- Почему бы нам не совместить и то и другое?
   Я не стал подбирать слова, а ответил прямо.
   - Я привлек тебя к этому делу, потому что доверяю, мы ведь раньше не работали вместе. Все, на кого я полагался, подвели меня. Физическая близость свяжет нас, возникнет личный контакт. Я не смогу тебе больше доверять.
   Тревога отразилась на ее лице.
   - Вот по каким законам ты существуешь? - спросила она.
   - Последнее время - да.
   Я лукавил. Дело было в другом. Я оказался в идиотском положении. Я уже сейчас жалел об отказе. Но раскаяние в любом случае овладело бы мною. Приблизив Бекки к себе, я бы томился от обмана, ибо она не смогла бы рассеять мое одиночество. Я бы использовал ее. Неизбежно настала бы разлука, и Бекки поняла бы, что я растратил ее молодость. Хуже того, она бы, подобно мне сейчас, предпочла бы работу всему остальному. И даже если бы она не возненавидела меня за это, я бы никогда не простил себя.
   Мы помолчали. Бекки уставилась в потолок, не размыкая скрещенных рук.
   - Я сейчас ускользну под покровом ночи, и мы сделаем вид, что ничего не произошло, - прошептала она. Беспечный тон выдавал ее готовность разрыдаться.
   Я взял ее за руку.
   - Я рад, что ты пришла, - сказал я. - Ты мне правда нужна. Это дело очень сложное. Только с тобой я могу быть откровенным. Останемся партнерами?!
   Я говорил негромко, и она так же тихо ответила:
   - Хорошо.
   Я включил свет. Бекки выглядела прелестно. На ней было платье, не слишком роскошное, но и не из тех деловых костюмов, к которым я привык. Она чувствовала себя скованно. А я, как неисправимый эгоист, не отпускал ее, она действительно была мне необходима. Мне нужен был совет. И первое же мною произнесенное слово, мой жест в сторону лежащих на столе документов, разрушил атмосферу вечера. Бекки как-то сникла и все свое внимание сосредоточила на бумагах. Доставая блокнот, она нечаянно задела мою руку и не заметила этого. Мы были настоящими юристами, позже подумал я. Романтика романтикой, но дело прежде всего.
   - Просто задавай вопросы, - говорила Бекки оживленно. - Мы не можем проиграть. Если они позволят нам углубиться в это, поведай его историю. Присяжные заинтересуются, я гарантирую. Сорокатрехлетний мужчина, Ни разу не имевший серьезных отношений с женщиной?
   - Может, он придет в суд с подружкой? - предположил я.
   - Если так, мы вызовем ее в качестве свидетеля, - вышла из положения Бекки.
   Я засмеялся, машинально дотронулся до ее руки и отдернул ее прежде, чем она успела среагировать. Мы сварили кофе. Запечатанная бутылка вина все еще стояла на краю стола, как укор нашей беспечности.
   Правда заключалась в том, что меня больше влекло к ней во время нашего спора, чем когда я обнимал ее. Это напомнило мне старые времена с Линдой. Мне хотелось дотронуться до Бекки, спросить, не утратило ли силу ее предложение. Разум не дал волю чувствам. Я не желал двусмысленности в отношениях.
   - Нам надо поговорить, - сказал по телефону Остин Пейли.
   - Хорошо. В офисе твоего адвоката? Или в моем?
   - Нет. Это очень личное. - Он говорил тихо, я бы сказал, преодолевая отчаяние, это было не похоже на его обычный развязный тон.
   Он удивил меня, дав адрес дома, где я никогда не бывал, на южной окраине города.
   - Что это за место? - спросил я.
   - Дом, о котором никто не знает.
   - Остин. Скажи, зачем я тебе нужен.
   Наступило молчание. Остин, похоже, что-то скрывал от меня.
   - Марк, ты действительно думаешь, что тебя встретит убийца? Или голая шлюха? Скажи своему заместителю, куда направляешься, или кому-то другому, кому можно доверять. Но не заходи дальше. И приходи один.
   - Ты не сказал зачем.
   - Потому что ты хочешь знать правду, - сказал он.
   Как всегда, уходить из здания суда в дневное время доставляло мне удовольствие, сопряженное с чувством вины. Здание суда - мой дом, более чем любое другое здание в моей жизни, но здесь мне постоянно нужно работать. Я уезжал с чувством мальчишки, прогуливающего школу. В эту среду погода наконец изменилась, наступила осень, характерная для юга Техаса.
   Воздух не потерял утренней свежести, но солнце пригревало. Днем стояла почти летняя погода, не слишком жаркая. Дети к полудню стаскивали надетые утром свитера.
   Я крутился на машине, пытаясь отыскать дом в лабиринте улиц, столь характерном для Сан-Антонио, где улица имеет два названия: в начале и конце - или, располагаясь параллельно другой улице, вдруг изгибается и утыкается в нее. Везде тупики. Один из таких тупиков оказался искомым: короткая и узкая улица с восемью домами, по четыре на каждой стороне. Нужный мне оказался в конце, крошечный деревянный домишко с покосившейся верандой. Дом был не лучше окружавших его построек. Его не мешало бы покрасить; давно немытые окна вполне обходились без занавесок.
   Я предположил, что это было одно из многих пристанищ Остина, логовищ, которые он устраивал по всему городу, чтобы заманивать туда детей. Я не мог представить его в таком месте.
   Но он действительно был там. Прежде чем я постучал, дверь со скрипом распахнулась. За ней стоял Остин, в таком виде я его еще не заставал: он был одет по-домашнему. На нем были брюки, желтая рубашка с открытым воротом и коричневые тапочки на босу ногу. Желтый цвет не шел Остину. Он, казалось, поглощал соки лица, из-за чего Остин выглядел изнуренным. Даже его улыбка не была сердечной. Он походил на свою неудачную копию.
   - Марк. Проходи. Извини за обстановку. Ни к чему не притрагивайся, подцепишь заразу.
   Он не пожал мне руки, но в остальном был гостеприимен, пригласил меня в темную гостиную, загроможденную старомодной мебелью, среди которой выделялось потрепанное массивное кресло и деревянные стулья с накидками. Дневной свет остался за дверьми. В маленькой комнатке как будто царила ночь. Остин включил торшер, слабый свет только подчеркнул его бледность.
   Мне не приходило в голову, что Остин мог быть болен или напуган. Я привык думать о его двуличии. Он просто надел соответствующую маску. Однако меня поразил его взгляд, даже если сделать поправку на притворство.
   Остин был серьезен как никогда.
   - Давай сразу перейдем к делу, - сказал он. - Я знаю, что ты не хочешь здесь долго оставаться. Но Марк, обещай, что выслушаешь меня. Я говорю тебе это не просто потому, что мне нужна твоя помощь, я доведен до крайности этой тайной. Так что послушай, пожалуйста. Даже в том случае, если ты не согласишься на отсрочку, которая мне необходима, обещай, что проверишь то, что я собираюсь тебе рассказать. Нужно что-то делать.
   Я недоверчиво кивнул. Остин подался ко мне и начал торопливо говорить. Он потирал руки, массировал каждый палец по очереди, как будто хотел согреться или смахнуть что-то. Он начал.
   - Около четырех лет назад Джордж Пендрэйк хотел построить здание под офисы. С магазинами на первом этаже, банком, фонтанами. Прекрасный проект. Он рассказал об этом всему городу, пытаясь завлечь, инвесторов, нашел место, кстати, здесь рядом. Бедный район, но близко к центру. Этот проект мог бы возродить всю округу. Так он говорил. Он быстро собрал деньги.
   - И ты тоже дал? - спросил я.
   - Нет. - Остин невозмутимо покачал головой. - Он не нуждался в мелких инвесторах вроде меня. Проект развивался очень быстро. Пендрэйк получил необходимые разрешения без особых проблем. Место, которое ему требовалось, было свободным, округ продал ему землю за ничтожную цену. Началось строительство. Затем все развалилось, - произнес Остин так печально, как будто он сам потерпел убытки от неудачи. - Строительство наконец достигло центра Сан-Антонио, деньги кончались, затраты на постройку были чрезмерными, как это обычно бывает. Кое-кто считает, что Джордж Пендрэйк с самого начала занизил смету на строительство, а также растранжирил слишком много пожертвованных денег, но не в этом дело, он тоже разорился. Его кредиторы толкали его к банкротству. Это не было катастрофой в те дни, обычная ситуация в бизнесе, когда ты поднимаешься, а потом терпишь убытки, но на этот раз Джордж и его друзья пытались предотвратить банкротство и боролись изо всех сил.
   - Почему? - спросил я.
   Остин с надеждой посмотрел на меня, обрадованный моим интересом.
   - В противном случае владельцу пришлось бы возместить долги, расходы и пожертвования всех инвесторов. А у Пендрэйка были тайные инвесторы, которые не хотели, чтобы их имена вытащили на свет.
   - Я знаю эту историю, - сказал я Остину. - Пит Джонас ушел с поста члена окружной комиссии. Элис Сильвестер проиграла на выборах в городской совет.
   - Ты кое-что знаешь, - сказал Остин. - Но Пит и Элис не были в центре всего этого. Мне особенно жаль Элис. Она почти не имела к этому отношения, но пошла ко дну. У нее было блестящее будущее.
   - Так ты знал о проекте, - сказал я.
   - Нет, еще не знал. Извини, я забегаю вперед. В тот момент я занимался своими делами. Для всех это оставалось тайной, кроме заинтересованных лиц.
   - Политиков, которые давали Пендрэйку зеленый свет, чтобы он потом поделился с ними частью прибыли, - сказал я. - Они не хотели, чтобы дело кончилось банкротством, это запятнало бы их репутацию.
   Я был удивлён, что Остин не возразил мне, потому что у меня зародилось подозрение, что обсуждаемые нами тайные инвесторы окажутся друзьями Остина, людьми, которые заставляли меня отказаться от обвинения против него.
   - Но затем появилась надежда, - продолжал он. - Пендрэйк нашел бизнесмена из Хьюстона, который мог купить неоконченный проект. Речь не шла о прибыли, но все бы избежали скандала. Люди приободрились. У покупателя было условие. Он приобретает проект, если ему продадут близлежащую территорию, что давало ему доступ к железнодорожной линии. Он сказал, что проект будет убыточным без включения примыкающей территории. Нет проблем. Остин улыбнулся. - Территория принадлежала городу. Те же люди, которые устранили препятствия ради проекта Джорджа, могли продать землю новому покупателю. Потому что она принадлежала городу, а они представляли его Интересы. Но их постигла неудача.
   - Потому что на этой территории был общественный центр, - вставил я.
   Остин поморщился.
   - Убыточный общественный центр. Ты когда-нибудь его видел? Маленькая деревянная развалюха, два этажа, несколько комнат не больше этой гостиной, которые никому не нужны. Заброшенная баскетбольная площадка. Никому это место не было нужно. Никакого урона.
   - Но...
   - Но была техническая проблема. Эта земля была завещана городу под учреждение общественного центра. Если бы общественный центр подвергся со временем сносу или бы встал вопрос о продаже земли частному лицу, собственность перешла бы во владение наследников дарителя.
   - Я хорошо осведомлен, - сказал я. - Эту уловку изучали в правовой школе.
   Остин улыбнулся.
   - Да, - сказал он и вернулся к своему рассказу: - Нет проблем. Наследники согласны продать землю. Они были не прочь сбыть землю с рук, да еще деньги за нее выручить. Однако многие протестовали. Город, как к наследники, не мог распорядиться землей, пока на ней стоял общественный центр. Покупатель готов был отступить. Были затронуты интересы многих, пополз слушок, что в деле замешан кое-кто наверху. Активисты общественного центра вступили в борьбу и пытались заставить избирателей проголосовать за обновление центра. Инвесторы обезумели от злости.
   - Вот тогда они обратились к тебе, - сказал я.
   Остин покачал головой.
   - Им не нужен был адвокат. Они изучили все тонкости. Они хотели обойти стороной препятствия. Так что однажды ночью...
   - Однажды ночью общественный центр сгорел дотла, - добавил я.
   - Все об этом знают, не так ли? - спросил Остин.
   Да, это событие наделало шуму. Никто, пожалуй, не сомневался, что пожар подстроен, хотя подстрекатели остались в тени. Усложненная конструкция не выдержала собственного веса. Проект взорвался под напором общественности. Несколько тайных инвесторов были раскрыты, но не все, как мне уже сказали Элиот и Остин.
   - Почему же кое-кто раскрылся? - спросил я. - Уж очень благородный поступок!
   Остин постепенно успокоился и продолжил беспристрастно.
   - Потому что в этой истории есть момент, который так и не обнаружился, - сказал он. - Под общественным центром был подвал. В ночь пожара там кто-то был.
   Я закрыл глаза, представив детей, которые, объятые ужасом, мечутся в темноте, пытаясь вырваться, пока на них не обрушивается горящий потолок.
   - Это ужасно, - сказал я.
   Остин кивнул.
   - Тело во время расчистки нашел следователь пожарного отдела. К тому времени скандал так разросся, что он смекнул, какую сумму может выручить за эту информацию. Вместо сообщения о происшедшем в рапорте, как того требует инструкция, он решил пойти на шантаж.
   - Кто это был? - спросил я.
   Остин покачал головой. Он пока держал это в секрете. Но я мог выяснить. Личность инспектора стала бы достоянием гласности.
   - Тогда-то тебя и втянули в эту историю, - догадался я.
   Это само собой подразумевалось, и Остин кивнул.
   - Я помог уладить это дело, - сказал он. - Затем мы напряженно ждали несколько недель, пока кто-нибудь заявит о пропаже погибшего. Но этого не произошло. Видимо, это был бездомный бродяжка, который вобрался в общественный центр, чтобы спокойно провести ночь. Или искал, что бы стащить.
   Это не меняло дела. Сознательно или нет, поджигатель убил человека, оказавшегося в подвале. По закону, вина лежала и на том, кто инспирировал поджог. Это вам не финансовый скандал или провал на выборах, когда все поставлено на карту. Виновному грозило судебное разбирательство и пожизненное заключение.
   - Кто об этом знал? - спросил я.
   - Тайные инвесторы, - сказал Остин.
   Я не знал, о ком идет речь. Возможно, кто-то из них и донимал меня в последнее время, взывая к снисходительности к их старому другу Остину. Но, возможно, звонившие были всего лишь простыми пешками в руках настоящих заговорщиков, которые оказывали услугу друзьям. Они сплели настоящую паутину.
   - Инспектор пожарного отдела, - продолжал Остин, - который сейчас на пенсии и живет в... другом штате. И я.
   Мои мысли заработали в нужном направлении: можно попытаться отыскать инспектора, заставить его говорить. Сомнительно: эта история касалась и его самого. Но если дать ему понять, что я уже в курсе...
   Прошло какое-то время, прежде чем я вернулся к реальности. Я вспомнил, зачем пришел сюда, и понял, что мы слишком отклонились от обсуждаемой проблемы.
   - Я не собираюсь отказываться от обвинений против тебя, чтобы схватить этих людей, - сказал я. - Ты напрасно на это рассчитывал.
   Он медленно покачал головой.
   - Нет, Марк, ты не понял. Я не совершал преступления, которое ты мне вменяешь в вину.
   Он, похоже, сменил тактику. Лицо Остина исказилось. Он сейчас походил на портрет Дориана Грея: испещренное морщинами некогда красивое лицо.
   - Меня подставили, - промолвил он. - Я собирался выложить эту историю. Я больше не мог скрывать ее в себе. То обгоревшее тело стало меня преследовать, Марк. Две или три ночи оно даже снилось мне, стояло у двери, подкрадывалось к кровати.
   Остин содрогнулся. Он действительно выглядел измученным человеком. Если он врал, то был прирожденным актером.
   - Ты можешь подумать, что совесть у меня не чиста, - трезво добавил он, - и я признаю, что хранил грязные тайны. Поэтому они ко мне обратились. Но убийство! Я не выдерживаю этого. Я не смогу с этим жить.
   Вот как? Я задумался, все еще стараясь уловить связь с обвинениями в похищении детей. Остин заметил мое сомнение.
   - Я решил нарушить молчание, - сказал он. - И сделал ошибку, кое-кому рассказав об этом. Я пытался уговорить его последовать моему примеру. У меня не было доказательств. Я надеялся, что кто-то так же страдает от этого, как и я. Но им есть что терять. Никто не согласился подтвердить мое признание. Один из них, однако, казалось, поддавался на уговоры. Он вел со мной переговоры до того самого дня, когда я неожиданно обнаружил, что мною заинтересовалась полиция. Что меня подозревают в похищении детей. - Он потянулся ко мне.
   Я не двигался.
   - Понимаешь, что произошло, Марк? Они ударили первыми. Они подстроили так, что моим словам уже никто бы не поверил. Они придумали для меня худшее из всех обвинений, которое можно предъявить мужчине. Если я сейчас их обвиню, то покажется, что я пытаюсь уйти от ответственности, замарав другого.
   - Да, - протянул я.
   Остин уставился на меня.
   - Клянусь, я ни разу не дотронулся до ребенка с похотливыми мыслями. Это приводит меня в ужас.
   - Так значит, дети лгут. Каждый из них.
   Остин не смутился.
   - Что значит лгут? Уверен, они говорят правду о том, что с ними произошло. Единственная их ошибка - обвинение меня. Но их подтолкнули к этому. Полицейский или человек, похожий на полицейского, приходит к ним с фотографией, иной раз спустя долгое время, и говорит им: "Вот этот мужчина". Ты же знаешь, что они поверят. Они выберут эту фотографию из множества других.
   - Как, скажем, они выбрали фотографию Криса Девиса, - вставил я.
   - Да. - Остин был безжалостен к себе. - Это была моя идея, признаю. Когда я понял, что меня загоняют в угол, я постарался защититься. Но Крис дрогнул. И промедление дало тебе возможность обнаружить мою хитрость, но не моих врагов. Я знаю, Марк, ты поступал по чести, предъявляя мне обвинение. Я верю тебе. Я знаю, что ты не подкуплен.
   Я не ответил на комплимент, и он продолжил:
   - Ты знаешь, как обстоят дела. Маленькие девочки не могут никого опознать. Против меня нет свидетельств. Кевин Поллард так неуверен, что отказался давать показания. Марк, тебе пришлось отказаться от трех дел из четырех. Разве ты не видишь слабость обвинения, что указывает на то, что дело сфабриковано?
   - У меня в запасе несколько эпизодов.
   - Они не подтверждены, - быстро добавил Остин. - Кроме того, ты знаешь, почему их так много. Известно, что полиция не упускает случая свалить все нераскрытые дела на подозреваемого...
   - Знаю.
   Он открыто посмотрел на меня.
   - Ну и что?
   - Какие у тебя доказательства?
   - К сожалению, не так много, - ответил Остин. - Только это. - Он протянул мне сложенный лист бумаги. - Это копия оригинала отчета о пожаре, где описано обнаружение тела. Инспектор подготовил его, чтобы показать, что в любой момент может подать его начальству.
   Документ оказался, как Остин и описал, официальным отчетом по всей форме, датированный четырьмя годами назад. Подписи официального лица не было.
   Мне даже не стоило напоминать Остину, какой незначительный вес имел этот документ. Любой мог взять бланк и заполнить его.
   - Имена, Остин, - терпеливо повторил я. - Скажи, кого мне подозревать. Кто эти тайные инвесторы?
   Выражение его лица не изменилось. Он смотрел на меня так, как будто не слышал заданного вопроса.
   - Черт побери, ты хочешь, чтобы я отложил судебное разбирательство, до которого осталось меньше недели, но не даешь мне и крупицы информации.
   - Вот почему нам нужно время, - сказал Остин. Он произнес это так, как будто мы стали партнерами. - Можешь себе представить, как непросто будет докопаться до истины. Но я знаю имена виновных. Я могу выследить их, может, даже договориться с ними.
   - Надо подстроить так, - задумался я; - чтобы конспираторы думали, будто их уже раскрыли. Надо натравить их друг на друга, заставить каждого думать, что другие подставляют его, что ему придется одному отвечать за преступление. Тогда они начнут говорить.
   - Да, - сказал Остин, - и это я хочу сделать с твоей помощью.
   Я сидел и думал. Я не верил в рассказ Остина, хотя кое-какие сомнения возникли. Некоторые детали выглядели правдоподобно. Но были и несоответствия. Я указал на одно из них.
   - Как ты объяснишь звонки ко мне твоих приятелей? Если они все ополчились против тебя...
   Остин быстро выкрутился. Вопрос не застал его врасплох.
   - Идет торг. Им удалось поставить меня в еще худшее положение, чем то, в котором оказались сами, и они предложили освободить меня от ложных обвинений в обмен на мое молчание. Они думают, что, увидев их возможности, я не посмею противостоять им. И не хочу прослыть хвастуном, - настойчиво продолжил он, не отрывая от меня взгляда, - но у меня действительно есть покровители. Не все, звонившие тебе, в курсе моих дел. Многие из них просто старые друзья, уверенные в моей невиновности. И они правы. - Он сидел, сложив руки, в ожидании моего следующего вопроса, готовый защищаться.
   - Назови мне имя одного из инвесторов, - сказал я. - Дай мне зацепку, в воцарившемся молчании добавил я, - это усилит мое доверие.
   Он молчал. Я поднялся, Остин сказал:
   - Мэр.
   Я вскинул брови.
   - Очень странно. Он звонил мне с просьбой отложить суд в начале этой недели.
   - Я говорил с ним, - ответил Остин. - Я почти заставил его поверить, что все остальные ополчились против него. Он хочет выиграть время.
   Я сомневался, стоит ли задавать вопрос, на который трудно получить ответ. И все-таки я решился.
   - Я готов тебе поверить. Но какова твоя роль в конспирации? Может, именно от тебя исходил приказ поджечь центр?
   Остин виновато улыбнулся.
   - Я не отдаю приказы. Кто бы меня послушал? Да, иногда я даю советы. Иногда им даже следуют. Но неужели ты думаешь, что человек моей профессии способен кого-то толкнуть на преступление? На такое очевидное и грубое? Нет, в данном случае я был сообщником. Я помог скрыть следы.
   Логично. Остину не было смысла становиться тайным инвестором. В его подчинении не было ни одного учреждения, его участие в проекте ничего не меняло. Он мог бы подключиться к заговору в самом начале, как общественный инвестор. Я мог легко это выяснить.
   Я поднялся.
   - Я не могу тебе сейчас ответить, - сказал я. - Лучше считай, что суд состоится на следующей неделе. Но я начну копаться в этом деле. Если я найду подтверждение твоему рассказу, то соглашусь продлить срок расследования. Это все, что я могу обещать.
   - Я могу посоветовать тебе, с чего начать, - сказал Остин. - Элиот Куинн.
   Его стрела достигла цели.
   - Элиот? Он тоже?..
   - Нет. Элиот не участвовал в деле. Но он знает, что произошло. Он знает, как со мной собираются поступить. Поэтому он пытался помочь мне, выдав Криса Девиса. Элиот знает, что я невиновен. Спроси его.
   Он посмотрел мне в глаза невинным детским взглядом.
   Часть вторая
   Человеку свойственно чувствовать себя обязанным в равной мере как за оказанные ему услуги, так и за услуги, оказанные им.
   Пикколо Макиавелли
   Глава 11
   - Если он говорит правду, - сказала Бекки, - тогда дети лгут.
   Я сразу же посвятил ее в то, что произошло, не задумываясь о последствиях. Она была моим единственным доверенным лицом. В наших отношениях чувствовалась натянутость, но, когда мы работали, а мы всегда работали, это выражалось в странной способности читать мысли друг друга.
   Она добавила:
   - А если Кевин Поллард лгал, то он самый убедительный обманщик, каких я только видела.
   - Знаю - вот все, что я сказал.
   - Бекки продолжала смотреть на меня, как будто я ускользал от нее, что соответствовало действительности. Я задумался о прошлом, от которого я все еще не мог освободиться, где Бекки не было места, там меня окружали незнакомые ей люди, иногда бывшие моими близкими друзьями.
   В подтверждение моих предположений Бекки сказала:
   - Если ты последуешь совету Остина и обратишься к вашему общему другу, то не сможешь безоговорочно доверять мистеру Куинну. Извини, Марк, но это правда.
   - Знаю, - кивнул я. - Именно поэтому я не кинулся тотчас к Элиоту. У него оставалась возможность солгать мне. Я боялся, что он воспользуется ею.
   - Зачем нам ломать голову? - сказала Бекки. - Пускай суд разбирается. Посмотрим, кому поверят присяжные.
   Я помедлил, а она продолжила:
   - Не думаю, что присяжные примут на веру его выдумку. Она слишком неправдоподобна.
   - Остин не собирался убеждать присяжных. Эта версия предназначена только для меня.
   - И ты поверил? - спросила Бекки. Ее разбирало любопытство. Она не видела Остина и не знала, можно ли полагаться на его слова.
   - Не знаю, - ответил я.
   Месяцем раньше, я бы тут же отверг эту нелепицу. Теперь же, испытав давление со стороны и выслушав Элиота, я подумал о существовании тайного мира закулисных политиков. Другой вопрос, был ли Остин жертвой.
   - У тебя мало времени для проверки, - заметила Бекки.
   Если заговорщики действительно подставили Остина, на них лежала ответственность за преступление. Трудно оценить тяжесть последствий насилия над ребенком. Одна эта мысль причиняла боль. И все же проще простого свалить на безвинного грех подавления маленького человека. Дети беззащитны и живут по своим законам. Взрослые для них - непонятный народ. Разве мы все не похожи друг на друга?
   - Давай забудем об этом, - сказал я Бекки, отметая расспросы.
   Она стояла на своем.
   - Когда ты собираешься с ним увидеться? - спросила она.
   - Сегодня вечером.
   - Привет, Марк. Рад тебя видеть.
   Ложь, порожденная вежливостью. Я предоставил Элиоту выбрать место встречи, и он ответил, что заедет ко мне. Думаю, ему бы не доставило удовольствия населять свой дом грустными воспоминаниями.
   - Проходи, Элиот. Рад, что ты пришел. Выпьешь чего-нибудь? Виски?..
   - Можно чаю? - спросил он. В Техасе это означает чай со льдом, поэтому он уточнил. - Горячего чаю?
   Меня удивила его просьба, и он последовал за мной на кухню, чтобы объяснить.
   - Раньше меня донимала жара. Тот еще климат! Но дело идет к старости. После захода солнца меня одолевает холод. Теперь понимаю, почему пожилые люди перебираются сюда на зиму.