Брэдли Селеста. Притворщик

   – Нет…
   Она остановила его протесты, закрыв ему рот поцелуем, и ее язык затеял сражение с его языком. Все его возражения вмиг исчезли. Саймон еще крепче схватил ее и так качнул бедрами, что она поняла: больше возражений с его стороны не последует.
   И тут Агата решительно опустилась на него.
   Волна дрожи прокатилась по ее телу, заставив судорожно ловить ртом воздух. Она инстинктивно приподнялась на коленях и снова опустилась на него. Ее охватило острое чувство наслаждения, и на этот раз Саймон громко застонал вместе с ней.
   Подчиняясь побуждающим движениям его рук, Агата принялась подниматься и опускаться в ритме, который вскоре выровнялся и словно зажил собственной жизнью.
   Ее тело неистовствовало, подстегиваемое первобытным влечением, а разум безмолвствовал под напором острых чувственных ощущений. Все ее сознание сосредоточилось там, где ощущалось великолепное трение. Она быстро поднималась, почти отрываясь от него, и потом медленно опускалась, смакуя каждый дюйм его плоти, пока он заполнял всю ее целиком, вызывая мучительно-сладостное жжение.
   Подчиняясь нарастающему желанию, Агата ускорила темп, и Саймон, выкрикнув ее имя, выгнулся и глубоко погрузился в нее. Она тоже вскрикнула, достигнув высот наслаждения.
   Наконец, овладев собой, Саймон ослабил хватку, надеясь лишь, что не оставил синяков на ее нежной коже, потому что в течение какого-то времени совершенно не контролировал свои действия.
   Агата, лежа на нем, тяжело дышала, ухватившись руками за его плечи.
   – Ш-ш, – успокаивающе прошептал Саймон, хотя сам никак не мог восстановить дыхание. Тело его все еще содрогалось после только что пережитого сильнейшего оргазма. – Все в полном порядке.
   – Что… что это было?
   Ее вопрос чуть не заставил его расхохотаться, но Саймон сдержался, не желая потешаться над ее невинностью.
   Близилось утро, и серебристый свет начал проникать в комнату; это означало, что Агата идеально рассчитала время своей атаки. Саймон всегда был «жаворонком» и чувствовал себя утром значительно бодрее, чем вечером.
   – Так обычно бывает после того, как люди занимаются любовью.
   Агата приподняла голову.
   – Такое случается с каждым?
   – Ну-у, если честно, то… нет. – Саймон не лукавил, он и сам был ошеломлен силой своего оргазма.
   Агата перекатилась на бок и лежала, повернувшись к нему лицом, ее нежный женский аромат, смешанный с запахом секса, сводил его с ума, а ее бессознательное бесстыдство было трогательным в своей невинности.
   Несмотря на свое умение лгать, Агату следовало признать одной из самых честных женщин, каких он знал. Она не признавала никаких полутонов, никаких компромиссов.
   – Я не могу обещать тебе светлого будущего…
   – Я знаю, – прошептала она.
   Он почувствовал, как ее губы прижались к его плечу. Она его успокаивала. Нервный спазм сжал ему горло.
   – Дорогая, ты самое удивительное создание на свете. У меня не хватает слов, чтобы сказать, какая ты. – Он заметил, что гладит ее волосы, и хотел остановиться, но не стал этого делать. Господи, как же он устал сопротивляться, бороться со своим сердцем!
   Саймон перекатился вместе с Агатой, и теперь она, лежа на спине, смотрела вверх на него.
   – Я хочу быть с тобой столько времени, сколько нам будет отпущено, – серьезно сказал Саймон. – Когда наше время истечет, мы оба должны уйти.
   Агата кивнула.
   – И никаких слез – ни сейчас, ни потом. Ты сможешь это сделать? Сможешь ты отпустить меня, когда придет время?
   – Да, потому что не могу конкурировать с ней, – покорно сказала она.
   – С кем – с ней?
   – С Англией.
   – Но это вовсе не означает, что я люблю ее больше, чем тебя. К счастью, ты сильная и можешь обойтись без меня, а она не может.
   Агата замерла, широко распахнув глаза.
   – Ты любишь меня?
   Он никогда не говорил ей этого, а если бы сказал, то, возможно, не смог бы отпустить ее…
   – Любовь связана с большим риском, Агата.
   – С тобой я ничем не рискую.
   – Откуда тебе знать?
   – Ты вернулся ко мне.
   – Только для того, чтобы снова покинуть. Вот почему я чувствую себя таким подлецом.
   – Но в тебе нет ничего подлого.
   – Я всего лишь незаконнорожденный трубочист.
   Тут Саймон рассказал ей все то, о чем раньше никому не рассказывал.
   Мальчишкой он стал трубочистом, чтобы прокормиться, но платили ему очень мало, а в холодные ночи он бродил по улицам, пытаясь согреться.
   Однажды вечером он забрел в богатый квартал, чтобы покопаться в мусорных баках, потом взобрался на крышу, надеясь погреться возле широкой дымовой трубы.
   Согревшись, он уснул, но вскоре его разбудил шум. В соседнем доме происходило что-то странное.
   Подобравшись ближе, Саймон понял, что кто-то собирается спуститься с крыши в третье слева окно верхнего этажа и выкрасть из детской спящего там малыша.
   Сначала Саймон решил не вмешиваться, но потом подумал о маленьком мальчике, который сейчас в тепле, накормлен и доволен. Однако его жизнь может в одночасье перемениться. Саймон сполз с края крыши и перепрыгнул с карниза одного дома на карниз другого. Проникнув в окно комнаты, он увидел няню ребенка, которая спала неестественно крепко.
   Пробравшись в детскую, Саймон разбудил малыша и тут заметил снаружи возле окна мужчину. Тогда он засунул ребенка в сундук и помчался по коридору с криком «Пожар! Пожар!». В результате он поднял на ноги весь дом, но сначала его истории никто не поверил, потому что когда открыли сундук, тот был пуст.
   Все домочадцы собрались вокруг Саймона, угрожая ему, но тут напуганный малыш, покинув выбранное им взамен сундука укрытие, пробрался между их ногами, пытаясь получше спрятаться.
   Потом донесся крик снаружи. Все бросились к окну и увидели мертвое тело лежавшего на тротуаре мужчины: должно быть, он поскользнулся на обледеневшем карнизе и свалился вниз.
   Хозяин дома, на которого произвели впечатление смекалка и присутствие духа юного трубочиста, решил позаботиться о Саймоне и поместил его в школу, а когда Натаниел, мальчик, которого спас Саймон, отказался пойти по стопам отца, тот привлек Саймона к семейному бизнесу, точнее, к работе шпиона в Королевской разведывательной службе. Сначала он использовал Саймона в качестве курьера, а затем засекретил его деятельность.
   В конце концов, Саймон занял его место как высококвалифицированный специалист, возглавляющий группу шпионов, именуемую «Клуб лжецов».
   Агата слушала, затаив дыхание, а когда Саймон заговорил о своем наставнике, заметила:
   – Ты любил его как отца, ведь так?
   – Пожалуй. Я чувствовал одиночество после смерти матери. Но он меня не любил: для него я был инструментом, который он создал, оружием, нацеленным на врагов Англии. То, что происходило со мной, как с человеком, его мало интересовало.
   – А теперь ты любишь своих «лжецов»…
   – Возможно. Но мне не нравится, что они так дорого мне обошлись. Они стоили мне тебя, возможности жить с тобой и не бояться тебя. Ведь став моей женой, ты лишилась бы защиты.
   – Разве меня не будет защищать Корона?
   Саймон покачал головой.
   – Мы, «лжецы», – как воздушные змеи: нам, как и им, обрезают веревочки, если мы вдруг залетаем туда, где бушует буря.
   Агата перекатилась на живот и посмотрела ему в лицо.
   – Хотелось бы мне стать одним из «лжецов».
   Уголок его губ дрогнул в улыбке.
   – Ты леди.
   – Я женщина.
   – В этом ты, черт возьми, абсолютно права. Но ты предназначена для лучшей жизни, чем та, которую я смог бы тебе предложить.
   Агата фыркнула.
   – Ты хочешь, чтобы я когда-нибудь стала такой, как леди Уинчелл, и устраивала бесконечные скучные вечеринки дли никчемных скучных людей? Окажи мне любезность, Саймон, не вмешивайся в мою личную жизнь. Если я когда-нибудь захочу выйти замуж, то сама сделаю свой выбор.
   – Но ты выйдешь замуж, не так ли? Ты не должна оставаться одна; ты создана для того, чтобы тебя любили…
   Мгновение помедлив, Агата тихо прошептала:
   – Это, пожалуй, самое лучшее из всего, что мне когда-либо говорили.
   Потом они некоторое время молча лежали, прислушиваясь к звукам пробуждающегося города. Слуги, наверное, к этому времени уже спустились вниз, и Агата подумала, что ей пора возвратиться в свою комнату. Однако она продолжала лежать, думая об их прошлом и о том, как случилось, что люди, принадлежащие к таким разным мирам, встретились здесь, на Кэрридж-сквер.
   Кто они теперь друг другу? Любовники, для которых будущее – больная тема для разговора?
   – Тебе пора, – услышала она.
   – Да, пора.
   – Еще один поцелуй…
   Они осторожно, поцеловались, словно боясь разрушить хрупкое взаимопонимание, которое только что возникло между ними.
   Потом Агата ушла, и Саймон остался один.
 
   Утром за завтраком Саймон остро ощущал присутствие Агаты. Она сидела в конце стола, и он боялся посмотреть на нее, чтобы не выдать свое настойчивое желание схватить ее и унести в какое-нибудь недоступное для остальных место.
   Джеймс появился с большим опозданием и, беспечно пробормотав «Доброе утро!», небрежно опустился на стул.
   – Наконец-то встал, лежебока! – проворчал Саймон. – Ну и лентяй! Даже не верится, что я собирался передать тебе руководство клубом.
   Джеймс в недоумении пожал плечами:
   – Что я такого сделал?
   – Вчера ты позволил ей выйти из дома.
   – Но она ушла раньше, чем я проснулся…
   – Потом Пирсон сказал мне, что она с тобой.
   – Пирсон допустил неточность. Она выслеживала меня.
   – Вы еще не забыли, что я здесь? – раздраженно воскликнула Агата, но Саймон даже не взглянул на нее.
   – Не надо делать из мухи слона, Саймон, – взмолился Джеймс. – Фиблс следовал за ней по пятам.
   Агата быстро повернулась к нему.
   – Кто это – Фиблс?
   – Всего лишь курьер, – хмыкнул Саймон.
   Агата в смятении переводила взгляд с одного «лжеца» на другого.
   – Вы хотите сказать, что кто-то следовал за мной?
   Вместо того чтобы ответить ей, мужчины энергично продолжали перепалку и спорили до тех пор, пока в комнате не раздался пронзительный свист.
   Когда спорщики удивленно уставились на нее, Агата, вынув изо рта два пальца, мило улыбнулась:
   – Привет. Меня зовут Агата Каннингтон, и это мой дом. Если вам желательно делать вид, будто я не существую, то можете отправляться в другое место и там продолжить свою дискуссию. Вы меня хорошо поняли?
   – Конечно, Агата.
   – Извини, Агги.
   – Благодарю вас. А теперь я желала бы знать, почему за мной следил какой-то Фиблс.
   Джеймс пожал плечами:
   – Это один из «лжецов», и ему дано задание следить за этим домом. Я думал, ты это знаешь.
   – Откуда мне знать, если вы мне ничего не сказали? Саймон, может быть, есть еще что-то, о чем мне следует знать?
   – Фиблс ведет наблюдение днем, а ночью его сменяет Курт.
   – Курт – повар из клуба?
   – Так ты брал ее с собой? – возмутился Джеймс.
   Саймон некоторое время молчал, потом негромко произнес:
   – Послушай, приятель, твоя сестра не только шла по моему следу до клуба, она без моего ведома проникла туда и даже уговорила Джекема дать ей работу и ключ от его офиса.
   Джеймс недоверчиво посмотрел на сестру.
   – Ты в самом дела это сделала?
   – Да. – В голосе Агаты не слышалось ни малейших признаков раскаяния.
   На лице Джеймса появилось выражение глубокого восхищения.
   – Выходит, ты теперь наш новый агент! – Он наклонился ближе к Агате. – А что сделал Саймон?
   – Он поцеловал меня.
   Саймон закрыл лицо руками.
   – Черт возьми, ну почему ты не лжешь, когда это следовало бы сделать?
   Джеймс хмыкнул.
   – Агги никогда не стала бы лгать мне, верно?
   – За исключением тех случаев, когда у меня есть для этого веские основания, – заверила его Агата.
   У Джеймса вдруг поубавилось уверенности в себе, и Саймон решил его спасти.
   – Итак, сегодня мы еще раз рассмотрим каждый момент того вечера, когда тебя схватили.
   Джеймс чуть не поперхнулся.
   – Я думал, мы с этим покончили.
   – Не совсем. Сегодня мы рассмотрим все с другой стороны.
   Агата кивнула:
   – Да-да, начинайте: я тоже хочу это послушать.
   Саймон прищурился.
   – Видишь ли, Агата, я не вижу необходимости в твоем присутствии при нашей беседе…
   – Ты не думаешь, что от меня будет какая-нибудь польза, не так ли? – Агата положила салфетку на стол. – В таком случае я, пожалуй, приму предложение Далтона прокатиться с ним в экипаже. Он очень приятный собеседник, и экипаж у него закрытый, так что мне не нужно будет целый день носить эту тяжелую черную вуаль.
   Саймон обреченно вздохнул.
   – Что ж, возможно, твое мнение поможет нам найти вербное решение…
   – Правильно! – с неожиданным энтузиазмом воскликнул Джеймс. – Твое мнение – это именно то, что нам нужно.

Глава 24

   Во второй половине дня Пирсон, отказывая всем визитерам, тем не менее поддерживал бесперебойное снабжение гостиной горячим чаем и пирожными.
   Саймон разложил на столе карту, и они втроем проследили вплоть до секунды все перемещения Джеймса тем роковым вечером, и тут выяснилось, что, прежде чем отправиться к любовнице, он зашел в кондитерскую, чтобы купить любимые конфеты Агаты.
   – Здесь ее дом, Джеймс? – Агата указала на маленькую боковую улицу.
   – Нет, но этот дом принадлежит одной ее приятельнице. Она замужем, так что мы старались не афишировать наши отношения.
   Агата отвела глаза. Интрижка с замужней женщиной – как это вульгарно!
   Саймон встал и потянулся.
   – Конфеты – это, конечно, очень хорошо, но меня интересует, каким образом «Голосу общества» стала известна столь подробная информация о твоей деятельности.
   – «Голосу общества»? – удивился Джеймс. – О чем это ты?
   – Страничка в газете, где печатаются всякие сплетни. Там регулярно сообщалось о деятельности Грифона.
   – Проклятие, так вот, значит, где источник! Впрочем, едва ли кто-нибудь поверит этому вздору… Правда, Винни обожает читать эту чушь…
   Агата насторожилась.
   – Кто такая Винни?
   – Знакомая.
   – Скажи лучше, что это твоя любовница.
   – Ну не так, чтобы… Я ее не содержу, просто это замужняя женщина, у которой много свободного времени.
   Винни… Нет, только не это!
   – Лавиния!
   – Неужели твоя любовница – леди Уинчелл?
   – Ну и что? Не будь такой придирой, Агги! – Джеймс поморщился.
   – Да разве ты не понимаешь? Лавиния наверняка работает на французов! Ну вот, теперь все встало на свои места. Лавиния знала, где ты будешь в ту ночь, а меня она подозревала с самого начала. Ты говорил ей обо мне?
   – Всего лишь рассказывал ей несколько историй из ранней юности, но всегда соблюдал осторожность и не называл ни твоего имени, ни местонахождения. Она не могла ничего знать о тебе, я уверен.
   – Но она пыталась соблазнить Саймона!
   Джеймс снисходительно покачал головой:
   – Теперь мне все понятно. Не стоит примешивать сюда вульгарную ревность. Откровенно говоря, Агги, я был лучшего мнения о твоей логике.
   Агата вспыхнула:
   – Откровенно говоря, Джеймс, я была лучшего мнения о твоем вкусе!
   Джеймс неожиданно задумался.
   – Послушай, Лавиния не может быть агентом: она слишком эгоистична и слишком интересуется модами и сплетнями, чтобы иметь отношение к политике.
   – Боюсь, это всего лишь косвенные доказательства, – с сомнением покачав головой, сказал Саймон. – Но я обязательно распоряжусь, чтобы кто-нибудь проверил ее. И все же я верю интуиции… когда она подкреплена надежной информацией.
   – Какая информация может быть надежнее того факта, что если что-нибудь случается, Лавиния тут как тут?
   – Тому может быть множество объяснений. Совпадение, привычка вмешиваться в чужие дела. – Джеймс обменялся быстрым взглядом с Саймоном.
   – Если я правильно тебя поняла, то Лавиния не может быть агентом французов, потому что она женщина и потому, что она находит тебя привлекательным. Я же подпадаю под подозрение не только как предатель, но и как проститутка! Объясни, как это может быть, Саймон? Почему Лавиния заслуживает твоей поддержки, тогда как мои действия подлежат расследованию?
   – Прекрати, Агата. Я вообще не понимаю, что с тобой происходит?
   – Может быть, ты такой непонятливый оттого, что я не раздела тебя догола в кабинете при первом знакомстве? Или тем, что я недостаточно элегантна и изысканна?
   – Осторожней, Саймон, иначе ты не сможешь выбраться из этой ловушки, – предупредил Джеймс.
   Агата повернулась к нему и смерила его сердитым взглядом.
   – А ты убирайся отсюда!
   Джеймс пожал плечами и, обращаясь к Саймону, произнес:
   – Спасибо за компанию и счастливо оставаться. Затем он вышел и плотно прикрыл за собой дверь.
   – Он, кажется, понял это буквально.
   – И правильно сделал. Уверена, тебе очень хочется последовать за ним.
   – Уж не пытаешься ли ты запугать меня? – Саймон недобро улыбнулся.
   – Конечно, нет. – Агата подошла ближе и обеими руками толкнула его в грудь.
   Саймон неуклюже шлепнулся на диван и, взмахнув руками от неожиданности, хотел сразу же встать, но Агата, оседлав его колени, не дала ему подняться.
   – Я хочу, чтобы ты ответил мне немедленно: почему я вызываю у тебя подозрения, тогда как Лавиния, по-твоему, всего лишь невинная овечка?
   Однако Агате не суждено было дождаться ответа.
   Волна страстного желания прокатилась по ее телу, и она ощутила ответную пульсацию. Ей вдруг захотелось прижать к своей груди его губы, так чтобы соски затвердели, как затвердел его член, прижавшись к увлажнившемуся средоточию ее желания.
   Увы, сейчас все происходило не под покровом ночи и не в его кровати, отделенной от всего остального мира шторами балдахина. Поэтому Агата не знала, что делать с нарастающим чувственным влечением, от которого дрожали руки и ощущалась пульсация внизу живота.
   Она беспомощно заглянула в синие глаза Саймона, потемневшие от страсти. Она хотела его, хотела сейчас, а не просто сегодня, после целого дня притворного безразличия и горячих взглядов.
   Саймон почувствовал, как она сменила позу, и то, что уже было твердым как камень, стало еще тверже. Ее юбки прикрывали его ноги, словно специально для этого предназначенный занавес, а груди почти прикасались к нему на уровне подбородка Он мог взять ее сейчас же, среди бела дня, когда остальные обитатели дома находятся поблизости от них, и это его безумно возбуждало.
   Когда она осторожно потерлась об него и нежно поцеловала, ему показалось, что его хваленой выдержке приходит конец. Он с трудом подавил желание тут же зацеловать ее до смерти и позволил ей самой выбирать степень страстности поцелуя.
   Агата становилась все более дерзкой: ее язык проник в его рот так, как он ее научил, и он обрадовался тому, что он первый заслужил от нее такой поцелуй. Потом ее прелестное бесстыдство заставило его забыться и возжелать большего.
   Его руки скользнули под кружево юбок и прикоснулись к упругой плоти бедер. Она не носила панталон, и он немедленно решил, что одобряет такой обычай.
   Агата тихо охнула, почувствовав прикосновение его рук. Он взял в теплые ладони ее ягодицы и увидел по глазам, как в ней нарастает желание. Потом он запустил пальцы в соблазнительную расщелину между ягодицами и кончиками пальцев ощутил ее влагу.
   – Так о чем ты говорила? – напомнил он шепотом.
   – Просто… Просто я хотела бы узнать… – Она запрокинула голову и выгнулась навстречу его вторжению.
   Агата смутно сознавала, что лежит почти голая в гостиной, запустив руки в темную шевелюру Саймона, и поражалась своей непристойной способности ничуть не заботиться о том, что подумают окружающие.
   – Скажи мне, чего ты хочешь… – Саймон уткнулся лицом в ее грудь. – Скажи.
   – Я хочу, чтобы ты был внутри меня, – выдохнула она. – Я хочу тебя!
   Агата тихо застонала, чувствуя, как быстрые движения его пальцев приводят ее на грань экстаза. Ловя ртом воздух, она принялась двигаться в такт с движением пальцев, пока не почувствовала, что больше не может сдерживаться; и тут Саймон принялся ласкать совсем другое место.
   Она помнила, что он будто бы целовал ее в это место, пробовал ее на вкус, и все это в сочетании с движениями пальцев вновь довело ее до вершины блаженства.
   Агата вскрикнула и быстро зажала рот рукой, продолжая безудержно содрогаться от наслаждения.
   Потом Саймон глубоко вторгся в ее влажный жар и почти полностью вышел назад.
   – Прошу тебя, – дрожащим голосом пробормотала Агата, – ты мне нужен. Пожалуйста!
   Саймон грубо схватил ее за ягодицы, сделал резкий рывок вверх, от которого она вскрикнула. Он входил в нее еще, еще и еще, чувствуя, как ее тело в его руках сотрясает дрожь. Теперь он знал: это его женщина. Его и больше ничья.
   Взяв губами розовый сосок, он ловко втянул его в рот, и Агата затрепетала всем телом. Тогда, прижавшись лицом к ее груди, Саймон громко застонал, испытав сильнейший оргазм.
   Совершенно обессиленная, Агата упала на него, а он, не выпуская ее из рук, откинулся на подушки. Никогда еще ему не приходилось видеть столь сильный оргазм у женщины, хотя с некоторой гордостью он признал и свою скромную роль в этом.
   Агата постепенно восстановила дыхание, и тут, взяв ее одним пальцем за подбородок, он повернул к себе ее лицо.
   – Ты еще жива?
   Агата кивнула.
   – Тебе действительно было так хорошо?
   – Да. Так хорошо, как никогда прежде. – Она легла рядом с ним. – Но ты все еще не ответил на мой вопрос.
   – Ты по-прежнему хочешь знать, почему я подозревал тебя?
   Агата кивнула.
   – Всего лишь потому, что ты заставила меня почувствовать себя счастливым, заставила дышать одним воздухом с тобой. Я не верил, что такое может со мной случиться, и решил, что это какая-то уловка, чары, которыми ты околдовала меня.
   Агата удивленно взглянула на него.
   – Но я такая обычная…
   Саймон улыбнулся:
   – Вовсе нет. – Он крепко прижал ее к себе. – У тебя еще есть вопросы?
   – Пожалуй, да. Как ты думаешь, Джеймс вернется, чтобы закончить ваше разбирательство?
   Саймон сначала пожал плечами, затем, видимо, осознав, в каком положении они находятся, принялся натягивать лиф платья на груди Агаты.
   Она помогала ему, с улыбкой поглядывая на него.
   – Почему ты так волнуешься? Ведь это я сижу на тебе.
   – Верно, но дело не в этом, а в том, что нам следует соблюдать приличия. – Говоря это, Саймон торопливо приводил себя в порядок.
   – Это будет трудно сделать, потому что стоит мне взглянуть на тебя, как сразу же хочется, чтобы ты оказался внутри меня и…
   В дверь осторожно постучали, и Агата прервала себя на полуслове.
   – Мадам, к вам пожаловали два джентльмена, – объявил Пирсон, появляясь в дверях.
   – Черт возьми, опять этот проклятый Этеридж, – пробормотал Саймон.
   – Нет, сэр, это лорд Фистингем и…
   В тот же момент Пирсона грубо оттолкнули, и два незнакомых Саймону джентльмена решительно вошли в гостиную. Один был постарше, ниже ростом, с лысеющей головой и заметным брюшком, другого по всем стандартам можно было назвать сногсшибательно красивым. Это был чуть рыжеватый блондин, обладавший таким телосложением, при виде которого у женщин начинала кружиться голова.
   Подняв руку, блондин торжествующе помахал перед носом Агаты свернутой газетой.
   – Ну, что я говорил? – довольно произнес он. – Я сразу догадался, о ком речь. А ты и не знала, что в Фистингеме мы получаем лондонскую прессу, не так ли? – Швырнув газету на сервировочный стол, он остановился перед Агатой, воинственно выставив подбородок. – Ты, возможно, думала, что я не вспомню, какие проделки вы с братцем устраивали со мной, а потом свалили всю вину на какого-то выдуманного Мортимера Эпплкуиста?
   – Реджи… – едва слышно произнесла Агата.
   Саймон нахмурился. Так вот он какой – Мерзкий Реджи!
   Агата повернулась к Саймону, словно обращаясь к нему за помощью, а ему было достаточно заметить крошечную искорку страха в ее глазах, чтобы прийти в ярость. Он отреагировал молниеносно, так что Агата даже опомниться не успела, и в мгновение ока очутившись возле Реджи, схватил его за горло.
   – Это еще что такое? А ну прекрати! – Лорд Фистингем попытался стукнуть Саймона тростью по голове, но Агата бросилась к нему и вырвала у него трость.
   – Извините, милорд, но я не могу позволить вам драться в моем присутствии. – Она повернулась к Реджи. – Реджинальд, позволь представить тебе Саймона Рейна. Боюсь, что у него сложилось о тебе не слишком благоприятное мнение…
   – Это еще почему? – возмутился Фистингем. – Отпустите его немедленно, пока я не обратился в суд! – Он повернулся к Агате. – Что ты рассказала этому человеку?
   – Правду. – Она тронула Саймона за плечо. – Дорогой, пожалуйста, отпусти Реджи. Его светлость поднимет страшный шум, если ты убьешь его наследника.
   – И не подумаю! – прорычал Саймон, еще крепче сжимая горло Реджи. – Я не успокоюсь, пока он не умрет!
   – Что, черт возьми, происходит?
   Оглянувшись, Агата увидела в дверях толпу вооруженных до зубов слуг, позади которых стоял Джеймс с пистолетом в руке.
   – Джеймс? – Лорд Фистингем судорожно втянул воздух. При виде Джеймса Реджи изумленно вытаращил глаза; он тут же перестал сопротивляться и безвольно повис на руках Саймона.