Страница:
— Что вы здесь делаете? Вы отвратительно проводите свое время. Выходите!
Не обращая внимания на бедную Маргариту, дрожащую как преступница, она брала Людовика за руку ну вод ила заниматься, по ее мнению, более серьезными делами.
— Вы должны видеть вашу жену только вечером в ваших апартаментах, — утверждала Бланка наедине сыну. — Все остальные ваши свидания нежелательны и грехоподобны.
Молодой король, привыкший подчиняться матери, не протестовал. Но он любил Маргариту, ему нравилось. быть с ней рядом, и, не в силах дождаться вечера, он продолжал встречаться с Маргаритой, чтобы просто поболтать или заключить ее в свои нежные объятия.
Он стал ходить с маленькой собачкой, которую выдрессировал, чтобы она лаяла каждый раз при приближении королевы-матери. Таким образом предупрежденный Людовик мог вовремя расстаться с Маргаритой, которая проворно убегала в другую комнату.
Несмотря на хитрости и предосторожности, жизнь в Лувре скоро, стала для супругов невыносима, и король приступил к поискам выхода из сложившегося положения. Помочь делу мог переезд в особняк в Понтуазе, архитектура которого позволяла вовремя укрыться от глаз королевы-матери. Действительно, в этом здании его спальня находилась над спальней Маргариты, а их соединяла винтовая лестница. Именно здесь он мог, наконец, свободно встречаться с женой и в любое время проявлять к ней нежные чувства.
Понтуаз не был особо красив и уютен, но Людовик и Маргарита чувствовали себя здесь более спокойно. Тем более что они вменили в обязанности охраны сообщать о приближении королевы, которая и здесь проводила свое время, бродя по коридорам. Впрочем, вот что говорит об этом господин Жуанвиль: «Когда привратники видели, что королева входила в спальню своего сына, они стучали жезлами по дверям, а король прибегал в свою спальню, чтобы его увидела мать. Так же поступали привратники спальни Маргариты, когда туда, желая ее увидеть, входила королева Бланка.
Поскольку произошло убийство одного из распутников, королева Бланка сделала для себя вывод, что восторжествовала справедливость, Но, как ни странно, этот луг отныне стал носить имя убитого.
Неизвестно, последовал ли Людовик IX этому странному совету, но, во всяком случае, никто больше не видел его старающимся на скорую руку поцеловать свою жену.
Бланка Кастильская оставалась строга по отношению к несчастной Маргарите. Однажды, спустя шесть лет, ее известили, что у нее должен появиться внук. Людовик ждал наследника и был счастлив.
Вместо того, чтобы радоваться за сына, Бланка стала помышлять о том, какие неприятности она могла бы причинить снохе. И вскоре такой случай представился. Маргарита заболела, королева-мать закрыла невестку в спальне и запретила Людовику навещать ее. Однажды вечером, вопреки материнскому запрету, Людовик IX вошел в спальню к жене и подошел к изголовью кровати. Он сел рядом, взял за руки свою жену и стал с ней нежно беседовать. Неожиданно вошла Бланка. Она пришла в негодование от того, что увидела смутившегося сына.
— Выйдите вон, — грубо сказала она, — вам здесь нечего делать. — И вывела его из комнаты. Маргарита стала плакать в постели:
— Ах, мадам, вы не разрешаете моему супругу видеть меня ни живой ни мертвой!..
И она упала в обморок, с большим трудом ее привели в чувство.
Отношение Бланки к Маргарите после этого случая вызвали неодобрение в Лувре, где многим ее строгость стала досаждать.
— Она была более добра к Тибо Шампанскому, — ворчал Лувр.
— И менее лицемерна с Франжипани!
— Стало быть, она опасается, как бы наша молодая королева не очаровала нашего милого короля?
— Прежде всего она опасается, — говорили люди, хорошо знавшие Бланку, — как бы королева Маргарита не завоевала авторитет и не стала вмешиваться в государственные дела…
Они были правы. Бланка больше всего боялась потерять власть. Ибо, несмотря на то, что королем был Людовик IX, фактически страной правила она, и на некоторых официальных актах имя Людовика даже не упоминалось.
Бланка, вспоминавшая о своей молодости, проведенной с Филиппом Августом, была в тревоге. Она боялась, что Маргарита захочет тоже проявить себя в политической деятельности или, по крайней мере, склонит Людовика IX самостоятельно заниматься государственными делами. И ее опасение не было безосновательным.
О своих успехах она писала королеве Маргарите. Восхищаясь и даже немного завидуя своей сестре, молодая королева Франции также захотела сыграть свою роль в политике страны.
Она прекрасно знала, что Бланка всегда будет этому противиться, и решила действовать скрытно. Гилер Анжубер нам повествует, «что в обстановке строгой секретности она часто принимала послов Англии и была замешана во многих интригах».
Увы! Бланка Кастильская очень быстро об этом узнала, с радостью заявив Людовику IX:
— Сын мой, вы женились не более чем на карьеристке, мечтающей вместо вас управлять королевством. Видимо, не зря я к ней недоверчиво относилась.
Король ничего не ответил. Зажатый с одной стороны матерью, а с другой — женой, он не мог действовать по своему усмотрению.
Пообещав матери быть построже с Маргаритой, он ограничился тем, что попросил жену в будущем вести себя более смирно. Инцидент был исчерпан.
Бедный Людовик начал уставать от постоянных распрей, от этой войны между свекровью и снохой, от атмосферы ненависти, заразившей весь Лувр.
Иногда он жаловался Маргарите:
— Ах, если б я мог отправиться с тобой в крестовый поход, — вздыхал он, — я был бы счастлив!
Уйти в крестовый поход? Скрыться от этих споров? От семейных сцен? От перебранок? А почему бы и нет?
Людовик IX отважился сказать об этом Бланке Кастильской.
Та вздрогнула:
— И не думайте об этом, сын мой, ваше место не на полных неожиданностей дорогах, а в сердце королевства.
Но король продолжал настаивать, говоря, что он хотел бы отправиться на борьбу за освобождение Гроба Господня и устроить большую резню неверным. Королева привела ему пример с Тибо Шампанским, отправившимся два года назад с Филиппом де Нантей в крестовый поход, где оба пропали без вести…
Людовик IX, опустив голову, вернулся в свои апартаменты.
Через некоторое время курьер принес в Лувр обрадовавшее всех известие — граф Тибо, усталый, но целый и невредимый, только что вернулся во Францию.
На глазах королевы-матери выступили слезы. Давно закончился их роман, но она не могла забыть о тех сладостных часах, которые они проводили когда-то.
Тибо был женат на принцессе Маргарите де Бурбоп. И вернулся в Провен, где она ждала его. Нет сомнения, что он не собирался посетить Лувр, но Бланка была счастлива узнать, что он жив.
Она плакала от счастья и благодарила Бога, когда к ней в комнату зашел Людовик IX. Он тоже был рад возвращению Тибо.
— Видите, мадам, — сказал он Бланке, — граф Шампанский вернулся из Святой земли. Иисус защищает тех, кто его любит. Разрешите и мне отправиться в крестовый поход.
Бланка переживала два года за Тибо и не хотела на свою голову новых волнений.
— Нет, сын мой, я никогда не позволю вам отправиться туда, ибо это было бы безумием. Выбросьте эти планы из головы. Мне понятна ваша тяга к приключениям, но вы должны управлять страной, где царит мир, это такое счастье.
В самом деле Франция, раздираемая в течение ряда лет разными войнами, переживала настоящий золотой век. Процветали сельское хозяйство и торговля, страна была сильна, и в ней царил порядок, по ней можно было путешествовать в полной безопасности, а королевские финансисты так хорошо вели дела, что к концу года при подведении итогов у них оставался излишек, который позволял Людовику IX отменять или уменьшать налоги.
Увы, эта славная мирная эпоха была вскоре нарушена из-за женщины.
В июне 1241 года Людовик IX собрал в Сомюре все дворянство и духовенство королевства для решения вопроса о передаче апанажей его брату Альфонсу, ибо тот достиг совершеннолетия. Он подарил ему Рыцарский орден и вручил акт о владении графством Пуату. «Это событие отмечалось с необычайной роскошью», — указывал летописец Жуанвиль.
Когда празднества закончились, король с Альфонсом приехал в Пуатье, чтобы аквитанские вассалы, среди которых находился Гуго Х де Люзиньян, граф Марш, дали клятву верности королевскому брату.
Дав клятву верности своему новому сюзерену, граф Марш вернулся в свой замок к жене, Изабелле Ангулемской.
Завистливая и властолюбивая, она хотела стать графиней де Пуатье и ни от кого не зависеть. Эта дама упрекала своего мужа в том, что он дал клятву верности брату короля, замучила жалобами и упреками. И он поддался ее наущениям, собрав огромное войско, дал знать Людовику IX, который еще не покинул Пуатье, что готов к сражению, если ему не будут предоставлены определенные привилегии. Людовик IX был с небольшой охраной и счел разумным отправиться в Люзиньян, чтобы ознакомиться с условиями Гуго. После двух дней переговоров король вернулся в Пуатье, предоставив графу Маршу все то, что тот требовал.
Гуго, довольный своей победой, вернулся к жене в надежде получить от нее одобрение, но застал ее в ярости и, по словам летописцев, «охваченной ненавистью». Узнав, что переговоры закончились, она явилась в апартаменты, которые раньше занимал Людовик IX, и как бы для очистки города от королевского духа вытащила оттуда одежду, мебель, посуду, церковную утварь и отправила все это в Ангулем.
Озадаченный и огорченный граф, ничего не понимая, с опаской спросил у нее, почему она так поступила. Ответ ее еще больше удивил графа:
— Выйдите, — завопила Изабелла. — Уйдите от меня, подлый, ничтожный человек, идущий на поводу у тех, кто лишает его наследства. Выйдите, я не желаю вас больше видеть. — И, ничего больше не объясняя, она уехала в Ангулем.
Когда он прибыл в замок, она запретила ему войти, и в течение трех дней он ел и спал у тамплиеров. Наконец с помощью монаха он добился беседы с женой. Смиренным и очень нежным голосом граф поинтересовался у нее о причине глубокой ненависти к Людовику IX.
Изабелла сквозь слезы объяснила:
— Как? Разве вы не видели в Пуатье, что я три дня дожидалась, чтобы дать клятву верности королю и королеве. И вот когда я предстала перед ними в спальне. король сидел на одной половине кровати, а королева с. графиней де Шартр — на другой? Разве вы не видели, что они даже не предложили мне сесть? Вы обратили внимание, что они даже не поднялись, когда я вошла и когда я выходила? Я не могу больше говорить об этом, это для меня больно и неприятно. Надеюсь, что Бог их накажет, или я потеряю все то, что имею, и умру от горя!
Гуго пытался объяснить Изабелле, что она уже получила компенсацию в виде привилегий, которых он добился от Людовика IX. Но это оказалось бесполезно. Она требовала бунта, сечи, войны.
И, видя его колебания, твердо заявила, что не разделит с ним ложе до тех пор, пока он не возглавит восстание в Пуатье.
Гуго, желавший быть с женой постоянно, объединил вокруг себя нескольких баронов и образовал лигу, которую возглавил.
— Это недостаточно, — сказала Изабелла. — Нужно начинать войну. — И заперлась в спальне.
Тогда Гуго созвал рыцарей и отправился в Пуатье с требованием немедленной аудиенции. Он предстал перед графом Альфонсом и воскликнул в присутствии изумленных баронов:
— Господин граф, я не признаю вас своим сюзереном, я отказываюсь от своей клятвы. — Повернулся и покинул дворец в сопровождении своих воинов, которые ожидали его с арбалетами наготове, он поджег здание, из которого вышел, во весь опор ускакал к Люзиньяну.
Началась та война, о которой мечтала Изабелла. Англичане, обещавшие содействие в мятеже, высадились в Руане, и между Лигой и двадцатью пятью тысячами солдат под командованием Людовика IX начались кровопролитные сражения. Королевские войска, более организованные, быстро одержали победу. Обезумевшая от ярости Изабелла послала к Людовику убийц, снабдив их ядом. К счастью, заговор был раскрыт. Сообщение об этом сильнее сплотило людей, сражавшихся за короля, а графиня де Люзиньян заметила, что положение заговорщиков стало ухудшаться с каждым днем.» Наконец английский король понял, что сражение проиграно. Без колебаний он оставил мятежных баронов и быстро отплыл обратно.
Вскоре заговорщики были полностью разгромлены, а Гуго и Изабелла пришли к Людовику и на коленях вымолили у него прощение. Война баронов закончилась.
Вдруг глаза его закрылись, он вытянулся, голова накренилась в сторону.
— Он умер! — зашептали присутствующие. Зажгли свечи, короля накрыли простыней, и когда священники уже были готовы начать отпевание, послышался тихий вздох. Людовик IX был жив.
Выздоравливающего короля через несколько дней привезли в Лувр, Бланка Кастильская склонилась над изголовьем сына.
— Когда я почувствовал, что умираю, — сказал он, — я дал обет. Я обещал Богу отправиться в крестовый поход, если выживу.
Земля стала уходить из-под ног королевы. Несмотря на собственную веру в Бога, она пыталась отговорить Людовика от выполнения этого обещания. Вместо ответа Людовик перекрестился. Но Бланка решила не сдаваться и поручила епископу внушить Людовику отказаться от планов.
— Государь, — сказал тот, — поставьте крест на вашем обещании, чтобы не волновать Францию. У вас была сильная лихорадка, вы потеряли контроль над собой. Ваше обещание вас ни к чему не обязывает.
Но Людовик, долго ожидавший поворота судьбы, чтобы уехать с Маргаритой, не изменил своего желания.
Он укрепил порт Эг-Морт, взял на себя командование генуэзскими судовладельцами, собрал необходимые средства на организацию похода и в июне 1248 года, поручив регентство королевством Бланке, вместе с женой, двумя братьями и рыцарями покинул Париж, отправившись в крестовый поход.
Королева-мать проводила их до аббатства Клюни. Сквозь слезы прощалась она с Людовиком IX. И королевское войско отправилось в путь на Лион…
— Наконец одни! — сказала Маргарита Прованская с облегчением, что покинула ревнивую свекровь. — И, смеясь, добавила: — Теперь-то мы будем счастливы…
Увы!
Когда они прибыли в Прованс, Маргарита очень обрадовалась. Она более восемнадцати лет не была в своей стране, не грелась под лучами ее солнца.
— Послушайте, как стрекочут кузнечики, — сказала она Людовику IX, — это мне напоминает о моем детстве…
Она тут же забыла о темных коридорах Лувра, где постоянно ходила, наводя на нее страх, Бланка де Кастильская. Маргарита была весела, постоянно улыбалась или напевала какую-нибудь песню трубадуров.
Что касается Людовика IX, впервые в жизни наслаждавшегося свободой, он почувствовал, что на сердце стало легко, и он с еще большей нежностью смотрел на Маргариту.
Вечер они провели в спальне, окна которой из-за летней жары оставили на ночь открытыми, и предавались наслаждениям до самого утра. Свобода часто граничит с неосмотрительностью, и по прибытии в порт Эг-Морт, откуда они должны были отплыть, Маргарита поняла, что она беременна…
Людовик IX опасался, что королева не выдержит морского путешествия, а поскольку путешествие не обещало быть коротким, он предложил остаться во Франции до рождения ребенка.
— Нет, нет, — ответила Маргарита, — вы очень добры ко мне, ваше величество, но я не хочу, чтобы из-за меня задерживался поход, и более того, я очень хочу как можно быстрее уйти с вами в море…
Они сели на корабль, Жуанвиль, который сопровождал короля, повествует о перипетиях отъезда следующее: «В августе мы сели на корабль, погрузили наших коней, чтобы вывезти их морем. И когда все вошли на корабль, дверь трюма, где перевозились лошади, заперли и в нем стали конопатить щели на манер винных бочек, так как, когда корабль вышел в открытое море, через дверь стала проникать вода.
Капитан корабля спросил людей, находящихся на носу судна, закончена ли работа. Они сказали, что да. Потом он собрал в кормовой части священников и попросил их обратиться с молитвой к Богу, чтобы нам послали попутный ветер. И тотчас паруса надулись, земля быстро стала удаляться. Мы видели лицо море и небо. И с каждым днем все больше и больше удалялись мы от исходной точки нашего путешествия».
Большинство крестоносцев, плывших на пятидесяти кораблях королевского флота, никогда раньше не управляли судами. Бортовая и килевая качка внушала им страх, многие болели морской болезнью. Да и Людовик с Маргаритой тоже не слишком хорошо чувствовали себя в море. Жуанвиль рассказывает: «От опасной качки люди, боявшиеся смерти, становились безумными, засыпая вечером, мы не знали, где окажемся утром. Может быть, на морском дне».
Через неделю Маргарита привыкла к качке и с удовольствием путешествовала вместе с супругом. В один прекрасный день флот достиг Кипра, где Людовик IX погрузил на корабль бочки с вином и зерно. Этот остров был последней остановкой перед землями, заселенными неверными. Все крестоносцы сошли на берег, и, поскольку здешние места располагали к отдыху, было решено задержаться здесь на шесть месяцев. Для Людовика это было подобно свадебному путешествию.
Король Кипра предоставил ему дворцы, и тот часто собирал высшее баронство, сопровождавшее его на Святые земли, и обсуждал с ними вопросы, касавшиеся этого похода. Маргарита участвовала во всех совещаниях и иногда свободно высказывала свою точку зрения. Вельмож это удивляло, поскольку они привыкли, что их жены служили им для приятного время провождения, и не могли понять почтительного отношения короля к мнению королевы.
— Она моя жена и спутница, — объяснял им Людовик, — и вполне заслуживает моего уважения и доверия.
Наконец мягкая зима прошла, крестоносцы, к которым присоединились добровольцы, вновь сели на корабли и взяли курс на Египет. На этот раз королевский флот состоял из большого числа кораблей.
— Казалось, — говорил Жуанвиль, — что все море было покрыто парусами кораблей больших и малых, которых было восемнадцать сотен».
Через три недели плавания Людовик IX оказался у Думьяту, порта, расположенного на одном из рукавов дельты Нила. В городе раздался колокольный звон, и туземцы сбежались на берег для защиты его подступов.
Людовик IX позвал Маргариту:
— Идите посмотрите, как нас встречают неверные-
А сам пошел созвать совещание, где было решено дожидаться для высадки утра. Ночь накануне сражения обе стороны провели в ожидании. И на кораблях, и на берегу можно было видеть зажженные факелы, освещавшие рейд Нила сказочно красивым светом.
С наступлением зари король, папский посол, Жуанвиль и тысяча рыцарей погрузились в лодки и приблизились к Думьяте.
Когда до берега оставалось сорок туаз, лучники пустили в сарацин стрелы, те им немедленно ответили, да так яростно, что французы остановили свои лодки. Людовик IX, понимая, что малейшая заминка может лишить их шансов на успех, бросился в море с копьем в руке, прикрыв шею щитом. Вода была ему по плечи, и. он двинулся к берегу, а вскоре за ним последовали и рыцари, не желавшие, чтобы их король подвергал свою жизнь опасности.
Увидев выходящих из воды людей в латах, неверные испугались и бросились наутек.
Крестоносцы стали их преследовать. Завязалась кровавая битва, продолжавшаяся целый день. Ночью мусульмане, воспользовавшись темнотой, незаметно покинули Думьяту.
На следующий день Людовик и Маргарита торжественно вошли в город.
— Женушка, я хочу сделать вам подарок, — сказал король. — Вы здесь проведете последние месяцы беременности и родите мне сына.
Королева обосновалась в великолепном арабском дворце, внутренний дворик которого своими фонтанами, по словам летописца, «создавал у нее впечатление, что она находится в раю». Маргарита проводила самые счастливые дни в своей жизни. А остававшиеся бездеятельными крестоносцы погрязли в грехах. Они пировали, напиваясь до бесчувствия, развратничали, обмениваясь женами, что заставило летописца написать: «Христиане в Думьяте позорили имя собственного Бога».
Даже король не был способен положить конец этим удручающим беспорядкам.
По правде говоря, он больше был занят своеобразным свадебным путешествием, и Маргарита занимала у него все время. Их видели медленно прогуливавшимися в объятиях друг друга по берегу Нила или разговаривавшими на террасе. И хотя король был занят супругой, все же понял, что бездеятельность становится опасной. Он созвал баронов и объявил им о том, что он хочет, чтобы на следующий день армия под его командованием отправилась на взятие Мансура, города, расположенного на пути к Ваир.
Это сражение обернулось бедствием для королевской армии. Поначалу продвижение крестоносцам преградил разлив Нила. Людовик разбил у реки лагерь и приказал строить дамбу. Все рыцари и король, оставив свои доспехи, превратились в землекопов.
В это время на них и напали сарацины с новым оружием, неизвестным французам. Эта была смесь серы со смолой в маленьких глиняных горшочках, которые метали с помощью арбалетов. При этом она мгновенно воспламенялась, оставляя за собой большой светящийся след.
«Казалось, — писал Жуанвиль, — будто в воздухе летел дракон и изрыгал из своей пасти столько света, что королевское войско было освещено, как днем».
Людовик IX был менее поэтичен и довольствовался признанием, что это оружие вселило панику в ряды французов…
Когда дамба была почти построена, уровень воды в Ниле уже сам по себе снизился, и часть королевской армии набросилась на сарацин, обратившихся в бегство. Сумасшедшая погоня за ними продолжалась до Мансура, где развернулись кровавые бои, в которых погиб брат короля, граф д'Артуа.
Людовик IX решил возвращаться в Думьяту, где его ждала Маргарита. Не ради ли того, чтобы быть с ней все время рядом, уехал он из Франции?
Досадной помехой возвращению крестоносцев стала эпидемия дизентерии, так как воины питались рыбой, А река была заражена трупами. Возвращение было прервано.
Король заболел одним из первых и слег в постель. Войско остановилось в небольшом городке под названием Киарсе, куда вскоре пришли сарацины. Не способные сражаться, христиане сдались.
Так, желание Людовика Святого беспрепятственно любить жену обернулось для него пленом.
В Думьяте королева, ожидавшая конца беременности, жила в страхе, что вот-вот в городе появятся сарацины. Ночами ей казалось, что кто-то кричит: «На помощь! На помощь!» Малейший шум заставлял ее думать о том, что во дворец проникли враги. Король для охраны оставил ей пожилого рыцаря, которому было восемьдесят лет, и, когда королева кричала: «Сарацины! Сарацины!», он успокаивал ее: «Госпожа, не беспокойтесь, я с вами рядом».
Не обращая внимания на бедную Маргариту, дрожащую как преступница, она брала Людовика за руку ну вод ила заниматься, по ее мнению, более серьезными делами.
— Вы должны видеть вашу жену только вечером в ваших апартаментах, — утверждала Бланка наедине сыну. — Все остальные ваши свидания нежелательны и грехоподобны.
Молодой король, привыкший подчиняться матери, не протестовал. Но он любил Маргариту, ему нравилось. быть с ней рядом, и, не в силах дождаться вечера, он продолжал встречаться с Маргаритой, чтобы просто поболтать или заключить ее в свои нежные объятия.
Он стал ходить с маленькой собачкой, которую выдрессировал, чтобы она лаяла каждый раз при приближении королевы-матери. Таким образом предупрежденный Людовик мог вовремя расстаться с Маргаритой, которая проворно убегала в другую комнату.
Несмотря на хитрости и предосторожности, жизнь в Лувре скоро, стала для супругов невыносима, и король приступил к поискам выхода из сложившегося положения. Помочь делу мог переезд в особняк в Понтуазе, архитектура которого позволяла вовремя укрыться от глаз королевы-матери. Действительно, в этом здании его спальня находилась над спальней Маргариты, а их соединяла винтовая лестница. Именно здесь он мог, наконец, свободно встречаться с женой и в любое время проявлять к ней нежные чувства.
Понтуаз не был особо красив и уютен, но Людовик и Маргарита чувствовали себя здесь более спокойно. Тем более что они вменили в обязанности охраны сообщать о приближении королевы, которая и здесь проводила свое время, бродя по коридорам. Впрочем, вот что говорит об этом господин Жуанвиль: «Когда привратники видели, что королева входила в спальню своего сына, они стучали жезлами по дверям, а король прибегал в свою спальню, чтобы его увидела мать. Так же поступали привратники спальни Маргариты, когда туда, желая ее увидеть, входила королева Бланка.
* * *
Королева Бланка была далека от того, чтобы подозревать, что все было ловко продумано. Не видя больше Людовика в темных закоулках с супругой, она сделала вывод, что любовный пыл молодых утих. Это ее радовало, ибо Маргарита Прованская, воспитывавшаяся в условиях, где «на первом плане стояли утехи», могла испортить ее дорогого сына. И действительно, молодая женщина пришла сюда с целой свитой галантных трубадуров и девиц с завораживающими взглядами, не производивших впечатление порядочности и которые своими вольными речами смущали завсегдатаев Лувра. Эти люди, постоянно занятые пустыми развлечениями, могли не только пустить смуту во дворце, но и служили дурным примером для жителей столицы. Мысль об этом заставляла содрогаться королеву Бланку. Ведь трубадуры в своих утехах не ограничивались лишь дворцом, а искали приключений по всему Парижу. Их можно было найти в злачных местах, пользующихся самой скверной репутацией, и королеву это очень сердило. Поэтому, несмотря на всю свою набожность, она была рада, когда узнала, что труп одного из менестрелей, по имени Кателан, был найден однажды утром посреди Руврейского леса (ныне этот лес называется Булонским), на небольшом лугу.Поскольку произошло убийство одного из распутников, королева Бланка сделала для себя вывод, что восторжествовала справедливость, Но, как ни странно, этот луг отныне стал носить имя убитого.
* * *
Королевская семья не могла оставаться все время в Понтуазе. Наступило время вернуться в Париж. В королевстве царил мир, и у Бланки было много свободного времени, пока снова не начала патрулировать коридоры. Конечно, очень скоро ясным днем наткнулась на своего сына со снохой, обнимающихся за занавесками… От неожиданности она так напугалась, что чуть не упала в обморок. Но быстро пришла в себя и высказала Людовику все, что она думала о его поведении. При этом ею были употреблены не самые мягкие выражения. Во время нагоняя король с молодой королевой, пристыженные, стояли, опустив головы, как провинившиеся дети. Когда запас бранных слов подошел к концу, Бланка увела сына в свою спальню, где прочитала ему мораль. Она объяснила ему, что брак, заключенный между ним и Маргаритой, имеет своей целью лишь продолжение рода, и посоветовала ему отныне ограничить исполнение супружеских обязанностей чтением, какой-нибудь совместной молитвы…Неизвестно, последовал ли Людовик IX этому странному совету, но, во всяком случае, никто больше не видел его старающимся на скорую руку поцеловать свою жену.
Бланка Кастильская оставалась строга по отношению к несчастной Маргарите. Однажды, спустя шесть лет, ее известили, что у нее должен появиться внук. Людовик ждал наследника и был счастлив.
Вместо того, чтобы радоваться за сына, Бланка стала помышлять о том, какие неприятности она могла бы причинить снохе. И вскоре такой случай представился. Маргарита заболела, королева-мать закрыла невестку в спальне и запретила Людовику навещать ее. Однажды вечером, вопреки материнскому запрету, Людовик IX вошел в спальню к жене и подошел к изголовью кровати. Он сел рядом, взял за руки свою жену и стал с ней нежно беседовать. Неожиданно вошла Бланка. Она пришла в негодование от того, что увидела смутившегося сына.
— Выйдите вон, — грубо сказала она, — вам здесь нечего делать. — И вывела его из комнаты. Маргарита стала плакать в постели:
— Ах, мадам, вы не разрешаете моему супругу видеть меня ни живой ни мертвой!..
И она упала в обморок, с большим трудом ее привели в чувство.
Отношение Бланки к Маргарите после этого случая вызвали неодобрение в Лувре, где многим ее строгость стала досаждать.
— Она была более добра к Тибо Шампанскому, — ворчал Лувр.
— И менее лицемерна с Франжипани!
— Стало быть, она опасается, как бы наша молодая королева не очаровала нашего милого короля?
— Прежде всего она опасается, — говорили люди, хорошо знавшие Бланку, — как бы королева Маргарита не завоевала авторитет и не стала вмешиваться в государственные дела…
Они были правы. Бланка больше всего боялась потерять власть. Ибо, несмотря на то, что королем был Людовик IX, фактически страной правила она, и на некоторых официальных актах имя Людовика даже не упоминалось.
Бланка, вспоминавшая о своей молодости, проведенной с Филиппом Августом, была в тревоге. Она боялась, что Маргарита захочет тоже проявить себя в политической деятельности или, по крайней мере, склонит Людовика IX самостоятельно заниматься государственными делами. И ее опасение не было безосновательным.
* * *
Алиенора Прованская, сестра Маргариты, вышла замуж за английского короля Генриха III. Умная и властолюбивая, она имела огромное влияние на своего мужа, интересовалась делами в королевстве, принимала важные решения, давала ценные советы министрам.О своих успехах она писала королеве Маргарите. Восхищаясь и даже немного завидуя своей сестре, молодая королева Франции также захотела сыграть свою роль в политике страны.
Она прекрасно знала, что Бланка всегда будет этому противиться, и решила действовать скрытно. Гилер Анжубер нам повествует, «что в обстановке строгой секретности она часто принимала послов Англии и была замешана во многих интригах».
Увы! Бланка Кастильская очень быстро об этом узнала, с радостью заявив Людовику IX:
— Сын мой, вы женились не более чем на карьеристке, мечтающей вместо вас управлять королевством. Видимо, не зря я к ней недоверчиво относилась.
Король ничего не ответил. Зажатый с одной стороны матерью, а с другой — женой, он не мог действовать по своему усмотрению.
Пообещав матери быть построже с Маргаритой, он ограничился тем, что попросил жену в будущем вести себя более смирно. Инцидент был исчерпан.
Бедный Людовик начал уставать от постоянных распрей, от этой войны между свекровью и снохой, от атмосферы ненависти, заразившей весь Лувр.
Иногда он жаловался Маргарите:
— Ах, если б я мог отправиться с тобой в крестовый поход, — вздыхал он, — я был бы счастлив!
Уйти в крестовый поход? Скрыться от этих споров? От семейных сцен? От перебранок? А почему бы и нет?
Людовик IX отважился сказать об этом Бланке Кастильской.
Та вздрогнула:
— И не думайте об этом, сын мой, ваше место не на полных неожиданностей дорогах, а в сердце королевства.
Но король продолжал настаивать, говоря, что он хотел бы отправиться на борьбу за освобождение Гроба Господня и устроить большую резню неверным. Королева привела ему пример с Тибо Шампанским, отправившимся два года назад с Филиппом де Нантей в крестовый поход, где оба пропали без вести…
Людовик IX, опустив голову, вернулся в свои апартаменты.
Через некоторое время курьер принес в Лувр обрадовавшее всех известие — граф Тибо, усталый, но целый и невредимый, только что вернулся во Францию.
На глазах королевы-матери выступили слезы. Давно закончился их роман, но она не могла забыть о тех сладостных часах, которые они проводили когда-то.
Тибо был женат на принцессе Маргарите де Бурбоп. И вернулся в Провен, где она ждала его. Нет сомнения, что он не собирался посетить Лувр, но Бланка была счастлива узнать, что он жив.
Она плакала от счастья и благодарила Бога, когда к ней в комнату зашел Людовик IX. Он тоже был рад возвращению Тибо.
— Видите, мадам, — сказал он Бланке, — граф Шампанский вернулся из Святой земли. Иисус защищает тех, кто его любит. Разрешите и мне отправиться в крестовый поход.
Бланка переживала два года за Тибо и не хотела на свою голову новых волнений.
— Нет, сын мой, я никогда не позволю вам отправиться туда, ибо это было бы безумием. Выбросьте эти планы из головы. Мне понятна ваша тяга к приключениям, но вы должны управлять страной, где царит мир, это такое счастье.
В самом деле Франция, раздираемая в течение ряда лет разными войнами, переживала настоящий золотой век. Процветали сельское хозяйство и торговля, страна была сильна, и в ней царил порядок, по ней можно было путешествовать в полной безопасности, а королевские финансисты так хорошо вели дела, что к концу года при подведении итогов у них оставался излишек, который позволял Людовику IX отменять или уменьшать налоги.
Увы, эта славная мирная эпоха была вскоре нарушена из-за женщины.
В июне 1241 года Людовик IX собрал в Сомюре все дворянство и духовенство королевства для решения вопроса о передаче апанажей его брату Альфонсу, ибо тот достиг совершеннолетия. Он подарил ему Рыцарский орден и вручил акт о владении графством Пуату. «Это событие отмечалось с необычайной роскошью», — указывал летописец Жуанвиль.
Когда празднества закончились, король с Альфонсом приехал в Пуатье, чтобы аквитанские вассалы, среди которых находился Гуго Х де Люзиньян, граф Марш, дали клятву верности королевскому брату.
Дав клятву верности своему новому сюзерену, граф Марш вернулся в свой замок к жене, Изабелле Ангулемской.
Завистливая и властолюбивая, она хотела стать графиней де Пуатье и ни от кого не зависеть. Эта дама упрекала своего мужа в том, что он дал клятву верности брату короля, замучила жалобами и упреками. И он поддался ее наущениям, собрав огромное войско, дал знать Людовику IX, который еще не покинул Пуатье, что готов к сражению, если ему не будут предоставлены определенные привилегии. Людовик IX был с небольшой охраной и счел разумным отправиться в Люзиньян, чтобы ознакомиться с условиями Гуго. После двух дней переговоров король вернулся в Пуатье, предоставив графу Маршу все то, что тот требовал.
Гуго, довольный своей победой, вернулся к жене в надежде получить от нее одобрение, но застал ее в ярости и, по словам летописцев, «охваченной ненавистью». Узнав, что переговоры закончились, она явилась в апартаменты, которые раньше занимал Людовик IX, и как бы для очистки города от королевского духа вытащила оттуда одежду, мебель, посуду, церковную утварь и отправила все это в Ангулем.
Озадаченный и огорченный граф, ничего не понимая, с опаской спросил у нее, почему она так поступила. Ответ ее еще больше удивил графа:
— Выйдите, — завопила Изабелла. — Уйдите от меня, подлый, ничтожный человек, идущий на поводу у тех, кто лишает его наследства. Выйдите, я не желаю вас больше видеть. — И, ничего больше не объясняя, она уехала в Ангулем.
* * *
Прошло пять дней, графиня не возвращалась, и Гуго решил встретиться с ней.Когда он прибыл в замок, она запретила ему войти, и в течение трех дней он ел и спал у тамплиеров. Наконец с помощью монаха он добился беседы с женой. Смиренным и очень нежным голосом граф поинтересовался у нее о причине глубокой ненависти к Людовику IX.
Изабелла сквозь слезы объяснила:
— Как? Разве вы не видели в Пуатье, что я три дня дожидалась, чтобы дать клятву верности королю и королеве. И вот когда я предстала перед ними в спальне. король сидел на одной половине кровати, а королева с. графиней де Шартр — на другой? Разве вы не видели, что они даже не предложили мне сесть? Вы обратили внимание, что они даже не поднялись, когда я вошла и когда я выходила? Я не могу больше говорить об этом, это для меня больно и неприятно. Надеюсь, что Бог их накажет, или я потеряю все то, что имею, и умру от горя!
Гуго пытался объяснить Изабелле, что она уже получила компенсацию в виде привилегий, которых он добился от Людовика IX. Но это оказалось бесполезно. Она требовала бунта, сечи, войны.
И, видя его колебания, твердо заявила, что не разделит с ним ложе до тех пор, пока он не возглавит восстание в Пуатье.
Гуго, желавший быть с женой постоянно, объединил вокруг себя нескольких баронов и образовал лигу, которую возглавил.
— Это недостаточно, — сказала Изабелла. — Нужно начинать войну. — И заперлась в спальне.
Тогда Гуго созвал рыцарей и отправился в Пуатье с требованием немедленной аудиенции. Он предстал перед графом Альфонсом и воскликнул в присутствии изумленных баронов:
— Господин граф, я не признаю вас своим сюзереном, я отказываюсь от своей клятвы. — Повернулся и покинул дворец в сопровождении своих воинов, которые ожидали его с арбалетами наготове, он поджег здание, из которого вышел, во весь опор ускакал к Люзиньяну.
Началась та война, о которой мечтала Изабелла. Англичане, обещавшие содействие в мятеже, высадились в Руане, и между Лигой и двадцатью пятью тысячами солдат под командованием Людовика IX начались кровопролитные сражения. Королевские войска, более организованные, быстро одержали победу. Обезумевшая от ярости Изабелла послала к Людовику убийц, снабдив их ядом. К счастью, заговор был раскрыт. Сообщение об этом сильнее сплотило людей, сражавшихся за короля, а графиня де Люзиньян заметила, что положение заговорщиков стало ухудшаться с каждым днем.» Наконец английский король понял, что сражение проиграно. Без колебаний он оставил мятежных баронов и быстро отплыл обратно.
Вскоре заговорщики были полностью разгромлены, а Гуго и Изабелла пришли к Людовику и на коленях вымолили у него прощение. Война баронов закончилась.
* * *
Людовик выиграл сражение, но был сражен сильной лихорадкой. Во всех церквах королевства молились за него. Врачи не отходили от постели больного и через восемь дней объявили, что король обречен. По его желанию его положили на смертный одр и стали ожидать, когда дух покинет тело.Вдруг глаза его закрылись, он вытянулся, голова накренилась в сторону.
— Он умер! — зашептали присутствующие. Зажгли свечи, короля накрыли простыней, и когда священники уже были готовы начать отпевание, послышался тихий вздох. Людовик IX был жив.
Выздоравливающего короля через несколько дней привезли в Лувр, Бланка Кастильская склонилась над изголовьем сына.
— Когда я почувствовал, что умираю, — сказал он, — я дал обет. Я обещал Богу отправиться в крестовый поход, если выживу.
Земля стала уходить из-под ног королевы. Несмотря на собственную веру в Бога, она пыталась отговорить Людовика от выполнения этого обещания. Вместо ответа Людовик перекрестился. Но Бланка решила не сдаваться и поручила епископу внушить Людовику отказаться от планов.
— Государь, — сказал тот, — поставьте крест на вашем обещании, чтобы не волновать Францию. У вас была сильная лихорадка, вы потеряли контроль над собой. Ваше обещание вас ни к чему не обязывает.
Но Людовик, долго ожидавший поворота судьбы, чтобы уехать с Маргаритой, не изменил своего желания.
Он укрепил порт Эг-Морт, взял на себя командование генуэзскими судовладельцами, собрал необходимые средства на организацию похода и в июне 1248 года, поручив регентство королевством Бланке, вместе с женой, двумя братьями и рыцарями покинул Париж, отправившись в крестовый поход.
Королева-мать проводила их до аббатства Клюни. Сквозь слезы прощалась она с Людовиком IX. И королевское войско отправилось в путь на Лион…
— Наконец одни! — сказала Маргарита Прованская с облегчением, что покинула ревнивую свекровь. — И, смеясь, добавила: — Теперь-то мы будем счастливы…
Увы!
Когда они прибыли в Прованс, Маргарита очень обрадовалась. Она более восемнадцати лет не была в своей стране, не грелась под лучами ее солнца.
— Послушайте, как стрекочут кузнечики, — сказала она Людовику IX, — это мне напоминает о моем детстве…
Она тут же забыла о темных коридорах Лувра, где постоянно ходила, наводя на нее страх, Бланка де Кастильская. Маргарита была весела, постоянно улыбалась или напевала какую-нибудь песню трубадуров.
Что касается Людовика IX, впервые в жизни наслаждавшегося свободой, он почувствовал, что на сердце стало легко, и он с еще большей нежностью смотрел на Маргариту.
Вечер они провели в спальне, окна которой из-за летней жары оставили на ночь открытыми, и предавались наслаждениям до самого утра. Свобода часто граничит с неосмотрительностью, и по прибытии в порт Эг-Морт, откуда они должны были отплыть, Маргарита поняла, что она беременна…
Людовик IX опасался, что королева не выдержит морского путешествия, а поскольку путешествие не обещало быть коротким, он предложил остаться во Франции до рождения ребенка.
— Нет, нет, — ответила Маргарита, — вы очень добры ко мне, ваше величество, но я не хочу, чтобы из-за меня задерживался поход, и более того, я очень хочу как можно быстрее уйти с вами в море…
Они сели на корабль, Жуанвиль, который сопровождал короля, повествует о перипетиях отъезда следующее: «В августе мы сели на корабль, погрузили наших коней, чтобы вывезти их морем. И когда все вошли на корабль, дверь трюма, где перевозились лошади, заперли и в нем стали конопатить щели на манер винных бочек, так как, когда корабль вышел в открытое море, через дверь стала проникать вода.
Капитан корабля спросил людей, находящихся на носу судна, закончена ли работа. Они сказали, что да. Потом он собрал в кормовой части священников и попросил их обратиться с молитвой к Богу, чтобы нам послали попутный ветер. И тотчас паруса надулись, земля быстро стала удаляться. Мы видели лицо море и небо. И с каждым днем все больше и больше удалялись мы от исходной точки нашего путешествия».
Большинство крестоносцев, плывших на пятидесяти кораблях королевского флота, никогда раньше не управляли судами. Бортовая и килевая качка внушала им страх, многие болели морской болезнью. Да и Людовик с Маргаритой тоже не слишком хорошо чувствовали себя в море. Жуанвиль рассказывает: «От опасной качки люди, боявшиеся смерти, становились безумными, засыпая вечером, мы не знали, где окажемся утром. Может быть, на морском дне».
Через неделю Маргарита привыкла к качке и с удовольствием путешествовала вместе с супругом. В один прекрасный день флот достиг Кипра, где Людовик IX погрузил на корабль бочки с вином и зерно. Этот остров был последней остановкой перед землями, заселенными неверными. Все крестоносцы сошли на берег, и, поскольку здешние места располагали к отдыху, было решено задержаться здесь на шесть месяцев. Для Людовика это было подобно свадебному путешествию.
Король Кипра предоставил ему дворцы, и тот часто собирал высшее баронство, сопровождавшее его на Святые земли, и обсуждал с ними вопросы, касавшиеся этого похода. Маргарита участвовала во всех совещаниях и иногда свободно высказывала свою точку зрения. Вельмож это удивляло, поскольку они привыкли, что их жены служили им для приятного время провождения, и не могли понять почтительного отношения короля к мнению королевы.
— Она моя жена и спутница, — объяснял им Людовик, — и вполне заслуживает моего уважения и доверия.
Наконец мягкая зима прошла, крестоносцы, к которым присоединились добровольцы, вновь сели на корабли и взяли курс на Египет. На этот раз королевский флот состоял из большого числа кораблей.
— Казалось, — говорил Жуанвиль, — что все море было покрыто парусами кораблей больших и малых, которых было восемнадцать сотен».
Через три недели плавания Людовик IX оказался у Думьяту, порта, расположенного на одном из рукавов дельты Нила. В городе раздался колокольный звон, и туземцы сбежались на берег для защиты его подступов.
Людовик IX позвал Маргариту:
— Идите посмотрите, как нас встречают неверные-
А сам пошел созвать совещание, где было решено дожидаться для высадки утра. Ночь накануне сражения обе стороны провели в ожидании. И на кораблях, и на берегу можно было видеть зажженные факелы, освещавшие рейд Нила сказочно красивым светом.
С наступлением зари король, папский посол, Жуанвиль и тысяча рыцарей погрузились в лодки и приблизились к Думьяте.
Когда до берега оставалось сорок туаз, лучники пустили в сарацин стрелы, те им немедленно ответили, да так яростно, что французы остановили свои лодки. Людовик IX, понимая, что малейшая заминка может лишить их шансов на успех, бросился в море с копьем в руке, прикрыв шею щитом. Вода была ему по плечи, и. он двинулся к берегу, а вскоре за ним последовали и рыцари, не желавшие, чтобы их король подвергал свою жизнь опасности.
Увидев выходящих из воды людей в латах, неверные испугались и бросились наутек.
Крестоносцы стали их преследовать. Завязалась кровавая битва, продолжавшаяся целый день. Ночью мусульмане, воспользовавшись темнотой, незаметно покинули Думьяту.
На следующий день Людовик и Маргарита торжественно вошли в город.
— Женушка, я хочу сделать вам подарок, — сказал король. — Вы здесь проведете последние месяцы беременности и родите мне сына.
Королева обосновалась в великолепном арабском дворце, внутренний дворик которого своими фонтанами, по словам летописца, «создавал у нее впечатление, что она находится в раю». Маргарита проводила самые счастливые дни в своей жизни. А остававшиеся бездеятельными крестоносцы погрязли в грехах. Они пировали, напиваясь до бесчувствия, развратничали, обмениваясь женами, что заставило летописца написать: «Христиане в Думьяте позорили имя собственного Бога».
Даже король не был способен положить конец этим удручающим беспорядкам.
По правде говоря, он больше был занят своеобразным свадебным путешествием, и Маргарита занимала у него все время. Их видели медленно прогуливавшимися в объятиях друг друга по берегу Нила или разговаривавшими на террасе. И хотя король был занят супругой, все же понял, что бездеятельность становится опасной. Он созвал баронов и объявил им о том, что он хочет, чтобы на следующий день армия под его командованием отправилась на взятие Мансура, города, расположенного на пути к Ваир.
Это сражение обернулось бедствием для королевской армии. Поначалу продвижение крестоносцам преградил разлив Нила. Людовик разбил у реки лагерь и приказал строить дамбу. Все рыцари и король, оставив свои доспехи, превратились в землекопов.
В это время на них и напали сарацины с новым оружием, неизвестным французам. Эта была смесь серы со смолой в маленьких глиняных горшочках, которые метали с помощью арбалетов. При этом она мгновенно воспламенялась, оставляя за собой большой светящийся след.
«Казалось, — писал Жуанвиль, — будто в воздухе летел дракон и изрыгал из своей пасти столько света, что королевское войско было освещено, как днем».
Людовик IX был менее поэтичен и довольствовался признанием, что это оружие вселило панику в ряды французов…
Когда дамба была почти построена, уровень воды в Ниле уже сам по себе снизился, и часть королевской армии набросилась на сарацин, обратившихся в бегство. Сумасшедшая погоня за ними продолжалась до Мансура, где развернулись кровавые бои, в которых погиб брат короля, граф д'Артуа.
Людовик IX решил возвращаться в Думьяту, где его ждала Маргарита. Не ради ли того, чтобы быть с ней все время рядом, уехал он из Франции?
Досадной помехой возвращению крестоносцев стала эпидемия дизентерии, так как воины питались рыбой, А река была заражена трупами. Возвращение было прервано.
Король заболел одним из первых и слег в постель. Войско остановилось в небольшом городке под названием Киарсе, куда вскоре пришли сарацины. Не способные сражаться, христиане сдались.
Так, желание Людовика Святого беспрепятственно любить жену обернулось для него пленом.
В Думьяте королева, ожидавшая конца беременности, жила в страхе, что вот-вот в городе появятся сарацины. Ночами ей казалось, что кто-то кричит: «На помощь! На помощь!» Малейший шум заставлял ее думать о том, что во дворец проникли враги. Король для охраны оставил ей пожилого рыцаря, которому было восемьдесят лет, и, когда королева кричала: «Сарацины! Сарацины!», он успокаивал ее: «Госпожа, не беспокойтесь, я с вами рядом».