Шейла поднялась и дружески обняла ее.
   – Ты только не торопись принимать какие-нибудь решения. Со временем все образуется. Непременно что-нибудь подвернется. А пока – здесь твой дом.
   – Не могу я быть вашей иждивенкой, Шейла.
   – Знаешь, меня злит, когда ты такое говоришь. Она подняла голову Гейлы за подбородок. Смотреть в глаза Гейлы – все равно что смотреть в две чашечки кофе – такие же большие, темные. Таким глазам бы да смеяться, а вместо этого они были полны отчаяния.
   Шейла была разочарована тем, что Джимми Дон Дэвисон не ответил на письмо, которое она отправила ему в тюрьму. Шейла надеялась, что, узнав об уходе Гейлы от Джигера, он свяжется с ней. Она делала ставку на то, что Джимми Дону будет небезынтересно об этом узнать, и явно ошиблась. Такое письмо было бы тонизирующим средством для Гейлы, наполнило бы ее оптимизмом по поводу будущего. Шейле было неведомо, что чувствовал Джимми Дон по отношению к своей бывшей возлюбленной, но скорее всего, узнав обо всех обстоятельствах, он не станет винить Гейлу за недавнее прошлое.
   – Слишком хороший сегодня денек, чтобы беспокоиться о будущем, – тихо сказала Шейла. – Я не хочу думать о том, что ты покинешь Бель-Тэр. Мне сразу становится грустно. Не знаю, что бы я стала делать без твоей дружбы в эти последние несколько недель.
   В глазах Гейлы тоска сменилась гневом.
   – Трисия вас так ненавидит. Как вы только терпите?
   – Пытаюсь игнорировать ее подкалывания.
   – Не представляю, как это вам удается. А ее муж стоит как ни в чем не бывало и все ей позволяет. – Гейла покачала головой. С мудростью, не свойственной ее возрасту, возможно, унаследованной от Веды, она добавила:
   – Там что-то не так.
   – Где?
   – Я имею в виду, между ними.
   – А в чем дело?
   – Не знаю точно. Оба постоянно суют нос в чужие дела, ведут шепотом какие-то телефонные разговоры. Вы знаете об этом? Когда я прохожу мимо них, они либо сразу замолкают, либо громко начинают нести какую-то чушь, будто я уж такая дура, что ничего не способна сообразить в этой их игре. – Она с беспокойством посмотрела на Шейлу. – Я бы на вашем месте им не доверяла.
   Эти секретные телефонные разговоры, по всей видимости, велись с торговцами недвижимостью. Гейла не знала о планах Хоуэла выставить Бель-Тэр на продажу. Шейла смехом отмела ее тревоги:
   – Сомневаюсь, что они планируют заговор с целью убить меня в собственной постели.
   – У мистера Хоуэла шариков не хватает. А она-то соображает. Как она ненавидит вас, Шейла. Просто не понимаю, как это две девочки, которых воспитывали как сестер, могли стать такими разными.
   – Мы с ней из разного теста.
   – Трисия, во всяком случае, – от дурного семени. Помяните мое слово.
   – Просто сверх меры закомплексована, сама не знает, чего она стоит. – Интуиция Гейлы обеспокоила Шейлу больше, нежели она хотела это признавать. Тем не менее, к раздражению Гейлы, она взялась защищать Трисию. – Матери было наплевать на нас обеих, а отец не скрывал, что я у него любимица. За годы такой жизни Трисия и скисла.
   – Уважаю вас за то, что вы так ее выгораживаете, только не поворачивайтесь к ней спиной.
   С этим предостережением в ушах Шейла вышла из комнаты и направилась к задней части дома. Заглянула в комнату Коттона, но его там не оказалось. Она нашла его снаружи. Он сидел в садовом кресле и кормил орешками пекан белок, которые ели прямо из его рук. Когда появилась Шейла, белочки вмиг разбежались и скрылись на ближайших деревьях.
   – Всех распугала, – сказал Коттон, нахмурившись.
   – И тебе доброе утро, – ответила Шейла. Она наклонилась, чмокнула его в щеку и села в кресло рядом с ним. – Как ты себя чувствуешь сегодня? Я, например, – отлично! – Она вытянула ноги, положила ладони на затылок и потянулась.
   – Еще бы. Полдня проспала.
   – Решила, что после вчерашнего я заслужила такой отдых.
   – Пожалуй, верно. Черт-те что было, да?
   – А ты откуда знаешь? – Он уже спал, когда она вернулась ночью.
   Шейла проследила за его взглядом, брошенным на газету, лежавшую на столике между ними. Даже читая вверх ногами, она увидела, что первая полоса газеты почти целиком посвящена происшествию на лесозаготовках Крэндола. На снимке был изображен Кэш, сидевший верхом на толстом бревне и наблюдавший за расчисткой шоссе.
   Одна из белочек решила, что Шейла не представляет собой опасности, и подкралась обратно к орешкам. Коттон перегнулся из кресла и подбросил ей половинку пекана.
   – А миссис Дан знает о том, что ты так расходуешь орешки, предназначенные для торта?
   – Не уклоняйся от темы, – строго сказал Коттон.
   – Я не знаю, какая тема тебя интересует.
   – Почему ты мне не сказала о происшествии?
   – Просто я еще тебя не видела.
   – Почему ты не посоветовалась со мной, когда Будро поднял тут шум вчера утром?
   – Прости. Он тебя побеспокоил?
   – Он всегда меня беспокоит. Шейла проигнорировала его реплику и сдержанно ответила на первоначальный вопрос:
   – Я не сказала тебе об этом и не спросила твоего совета, потому что, честно говоря, не подумала об этом.
   – Ну что ж, барышня! – воскликнул он. – Придется тебе напомнить, что я все еще возглавляю эту проклятую компанию.
   – Но ты пока что временно в подвешенном состоянии.
   – Ага! И ты тут же поспешила передать все дело этому акадскому мерзавцу!
   – Папа, подожди. Верно, что приходится зависеть от Кэша, но решения все-таки принимаю я. По серьезным проблемам я всегда советовалась с тобой. Вчера была иная ситуация – исключение. Пришлось действовать мгновенно. Не было времени взвешивать варианты. Выбора не было вообще.
   – Могла бы позвонить. Я бы подъехал на место.
   – Возможно. Но после твоей операции я пыталась избавить тебя от повседневных деловых проблем.
   – Больше мне таких услуг не оказывай. Не желаю быть отстраненным. Когда в ящик положат, тогда надолго буду изолирован. Только не надо раньше времени меня хоронить.
   Шейла с большим трудом заставила себя промолчать и воздержаться от комментариев. Словно катехизис, мысленно перечислила все доводы, опровергающие его несправедливые выпады. Нельзя было выводить его из себя или огорчать. Любой взрыв эмоций был опасен, если не смертелен. Когда задевали его чувство гордости, он впадал в депрессию, начинал сам себе противоречить.
   Стараясь говорить спокойно, она сказала:
   – Ну, раз ты чувствуешь себя более окрепшим, я буду с тобой консультироваться по деловым вопросам. Я этого не делала, только чтобы поберечь твое здоровье.
   – Ерунда все это. – Он ткнул в ее сторону указательным пальцем. – Ты со мной не советовалась потому, что предпочла иметь дело с Кэшем. – На виске у него запульсировала жилка. Оба этого не замечали. – Что, и в койке с ним обсуждаете дела лесопилки?
   Шейла виновато съежилась, на мгновение задержала дыхание. Потом естественная защитная реакция взяла верх. Она подняла голову и смело встретила взгляд отца.
   – Я взрослая женщина и обсуждать с тобой свою личную жизнь не собираюсь.
   Он стукнул кулаком по подлокотнику кресла.
   – Мы не о твоей личной жизни толкуем. Ты стала вроде своей сестрицы. Та нам голову морочила насчет Хоуэла. Ты целых шесть лет сожительствовала с «голубым». С какой стати мне теперь беспокоиться, с кем ты там трахаешься? Мне на это плевать!
   – Ну тогда чего ты на меня кричишь? Он приблизил к ней лицо:
   – А потому, что теперь ты делишь койку с Кэшем Будро.
   – Ну и какая разница?
   – Большая. Он слишком близок к моему бизнесу, к моему дому. Твой роман с ним влияет на все, ради чего я надрывался всю жизнь.
   – Каким образом?
   – А таким. Этот акадский ублюдок… Шейла вскочила с кресла и, наклонившись над ним, закричала:
   – Не смей его так называть! Он не виноват, что незаконнорожденный Коттон откинулся в кресле и поднял на нее взгляд.
   – Боже милостивый! – воскликнул он с удивлением. – Да ты влюбилась в него!
   Лицо ее стало бесстрастным. Она еще несколько мгновений смотрела на отца, потом повернулась к нему спиной, опершись обеими руками о спинку своего кресла.
   Коттон еще не закончил выяснения отношений с ней. Он выпрямился и подвинулся к краю кресла.
   – И ты осмеливаешься выгораживать этого человека передо мной. Передо мной! – Он стукнул себя кулаком в грудь. Удар отразился болью в еще не долеченном сердце, но он был слишком разгневан, чтобы замечать это. – Надо ж, как тебя угораздило. Влюбиться в такого бабника, как Кэш Будро!
   Она снова резко обернулась к нему:
   – А почему бы и нет? Ты-то его мать тоже любил. Оба с такой яростью смотрели друг другу в глаза, что долго это не могло продолжаться. Одновременно опустили взгляд.
   – Значит, ты в курсе, – сказал Коттон после долгой паузы.
   – Да.
   – И давно?
   – Недавно.
   – Он сказал?
   – Нет. Трисия. Он вздохнул.
   – А какого черта, собственно? Я даже удивляюсь, что ты об этом не знала. Весь приход знал. – Коттон расколол еще один пекан, взял кусочек мякоти и подсунул любопытной белочке. – Я много лет сожительствовал с Моникой.
   – Да.
   – И сделал бы это снова. – Отец и дочь посмотрели друг другу в глаза. – Даже если бы мне пришлось вечно гореть в аду, я бы все равно любил Монику. – Снова откинувшись в кресле, он положил затылок на спинку и посмотрел вверх. – Мэйси не была… не была горячей женщиной, Шейла. Для нее страсть означала всего лишь потерю самообладания. Не способна она была на сильные чувства.
   – А Моника Будро была способна?
   На его бледных губах появилась тень улыбки.
   – О да. – Он вздохнул. – Еще как! Она все делала со страстью – смеялась, презирала, любила. – Взгляд его стал отрешенным, словно он всматривался в глубь своих воспоминаний, видя там более счастливые времена. – Она была очень красивой женщиной.
   Шейлу удивило непривычное выражение его лица. Оно никогда еще не было таким мягким. Эта уязвимость до глубины души тронула Шейлу.
   – Вот! А я думаю, что Кэш очень красивый мужчина.
   Лицо Коттона мгновенно изменилось, стало злым и безобразным, улыбка исчезла, уголки губ опустились в презрительной гримасе.
   – Я смотрю, крепко он тебя обработал, верно? Но ведь ты ему не доверяешь?
   – Он для меня был находкой. Да, приходится зависеть от него. Он самый опытный и толковый знаток леса. Все так говорят.
   – Да знаю я, черт его дери! – прорычал Коттон. – Мне тоже приходится зависеть от его профессиональных оценок, но я к нему в постель не лезу. Я к нему спиной не поворачиваюсь, чтобы он нож не всадил мне под лопатку.
   – Кэш вовсе не такой, – сказала она, желая в глубине души, чтобы это было правдой.
   – Не такой? А когда он тебе рассказывал про Монику и меня, о своих угрозах не упоминал?
   – Угрозах?
   – А! Вижу, не упоминал.
   – Я знаю, что у вас с ним было несколько яростных стычек. Одна произошла в ту ночь, когда он привез меня домой с пруда Тибодо. Помнишь? Сразу вскоре после того, как умерла мама.
   – Помню, – настороженно признал он.
   – Кэш мне тогда помог. Он был единственным, кто не накачивал меня пивом в тот вечер. А ты несправедливо обвинил его во всем.
   – Кэш никогда ничего не делает по доброте сердечной. Может, он и не спаивал тебя, но не заблуждайся относительно того, что он заботился о твоем состоянии.
   – А из-за чего вы в ту ночь сцепились с ним?
   – Не помню.
   Он лгал так же, как и Кэш.
   – Из-за Моники?
   – Не помню. Может быть. Когда Мэйси умерла, Кэш требовал, чтобы я женился на его матери.
   Шейла внимательно смотрела на него, пытаясь снова уловить то мягкое выражение любви, которое только недавно осветило его лицо.
   – А почему ты отказался, папа? Если так ее любил, почему не женился на ней, когда мама умерла? – С чувством вины добавила:
   – Из-за Трисии и меня?
   – Нет. Потому что дал слово Мэйси.
   – Но она же умерла.
   – Это не имеет значения. Я дал слово и не мог жениться на Монике. Она меня поняла и смирилась с этим. А Кэш – нет.
   – Ну и за что его винить? Ты испортил жизнь его матери. У нее был выкидыш, знаешь? Глаза Коттона затуманились слезами:
   – Проклятие ему за то, что сказал тебе об этом.
   – Значит, это правда?
   – Да. Но я не знал, что она была беременна. Узнал только потом. Клянусь Богом, не знал.
   Она поверила. Он мог косвенно солгать, не сказав всей правды, но никогда не говорил ей вещи, намеренно искажающие истину.
   – Моника жила в некоей сумеречной зоне, изгоем общества. Не могла даже выполнять религиозные предписания из-за романа с тобой.
   – Ну, это уж был ее выбор, равно как и мой, – жить так, а не иначе.
   – И все же, когда умерла мама, у тебя была возможность все это уладить нормально, а ты не стал.
   – Да не мог я! – повторил он в сердцах. – Кэшу так и сказал. Теперь вот и тебе говорю. Не мог, понимаешь?! – Он выкрикнул все на последнем выдохе. – Тогда Кэш и поклялся на четках своей матери, что отомстит мне. Обвинял меня, что я, мол, делаю из нее шлюху, обещал, что не успокоится, пока не разорит меня и Бель-Тэр в придачу. – Он судорожно вдохнул. – Как ты думаешь, почему человек с его опытом все эти годы сшивается здесь, живет, как белая шваль, в задрипанной хижине у затона?
   – Я его об этом спрашивала.
   – Ну и что он сказал?
   – Сказал, что поклялся умирающей матери, что не покинет Бель-Тэр, пока ты жив. Она просила его присматривать за тобой.
   Коттон некоторое время молчал, невидящим взглядом смотрел на Шейлу, наконец упрямо покачал головой:
   – Не верю я этому, просто время выигрывал. Подстерегал случай, как пантера перед прыжком. Ты вернулась из Англии после полного сексуального воздержания, и тут – бах – он увидел свой шанс отомстить. Поскольку я слег, ты оказалась к его услугам безо всяких препятствий, вот и воспользовался на всю катушку, разве не так?
   – Нет.
   – Не воспользовался?
   – Нет!
   Глаза Коттона прищурились в узкие щелки.
   – Разве это не золотая возможность отплатить мне за то, что я спал с его матерью? Всем известно, как я к тебе отношусь, Шейла. Парень отнюдь не глуп. Если он захотел со мной расквитаться по-настоящему, лучшего способа, чем совратить мою любимую дочку, ему не найти.
   Шейла прикусила пальцы, сложенные в кулак, и качала головой. Слезы сомнения застилали ей глаза.
   – Он хитрый и коварный, как лиса, поверь мне, Шейла. – Коттон коротко вздохнул. – Моника была гордой женщиной. Она никогда от меня не принимала денег. А жили они буквально на жалкие крохи. Конечно, такая обстановка… на Кэша, безусловно, повлияла. Он постоянно чувствовал себя обделенным. И за это теперь ненавидит нас. Да, возможно, у него есть обаяние Моники, но ни капли доброты и преданности. – Коттон предостерегающе покачал пальцем. – Ты не можешь ему доверять. Если доверишься, тебе крышка, конец. Он все сделает, чтобы нас разорить, будет заливать тебе все, что угодно. Ни минуты не сомневайся в этом.
   Шейла, не в силах больше слышать подобное, повернулась и убежала.

Глава 40

   Все это не правда, убеждала она себя.
   К тому времени, как Шейла доехала до конторы, сомнения, которые посеял в ней Коттон, подорвали ее уверенность. Как будто туча заволокла солнце.
   Она затормозила, распахнула дверцу автомобиля. Пикап Кэша был припаркован возле весов. Значит, он здесь, а не в лесу. Шейла была довольна тем, что не придется его разыскивать бог знает где. Откладывать объяснение больше нельзя. Надо немедленно убедиться в том, что Коттон был не прав, ошибался. Нужно быть уверенной в том, что именно она была права.
   Шейла решительно вошла в контору и захлопнула за собой дверь с громким треском. Кэш сидел за письменным столом, делая подсчеты на калькуляторе. Он бросил на нее взгляд: брови нахмурены, губы сжаты в тонкую полоску.
   – Ты не поверишь, Шейла. Кен Хоуэл тебя крепко надувал.
   – Как и ты.
   Голос ее был тихим, но холодным и твердым. Такого он явно не ожидал: посмотрел на нее внимательно. Она стояла в напряженной позе возле двери и часто моргала от негодования. Он спокойно окинул взглядом ее фигуру с головы до пят и обратно. Потом бросил ручку на заваленный бумагами стол и закинул ладони за голову.
   – Верно. Как и я. И пока что жалоб от тебя не слышал.
   Ее грудь дрожала от неровного дыхания.
   – Но почему? Зачем все это?
   – Почему? – Он неожиданно рассмеялся. Заметив, что она все-таки настроена воинственно, коротко ответил:
   – Потому что это приятно.
   – И это единственная причина? Приятно, и все? – Голос ее прозвучал грубо. – То есть любая женщина сойдет. Но почему все же я?
   Он опустил руки и поднялся. Вышел из-за стола и присел на его краешек, не сводя с нее глаз.
   – С чего это ты вдруг затеяла такой разговор? Живот прихватило?
   – Объясни мне, Кэш, – сказала она резко и нетерпеливо, – если любая женщина вызывает у тебя эрекцию и ты всегда испытываешь удовлетворение, то зачем тебе именно я?
   Он прикусил нижнюю губу у уголка рта.
   – Хочешь все напрямик?
   – Да, напрямик.
   – Ну хорошо, – сказал он нагловато. – Пожалуй, с тобой оказалось все гораздо восхитительнее, чем с другими. Я тебя захотел с того дня, когда увидел, как ты спишь под деревом. После того стоило мне тебя увидеть, как желание возрастало, пока я наконец тебя не поимел.
   – Для тебя это было захватывающе. Моя капитуляция.
   – Да, – ответил он с грубой откровенностью. – Для тебя это тоже было захватывающим, не правда ли? Она прикусила губу, чтобы не расплакаться.
   – Почему ты ничего мне не сказал?
   – Когда?
   – После первого раза.
   – Потому что ты смотрела на меня свысока, словно ожидая, что я буду извиняться. А я перед женщиной никогда не извиняюсь. Ни за что. И уж тем более за то, что трахнул ее.
   – Ты получил, что хотел. Я сдалась, даже сама пришла к тебе. Почему ты тогда не оставил все это? Он посмотрел на нее странно:
   – Хм… Потому что не насытился. Я и сейчас еще не удовлетворен. Мне нравятся твои груди, твои ноги, твоя попка, твои губы, звуки, которые ты издаешь, когда кончаешь. Продолжать или хватит?
   Шейла испытала борьбу эмоций. Леди, которую воспитывала Мэйси, хотелось влепить ему пощечину и выйти вон. Женщина в ней хотела прижаться к нему, целовать его и любить. Хотелось сделать ему больно, чтобы он испытал те же страдания, которые заставлял переносить ее своим холодно-циничным тоном.
   – Почему… Почему ты это сделал прошлой ночью в Бель-Тэр?
   – Слушай, только не делай вид, что тебе не понравилось. Тебя аж трясло.
   – Я не говорю, что мне не понравилось! – крикнула она. – Я спрашиваю – почему именно тогда и там?
   – Потому что ощущение было…
   – Хорошее?
   – Qui! – крикнул он в ответ. – Отличное! Класс! Меня понесло по течению, понятно? Мне было не до раздумий. Мой член думал вместо меня.
   – Судя по тому, что я о тебе слышала, именно так обычно и бывает.
   – Не дури, – прошипел он. – Мы сделали, что хотели, и это было в тот момент классно для нас обоих. – Он выпрямился и приблизился к ней. Прядь волос, нависая над его бровью, трепетала от негодования. – Какого черта ты шумишь?! С чего вдруг этот допрос? Может, оставим эту тему и поговорим о чем-нибудь более важном? Например, о том, как твой зятек годами подделывал деловые бумаги? – Глаза его потемнели. – Или еще лучше: почему бы тебе не залезть мне на колени и как-нибудь решить мои проблемы, которые жутко возросли в результате нашей беседы?
   – Не смешно.
   – Ты совершенно права. Не смешно. Все еще негодуя, Шейла сказала:
   – Расскажи мне о Кене.
   – Все элементарно просто. Он жулик. Именно он является причиной того, что компания теряет деньги, несмотря на стабильный бизнес. Не знаю, в курсе ли этого Коттон. Может быть, он смотрел сквозь пальцы, потому что Хоуэл – родня, или не замечал по старческой рассеянности. Именно Хоуэл облапошил Эндикота. Совершенно ясно, он подделал подпись Коттона на чеке, получил по нему баксы и прикарманил. Только не стал никому говорить о заказе и предоплате. – Он махнул рукой в сторону стола. – Вон там, в документах, полно дыр, которые появились по его милости.
   – Откуда тебе все это известно?
   – Гли проверил счета Хоуэла и обнаружил его натяжки и приписки, чтобы сумма сходилась.
   – Гли?
   – Ты сказала, чтобы я дал ему какое-нибудь дело. Я и отдал ему копии документов. Он их проверил и сказал, что они…
   – Кто тебя просил это делать? – спросила Шейла, не скрывая ярости.
   – Что?
   – Ты слышал.
   Он движением головы откинул назад прядь волос.
   – Опять-таки давай начистоту. – Он расставил ноги чуть пошире, поза выражала упрямство. – Ты расстроена, потому что Гли накопал материалы, способные отправить твоего бывшего любовника в тюрьму?
   – Нет, – сквозь зубы ответила она. – Я расстроена тем, что ты присвоил себе полномочия, которых я тебе не давала.
   – Ах вот как, – холодно ответил он. – Так сказать, вышел за рамки.
   – Вот именно.
   – Это имеет отношение к нашей предыдущей дискуссии? Я переступаю границы дозволенного каждый раз, когда укладываю мисс Шейлу Крэндол в постель?
   – А разве это не твой бзик? Переступать границы. Присваивать власть? Выходить за рамки? Не потому ли ты и любовью занимаешься со мной?
   – Я не занимаюсь любовью.
   Шейла постаралась сдержать себя.
   – Понятно. Любовью не занимаешься. Просто сексуальный маньяк.
   Он пожал плечами.
   – Пожалуй, можно и так определить. – Он увидел, как на ее бледном лице появилось выражение уныния. Тихо выругался. – Понимаешь, я называю лопату лопатой. В слово «любовь» не верю и потому не употребляю его. Оно ничего не значит. Все, что я знаю, когда люди действуют во имя любви, они делают друг другу больно. Твой отец заявлял, что любил мою мать.
   – Да. Он и сегодня утром сказал мне об этом.
   – Так вот, объясни мне, почему он остался с женщиной, которую не любил, которая ему даже не нравилась? Да потому, что великая любовь к моей матери, о которой он трепался, была не так сильна, как его амбиции и алчность. Моя мать заявляла, что любит меня. – Он решительно замахал ладонью, заметив готовность Шейлы протестовать. – Но когда она умирала, ты знаешь, по ком она плакала? По Коттону! Да, по Коттону, который обращался с ней как с дерьмом. Плакала, потому что не хотела расставаться с ним. – Он покачал головой почти с отвращением. Потом горько усмехнулся. – В этой хреновине с любовью процентов нет. Ее изобретатель был распят. Вот и объясни, в чем ее привлекательность. Конечно, байки можно рассказывать, если это помогает сделать все покрасивее, чем на самом деле. Если это оправдывает действия людей, пожалуйста, говори. Но твои слова ни черта не значат.
   – Мне даже жалко тебя, – сухо ответила Шейла.
   – Прибереги свою жалость. Я не хочу иметь никакого отношения к любви, во всяком случае, если это означает превращение меня в половую тряпку. Меня будут использовать, а я буду просить повторить еще раз. Да провались оно, это непротивление злу. Кэш Будро привык давать сдачи.
   – Око за око.
   – Точно. И даже больше.
   – Значит, поскольку Коттон пользовался твоей матерью, ты счел оправданным таким же образом использовать меня. – Ее глаза встретили его взгляд. В них не было ни симпатии, ни тепла – одно лишь разочарование. – Верно я говорю?
   – Ты так считаешь?
   Она медленно кивнула.
   – Да, я так и думаю. – Ее сердце желало, чтобы он опроверг это. Он этого не сделал.
   – Я так понимаю, Коттон тебе раскрыл на меня глаза? – спросил он невозмутимо.
   – Он сказал, что ты угрожал разорить его. Это так? – Кэш промолчал. – Ты поклялся на четках матери уничтожить его и Бель-Тэр. Сюда входит и запугивание меня? А также разрушение оборудования, умышленные проволочки, или, скажем, твои усилия направлены на то, чтобы престижный для компании контракт не был заключен?
   Его глаза заблестели.
   – Вы очень умны, леди. Вот сами и догадайтесь.
   – И как же грандиозно получится, если при этом ты еще будешь и спать со мной, верно?
   – Я просто сияю от счастья при одной мысли о подобном.
   Однако лицо его сохраняло отчужденное, холодное выражение. Шейла была на грани срыва, но заставила себя держаться с достоинством.
   – Я хочу, чтобы ты немедленно убрался вон. И не возвращайся! Больше не смей сшиваться вокруг лесозаготовок.
   – Ты думаешь, что сможешь меня остановить?
   – Не знаю. У тебя огромное влияние на них всех. Возможно, ты сделаешь так, что они все разом покинут свою работу сегодня же. – Она слегка склонила голову набок. – Однако мне интересно знать: пойдут ли они на отказ от работы, если это лишит их обещанной премии? Интересно также, что они подумают о тебе, если заподозрят Кэша Будро в саботаже погрузок и в том, что именно из-за тебя они лишатся денег?
   – Я вижу, ты все успела продумать.
   – Я хочу, чтобы ты в течение недели покинул Бель-Тэр. Освободи дом. Можешь даже сжечь его дотла, только не возвращайся. Если увижу тебя еще раз на моей территории, пристрелю.
   Он пытался сломить Шейлу взглядом, но она не поддалась. Он пожал плечами, подошел к двери, распахнул ее.
   – Без меня ты в срок не уложишься. Поняла?
   – Все силы на это брошу!
   Он пристально посмотрел ей в глаза.