Страница:
Неферту вежливо улыбнулся:
– Египет – древняя страна, моя госпожа. Наша история насчитывает тысячелетия, восходя к тем временам, когда боги создали землю и даровали мать-Нил нашим предкам. Ты скоро узнаешь, что наш народ больше думает о смерти и последующей жизни, чем о нынешнем существовании.
– Я тоже так думаю, – проговорила Елена, глядя на далекие здания с колоннами. – У нас в Аргосе великолепные гробницы положены лишь царям.
Лицо египтянина расплылось в улыбке.
– Ты еще не видела истинного великолепия. Подожди до Менефера.
Беззаботные дни сменяли друг друга, мы плыли по Нилу, ровный северный ветер надувал наш парус. По ночам мы причаливали к пристаням, но спали на корабле. Лукке и его людям позволяли посещать города, в которых мы останавливались на ночь; стражники Неферту помогали им развлечься традиционным способом – с помощью пива и блудниц. Египтяне и хетты постепенно становились приятелями, – тех, кто вместе пил и делил женщин, на мой взгляд, сложно стравить друг с другом, разве что силой.
Елена подружилась с корабельной кошкой, ослепительно белым животным, расхаживавшим по палубе с истинно царским величием… Она позволяла людям кормить себя, но не всем, а лишь тем, кому доверяла. У египтян все кошки священны, и Елена радовалась, когда кошка разрешала погладить себя.
Однажды утром, едва солнце поднялось над утесами на востоке, я увидел, как вдали вспыхнул западный горизонт. На миг мое сердце замерло: я уже ждал, что свечение расширится, поглотит меня и я предстану перед Золотым богом.
Но этого не произошло. Просто над горизонтом словно далекий маяк светился огонь.
Я не знал, что это. С тех пор как мы оставили дымящиеся руины Иерихона, в мир творцов меня не призывали. Сам же я не пытался в него проникнуть. Я знал, что снова встречусь с ними в Египте, а там либо я уничтожу Золотого бога, либо он погубит меня. Я приготовился ждать.
Но что за странное сооружение встает над западным горизонтом?
– Ты видишь?
Я повернулся, возле Меня стоял Неферту.
– Что это? – спросил я.
Он медленно качнул головой:
– Словами этого не объяснить. Увидишь сам.
Наша лодка поплыла навстречу огням. Мы приближались к городу Менеферу, который длинной цепью величественных каменных строений возвышался на восточном берегу Нила. Храмы и обелиски вздымались в безоблачное небо. Рядом с огромными пристанями любой корабль казался утлой лодочкой. Перед нашими глазами проплывали длинные крытые колоннады, обсаженные пальмами и эвкалиптовыми деревьями, дворцы и сады возле них, даже рощицы деревьев на крышах.
Мы едва замечали это великолепие. Все пассажиры невольно смотрели на запад, поглощенные невероятным зрелищем, которое открылось нашим взорам.
– Великая пирамида Хуфу, – благоговейным шепотом произнес Неферту. Даже он испытывал трепет. – Она простояла уже более тысячи лет. И будет стоять до конца времен.
Перед нами высилась колоссальная пирамида… Ослепительно белая, настолько огромная и массивная, что не с чем было сравнить ее. Вблизи находились и другие пирамиды, а рядом огромная каменная фигура сфинкса охраняла подход к ним. Храмы обрамляли дорогу к великой пирамиде; рядом с ней они казались игрушечными.
Пирамида была облицована белым камнем, отполированным до блеска, – я мог даже различить отражение сфинкса. Верхушка, в которой мог уместиться весь дворец Приама, горела в солнечном свете, сделанная из электра – сплава золота и серебра. Так сказал мне Неферту. Она первой встречала рассвет.
Здесь назначена наша встреча с Золотым богом. Здесь мне предстоит попытаться оживить Афину. Но корабль наш скользил мимо.
Вдруг ослепительно белая поверхность пирамиды медленно начала меняться. На ней открылся огромный глаз, который, казалось, смотрел прямо на нас. На борту послышались испуганные возгласы, я тоже не удержался от проявления изумления. Кое-кто из хеттов упал на колени. По моим рукам забегали мурашки.
Неферту тронул меня за плечо, впервые прикоснувшись ко мне.
– Не пугайся, – попросил он. – На поверхности пирамиды имеются выступы, которые отбрасывают такую тень, когда солнечные лучи падают на них под должным углом. Как солнечные часы, на которых изображен глаз Амона.
Я оторвался от созерцания оптической шутки, поглядел на Неферту: серьезный, почти торжественный, он и не думал смеяться над чувствами испуганных воинов-варваров.
– Как я уже говорил тебе, – сказал он почти извиняющимся тоном, – никакими словами нельзя рассказать о великой пирамиде человеку, еще не видевшему ее.
Я тупо кивнул, так и не найдя слов.
Огромный глаз Амона исчез – так же быстро, как и открылся, – около полудня. Вскоре после того на южной поверхности пирамиды проявилось изображение сокола, мы потратили целый день, разглядывая пирамиду; она завораживала настолько, что никто из нас не мог оторвать от нее глаз.
– Это гробница Хуфу, нашего самого великого царя, жившего более тысячи лет назад, – пояснил Неферту. – Под этими могучими плитами находится погребальная камера фараона и другие помещения, наполненные сокровищами. В давно прошедшие дни слуг царя также хоронили в пирамиде вместе с его набальзамированным телом, чтобы они должным образом прислуживали владыке, когда он воскреснет.
– Слуг замуровывали живыми? – спросил я.
– Живыми. Они сами стремились к этому – так нам говорили – из любви к своему господину и знали, что в потусторонней жизни они окажутся вместе с ним.
Выражение его худощавого лица было сложно понять. Верил ли он тоже в эти россказни или просто сообщал мне официальную версию?
– Мне бы хотелось увидеть великую пирамиду, – сказал я.
– Ты видел ее.
– Мне бы хотелось увидеть ее поближе. Быть может, даже войти.
– Нет! – резко вскричал Неферту. Впервые услышал я негодование в его голосе. – Пирамида священна! Ее стерегут день и ночь, чтобы никто не смог осквернить гробницу царя. Никто не может войти в нее без специального разрешения фараона.
Молча выражая согласие, я склонил голову, размышляя… Мне незачем дожидаться царского разрешения, я сам войду в гробницу и найду Золотого бога прямо сегодня.
Наш корабль наконец-то пристал к грандиозному каменному пирсу на южной оконечности города. Как всегда, Лукка и его люди отправились в город вместе с воинами Неферту. Я заметил, что из города пришла стража и остановилась на краю пристани. Они пропускали лишь тех, кому разрешал Неферту.
Я, Елена и наш провожатый отобедали на корабле рыбой, ягненком и добрым вином, доставленным из города.
Неферту рассказывал нам о великой пирамиде и огромном городе Менефере. Прежде он был столицей Египта, – Неферту всегда называл свою страну царством Верхней и Нижней земель. Именовавшийся вначале городом Белых Стен, став столицей царства, Менефер изменил свое имя на Анкхтойи, что означает „удерживающий обе земли вместе“. После того как столицу перенесли на юг, в Уасет, город стали называть Менефер – „гармоничная красота“.
На ахейском название города звучало как Мемфис.
С нетерпением я ждал ночи, прислушиваясь к их разговорам за обедом. Наконец трапеза закончилась, и Неферту пожелал нам спокойной ночи. Около часа мы с Еленой просто разглядывали город: огромную пирамиду за рекой и другие пирамиды поблизости.
Величественная гробница Хуфу словно лучилась даже после захода солнца. Огромные плиты испускали странное излучение, растворявшееся в ночи.
– Их действительно построили боги, – жарким шепотом проговорила Елена, прижимаясь ко мне. – Смертные не в силах сотворить подобное чудо.
Я обнял ее.
– Неферту утверждает, что люди построили и эту пирамиду, и все остальное. Их были тысячи, и они работали как муравьи.
– Лишь боги или титаны могут возвести рукотворную гору, – настаивала Елена.
Я вспомнил, как троянцы и ахейцы рассказывали, что стены Трои воздвигали Аполлон и Посейдон. Память об этой нелепости и упрямая настойчивость Елены горечью отозвались в моем сердце. Почему люди не хотят верить в собственные безграничные силы? Почему считают великими лишь своих богов, на самом деле не более мудрых и добрых, чем любой номад?
Мы с Еленой перешли к другому борту и принялись разглядывать город.
– Видишь эту грандиозную пристань? Разве боги построили ее? Ведь она длиннее всех стен Трои. А обелиск в конце? А те храмы и усадьбы, которые мы видели сегодня? Может быть, их тоже выстроили боги?
Она тихо рассмеялась:
– Орион, глупый, конечно же нет; боги не строят мирских сооружений.
– Если простые смертные этой земли способны воздвигнуть столь гигантские здания, значит, они могут построить и пирамиды. У пирамид нет никаких страшных тайн; просто они колоссальны, а значит, на их постройку пришлось затратить больше времени и труда.
Она отмахнулась от меня, сочтя мои слова богохульством:
– Для человека, который утверждает, что служит богине, ты, Орион, выказываешь слишком мало почтения к бессмертным.
Действительно, я не очень уважаю тех, кто сотворил этот мир и людей. Ведь они, когда того требуют их не совсем понятные цели, не считаются ни с кем и ни с чем.
Почувствовав мое уныние, Елена попыталась утешить меня любовью. На какое-то мгновение я забыл все воспоминания и желания. Но даже в пылу страсти, в объятиях своей царицы, закрыв глаза, я видел лицо моей возлюбленной Афины, прекрасной настолько, что человеческий язык не способен выразить это.
Остыла и дерзость Елены, она сказала умоляющим шепотом:
– Орион, не бросай вызов богам! Прошу тебя, не выступай против них. Это не приведет ни к чему хорошему.
Я не ответил. Слова могли только еще больше взволновать ее.
Мы уснули в объятиях друг друга. Когда я пробудился, судно наше слегка покачивалось, глухо пересмеивались мужчины: возвращались Лукка с воинами. Приближался рассвет.
Закрыв глаза, я сконцентрировал свои мысли на великой пирамиде Хуфу. Я настроился на эту массивную глыбу каждой частицей своего существа, пытаясь проникнуть в погребальную камеру, укрытую в ее глубине. Я отчетливо видел пирамиду, светлую на фоне темного звездного неба, испускающую свет, которого не увидеть смертному.
Я стоял перед великой пирамидой, она пульсировала светом, сияла и манила. И вдруг язык яркого синего пламени вырвался из ее вершины, трепетавший лучистый меч пронзил ночное небо.
Я стоял перед пирамидой. Точнее, мое физическое тело стояло перед ней. Но стражи не видели меня, как не воспринимали они и свет, излучаемый пирамидой.
Я не мог подойти к ней ближе. Путь мне словно бы преграждало непреодолимое препятствие. Я не мог сделать ни единого шага в сторону пирамиды. И я застыл в напряжении, пот стекал по моему лицу и груди, сливаясь в струйки на ногах.
Я не мог проникнуть в пирамиду. Золотой бог находился внутри, не позволяя мне войти. От кого защищался он – от меня или от своих сородичей, пытавшихся свести с ним счеты? Впрочем, какая разница? Я не могу попасть внутрь пирамиды, не могу заставить Золотого бога оживить Афину. И я закричал, разорвав тишину ночи своим воплем, и излил свой гнев и разочарование, но лишь равнодушные звезды внимали мне, а потом, обессилев, я рухнул на каменную мостовую перед гробницей Хуфу.
– Египет – древняя страна, моя госпожа. Наша история насчитывает тысячелетия, восходя к тем временам, когда боги создали землю и даровали мать-Нил нашим предкам. Ты скоро узнаешь, что наш народ больше думает о смерти и последующей жизни, чем о нынешнем существовании.
– Я тоже так думаю, – проговорила Елена, глядя на далекие здания с колоннами. – У нас в Аргосе великолепные гробницы положены лишь царям.
Лицо египтянина расплылось в улыбке.
– Ты еще не видела истинного великолепия. Подожди до Менефера.
Беззаботные дни сменяли друг друга, мы плыли по Нилу, ровный северный ветер надувал наш парус. По ночам мы причаливали к пристаням, но спали на корабле. Лукке и его людям позволяли посещать города, в которых мы останавливались на ночь; стражники Неферту помогали им развлечься традиционным способом – с помощью пива и блудниц. Египтяне и хетты постепенно становились приятелями, – тех, кто вместе пил и делил женщин, на мой взгляд, сложно стравить друг с другом, разве что силой.
Елена подружилась с корабельной кошкой, ослепительно белым животным, расхаживавшим по палубе с истинно царским величием… Она позволяла людям кормить себя, но не всем, а лишь тем, кому доверяла. У египтян все кошки священны, и Елена радовалась, когда кошка разрешала погладить себя.
Однажды утром, едва солнце поднялось над утесами на востоке, я увидел, как вдали вспыхнул западный горизонт. На миг мое сердце замерло: я уже ждал, что свечение расширится, поглотит меня и я предстану перед Золотым богом.
Но этого не произошло. Просто над горизонтом словно далекий маяк светился огонь.
Я не знал, что это. С тех пор как мы оставили дымящиеся руины Иерихона, в мир творцов меня не призывали. Сам же я не пытался в него проникнуть. Я знал, что снова встречусь с ними в Египте, а там либо я уничтожу Золотого бога, либо он погубит меня. Я приготовился ждать.
Но что за странное сооружение встает над западным горизонтом?
– Ты видишь?
Я повернулся, возле Меня стоял Неферту.
– Что это? – спросил я.
Он медленно качнул головой:
– Словами этого не объяснить. Увидишь сам.
Наша лодка поплыла навстречу огням. Мы приближались к городу Менеферу, который длинной цепью величественных каменных строений возвышался на восточном берегу Нила. Храмы и обелиски вздымались в безоблачное небо. Рядом с огромными пристанями любой корабль казался утлой лодочкой. Перед нашими глазами проплывали длинные крытые колоннады, обсаженные пальмами и эвкалиптовыми деревьями, дворцы и сады возле них, даже рощицы деревьев на крышах.
Мы едва замечали это великолепие. Все пассажиры невольно смотрели на запад, поглощенные невероятным зрелищем, которое открылось нашим взорам.
– Великая пирамида Хуфу, – благоговейным шепотом произнес Неферту. Даже он испытывал трепет. – Она простояла уже более тысячи лет. И будет стоять до конца времен.
Перед нами высилась колоссальная пирамида… Ослепительно белая, настолько огромная и массивная, что не с чем было сравнить ее. Вблизи находились и другие пирамиды, а рядом огромная каменная фигура сфинкса охраняла подход к ним. Храмы обрамляли дорогу к великой пирамиде; рядом с ней они казались игрушечными.
Пирамида была облицована белым камнем, отполированным до блеска, – я мог даже различить отражение сфинкса. Верхушка, в которой мог уместиться весь дворец Приама, горела в солнечном свете, сделанная из электра – сплава золота и серебра. Так сказал мне Неферту. Она первой встречала рассвет.
Здесь назначена наша встреча с Золотым богом. Здесь мне предстоит попытаться оживить Афину. Но корабль наш скользил мимо.
Вдруг ослепительно белая поверхность пирамиды медленно начала меняться. На ней открылся огромный глаз, который, казалось, смотрел прямо на нас. На борту послышались испуганные возгласы, я тоже не удержался от проявления изумления. Кое-кто из хеттов упал на колени. По моим рукам забегали мурашки.
Неферту тронул меня за плечо, впервые прикоснувшись ко мне.
– Не пугайся, – попросил он. – На поверхности пирамиды имеются выступы, которые отбрасывают такую тень, когда солнечные лучи падают на них под должным углом. Как солнечные часы, на которых изображен глаз Амона.
Я оторвался от созерцания оптической шутки, поглядел на Неферту: серьезный, почти торжественный, он и не думал смеяться над чувствами испуганных воинов-варваров.
– Как я уже говорил тебе, – сказал он почти извиняющимся тоном, – никакими словами нельзя рассказать о великой пирамиде человеку, еще не видевшему ее.
Я тупо кивнул, так и не найдя слов.
Огромный глаз Амона исчез – так же быстро, как и открылся, – около полудня. Вскоре после того на южной поверхности пирамиды проявилось изображение сокола, мы потратили целый день, разглядывая пирамиду; она завораживала настолько, что никто из нас не мог оторвать от нее глаз.
– Это гробница Хуфу, нашего самого великого царя, жившего более тысячи лет назад, – пояснил Неферту. – Под этими могучими плитами находится погребальная камера фараона и другие помещения, наполненные сокровищами. В давно прошедшие дни слуг царя также хоронили в пирамиде вместе с его набальзамированным телом, чтобы они должным образом прислуживали владыке, когда он воскреснет.
– Слуг замуровывали живыми? – спросил я.
– Живыми. Они сами стремились к этому – так нам говорили – из любви к своему господину и знали, что в потусторонней жизни они окажутся вместе с ним.
Выражение его худощавого лица было сложно понять. Верил ли он тоже в эти россказни или просто сообщал мне официальную версию?
– Мне бы хотелось увидеть великую пирамиду, – сказал я.
– Ты видел ее.
– Мне бы хотелось увидеть ее поближе. Быть может, даже войти.
– Нет! – резко вскричал Неферту. Впервые услышал я негодование в его голосе. – Пирамида священна! Ее стерегут день и ночь, чтобы никто не смог осквернить гробницу царя. Никто не может войти в нее без специального разрешения фараона.
Молча выражая согласие, я склонил голову, размышляя… Мне незачем дожидаться царского разрешения, я сам войду в гробницу и найду Золотого бога прямо сегодня.
Наш корабль наконец-то пристал к грандиозному каменному пирсу на южной оконечности города. Как всегда, Лукка и его люди отправились в город вместе с воинами Неферту. Я заметил, что из города пришла стража и остановилась на краю пристани. Они пропускали лишь тех, кому разрешал Неферту.
Я, Елена и наш провожатый отобедали на корабле рыбой, ягненком и добрым вином, доставленным из города.
Неферту рассказывал нам о великой пирамиде и огромном городе Менефере. Прежде он был столицей Египта, – Неферту всегда называл свою страну царством Верхней и Нижней земель. Именовавшийся вначале городом Белых Стен, став столицей царства, Менефер изменил свое имя на Анкхтойи, что означает „удерживающий обе земли вместе“. После того как столицу перенесли на юг, в Уасет, город стали называть Менефер – „гармоничная красота“.
На ахейском название города звучало как Мемфис.
С нетерпением я ждал ночи, прислушиваясь к их разговорам за обедом. Наконец трапеза закончилась, и Неферту пожелал нам спокойной ночи. Около часа мы с Еленой просто разглядывали город: огромную пирамиду за рекой и другие пирамиды поблизости.
Величественная гробница Хуфу словно лучилась даже после захода солнца. Огромные плиты испускали странное излучение, растворявшееся в ночи.
– Их действительно построили боги, – жарким шепотом проговорила Елена, прижимаясь ко мне. – Смертные не в силах сотворить подобное чудо.
Я обнял ее.
– Неферту утверждает, что люди построили и эту пирамиду, и все остальное. Их были тысячи, и они работали как муравьи.
– Лишь боги или титаны могут возвести рукотворную гору, – настаивала Елена.
Я вспомнил, как троянцы и ахейцы рассказывали, что стены Трои воздвигали Аполлон и Посейдон. Память об этой нелепости и упрямая настойчивость Елены горечью отозвались в моем сердце. Почему люди не хотят верить в собственные безграничные силы? Почему считают великими лишь своих богов, на самом деле не более мудрых и добрых, чем любой номад?
Мы с Еленой перешли к другому борту и принялись разглядывать город.
– Видишь эту грандиозную пристань? Разве боги построили ее? Ведь она длиннее всех стен Трои. А обелиск в конце? А те храмы и усадьбы, которые мы видели сегодня? Может быть, их тоже выстроили боги?
Она тихо рассмеялась:
– Орион, глупый, конечно же нет; боги не строят мирских сооружений.
– Если простые смертные этой земли способны воздвигнуть столь гигантские здания, значит, они могут построить и пирамиды. У пирамид нет никаких страшных тайн; просто они колоссальны, а значит, на их постройку пришлось затратить больше времени и труда.
Она отмахнулась от меня, сочтя мои слова богохульством:
– Для человека, который утверждает, что служит богине, ты, Орион, выказываешь слишком мало почтения к бессмертным.
Действительно, я не очень уважаю тех, кто сотворил этот мир и людей. Ведь они, когда того требуют их не совсем понятные цели, не считаются ни с кем и ни с чем.
Почувствовав мое уныние, Елена попыталась утешить меня любовью. На какое-то мгновение я забыл все воспоминания и желания. Но даже в пылу страсти, в объятиях своей царицы, закрыв глаза, я видел лицо моей возлюбленной Афины, прекрасной настолько, что человеческий язык не способен выразить это.
Остыла и дерзость Елены, она сказала умоляющим шепотом:
– Орион, не бросай вызов богам! Прошу тебя, не выступай против них. Это не приведет ни к чему хорошему.
Я не ответил. Слова могли только еще больше взволновать ее.
Мы уснули в объятиях друг друга. Когда я пробудился, судно наше слегка покачивалось, глухо пересмеивались мужчины: возвращались Лукка с воинами. Приближался рассвет.
Закрыв глаза, я сконцентрировал свои мысли на великой пирамиде Хуфу. Я настроился на эту массивную глыбу каждой частицей своего существа, пытаясь проникнуть в погребальную камеру, укрытую в ее глубине. Я отчетливо видел пирамиду, светлую на фоне темного звездного неба, испускающую свет, которого не увидеть смертному.
Я стоял перед великой пирамидой, она пульсировала светом, сияла и манила. И вдруг язык яркого синего пламени вырвался из ее вершины, трепетавший лучистый меч пронзил ночное небо.
Я стоял перед пирамидой. Точнее, мое физическое тело стояло перед ней. Но стражи не видели меня, как не воспринимали они и свет, излучаемый пирамидой.
Я не мог подойти к ней ближе. Путь мне словно бы преграждало непреодолимое препятствие. Я не мог сделать ни единого шага в сторону пирамиды. И я застыл в напряжении, пот стекал по моему лицу и груди, сливаясь в струйки на ногах.
Я не мог проникнуть в пирамиду. Золотой бог находился внутри, не позволяя мне войти. От кого защищался он – от меня или от своих сородичей, пытавшихся свести с ним счеты? Впрочем, какая разница? Я не могу попасть внутрь пирамиды, не могу заставить Золотого бога оживить Афину. И я закричал, разорвав тишину ночи своим воплем, и излил свой гнев и разочарование, но лишь равнодушные звезды внимали мне, а потом, обессилев, я рухнул на каменную мостовую перед гробницей Хуфу.
36
Лицо Елены побелело от страха:
– Что с тобой, Орион, что случилось?
Я лежал в нашей каюте, мокрый от пота, под тонкой простыней, едва прикрывавшей наши тела.
Голос я обрел не сразу.
– Сон… – выдавил я. – Который ничего…
– Ты снова видел богов? – тревожно спросила она.
Я услышал, как по палубе простучали босые ноги, в дверь забарабанили.
– Мой господин Орион? – послышался голос Лукки.
– Все в порядке! – крикнул я так, чтобы он услышал через закрытую дверь. – Дурной сон.
Все еще пепельно-серая, Елена вымолвила:
– Они уничтожат тебя, Орион! Если ты не откажешься от своего безумного предприятия, боги раздавят тебя, как букашку!
– Пусть, – согласился я, – но сначала я отомщу. А потом пусть делают со мной все, что угодно!
Елена отвернулась, выражая своей позой гнев и горечь.
Наутро я чувствовал себя дураком. Если причина моего вопля и занимала Неферту, из вежливости он не упоминал об этом. Экипаж поднялся на борт, и мы отчалили, продолжив путь к столице.
Все утро, пока мы медленно скользили вверх по реке, я разглядывал огромную пирамиду и следил за тем, как открывался глаз Амона, торжественно взиравший на меня.
„Золотой обратил пирамиду в свою крепость, – сказал я себе. – Я должен попасть в нее любым способом. Или же умереть“.
Шли недели, мы по-прежнему плыли по Нилу, долгие дни мы видели лишь солнце и реку, а долгими ночами я бесплодно пытался добраться до Золотого бога или кого-нибудь из творцов. Неужели они оставили Землю и куда-то исчезли? Или спрятались? Но кого же им опасаться?
Елена внимательно следила за мной. Она редко говорила о богах, лишь иногда перед сном.
Я гадал, каким моим словам она действительно верит? И подумал, что, скорее всего, она и сама не знает этого. Дни текли бесконечной чередой, лишь постепенно менялись берега. Несколько дней мы неторопливо проплывали мимо руин города. Он разрушался, каменные монументы валялись на земле.
– Здесь была война? – спросил я у Неферту.
Впервые я увидел на его лице раздражение, почти гнев.
– Это бывший царский город, – сдержанно произнес он.
– Царский? Ты хочешь сказать, здесь – бывшая столица?
– Да, недолго этот город был столицей.
Мне пришлось вытягивать из него всю историю по слову. Он не хотел говорить, но рассказ получился столь занимательный, что я засыпал Неферту вопросами и узнал всю повесть. Город именовался Ахетатон, его построил царь Эхнатон более сотни лет назад. Неферту считал Эхнатона злодеем, еретиком, отвергшим всех богов Египта, кроме одного – Атона, бога Солнца.
– Он причинил стране много горя, вызвал гражданскую войну, – подвел итог рассказчик. – А когда он наконец умер, город покинули. Хоремхеб и наследовавшие ему фараоны обрушили монументы и уничтожили храмы. Позор даже вспоминать о нем!
Замечая, насколько нелегко давался рассказ Неферту, я все же мучился в догадках, не предусмотрена ли ересь Эхнатона на тот случай, если одна из схем Золотого бога не сработает? Возможно, и я уже бывал здесь в одной из прежних жизней, о которой давно забыл. Или же творцы еще пошлют меня сюда расхлебывать заваренную ими кашу.
„Нет, – сказал я себе. – Годы моего рабства закончатся, как только я верну жизнь Афине“.
Мы плыли и смотрели, как крокодилы выползают на заросшие берега реки, как огромные гиппопотамы плещутся и ревут друг на друга, разевая огромные розовые пасти, утыканные обрубками зубов, производя при этом впечатление одновременно и ужасающее и смешное.
– Тут не поплаваешь, – заключил Лукка.
– Конечно, если ты не хочешь окончить свою жизнь, попав кому-нибудь в пасть, – согласился я.
Наконец мы стали приближаться к Уасету, могучей столице царства Обеих Земель. Заросшие тростником болота уступили место возделанным полям, потом появились выбеленные здания из сырцовых кирпичей. За рекой вновь стали видны усыпальницы, врезанные в западные утесы.
Мы плыли вперед, и строения становились выше и величественнее. Сырец уступил место обтесанному камню. Сельские дома сменились поместьями с яркими фресками на фасадах. Горячий ветер колыхал ветви изящных финиковых пальм и цитрусовых деревьев. Вдали показались огромные храмы, высокие обелиски и гигантские статуи человека великолепного телосложения, с невозмутимой улыбкой и стиснутыми кулаками.
– Все изваяния похожи, как братья-близнецы, – заметила Елена, обращаясь к Неферту.
– Все статуи изображают одного и того же царя – Рамсеса Второго, отца нашего нынешнего фараона Мернепта.
Колоссальные статуи рядами возвышались вдоль восточного берега реки.
Похоже, царь извел на монументы не одну гранитную гору.
– Рамсес был славным царем, – пояснил нам Неферту, – могучим воином и великим строителем. Он поставил эти изваяния здесь и во многих местах вверх по течению, чтобы напоминать нам о его славе и потрясать варваров юга, – даже сегодня, после смерти царя, они страшатся его имени.
„Глядите на великие дела рук моих и скорбите“, – вспомнил я фразу, высеченную на статуях этого мегаломана.
Вдоль западных утесов тянулись гробницы. Одна из них настолько поражала своей красотой, что у меня замерло сердце, когда я впервые увидел ее. Низкое белое сооружение с колоннами, пропорции которого позднее возродятся в афинском Парфеноне.
– Гробница царицы Хатшепсут, – пояснил Неферту. – Она правила властной и сильной рукой, огорчая тем жрецов и собственного мужа.
Если Менефер потрясал, Уасет ошеломлял и подавлял.
Город был построен так, чтобы человек чувствовал собственное ничтожество. Огромные каменные здания возвышались у воды, и мы привязали свою лодку к каменному причалу, располагавшемуся в их прохладной тени. По вымощенным камнем широким улицам рядом могли проехать четыре колесницы. На берегу поднималось множество храмов с массивными гранитными колоннами и покрытыми металлом, блестевшими на солнце крышами. За ними, повыше, раскинулись широкие обработанные поля, где среди садов виднелись уютные усадьбы.
Возле пристани нас встречала почетная стража в хрустящих юбках и в кольчугах, отполированных до блеска. Мечи и копья их были бронзовыми. Я заметил, что Лукка быстрым взглядом профессионала окинул вооруженных египтян.
Неферту встречал чиновник, облаченный лишь в длинную белую юбку; золотой медальон – символ власти – блистал на его обнаженной груди, назвался он Медеруком. Новый чиновник повел всех нас во дворец, там нам предстояло дожидаться аудиенции у царя. Нас с Еленой усадили в паланкин, который несли черные рабы-нубийцы. Неферту и Медерук поместились во втором. Лукку же и его воинов с обеих сторон окружал почетный караул.
Елена сияла от счастья.
– Воистину в этом городе можно жить, – сказала она. – Здесь мое место.
„Но мое-то место не здесь, а в Менефере, возле великой пирамиды, – подумал я. – И чем быстрее я покину Уасет, тем больше будет у меня шансов погубить Золотого бога и оживить Афину“.
Пока нубийцы несли нас в гору, сквозь щель в занавесках нашего паланкина я заметил, что Неферту и Медерук весело беседуют, подобно двум старым друзьям, обменивающимся свежими сплетнями. Они выглядели счастливыми; Елена тем более. Даже Лукка и люди его казались удовлетворенными тем, что скоро поступят на службу. И лишь одного меня снедала тревога.
Царский дворец в Уасете представлял собой огромный комплекс храмов и жилых помещений, казарм, амбаров, просторных двориков и скотных дворов, где откармливали животных мясных пород. Повсюду бродили кошки. Египтяне почитали этого священного зверька и предоставляли ему полную свободу. Должно быть, коты тут приносили огромную пользу, учитывая, сколько мышей и прочей нечисти неизбежно привлекают подобные помещения.
Наши покои во дворце оказались поистине великолепными. Мы с Еленой разместились в двух смежных огромных комнатах с высокими потолками из кедровых бревен; полированные гранитные полы приятно холодили босые ноги. Стены были разрисованы сочной зеленью и синевой, яркие красные и золотые узоры очерчивали окна и двери. Окна моей комнаты выходили на реку.
Вкус зодчего, создавшего эти покои, восхитил меня.
Прямо напротив двери в коридор располагалась дверь, выходившая на террасу. По бокам ее находились окна, на противоположной стене висели картины, заключенные в такие же рамы, как и настоящие окна, расписанные столь же яркими красками.
К нам приставили с полдюжины слуг. Рабы искупали меня в ароматизированной воде, побрили и причесали волосы, переодели в тонкие легкие одежды. Я отпустил всех и, оставшись в одиночестве, отыскал свой кинжал в лохмотьях, которые сбросил в изножье постели, вновь привязал его к бедру, теперь уже под чистой египетской юбкой. Без кинжала я чувствовал себя голым.
Фальшивые окна-картины беспокоили меня. Я заподозрил, что за ними скрывается тайный ход в мою комнату, но, тщательно обследовав их и ощупав стену, ничего не обнаружил.
В дверь почтительно поскребся слуга, и как только я разрешил ему войти, он доложил, что знатные господа Неферту и Медерук рады отобедать вместе со мной и Еленой.
Я попросил слугу пригласить Неферту ко мне.
Пришла пора рассказать ему о моей спутнице всю правду. В конце концов, она хотела, чтобы ей предложили остаться в Уасете и отнеслись с подобающими почестями.
Мы уселись с Неферту на террасе под нежно колыхавшимся пологом, укрывавшим нас от солнца. Слуга принес нам кувшин холодного вина и две чаши.
– Я должен поведать тебе о том, – сказал я Неферту, как только слуга вышел, – о чем умалчивал до сих пор.
Неферту вежливо улыбался, ожидая продолжения.
– Мою госпожу зовут Еленой, она была царицей Спарты, а потом царицей павшей Трои.
– Вот как, – протянул Неферту, – я не сомневался в ее благородном происхождении. Дело не в одной красоте, во всей ее стати чувствуется царская кровь.
Я налил нам обоим вина, немного отпил из своей чаши. Оно оказалось великолепным: терпким, прохладным, изысканным. Я глотнул еще раз; такого вина мне не приходилось пить после Трои.
– Я подозревал, что она знатная госпожа, – продолжил Неферту. – И рад, что ты доверяешь мне. Действительно, я и сам собирался задать тебе несколько вопросов с глазу на глаз. Мой господин Некопта хочет узнать о тебе и о твоих скитаниях, прежде чем допустить пред царские очи.
– Некопта?
– Он Великий жрец правящего дома, двоюродный брат самого царя. Он первый советник могущественного Мернепта. – Неферту пригубил вина, облизнул губы кончиком языка и бросил косой взгляд через плечо, словно опасаясь, что нас могут подслушать.
Склонившись ко мне, он негромко сказал:
– Мне говорили, что Некопта недоволен ролью царского советника, что он и сам не прочь занять трон.
Брови мои поднялись:
– Дворцовые интриги…
Неферту пожал худыми плечами:
– Кто может сказать? Жизнь во дворце опасна и сложна. Будь осторожен, Орион.
– Благодарю тебя за совет.
– Завтра утром мы встретимся с Некопта. Он желает поговорить с тобой и госпожой.
– А что будет с Луккой и с воинами?
– Их разместили в казарме на другой стороне дворца. Командир воинов фараона завтра встретится с ними и, вне всякого сомнения, зачислит в свою армию.
Почему-то я ощутил беспокойство. Быть может, потому, что Неферту предупредил меня о дворцовых интригах.
– Мне бы хотелось встретится с Луккой перед обедом, – проговорил я. – Чтобы убедиться, что с ним и его людьми действительно хорошо обошлись.
– Ни к чему, – проговорил Неферту.
– Я обязан сделать это, – настаивал я.
Он кивнул.
– Боюсь, я сам внушил тебе подозрения. Но, возможно, это к лучшему. – Он поднялся. – Тогда пойдем немедленно, посетим казарму и посмотрим, довольны ли твои люди.
Лукку и его людей разместили действительно удобно. Конечно, казарма не отличалась роскошью, но для воинов она казалась почти раем. Здесь стояли настоящие кровати, имелась надежная крыша над головой; рабы подносили им горячую воду и чистили панцири, подавали пишу и брагу в изобилии, а ночь можно было провести с девкой.
– Утром они у меня сверкать будут, – сообщил Лукка с жесткой усмешкой на хищном лице. – Завтра – смотр, нельзя, чтобы они осрамились и опозорили тебя перед египетскими военачальниками.
– Я буду с тобой, – сказал я ему.
Неферту хотел возразить, но промолчал.
Когда мы оставили казарму, я спросил его по дороге в мои покои:
– Кажется, я завтра не смогу присутствовать на смотре?
Он улыбнулся тонкой улыбкой дипломата:
– Только потому, что воинов твоих проверят на рассвете, а наша встреча с Некопта назначена почти на это же время.
– Но я должен находиться со своими людьми в такой ответственный момент.
– Ты прав, – ответил Неферту, но в его тоне слышалось неудовольствие.
Вечером мы отобедали у него. Ему предоставили покои почти такой же величины, что и мои, убранные подобным образом. Видно было, что Неферту рад удаче: мы так вовремя подвернулись ему. Не каждый день гражданский чиновник из заштатного городка попадает в царский дворец, где его размещают с такими почестями.
Елена поведала свою историю ему и Медеруку – чиновнику, встретившему нас у пристани. Их восхитил ее рассказ о войне между троянцами и ахейцами. Меня совершенно не удивило то, что она поместила себя в центре событий.
Во время обеда Медерук бесстыдно пожирал ее глазами. Он казался человеком средних лет, но волосы его уже седели и редели, а тело набрало излишний вес и стало тучным. Как все египтяне, он был смугл, глаза же его казались почти черными. Плоское округлое лицо без единой морщинки напоминало младенческое. Дворцовая жизнь не оставила следов смеха, боли и гнева на этой невыразительной круглой физиономии. Словно каждую ночь Медерук старательно стирал с него все пережитое за день, а по утрам надевал маску полнейшей безмятежности, которая надежно скрывала все эмоции.
Но он смотрел на Елену, и бисеринки пота увлажняли его верхнюю губу.
– Тебе нужно поговорить с Некопта, – посоветовал он после того, как Елена закончила свое повествование. Обед давно завершился. Рабы унесли наши тарелки и блюда, и теперь на низком столе, за которым мы располагались, оставались лишь чаши с вином и подносы с фруктами.
– Что с тобой, Орион, что случилось?
Я лежал в нашей каюте, мокрый от пота, под тонкой простыней, едва прикрывавшей наши тела.
Голос я обрел не сразу.
– Сон… – выдавил я. – Который ничего…
– Ты снова видел богов? – тревожно спросила она.
Я услышал, как по палубе простучали босые ноги, в дверь забарабанили.
– Мой господин Орион? – послышался голос Лукки.
– Все в порядке! – крикнул я так, чтобы он услышал через закрытую дверь. – Дурной сон.
Все еще пепельно-серая, Елена вымолвила:
– Они уничтожат тебя, Орион! Если ты не откажешься от своего безумного предприятия, боги раздавят тебя, как букашку!
– Пусть, – согласился я, – но сначала я отомщу. А потом пусть делают со мной все, что угодно!
Елена отвернулась, выражая своей позой гнев и горечь.
Наутро я чувствовал себя дураком. Если причина моего вопля и занимала Неферту, из вежливости он не упоминал об этом. Экипаж поднялся на борт, и мы отчалили, продолжив путь к столице.
Все утро, пока мы медленно скользили вверх по реке, я разглядывал огромную пирамиду и следил за тем, как открывался глаз Амона, торжественно взиравший на меня.
„Золотой обратил пирамиду в свою крепость, – сказал я себе. – Я должен попасть в нее любым способом. Или же умереть“.
Шли недели, мы по-прежнему плыли по Нилу, долгие дни мы видели лишь солнце и реку, а долгими ночами я бесплодно пытался добраться до Золотого бога или кого-нибудь из творцов. Неужели они оставили Землю и куда-то исчезли? Или спрятались? Но кого же им опасаться?
Елена внимательно следила за мной. Она редко говорила о богах, лишь иногда перед сном.
Я гадал, каким моим словам она действительно верит? И подумал, что, скорее всего, она и сама не знает этого. Дни текли бесконечной чередой, лишь постепенно менялись берега. Несколько дней мы неторопливо проплывали мимо руин города. Он разрушался, каменные монументы валялись на земле.
– Здесь была война? – спросил я у Неферту.
Впервые я увидел на его лице раздражение, почти гнев.
– Это бывший царский город, – сдержанно произнес он.
– Царский? Ты хочешь сказать, здесь – бывшая столица?
– Да, недолго этот город был столицей.
Мне пришлось вытягивать из него всю историю по слову. Он не хотел говорить, но рассказ получился столь занимательный, что я засыпал Неферту вопросами и узнал всю повесть. Город именовался Ахетатон, его построил царь Эхнатон более сотни лет назад. Неферту считал Эхнатона злодеем, еретиком, отвергшим всех богов Египта, кроме одного – Атона, бога Солнца.
– Он причинил стране много горя, вызвал гражданскую войну, – подвел итог рассказчик. – А когда он наконец умер, город покинули. Хоремхеб и наследовавшие ему фараоны обрушили монументы и уничтожили храмы. Позор даже вспоминать о нем!
Замечая, насколько нелегко давался рассказ Неферту, я все же мучился в догадках, не предусмотрена ли ересь Эхнатона на тот случай, если одна из схем Золотого бога не сработает? Возможно, и я уже бывал здесь в одной из прежних жизней, о которой давно забыл. Или же творцы еще пошлют меня сюда расхлебывать заваренную ими кашу.
„Нет, – сказал я себе. – Годы моего рабства закончатся, как только я верну жизнь Афине“.
Мы плыли и смотрели, как крокодилы выползают на заросшие берега реки, как огромные гиппопотамы плещутся и ревут друг на друга, разевая огромные розовые пасти, утыканные обрубками зубов, производя при этом впечатление одновременно и ужасающее и смешное.
– Тут не поплаваешь, – заключил Лукка.
– Конечно, если ты не хочешь окончить свою жизнь, попав кому-нибудь в пасть, – согласился я.
Наконец мы стали приближаться к Уасету, могучей столице царства Обеих Земель. Заросшие тростником болота уступили место возделанным полям, потом появились выбеленные здания из сырцовых кирпичей. За рекой вновь стали видны усыпальницы, врезанные в западные утесы.
Мы плыли вперед, и строения становились выше и величественнее. Сырец уступил место обтесанному камню. Сельские дома сменились поместьями с яркими фресками на фасадах. Горячий ветер колыхал ветви изящных финиковых пальм и цитрусовых деревьев. Вдали показались огромные храмы, высокие обелиски и гигантские статуи человека великолепного телосложения, с невозмутимой улыбкой и стиснутыми кулаками.
– Все изваяния похожи, как братья-близнецы, – заметила Елена, обращаясь к Неферту.
– Все статуи изображают одного и того же царя – Рамсеса Второго, отца нашего нынешнего фараона Мернепта.
Колоссальные статуи рядами возвышались вдоль восточного берега реки.
Похоже, царь извел на монументы не одну гранитную гору.
– Рамсес был славным царем, – пояснил нам Неферту, – могучим воином и великим строителем. Он поставил эти изваяния здесь и во многих местах вверх по течению, чтобы напоминать нам о его славе и потрясать варваров юга, – даже сегодня, после смерти царя, они страшатся его имени.
„Глядите на великие дела рук моих и скорбите“, – вспомнил я фразу, высеченную на статуях этого мегаломана.
Вдоль западных утесов тянулись гробницы. Одна из них настолько поражала своей красотой, что у меня замерло сердце, когда я впервые увидел ее. Низкое белое сооружение с колоннами, пропорции которого позднее возродятся в афинском Парфеноне.
– Гробница царицы Хатшепсут, – пояснил Неферту. – Она правила властной и сильной рукой, огорчая тем жрецов и собственного мужа.
Если Менефер потрясал, Уасет ошеломлял и подавлял.
Город был построен так, чтобы человек чувствовал собственное ничтожество. Огромные каменные здания возвышались у воды, и мы привязали свою лодку к каменному причалу, располагавшемуся в их прохладной тени. По вымощенным камнем широким улицам рядом могли проехать четыре колесницы. На берегу поднималось множество храмов с массивными гранитными колоннами и покрытыми металлом, блестевшими на солнце крышами. За ними, повыше, раскинулись широкие обработанные поля, где среди садов виднелись уютные усадьбы.
Возле пристани нас встречала почетная стража в хрустящих юбках и в кольчугах, отполированных до блеска. Мечи и копья их были бронзовыми. Я заметил, что Лукка быстрым взглядом профессионала окинул вооруженных египтян.
Неферту встречал чиновник, облаченный лишь в длинную белую юбку; золотой медальон – символ власти – блистал на его обнаженной груди, назвался он Медеруком. Новый чиновник повел всех нас во дворец, там нам предстояло дожидаться аудиенции у царя. Нас с Еленой усадили в паланкин, который несли черные рабы-нубийцы. Неферту и Медерук поместились во втором. Лукку же и его воинов с обеих сторон окружал почетный караул.
Елена сияла от счастья.
– Воистину в этом городе можно жить, – сказала она. – Здесь мое место.
„Но мое-то место не здесь, а в Менефере, возле великой пирамиды, – подумал я. – И чем быстрее я покину Уасет, тем больше будет у меня шансов погубить Золотого бога и оживить Афину“.
Пока нубийцы несли нас в гору, сквозь щель в занавесках нашего паланкина я заметил, что Неферту и Медерук весело беседуют, подобно двум старым друзьям, обменивающимся свежими сплетнями. Они выглядели счастливыми; Елена тем более. Даже Лукка и люди его казались удовлетворенными тем, что скоро поступят на службу. И лишь одного меня снедала тревога.
Царский дворец в Уасете представлял собой огромный комплекс храмов и жилых помещений, казарм, амбаров, просторных двориков и скотных дворов, где откармливали животных мясных пород. Повсюду бродили кошки. Египтяне почитали этого священного зверька и предоставляли ему полную свободу. Должно быть, коты тут приносили огромную пользу, учитывая, сколько мышей и прочей нечисти неизбежно привлекают подобные помещения.
Наши покои во дворце оказались поистине великолепными. Мы с Еленой разместились в двух смежных огромных комнатах с высокими потолками из кедровых бревен; полированные гранитные полы приятно холодили босые ноги. Стены были разрисованы сочной зеленью и синевой, яркие красные и золотые узоры очерчивали окна и двери. Окна моей комнаты выходили на реку.
Вкус зодчего, создавшего эти покои, восхитил меня.
Прямо напротив двери в коридор располагалась дверь, выходившая на террасу. По бокам ее находились окна, на противоположной стене висели картины, заключенные в такие же рамы, как и настоящие окна, расписанные столь же яркими красками.
К нам приставили с полдюжины слуг. Рабы искупали меня в ароматизированной воде, побрили и причесали волосы, переодели в тонкие легкие одежды. Я отпустил всех и, оставшись в одиночестве, отыскал свой кинжал в лохмотьях, которые сбросил в изножье постели, вновь привязал его к бедру, теперь уже под чистой египетской юбкой. Без кинжала я чувствовал себя голым.
Фальшивые окна-картины беспокоили меня. Я заподозрил, что за ними скрывается тайный ход в мою комнату, но, тщательно обследовав их и ощупав стену, ничего не обнаружил.
В дверь почтительно поскребся слуга, и как только я разрешил ему войти, он доложил, что знатные господа Неферту и Медерук рады отобедать вместе со мной и Еленой.
Я попросил слугу пригласить Неферту ко мне.
Пришла пора рассказать ему о моей спутнице всю правду. В конце концов, она хотела, чтобы ей предложили остаться в Уасете и отнеслись с подобающими почестями.
Мы уселись с Неферту на террасе под нежно колыхавшимся пологом, укрывавшим нас от солнца. Слуга принес нам кувшин холодного вина и две чаши.
– Я должен поведать тебе о том, – сказал я Неферту, как только слуга вышел, – о чем умалчивал до сих пор.
Неферту вежливо улыбался, ожидая продолжения.
– Мою госпожу зовут Еленой, она была царицей Спарты, а потом царицей павшей Трои.
– Вот как, – протянул Неферту, – я не сомневался в ее благородном происхождении. Дело не в одной красоте, во всей ее стати чувствуется царская кровь.
Я налил нам обоим вина, немного отпил из своей чаши. Оно оказалось великолепным: терпким, прохладным, изысканным. Я глотнул еще раз; такого вина мне не приходилось пить после Трои.
– Я подозревал, что она знатная госпожа, – продолжил Неферту. – И рад, что ты доверяешь мне. Действительно, я и сам собирался задать тебе несколько вопросов с глазу на глаз. Мой господин Некопта хочет узнать о тебе и о твоих скитаниях, прежде чем допустить пред царские очи.
– Некопта?
– Он Великий жрец правящего дома, двоюродный брат самого царя. Он первый советник могущественного Мернепта. – Неферту пригубил вина, облизнул губы кончиком языка и бросил косой взгляд через плечо, словно опасаясь, что нас могут подслушать.
Склонившись ко мне, он негромко сказал:
– Мне говорили, что Некопта недоволен ролью царского советника, что он и сам не прочь занять трон.
Брови мои поднялись:
– Дворцовые интриги…
Неферту пожал худыми плечами:
– Кто может сказать? Жизнь во дворце опасна и сложна. Будь осторожен, Орион.
– Благодарю тебя за совет.
– Завтра утром мы встретимся с Некопта. Он желает поговорить с тобой и госпожой.
– А что будет с Луккой и с воинами?
– Их разместили в казарме на другой стороне дворца. Командир воинов фараона завтра встретится с ними и, вне всякого сомнения, зачислит в свою армию.
Почему-то я ощутил беспокойство. Быть может, потому, что Неферту предупредил меня о дворцовых интригах.
– Мне бы хотелось встретится с Луккой перед обедом, – проговорил я. – Чтобы убедиться, что с ним и его людьми действительно хорошо обошлись.
– Ни к чему, – проговорил Неферту.
– Я обязан сделать это, – настаивал я.
Он кивнул.
– Боюсь, я сам внушил тебе подозрения. Но, возможно, это к лучшему. – Он поднялся. – Тогда пойдем немедленно, посетим казарму и посмотрим, довольны ли твои люди.
Лукку и его людей разместили действительно удобно. Конечно, казарма не отличалась роскошью, но для воинов она казалась почти раем. Здесь стояли настоящие кровати, имелась надежная крыша над головой; рабы подносили им горячую воду и чистили панцири, подавали пишу и брагу в изобилии, а ночь можно было провести с девкой.
– Утром они у меня сверкать будут, – сообщил Лукка с жесткой усмешкой на хищном лице. – Завтра – смотр, нельзя, чтобы они осрамились и опозорили тебя перед египетскими военачальниками.
– Я буду с тобой, – сказал я ему.
Неферту хотел возразить, но промолчал.
Когда мы оставили казарму, я спросил его по дороге в мои покои:
– Кажется, я завтра не смогу присутствовать на смотре?
Он улыбнулся тонкой улыбкой дипломата:
– Только потому, что воинов твоих проверят на рассвете, а наша встреча с Некопта назначена почти на это же время.
– Но я должен находиться со своими людьми в такой ответственный момент.
– Ты прав, – ответил Неферту, но в его тоне слышалось неудовольствие.
Вечером мы отобедали у него. Ему предоставили покои почти такой же величины, что и мои, убранные подобным образом. Видно было, что Неферту рад удаче: мы так вовремя подвернулись ему. Не каждый день гражданский чиновник из заштатного городка попадает в царский дворец, где его размещают с такими почестями.
Елена поведала свою историю ему и Медеруку – чиновнику, встретившему нас у пристани. Их восхитил ее рассказ о войне между троянцами и ахейцами. Меня совершенно не удивило то, что она поместила себя в центре событий.
Во время обеда Медерук бесстыдно пожирал ее глазами. Он казался человеком средних лет, но волосы его уже седели и редели, а тело набрало излишний вес и стало тучным. Как все египтяне, он был смугл, глаза же его казались почти черными. Плоское округлое лицо без единой морщинки напоминало младенческое. Дворцовая жизнь не оставила следов смеха, боли и гнева на этой невыразительной круглой физиономии. Словно каждую ночь Медерук старательно стирал с него все пережитое за день, а по утрам надевал маску полнейшей безмятежности, которая надежно скрывала все эмоции.
Но он смотрел на Елену, и бисеринки пота увлажняли его верхнюю губу.
– Тебе нужно поговорить с Некопта, – посоветовал он после того, как Елена закончила свое повествование. Обед давно завершился. Рабы унесли наши тарелки и блюда, и теперь на низком столе, за которым мы располагались, оставались лишь чаши с вином и подносы с фруктами.