Словом, это были не те люди, в которых нуждается отдел "Привидений" газеты "Дейли экспресс", и редактор Д.-Д. Хринт уже хотел идти играть в покер, когда в комнату вошел мрачный человек с большим, тяжелым бельмом на глазу.
   - Сэр, - сухо сказал он, - вчера ночью на мосту около моего дома я слышал привидение. За всякое последующее привидение буду считать только половину.
   В ту же ночь редактор Д.-Д. Хринт и человек с бельмом, имевший, между прочим, колбасную лавку и фамилию Райд, в мрачной тишине пробирались по мосту над грязным притоком Темзы.
   - Слушайте, Хринт, - внезапно схватил его за руку Райд, - оно!
   Из-под моста раздавалось протяжное, заунывное пение.
   - Я слышу мужской голос, - прошептал редактор Хринт.
   - Вы наблюдательны, Хринт. Ребенок или молодая леди не могли бы мычать, как этот бык. Хотите спуститься?
   - Идем. Держите мой браунинг. Я боюсь, что он заряжен.
   Осторожными шагами они спустились по лестнице под мост и сразу наткнулись на небритого мужчину, который лежал на каменном выступе, плевал в воду и отмечал попадание непристойными куплетами.
   Редактор Д.-Д. Хринт осветил его фонарем и осенил крестным знамением.
   - Бросьте, - кисло проворчал небритый мужчина, - я уж крещен по англиканскому обряду и наречен Арчибальдом. Бывший антрепренер - Арчибальд Роберт Суррай. Вы ко мне по делу или на чашку чая? Простите, что я один дома и мой лакей не мог открыть вам парадное.
   - По-видимому, это не привидение, - недовольно проворчал Хринт.
   - Нет, сэр, - прохрипел тот, - я уже имел честь вам докладывать, что я - бывший антрепренер. После этого я был смазчиком, приказчиком и лодочником, но привидением еще не был.
   - Какого же черта вы делаете под мостом, - обиделся Райт, - и еще поете?
   - В правилах высшего света, джентльмены, нигде не сказано, что ночью под мостом сидеть надо молча. Это раз. Что я делаю здесь? Сижу и дожидаюсь, когда правительство его величества так наладит отечественные финансы, что театральные антрепренеры не будут под мостами. Это два. Имеете еще вопросы? Помните мудрое правило: если вы пришли к занятому человеку - излагайте ваши претензии и уходите...
   - Пойдем, - вздохнул редактор Д.-Д. Хринт, - я боюсь, что таких привидений мы с вами можем набрать днем а любой части города. Я, кажется, обещал вам десять шиллингов?
   - Пять уже дали.
   - И напрасно. Идите к черту.
   На следующий день хмурый и слегка простуженный редактор Д.-Д. Хринт снова принимал посетителей в отделе "Привидений".
   - Имейте в виду, - предупреждал он каждого, заходящего в кабинет, если ваше привидение только храпит и не показывается, оно не стоит и двух пенсов. Хороший бульдог может тоже хрипеть и не показываться и оставаться при этом обыкновенной собакой, а не нечистой силой.
   Посетители вяло рассказывали о своих наблюдениях, торговали ночными стонами, саванами из-за деревьев, гробовыми крышками и другими подержанными мелочами.
   И, как вчера, только к концу дня один из посетителей сразу привлек внимание Д.-Д. Хринта. Это был старый Швейцар, от которого на два метра пахло пылью и чаевыми.
   - Я - швейцар лорда Брамслея, - деловито начал он, делая жест, как будто бы останавливает лифт. - Лорд Брамслей ведет свое происхождение от викингов и в настоящее время уехал на Антильские острова изучать расцветку акульих плавников в дни новолунья. Наш особняк пуст, как наволочка без подушки. Даже дрессированная змея Биби проглотила недавно солонку и умерла от тоски по своему хозяину. И тем не менее каждую ночь в верхнем этаже я слышу чьи-то шаги.
   - Может, это змея ходит? - рассеянно переспросил Д.-Д. Хринт.
   - Я вам уже докладывал, сэр, что она сдохла. Это ходит привидение. Если вы захватите с собой сегодня браунинг...
   - И десять шиллингов для вас. Хорошо. Я согласен. Сегодня в двенадцать ночи буду. Задаток не даем. Получите при предъявлении привидения.
   В половине первого ночи редактор Д.-Д. Хринт, в сопровождении швейцара, мягко ступал по дорогим коврам на лестнице роскошного особняка виконта Брамслея.
   Во втором этаже слышались тяжелые шаги.
   - Оно? - порывисто дыша, спросил Д.-Д. Хринт.
   - Оно-с, - сокрушенно подтвердил швейцар, - типичные простонародные шаги. В роду лорда Брамслея никто так невоспитанно не шлепал пятками. Не иначе, как привидение младшего истопника.
   - Войдем, - решительно заявил Д.-Д. Хринт. - От имени моей газеты предлагаю вам войти первым. Я буду сзади воодушевлять вас и светить фонарем.
   Когда дверь открылась, яркое пятно света упало на тощую фигуру молодого парня в серой кепке и пестрой фуфайке. Он поднялся с мягкого кресла и виновато почесал затылок.
   - Привидение? - сердито спросил Д.-Д. Хринт.
   - Пока нет, сэр. Но боюсь, что, если не пообедаю еще дней пять, вы окажетесь правы.
   - А как вы сюда попали?
   - Уезжая на Антильские острова, лорд Брамслей забыл прислать мне специальное приглашение, - добродушно ответил парень, - и мне пришлось воспользоваться шестым окошком слева.
   - Что вы здесь делаете, любезный? - сердито заорал швейцар.
   - Временно пользуюсь особняком лорда Брамслея, любезный. Хочу переждать в нем, когда освободите места под мостами и на скамейках бульваров. Боюсь, что там уже все переполнено.
   - Мы вас арестуем, - плаксиво прогудел швейцар. - Будете ночевать в полиции.
   - Увы, - вздохнул парень, - этот вид ночлега уже отменен. Полицейских участков слишком мало для того, чтобы вместить всех желающих. Это единственная область в наше трудное время, где спрос превысил предложение.
   - А вы не вор? - сухо спросил Д.-Д. Хринт.
   - Нет, сэр. Иначе бы я ночевал в собственном особняке, а не в чужом.
   - Прощайте, - кинул редактор швейцару, - попробуйте дать вашему привидению холодной баранины и не приходите в редакцию. Вас выкинут еще со второго этажа, хотя я принимаю в пятом.
   На следующий день редактор Д.-Д. Хринт не принимал посетителей. Начал он прием только через два дня. В приемной уже толпилось много народа. Д.-Д. Хринт сам выбрал какого-то сизого старичка с перевязанным ухом и позвал его в кабинет.
   - Говорите короче. Видели?
   - Видел, сэр.
   - Где?
   - На крыше, сэр.
   - Что оно делает?
   - Шлялось и ругалось, сэр.
   - Что оно говорило?
   - Привидение? Очень хорошо помню, сэр, - и старичок перекрестился, оно говорило, сэр: "Хоть бы кого-нибудь встретить". Могу ли я получить мои десять шиллингов и шесть пенсов?
   - Нет, - сердито ответил редактор Д.-Д. Хринт. - Это был я. За себя я не плачу.
   - А зачем вы полезли на крышу? - спросил старичок.
   - За привидениями, - тяжело вздохнув, ответил Д.-Д. Хринт. - Уже четыре дня в моем отделе нет ни одной строчки. Боюсь, что вместо меня завтра будет сидеть другой редактор. А вы знаете, как неприятно лишиться места в старом, богатом Лондоне...
   1935
   Дочь
   К мужчинам Лиза подходила с суровой требовательностью. Одни внешние достоинства ее не удовлетворяли. Ей было непонятно, почему, например, вешают на стенке портрет Льва Толстого, когда у него такая длинная борода, которая может присниться ночью. Или еще: приходит к маме такой летчик дядя Костя. Говорит, что он придумал какую-то машину и, наверное, очень смешную, потому что она, оказывается, легче воздуха, а кому такую машину нужно, раз ее можно сдунуть? И еще он даже где-то летал, и ему один раз и другой раз дали по ордену. Но больше он ничего не умел. Как неспособный. На пианино играл одним пальцем; когда рассказывал о львах, то они у него только рычали, а не ели людей, а на гребенке играл хуже домработницы Маруси, хотя она женщина и боится мышей. Со знакомыми дядя Костя поступал необдуманно и почти оскорбительно. Брал двумя пальцами за тугую косицу, подтягивал к себе и целовал в нос.
   С мамой, конечно, он так не посмел бы проделать, потому что мама взрослая и стриженая, но с Лизой поступал так неоднократно. Шестилетние девушки редко прощают такие выпады.
   Поэтому, когда мама осторожно спросила Лизу, как она относится к тому, что дядя Костя может оказаться ее новым папой, Лиза ответила уклончиво:
   - В папы он годится, но в гости его с собой не бери. Он неинтересный. - И, чтобы было понятнее, добавила: - Как мужчина.
   Мама незаметно улыбнулась, необоснованно поцеловала Лизино ухо и снова спросила:
   - А ты интересных мужчин видела?
   - Видела, - сухо ответила Лиза, - хромой из четвертого номера интересный. Он все умеет. Про зайцев рассказывает. Как зайцы в озере-океане плавали. Лаять умеет, как собачки ночью. Дядя Вася, который тебе незнакомый, интересный. У него карта в руке прячется. А во дворе портной живет - у него уши шевелятся.
   Мама была молодая, розовая и так приятно пахла духами, но оказалась старой сплетницей. Она все выболтала дяде Косте, а он почему-то сделался грустным и стал курить папироску за папироской.
   - Трудная девушка, - шепотом сказал он маме, - не знаю, как подойти к ней. Не умею я с ихним братом разговаривать.
   - А вы ее уже любите, Костя? - тревожно спросила мама.
   - Да уж ладно, - буркнул дядя Костя, - вчера увидел на бульваре такую вот, с косицей, думал, что Лиза, как идиот за ней подрал, сердце екнуло...
   И мама посмотрела на него такими же нежными глазами, какими смотрела на Лизу, когда укладывала ее спать.
   Через несколько дней мама пришла откуда-то вместе с дядей Костей, оба веселые, с цветами, покупками, и сказала:
   - Ну, Лизавета, вот твой новый папа! Поздоровайся.
   - Здравствуйте, дядя папа Костя, - вежливо прошептала Лиза и неожиданно для себя заплакала. Ей вдруг показалось, что этот высокий, плотный человек отнял у нее маму и она лишняя в этой комнате.
   - А я тебе какие предметы зацепил! - робко начал дядя Костя, заметив ее длинную слезу, выкатившуюся из глаза, и начал развертывать покупки. Вот это, брат, тебе кукла. Видишь, глаза закатывает? А нажмешь - пищит. Здорово пищит?
   - Здорово, - вежливо и тихо подтвердила Лиза. - Ее в пуп надо давить.
   - А вот лошадь. Вот тут хвост. Большой?
   - Хвост, - кивнула Лиза. - Большой.
   И Лиза потащила куклу в угол.
   Дядя Костя безнадежно вздохнул и посмотрел на маму.
   - Не умею я, Вера. Не выходит это у меня. - И шепотом добавил: - Не любит меня. Не нравлюсь. С тобой и то легче было.
   - Привыкнет, - успокоила мама.
   В этот вечер много раз звонили по телефону. Говорили о каком-то проекте, поздравляли дядю Костю, мама ходила очень радостная и все время напевала, а дядя Костя сидел мрачный и искоса поглядывал на Лизу. Ночью он о чем-то очень долго шептался с мамой и не гасил света.
   Утром за дядей Костей заехал автомобиль, - оказывается, его ждали в каком-то учреждении. Он наскоро допивал кофе и смотрел, как Лиза макает в блюдечко тянучку.
   - Знал я одного зайца, - неожиданно сказал он, уже не глядя на Лизу, здоровый был заяц. Прямо, можно сказать, страшный. Лис бил.
   - А как бил? - подняла на него Лиза синие глаза.
   - А так, - обрадованно отозвался дядя Костя, - как увидит лису, как даст ей по животу - и все.
   - А как даст?
   - Лапой. Один раз лисе хвост даже выгрыз. Его все в лесу боялись.
   - А он что?
   - А он не боялся. Волк идет, а он сидит под кустом и смеется. Честное слово,
   - Тебе пора, Костя, - ласково сказала мама, - там уже шофер второй раз гудит...
   - Сейчас, сейчас... А то-то вот еще идет этот самый заяц, а старый барсук сидит у огорода. Ну, что он там опять гудит!
   - Барсук гудит?
   - Нет, Лиза, шофер. Ну вот сидит этот самый барсук и трясется... А наш заяц схватил палку да как бросится...
   - Костя, - снова вступилась мама, - неудобно. Поезжай.
   - Сейчас, сейчас... Как схватил палку да как бросится... Я тебе, Лиза, как вернусь, все доскажу.
   - А доскажешь?
   - Честное слово. Что я - жулик какой, разве обману?
   До его приезда Лиза спокойно играла, но почему-то прислушивалась ко всем звонкам в коридоре. Дядя Костя приехал скоро, опять с покупками, и, раздеваясь, спросил у мамы:
   - Ну как?
   - Ждала, - улыбнулась мама, - все в коридор выбегала.
   Дядя Костя неожиданно повеселел и небрежно начал:
   - Так на чем мы остановились? Ах да, насчет барсука. Ну, вот, как это даст ему заяц палкой - а тот в лес.
   - Убежал?
   - Убежал. А в лесу медведь жил. Грязный такой, старый и курил сигары. И звали этого медведя Егором. Вот прибегает к нему барсук и говорит...
   - Пусти-ка, - деловито сказала Лиза, - я к тебе на коленки сяду. Только не урони. Ты еще не умеешь на коленках держать.
   Мама ушла в магазин и вернулась не скоро.
   - Заждались меня? - спросила она, снимая шляпу.
   - А разве ты долго была? - удивился дядя Костя. - А у нас как-то незаметно время прошло. Интересная тема попалась.
   Потом он сел писать речь. Дядя Костя не умел говорить. А завтра его должны были чествовать, и он должен был отвечать.
   - Я говорить затрудняюсь, - со вздохом сказал он маме.
   - Лисы тоже говорить затрудняются, - поддержала его Лиза.
   - И барсуки, - подтвердил дядя Костя.
   - Не мешай папе писать, - строго сказала мама.
   - Я не мешаю. Мне бы только хотелось знать.
   - Что тебе хотелось бы знать?
   - Насчет волков. У волков болят зубы?
   - Болят, - сказал дядя Костя, откладывая бумагу. - Здорово болят. Им старые волчихи выдергивают. Сучьями. Интересно?
   - Очень. Пусти-ка меня опять на колени. Мне отсюда неудобно слушать.
   - У папы работа, Лиза, - покачала головой мама.
   - Успею, - остановил ее дядя Костя. - А хочешь, я тебе расскажу, как белка купила курицу?
   К одиннадцати часам Лиза уснула на коленях у дяди Кости. Он сам ее отнес на кроватку и сам неумелыми пальцами осторожно подтыкал розовое одеяло.
   Утром дядя Костя уехал на какой-то прием. Мама радостно волновалась и совала ему носовые платки в карманы.
   А Лиза сказала вскользь:
   - Ты мне подарков не покупай, не задерживайся в магазинах, а приезжай скорее. Есть о чем поговорить.
   Дяди Кости не было целый день. Мама все время подходила к телефону, опять благодарила за какие-то поздравления и рано уложила Лизу спать.
   Дядя Костя приехал очень поздно. Он вошел в комнату на цыпочках.
   - Ну, рассказывай, рассказывай, что было, - встретила его мама.
   - Уже спит? - разочарованно спросил он, кивнув на ширму, за которой лежала Лиза.
   - Спит. Ну, рассказывай...
   - Сейчас. А она давно уснула?
   - Давно, давно. Хочешь чаю?
   И вдруг из-за ширмы раздался толстый сонный голос.
   - Папа! А папа...
   Дядя Костя от неожиданности уронил папироску.
   - Мне кажется, - тихо и сконфуженно сказал он, - она меня назвала папой...
   - Тебя, тебя. Иди уж, поцелуй ее, если не терпится...
   Мама долго сидела за столом и читала вечернюю газету. На первой странице был портрет дяди Кости, большой, плохо отпечатанный и такой волнующий.
   А из-за ширмы до нее доносился громкий восторженный шепот:
   - Ну, а медведь что?
   - А медведь ничего - схватил его за хвост и в берлогу.
   - А заяц что сказал?
   - Засмеялся.
   - Как?
   - Мелким смехом. Как все зайцы смеются.
   Чай остыл. На часах стрелка перешагнула за двенадцать. Мама осторожно подошла к ширме, постучала пальцем и строго сказала:
   - Спи, Лиза.
   В эту ночь Лиза видела во сне, как к ней пришел волк, очень нестрашный, и попросил ватрушку. А неподалеку от нее спал высокий, плотный человек крепким радостным сном. Завтра о нем снова будет говорить вся страна. И, кроме того, у него нашлось еще то - о чем он так бережно и затаенно мечтал. У него есть дочь.
   1936
   РАССКАЗ ДЛЯ КЛУБА
   Она была белокура и восторженна, эта маленькая англичаночка. Ей так все нравилось у нас. Она приехала вместе с рабочей делегацией из промокшего от сырости и посеревшего от черной пыли каменноугольного района Южной Англии. Вместе со своей делегацией она ежедневно жадно обегала заводы, музеи, типографии и беспрестанно теребила переводчиков.
   Особенно страдал от нее маленький лысенький переводчик Дедис, от которого она требовала все сразу - и названия машин, и фамилии художников, и русские пословицы, и детские песни.
   - Я не поющий, - тихо и вежливо оправдывался маленький Дедис. - А песен у нас много. Честное слово. Услышите!
   - Я хочу выступать у себя в клубе! - восторженно говорила белокурая девушка. - Я все хочу знать! И хочу иметь настоящий рассказ о вашей стране для нашего клуба.
   Один раз, когда делегация проходила по большому, раскинувшемуся у реки парку, девушка схватила Дедиса за руку, оттащила его в сторону и умоляюще зашептала:
   - Устройте интервью. Ну, я прошу вас!
   - Какое интервью? - озадаченно спросил Дедис. - С кем интервью?
   - С вашим простым обывателем, - серьезно сказала белокурая девушка. Я хочу послушать, что говорят ваши обыкновенные граждане. Понимаете рядовые.
   - Хорошо, - уныло ответил Дедис, вспомнив, что делегацию уже поджидают у входа автомобили. - Устрою. Обывателя какого-нибудь? Видите, вон там человек на скамейке сидит с бородой. Эскимо сосет. Хотите?
   Через две минуты Дедис и белокурая англичанка сидели на скамейке рядом с пожилым мужчиной с большой окладистой бородой и в очках.
   - Скажите, а он действительно простой обыватель? - осторожно спросила англичанка.
   - Простой! Абсолютно простой. Спрашивайте, о чем хотите.
   Девушка вынула блокнот в кожаной корочке и солидно спросила:
   - Местный?
   Дедис стал переводить.
   - Приезжий, - солидно ответил мужчина с окладистой бородой.
   - Надолго в Москву?
   - До завтра. По дороге в Крым.
   - Зачем он едет в Крым?
   - Лечиться. На курорт.
   - А где он служит?
   - В банке.
   - А на какие средства он едет на курорт?
   Мужчина с бородой, выслушав от переводчика вопрос, несколько изумленно посмотрел на него.
   - Видите ли, - озадаченно почесал за ухом Дедис. - У нас государство дает деньги на отдых. Понимаете? Вот и в Конституции есть такая статья о праве на отдых. Чтобы все отдыхали. Понимаете? А он больной. Нездоровый. Ему еще отдельно выдается на лечение. Понимаете?
   Англичанка что-то подумала, доверчиво черкнула в блокнот и спросила:
   - А что он там будет делать?
   - Как что? - удивился переводчик, но поймал себя на улыбке и объяснил: - Он будет жить, купаться, читать газеты, книги, отдыхать... Оказывается, что он любитель крокета - ваша английская игра.
   Белокурая англичанка сердито захлопнула блокнот, встала со скамейки.
   - Пойдемте, - сказала она и обиженно посмотрела на переводчика. Служащий банка! Я знаю этих служащих банка, которые ездят на курорт, купаются в море и играют в крокет!
   - Уверяю вас, мисс...
   - Бросьте! Я вас просила познакомить меня с простым обывателем, а вы мне подсовываете какого-то туза! У нас есть тоже финансовые тузы... Пойдемте!
   Человек с бородой растерянно посмотрел на англичанку, Он не понимал ее фраз, но чувствовал, что сказал что-то неладное. Сконфуженно смотрел и маленький лысенький переводчик.
   И когда уже англичанка зашагала в сторону, он быстро догнал ее и сказал:
   - Мисс... Вы же не спросили его, где он служит?
   - Он же сказал, что в банке. - И она сердито отвернулась.
   - А кем? Спросите его, кем!
   Человек с бородой солидно откашлялся и деловито ответил:
   - Пензенский коммунальный банк. Швейцар.
   Когда Дедис перевел, белокурая англичанка виновато покраснела, протянула ему руку и тихо сказала, напряженно подбирая русские слова:
   - Какой это будет шудесний рассказ для мой клюб.
   1936
   МЕСТНЫЙ МАТЕРИАЛ
   Редактор газеты "Наше зарево" товарищ Рыбкин (Зоркий) не любил местного материала.
   - Не то, - обиженно и грустно говорил он, просматривая кучу рабкоровских писем и репортерских заметок. - Без масштабу пишут. Широты нет. Возле Фунякина волки корову заели. Ну заели! Волк - не классовый враг, его разоблачать нечего. У него и функция такая - заедать. Кого этот факт интересует?
   - Тут подборка есть, - осторожно замечал секретарь Ихонов, - насчет пыли на проспекте. Четвертый день, как квасной киоск засыпало, - вытащить не могут. У меня и заголовочек есть для подборки: "Ударим пыль по рукам!" Пустим?
   - Не стоит. Не та пыль. В узком масштабе пыль. Жизнь кипит. Слыхали, жара-то какая в Америке стоит, а вы поперек всего с киоском лезете!
   - Может, насчет школ поместим? Второй месяц подборка лежит.
   - На школы мы уже откликнулись. Письмо комсорга насчет прошлогодних каникул поместили. Дайте-ка центральные газеты. И клею!
   И тогда в напряженной творческой тишине рождался очередной номер районного "Нашего зарева". Темпераментно и бойко вгрызались беспощадные ножницы в широкие листы центральных газет, аппетитно хлюпала кисточка, вылезая из узкого горлышка бутылки с клеем, а пол покрывался скорбными остатками газет.
   - Может, кое-что и недоперевырезал, - вздыхал товарищ Рыбкин (Зоркий), - обидно, но ничего не сделаешь. Размеры у нас маленькие.
   - А как насчет местного материала, - уже безнадежно спрашивал секретарь, - может, вставим?
   - А там полколонки осталось. Вставьте насчет утери паспортов. Да к кому-то еще рыжий сеттер пристал - тоже вставьте. Нельзя не обслуживать местное население.
   В один типичный летний день товарищ Рыбкин (Зоркий) прибежал в редакцию и торопливо стал собирать заседание.
   - Звонили из райкома, - испуганно сказал он секретарю Ихонову, требуют, чтобы помещали местный материал. Гоните всех на заседание. Тут в приемной какой-то человек в шляпе стоит, гоните и его.
   - Это приезжий агент Союзпушнины. У него портфель пропал. Объявление дает.
   - Все равно. Не игнорируйте местную общественность. Гоните и его. Пусть слушает и высказывается от имени проезжих читателей.
   На собрании товарищ Рыбкин (Зоркий) сразу охватил План будущего номера.
   - Что мы имеем на сегодняшний день? - бурно говорил он. - Мы имеем богатейший местный материал. В кино "Порыв" мы имеем крыс, каковые бегают во время сеансов по ногам трудящихся... Товарищ Ихонов пишет передовую: "Ударим по крысе в местном искусстве!"
   - Я вам три месяца заметку насчет крыс подсовывал, - обиженно заметил секретарь, - а вы, Игнатий Семенович, сказали, что пусть, мол, их бегают, где хотят, - не специальный же стадион для них открывать.
   - Пишите, пишите!.. У кого еще есть материал?
   - Тут из района заметка лежит, - вмешался один из сотрудников, насчет волков. Корову заели.
   - Большой подвал. Раздраконьте заметку. Волк как таковой. Случаи из жизни волков. Покажите живую корову. Без излишнего натурализма, но чтобы корова жила на страницах газеты. Несколько там мыслей из Пушкина и Щедрина о мертвых коровах. В конце стишки и лозунги. Что еще есть?
   - Тут вот пылью квасной киоск занесло.
   - Знаю. Помню. Подборку на полосу. Сверху шапку "Пыль как явление". Найдите продавца из киоска и напишите его биографию. Если есть групповой снимок его семейства - клишируйте. Автобиографию киоска. Исторические случаи из жизни киосков, их друзей и близких. А что вам надо?
   - У меня местная сенсация, - бойко и независимо предложил репортер Ухаев, вытаскивая блокнот. - Трагедийный роман в ресторане "Еда". Откушенное ухо у трудящегося несознательным элементом на почве совместного ухаживания за продавщицей Нютой...
   - Передовую. Виноват. Передовая крысами занята. Отдаю вам четвертую полосу. Подробное описание пострадавшего, героини и уха. Больше и красочнее!
   ...К концу заседания в комнате остались только редактор и секретарь.
   - А это не перегиб, Игнатий Семенович? - тихо спросил секретарь.
   Товарищ Рыбкин (Зоркий) оглянулся по сторонам и задумчиво ответил:
   - Может, и перегиб... Кто ж его знает?.. Говорят, дайте местный материал, я и дал...
   И вдруг с радостной улыбкой он посмотрел на конверт, только что принесенный курьершей. Дрожащими руками он вскрыл его, ласково разгладил большие страницы с фиолетовыми строчками и облегченно вздохнул.
   - Вывернулись, товарищ Ихонов!.. Горсоветское постановление... Я так и знал, что вывернемся!
   Секретарь тоскливо посмотрел на постановление. На одиннадцати страницах категорические строки четко и ясна излагали постановление горсовета о пользовании садовыми скамейками, правила о продаже шипучих и газированных вод в киосках, а также конкретно излагали права и обязанности работников местного гужевого транспорта во время летнего сезона.
   - Все давать? - уныло спросил секретарь.
   - А как же? - радостно откликнулся товарищ Рыбкин (Зоркий). Обязательно. Дайте еще какую-нибудь международную телеграммку, а все остальное - под постановление... Пусть теперь кто-нибудь скажет, что мы не даем местного материала!
   1936
   СЕМНАДЦАТАЯ ПРОФЕССИЯ
   - Сыщиком в Филадельфии я был всего четыре дня, - сказал Алиссон, сковырнув грязь с подметки. - На пятый меня выкинули, как крысу из погреба, и обещались переломить ноги и еще что-то, чего я уже не дослушал. Это была вообще очень запутанная история, и напрасно вы ею интересуетесь. Ничего поучительного, и только одно невезение.
   Рано утром я зашел в частную сыскную контору братьев Рипп и попросил, чтобы ко мне вышел хоть один из братьев.
   Какой-то человек, похожий на лису, после второго завтрака сразу принял меня по-деловому:
   - Братья Рипп умерли в тысяча восемьсот девяносто первом году. Дело ведут их наследники. Если вы хотите, чтобы вас вышвырнул именно один из них, а не простой служащий, я могу привести к главному директору конторы. Что вам вообще надо?
   Я почувствовал, что тесной дружбы с этим человеком мне все равно сразу не наладить, и выложил свое предложение:
   - За последнее время я перепробовал шестнадцать профессий, включая сюда кражу зонтов во время народных гуляний. Нельзя ли устроить так, чтобы семнадцатая оказалась профессия сыщика? Я умею ходить, молчать, стрелять, слушать. У меня крепкие ноги, а вот этим кулаком я легко вколачиваю шестидюймовые гвозди в доску.