-Нахал ты после этого... Не нашего поля ягода, как Торцов говорит... Уеду вот, как два года отработаю, в деревню свою, рязанскую - там молодые люди тихие, мечтательные, про любовь говорят, за руки не хватаются...- и поглядела на него:- Что ж ты так за женщинами ухаживаешь? Наговорил с три короба - и все гадости... Разве можно о таких вещах говорить? Сказал бы что-нибудь легкое, приятное... Поцеловался бы для приличия...
   -Попробовал только что. Не заметила?
   -Было что-то непонятное. Ткнулся в грудь, как кутенок в мамку.
   -Типун на языке вскочил - поэтому. Вообще-то я специалист в этом деле. Обожают.
   -Не очень верится... Что ты вообще болтаешь?
   -Не могу... Рот болит... И чувствую себя нехорошо. Поэтому и развел, наверно, эту антимонию...
   -Не вовремя это у тебя,- успела только сказать она: по инерции.
   -А когда болезнь вовремя?
   Она пригляделась к нему, встревожилась:
   -Что у тебя?.. Тут же не видно ничего. Пойдем на свет. Под фонарь на улице... Что за день сегодня?!.- и поглядев с суеверным чувством ему в рот, обнаружила, при свете фонаря, те же язвы, что и у тарасовских детей, а, пощупав лоб, нашла его потным и дышащим жаром. Со стороны эта врачебная пара производила, наверно, странное впечатление: дикарей, обменивающихся ритуальными приветствиями, или актеров, разыгрывающих немую сцену.
   -Полный набор?- удостоверился Алексей.- А я сам только сейчас понял. Умный слишком стал - самому противно.
   -Помолчи,- сказала она, медленно собираясь с мыслями.- Это все меняет.
   -Что меняет?..- Она отмолчалась.- Что у меня?
   -То же, что у других,- словчила она, уже справившись с собой: будто белый халат надела.
   -А у других что? Это совсем другой интерес принимает: когда сам заболеваешь.
   -То же, что у тебя. Пошли - не разговаривай. А то язвы болеть начнут...- и повела его к дому, затем - по ступенькам, которые вовсе не скрипели: Тоня придумала это ради красного словца или из девической вредности - постучала.- Открывайте!..- крикнула она, не желая входить в дом без спроса, забарабанила в дверь сильнее.
   -Кто колотит так?! - удивилась Марья Егоровна, выйдя.- Кому неймется?
   -Принимайте больного,- сказала Ирина Сергеевна.- Положите его в отдельное помещение.
   -Так он вроде один у нас ночует?
   -Особую посуду ему дадите и полотенце,- распоряжалась Ирина Сергеевна.-Белье потом надо перекипятить будет. Я приду завтра - в больницу его отправлю.
   -Меня на дому надо вести!- заныл тот.- И сидеть со мной. Как с больным ребенком!
   -И вправду заболел?- поняла наконец хозяйка.- Что-то скоро слишком... Я думала, вы не за тем стучитесь.
   -Подцепил заразу местную.- Ирина Сергеевна не обратила внимания на ее игривые намеки.- Нет у них, в Москве, иммунитета.
   -Откуда ж ему там взяться,- рассудила Марья Егоровна,- когда его и здесь днем с огнем не сыщешь? Пойдем, Алексей Григорьич, положу я тебя в комнату отдельную, дам тебе миску особую, железное ведро тебе рядом с кроватью поставлю - будем тебя дезинфицировать...
   38
   Шла вторая неделя болезни Алексея Григорьевича. За это время лихорадка спала, чувствовал он себя сносно - только язвы во рту болели и саднили: трудно было есть и даже разговаривать. В больницу его не взяли: оставили дома до выяснения диагноза, для чего решили непременно уже вызвать профессора, как если бы Алексей, с его московской значительностью и предполагаемыми столичными связями, оказался последней каплей, переполнившей чашу общественного терпения. В ту минуту, когда мы подбираем отложенную на время нить повествования, он находился в своей комнате и возле его кровати, будто она посещала больного в больнице, сидела Марья Егоровна. На ней было недавно вынутое из сундука, еще державшее на себе запах нафталина, старомодное суконное коричневое платье с кружевными оборками, делавшее ее похожей на школьницу: оно не молодило ее, но как бы скачком, минуя юность, возвращало в детство; она говорила что на ум придет и сравнивала, от нечего делать, нынешние времена с минувшими, отдавая теперешним предпочтение.
   -Сейчас, можно сказать, все есть,- доказывала она - без большого энтузиазма, но с искренним убеждением: она была природная оптимистка.- А что? Мяса нет? Колбасу раз в квартал завозят? А вот у нас в тридцать первом году: я тогда на Волге рыбачила - голод был: так трупы по дороге ездили... Не верите? А я как сейчас помню: мой сосед Васька на телеге сидит, лошадь его везет, а он ничего уже не видит - умер, пока ехал. Хорошо - учитель, добрая душа, лошадь остановил и повез на кладбище. Помер, а она не чувствует!..- Она остановилась на этом факте как на особо примечательном.-Это разговор один, что они покойника чуют. Может, и чуют, когда от него дух уже идет, а пока теплый, не ощущают... Чего не ели только? Кору с деревьев толкли, с травой вместе вываривали, а что проку? Ноги сильней пухнут, а есть так же хочется. Поранишь щиколку, а из нее вода течет! Правда!.. Опять не верите?
   -Почему? Голодные отеки называется.
   -Видите! Всему есть название. А сейчас - живи не хочу, все есть, даже неинтересно.
   -А что приоделись? При параде?
   Ей польстила такая наблюдательность.
   -Я ж говорю, у вас глаз зоркий... Это годовщина у нас сегодня. Пятнадцать лет как живем вместе.
   -Отмечать будете?
   -С кем? Этого не знает никто - в газетах об этом не сообщали. Посидим просто, пирога попробуем: как удался он.
   -Значит, праздновать будете.
   -Какой же это праздник? Вторую свадьбу не празднуют. Мы и тогда с ним не отмечали. Помогать друг другу сошлись - как в колхоз вступили. Да я вам это говорила уже, наверно... Говорила или нет?
   -Не помню. У меня от этой инфекции всю память отшибло. Нравились хоть друг другу?
   Она сдержанно усмехнулась.
   -Его надо будет спросить... Вроде не противны были, раз прожили столько вместе.
   -И платье с той поры?
   -Еще раньше куплено. Но когда сходилась с ним, я, верно, его носила.
   -Поэтому и надели сегодня?
   -Да нет, оно у меня как бы выходное, что ли.
   -С того времени?
   -Да я редко на люди выхожу. С тех пор ничего, кажется, не купила.
   -А что так?
   -Да что деньги на пустяки тратить? В моем-то возрасте?.. В молодости, правда, любила принарядиться... Зайдете к нам? От моих борщей отказались может, пирог понравится?
   -Рот болит. Глотать больно. Не болезнь, а наказание.
   -Да что ж это за болезнь у вас такая?!- не в первый раз уже удивилась она.- Как хоть называется?
   -Сами толком не знаем. Бруцеллез, говорят. Сегодня профессор придет, скажет окончательно.
   -Не похоже. Бруцеллез-то мы видели...- Она испытующе поглядела на него, по-своему оценивая его состояние.- Стопочку вам поднести можно, я думаю.
   -Да и я того же мнения. Приду, конечно.
   -Докторша ваша не заругается?
   -А мы ей не скажем.
   -Ладно.- Она приняла заказ к исполнению.- Еще один прибор поставлю. И нам хорошо: не так скучно. Это в будни вдвоем хорошо, а в праздник люди нужны, верно? Не надо вам чего?
   -Все есть.
   -И то сказать - сиделка у вас такая, что мне после нее делать нечего.-Ирина Сергеевна каждый день ходила к Алексею и вела его как больного: то ли оттого, что один врач должен вести всякого пациента до благополучного или иного исхода, то ли потому, что считала себя в какой-то мере виновной в его заболевании. Алексей пытался воспользоваться этим, соблазнить ее и склонить к сожительству, но она только отшучивалась и не думала вступать с ним в иные отношения, кроме чисто дружеских и врачебных.Опять свою книгу читать будете?..- Марья Егоровна с любопытством поглядела на старый том в кожаном переплете, не похожий на привычные ей книги: это были изданные до революции мемуары Казановы. Алексей в последний момент перед отъездом, на проводах, взял почитать их у приятеля, не известив его об этом. Он предлагал Ирине Сергеевне послушать из нее отдельные страницы, которые едва ли не наизусть выучил за время своей болезни.- Интересная?
   -Есть кое-что. Жаль, один том всего. Их, оказывается, девять.
   -Из Москвы привезли? У нас таких нет... Может, мне потом дадите? А то читать нечего. Семка-то теперь не ходит.- Она встала.- Пойду готовить. Тоньку позову. Одна не управлюсь: тоже стала ленивая.
   -Где она?
   -С Мишкой в комнате занимаются. Не попал, гулена, в институт - в технику теперь готовится. Там, говорит, позже экзамены. Тонька!..
   -Что, мам?..- В двери, с легкой заминкой, показалась Тоня, еще больше истончавшая за последние полторы недели, гибкая, как хворостина, в коротком платье, из которого торчали худые загорелые ноги. Глядела она послушно, но невнимательно.
   -Помоги пирог ставить.- Мать пошла на кухню.
   -Приду сейчас,- сказала ей вслед Тоня.- "Горе от ума" дочитать надо.
   -Докуда дошли?- спросил Алексей.
   -Как часы в прихожей бьют. Конец первой картины... Что пришел?-оборотилась она к Мише, которому наскучило сидеть одному, или он приревновал ее к доктору: вышел из темного коридора и стал рядом.- Иди читай дальше.
   -А зачем?- возразил тот.- И так все ясно. Там, оказывается, не Фамусов - типичный представитель, а Чацкий.
   -А у меня сошло,- сказала она.- Фамусов был как типичный.
   -А Семка что не ходит?- спросил Алексей.- Принес бы что-нибудь про разведчиков.
   -Да Мишка запретил. А зачем?- спросила она Мишу.- Так хоть книги носил... Он в институт поступил,- похвасталась она.- В библиотечный.
   -Вот где книг-то будет! - позавидовал Алексей.
   -Обойдешься!- отрезал Миша.- Все равно не читала.
   -Может быть, теперь бы стала? От нечего делать?
   -Тонька!- снова, и настойчивее, позвала мать, и Тоня подчинилась, ушла на кухню: стала, в сравнении с прежним, податливей и сговорчивей.
   Миша проводил ее цепким, сторожким взглядом.
   -Ну что, Михаил? Ты, гляжу, в дом уже вхож? Куда поступаешь?
   Миша присел на стул, освободившийся после Марьи Егоровны, пригладил волосы, отвечал с неприветливой солидностью в голосе:
   -Не знаю еще. Может, на парикмахера... А что? Работа не пыльная и денежки водятся.
   -Зачем тогда "Горе от ума" читаешь?
   -Для Кузьмы Андреича. Он же ходит. Думает, я в инженерный поступаю... Вы ему не говорите только. Неудобно.
   -Морочите ему голову?.. А Тонька тебе, гляжу, понравилась?
   -Есть кое-что...- Миша огляделся и прибавил, веско и неприязненно:- Там про нее говорили всякое. Я справки навел: оказывается, ничего и не было.
   -Навел справки все-таки?
   -А как же? Не корову покупаю.
   -Какой экзамен завалил?
   -Литературу, конечно. Ее читать надо, а мне лень пока. Я, когда старый буду, читать начну. Хорошее вообще занятие. А что? Интересно знать, как раньше люди жили, как теперь при капитализме живут...- Он явно тяготился беседой и косился на дверь, но Алексей не отпускал его: ему, как и его хозяевам, было скучно одному - хотя и не в праздник...
   -Здесь остаться решил? В город же хотел перебираться?
   -А зачем?..- Он прислушался к тому, что делается на кухне.- Везде можно жить. Голову только на плечах иметь надо.
   -Умный стал.
   -А жизнь такая: кого хочешь научит... Кузьма Андреич пришел...- не столько услышал, сколько догадался он - по каким-то косвенным, одному ему известным признакам.- Сейчас ругаться начнет...- и заранее пригнул голову в покорном ожидании...
   Кузьма Андреич вошел без спросу и без стука - как входит преподаватель в класс: он уже чувствовал себя здесь как дома или, верней - как в школе. В этот день он пылал истинным гневом на своего подопечного - или особенно искусно этот гнев разыгрывал: кто знает, что в душе у распекающего вас учителя.
   -Ты здесь, мошенник?!- загремел он, едва увидел Михаила: как лавина с гор сорвалась.- А я его ищу везде!.. Ты почему на экзамен не пошел?! Не стал сдавать, а всем говорит, что провалился! Хотя с учителем занимался!..- и сел к столу в позе изготовившегося к бою стрелка или судебного исполнителя.
   Миша, застигнутый на месте преступления, пустился во все тяжкие:
   -Испугался, Кузьма Андреич! Думал, не напишу! Ошибки в каждом слове делаю! Но все равно - сидим здесь сейчас, "Горе от ума" читаем!
   -Читают,- подтвердил и Алексей, пытаясь спасти соседа, но Кузьме Андреичу не нужны были ни его помощь, ни посредничество:
   -Врешь!..- Он воззрился на Мишу черным, мстительным взглядом.- Я ж тебя насквозь вижу!.. Все-таки есть в тебе что-то коммерческое!.. Тебя ж по дороге сманили! Рыбу пошли глушить, так ведь?!
   -Так,- мрачно признал Миша, решая кончать со всем враньем сразу.
   -А наши занятия - коту под хвост?!.- Тот красноречиво смолчал.- Ответь мне одно только! Ты с самого начала знал, что сдавать не пойдешь, или по дороге так решил?!
   Зачем это нужно было Кузьме Андреичу, знал он один, но Миша, снова пойманный с поличным: уже не в делах, но в глубоких и тайных своих побуждениях - встрепенулся:
   -Почему, Кузьма Андреич?! Разве наперед все знаешь?.. Вот "Горе от ума", к примеру, взять - там, вдуматься если, разные варианты могут быть. После первой картины!..
   -Молчи уж!- припечатал литератор.- В настоящей книге никаких вариантов нет - все вперед прописано! Нигде Чацкий не приживется и никуда Фамусов не денется! Как и в жизни! Как в наших с тобой отношениях!.. Хожу к нему, беспокоюсь, а он мне преспокойно очки втирает! Знал же все заранее,- воззвал он к решету Мишкиной совести,- а со мной так, для форсу, занимался: вот я какой, со мной сам учитель возится! Так ведь?!.
   Миша так не думал: он вообще не заметил, чтобы учитель уделял ему слишком много времени и внимания, и подозревал в душе, что он тоже делает это для форсу, но всякая игра имеет свои правила, и он умолчал об этом лишь изобразил на мосластом лице своем некое подобие траура.
   -Куда пойдешь хоть?- спросил Кузьма Андреич голосом потише и побезразличнее.
   -Трактористом. Уборка вот кончится.
   -Там ведь тоже учиться надо?
   -Зачем? Мотор я знаю, вождение - тем более.
   -А техникумом Тоне голову морочишь?- засмеялся Алексей, но Миша не понял его юмора: Тоня вызывала у него разные и подчас противоречивые чувства, но никак не желание смеяться.
   -Ей, пожалуй, заморочишь! Сама кого хочешь надует... Мне идти, Кузьма Андреич?
   Тот пожал плечами, вынес приговор:
   -Иди. Будь хоть в жизни человеком, если в школе не сумел этого. Бог с ней, с учебой!..
   Мишу он пронял - тот вышел от него пасмурный и взволнованный: не то учитель сумел задеть в нем чувствительную струнку и он проникся торжественностью расставанья, не то рад был, под этой маской, что так легко от него отделался. Кузьма Андреич барабанил пальцами по столу и был похож в эту минуту на Добролюбова, Писарева и Чернышевского, вместе взятых.
   -Тяжело?- посочувствовал ему москвич.
   -Так способный же парень!- с неподдельной досадой выговорил ему тот и поглядел на него так, будто он был в чем-то повинен.- Прочел же первую картину и представил себе разные варианты - многие это могут?
   -Он и в жизни такой, многовариантный,- поддакнул Алексей, но учитель, повторяем, не нуждался в помощниках и подсказчиках и лишь возвысил голос - в надежде на то, что Михаил услышит его из кухни:
   -Читать ему только лень! Или хотя бы в конец книги заглянуть!.. А мы все такие!- еще беспощадней прибавил он и даже не понизил голоса при этом саморазоблачении.- Чем одареннее, тем ленивей! Я бы в институты насильно забривал и отправлял - как Петр Первый детей боярских! Выбирал бы по своему усмотрению и держал на казенном кошту, на казарменном положении!.. А потом знаешь, что больше всего нам мешает? Кто, вернее?!.
   Он глянул ястребом, и Алексей невольно струсил:
   -Не знаю. Я отстал за время болезни. Может быть, и догадался, да ты меня запугал совсем.
   -Женщины!- не давая ему опомниться, трубно возвестил учитель: как пророк библейский.- У нас так - либо они, либо книги: третьего не дано, терциум нон датур! Либо книги в руки, либо к ним на полати! Совмещать так и не научились! А в институт вон Семка попадет. У которого с самого начала никаких вариантов!
   -Да успокойся ты!- Алексей встревожилсяза него не на шутку.- Ничего страшного. Они к старости читать начнут. У них это уже намечено. Семка им еще книги выдавать будет.
   Кузьма Андреич не стал с ним спорить - но не потому, что был с ним согласен.
   -Сам-то что читаешь?- выговорившись и отгремев, он, как водится, охладел к предмету спора.- Старое что-нибудь?- Он взял в руки Казанову и, без всякого уважения к почтенному возрасту старинного проходимца, перегнул его пополам так, что на нем треснула обшивка.
   -Осторожней!- Алексей представил себе в этот момент книголюбивого приятеля.- Чужая!
   -Все книги общие,- возразил тот, вглядываясь в желтый текст и читая на выборку.- Скабрезное что-нибудь?
   -Ты что, Казанову не знаешь?.. Дай! Это тебе не повезло: раскрыл не на том месте... - но Кузьма Андреич книги не отдал, а продолжил чтение - с тем же независимым и почти прокурорским взглядом.
   -Чепуха,- сказал он наконец и вернул книгу, сильно пострадавшую от знакомства с ним.- Слишком много женщин. На каждой странице новая?
   -Не совсем. По одной на главку.
   -Тут от одной не знаешь куда деться... Ирина Сергевна сюда ходит?
   После случившегося с книгой москвич стал остерегаться его по всем пунктам и ответил уклончиво:
   -Бывает. Ходит как доктор.
   -Будет сегодня?
   -Должна. Температуру придет мерить.
   -Сам не можешь?
   -Не доверяет. Вроде учителя.
   -Врачи да учителя...- Кузьма Андреич хотел сказать что-то про два отряда российской интеллигенции, но вовремя удержался.- Скажи ей, что заходил... Казанову с собой дашь?
   -Нет конечно.- Алексей успел ознакомиться с его работой поближе.-Смотри, что сделал... Что я теперь говорить буду? С книгами не умеешь обращаться...
   Кузьма Андреич высоко поднял брови, хотел ответить надлежащим образом на дерзкий выпад, но вдруг передумал и признал:
   -Не говори... Ни с книгами, ни с женщинами. Ни богу свечка, ни черту кочерга... Зато ты везде поспел - еще вон одна идет, в окно лезет...- Он имел в виду появившуюся в оконном проеме Таисию: она, идя к Алексею, вспомнила молодость и предпочла дверям окна.
   -Вот вы где?!.- Она была здесь впервые - оглядела комнату с молодыми людьми и сосредоточилась на своем руководителе:- Как здоровье ваше? Говорила вам, занимайтесь моей профессией - сидели б в кабинете с вами, бумаги бы вдвоем перебирали!..- и сморщилась в порочной улыбке, довершая ею нарисованную заманчивую картину.
   -Наоборот бы - скорей заразился. Эпидемиологом-то.
   -Еще чего! Где это вы видели, чтоб они заражались? Берегутся - зачем их тогда учили? Подпишите бумаги лучше,- и протянула подготовленные к подписи документы.
   -Что это?- Алексей подмахнул их, не читая.
   -План мероприятий по борьбе со вспышкой. Начальство требует. Вы же у нас заместитель главного врача по эпидемиологии. Другого начальства, считай, и нету.
   -А главный врач где?
   -Не то сняли, не то сам ушел - так и не поняли. Лежите здесь, а что на белом свете делается, не знаете!
   -А больные всегда так. Смотрят на все, как с того света.
   -Что это вы говорите? На вас не похоже.
   -Сочувствие женское вызываю. Бруцеллез - болезнь тяжелая. На два или на три года из строя выводит. Инвалидностью может кончиться.
   -По виду вашему не скажешь.
   -А это всегда так. Самые тяжелые больные так и выглядят. Кто бумаги подписывает?
   -Смотря какие. Больничные - Анна Романовна: ее поставили, а районные он. Его с главного сняли, а с райздравотдела забыли. Он там пока заведующий.
   -Не забыли, а не смогли: для этого санкция облздравотдела нужна,-сказал Кузьма Андреич, оказавшийся, как всегда, в курсе всего происходящего.Номенклатура области.
   -Вы это точно знаете или просто так говорите?- спросила Таисия.
   -Логика подсказывает. Должность областного подчинения,- уклончиво сказал он, и им так и осталось неясно, что он знает наверняка и о чем только догадывается, вооруженный школьной или какой-то иною логикой.
   -Говорят, Сорокина ждут.- Таисия тоже кое-что знала, но неохотно делилась с другими.- Теперь Анна Романовна одно говорит, он другое и ни одной бумаги вместе не подписывают. Хорошо вы есть - вам носить буду. Для второй подписи. Я про вас забыла, а теперь будете за спасителя... Отдыхаете?..- и лукаво поглядела на полураздетого москвича, лежавшего в неглиже на мятой постели: больным он никак не выглядел.- Вот какого ребеночка Ирина Сергевна на дому ведет.
   -Смеются уже?
   -Пока что усмехаются. Лечит она вас?
   -Видишь же - не помер. Лезь сюда!- зазвал он, пользуясь тем, что Кузьма Андреич снова углубился в чтение.
   -При Кузьме Андреиче?!- Она засмеялась от неожиданности.- Нельзя: он у нас строгий.
   -А что такого? Обсудим новости. Казанову почитаем.
   -Нет, это читать нельзя!- сказал учитель, хотя как раз этим и был занят.- Полная ерунда. Любовь втроем - это, по-моему, просто технически невозможно.
   -Ты мне переплет не оторви!.. Почему невозможно?
   -А как?
   -Да как вдвоем, только втроем. Верно, Таисия?
   Она поглядела на него оценивающе.
   -Неизвестно еще, чем больны вы - любовью с вами заниматься.
   -Говорят же: бруцеллез - он так не передается.
   -Это для бумаг бруцеллез: чтоб Ивана Александровича снять, а что на самом деле, неясно. Он придет к вам сейчас.
   -Тебя вперед послал?
   -Ну! Вдруг у вас гости. А так оно и вышло...- и Таисия поглядела на него с новым любопытством.
   -Что глядишь?
   -Гляжу, выздоравливаете.
   -А я тебе что говорю? Язык только барахлит, не слушается, а остальное на мази все. Придешь?
   -Подумаю... Сколько вам еще осталось?
   -Не знаю. Две недели, что ли.
   -Две недели,- протянула она, будто это решало сомнения.- Неинтересно.
   -А если б месяц? Как с самого начала?
   -Тогда б еще подумала,- и Таисия, посчитав разговор законченным, спрыгнула на землю и, забывая об Алексее, пошла по своим нуждам. Кузьма Андреич тоже встал.
   -А ты что?- Москвичу не лежалось одному.- Не все ж еще обсудили?
   -Пирогов придет. Мы с ним не ладим.
   -Что так?.. Так друг друга и гоняете из моей хибары. Как шары перед лузой...С кем ты ладишь вообще? Ни с ним, ни с Матвеем Исаичем...- но он не дождался ответа, потому что за окном послышался голос Ивана Александровича:
   -Где тут болящий наш? Из Москвы который?..- и Кузьма Андреич, воспользовавшись случаем, ушел по-английски - даже не заглянув в комнату к Тоне и не удостоверившись в том, что Миша действительно читает там бессмертную комедию - а тот на это рассчитывал...
   Пирогов был, против ожидания, беззаботен и беспечен: будто его не уволили, а отправили в долгожданный отпуск. Он тоже подошел к окну со двора и стал под ним.
   -Как вы? Температура, я слышал, спала? Язвы остаются? Дай-ка погляжу... Отсюда не видно. Пустишь, если войду?..- и пройдя к Алексею, с любопытством, будто никогда не видел прежде, осмотрел его язвы.- И температуры нет? Какой же это бруцеллез? Там если лихорадка зарядит, то надолго. Читать надо учебники. Теперь возьмусь. Начитаюсь на десять лет вперед: времени уйма.- Он не унывал и даже опалу свою сумел обратить во благо.
   -За что вас сместили?
   -Пока не сместили. Отстранили только.
   -Приказ ведь есть?
   -Есть бумага,- уклончиво согласился он.- Да она мало что значит. Они вообще мало что решают...- напомнил он Алексею их прежние разговоры.- Это нам кажется только, что нами бумаги правят, а важны не они, а люди, которые стоят за ними. Они захотят, другую бумагу напишут против первой: будто той и не было. Приказ или закон - все обойти можно. А тебя Ирина пользует? Придет она сегодня?
   -Обещалась.
   Пирогов, опережая его ответ, будто знал его заранее, кивнул и объяснил, хотя Алексей не просил его об этом:
   -На работе ее не вижу. Неделю там не был.
   -Совсем не ходите?
   -В райздраве на полставки сижу. Кабинет мне, по старой памяти, выделили. Принимаю население... Но и это тоже неважно...
   Беседа, так бойко им начатая, начала прерываться и, как спущенный шар, терять запас воздуха. Такое с Пироговым случалось: когда собеседник был ему неинтересен или досаден.
   -Как эпидемия?- спросил Алексей.
   -Говорят, стабилизировалась. А что это, не знаю. Анна Романовна теперь вожжи в руки взяла. Решила, заодно с теперешним секретарем, не сообщать о новых случаях, а я ей не перечу. Теперь она за все отвечает.
   -У вас начальство новое?
   -Ну да,- усмехнулся Пирогов.- Не столько новое, сколько старое. И думаю, временное.
   -А вы переждать грозу решили?
   -А я переждать грозу решил,- эхом откликнулся Иван Александрович, которому не то понравилась его формулировка, не то было лень сочинять собственную.- Что читаешь?
   -Казанову.
   -Того самого? Гляди! Я и не знал, что его издали...- Он бережно, почти нежно взял в руки книгу.- Старая совсем...- Он заглянул с любопытством внутрь.- Интересно... А медицинского нет ничего? Я романы уже не читаю.
   -Справочник по инфекциям. До сыпного тифа дошел. Вперемежку с Казановой. Хорошо остужает очень. Одно от другого.
   -Горячку свою нашел?
   -Нет пока. Но там впереди еще много всякого. Чума, холера, энцефалиты. Болезни в ней в алфавитном порядке расположены.
   -Дай поищу: может, у меня рука полегче... А ты этого почитай ловеласа... Я посижу у тебя - Ирину Сергевну подожду. Мне с ней переговорить надо.
   -Посидите, конечно. Сегодня с ней все говорить хотят.
   -А кто еще?
   -Кузьма Андреич разыскивал.
   -Да?..- переспросил он с непонятным Алексею удивлением.- А так и бывает: стоит одному глаз положить, сразу всем нужна становится...
   Алексей не понял, кого и что он имеет в виду, но не стал задавать лишних вопросов. Оба уткнулись: каждый в свою книгу - словно наперегонки или соревнуясь в интересе к чтению...
   Ирина Сергеевна пришла в перерыве между утренним приемом и дневными вызовами. Алексей хотел, чтобы она навещала его позже, для измерения не дневной температуры, а вечерней, но она вольна была распоряжаться своим временем. Комната была похожа на избу-читальню: Алексей знакомился, по второму или третьему кругу, с похождениями авантюриста, Иван Александрович изучал главу об эпидемиологических мерах при острых инфекциях - то, за что получил выговор и был временно отстранен от должности; он не сразу поднял голову при ее появлении. Ирина Сергеевна, не ожидавшая застать его здесь, задержалась на пороге и поглядела на обоих в легком замешательстве.