Страница:
Попытка нанести разящий удар линейкой закончилась крахом. Её конец угодил трактористу не в глаз, а в зубы, и, резко мотнув головой, тот отшвырнул надгрызенную деревяшку прочь.
Даже сейчас Кондаков помнил очень многое из криминалистики, следственной практики, диверсионного, подрывного и разведывательного дела, но все эти знания, за которые вражеские спецслужбы, наверное, готовы были отвалить немалые деньги, не могли спасти его от смертельного захвата простого деревенского тракториста.
Впрочем, где-то в подсознании гвоздём засела мысль: «Выход есть, и ты о нём прекрасно знаешь».
Более того, воспалённый разум услужливо подсказывал, что это спасительное знание как-то связано с буквой «а». Но как? Аборт, абсцесс, акушерка, альвеола... Все термины, приходившие на память, почему-то относились к медицине, но казались совершенно бесполезными... Амбулатория, анализ, анальгин, анальный, анатомия... Вот оно! Перед тем, как оказаться в Чарусе, он проходил в Москве краткосрочные (всего два-три дня) фельдшерские курсы.
Анатомия! Кости. Мышцы. Сгибатели-разгибатели. Нервные волокна. Нервные сплетения...
Уже теряя сознание, Кондаков ударил молоточком по локтевому нерву тракториста, в то самое место, где он выходил на поверхность кости и был чрезвычайно чувствителен.
Железная хватка сразу ослабла, и пальцы разжались. Прежде чем провалиться во мрак забытья, Кондаков успел нанести завершающий удар в шейное сплетение, называемое ещё «дыхательным» – возможно, потому, что человек, получивший сюда даже слабый тычок, потом вынужден был учиться дышать по-новому.
Пётр Фомич был уже стар и не так крепок, как прежде, но длительное воспитание на примерах рядового Матросова, капитана Гастелло и политрука Клочкова не прошло даром. Ведь те, если верить историям, столь же легендарным, как и подвиг Муция Сцеволы, боролись не только до самого конца, но и за его гранью...
К счастью, Кондаков пришёл в сознание чуть раньше тракториста и успел связать его прочным резиновым жгутом.
Находясь среди школьников, Людочка была практически неуязвима. Пацаны и девчонки, ещё не успевшие подпасть под власть дьявольского ока, но уже сплочённые Ваней в единый коллектив, служили для неё надёжной защитой.
В третьем часу дня (как раз в это время Цимбаларь сражался с Парамоновной) она решила сварить на ужин чего-нибудь вкусненького, но в доме, как назло, не нашлось и кружки воды. Ваня со своей компанией куда-то запропастился, и девушка, взяв лёгкое пластмассовое ведро, направилась на реку, что прежде делала уже неоднократно.
В отличие от Кондакова, Людочка никаких особых предосторожностей не предпринимала, надеясь больше на свою удачу и резвость. Лишь оказавшись за околицей, она машинально подумала, что время для дальней прогулки выбрано не самое удачное.
К реке вела торная дорога, проложенная радениями Вальки Деруновой. Ходить за водой стало легче, зато зачерпывать её – труднее. После того как полынья сделалась доступней даже для детей, её диаметр резко сократился – ведро кое-как ещё пройдёт, а пятилетний карапуз, обременённый самодельным тулупчиком, застрянет. И пока, слава богу, обходилось без несчастных случаев.
Разбив молодой ледок, Людочка набрала воды, однако в ней оказалось слишком много неизвестно откуда взявшегося мусора. Она собралась зачерпнуть снова, но увидела приближающихся людей. Поставив на боевой взвод пистолет, находившийся, как обычно, в песцовой муфточке, девушка отступила с их пути.
Это были рыбаки – отец и сын, – возвращавшиеся с подлёдного лова. Промысел они вели с помощью двух длинных и узких прорубей, сделанных в речном льду, – в одну сеть запускали, а из другой вытаскивали. Такая работа не умиротворяла, а, наоборот, выматывала.
Оба рыбака устали, замёрзли и проголодались. Вся их добыча состояла из десятка некрупных сигов, которые нёс на кукане мальчик, кстати говоря, учившийся у Людочки. Отец шагал следом, вскинув на плечо тщательно сложенную сеть. Даже на морозе она пахла рыбьей чешуёй и водорослями.
Дождавшись, когда рыбаки отойдут на безопасное расстояние, Людочка снова наклонилась к полынье, но в тот же момент на нее упало что-то холодное и мокрое, но почти невесомое. Теперь она видела мир уже не таким, как прежде, а словно бы сквозь редкую вуаль.
Ещё не до конца осознав случившееся, девушка попыталась освободиться от этого нежданного подарка и почти сразу же запуталась в прочном ячеистом полотне, изготовленном в далёком Китае специально для браконьерских нужд.
А произошло вот что: рыболов, преспокойно проследовавший мимо насторожившейся учительницы, внезапно обернулся и с расстояния в десять-пятнадцать метров ловко метнул свою сеть, будто бы перед ним был не живой человек, обладающий всеми гражданскими правами, а стая лососей, играющая на речном перекате.
Людочка уже не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Потеряв равновесие, она упала на заснеженный лёд, по-прежнему прижимая к себе пустое ведро и муфту с пистолетом.
– Батя, ты ошалел! – взвыл мальчишка. – Тебя же засудят! В тюряге сгниёшь!
Что-то затрещало – по-видимому, сын, пытаясь остановить повредившегося умом отца, ухватил его за одежду, но хрясткий удар положил конец этому благому начинанию, и мальчик, поскуливая, как кутёнок, смылся от греха подальше.
Его исчезновение даже обрадовало Людочку, которая теперь с чистой совестью могла стрелять на поражение. Вот только давалось это с великим трудом – пистолет вместе с правой рукой был намертво примотан к груди, и, дабы направить ствол куда следует, приходилось червяком извиваться на льду.
Первая пуля не то чтобы прошла мимо цели, а вообще улетела в противоположную сторону. Грохот выстрела ничуть не испугал рыбака – скорее всего он был уже не хозяин самому себе. Рывком приподняв девушку, беспомощную, словно куль соломы, он стал совать её головой в прорубь.
Но у берега лёд был гораздо толще, чем на стремнине, и хотя лицо Людочки раз за разом погружалось в студёную воду, утопить её никак не удавалось. Платок сбился на сторону, и течение вовсю полоскало светлые волосы девушки, для которых рыболовная сеть преградой не являлась.
Всё это время рыбак держался за спиной у Людочки, и второй выстрел оказался столь же безрезультатным, как и первый (правда, оставалась надежда, что их услышат в деревне).
Убедившись, что хозяйственная прорубь для его изуверских замыслов не годится, рыбак поволок девушку на середину реки, где и бросил в другую прорубь – промысловую, длина которой превышала рост человека, но ширина ограничивалась сорока-пятьюдесятью сантиметрами.
Поначалу он пытался втоптать Людочку в эту весьма и весьма оригинальную могилу, но та, должно быть, в Чарусе немного располнела и уходить под лёд не собиралась, а только отфыркивалась и шумно извергала из себя речную воду. Интерес к приготовлению супов и даже компотов, по-видимому, был утрачен ею на всю оставшуюся жизнь.
Убедившись, что и новый вариант утопления несостоятелен, рыбак вытащил из-за пояса топор. Хватило бы одного взмаха, чтобы раскроить жертве череп, но такая смерть, наверное, не входила в планы рыбака (или той силы, во власти которой он сейчас находился).
Безумец начал энергично расширять прорубь, круша лёд чуть ли не в сантиметре от виска девушки. Просто чудо, что топор ни разу не промахнулся.
Когда прорубь достигла приемлемой, с его точки зрения, ширины, рыбак встал ногами на Людочку и даже несколько раз подпрыгнул на ней. Лёд затрещал, и вода целиком накрыла девушку. На поверхности её держала лишь пузырём раздувшаяся одежда да волосы, успевшие примёрзнуть к краю проруби. Ничего перед собой не видя, она могла стрелять только в воду.
Похоже было, что жизнь, обещавшая бесконечный праздник, подходит к концу. Зелёные холодные глубины уже распростёрли перед Людочкой свои цепкие объятия. Неимоверным усилием вывернув голову, она успела глотнуть воздуха, но, судя по всему, это была её последняя удача.
Спасение нагрянуло тогда, когда Людочка уже потеряла всякую надежду. Сапоги рыбака перестали вдруг давить на спину, а затем десятки рук единым усилием вырвали её из смертоносной щели.
Теперь уже в сетях барахтался рыбак – дети, призванные на помощь его сыном, не придумали ничего лучше, как воспользоваться чужим оружием. Людочку, даже не выпутывая из ледяного кокона, волоком потащили в деревню. Она дышала и не могла надышаться.
– Крепись, Савельевна! – уговаривал её Ваня. – «Моржи» всю зиму в проруби купаются и живут до ста лет.
Людочка попыталась что-то ответить, но одеревеневший язык не слушался. Когда вокруг уже замелькали деревенские дома, она кое-как выдавила из себя:
– Мужика... не трогайте... он не виноват...
– Нашла о ком жалеть! – буркнул Ваня. – Да я бы на его месте сам утопился.
В больничке они застали весьма занятную сцену: Кондаков, стоя над телом поверженного тракториста, смазывал йодом свою расцарапанную шею. Повсюду, словно скорлупа драконьего яйца, валялись куски гипса.
– Что это за русалочка такая? – просипел он, не узнав Людочку, но успев разглядеть длинные пряди льняных волос и рыболовную сеть.
– Долго объяснять, – ответил Ваня. – Но если мы её сейчас не отогреем, русалочка превратится в Снежную королеву со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Поздно вечером оперативники собрались на чрезвычайное совещание.
После столкновения с гнедым жеребцом Цимбаларь ковылял бочком, словно краб. Кондаков не мог повернуть шею. Людочка вообще выжила чудом. Один только Ваня сиял, как новенький полтинник.
Людочка прихлёбывала чай с коньяком и всё время куталась в огромную шаль. Цимбаларь нервно курил. Кондаков с Ваней успели пропустить по стопке спирта и не скрывали этого.
Оружие у всех было наготове, хотя применять его планировалось лишь в исключительных случаях. Те, кто сегодня покушался на их жизнь, действовали совершенно неосознанно, и, следовательно, никакой вины за ними не было. А разве можно стрелять в невиновных?
Цимбаларь пересказал свой разговор с Зинкой Почечуевой. Его ни разу не перебили. На полемику сейчас никого не тянуло.
– Лейтенант Черенков был, наверное, очень неглупым человеком, – сказала Людочка. – В наблюдательности ему не откажешь. Да и в способности к воображению тоже... Его теория, которую я назвала бы элегантной сказкой, действительно многое объясняет, хотя на самом деле не объясняет ничего.
– Случалось, что притянутые за уши гипотезы впоследствии оправдывались, – возразил Цимбаларь. – Вспомните модель Уотсона – Крика, предсказавшую спиральное строение молекулы ДНК. Или ту же самую квантовую механику.
– Ты веришь в борьбу ангела и дьявола? – спросила Людочка.
– Нет, конечно... Хотя в легендах древних зырян, населявших здешние края, и индейцев навахо просматриваются сходные мотивы о боге, составленном из множества человеческих личностей. Думаю, это неспроста.
– Не исключено, что именно такая легенда легла в основу догадки, высказанной Черенковым, – сказала Людочка. – И пока мы не придумаем ничего более убедительного, можно пользоваться этой теорией. Тем более что она получила подтверждение с самой неожиданной стороны. Но об этом я скажу позже.
– Да, загадочная история, – держась левой рукой за горло, просипел Кондаков. – Где-то я слышал, что человечество есть только зародыш некоего сверхъестественного организма, целью которого является борьба со всеобщей энтропией, пожирающей Вселенную. Но силы, покровительствующие этой самой энтропии, стремятся любыми средствами погубить нас или хотя бы не выпустить в космос. Всякие там «летающие тарелочки» – это патрульные корабли, которые должны присматривать за людьми.
– Сочинений подобного рода не счесть, – сказала Людочка. – На них кормится, наверное, уже пятое поколение писателей-фантастов.
– А вот про инфлюэнцу Черенков загнул, – продолжал Кондаков. – История про биологическое оружие, выкашивающее приверженцев дьявола, пахнет профанацией... У меня в шестьдесят девятом году тётка от гонконгского гриппа умерла. Милейшая, скажу вам, была женщина.
– Это лично ты так считаешь, – ухмыльнулся Ваня. – На самом деле она была волоском в дьявольском хвосте, только тщательно это скрывала.
– А по-моему, инфлюэнца, точнее говоря, «испанка», очень согласуется с теорией Черенкова, – сказал Цимбаларь. – Во время той знаменитой эпидемии смертность среди стариков и детей была сравнительно невелика. Но люди в самом расцвете лет гибли миллионами. Солдаты, революционеры, бунтовщики... Один только Яков Михайлович Свердлов чего стоит. Вот уж исчадие дьявола в чистом виде. Даже трудно представить себе, каким боком повернулась бы история, уцелей он тогда. Рядом с ним Ленин и Троцкий отдыхают.
– Но ведь Сталин и Гитлер остались живы-здоровы, – заметил Ваня.
– В восемнадцатом году это были в общем-то тишайшие люди, – ответил Цимбаларь.
– Тем не менее на смену Первой мировой войне пришла Вторая.
– Это совсем другое дело. Тут уж скорее просматривается не дьявольский, а ангельский промысел. Жертвы оказались велики, но не напрасны. По большому счёту, победу одержали идеи гуманизма, а не тирании. Только мы одни продолжаем барахтаться в зловонном болоте прошлого. Другие теперь выбирают дорогу с оглядкой.
– Чтобы в конце концов вновь окунуться в болото ещё более зловонное, чем прежде, – съязвил Кондаков. – Можешь со мной спорить, но инфлюэнца – это явная натяжка. Ведь тогда получается, что дьявол и ангел одного поля ягода. Первый ради своего возрождения убивает людей в Чарусе, а другой – по всему миру.
– Пойми, ни дьявола, ни ангела на самом деле нет. Это чистая условность.
– А кто тогда есть? Кто насылает на людей дурные видения, а потом превращает их в убийц?
– Если бы я знал, – Цимбаларь пожал плечами.
– Что-то меня лихорадит, – Людочка приложилась к стакану с остывшим чаем. – Не хватало ещё заболеть... Помните наш разговор о том, что индейцы навахо, скорее всего, подвергались скрупулёзным медицинским исследованиям и не мешало бы запросить эти материалы у американцев? Так вот, вчера я получила ответ из штата Юта.
– Почему же ты нас не предупредила? – с упрёком произнёс Кондаков.
– Сначала мне нужно было всё хорошенько обдумать. Сразу скажу, что индейцы навахо ничем не отличаются от других людей, если, конечно, не брать во внимание антропологические признаки... Тем не менее есть одно «но». Одно совсем маленькое «но», на которое я сначала даже не обратила внимания.
– Да не тяни ты за душу! – Цимбаларь никогда не отличался терпением.
– В крови индейцев, населяющих посёлок Похоак, отсутствуют антитела к вирусам типа А, В и С, а также к их разновидностям. Это означает, что ни они сами, ни их предки никогда не болели гриппом.
– Вот те и на! – воскликнул Цимбаларь. – Стало быть, угадал Черенков.
– Если это догадка, то прямо-таки гениальная, – сказала Людочка. – Но я полагаю, что он имел доступ к каким-то документам, пока ещё неизвестным нам. Надо бы запросить областной архив.
– Нам-то что сейчас делать? – осведомился Кондаков.
– Готовить ответ американцам, – сказала Людочка. – На примере Чарусы мы должны подтвердить или опровергнуть их информацию... Проще говоря, взять пробы крови у большинства местных жителей. Причём раздельно по возрастным категориям: дети, взрослые, старики. Анализ можно провести с помощью экспресс-лаборатории, которая пылится без дела в фельдшерском пункте.
– Ты представляешь, какому риску мы подвергаемся? – Кондаков машинально погладил свою шею.
– Представляю, и не хуже других, – ответ Людочки прозвучал неожиданно резко. – Вы оба благополучно вывернулись из лап смерти, а я обнималась с нею, наверное, минут пятнадцать. Никому этого не пожелаю.
– С детьми проблем не будет, – сказал Ваня. – Возьмём у них кровь прямо на уроке.
– Я со своей стороны гарантирую по пять-шесть проб в день, – буркнул Кондаков. – Только у меня контингент специфический: старики да старухи... У зрелых людей придётся брать кровь в принудительном порядке.
– Делайте это вдвоём, – посоветовала Людочка. – Пока один будет пускать кровь из пальца, другой пусть стоит рядом с пистолетом в руке.
– У меня есть совсем другой план, – сообщил Цимбаларь. – Не мы пойдём к людям, а люди побегут к нам...
Глава 17
Даже сейчас Кондаков помнил очень многое из криминалистики, следственной практики, диверсионного, подрывного и разведывательного дела, но все эти знания, за которые вражеские спецслужбы, наверное, готовы были отвалить немалые деньги, не могли спасти его от смертельного захвата простого деревенского тракториста.
Впрочем, где-то в подсознании гвоздём засела мысль: «Выход есть, и ты о нём прекрасно знаешь».
Более того, воспалённый разум услужливо подсказывал, что это спасительное знание как-то связано с буквой «а». Но как? Аборт, абсцесс, акушерка, альвеола... Все термины, приходившие на память, почему-то относились к медицине, но казались совершенно бесполезными... Амбулатория, анализ, анальгин, анальный, анатомия... Вот оно! Перед тем, как оказаться в Чарусе, он проходил в Москве краткосрочные (всего два-три дня) фельдшерские курсы.
Анатомия! Кости. Мышцы. Сгибатели-разгибатели. Нервные волокна. Нервные сплетения...
Уже теряя сознание, Кондаков ударил молоточком по локтевому нерву тракториста, в то самое место, где он выходил на поверхность кости и был чрезвычайно чувствителен.
Железная хватка сразу ослабла, и пальцы разжались. Прежде чем провалиться во мрак забытья, Кондаков успел нанести завершающий удар в шейное сплетение, называемое ещё «дыхательным» – возможно, потому, что человек, получивший сюда даже слабый тычок, потом вынужден был учиться дышать по-новому.
Пётр Фомич был уже стар и не так крепок, как прежде, но длительное воспитание на примерах рядового Матросова, капитана Гастелло и политрука Клочкова не прошло даром. Ведь те, если верить историям, столь же легендарным, как и подвиг Муция Сцеволы, боролись не только до самого конца, но и за его гранью...
К счастью, Кондаков пришёл в сознание чуть раньше тракториста и успел связать его прочным резиновым жгутом.
Находясь среди школьников, Людочка была практически неуязвима. Пацаны и девчонки, ещё не успевшие подпасть под власть дьявольского ока, но уже сплочённые Ваней в единый коллектив, служили для неё надёжной защитой.
В третьем часу дня (как раз в это время Цимбаларь сражался с Парамоновной) она решила сварить на ужин чего-нибудь вкусненького, но в доме, как назло, не нашлось и кружки воды. Ваня со своей компанией куда-то запропастился, и девушка, взяв лёгкое пластмассовое ведро, направилась на реку, что прежде делала уже неоднократно.
В отличие от Кондакова, Людочка никаких особых предосторожностей не предпринимала, надеясь больше на свою удачу и резвость. Лишь оказавшись за околицей, она машинально подумала, что время для дальней прогулки выбрано не самое удачное.
К реке вела торная дорога, проложенная радениями Вальки Деруновой. Ходить за водой стало легче, зато зачерпывать её – труднее. После того как полынья сделалась доступней даже для детей, её диаметр резко сократился – ведро кое-как ещё пройдёт, а пятилетний карапуз, обременённый самодельным тулупчиком, застрянет. И пока, слава богу, обходилось без несчастных случаев.
Разбив молодой ледок, Людочка набрала воды, однако в ней оказалось слишком много неизвестно откуда взявшегося мусора. Она собралась зачерпнуть снова, но увидела приближающихся людей. Поставив на боевой взвод пистолет, находившийся, как обычно, в песцовой муфточке, девушка отступила с их пути.
Это были рыбаки – отец и сын, – возвращавшиеся с подлёдного лова. Промысел они вели с помощью двух длинных и узких прорубей, сделанных в речном льду, – в одну сеть запускали, а из другой вытаскивали. Такая работа не умиротворяла, а, наоборот, выматывала.
Оба рыбака устали, замёрзли и проголодались. Вся их добыча состояла из десятка некрупных сигов, которые нёс на кукане мальчик, кстати говоря, учившийся у Людочки. Отец шагал следом, вскинув на плечо тщательно сложенную сеть. Даже на морозе она пахла рыбьей чешуёй и водорослями.
Дождавшись, когда рыбаки отойдут на безопасное расстояние, Людочка снова наклонилась к полынье, но в тот же момент на нее упало что-то холодное и мокрое, но почти невесомое. Теперь она видела мир уже не таким, как прежде, а словно бы сквозь редкую вуаль.
Ещё не до конца осознав случившееся, девушка попыталась освободиться от этого нежданного подарка и почти сразу же запуталась в прочном ячеистом полотне, изготовленном в далёком Китае специально для браконьерских нужд.
А произошло вот что: рыболов, преспокойно проследовавший мимо насторожившейся учительницы, внезапно обернулся и с расстояния в десять-пятнадцать метров ловко метнул свою сеть, будто бы перед ним был не живой человек, обладающий всеми гражданскими правами, а стая лососей, играющая на речном перекате.
Людочка уже не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Потеряв равновесие, она упала на заснеженный лёд, по-прежнему прижимая к себе пустое ведро и муфту с пистолетом.
– Батя, ты ошалел! – взвыл мальчишка. – Тебя же засудят! В тюряге сгниёшь!
Что-то затрещало – по-видимому, сын, пытаясь остановить повредившегося умом отца, ухватил его за одежду, но хрясткий удар положил конец этому благому начинанию, и мальчик, поскуливая, как кутёнок, смылся от греха подальше.
Его исчезновение даже обрадовало Людочку, которая теперь с чистой совестью могла стрелять на поражение. Вот только давалось это с великим трудом – пистолет вместе с правой рукой был намертво примотан к груди, и, дабы направить ствол куда следует, приходилось червяком извиваться на льду.
Первая пуля не то чтобы прошла мимо цели, а вообще улетела в противоположную сторону. Грохот выстрела ничуть не испугал рыбака – скорее всего он был уже не хозяин самому себе. Рывком приподняв девушку, беспомощную, словно куль соломы, он стал совать её головой в прорубь.
Но у берега лёд был гораздо толще, чем на стремнине, и хотя лицо Людочки раз за разом погружалось в студёную воду, утопить её никак не удавалось. Платок сбился на сторону, и течение вовсю полоскало светлые волосы девушки, для которых рыболовная сеть преградой не являлась.
Всё это время рыбак держался за спиной у Людочки, и второй выстрел оказался столь же безрезультатным, как и первый (правда, оставалась надежда, что их услышат в деревне).
Убедившись, что хозяйственная прорубь для его изуверских замыслов не годится, рыбак поволок девушку на середину реки, где и бросил в другую прорубь – промысловую, длина которой превышала рост человека, но ширина ограничивалась сорока-пятьюдесятью сантиметрами.
Поначалу он пытался втоптать Людочку в эту весьма и весьма оригинальную могилу, но та, должно быть, в Чарусе немного располнела и уходить под лёд не собиралась, а только отфыркивалась и шумно извергала из себя речную воду. Интерес к приготовлению супов и даже компотов, по-видимому, был утрачен ею на всю оставшуюся жизнь.
Убедившись, что и новый вариант утопления несостоятелен, рыбак вытащил из-за пояса топор. Хватило бы одного взмаха, чтобы раскроить жертве череп, но такая смерть, наверное, не входила в планы рыбака (или той силы, во власти которой он сейчас находился).
Безумец начал энергично расширять прорубь, круша лёд чуть ли не в сантиметре от виска девушки. Просто чудо, что топор ни разу не промахнулся.
Когда прорубь достигла приемлемой, с его точки зрения, ширины, рыбак встал ногами на Людочку и даже несколько раз подпрыгнул на ней. Лёд затрещал, и вода целиком накрыла девушку. На поверхности её держала лишь пузырём раздувшаяся одежда да волосы, успевшие примёрзнуть к краю проруби. Ничего перед собой не видя, она могла стрелять только в воду.
Похоже было, что жизнь, обещавшая бесконечный праздник, подходит к концу. Зелёные холодные глубины уже распростёрли перед Людочкой свои цепкие объятия. Неимоверным усилием вывернув голову, она успела глотнуть воздуха, но, судя по всему, это была её последняя удача.
Спасение нагрянуло тогда, когда Людочка уже потеряла всякую надежду. Сапоги рыбака перестали вдруг давить на спину, а затем десятки рук единым усилием вырвали её из смертоносной щели.
Теперь уже в сетях барахтался рыбак – дети, призванные на помощь его сыном, не придумали ничего лучше, как воспользоваться чужим оружием. Людочку, даже не выпутывая из ледяного кокона, волоком потащили в деревню. Она дышала и не могла надышаться.
– Крепись, Савельевна! – уговаривал её Ваня. – «Моржи» всю зиму в проруби купаются и живут до ста лет.
Людочка попыталась что-то ответить, но одеревеневший язык не слушался. Когда вокруг уже замелькали деревенские дома, она кое-как выдавила из себя:
– Мужика... не трогайте... он не виноват...
– Нашла о ком жалеть! – буркнул Ваня. – Да я бы на его месте сам утопился.
В больничке они застали весьма занятную сцену: Кондаков, стоя над телом поверженного тракториста, смазывал йодом свою расцарапанную шею. Повсюду, словно скорлупа драконьего яйца, валялись куски гипса.
– Что это за русалочка такая? – просипел он, не узнав Людочку, но успев разглядеть длинные пряди льняных волос и рыболовную сеть.
– Долго объяснять, – ответил Ваня. – Но если мы её сейчас не отогреем, русалочка превратится в Снежную королеву со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Поздно вечером оперативники собрались на чрезвычайное совещание.
После столкновения с гнедым жеребцом Цимбаларь ковылял бочком, словно краб. Кондаков не мог повернуть шею. Людочка вообще выжила чудом. Один только Ваня сиял, как новенький полтинник.
Людочка прихлёбывала чай с коньяком и всё время куталась в огромную шаль. Цимбаларь нервно курил. Кондаков с Ваней успели пропустить по стопке спирта и не скрывали этого.
Оружие у всех было наготове, хотя применять его планировалось лишь в исключительных случаях. Те, кто сегодня покушался на их жизнь, действовали совершенно неосознанно, и, следовательно, никакой вины за ними не было. А разве можно стрелять в невиновных?
Цимбаларь пересказал свой разговор с Зинкой Почечуевой. Его ни разу не перебили. На полемику сейчас никого не тянуло.
– Лейтенант Черенков был, наверное, очень неглупым человеком, – сказала Людочка. – В наблюдательности ему не откажешь. Да и в способности к воображению тоже... Его теория, которую я назвала бы элегантной сказкой, действительно многое объясняет, хотя на самом деле не объясняет ничего.
– Случалось, что притянутые за уши гипотезы впоследствии оправдывались, – возразил Цимбаларь. – Вспомните модель Уотсона – Крика, предсказавшую спиральное строение молекулы ДНК. Или ту же самую квантовую механику.
– Ты веришь в борьбу ангела и дьявола? – спросила Людочка.
– Нет, конечно... Хотя в легендах древних зырян, населявших здешние края, и индейцев навахо просматриваются сходные мотивы о боге, составленном из множества человеческих личностей. Думаю, это неспроста.
– Не исключено, что именно такая легенда легла в основу догадки, высказанной Черенковым, – сказала Людочка. – И пока мы не придумаем ничего более убедительного, можно пользоваться этой теорией. Тем более что она получила подтверждение с самой неожиданной стороны. Но об этом я скажу позже.
– Да, загадочная история, – держась левой рукой за горло, просипел Кондаков. – Где-то я слышал, что человечество есть только зародыш некоего сверхъестественного организма, целью которого является борьба со всеобщей энтропией, пожирающей Вселенную. Но силы, покровительствующие этой самой энтропии, стремятся любыми средствами погубить нас или хотя бы не выпустить в космос. Всякие там «летающие тарелочки» – это патрульные корабли, которые должны присматривать за людьми.
– Сочинений подобного рода не счесть, – сказала Людочка. – На них кормится, наверное, уже пятое поколение писателей-фантастов.
– А вот про инфлюэнцу Черенков загнул, – продолжал Кондаков. – История про биологическое оружие, выкашивающее приверженцев дьявола, пахнет профанацией... У меня в шестьдесят девятом году тётка от гонконгского гриппа умерла. Милейшая, скажу вам, была женщина.
– Это лично ты так считаешь, – ухмыльнулся Ваня. – На самом деле она была волоском в дьявольском хвосте, только тщательно это скрывала.
– А по-моему, инфлюэнца, точнее говоря, «испанка», очень согласуется с теорией Черенкова, – сказал Цимбаларь. – Во время той знаменитой эпидемии смертность среди стариков и детей была сравнительно невелика. Но люди в самом расцвете лет гибли миллионами. Солдаты, революционеры, бунтовщики... Один только Яков Михайлович Свердлов чего стоит. Вот уж исчадие дьявола в чистом виде. Даже трудно представить себе, каким боком повернулась бы история, уцелей он тогда. Рядом с ним Ленин и Троцкий отдыхают.
– Но ведь Сталин и Гитлер остались живы-здоровы, – заметил Ваня.
– В восемнадцатом году это были в общем-то тишайшие люди, – ответил Цимбаларь.
– Тем не менее на смену Первой мировой войне пришла Вторая.
– Это совсем другое дело. Тут уж скорее просматривается не дьявольский, а ангельский промысел. Жертвы оказались велики, но не напрасны. По большому счёту, победу одержали идеи гуманизма, а не тирании. Только мы одни продолжаем барахтаться в зловонном болоте прошлого. Другие теперь выбирают дорогу с оглядкой.
– Чтобы в конце концов вновь окунуться в болото ещё более зловонное, чем прежде, – съязвил Кондаков. – Можешь со мной спорить, но инфлюэнца – это явная натяжка. Ведь тогда получается, что дьявол и ангел одного поля ягода. Первый ради своего возрождения убивает людей в Чарусе, а другой – по всему миру.
– Пойми, ни дьявола, ни ангела на самом деле нет. Это чистая условность.
– А кто тогда есть? Кто насылает на людей дурные видения, а потом превращает их в убийц?
– Если бы я знал, – Цимбаларь пожал плечами.
– Что-то меня лихорадит, – Людочка приложилась к стакану с остывшим чаем. – Не хватало ещё заболеть... Помните наш разговор о том, что индейцы навахо, скорее всего, подвергались скрупулёзным медицинским исследованиям и не мешало бы запросить эти материалы у американцев? Так вот, вчера я получила ответ из штата Юта.
– Почему же ты нас не предупредила? – с упрёком произнёс Кондаков.
– Сначала мне нужно было всё хорошенько обдумать. Сразу скажу, что индейцы навахо ничем не отличаются от других людей, если, конечно, не брать во внимание антропологические признаки... Тем не менее есть одно «но». Одно совсем маленькое «но», на которое я сначала даже не обратила внимания.
– Да не тяни ты за душу! – Цимбаларь никогда не отличался терпением.
– В крови индейцев, населяющих посёлок Похоак, отсутствуют антитела к вирусам типа А, В и С, а также к их разновидностям. Это означает, что ни они сами, ни их предки никогда не болели гриппом.
– Вот те и на! – воскликнул Цимбаларь. – Стало быть, угадал Черенков.
– Если это догадка, то прямо-таки гениальная, – сказала Людочка. – Но я полагаю, что он имел доступ к каким-то документам, пока ещё неизвестным нам. Надо бы запросить областной архив.
– Нам-то что сейчас делать? – осведомился Кондаков.
– Готовить ответ американцам, – сказала Людочка. – На примере Чарусы мы должны подтвердить или опровергнуть их информацию... Проще говоря, взять пробы крови у большинства местных жителей. Причём раздельно по возрастным категориям: дети, взрослые, старики. Анализ можно провести с помощью экспресс-лаборатории, которая пылится без дела в фельдшерском пункте.
– Ты представляешь, какому риску мы подвергаемся? – Кондаков машинально погладил свою шею.
– Представляю, и не хуже других, – ответ Людочки прозвучал неожиданно резко. – Вы оба благополучно вывернулись из лап смерти, а я обнималась с нею, наверное, минут пятнадцать. Никому этого не пожелаю.
– С детьми проблем не будет, – сказал Ваня. – Возьмём у них кровь прямо на уроке.
– Я со своей стороны гарантирую по пять-шесть проб в день, – буркнул Кондаков. – Только у меня контингент специфический: старики да старухи... У зрелых людей придётся брать кровь в принудительном порядке.
– Делайте это вдвоём, – посоветовала Людочка. – Пока один будет пускать кровь из пальца, другой пусть стоит рядом с пистолетом в руке.
– У меня есть совсем другой план, – сообщил Цимбаларь. – Не мы пойдём к людям, а люди побегут к нам...
Глава 17
ИНФЛЮЭНЦА
План Цимбаларя состоял в следующем: использовать деньги, оставшиеся после смерти Изольды Марковны Архенгольц, для поощрения сдатчиков крови. После недолгих дебатов он был принят тремя голосами «за» при одном воздержавшемся – Людочки Лопаткиной.
Валька Дерунова обошла все дворы и лично довела до жителей Чарусы сообщение о том, что фельдшеру срочно понадобилась кровь какой-то очень редкой группы. Будущему донору была обещана баснословная сумма в тысячу долларов (вручать которую, естественно, никто не собирался). Соискатели, не прошедшие отбор, получали на руки по сто рублей.
На следующий день перед дверями больнички выстроилась очередь, в основном состоявшая из представителей старшего поколения. Ближе к полудню стали подтягиваться мужики и бабы цветущего возраста. Всех манил главный приз, в эквиваленте равный двум удоистым коровам или мотоциклу «Урал». Да и сто рублей на дороге тоже не валялись.
Кондаков брал у сельчан пробы крови, а за ширмой сидел Цимбаларь, вооружённый берёзовым поленом. Людочка еле успевала проводить анализы. Экспресс-лаборатория сильно упрощала дело, но девушке всё равно пришлось задержаться далеко за полночь.
Обобщённый результат был готов уже на следующий день. В целом он подтверждал информацию, полученную из Америки. Кровь жителей Чарусы, за исключением двадцати-тридцати человек, успевших постранствовать по свету, была свободна от антител, призванных бороться с вирусом гриппа.
И «испанка», и «гонконгский штамм», и все другие аналогичные эпидемии обошли этот медвежий угол стороной. Ломать голову над причиной подобного явления не приходилось – в конце зимы, когда по городам и весям России начинает свирепствовать грипп, Чаруса была напрочь отрезана от внешнего мира.
– Сейчас я скажу вам одну очень важную вещь, – коверкая слова на кавказский манер, произнёс Цимбаларь. – Но сначала вы все лучше сядьте.
– Да уж ладно, говори, – махнул рукой Ваня. – Мы люди крепкие.
– Нас может спасти только грипп, – уже совсем другим тоном продолжал Цимбаларь. – Когда им переболеют все частички дьявольского ока, оно или помутнеет, или вообще лопнет.
– Надеюсь, это шутка? – холодно поинтересовалась Людочка.
– Нет, крик души.
– А ты хоть понимаешь, что некоторым жителям Чарусы грипп грозит фатальным исходом?
– Понимаю, – кивнул Цимбаларь. – Жертвы, конечно, возможны. Но мы сделаем всё от нас зависящее, чтобы их избежать. Пётр Фомич, у тебя есть лекарства от гриппа?
– Более чем достаточно, – буркнул Кондаков, которого новая идея Цимбаларя тоже не привела в восторг.
– Вот видишь! – обрадовался Цимбаларь. – И тебя вылечат, и меня вылечат... Тем более наши действия оправданны в юридическом плане. Защищая собственную жизнь, пострадавшая сторона имеет право на упреждающий удар.
– Имеет, – подтвердила Людочка. – Но пределы допустимой обороны строго очерчены законом. Нельзя поджигать дом, в котором обитает твой обидчик. Нельзя защищаться с помощью отравляющих веществ и биологического оружия. Между эпидемией гриппа и эпидемией сибирской язвы нет принципиального различия.
– А ты случайно не утрируешь? – Цимбаларь снисходительно прищурился.
– Нет! Нас обвинят в смерти каждого, кто станет жертвой гриппа. Кроме того, мы замахиваемся на явление, значение которого даже не можем осознать. Где гарантия, что, погубив дьявольское око, мы совершим благой поступок? А если это и в самом деле зародыш будущего борца со вселенской энтропией?
– Ничего страшного, – беззаботно ответил Цимбаларь. – В штате Юта останется его брат-близнец.
Услышав это, Кондаков забеспокоился.
– Разумно ли будет лишать себя этого природного феномена, когда аналогичное создание находится под контролем американских спецслужб? Тут попахивает политической близорукостью.
– Да нам не о политике думать надо, а о том, как прервать череду убийств, следующими жертвами которых станем мы! – в сердцах воскликнул Цимбаларь.
– Нет, я на себя такую ответственность взять не могу, – заявил Кондаков самым категоричным тоном. – Решение по этому вопросу должна принять коллегия Министерства внутренних дел или даже правительственная комиссия.
– Пусть принимают! Но уже после того, как мы вырвем у змеи жало.
Ваня, до этого разглядывавший иллюстрации в медицинском атласе, неожиданно для всех стал на сторону Цимбаларя.
– Когда я, бывало, выходил на охоту за маньяком-сериальщиком, мне всегда ставили одно непременное условие: задержать его живьём, – сообщил он. – Дескать, это нужно не только для соблюдения юридической процедуры, но и для научных целей. В институте Сербского такие типы нарасхват. Я никогда прямо не перечил, но при первой же возможности мочил гада, особенно если заставал на месте преступления. Пусть его, думаю, лучше в морге изучают. Здесь то же самое. С корнем этот проклятый глаз рвать надо, чтобы и воспоминаний о нём не осталось.
Наступила тягостная тишина, которую первым прервал Цимбаларь.
– Жаль, что мы не достигли согласия, – сказал он. – Рад бы пойти на уступки, да не могу. Это не какие-нибудь капризы, а совершенно сознательное решение. И я буду следовать ему, если только вы не помешаете мне силой.
– Тебе разве помешаешь! – усмехнулась Людочка. – Утешает меня лишь одно обстоятельство. Тебе просто неоткуда взять этот грипп. Птичка в клюве его не принесёт, а все другие пути для вирусоносителей заказаны. Мы опять завели пустопорожний спор.
– Можешь оставаться при своём мнении, – отрезал Цимбаларь. – А я лучше займусь делом. У тебя видеокамера есть?
– В мобильнике имеется.
– Она согласуется с компьютером?
– Наверное.
– Одолжи мне её, пожалуйста.
– А зачем, если не секрет?
– Хочу кое-куда позвонить. Видеокамера должна засвидетельствовать мою личность.
– Бери, – Людочка положила мобильник на стол. – Чую, ты опять задумал какую-то афёру.
– Скоро вы всё поймёте, – пообещал Цимбаларь. – Не пройдёт и пары дней.
– Очень печально, что в нашем дружном коллективе возникли вдруг дрязги и разногласия, – с удручённым видом произнёс Кондаков.
– Так ведь без этого в жизни нельзя, – возразил Ваня, настроенный сегодня на философский лад. – Пресловутое единодушие завело нашу страну сами знаете куда. А благодаря парламентским дрязгам и спорам Англия процветает уже целую тысячу лет.
Вежливо попросив всех удалиться, Цимбаларь подсоединил мобильник к компьютеру, а компьютер к спутниковому телефону. Затем он позвонил Михаилу Анисимовичу Петрищеву, в прошлом боевому лётчику, а ныне заместителю председателя районного потребительского общества.
Петрищева на месте не оказалось, но, когда Цимбаларь представился по всей форме, кто-то из сослуживцев отправился на его поиски.
Спустя минут десять в трубке раздался знакомый бодрый голос:
– Слушаю вас!
– Привет. Это тебя из Чарусы беспокоит майор милиции Цимбаларь. Помнишь такого?
– Ещё бы! Весёлая тогда получилась поездка. Месяца через два-три ожидай нас опять.
– А раньше нельзя увидеться?
– Если только во сне, – рассмеялся Петрищев. – Причём кошмарном.
– Ты ещё на вертолёте летаешь?
– Последнее время как-то не приходилось. С горючим перебои, да и погода, сам видишь, какая... Ты почему про это спросил?
– Хочу, чтобы в Чарусу прилетел вертолёт и забрал меня отсюда.
– Ты случайно не хлебнул лишку?
– Трезв как стёклышко. А сейчас ты в этом убедишься... У вас мобильник с дисплеем есть?
– Кажется, есть, – чуть-чуть замешкавшись, ответил Петрищев. – У председательской секретарши.
– Одолжи его на минутку и сообщи мне номер. Я тебе сейчас перезвоню.
– У нас мобильная связь неустойчивая.
– Это уже мои проблемы.
Цимбаларь сел так, чтобы оказаться перед объективом видеокамеры, вмонтированной в мобильник. Когда соединение состоялось, он сказал:
– Включай изображение. Я посылаю его тебе через компьютер и спутниковый телефон.
После короткой заминки Петрищев с восторгом воскликнул:
– Вижу тебя! Прекрасно выглядишь. Только вся рожа исцарапана.
– С медведем в лесу повздорил... Кстати, грипп до вас ещё не добрался?
– Бог миловал. Но в Москве и Питере, говорят, бушует. Школы собираются закрывать.
– Там чуть ли не каждый год эпидемия, – посочувствовал Цимбаларь. – А теперь повторяю свою просьбу. Плачу в оба конца, как на такси.
– Уж прости, но никто сейчас в твою Чарусу не полетит.
– Спорю на десять тысяч баксов, что желающие найдутся, – Цимбаларь продемонстрировал пухлую пачку долларов и для вящей убедительности развернул её перед видиокамерой.
– Ничего себе, – удивился Петрищев. – Настоящие?
– Обижаешь!
Валька Дерунова обошла все дворы и лично довела до жителей Чарусы сообщение о том, что фельдшеру срочно понадобилась кровь какой-то очень редкой группы. Будущему донору была обещана баснословная сумма в тысячу долларов (вручать которую, естественно, никто не собирался). Соискатели, не прошедшие отбор, получали на руки по сто рублей.
На следующий день перед дверями больнички выстроилась очередь, в основном состоявшая из представителей старшего поколения. Ближе к полудню стали подтягиваться мужики и бабы цветущего возраста. Всех манил главный приз, в эквиваленте равный двум удоистым коровам или мотоциклу «Урал». Да и сто рублей на дороге тоже не валялись.
Кондаков брал у сельчан пробы крови, а за ширмой сидел Цимбаларь, вооружённый берёзовым поленом. Людочка еле успевала проводить анализы. Экспресс-лаборатория сильно упрощала дело, но девушке всё равно пришлось задержаться далеко за полночь.
Обобщённый результат был готов уже на следующий день. В целом он подтверждал информацию, полученную из Америки. Кровь жителей Чарусы, за исключением двадцати-тридцати человек, успевших постранствовать по свету, была свободна от антител, призванных бороться с вирусом гриппа.
И «испанка», и «гонконгский штамм», и все другие аналогичные эпидемии обошли этот медвежий угол стороной. Ломать голову над причиной подобного явления не приходилось – в конце зимы, когда по городам и весям России начинает свирепствовать грипп, Чаруса была напрочь отрезана от внешнего мира.
– Сейчас я скажу вам одну очень важную вещь, – коверкая слова на кавказский манер, произнёс Цимбаларь. – Но сначала вы все лучше сядьте.
– Да уж ладно, говори, – махнул рукой Ваня. – Мы люди крепкие.
– Нас может спасти только грипп, – уже совсем другим тоном продолжал Цимбаларь. – Когда им переболеют все частички дьявольского ока, оно или помутнеет, или вообще лопнет.
– Надеюсь, это шутка? – холодно поинтересовалась Людочка.
– Нет, крик души.
– А ты хоть понимаешь, что некоторым жителям Чарусы грипп грозит фатальным исходом?
– Понимаю, – кивнул Цимбаларь. – Жертвы, конечно, возможны. Но мы сделаем всё от нас зависящее, чтобы их избежать. Пётр Фомич, у тебя есть лекарства от гриппа?
– Более чем достаточно, – буркнул Кондаков, которого новая идея Цимбаларя тоже не привела в восторг.
– Вот видишь! – обрадовался Цимбаларь. – И тебя вылечат, и меня вылечат... Тем более наши действия оправданны в юридическом плане. Защищая собственную жизнь, пострадавшая сторона имеет право на упреждающий удар.
– Имеет, – подтвердила Людочка. – Но пределы допустимой обороны строго очерчены законом. Нельзя поджигать дом, в котором обитает твой обидчик. Нельзя защищаться с помощью отравляющих веществ и биологического оружия. Между эпидемией гриппа и эпидемией сибирской язвы нет принципиального различия.
– А ты случайно не утрируешь? – Цимбаларь снисходительно прищурился.
– Нет! Нас обвинят в смерти каждого, кто станет жертвой гриппа. Кроме того, мы замахиваемся на явление, значение которого даже не можем осознать. Где гарантия, что, погубив дьявольское око, мы совершим благой поступок? А если это и в самом деле зародыш будущего борца со вселенской энтропией?
– Ничего страшного, – беззаботно ответил Цимбаларь. – В штате Юта останется его брат-близнец.
Услышав это, Кондаков забеспокоился.
– Разумно ли будет лишать себя этого природного феномена, когда аналогичное создание находится под контролем американских спецслужб? Тут попахивает политической близорукостью.
– Да нам не о политике думать надо, а о том, как прервать череду убийств, следующими жертвами которых станем мы! – в сердцах воскликнул Цимбаларь.
– Нет, я на себя такую ответственность взять не могу, – заявил Кондаков самым категоричным тоном. – Решение по этому вопросу должна принять коллегия Министерства внутренних дел или даже правительственная комиссия.
– Пусть принимают! Но уже после того, как мы вырвем у змеи жало.
Ваня, до этого разглядывавший иллюстрации в медицинском атласе, неожиданно для всех стал на сторону Цимбаларя.
– Когда я, бывало, выходил на охоту за маньяком-сериальщиком, мне всегда ставили одно непременное условие: задержать его живьём, – сообщил он. – Дескать, это нужно не только для соблюдения юридической процедуры, но и для научных целей. В институте Сербского такие типы нарасхват. Я никогда прямо не перечил, но при первой же возможности мочил гада, особенно если заставал на месте преступления. Пусть его, думаю, лучше в морге изучают. Здесь то же самое. С корнем этот проклятый глаз рвать надо, чтобы и воспоминаний о нём не осталось.
Наступила тягостная тишина, которую первым прервал Цимбаларь.
– Жаль, что мы не достигли согласия, – сказал он. – Рад бы пойти на уступки, да не могу. Это не какие-нибудь капризы, а совершенно сознательное решение. И я буду следовать ему, если только вы не помешаете мне силой.
– Тебе разве помешаешь! – усмехнулась Людочка. – Утешает меня лишь одно обстоятельство. Тебе просто неоткуда взять этот грипп. Птичка в клюве его не принесёт, а все другие пути для вирусоносителей заказаны. Мы опять завели пустопорожний спор.
– Можешь оставаться при своём мнении, – отрезал Цимбаларь. – А я лучше займусь делом. У тебя видеокамера есть?
– В мобильнике имеется.
– Она согласуется с компьютером?
– Наверное.
– Одолжи мне её, пожалуйста.
– А зачем, если не секрет?
– Хочу кое-куда позвонить. Видеокамера должна засвидетельствовать мою личность.
– Бери, – Людочка положила мобильник на стол. – Чую, ты опять задумал какую-то афёру.
– Скоро вы всё поймёте, – пообещал Цимбаларь. – Не пройдёт и пары дней.
– Очень печально, что в нашем дружном коллективе возникли вдруг дрязги и разногласия, – с удручённым видом произнёс Кондаков.
– Так ведь без этого в жизни нельзя, – возразил Ваня, настроенный сегодня на философский лад. – Пресловутое единодушие завело нашу страну сами знаете куда. А благодаря парламентским дрязгам и спорам Англия процветает уже целую тысячу лет.
Вежливо попросив всех удалиться, Цимбаларь подсоединил мобильник к компьютеру, а компьютер к спутниковому телефону. Затем он позвонил Михаилу Анисимовичу Петрищеву, в прошлом боевому лётчику, а ныне заместителю председателя районного потребительского общества.
Петрищева на месте не оказалось, но, когда Цимбаларь представился по всей форме, кто-то из сослуживцев отправился на его поиски.
Спустя минут десять в трубке раздался знакомый бодрый голос:
– Слушаю вас!
– Привет. Это тебя из Чарусы беспокоит майор милиции Цимбаларь. Помнишь такого?
– Ещё бы! Весёлая тогда получилась поездка. Месяца через два-три ожидай нас опять.
– А раньше нельзя увидеться?
– Если только во сне, – рассмеялся Петрищев. – Причём кошмарном.
– Ты ещё на вертолёте летаешь?
– Последнее время как-то не приходилось. С горючим перебои, да и погода, сам видишь, какая... Ты почему про это спросил?
– Хочу, чтобы в Чарусу прилетел вертолёт и забрал меня отсюда.
– Ты случайно не хлебнул лишку?
– Трезв как стёклышко. А сейчас ты в этом убедишься... У вас мобильник с дисплеем есть?
– Кажется, есть, – чуть-чуть замешкавшись, ответил Петрищев. – У председательской секретарши.
– Одолжи его на минутку и сообщи мне номер. Я тебе сейчас перезвоню.
– У нас мобильная связь неустойчивая.
– Это уже мои проблемы.
Цимбаларь сел так, чтобы оказаться перед объективом видеокамеры, вмонтированной в мобильник. Когда соединение состоялось, он сказал:
– Включай изображение. Я посылаю его тебе через компьютер и спутниковый телефон.
После короткой заминки Петрищев с восторгом воскликнул:
– Вижу тебя! Прекрасно выглядишь. Только вся рожа исцарапана.
– С медведем в лесу повздорил... Кстати, грипп до вас ещё не добрался?
– Бог миловал. Но в Москве и Питере, говорят, бушует. Школы собираются закрывать.
– Там чуть ли не каждый год эпидемия, – посочувствовал Цимбаларь. – А теперь повторяю свою просьбу. Плачу в оба конца, как на такси.
– Уж прости, но никто сейчас в твою Чарусу не полетит.
– Спорю на десять тысяч баксов, что желающие найдутся, – Цимбаларь продемонстрировал пухлую пачку долларов и для вящей убедительности развернул её перед видиокамерой.
– Ничего себе, – удивился Петрищев. – Настоящие?
– Обижаешь!