенно сознаюсь, я с нетерпением и любопытством жду финала!
— Смотрите, не обманитесь в своих ожиданиях, маркиза!
— О, это напрасное предостережение. То, чего я ожидаю, так верно и несомненно, что ошибка тут немыслима! Я должна признаться, герцогиня, что мне очень нравится это состояние тревожного ожидания, оно вносит маленькую изюминку в нашу скучную однообразную жизнь, способную довести человека до апатии. Не правду ли я говорю? Но постойте! Слышите? Сюда идут! Герцогиня де Шеврез испугалась. Обыск сторожевой башни был окончен, ужасная неизвестность должна была сию минуту закончиться, но что предстояло им узнать?
Королева, едва владевшая собою от мучительного страха и ожидания, также услышала голоса и обернулась к ведущей на платформу двери.
— Король, — шепнула торжествующая маркиза де Вернейль, когда дверь распахнулась.
Герцогиня де Шеврез собрала все свои силы и приготовилась в решительную минуту своим вмешательством спасти королеву.
Но напрасно взоры всех дам искали позади короля герцога Бекингэма. Там стояли только факельщики, офицеры и несколько камергеров. Лицо Людовика несколько прояснилось, он подошел к королеве и подал ей руку:
— Теперь вы можете спокойно сойти со мной, ваше величество. Надо полагать, что вас испугала фантазия вашего расстроенного воображения, возбужденного ночным часом и не совсем обыкновенной обстановкой, — сказал король. — Мы обыскали замок сверху донизу, как нельзя более тщательно, и не нашли и тени привидения герцога!
Анна Австрийская не верила ушам своим, она вся дрожала от радостного волнения. Герцогиня де Шеврез также вздохнула свободно, хотя еще и не могла дать себе отчет в случившемся.
— Я очень утомлена, сир, — сказала королева.
— Поэтому я и хочу проводить вас, чтобы вы отдохнули и успокоились, а завтра, я очень прошу вас, ваше величество, принять участие в охоте, для которой, собственно, я и приехал так неожиданно. Надеюсь, вы не откажете мне в моей просьбе?
— Ваша просьба, сир, для меня приказание, — отвечала Анна Австрийская, спускаясь с королем по освещенной лестнице башни. В это время раздававшийся во дворе мелодичный звук охотничьих рогов дал знать о прибытии свиты короля для участия в предстоящей завтра охоте.
— Мне кажется, маркиза, — насмешливо произнесла герцогиня де Шеврез, — что мое предостережение было не напрасно, и вы несколько обманулись в ваших ожиданиях. Привидение успело вовремя сделаться невидимым!
— Перехитрили! — проговорила со скрытой злобой маркиза де Вернейль.
Никому и в голову не приходило, чтобы королю вздумалось явиться в замок в такой поздний час. Что могло быть причиной его внезапного прибытия в Венсен?
Бекингэм упал к ногам растерявшейся от страха королевы, прижал ее дрожащие похолодевшие руки к своим горячим губам и еще раз напомнил о данном ему обещании.
— Ради самого Бога уходите, господин герцог, — торопила Эстебанья, поддерживая королеву и подводя ее к креслам, — уходите скорее, или мы все погибнем!
Бекингэм встал и поспешно вышел в соседнюю комнату, чтобы переждать неожиданное посещение короля.
Едва он успел скрыться в темноте, как послышались скорые шаги короля и, прежде чем Анна Австрийская успела овладеть собою, дверь с силой распахнулась.
На пороге появился король, за ним стояли три солдата с факелами.
Людовик быстро приблизился к королеве.
— Я очень удивлен, находя вас в этой отдаленной башне, ваше величество, в такой поздний час ночи, — сказал он, — но что случилось здесь? Вы расстроены, обергофмейстерина — в слезах.
— Простите, сир, — с трудом выговорила донна Эстебанья, — ее величество и я совершенно растерялись от недавнего испуга.
— Мне показалось, что я слышал здесь крик. Что случилось?
— Странное таинственное привидение, сир, — прерывистым голосом произнесла донна Эстебанья.
— Привидение?.. И оно так испугало, так поразило вас, ваше величество, что вы не можете прийти в себя? О, какой досадный случай, он может повредить вашему здоровью! Я сейчас распоряжусь, чтобы на будущее вы не подвергались таким испугам…
Король отворил дверь…
— Немедленно окружить башню, поставить караул ко всем выходам и обыскать ее сверху донизу! — приказал он и снова обратился к обеим дамам, совершенно окаменевшим при этом приказании.
— Какого рода было привидение, так испугавшее вас? — спросил он, отчеканивая слова и пристально глядя на королеву.
— Я была слишком встревожена, сир, а потому не могу обстоятельно отвечать вам…
— Так может быть обергофмейстерина лучше рассмотрела его? Мы не верим привидениям, и хотя нам говорили несколько раз, что в башне расхаживает дух герцога де Куртри, мы очень желали бы ближе с ним познакомиться и удостовериться, что этот дух не обладает плотью. Хорошо, что мы успели именно к часу духов и привидений. Во всяком случае, с вашей стороны было слишком смело и неосторожно идти ночью в эту башню с одной только обергофмейстериной…
— Мне хотелось, сир, подышать свежим ночным воздухом на верхней платформе, — отвечала Анна Австрийская, делая над собой усилие. — Я совсем не предполагала, что ваше величество приедет сегодня!..
— В таком случае позвольте мне проводить вас на платформу и на короткое время оставить там с обергофмейстериной! — сказал Людовик, предлагая королеве руку. — Я вскоре возвращусь к вам, но прежде я желаю сам видеть, что вас испугало и какого рода привидения разгуливают в башне.
Анна Австрийская, оставшись на платформе с Эстебаньей, была в лихорадочном волнении. Знал ли король о присутствии Бекингэма в Венсене? Она то отчаивалась, думая, что ему все известно, то надеялась, что простой случай привел его сюда так неожиданно. Тихо рыдая, бросилась она в объятия своей подруги, любовно прижавшей ее к своей груди.
— Я в отчаянии, я в смертельном страхе, Эстебанья! Вдруг король найдет его? Ведь он не мог уйти из башни, если все выходы заняли часовые! Слушай, что это? Выстрел?
— Нет, нет, это престо сильно ударили дверью. Как вы взволнованны, Анна! Умоляю вас, успокойтесь, вы заболеете.
— Я ужасно боюсь, эта неизвестность убивает меня, Эстебанья! Я жду чего-то ужасного!..
— Будем надеяться на милость Божью и на помощь его, Анна. Взгляните на звездное небо, там ищите покоя и мира. Молитесь, и Господь поможет вам преодолеть ваш страх, спаси и защити, Господи, вас и его!..
— Ты права!.. Спаси его, Боже! — прошептала королева, молитвенно сложив руки и устремив взор к небу.
Маркиза де Вернейль втайне торжествовала при неожиданном для всех, кроме нее, появлении короля. Глаза ее встретились с вопросительным взором герцогини де Шеврез, но на безмолвный вопрос она ответила гордым пренебрежительным взглядом.
Когда же по приказанию короля ко всем выходам башни были поставлены часовые, на холодно-надменном лице маркизы промелькнула улыбка удовольствия и уверенности в успехе. Герцогиня налету поймала эту улыбку и поняла, что этой сценой все обязаны маркизе де Вернейль, хотя и трудно было догадаться, как она могла узнать о тайне этой ночи.
В это время в комнату вошел король и, обращаясь к маркизе, поручил ей идти на платформу к королеве и оставаться при ней до его возвращения.
Это отличие со стороны короля еще более утвердило герцогиню де Шеврез в ее подозрениях относительно маркизы, но с другой стороны, она была очень рада, что распоряжение это удаляло де Вернейль. Вблизи королевы она была теперь безвредна, тогда как герцогине ее отсутствие давало возможность действовать, не опасаясь, что за каждым шагом ее наблюдают. Добродушной и ничего не подозревавшей маркизы д'Алансон она не остерегалась. Если была еще возможность спасти герцога Бекингэма, то она одна могла исполнить это, одна она могла дать ему возможность бежать. Если около отдаленной маленькой двери, в которую она впустила Бекингэма и ключ от которой был у нее, забыли поставить часовых, то герцог спасен!
Но как удостовериться в этом? Она не решилась идти к этому отдаленному выходу по наполненным солдатами коридорам, гораздо безопаснее было выйти незамеченной из башни и вне замка осторожно пробраться к уединенной двери, на которую у нее была единственная надежда.
Под предлогом внезапной дурноты, она вышла из комнаты, оставив в ней маркизу д'Алансон с несколькими пажами, и возвратилась в замок. Там внезапный приезд короля произвел страшную суматоху. Адъютанты, камергеры, лакеи бегали и суетились, отдавали и исполняли приказания, хлопотали по приведению в порядок апартаментов короля. Это благоприятствовало намерениям герцогини де Шеврез. Никто не обращал на нее внимания, так как каждый был занят своим делом.
Ей удалось незаметно оставить замок и, преодолевая страх, направиться в самую отдаленную его часть, где находилась заветная маленькая дверь.
Ее сердце трепетало, когда она, беспрестанно оглядываясь, пробиралась вдоль мрачной почерневшей от времени стены, приближаясь к месту, где должна была решиться участь герцога и королевы. Если надежда обманет СС, ВСС погибло! Другого пути для спасения не было, так как во всех коридорах и на выходах из замка были выставлены двойные караулы.
Герцогиня повернула за угол, и крик неожиданного испуга сорвался с ее губ. Не более чем в десяти шагах от нее, у самой двери, опершись на шпагу, стоял часовой. К счастью, он не заметил герцогиню, немедленно скрывшуюся за поворотом стены.
Рухнула последняя надежда, и невозможно было теперь спасти Бекингэма. Король не забыл об этой отдаленной, почти заброшенной двери!
Герцогиня стояла в отчаянии и нерешительности. Она не смела возвратиться в замок, где должны были произойти ужасные сцены, последствия которых нельзя было даже предвидеть.
Но вдруг у нее мелькнула мысль — идти немедленно наверх к королеве, и в случае катастрофы, если бы король нашел герцога Бекингэма, пожертвовать собой ради Анны Австрийской, отдать свою честь за спасение чести королевы! Если она скажет, что имела свидание с герцогом в башне, то хотя и лишится доброго имени в глазах всего двора, но королева будет спасена, а это было главное, это все перевешивало.
Она поспешила обратно в замок и поднялась на платформу к королеве. Маркиза де Вернейль первой встретила ее, и герцогиня отвечала на льстивые слова предательницы так непринужденно и весело, как будто на сердце у нее не было никакой заботы.
— Какое известие принесли вы нам, герцогиня? — спросила маркиза, — не нашлось ли привидение?
— До сих пор еще ничего не нашлось, маркиза, и меня, признаюсь, крайне удивляет, что вы, как мне кажется, серьезно предполагаете возможность найти что-нибудь.
— Вам, конечно, известно, любезная герцогиня, что привидения бывают разного рода!
— Вы говорите, вероятно, о таких, какие были в моде во времена герцога Кончини, маркиза? Я полагаю, что уже слишком старо и не соответствует нашему времени.
— Это горькая истина, отнесенная на мой счет, в большей степени касается вас, нежели меня. Несмотря на вашу мнимую уверенность, я все-таки полагаю» что поиски не будут тщетными, и привидение, сегодня в сумерки прогуливавшееся с вами по лесу, непременно найдется в башне…
Герцогиня невольно вздрогнула, маркиза заметила это и осталась очень довольна результатом своих слов.
— Прогулка, о которой вы упомянули, касается только меня, маркиза. Я понимаю, что вы хотите оскорбить меня, но вам это не удастся, точно так же, как не удастся ничего достигнуть разыгранным благодаря вам ночным спектаклем.
— Ну, это еще вопрос, любезная герцогиня. Пословица говорит: конец венчает дело, а мы еще не дошли до конца и, откровенно сознаюсь, я с нетерпением и любопытством жду финала!
— Смотрите, не обманитесь в своих ожиданиях, маркиза!
— О, это напрасное предостережение. То, чего я ожидаю, так верно и несомненно, что ошибка тут немыслима! Я должна признаться, герцогиня, что мне очень нравится это состояние тревожного ожидания, оно вносит маленькую изюминку в нашу скучную однообразную жизнь, способную довести человека до апатии. Не правду ли я говорю? Но постойте! Слышите? Сюда идут! Герцогиня де Шеврез испугалась. Обыск сторожевой башни был окончен, ужасная неизвестность должна была сию минуту закончиться, но что предстояло им узнать?
Королева, едва владевшая собою от мучительного страха и ожидания, также услышала голоса и обернулась к ведущей на платформу двери.
— Король, — шепнула торжествующая маркиза де Вернейль, когда дверь распахнулась.
Герцогиня де Шеврез собрала все свои силы и приготовилась в решительную минуту своим вмешательством спасти королеву.
Но напрасно взоры всех дам искали позади короля герцога Бекингэма. Там стояли только факельщики, офицеры и несколько камергеров. Лицо Людовика несколько прояснилось, он подошел к королеве и подал ей руку:
— Теперь вы можете спокойно сойти со мной, ваше величество. Надо полагать, что вас испугала фантазия вашего расстроенного воображения, возбужденного ночным часом и не совсем обыкновенной обстановкой, — сказал король. — Мы обыскали замок сверху донизу, как нельзя более тщательно, и не нашли и тени привидения герцога!
Анна Австрийская не верила ушам своим, она вся дрожала от радостного волнения. Герцогиня де Шеврез также вздохнула свободно, хотя еще и не могла дать себе отчет в случившемся.
— Я очень утомлена, сир, — сказала королева.
— Поэтому я и хочу проводить вас, чтобы вы отдохнули и успокоились, а завтра, я очень прошу вас, ваше величество, принять участие в охоте, для которой, собственно, я и приехал так неожиданно. Надеюсь, вы не откажете мне в моей просьбе?
— Ваша просьба, сир, для меня приказание, — отвечала Анна Австрийская, спускаясь с королем по освещенной лестнице башни. В это время раздававшийся во дворе мелодичный звук охотничьих рогов дал знать о прибытии свиты короля для участия в предстоящей завтра охоте.
— Мне кажется, маркиза, — насмешливо произнесла герцогиня де Шеврез, — что мое предостережение было не напрасно, и вы несколько обманулись в ваших ожиданиях. Привидение успело вовремя сделаться невидимым!
— Перехитрили! — проговорила со скрытой злобой маркиза де Вернейль.
XVIII. ЗАГОВОР В ЛЮКСЕМБУРГСКОМ ДВОРЦЕ
— Вы получили мое приглашение, герцог? — спросила Мария Медичи вошедшего в ее кабинет д'Эпернона, низко поклонившегося ей и герцогу Орлеанскому, брату Людовика ХШ.
— Как видите, ваше величество, я исполняю ваш приказ, и маркиз де Шале также будет иметь честь явиться к вам…
— Садитесь, любезный герцог, я намерена собрать здесь совет, и разговор наш будет касаться на этот раз не произведений искусства, а предметов гораздо более важных, касающихся блага государства и престола! Я чувствую, что старею, и это заставляет меня приступить к решительным действиям…
— Не сочтите за лесть, ваше величество, если я осмелюсь утверждать, что вы вполне сумели сохранить всю силу и свежесть молодости так же, как и ваш всесторонний ум и верный проницательный взгляд.
— Благодарю, любезный герцог, благодарю! Но, несмотря на это, годы безостановочно подвигаются вперед, и герцог Гастон прав, обращая внимание мое на вещи, которые я должна исполнить, пока владею еще всеми моими способностями!..
— Позвольте мне прибавить к этому, герцог, — сказал младший брат короля, — что я обязан оберегать свои права и заботиться о неприкосновенности наследственного престола моего отца! Король Людовик, наверное, не будет иметь наследников, а потому считаю необходимым позаботиться о своей будущности…
— Совершенно справедливо и как нельзя более естественно, господин герцог, — отвечал д'Эпернон, — вы прямой наследник престола после смерти бездетного короля!..
В это время разговор был прерван дежурным камергером, доложившим о маркизе де Шале.
Мария Медичи приказала просить его и милостиво приветствовала маркиза.
— Будьте так добры запереть двери, маркиз, — сказала королева-мать, — у нас здесь тайное совещание, и мы желаем, чтобы нам не мешали!..
Придворный поспешно исполнил желание королевы-матери и сел к покрытому письмами и бумагами столу, за которым, кроме Марии Медичи, сидели уже герцоги Орлеанский и д’Эпернон.
— Мы намерены говорить об испытанном нами новом горьком разочаровании, глубоко нас поразившем, — начала королева-мать. — У престола возникла новая опасность! Я не знаю, известно ли вам, что кардинал Ришелье формально объявил нам необходимость покориться!..
— Это меня удивляет, — признался д'Эпернон.
— Неслыханно! Какая неблагодарность! — сказал маркиз.
— Неблагодарность! При дворе, любезный маркиз, к этому слову надо привыкнуть или даже совсем забыть его! Вы правы. Священник Ришелье обязан мне и положением и своей кардинальской мантией, но это забыто! Кардинал Ришелье не стыдится между тем интриговать против меня, он подавляет короля своей властью до такой степени, что государство и трон подвергаются опасности, ведь Ришелье хочет править не только Францией, но и королем, моим сыном.
— Употребить все силы, чтобы воспрепятствовать этому, я считаю моей священной обязанностью, — прибавил Гастон.
— Престол моего отца не должен быть ареной деятельности человека, использующего самые вредные и опасные для государства средства, чтобы приобрести власть более сильную, чем власть своего короля.
— Вы, вероятно, слышали, — продолжала Мария Медичи, — что кардинал формирует свою собственную лейб-гвардию и везде вербует для нее людей. Таким образом, у него будут телохранители, иметь которых есть привилегия только царственных особ. Я спрашиваю вас, не является ли это прямым знаком того, что престолу Франции угрожает опасность от этого человека, осмеливающегося равняться с королем, если не становиться еще выше?
— Просто неслыханные вещи, — сказал герцог д'Эпернон.
— Во дворце можно видеть гвардию кардинала, несущую караулы около его покоев, а на улицах вы встретите его солдат в красных мундирах, расхаживающих с дерзким вызывающим видом, — сказал маркиз де Шале.
— Долготерпение и снисходительность короля, моего брата, просто непонятны, — воскликнул герцог Орлеанский.
— Нам необходимо действовать немедленно, в противном случае могущественный кардинал, формирующий себе отдельное войско, не замедлит присвоить право по своему усмотрению свергать и возводить на престол королей Франции, — продолжала Мария Медичи. — Король, мой сын, по своему простосердечию, дает ему полную волю, а потому на нас лежит прямая обязанность отвратить опасность от престола Франции! Для этого я созвала вас сюда, я знаю, что всегда могу на вас положиться, знаю, что вы искренне преданы мне и герцогу Гастону! Герцог д'Эпернон и маркиз де Шале поклонились.
— Мы должны посоветоваться, каким образом нам следует противостоять действиям кардинала. Я уже решилась! Мой союз с ним прерван, хотя я и должна пока для вида сохранять хорошие отношения. Нам следует быть очень осторожными, если мы хотим иметь успех!
— Повелевайте мной, ваше величество, — сказал д'Эпернон. — Я готов отдать все свои оставшиеся силы на службу вам и господину герцогу Орлеанскому.
— Я знаю это и надеюсь на вас, — сказала Мария Медичи. — Кардинал внешне благоволит к вам, но между тем я знаю, что он ваш, как и мой, скрытый враг, втайне все еще опасающийся нас. Поверьте мне, любезный маркиз, — обратилась она к де Шале, — что и вы не в числе его фаворитов.
— Я давно знаю и чувствую это, ваше величество!
— Много говорят о сыне маркиза д'Эффиа, о молодом Сен-Марсе, — продолжала королева-мать, — к нему кардинал особенно благоволит.
— Это правда, маркиз де Сен-Марс назначен гардеробмейстером короля, — объявил маркиз де Шале. — Кардинал не мог приставить к моему брату лучшего шпиона, чем его гардеробмейстер.
— У нас с маркизом есть общий друг, молодой Франсуа де Ту, — продолжал де Шале.
— Вероятно, сын известного президента де Ту?
— Он самый, ваше величество! Если позволите, то я привезу де Ту в Люксембургский дворец. Ему известно многое из того, что делается в Лувре.
— Я желаю, чтобы вы представили мне господина де Ту, — сказал герцог Орлеанский.
— А что ваш друг говорил вам о маркизе де Сен-Марсе? — спросила Мария Медичи.
— Он говорил, что кардинал очень расположен к Сен-Марсу, обязанному ему своим влиятельным положением при дворе.
— Вы должны постараться, любезный маркиз, сблизиться с господином Сен-Марсом.
— Я уже сделал это!
— И каков результат вашего сближения?
— Прежде всего то, ваше величество, что маркиз де Сен-Марс преследует свои собственные планы и далек от мысли безгранично покоряться власти кардинала.
— Это известие удивляет и радует меня, — призналась королева-мать, переглянувшись со своим сыном Гастоном, — но не можете ли вы доставить нам еще более подробные сведения о Сен-Марсе, любезный маркиз?
— Мой друг де Ту устраивает иногда небольшие праздники и постоянно приглашает меня. На последнем празднике я познакомился с маркизом Сен-Марсом, известным среди своих друзей и при дворе под прозвищем «Мистер ле Гранд».
— Мистер ле Гранд, — улыбаясь повторила королева-мать, — это очень хорошо и, вероятно, имеет какое-нибудь значение?..
— Как я слышал от де Ту, ваше величество, Сен-Марс обязан этим прозвищем растущим расположением к нему короля! Он, впрочем, не только молод и хорош собой, но и чрезвычайно любезен и обходителен. Из довольно продолжительного разговора с ним я понял, что он никогда не будет сильным орудием в руках кардинала! Само собой разумеется, я расспрашивал с величайшей осторожностью и из ответов его узнал, что, хотя король и не препятствует Ришелье в формировании роты телохранителей, но в сущности обстоятельство это ему очень не нравится. Потом я узнал, что в последнее время кардинал старается сблизиться с герцогиней де Шеврез.
— Об этом нам говорила уже маркиза де Вернейль, — перебила Мария Медичи, — но я полагаю, что эту герцогиню кардиналу, несмотря на всю его ловкость и ум, не удастся провести! Он надеется воспользоваться ею для своих планов, но как бы не вышло совсем наоборот!..
— Да, действительно, герцогиня де Шеврез, должно быть, очень умна и ловка, если даже сама маркиза де Вернейль отдает ей в этом справедливость, — согласился герцог д'Эпернон.
— Мистер ле Гранд был со мной так любезен, что я решусь, пожалуй, завести с ним дружеские отношения, — продолжал маркиз де Шале.
— И прекрасно сделаете, любезный маркиз!
— Он признался мне во время нашего разговора, что сам Ришелье не столько ему антипатичен, как его, так называемая, правая рука. Вы, вероятно, слышали о патере, известном, в противоположность кардиналу, под именем «Серой эминенции». Влияние этого патера, говорят, растет с каждым днем! Рассказывая мне об этом, маркиз, улыбаясь, переглянулся с одним знатным мушкетером, приглашенным на праздник, и, вероятно, его близким знакомым.
— Уж не опять ли это беарнский виконт? — спросила королева-мать.
— Мне представили его под именем графа Фернезе, — отвечал маркиз, — но между своими товарищами он, говорят, носит странное прозвище «Каноник»…
— Фернезе, — повторила Мария Медичи.
— Без сомнения, он происходит из состоящего с нами в родстве княжеского дома, насчитывающего в числе своих потомков одного папу и одного военачальника, отличившегося своей беззаветной храбростью. К тому прибавлю, что маркиз, по-видимому, имеет большое влияние в Лувре. Это окончательный результат моих наблюдений. Де Ту говорил мне вчера во время нашей верховой прогулки, что Сен-Марс через несколько лет станет незаменим для короля!..
— У нас, стало быть, уже есть сила, превосходящая силу кардинала, и он сам создал ее, быть может, себе же на погибель, — сказала Мария Медичи. — Ему будет отмерено той же мерой, какой он мерил другим. Все, что он сделал мне, воздастся ему сторицей маркизом, и он почувствует, что значит пригреть змею на своей груди…
Королева-мать встала. Все последовали ее примеру.
— Любезный герцог, — сказала она, — мы надеемся, что в силу нашего сегодняшнего разговора вы позаботитесь как можно больше навербовать приверженцев для нашей партии…
— Вы понимаете, герцог, — дополнил Гастон, — что нам необходимо быть готовыми на всякий случай, чтобы не остаться изолированными, когда придет время действовать…
— Я очень хорошо понимаю это, — отвечал герцог д'Эпернон с поклоном.
— А вы, любезный маркиз, — обратилась королева-мать к де Шале, — вы постараетесь еще ближе сойтись с мистером ле Гранд.
— Я сделаю все от меня зависящее, ваше величество!
— Привезите этого маркиза де Сен-Марса и господина де Ту ко мне как можно скорее. Я желаю, чтобы оба были мне представлены, — сказал своим повелительным надменным тоном герцог Орлеанский, — от них можно будет получить гораздо более обстоятельные сведения.
— И притом можно будет воспользоваться ими для наших планов, — прибавил, откланиваясь, маркиз де Шале.
Когда оба придворных удалились, королева-мать сказала сыну.
— Мы приближаемся к цели, если и медленно, то, по крайней мере, верно!
— Кардинал должен пасть, хотя бы мне пришлось встать во главе заговора против него, — с жаром проговорил брат Людовика XIII.
— Как видите, ваше величество, я исполняю ваш приказ, и маркиз де Шале также будет иметь честь явиться к вам…
— Садитесь, любезный герцог, я намерена собрать здесь совет, и разговор наш будет касаться на этот раз не произведений искусства, а предметов гораздо более важных, касающихся блага государства и престола! Я чувствую, что старею, и это заставляет меня приступить к решительным действиям…
— Не сочтите за лесть, ваше величество, если я осмелюсь утверждать, что вы вполне сумели сохранить всю силу и свежесть молодости так же, как и ваш всесторонний ум и верный проницательный взгляд.
— Благодарю, любезный герцог, благодарю! Но, несмотря на это, годы безостановочно подвигаются вперед, и герцог Гастон прав, обращая внимание мое на вещи, которые я должна исполнить, пока владею еще всеми моими способностями!..
— Позвольте мне прибавить к этому, герцог, — сказал младший брат короля, — что я обязан оберегать свои права и заботиться о неприкосновенности наследственного престола моего отца! Король Людовик, наверное, не будет иметь наследников, а потому считаю необходимым позаботиться о своей будущности…
— Совершенно справедливо и как нельзя более естественно, господин герцог, — отвечал д'Эпернон, — вы прямой наследник престола после смерти бездетного короля!..
В это время разговор был прерван дежурным камергером, доложившим о маркизе де Шале.
Мария Медичи приказала просить его и милостиво приветствовала маркиза.
— Будьте так добры запереть двери, маркиз, — сказала королева-мать, — у нас здесь тайное совещание, и мы желаем, чтобы нам не мешали!..
Придворный поспешно исполнил желание королевы-матери и сел к покрытому письмами и бумагами столу, за которым, кроме Марии Медичи, сидели уже герцоги Орлеанский и д’Эпернон.
— Мы намерены говорить об испытанном нами новом горьком разочаровании, глубоко нас поразившем, — начала королева-мать. — У престола возникла новая опасность! Я не знаю, известно ли вам, что кардинал Ришелье формально объявил нам необходимость покориться!..
— Это меня удивляет, — признался д'Эпернон.
— Неслыханно! Какая неблагодарность! — сказал маркиз.
— Неблагодарность! При дворе, любезный маркиз, к этому слову надо привыкнуть или даже совсем забыть его! Вы правы. Священник Ришелье обязан мне и положением и своей кардинальской мантией, но это забыто! Кардинал Ришелье не стыдится между тем интриговать против меня, он подавляет короля своей властью до такой степени, что государство и трон подвергаются опасности, ведь Ришелье хочет править не только Францией, но и королем, моим сыном.
— Употребить все силы, чтобы воспрепятствовать этому, я считаю моей священной обязанностью, — прибавил Гастон.
— Престол моего отца не должен быть ареной деятельности человека, использующего самые вредные и опасные для государства средства, чтобы приобрести власть более сильную, чем власть своего короля.
— Вы, вероятно, слышали, — продолжала Мария Медичи, — что кардинал формирует свою собственную лейб-гвардию и везде вербует для нее людей. Таким образом, у него будут телохранители, иметь которых есть привилегия только царственных особ. Я спрашиваю вас, не является ли это прямым знаком того, что престолу Франции угрожает опасность от этого человека, осмеливающегося равняться с королем, если не становиться еще выше?
— Просто неслыханные вещи, — сказал герцог д'Эпернон.
— Во дворце можно видеть гвардию кардинала, несущую караулы около его покоев, а на улицах вы встретите его солдат в красных мундирах, расхаживающих с дерзким вызывающим видом, — сказал маркиз де Шале.
— Долготерпение и снисходительность короля, моего брата, просто непонятны, — воскликнул герцог Орлеанский.
— Нам необходимо действовать немедленно, в противном случае могущественный кардинал, формирующий себе отдельное войско, не замедлит присвоить право по своему усмотрению свергать и возводить на престол королей Франции, — продолжала Мария Медичи. — Король, мой сын, по своему простосердечию, дает ему полную волю, а потому на нас лежит прямая обязанность отвратить опасность от престола Франции! Для этого я созвала вас сюда, я знаю, что всегда могу на вас положиться, знаю, что вы искренне преданы мне и герцогу Гастону! Герцог д'Эпернон и маркиз де Шале поклонились.
— Мы должны посоветоваться, каким образом нам следует противостоять действиям кардинала. Я уже решилась! Мой союз с ним прерван, хотя я и должна пока для вида сохранять хорошие отношения. Нам следует быть очень осторожными, если мы хотим иметь успех!
— Повелевайте мной, ваше величество, — сказал д'Эпернон. — Я готов отдать все свои оставшиеся силы на службу вам и господину герцогу Орлеанскому.
— Я знаю это и надеюсь на вас, — сказала Мария Медичи. — Кардинал внешне благоволит к вам, но между тем я знаю, что он ваш, как и мой, скрытый враг, втайне все еще опасающийся нас. Поверьте мне, любезный маркиз, — обратилась она к де Шале, — что и вы не в числе его фаворитов.
— Я давно знаю и чувствую это, ваше величество!
— Много говорят о сыне маркиза д'Эффиа, о молодом Сен-Марсе, — продолжала королева-мать, — к нему кардинал особенно благоволит.
— Это правда, маркиз де Сен-Марс назначен гардеробмейстером короля, — объявил маркиз де Шале. — Кардинал не мог приставить к моему брату лучшего шпиона, чем его гардеробмейстер.
— У нас с маркизом есть общий друг, молодой Франсуа де Ту, — продолжал де Шале.
— Вероятно, сын известного президента де Ту?
— Он самый, ваше величество! Если позволите, то я привезу де Ту в Люксембургский дворец. Ему известно многое из того, что делается в Лувре.
— Я желаю, чтобы вы представили мне господина де Ту, — сказал герцог Орлеанский.
— А что ваш друг говорил вам о маркизе де Сен-Марсе? — спросила Мария Медичи.
— Он говорил, что кардинал очень расположен к Сен-Марсу, обязанному ему своим влиятельным положением при дворе.
— Вы должны постараться, любезный маркиз, сблизиться с господином Сен-Марсом.
— Я уже сделал это!
— И каков результат вашего сближения?
— Прежде всего то, ваше величество, что маркиз де Сен-Марс преследует свои собственные планы и далек от мысли безгранично покоряться власти кардинала.
— Это известие удивляет и радует меня, — призналась королева-мать, переглянувшись со своим сыном Гастоном, — но не можете ли вы доставить нам еще более подробные сведения о Сен-Марсе, любезный маркиз?
— Мой друг де Ту устраивает иногда небольшие праздники и постоянно приглашает меня. На последнем празднике я познакомился с маркизом Сен-Марсом, известным среди своих друзей и при дворе под прозвищем «Мистер ле Гранд».
— Мистер ле Гранд, — улыбаясь повторила королева-мать, — это очень хорошо и, вероятно, имеет какое-нибудь значение?..
— Как я слышал от де Ту, ваше величество, Сен-Марс обязан этим прозвищем растущим расположением к нему короля! Он, впрочем, не только молод и хорош собой, но и чрезвычайно любезен и обходителен. Из довольно продолжительного разговора с ним я понял, что он никогда не будет сильным орудием в руках кардинала! Само собой разумеется, я расспрашивал с величайшей осторожностью и из ответов его узнал, что, хотя король и не препятствует Ришелье в формировании роты телохранителей, но в сущности обстоятельство это ему очень не нравится. Потом я узнал, что в последнее время кардинал старается сблизиться с герцогиней де Шеврез.
— Об этом нам говорила уже маркиза де Вернейль, — перебила Мария Медичи, — но я полагаю, что эту герцогиню кардиналу, несмотря на всю его ловкость и ум, не удастся провести! Он надеется воспользоваться ею для своих планов, но как бы не вышло совсем наоборот!..
— Да, действительно, герцогиня де Шеврез, должно быть, очень умна и ловка, если даже сама маркиза де Вернейль отдает ей в этом справедливость, — согласился герцог д'Эпернон.
— Мистер ле Гранд был со мной так любезен, что я решусь, пожалуй, завести с ним дружеские отношения, — продолжал маркиз де Шале.
— И прекрасно сделаете, любезный маркиз!
— Он признался мне во время нашего разговора, что сам Ришелье не столько ему антипатичен, как его, так называемая, правая рука. Вы, вероятно, слышали о патере, известном, в противоположность кардиналу, под именем «Серой эминенции». Влияние этого патера, говорят, растет с каждым днем! Рассказывая мне об этом, маркиз, улыбаясь, переглянулся с одним знатным мушкетером, приглашенным на праздник, и, вероятно, его близким знакомым.
— Уж не опять ли это беарнский виконт? — спросила королева-мать.
— Мне представили его под именем графа Фернезе, — отвечал маркиз, — но между своими товарищами он, говорят, носит странное прозвище «Каноник»…
— Фернезе, — повторила Мария Медичи.
— Без сомнения, он происходит из состоящего с нами в родстве княжеского дома, насчитывающего в числе своих потомков одного папу и одного военачальника, отличившегося своей беззаветной храбростью. К тому прибавлю, что маркиз, по-видимому, имеет большое влияние в Лувре. Это окончательный результат моих наблюдений. Де Ту говорил мне вчера во время нашей верховой прогулки, что Сен-Марс через несколько лет станет незаменим для короля!..
— У нас, стало быть, уже есть сила, превосходящая силу кардинала, и он сам создал ее, быть может, себе же на погибель, — сказала Мария Медичи. — Ему будет отмерено той же мерой, какой он мерил другим. Все, что он сделал мне, воздастся ему сторицей маркизом, и он почувствует, что значит пригреть змею на своей груди…
Королева-мать встала. Все последовали ее примеру.
— Любезный герцог, — сказала она, — мы надеемся, что в силу нашего сегодняшнего разговора вы позаботитесь как можно больше навербовать приверженцев для нашей партии…
— Вы понимаете, герцог, — дополнил Гастон, — что нам необходимо быть готовыми на всякий случай, чтобы не остаться изолированными, когда придет время действовать…
— Я очень хорошо понимаю это, — отвечал герцог д'Эпернон с поклоном.
— А вы, любезный маркиз, — обратилась королева-мать к де Шале, — вы постараетесь еще ближе сойтись с мистером ле Гранд.
— Я сделаю все от меня зависящее, ваше величество!
— Привезите этого маркиза де Сен-Марса и господина де Ту ко мне как можно скорее. Я желаю, чтобы оба были мне представлены, — сказал своим повелительным надменным тоном герцог Орлеанский, — от них можно будет получить гораздо более обстоятельные сведения.
— И притом можно будет воспользоваться ими для наших планов, — прибавил, откланиваясь, маркиз де Шале.
Когда оба придворных удалились, королева-мать сказала сыну.
— Мы приближаемся к цели, если и медленно, то, по крайней мере, верно!
— Кардинал должен пасть, хотя бы мне пришлось встать во главе заговора против него, — с жаром проговорил брат Людовика XIII.
XIX. ТЕЛОХРАНИТЕЛИ КАРДИНАЛА
Ришелье достиг своей цели, он был властелином Франции, он управлял государством, в его руках была судьба нации! Без меры честолюбивый, руководимый единственным желанием — стать могущественным правителем Франции, он, шаг за шагом, медленно взбирался по лестнице, ведущей его к цели. Теперь он был на самом ее верху, теперь король боялся своего кардинала! Однажды Людовик решился высказать ему свое неудовольствие, произнеся слова не понравившиеся кардиналу, и на другой же день Ришелье принес ему свой портфель министра вместе с просьбой об отставке. Этот решительный шаг испугал короля. Он просил кардинала не оставлять своей должности, и только после долгих просьб Ришелье согласился снять с плеч короля «всю тяжесть» государственных дел. Поэтому, если король и видел, что кардинал переступает границы своей власти, он терпел и молчал.