Барбара Тейлор Брэдфорд
Удержать мечту
Книга I

   Бобу, который сделал для меня все, что мог, посвящаю эту книгу.


   Она обладала – в высшей степени – всеми качествами, отличающими великих принцев.
Джованни Скарамелли, Посол Венеции при дворе Елизаветы Тюдор, королевы Англии


   Позвольте заметить, что в нашем королевстве настоящих мужчин достает вдоволь, так что найдется и пара отъявленных башибузуков.
Елизавета Тюдор, королева Англии

I
ЧАСТЬ
РОДОНАЧАЛЬНИЦА

   Я говорю правду не настолько, насколько хотелось бы, а насколько хватает смелости; смелости, впрочем, с возрастом прибавляется.
Монтень

Глава 1

   Эмма Харт стояла на пороге своего восьмидесятилетия.
   Она выглядела значительно моложе, поскольку годам так и не удалось ее согнуть. Впрочем, она их и не чувствовала, сидя тем ярким весенним утром в апреле 1969 года в верхней гостиной поместья Пеннистоун-ройял.
   В ее осанке не было и намека на сутулость, а взор зеленых глаз из-под морщинистых век, придававших им выражение рассудительной мудрости, был внимателен как никогда. Хотя тусклый отлив червонного золота ее волос уже давно превратился в более яркий блеск серебра, прическа у нее была, как всегда, модной, а треугольник волос, венчавший чело – вдовий пик, – по-прежнему придавал овальному лицу воинственность. Морщины, эта единственная печать прожитых лет, избороздили по-девичьи прозрачную кожу на тонком, с благородными очертаниями лице, чья красота хоть и была тронута временем, но по-прежнему поражала, как, впрочем, и весь ее подтянутый, элегантный облик.
   Ее наряд соответствовал предстоящему напряженному рабочему дню: шерстяное классического покроя платье ее любимого нежно-голубого цвета, весьма к лицу был и кружевной белоснежный воротник, подчеркивающий мягкую женственность ее шеи. В ушах были строгие бриллиантовые серьги – единственное на сегодня украшение, не считая золотых часов и колец.
   От прошлогодней пневмонии не осталось и следа. Причин жаловаться на здоровье не было. Жажда деятельности и напористость переполняли, как в молодые годы, все ее существо.
   «Вот проблема, – подумалось ей, – на что бы направить эту мою непоседливость?» Она положила руку на подлокотник, откинулась в кресле и улыбнулась: «Праздным рукам черт работу ищет, так что лучше уж побыстрей придумать, чем заняться, а то опять такого наворочу…» Она рассмеялась. Считалось, что у нее работы невпроворот – ведь она по-прежнему управляла огромной финансовой империей, расположенной на доброй половине земного шара. Конечно, нужно быть в курсе, но дело настолько отлажено, что и азарт не к чему приложить. Эмма обожала преодолевать препятствия, и именно их ей сейчас не хватало. Церберство было ей не по нутру. Оно не давало пищи воображению, не заставляло кровь играть и сердце биться так, как, когда она, бывало, крутилась, словно заводная, заключая одну сделку за другой. Потребность скрещивать острые, как шпаги, мысли в борьбе с конкурентами за господство на международных рынках так давно превратилось для нее в привычку, что стало необходимостью, неотъемлемой частью жизни.
   Она нетерпеливо поднялась, пересекла легкой быстрой походкой комнату и открыла громадное окно с толстыми стеклами. Потом глубоко вздохнула и окинула взором открывавшийся вид: безупречную, без единого облачка, синь неба, залитую весенним солнцем яркую зелень только раскрывающихся почек на похожих на скелеты деревьях, желтизну нарциссов, чьи задранные вверх головки, разбросанные как попало по краю лужайки под дубом-великаном, кивали в такт дуновению весеннего ветерка.
 
Как тучи одинокой тень,
Бродил я, сумрачен и тих,
И встретил в тот счастливый день
Толпу нарциссов золотых.
 
   – прочла она вслух и подумала: «Боже, я учила это стихотворение Уордсуорта в деревенской школе в Фарли. Как давно это было, а я все еще помню, смотри-ка».
   Она подняла руку, чтобы закрыть окно, и на среднем пальце левой руки блеснул огромный фамильный изумруд Макгиллов. Она носила этот камень с того самого дня в мае 1925 года, когда его надел на ее палец Пол Макгилл. Выбросив обручальное кольцо, символ ее неудачного брака с Артуром Эйнсли, Пол сказал тогда: «Пусть мы не венчались в церкви, ты – моя жена. Отныне и до смертного часа».
   Их ребенок родился накануне утром. Их обожаемая Дэзи, зачатая в любви, выращенная в любви. Самая любимая из всех детей, так же как ее дочь – Пола, была любимой внучкой, наследницей ее громадной торговой империи и половины колоссального богатства Макгиллов, которое перешло к Эмме по наследству после смерти Пола в 1939-м. Четыре недели назад Пола родила близнецов – ее первых правнуков. Завтра их будут крестить в старинной церкви в Фарли.
   Эмму одолевали сомнения, стоило ли ей поддаваться на уговоры Джима Фарли, мужа Полы. Джим, уважающий традиции, хотел, чтобы его детей крестили в той же купели, что и всю семью Фарли, да и всех Хартов тоже, включая и саму Эмму…
   Ну да ладно, решила она, сейчас уже все равно поздно отказываться, да, наверное, так и впрямь лучше. Ведь она уже отомстила Фарли. Ее вендетта длиной почти в целую жизнь подошла к концу, и теперь семьи соединились через брак Полы с Джеймсом Артуром Фарли, последним из потомков древнего рода. Кто прошлое помянет, тому глаз вон!
   Правда, когда о крещении прослышал Блэки О'Нил, он хихикнул, заметив – его седая бровь при этом поползла вверх, – что даже прожженные циники становятся сентиментальными на старости лет. Он вообще последнее время часто ее поругивает. Может, правильно? И все же ей, похоже, удалось справиться с призраком прошлого. Похороненный вместе с умершими, он ее больше не тревожит. Главная забота теперь – будущее. А будущее – это Пола, Джим, их дети.
   Вернувшись к столу, Эмма надела очки и углубилась в лежащие перед ней бумаги. Речь шла о деревне Фарли. Документы были подписаны ее внуком Александром – он вместе с Китом, ее сыном, управлял принадлежащими ей фабриками. В своей неподражаемой манере разложив все по полочкам, он без обиняков сообщал, что фабрики, которые вот уже сколько лет прибыли не приносили, сейчас оказались вовсе на грани банкротства. Ей предстояло решить: продолжать работать себе в убыток или остановить производство. Чутье подсказывало последнее, но до практичности ли, когда речь идет о ее родной деревне и благополучии ее обитателей? Она специально просила Александра что-нибудь придумать, чтобы выбраться из создавшегося сложного положения, и теперь надеялась, что ему это удалось. В любом случае ждать оставалось недолго – он уже был в пути.
   Эмма уже знала, как разрешить ситуацию на заводе в Фарли. С другой стороны, она хотела дать Александру возможность разобраться с этим самому: не стоило связывать ему руки. Она просто желала его испытать, призналась она самой себе, как испытывала всех своих внуков и внучек. Разве она не имела на это права? Наоборот, это был ее долг. Ей самой все досталось тяжким трудом. Всю жизнь она шла к однажды поставленной цели, самоотверженно работала, забыв о других проблемах, боролась со звериной решимостью и безжалостностью. Ради своего дела она была готова принести в жертву все. Ей самой ничего с неба не свалилось. Свою могущественную империю она построила сама, своими собственными руками. Все это принадлежало ей – ей и никому другому, – и поэтому теперь она могла распоряжаться всем, как посчитает нужным.
   Подчиняясь холодному расчету, она тщательно выбрала тех, кто станет ее наследниками. Согласно новому завещанию, составленному год назад, из пяти ее детей четверым не достанется ничего. Все отойдет в пользу внуков. Но она не прекращала приглядываться к ним, пытаясь выяснить, чего же они стоят, разглядеть признаки слабости, и в то же время надеялась, что не найдет ничего.
   «Я в них не обманулась, – довольно подумала она и тут же почувствовала укол тревоги. – Нет, это не совсем так. Есть среди них один, в ком я не уверена и на кого положиться не могу».
   Эмма открыла верхний ящик стола, достала листок бумаги. Она стала смотреть на список внуков, который она собственноручно составила прошлой ночью, впервые ощутив какое-то смятение.
   «Неужели мои подозрения верны, и в колоде сидит джокер? – думала она с беспокойством, перечитывая имена. – И если это так, то что же мне делать?»
   Глаза возвращались к одному и тому же имени. В задумчивости она печально покачала головой.
   Людское коварство давно уже перестало удивлять Эмму. За долгие годы своей неординарной, подчас нелегкой, жизни она сумела отточить до совершенства природную проницательность и интуицию. Ее давно уже ничего не удивляло, более того, не склонная к иллюзиям, она привыкла ждать от людей, включая близких, худшего. И все же Эмма была немало обескуражена, когда в прошлом году узнала от Гэй Слоун, своего секретаря, что четверо ее старших детей строили против нее козни. Одержимые алчностью и тщеславием, прибегнув к закулисным интригам, они вознамерились отобрать у нее созданную ею империю. Однако они серьезно просчитались. На смену возмущению и боли, охватившим Эмму, когда она узнала о предательстве, быстро пришла холодная беспощадность. Она действовала быстро, с великолепным мастерством и изобретательностью, присущим ей в борьбе с любым противником. Прочь были отброшены родственные чувства, эмоции: она не позволяла им притупить свой ум, который неизменно спасал ее в самых отчаянных ситуациях.
   Перехитрив незадачливых заговорщиков и нанеся им решительное поражение, она наконец с горечью и отрезвлением поняла, что родная кровь бывает и разбавленной. Эмма была поражена, узнав, что родственные узы ослабевали, когда на карту ставились большие деньги и – что еще важнее – большая власть. Люди не остановились бы и перед убийством, чтобы захватить хоть малую толику того или другого. Несмотря на переполнявшее ее презрение к собственным детям, она тем не менее была уверена в своих внуках, в их преданности. И вот теперь один из них вынуждал ее пересмотреть свои взгляды и усомниться в своих оценках.
   Несколько раз Эмма мысленно повторила его имя. А может, она не права? Она еще надеялась, что ошибается. На самом деле у нее не было никаких фактов, а было только чутье и предвидение. Однако эти качества, как и острый ум, ни разу не изменили ей в прошлом.
   Всегда, когда она сталкивалась с дилеммой такого рода, инстинкт подсказывал ей, что нужно ждать – и наблюдать. Вот и на этот раз Эмма решила потянуть время. Так она скроет свои чувства – блеф в надежде на то, что время работает на нее, все образуется и жесткие, решительные действия с ее стороны просто не понадобятся. Опыт подсказывал ей, что старая мудрость – не рой яму другому, сам в нее попадешь – верна. «Что ж, – подумала она, – яму я вам рыть не буду, а вот лопату прятать не стану».
   Эмма стала обдумывать различные варианты дальнейшего развития событий. Ее лицо посуровело, а взгляд потемнел. Мысль о том, что ей снова приходится поднимать меч – пусть даже для того, чтобы защитить себя и свое дело, не говоря уже о своих наследниках, – ее отнюдь не радовала.
   «А ведь история действительно повторяется, особенно в моей жизни, – устало подумала она. – Это потому, что я не люблю заглядывать в будущее, – наверное, боюсь накликать беду». Она решительно убрала список в ящик, закрыла его, а ключ положила в карман.
   У Эммы Харт было завидное умение раскладывать не решаемые в данный момент проблемы по дальним полочкам. Это позволяло ей сосредоточивать усилия на первостепенных задачах. Сейчас она смогла отвлечься от тревожной, свербящей мысли о том, что внук не стоил ее доверия, а, следовательно, был потенциальным врагом. Сейчас на первом месте для нее стояли дела ее фирмы. Она стала обдумывать деловые встречи, назначенные на сегодня, – каждая была с одним из троих ее внуков, работающих у нее.
   Первым придет Александр.
   Эмма посмотрела на часы. Он должен появиться через пятнадцать минут, в десять тридцать. Этот-то будет вовремя, если не раньше. Ее глаза потеплели. Пунктуальность Александра переходила все разумные пределы. На прошлой неделе он дошел до того, что отчитал ее саму, когда она, задержавшись, не успела на встречу с ним. В этом он был полной противоположностью своей матери, хронически всюду опаздывающей. Эмма вспомнила о своей второй дочке, и улыбка сползла с ее лица, а вокруг рта появились жесткие складки.
   Терпение Эммы подходило к концу – бесконечные шашни Элизабет, ставшие притчей во языцех, ее необдуманные замужества, неизменно заканчивающиеся разводами, все возрастающая скорость, с которой она меняла мужчин, вызывали ужас. Эмма уже давно перестала удивляться непостоянству дочери: она поняла, что Элизабет унаследовала наихудшие черты характера своего отца. Артур Эйнсли был эгоистичным и безвольный человеком, потворствовавшим собственным порокам. Эти черты доходили до крайности в его дочери. Следуя примеру отца, красивая своевольная и несдержанная Элизабет нарушала любые правила. «Необузданная и несчастная, – подумала Эмма о дочери. – Жизнь у нее явно не сложилась. Наверное, ее надо жалеть, а не презирать».
   Она было подумала, где сейчас может находиться Элизабет, но тут же потеряла к этому интерес. Это было неважно, решила она, ведь они почти не разговаривают друг с другом после истории с завещанием. К всеобщему удивлению, узнав, что причитающаяся ей доля наследства переходит к сыну, любящая мать не смогла скрыть неприязни. Однако даже Элизабет не могла пробить стену безразличия, отделяющую от нее сына. Ее истерики прекратились, а слезы высохли, когда она поняла, что напрасно старается. Она капитулировала, увидев, с каким неодобрением и плохо скрытым презрением он относится к ней. Видимо, для нее еще оставались важными любовь и отношение сына, и она заключила мир, пытаясь спасти те нити, которые между ними еще оставались. Однако продолжалось это недолго. Дочь скоро снова взялась за старое. «В общем, – сухо подумала Эмма, – никакой заслуги матери – женщины глупой и вздорной – в том, что из сына вышел толк, не было».
   Думая о внуке, Эмма почувствовала, как на душе становится тепло и радостно. Александр стал таким, потому что у него сильный и цельный характер. В нем есть основательность и трудолюбие, на него можно положиться. И хотя в нем нет того блеска, что у его двоюродной сестры Полы, ее умения масштабно мыслить, когда речь идет о делах, но судит он обо всем здраво. В нем есть консервативная жилка, но она уравновешивается достаточной гибкостью, и он всегда, в любой ситуации, искренне готов взвесить все «за» и «против» и, если нужно, пойти на компромисс. Александр всегда умеет разобраться, что важно, а что – нет, и это нравилось Эмме, которая всегда реально смотрела на вещи.
   В последний год Александр доказал, что заслуживает ее доверия, и она не жалела, что сделала его основным наследником «Харт Энтерпрайзиз», завещав ему пятьдесят два процента акций. И хотя он продолжал отвечать за работу фабрик, она сочла необходимым, чтобы он имел четкое представление обо всех аспектах деятельности этой корпорации, владеющей контрольными пакетами акций других компаний, и начала планомерно и всесторонне готовить его к тому дню, когда он примет от нее бразды правления.
   Корпорация «Харт Энтерпрайзиз» контролировала текстильные фабрики по производству шерстяных тканей, фабрики готовой одежды, компанию розничной торговли «Дженерал ретейл» и газетно-издательскую компанию «Йоркшир консолидейтед», владела недвижимостью. Ее стоимость составляла не один миллион фунтов стерлингов. Эмма уже давно поняла, что Александр, скорее всего, никогда не расширит дела из-за некоторой осторожности, свойственной ему, но, с другой стороны, благодаря той же осторожности он не разорит компанию непродуманными решениями и безрассудными сделками. Он будет уверенно вести ее по тому курсу, который Эмма так тщательно проложила, придерживаясь установленных много лет назад принципов и правил. Именно этого она и хотела, именно так и задумывала.
   Эмма придвинула к себе свою деловую записную книжку и уточнила, когда она обедает с Эмили, сестрой Александра.
   Эмили должна появиться в час.
   Когда Эмили позвонила Эмме в начале недели и сказала, что хотела бы обсудить с ней одну важную проблему, это прозвучало немного загадочно. Но для Эммы загадки здесь не было. Она знала, и давно, что это за проблема. Единственное, что ее удивляло, – так это то, что внучка не захотела обсудить эту проблему раньше. Эмма подняла голову и задумалась, глядя в пространство перед собой, потом нахмурилась. Две недели назад она решила, как поступить с Эмили, и была убеждена, что решение это правильное. Но согласится ли та? «Должна согласиться, – мысленно ответила она себе. – Девушка поймет, что это разумное решение, я уверена». И взгляд ее снова вернулся к странице, на которой был открыт деловой дневник.
   Ближе к вечеру заглянет Пола.
   Они с Полой должны обсудить планы относительно компании Кроссов. «Если Пола сумеет справиться с этим делом и успешно завершит переговоры, тогда появится у меня та трудная и нелегкая задача, о которой я мечтаю,» – подумала Эмма. Она взялась за баланс компании «Эйр коммюникейшнс», принадлежащей Кроссам, и на лице ее появилось привычное решительное выражение. Финансовые показатели деятельности компании были просто катастрофические. И даже если отбросить в сторону финансовые сложности, у компании масса других проблем, кажущихся просто неразрешимыми. Но Пола считает, что справиться с ними можно. Она наметила план – очень простой, но в то же время настолько логически безупречный, что Эмма восприняла его с любопытством и восхищением одновременно.
   «Бабушка, давай купим эту компанию, – предложила ей Пола несколько недель назад. – Я понимаю, что «Эйр коммюникейшнс», судя по всему, стоит на грани краха. Это действительно так. Но виной всему плохое управление компанией и ее нынешняя структура. Она занимается буквально всем, хватается за все подряд. В ней слишком много самостоятельных подразделений. И те, что прибыльны, не могут по-настоящему развиваться и процветать, потому что на их шее сидят убыточные подразделения, которые им приходится тянуть». Тогда-то Пола и рассказала ей о своем плане – подробно, шаг за шагом. Эмма сразу же уяснила для себя, как в короткий срок можно исправить положение в «Эйр коммюникейшнс». Она поручила внучке начать переговоры немедленно.
   Как же ей хотелось заполучить эту компанию! Возможно, ей это удастся, и даже очень скоро. Эмма была убеждена, что никто не сможет провести переговоры с Джоном Кроссом и его сыном Себастьяном лучше, чем Пола. Пола научилась жестко вести переговоры, видеть партнера насквозь. От былой нерешительности не осталось и следа, а что касалось быстрой реакции и деловой хватки – и того, и другого ей было не занимать.
   Эмма еще раз взглянула на часы, ей захотелось позвонить Поле в Лидс (она еще могла застать ее в универмаге) и дать ей последние напутствия, как лучше вести переговоры с Джоном Кроссом, но она сдержала этот порыв. Пола доказала, что она уже прочно стоит на ногах, и Эмма не хотела, чтобы внучка думала, что она проверяет каждый ее шаг.
   Зазвонил телефон. Эмма сняла трубку:
   – Алло?
   – Тетя Эмма? Это я, Шейн. Как поживаете?
   – Шейн, до чего же приятно слышать твой голос! Спасибо, у меня все хорошо. У тебя, судя по голосу, тоже неплохо? Очень рада буду увидеть тебя завтра на крестинах. – Говоря это, она сняла очки, положила их на письменный стол и откинулась на спинку стула.
   – Я надеюсь встретиться с вами раньше, тетя Эмма. Не согласитесь ли вы выйти в свет сегодня вечером с двумя любящими поразвлечься холостяками?
   – И кто же второй любящий поразвлечься холостяк? – Эмма весело рассмеялась.
   – Дед, конечно. Кто же еще?
   – Это он-то любящий поразвлечься! Если хочешь знать, он скоро будет настоящим старым домоседом.
   – Ну, этого я бы не сказал, дорогая моя, – пророкотал в телефон Блэки, отобравший трубку у внука. – С тобой-то мы еще ого-го как могли бы поразвлечься, если бы ты дала мне хоть малейшую возможность.
   – В этом-то я не сомневаюсь, дорогой мой, – ответила Эмма с улыбкой, чувствуя, как, откликаясь на его слова, в душе поднимается теплая волна… – Но боюсь, что сегодня тебе такой возможности не представится. Не могу принять твое предложение, дорогой Блэки. Сегодня вечером приезжают некоторые члены моего семейства, и мне нужно быть здесь.
   – Нет, – властно перебил ее Блэки. – С ними ты можешь встретиться завтра. Ну же, дорогуша, не отказывай мне, – уговаривал он ее. – Помимо того, что я жажду насладиться твоим приятным обществом, мне очень нужен твой совет по одному важному делу.
   Эмму слегка удивило это заявление. Блэки уже отошел от дел и передал управление своими компаниями сыну Брайану и Шейну. В ней проснулось вполне понятное любопытство.
   – И что это за дело?
   – Я не хотел бы обсуждать это по телефону, Эмма, – слегка укоризненно сказал Блэки. – Не все еще настолько готово и продумано, чтобы можно было решить дело в считанные минуты. Нужно поговорить, обсудить, повертеть-покрутить, разобраться кое в чем. Я думаю, это лучше всего сделать за хорошим ужином и за стаканчиком доброго ирландского виски.
   Эмма слегка усмехнулась. Она не была уверена, что этот деловой вопрос действительно важен, но тем не менее склонялась к тому, чтобы согласиться.
   – Пожалуй, я и правда могу бросить их тут развлекаться одних. Откровенно говоря, ничего приятного я от этого вечера не жду. Даже когда Дэзи и Дэвид рядом cо мной, перспектива полного семейного сбора не слишком-то соблазнительна. Решено: я принимаю твое приглашение. Куда же ты и твой бравый внук собираетесь повести меня? Выход в свет в Лидсе – это звучит не слишком обнадеживающе.
   Засмеявшись, Блэки согласился, но успокоил ее:
   – Не беспокойся, мы что-нибудь придумаем. Обещаю, что ты не будешь скучать.
   – Хорошо. Во сколько?
   – Шейн заедет за тобой около шести. Не возражаешь, дорогая моя?
   – Нет. Все замечательно.
   – Ну и хорошо. Да, вот еще что, Эмма…
   – Что, Блэки?
   – Ты не подумала о моем маленьком славненьком предложеньице?
   – Да, подумала. И очень сомневаюсь в отношении его осуществимости.
   – Ага, значит, после всех этих лет ты по-прежнему осталась Эммой, которая ни во что не верит. Понятно. Ну что ж, мы можем обсудить сегодня вечером и это тоже. Возможно, мне все-таки удастся тебя убедить.
   – Может быть, – тихо проговорила она, вешая трубку.
   Эмма откинулась на спинку стула и задумалась о Блэки О'Ниле. Тень улыбки промелькнула в ее глазах. Когда он впервые назвал ее так? В 1904-м или в 1905-м? Она уже не помнит точно. И с тех пор, вот уже шестьдесят пять лет, Блэки – ее самый верный и близкий друг. Всю жизнь. Всегда рядом, когда он ей нужен. Верный, преданный, любящий. Всегда готовый помочь. Вместе они прошли почти через все выпавшие им в жизни испытания; поддерживали друг друга в минуты тяжких потерь и поражений; помогали друг другу пережить боль и страдания; радовались победам и удачам друг друга. Все, с кем они начинали жизнь, уже ушли – их осталось только двое, и они были теперь близки как никогда, почти неразлучны. Трудно представить себе, как она могла бы пережить, если с ним вдруг что-то случилось. Она решительно отогнала эти неприятные мысли. Нельзя им поддаваться. Блэки – старый боевой конь, точно так же, как и она – старая боевая лошадка. И хотя ему уже восемьдесят три, у него еще огромный запас жизнелюбия и жизненных сил. «Но никто не может жить вечно», – подумала она, испытывая смутный страх и в то же время признавая неизбежное. В их преклонном возрасте смерть – это реальность, с которой не поспоришь, и мысль о скором уходе из жизни привычна, хотя и не слишком приятна.
   В дверь постучали.
   Вошел Александр. Это был красивый, высокий, стройный, хорошо сложенный мужчина. Он был смугл и темноволос – в мать, с такими же, как у нее, большими светло-голубыми глазами. Но выражение его лица – серьезное и немного замкнутое – делало его старше двадцати пяти лет, придавало солидность. На нем был хорошо сшитый темно-серый костюм с белой рубашкой и темно-вишневым шелковым галстуком, и вся одежда подчеркивала основательность его характера.
   – Доброе утро, бабушка, – сказал он, подходя к ней. – Должен тебе сказать, ты сегодня прекрасно выглядишь.
   – Спасибо за комплимент. Но только помни, что лестью от меня ничего не добьешься, – ответила она с шутливой суровостью. Но глаза ее улыбались, и она смотрела на внука с нежностью.
   Александр поцеловал ее в щеку и сел напротив.
   – Я и не думал льстить, бабушка, честное слово. Ты выглядишь просто потрясающе. Тебе идет этот цвет, и платье очень элегантное.
   Эмма нетерпеливо кивнула, сделала жест, как бы отметающий эти легкомысленные разговоры, и пристально посмотрела на внука, как будто хотела увидеть его насквозь: «Ну, надумал что-нибудь?»
   – Единственно возможное решение проблемы фабрики в Фарли, – начал Александр, понимая, что она не хочет продолжать пустые разговоры и просит его перейти к делу. Его бабушка терпеть не могла отсрочки и проволочки – если, конечно, они не были ей на руку, – и тогда уж в их изобретении она поистине достигала вершин искусства. – Нам нужно перейти на выпуск другой продукции. Я хочу сказать, что нам нужно прекратить выпуск дорогого сукна и дорогих чистошерстяных костюмных тканей, которые сейчас мало кто покупает, и начать выпускать смешанные ткани, где к шерсти будет добавляться искусственное волокно – нейлон или полиэстер. Это единственное, на что мы можем сделать ставку.