Брэдфорд Барбара Тейлор. Удержать мечту. Книга 1

   Эмма мысленно улыбнулась. Эта характеристика тогда ей понравилась, как, впрочем, нравится и сейчас. Она очень меткая.
   Блэки и вправду сейчас вел себя как патриций, важный аристократ – расхаживал по комнате так, как будто все вокруг принадлежит ему, вел себя как настоящий вельможа, выказывая всем свое благоволение и расположение, играя в полной мере роль радушного хозяина. А почему бы и нет? В конце концов, он – самый близкий ее друг и верный рыцарь, а это – ее дом, она хозяйка на этом приеме. Он стоял рядом с ней, когда провозглашали тосты и разрезали пирог, испеченный по этому случаю. После того, как Рэндольф закончил свою речь, Блэки тоже предложил тост. За нее. Он назвал ее самой молодой и красивой прабабушкой в мире. Вот сейчас он остановился, склонившись к Поле. А Пола, в свою очередь, склонилась над малышами. К ним присоединилась Дэзи: ее спокойствие, искренность и доброта – словно луч света в этой комнате.
   Эмма перевела взгляд в дальний угол комнаты и остановила его на внуке Александре.
   Александр всегда сдержан, а сегодня с Джонатаном и Сарой – даже больше, чем обычно.
   Он коротко поздоровался с ними, когда приехал, но с тех пор все время старательно избегает их. С самого начала приема он держался возле Брайана и Джеральдины О'Нил и после того, как были сделаны фотографии, снова вернулся к ним. Она не могла понять, почему он так холоден с Сарой и Джонатаном. Может быть, у них возникли какие-то разногласия?
   Или даже они поссорились? Или ему просто надоело общество двоюродных брата и сестры, вместе с которыми он работает в «Харт Энтерпрайзиз»? Она поразмышляла немного над всем этим, но решила на время отложить эту проблему. Если между ними тремя, действительно возникли проблемы, она узнает о них достаточно скоро. Ей очень хотелось, чтобы Александр решился, наконец, на что-то в своих отношениях с Маргарит Рэйндолс. Он уже слишком долго морочит голову этой славной девушке. Кстати, а где же она прячется?
   Эмма оглядела комнату. Ага, вот она, у двери, весело смеется с Мерри О'Нил и Амандой. «Боже правый, неужели этот ребенок допивает еще один бокал шампанского? Уже третий? Эмили было поручено приглядывать за сестренками – и вот, пожалуйста, ее даже нет в комнате», – подумала Эмма и сделала шаг, направляясь к Аманде, но тут же остановилась. Эмили только что вернулась в комнату вместе с Уинстоном и Шейном, сразу же заметила Аманду и собиралась хорошенько отчитать свою младшую сестренку. У той был очень виноватый вид. Эмма удовлетворенно кивнула – сцена, свидетелем которой она стала, позабавила ее. Эмили, при всей своей молодости и легкомыслии, может быть очень строгой, когда хочет.
   Шейн отошел от Уинстона и Эмили и в этот момент пересекал комнату. Эмма взглядом следила за ним. Он остановился около Дэвида, отозвал отца Полы в сторону и начал что-то горячо ему говорить. Шейн сегодня сам не свой. У него какой-то отсутствующий вид. Ей пришло в голову, что, возможно, ему наскучило ее семейное сборище. А может быть, он просто озадачен предстоящей поездкой в Нью-Йорк.
   Что касается рыжеволосой Сары, то ее внучка, кажется, совершенно не интересуется Шейном. Может быть, Эмили преувеличила? Нет, определенно нет. Сара, прилепившаяся к Джонатану, как ракушка к килю корабля, самим своим поведением убеждала Эмму, что Шейн ей отнюдь не безразличен. Если бы Шейн больше ничего не значил для нее, она не сидела бы в уголке, стараясь не попадаться ему на глаза. Может быть, она использует Джонатана в своих целях, поскольку он под рукой? Или между ним и Сарой возник в последнее время союз, преследующий какие-то особые цели? А если так, то какие? В прошлом между ними никогда не было особой близости.
   Эмма испытующе глядела на это спокойное и улыбающееся лицо Джонатана, отмечая для себя его хладнокровное и спокойное поведение. Как обезоруживающе приветлив он умеет быть! Он умен, но далеко не так умен, как ему кажется. Он научился искусству скрывать свои мысли – скорее всего, у нее же. Но поскольку она делает это лучше, чем он, ему ее не обмануть. У нее нет бесспорных доказательств его предательства, ничего конкретного, с помощью чего она могла бы припереть его к стенке, – и все же она чувствует, что он задумал что-то недоброе.
   Когда Эмма приехала утром в церковь Фарли, Джонатан бросился к ней и сказал, что будет у нее рано утром в понедельник и принесет ей новые расчеты по оценке здания «Эйр коммюникейшнс». Она лишь кивнула, лицо ее осталось непроницаемым. Но она сразу задала себе вопрос, почему он вдруг решил, что оценка стоимости здания уже не так срочно нужна, что с этим можно подождать до понедельника. Она в последнее время не раз напоминала ему, что это дело срочное. Эмме не нужно было долго ломать голову, чтобы догадаться, каков ответ. Джонатан знает, что оценка здания уже не слишком нужна, потому что ему известно, что сделка с «Эйр коммюникейшнс» провалилась. Ни она, ни Пола не упоминали о неудаче переговоров, значит, он мог получить информацию только от Себастьяна Кросса и только в последние двадцать четыре часа.
   Этот разговор в церкви, вместе с тем, что Эмили рассказала ей накануне вечером, убедил Эмму, что Джонатан каким-то образом связан с Кроссами, в сговоре с ними. Но с какой целью?
   Вот этого она не знает. Но скоро выяснит. Она вовсе не намерена в лоб атаковать Джонатана в понедельник утром. Не в ее привычках открывать свои карты, когда их можно разыграть по-другому. Она позволит ему самому затянуть петлю на своей шее. На следующей неделе она поедет в Лондон и начнет свое собственное расследование. Не привлекая внимание. Поведение Джонатана сегодня только подтвердило ее неотступное подозрение, что ему нельзя доверять, – чувство, от которого она не может отделаться уже пару месяцев. Сам того не сознавая, он насторожил ее еще больше. Если бы он действовал по-настоящему умно, он должен был бы сегодня вести себя так, как будто вопрос о сделке с «Эйр коммюникейшнс» еще не решен. Он допустил маленький промах – но в ее глазах это – роковая ошибка.
   В это мгновение Джонатан случайно повернулся и встретился с ней глазами. Он широко улыбнулся и пружинящим шагом направился через комнату к ней.
   – Господи, бабушка, почему ты стоишь здесь в полном одиночестве? – заботливо спросил он. Не дожидаясь ответа, продолжил: – Тебе что-нибудь нужно? Бокал шампанского или, может быть, чашку чая? Иди сюда, садись. Ты, наверное, устала. – Он ласково взял ее за руку. Каждое его движение выражало любовь к ней.
   – Нет, спасибо. Мне ничего не нужно, – ответила Эмма. – И я ничуть не устала. По правде сказать, я никогда не чувствовала себя лучше, чем сейчас. – Она улыбнулась ему так же фальшиво-приветливо, как до этого он – ей. Аккуратно высвободив свою руку, она заметила: – Я получила огромное удовольствие, наблюдая за всеми вами. Ты не поверишь, как много можно узнать о людях, когда они считают, что на них никто не смотрит. – Ее глаза буквально вперились в его лицо.
   Она выжидала.
   Он поежился под ее неотступным взглядом, но глаз не отвел и сумел сохранить открытое и искреннее выражение лица. Правда, рассмеялся немного раньше и немного громче, чем следовало, когда сказал:
   – Ты наш главный козырь, бабушка.
   «А ты, возможно, тот самый джокер в моей колоде», – холодно подумала Эмма. Вслух она спросила:
   – Что происходит с Сарой? Она всех сторонится – кроме тебя, конечно.
   – Она не очень хорошо себя чувствует, – ответил он без промедления. – Сильная простуда.
   – Мне так не показалось. По-моему, она совершенно здорова, – сухо заметила Эмма, бросив мимолетный взгляд на Сару.
   Эмма неожиданно сделала шаг назад от Джонатана и снова посмотрела ему прямо в глаза:
   – Вы вместе приехали? Ты когда прибыл в Йоркшир?
   – Нет, врозь. Сара – поездом, вчера вечером. А я – на машине, сегодня утром. – Сказано все это было довольно твердо, и он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз.
   Эмма заметила тень неискренности, промелькнувшую в его взгляде. Она несколько секунд изучающе смотрела ему в лицо. «Безвольная линия рта, как у Артура Эйнсли», – подумала она и сказала:
   – Я рада, что ты приглядываешь за Сарой сегодня, Джонатан. Очень мило с твоей стороны.
   Он ничего не сказал и сменил тему, еще раз спросив:
   – Не хочешь ли ты присесть, бабушка?
   – Пожалуй.
   Он подвел ее через всю комнату к Шарлотте и Натали, и Эмма с трудом удержалась от смеха: «Ага, значит, вот где, по его мнению, мое место – с дамами преклонных лет», – подумала она с некоторой горечью.
   Он усадил ее на диван, перемолвился несколькими словами со своими двоюродными бабушками и ушел, снова направляясь к Саре.
   Эмма смотрела на него с чувством грусти и разочарования. Она видит его насквозь. Точно так же, как в свое время его отца, Робина. Всю жизнь она была на несколько ходов впереди него, а он вечно раздражался и выходил из себя. Вздохнув, Эмма откинулась на подушки дивана, взяла чашку чая у одного из официантов и повернулась к своим золовкам. Натали, жена Фрэнка, сегодня была необыкновенно разговорчива и скоро полностью взяла инициативу в разговоре в свои руки: она без конца говорила о своей единственной дочери, Розамунд, которая живет в Италии со своим мужем-дипломатом. Шарлотта и Эмма слушали, время от времени понимающе переглядываясь, но вскоре Эмма потеряла интерес к разговору и снова оказалась во власти своих мыслей.
   Она ни за что не могла бы сказать, что заставило ее внезапно поставить чашку чая на столик, встать с дивана и повернуться именно в тот момент. Позднее, когда она размышляла об этом наедине с собой, она почти жалела, что сделала это.
   Но она это сделала, и в поле ее зрения оказался Шейн О'Нил. Он ее не видел. Он стоял в одиночестве, прислонясь к стене, в тени буфета. На его красивом и мужественном лице было выражение такой всепоглощающей и чистой любви и неизбывной тоски, что Эмма едва удержалась от изумленного вздоха. Его лицо было совсем незащищенным, очень уязвимым, оно выражало самые сильные и глубокие чувства, которые мужчина может питать к женщине.
   И этот горящий взгляд, полный любви и желания, был устремлен к Поле.
   «Господи», – подумала Эмма, чувствуя, как отчаяние заполняет все ее существо. Ее сердце бешено колотилось. Как хорошо она знает, что означает такой мужской взгляд! Страсть и желание, непреодолимое желание полностью и безоговорочно обладать любимым человеком. Навсегда.
   Но ее внучка не замечала Шейна. Она склонилась к няне, которая сидела с Тессой на руках, и поправляла платьице, разговаривая с ребенком. Лицо Полы светилось материнской нежностью и любовью, она была полностью поглощена дочкой.
   Эмма была так сильно потрясена увиденным, что просто не могла пошевельнуться. К ее огромному облегчению, это выражение на лице Шейна было мимолетным. Через мгновение оно исчезло, его сменило выражение напускного безразличия и равнодушия, которое было ей очень хорошо знакомо. Он вышел из-за буфета, не заметив ее взгляда, и снова смешался с толпой. Ей был слышен издалека его заразительный бархатистый смех, и потом голос Рэндольфа, сказавшего что-то в ответ.
   Пытаясь собрать свои мысли, Эмма чуть повернулась и оглядела всю комнату. Видел ли кто-нибудь еще это выражение на лице Шейна, не предназначенное для посторонних глаз, когда он забыл об окружающих? Где Джим? Эмма зорко оглядела всю комнату, перебегая взглядом с лица на лицо, и остановилась на Эмили, Та стояла неподвижно в нескольких метрах от нее, потрясенная, и смотрела на нее. В ее глазах и на ее обычно беззаботном юном хорошеньком личике была тревога.
   Эмма нахмурилась. Она взглядом дала понять Эмили, что все видит и знает, потом кивком головы показала ей на дверь и сама, не торопясь, вышла из гостиной. Печаль переполняла ее сердце, и ей до боли было жаль Шейна О'Нила. Пока она шла через холл, она поняла все с поразительной ясностью, и ей стало еще грустнее.
   Войдя в библиотеку, Эмма тяжело опустилась на ближайший стул. Она удивилась, что ноги донесли ее сюда. Она чувствовала, что они буквально подгибаются.
   Эмили вошла всего лишь долю секунды спустя, плотно закрыла за собой дверь и прислонилась к ней, не в силах вымолвить ни слова.
   Она выглядела так, как будто увидела призрак: была неестественно бледна, ее лицо было страшно напряженным, каждый нерв натянут.
   – Значит, ты все видела? – спросила Эмма. – То, как Шейн смотрел на Полу?
   – Да, – прошептала Эмили.
   – Он ее очень любит, – сказала Эмма немного хриплым от волнения голосом. У нее перехватило дыхание. Она помолчала мгновение и взяла себя в руки. – Но ведь ты-то знала об этом еще раньше, Эмили, до сегодняшнего дня. Ведь ты вчера почти проговорилась. Но вовремя остановилась. Так ведь?
   – Да, бабушка.
   – Не смотри на меня так испуганно, Эмили. Подойди сюда и сядь рядом со мной. Мне нужно поговорить с тобой. Все это меня очень огорчает.
   Эмили подбежала к ней и села на ближайший стул. Она посмотрела прямо в лицо Эммы, выражавшее тревогу, – оно вдруг стало очень усталым и утомленным.
   – Мне очень жаль, бабушка. Я надеялась, что ты так и не узнаешь. Я знала, что это причинит тебе боль.
   – Да, мне очень больно. Но теперь, когда я уже все равно знаю, у меня к тебе есть пара вопросов. Во-первых, как ты сама узнала, что Шейн любит Полу?
   – Я и раньше видела его лицо, когда он смотрел на Полу. В прошлом году, в Лондоне, на ее свадьбе… когда он думал, что на него никто не смотрит. Все было, почти как сегодня. Это было на приеме в отеле „Клэриджиз". Он стоял в углу, так что его не очень было видно, и не спускал с нее глаз. Ну, и потом, то, как он ведет себя… Посмотри фактам в лицо, бабушка. Он всячески избегает ее и вообще держится с ней очень странно – это продолжается уже довольно долго. Если называть вещи своими именами, он совсем вычеркнул ее из своей жизни. Совершенно ясно, что он не может быть вблизи от нее, зная, что она замужем за другим. – Эмили нервно прикусила губу. – Я подозреваю, что это – одна из причин, почему он столько времени проводит за границей. Я, конечно, знаю, что ему нужно путешествовать по их гостиничным делам, но недавно Мерри сказала мне, что Шейн использует малейший предлог, чтобы вскочить в самолет и куда-нибудь улететь. Она сказала, что в последнее время он ведет себя так, как будто у него шило в одном месте.
   – Понятно, – сказала Эмма. – Значит, сам Шейн никогда ничего не говорил тебе?
   – Что ты! Конечно, нет. Он ни за что не сказал бы. Он слишком горд.
   – Да. Я очень хорошо тебя понимаю. Это у них, судя по всему, фамильная черта. И гордость эта – ложная. Сколько времени теряется из-за этого попусту. В конечном счете, это так глупо. И совершенно ни к чему.
   Эмили похлопала Эмму по руке своим характерным покровительственным, немного старомодным жестом, как мать могла бы утешать свою дочь.
   – Постарайся не волноваться, бабушка. Я знаю, что ты любишь Шейна не меньше, чем своих собственных внуков, но ты ничего не можешь сейчас для него сделать.
   – Я хорошо понимаю это, дорогая. Но давай вернемся к тому, что произошло в гостиной. Как ты думаешь, еще кто-нибудь заметил то, что видели мы? Например, Джим?
   – Джим за несколько минут до этого вышел из гостиной, бабушка. Он вышел на веранду вслед за Энтони и Салли, я разговаривала с ним за минуту до этого. Потом к ним присоединились Миранда и близнецы. – Эмили снова закусила губу. – Сара. Она целый день украдкой поглядывает на Шейна. Может быть, она тоже заметила, но я не уверена.
   – Очень надеюсь, что не заметила! – обеспокоенно воскликнула Эмма.
   – И я тоже. – Эмили глубоко вздохнула и добавила едва слышно: – Еще один человек заметил…
   – Кто? – требовательно спросила Эмма, метнув на нее быстрый взгляд.
   – Уинстон.
   – Слава Богу за те небольшие милости, которые он нам ниспосылает! Я рада, что это был кто-то другой. Иди и позови его ко мне, но ничего не объясняй ему. Во всяком случае, там. Вокруг слишком много всеслышащих ушей.
   – Хорошо, бабушка. – Эмили выпорхнула из комнаты.
   Эмма встала, подошла к окну и постояла немного, глядя на свой прекрасный сад. Как умиротворенно он выглядит в сверкающих лучах солнца!.. А совсем рядом, в гостиной, страдает молодой человек, у которого есть все, кроме женщины, которую он любит, и который поэтому, возможно, никогда за всю свою жизнь не будет знать покоя. Если не разлюбит Полу. Эмма не думала, что это произойдет. Та любовь, которую она видела на его лице, – вечна. Глубина и сила этой любви заставили ее содрогнуться. Она была абсолютно уверена, что такой мужчина, как Шейн О'Нил, не сможет довольствоваться обожанием издалека. Со временем его чувства, вполне возможно, заставят проявить свою любовь более открыто. Когда-нибудь в будущем он, возможно, захочет вступить в борьбу за Полу. Треугольники – не только очень нескладная фигура, но еще и очень опасная.
   Эмма вздохнула. У нее не было ответов на эти вопросы, а гадать, как все сложится, – это тратить время попусту.
   Ее мысли вернулись к Поле. Она вознесла молитву, прося Господа, чтобы ее внучка была счастлива с Джимом Фарли всю свою жизнь. Если она не будет счастлива, Шейну, возможно, удастся добиться ее любви. Но ведь пока первый год супружеской жизни был идиллически счастливым. Хотя, с другой стороны, она заметила кое-что, что дало ей пищу для размышлений и заставило ее поближе присмотреться к Джиму. Инстинкт говорил ей, что по силе характера Джим уступает Поле. Пола слишком упряма, и у нее железная воля. И она разумнее Джима во всех отношениях.
   Эмма восхищалась профессиональными талантами Джима – он блестящий журналист-газетчик. И он ей по-человечески нравился. Да и вряд ли могло быть иначе. С другой стороны, Эмма с некоторого времени поняла, что его суждения и оценки по многим вопросам бывают ошибочны, особенно его суждения о людях. Он не слишком-то разборчив. Ему нравятся все. Больше того, он хочет, чтобы все и всегда были счастливы – не больше и не меньше. Он не любит разногласий и столкновений и из кожи вон лезет, чтобы сохранить мир, – очень часто в ущерб самому себе. По мнению Эммы, одна из главных проблем Джима – это непреодолимая потребность в том, чтобы его тоже любили, чтобы к нему хорошо относились все члены семьи, его друзья и подчиненные. Эта его черта очень огорчала и раздражала Эмму. Наверху человек всегда одинок. И вообще, не очень разумно поддерживать с подчиненными слишком фамильярные отношения. Это быстро приводит к проблемам. Хотя ей и очень не хотелось признавать этого, Джим – просто другого калибра, чем Пола. Надолго ли его хватит? В каждом браке есть свои проблемы, свои кризисы, свои эмоциональные потрясения. И если Джим будет пытаться уходить от них из-за отсутствия выносливости и умения преодолевать трудности, что станет с их браком? Что будет с Полой? С их детьми? Ей не хотелось так мрачно думать о будущем, и она заставила себя выбросить из головы все безрадостные мысли. Они очень любят друг друга. Возможно, их любовь сумеет преодолеть все трудности, которые у них могут возникнуть.
   – Вы хотели видеть меня, тетя Эмма? – спросил Уинстон. В его голосе слышались тревога и беспокойство.
   – Да, – ответила Эмма, оборачиваясь. Она подошла туда, где стояло несколько стульев, и жестом пригласила Уинстона и Эмили сесть рядом.
   Они сели напротив нее.
   Уинстон был заинтригован, когда Эмили вытащила его из гостиной, сказав шепотом, что Эмма послала ее за ним. Он сразу же понял по возбужденному поведению девушки – что-то не так. Краешком глаза он видел совершенно бледное напряженное лицо Эмили – желтый костюм еще больше оттенял ее бледность.
   Сразу приступая к делу, Эмма сказала:
   – Несколько минут назад я видела, как Шейн смотрел на Полу, – этот взгляд не оставил у меня никаких сомнений относительно его чувств к ней. Эмили говорит, что ты тоже заметил.
   – Да, – без колебаний ответил Уинстон, поняв, что нет смысла ни отрицать это, ни лгать. Он весь подобрался, не зная, что она скажет дальше, и выжидательно посмотрел в ее лицо – оно было мрачным и суровым.
   – Шейн любит Полу, – лаконично объявила Эмма.
   – Да. Очень сильно и безнадежно, – ответил Уинстон, сокрушенно покачав головой. Он уже давно думал, что, рано или поздно, это выйдет наружу, и теперь, когда это произошло, он решил, что самое разумное – не скрывать от Эммы ничего. В каком-то смысле он почувствовал облегчение оттого, что она наконец знает. Ему было тяжело нести это бремя одному.
   «Безнадежно», – повторила Эмма про себя, и сердце ее заныло. Уинстон укрепил ее в ее подозрениях, подтвердил ее выводы. Она с усилием спросила:
   – Шейн когда-нибудь говорил с тобой о своих чувствах к ней, Уинстон?
   – Нет, тетя Эмма, никогда. Он никого не допускает в свою личную жизнь. Но я в последнее время замечал кое-что. И видел, что Пола ему небезразлична… по своим наблюдениям. В конце концов, мы ведь по субботам и воскресеньям живем с ним в одном доме. Откровенно говоря, мне кажется, Шейн подозревает, что я знаю, но он никогда не заговаривал об этом сам. Я говорил уже, он очень скрытный.
   Эмма откинулась на стуле, сжала губы и глубоко задумалась. После недолгого молчания она сказала:
   – Они всегда были близки – как две горошины в одном стручке, всю свою жизнь. Как же он упустил ее, Уинстон?
   – Я могу только строить предположения, – проговорил Уинстон, глядя ей в глаза. Он яростно раздавил сигарету в пепельнице. – Это потому, что они вместе выросли… Я думаю, что за деревьями он не видел леса, не замечал того, что у него под носом. Я уверен, что Шейн понял всю глубину чувств к Поле только тогда, когда она обручилась с Джимом. А вскоре после помолвки – свадьба. У Шейна просто времени не было, чтобы опомниться. Или предпринять что-то. Это все получилось так быстро – да ты сама знаешь.
   Уинстон устало пожал плечами и отвел взгляд, думая о том, как глубоко несчастлив Шейн. Ему в последнее время все хуже: душевная боль все сильнее и острее – и заметнее. Он рад за Шейна, что тот уезжает в Штаты. Он снова повернулся к Эмме: – То, что я рассказал, – это мои домыслы о происшедшем, – уж не знаю, насколько они правильные, тетя Эмма. Я искренне верю, что Шейн понял, как сильно любит Полу, только когда в ее жизни появился другой мужчина.
   – Я думаю, ты прав, Уинстон, – сказала Эмма.
   – Как ты думаешь, Пола знает сейчас или знала когда-нибудь о его чувствах к ней? – спросила Эмили у Уинстона приглушенно, легко прикасаясь к его руке и глядя на него немного снизу вверх.
   – Честное слово, Эмили, этого я не знаю. Но я…
   В этот момент Эмма решительно вмешалась в разговор:
   – Я уверена, она не подозревала, да и сейчас не подозревает, дорогая моя. – Она кашлянула и продолжала так же категорично: – Это очень грустная и даже трагичная ситуация для Шейна. Но никто и ничего не может сделать, чтобы изменить ее, – и меньше всего я. Сейчас это уже невозможно. Кроме того, это вовсе не мое дело. И никого другого тоже, если уж на то пошло. И меньше всего я хочу, чтобы Шейн или Пола стали предметом обсуждения для любителей посплетничать в этой семье. А мы с вами знаем, что есть кое-кто, кто рад был бы языки почесать и, возможно, бессовестно раздуть из мухи слона. Я не сомневаюсь, что вы оба сумеете держать языки за зубами. Но все-таки дайте мне честное слово, что вы никогда и никому ни слова не скажете об этом.
   – Конечно, я обещаю, бабушка! – воскликнула Эмили немного обиженно. – Я не сделаю ничего, что может навредить Поле. И к Шейну я отношусь так же.
   – И я обещаю, тетя Эмма, – сказал Уинстон. – Я люблю Полу и Шейна ничуть не меньше, чем Эмили. И я согласен с тобой – в нашей семье есть сплетники. Кроме того, многие просто завидуют Поле. И Шейну тоже – во многих отношениях. Они – не такие, как все. Поэтому всегда привлекают к себе внимание и легко становятся мишенью для злобы других. От меня никто ничего не услышит, тетя Эмма.
   – Спасибо. – Эмма мысленно отметила, как разумно Уинстон прокомментировал ситуацию. Она улыбнулась. – Я предпочла бы, чтобы и мы сами никогда больше не упоминали об этом деле. Я думаю, и нам троим лучше всего было бы забыть о нем. Шейн уезжает на полгода. Будем надеяться, что он за это время забудет Полу.
   – Он никогда не откажется от нее, – резко и горячо прервал ее Уинстон. – Не в его это характере. – Он оборвал фразу, досадуя на себя и сожалея, что не сдержался.
   Но он сказал достаточно для того, чтобы Эмма ясно представила себе ситуацию. «Именно этого я и боюсь», – подумала она. А вслух сказала как можно тверже:
   – Возможно, он никогда не перестанет ее любить, Уинстон. Но он – молодой человек полный сил. Не сомневаюсь, у него есть естественные потребности и желания. Будем надеяться, что в конце концов он встретит кого-то, кто даст ему то, в чем он нуждается, и кто будет под стать ему, – женщину, которая сможет помочь ему забыть Полу. Я искренне надеюсь, что он будет жить полной жизнью, найдет применение своим талантам и просто счастье.
   – Не знаю, не знаю, – неуверенно пробормотал Уинстон. Нет, он должен говорить Эмме всю правду. В конце концов, это просто его обязанность по отношению к ней. Он бросил на свою тетушку мрачный взгляд. Потом, поскольку он всегда мог говорить с ней о чем угодно без малейшего смущения, добавил прямо:
   – Я уверен, у него и в будущем будут мимолетные, ни к чему не обязывающие связи и легкие интрижки. Он не может их избежать, даже если бы хотел, – женщины так и вешаются ему на шею. Шейн, конечно, не святой. И он не тот человек, который мог бы вести монашеский образ жизни. В конце концов, тетя Эмма, не обязательно любить женщину, чтобы спать с ней.