Страница:
— «Вейнингер [118] умер безумным в возрасте 20 лет. Ренегат Арон Бриман, коего свидетельство всегда приводится антисемитскими «талмудистами» Эккером и Ролингом, сидел в Австрии в тюрьме за подлог. Доставив Эккеру и Ролингу тексты, необходимые для их писаний, он написал позже и опубликовал с согласия Аальцбургского епископа другую книгу: «Каббала», в которой он сам издевается над необычайным невежеством тех, кому он доставил документы. Ролинг был обвинен в том, что он сознательно дал ложную присягу». [119]
— «Ренегат Зигфрид Требич, один из любимцев Флейшауэра, считал, что его преследует мировой тайный еврейский заговор, „желающий убить его при посредстве электро-магнитических лучей“.
— Адвокат приносит доказательства, что Жан Жорес и Леон Гамбетта не были еврейского происхождения, как то утверждает Флейшауэр.
— «Обвиняемый Шнелль подал жалобу на 10 свидетелей, выслушанных во время октябрьских прений, против профессора Вейцмана, быв. министра Милюкова, проф. Сватикова, главного раввина д-ра Эренпрейса, Бурцева и других. В первый день прений председатель суда объявил, что жалоба была отвергнута в отношении 9 свидетелей, и что она еще не разрешена в отношении свидетеля Бурцева. Сегодня председатель суда сделал следующее заявление: „Компетентный судебный следователь и генеральный прокурор решили не давать дальнейшего хода жалобе на лжесвидетельство в отношении Бурцева. Предварительное следствие было начато на основании недоразумения в результате пропуска в стенографическом бюллетене в октябре 1934 г., Бурцев имеет право на вознаграждение“.
«Обжалование Шнеллем решения судебного следователя и прокурора отвергнуто. Шнелль присужден к уплате судебных издержек».
— «По словам Флейшауэра, пакт Келлога есть дело евреев, также, как и англо-французская воздушная конвенция и усиление всеми странами их воздушных сил. Вообще, не знаешь, не стоят ли евреи за всеми великими людьми и за всеми великими событиями? Антисемит Карл Паше утверждал даже, что кн. Бисмарк стал знаменит благодаря поддержке евреев».
— «Можно ли называть большевизм еврейским, когда в России он ведет беспощадную борьбу с еврейской религией вплоть до истребления ее? Евреи, или точнее сионские мудрецы были ли бы они до того безумными, чтобы помочь торжеству большевизма, который, как говорит эксперт Флейшауэр, создал советские республики, коих существование (без того, правда, чтобы мудрецы принимали в этом участие) было первопричиной убийства на Украине белогвардейцами десятков тысяч евреев?».
— «Эксперты Баумгартен и Лоосли ясно доказали для всякого, кто хочет видеть и слышать: „Протоколы — это подлог и должны быть зачислены в разряд безнравственной литературы“.
В течение всех дней, пока длились прения, не было сказано ничего, что могло бы установить существование тайной мировой еврейской организации. Но в Готе существует тайная организация антисемитов-расистов «Дейчбунд». Задолго до национал-социалистской революции в Германии, «Дейчбунд» опубликовал свои секретные директивы.
«Были отправлены тайные циркуляры, чтобы попытаться организовать антисемитов во всех странах. Центральное бюро уже существует. Борьба должна вестись при его посредстве против всех сторонников свободы на свете, а не только против евреев».
«Сионские Мудрецы» не существуют!». Напротив, существуют те, кого можно назвать «антисемитскими эрфуртскими мудрецами»! И во главе этих «мудрецов» стоит никто иной, как антисемитский эксперт на этом процессе — Флейшауэр. Он, как он сам пишет, старается методически создать «вненациональное и междувероисповедное единение». Он учреждает комиссии, занимающиеся капиталистической проблемой, золотым эталоном и т. п.
Вот где истинный всемирный заговор и истинная мировая опасность!
— «Протоколы» должны считаться подложными с момента, когда доказано, что они, не являются произведением еврейской организации».
«Представлен ли суду оригинал „Протоколов“? Вряд ли это было бы возможно, так как неизвестно даже на каком языке были написаны „Протоколы“.
— «Если настоящей, действительно исторический процесс помимо того, что вынесет свой приговор, внесет и должные изменения в общественные взгляды на поднятый вопрос, и будут признаны вредными задачи, к которым стремятся антисемиты, то время, труд и финансовые жертвы, затраченные на него, не пропадут даром».
Рюеф, защитник обвиняемых, настаивает на оправдании Шнелля, на присуждении жалобщиков к оплате расходов по его защите и на принятии государством расходов по процессу.
— «Вопрос о происхождении и особенно о подделке „Протоколов“, должен считаться, как недостаточно обследованный».
Адвокат критикует интервью княгини Радзивилл и мисс Херблет.
Он заявляет, что в показании корреспондента «Таймс» в Константинополе Грэвса имя «русского агента», который передал Грэвсу «Разговоры» Жоли, обойдено молчанием. Между тем именно это имя имеет огромную важность.
— После разных других замечаний Рюеф считает, что можно с полным правом сказать, что вопрос о подделке «Протоколов» вовсе не выяснен.
Он полагает, что доказал, что Шнелль в отношении «Сион(ист)ских Протоколов» действовал добросовестно.
Решение суда
7. После суда в Берне
Неудачные попытки защитить. «Сионские Протоколы»
— «Ренегат Зигфрид Требич, один из любимцев Флейшауэра, считал, что его преследует мировой тайный еврейский заговор, „желающий убить его при посредстве электро-магнитических лучей“.
— Адвокат приносит доказательства, что Жан Жорес и Леон Гамбетта не были еврейского происхождения, как то утверждает Флейшауэр.
— «Обвиняемый Шнелль подал жалобу на 10 свидетелей, выслушанных во время октябрьских прений, против профессора Вейцмана, быв. министра Милюкова, проф. Сватикова, главного раввина д-ра Эренпрейса, Бурцева и других. В первый день прений председатель суда объявил, что жалоба была отвергнута в отношении 9 свидетелей, и что она еще не разрешена в отношении свидетеля Бурцева. Сегодня председатель суда сделал следующее заявление: „Компетентный судебный следователь и генеральный прокурор решили не давать дальнейшего хода жалобе на лжесвидетельство в отношении Бурцева. Предварительное следствие было начато на основании недоразумения в результате пропуска в стенографическом бюллетене в октябре 1934 г., Бурцев имеет право на вознаграждение“.
«Обжалование Шнеллем решения судебного следователя и прокурора отвергнуто. Шнелль присужден к уплате судебных издержек».
— «По словам Флейшауэра, пакт Келлога есть дело евреев, также, как и англо-французская воздушная конвенция и усиление всеми странами их воздушных сил. Вообще, не знаешь, не стоят ли евреи за всеми великими людьми и за всеми великими событиями? Антисемит Карл Паше утверждал даже, что кн. Бисмарк стал знаменит благодаря поддержке евреев».
— «Можно ли называть большевизм еврейским, когда в России он ведет беспощадную борьбу с еврейской религией вплоть до истребления ее? Евреи, или точнее сионские мудрецы были ли бы они до того безумными, чтобы помочь торжеству большевизма, который, как говорит эксперт Флейшауэр, создал советские республики, коих существование (без того, правда, чтобы мудрецы принимали в этом участие) было первопричиной убийства на Украине белогвардейцами десятков тысяч евреев?».
— «Эксперты Баумгартен и Лоосли ясно доказали для всякого, кто хочет видеть и слышать: „Протоколы — это подлог и должны быть зачислены в разряд безнравственной литературы“.
В течение всех дней, пока длились прения, не было сказано ничего, что могло бы установить существование тайной мировой еврейской организации. Но в Готе существует тайная организация антисемитов-расистов «Дейчбунд». Задолго до национал-социалистской революции в Германии, «Дейчбунд» опубликовал свои секретные директивы.
«Были отправлены тайные циркуляры, чтобы попытаться организовать антисемитов во всех странах. Центральное бюро уже существует. Борьба должна вестись при его посредстве против всех сторонников свободы на свете, а не только против евреев».
«Сионские Мудрецы» не существуют!». Напротив, существуют те, кого можно назвать «антисемитскими эрфуртскими мудрецами»! И во главе этих «мудрецов» стоит никто иной, как антисемитский эксперт на этом процессе — Флейшауэр. Он, как он сам пишет, старается методически создать «вненациональное и междувероисповедное единение». Он учреждает комиссии, занимающиеся капиталистической проблемой, золотым эталоном и т. п.
Вот где истинный всемирный заговор и истинная мировая опасность!
Речь адвоката Матти.
— «Протоколы» должны считаться подложными с момента, когда доказано, что они, не являются произведением еврейской организации».
«Представлен ли суду оригинал „Протоколов“? Вряд ли это было бы возможно, так как неизвестно даже на каком языке были написаны „Протоколы“.
— «Если настоящей, действительно исторический процесс помимо того, что вынесет свой приговор, внесет и должные изменения в общественные взгляды на поднятый вопрос, и будут признаны вредными задачи, к которым стремятся антисемиты, то время, труд и финансовые жертвы, затраченные на него, не пропадут даром».
Речь адвоката Рюефа.
Рюеф, защитник обвиняемых, настаивает на оправдании Шнелля, на присуждении жалобщиков к оплате расходов по его защите и на принятии государством расходов по процессу.
— «Вопрос о происхождении и особенно о подделке „Протоколов“, должен считаться, как недостаточно обследованный».
Адвокат критикует интервью княгини Радзивилл и мисс Херблет.
Он заявляет, что в показании корреспондента «Таймс» в Константинополе Грэвса имя «русского агента», который передал Грэвсу «Разговоры» Жоли, обойдено молчанием. Между тем именно это имя имеет огромную важность.
— После разных других замечаний Рюеф считает, что можно с полным правом сказать, что вопрос о подделке «Протоколов» вовсе не выяснен.
Он полагает, что доказал, что Шнелль в отношении «Сион(ист)ских Протоколов» действовал добросовестно.
Решение суда
14 мая 1935 г. председатель суда Мейер огласил приговор.
Разбирая вопрос о перепечатке в Берне местными национал-социалистами «Протоколов», судья указал, что жалобщики утверждали, что они являются: 1) подделкой по форме, и 2) плагиатом. Он отклоняет от себя рассмотрение вопроса, на чьей обязанности лежало доказывать подлинность или ложность протоколов, — и считает вполне доказанным, что т. н. «Протоколы» были написаны для воздействия в определенном направлении на русский двор и что в основу сфабрикованных «Протоколов» якобы сионистских мудрецов, была положена книга Мориса Жоли; Ахад Гаам, кому пытались приписать авторство «Протоколов», не был и не мог быть их автором. «Протоколы» не имели никакого отношения к сионистам и их конгрессу 1897 г. в Базеле, равно и к масонской ложе Б-ней Б-рит.
Равно не доказано защитниками, что какое либо отношение к «Протоколам» имел «Талмуд и его дух».
Об эксперте защиты Флейшауэре председатель суда сказал:
«Я с полным уважением отношусь к усердию и работоспособности г. Флейшауэра, но должен его пожалеть. Его метода состоит в том, что он читает все книги за и против евреев, но выписывает исключительно то, что против евреев.
Я не сомневаюсь, что цитатами, как и статистикой, можно доказать все, что угодно.
Я устанавливаю, что для доказательства подлинности «Протоколов» не было представлено решительно никаких доказательств».
«20.000 швейцарцев иудейского вероисповедания равны со всеми гражданами, и если подстрекают их сограждан против них, то подобная литература подходит под понятие безнравственной литературы, наказуемой параграфом 14-м бернского специального закона о безнравственной литературе».
«Адвокат Уршпрунг, защищавший обвиняемых, предсказывал время, когда заключения эксперта Флейшауэра будут признаны в каждом швейцарском доме. Я, как судья, скажу: я не пророк, но желаю дожить до того времени, когда будут удивляться, что умные люди должны были в течение 14 дней ломать себе голову над вопросом о подлинности или подделке „Сионских Протоколов“.
«Факт остается неоспоримым: — „Протоколы“ являются плагиатом сочинения Мориса Жоли. Это сделалось известным с 1921 года, благодаря статьям „Таймса“.
«Если бы это было только единственным достижением этого суда (ибо обвиняемые в этом факте сознались), то и тогда результаты суда уже являлись бы очень важными, ибо после этого нельзя уже скрывать истинный источник „Протоколов“.
«С своей стороны, я, судья, считаю „Протоколы сионских мудрецов“ подделкой, плагиатом и бессмыслицей».
По суду двое из подсудимых были оправданы, а двое, Шнелль и Фишер, — присуждены к штрафу.
Адвокат подсудимых Рюеф тотчас же заявил, что подсудимые подают апелляцию на решение суда.
Кассационная жалоба, поданная обвиняемыми, разбиралась 27 октября 1937 г. бернским верховным судом под председательством главного судьи Петера, судебных заседателей: главных судей Имера и Людвига и прокурора Лодера.
Разбирательство верховного суда имеет, главным образом, формальное значение, так как свидетели и эксперты на нем не выступают. Из обвиняемых присутствовали: Шнелль, один из лидеров «Национального Фронта» в Берне, Фишер, бывший швейцарский вождь «Союза национал-социалистических граждан», — а также их защитники Рюеф и д-р Уршпрунг. Со стороны обвинителей присутствовали; от швейцарского еврейского союза общин М. Блох, от Бернской еврейской общины Э. Бернгейм, и их представители, адвокаты проф. д-р Матти и Георг Бруншвиг.
В начале заседания Уршпрунг потребовал от суда отказать евреям в праве юридического лица выступать на суде, ссылаясь на ряд таковых постановлений в Данциге и Каире. При этом он заявил, что его не интересует политическая сторона процесса, а только чисто формальная.
Матти выступил против этого предложения и удивляется, что после того, как процесс тянется с 1933 г., т.е. 4 года, обвиняемым пришло в голову требовать отказа еврейству в праве защищать себя как евреев на этом суде на том основании, что еврейство ведет процесс против 3-го рейха, на что оно права не имеет. Между тем еврейство ведет не политический процесс, а именно защищает свою правоту.
После совещания суд отказывает в просьбе Уршпрунгу.
Рюеф оспаривает показания отдельных русских свидетелей и высказывает убеждение, что Рачковский не был подделывателем «Протоколов». Что же касается экспертов, то только проф. Баумгартен, как назначенный судом, может считаться беспартийным, чего нельзя сказать ни о Лоосли, ни о Флейшгауэре.
Рюеф не утверждает, что «Протоколы» подлинные, но доказательства их подделки тоже не были даны.
Шнелль верил в истинность «Протоколов» и потому действовал добросовестно. Он, Рюеф, признает, что еврейство было задето чрезвычайно сильно «Протоколами», но понятие о безнравственной литературе не подходит к «Протоколам», потому что в законе под этим подразумеется порнография и эротическая литература.
Рюеф старался перевести весь спор на формальную сторону процесса.
На 2-м заседании 27 октября Уршпрунг [120] заявляет, что «Протоколы» ничего общего не имеют с законом о безнравственности и что, хотя он и не утверждает их подлинности, но тем не менее в историческом и литературном отношении — они имеют огромное значение.
Прокурор Лодер считает, что первая инстанция проделала большую работу, и хотя на суде и были допущены некоторые формальные ошибки, все же для кассации не может быть места.
Если признать подлинность «Протоколов», то это значит вызвать против еврейского населения общую ненависть и презрение. Но их подделка ясна и потому необходимо объявить их безнравственной литературой».
«Протоколы», сказал прокурор в заключение своей речи, «клеветническое сочинение». Если они по формальным причинам и не подпадают под бернский закон, то все же необходимо принять против них меры защиты».
Защитник обвинителей Бруншвиг говорить, что на бернском процесс подделка «Протоколов» была доказана.
Очень важно, по словам Бруншвига, установить, какими средствами пользовались обвиняемые. Благодаря случайности это удалось узнать.
Некий Борис Тедли был привлечен к швейцарскому суду по обвинению в шпионаже. У него была обнаружена тайная переписка, из которой явствует:
1. Что Флейшауэр не сам писал свою экспертизу,
2. Что в создании экспертизы участвовал и даже играл главную роль некий д-р Рихтер, совместно с известным шпионом, недавно натурализовавшимся во Франции, а затем исчезнувшим, вследствие обвинения в шпионаже в пользу Германии — бароном де Поттером,
3. Что деньги на ведение процесса и оплату Флейшауэра шли из Германии,
4. Что свидетели обвиняемых были разысканы Флейшауэром и его сотрудниками, ими оплачивались и ими «обрабатывались»,
5. Что Флейшауэр, благодаря своим связям с правительством «3-го» рейха, доставлял свидетелям необходимые паспортные визы,
6. Что, по всей вероятности, некоторые высокие учреждения «3-го» рейха давали большие деньги на ведение процесса,
7. Что шпион де Поттер был заместителем Флейшауэра и давал приказания об «обработке» свидетелей.
Бруншвиг доказывает подделку «Протоколов», что они — плагиат книги Жоли, что нет никакой связи между большевизмом и еврейством и что большевики преследуют одинаково христианскую и еврейскую религию.
«Если бы озлобленные антисемиты, — сказал Бруншвиг, — дали себе труд узнать, что такое настоящее еврейство, то они убедились бы, что религия, которая дала миру Библию и вечный основной закон человеческой нравственности, десять заповедей Моисея, религию любви, является общей религиозной матерью христианства, и что ее приверженцы — обыкновенные люди, созданные из мяса и крови. Среди них есть богатые и очень много бедных, счастливые и несчастные, которые точно так же, как и их христианские сограждане, честно трудятся, чтобы заработать на жизнь и возможно лучше выполнить свой долг по отношению к своей семье, религии и отечеству.
Матти указывает, что «Протоколы» являются бесстыднейшей подделкой и что подделыватели, вообще никакими средствами не стесняются.
Так, например, в последнем издании «Протоколов» [121] изменены как предисловие, так и окончание, хотя издатель «Протоколов», Фрич, умер и сам этих изменений произвести не мог, — и об этом ничего в издании не указано.
В своем приговоре суд становится на чисто формальную почву, и отказывает в кассации.
Разбирая вопрос о перепечатке в Берне местными национал-социалистами «Протоколов», судья указал, что жалобщики утверждали, что они являются: 1) подделкой по форме, и 2) плагиатом. Он отклоняет от себя рассмотрение вопроса, на чьей обязанности лежало доказывать подлинность или ложность протоколов, — и считает вполне доказанным, что т. н. «Протоколы» были написаны для воздействия в определенном направлении на русский двор и что в основу сфабрикованных «Протоколов» якобы сионистских мудрецов, была положена книга Мориса Жоли; Ахад Гаам, кому пытались приписать авторство «Протоколов», не был и не мог быть их автором. «Протоколы» не имели никакого отношения к сионистам и их конгрессу 1897 г. в Базеле, равно и к масонской ложе Б-ней Б-рит.
Равно не доказано защитниками, что какое либо отношение к «Протоколам» имел «Талмуд и его дух».
Об эксперте защиты Флейшауэре председатель суда сказал:
«Я с полным уважением отношусь к усердию и работоспособности г. Флейшауэра, но должен его пожалеть. Его метода состоит в том, что он читает все книги за и против евреев, но выписывает исключительно то, что против евреев.
Я не сомневаюсь, что цитатами, как и статистикой, можно доказать все, что угодно.
Я устанавливаю, что для доказательства подлинности «Протоколов» не было представлено решительно никаких доказательств».
«20.000 швейцарцев иудейского вероисповедания равны со всеми гражданами, и если подстрекают их сограждан против них, то подобная литература подходит под понятие безнравственной литературы, наказуемой параграфом 14-м бернского специального закона о безнравственной литературе».
«Адвокат Уршпрунг, защищавший обвиняемых, предсказывал время, когда заключения эксперта Флейшауэра будут признаны в каждом швейцарском доме. Я, как судья, скажу: я не пророк, но желаю дожить до того времени, когда будут удивляться, что умные люди должны были в течение 14 дней ломать себе голову над вопросом о подлинности или подделке „Сионских Протоколов“.
«Факт остается неоспоримым: — „Протоколы“ являются плагиатом сочинения Мориса Жоли. Это сделалось известным с 1921 года, благодаря статьям „Таймса“.
«Если бы это было только единственным достижением этого суда (ибо обвиняемые в этом факте сознались), то и тогда результаты суда уже являлись бы очень важными, ибо после этого нельзя уже скрывать истинный источник „Протоколов“.
«С своей стороны, я, судья, считаю „Протоколы сионских мудрецов“ подделкой, плагиатом и бессмыслицей».
По суду двое из подсудимых были оправданы, а двое, Шнелль и Фишер, — присуждены к штрафу.
Адвокат подсудимых Рюеф тотчас же заявил, что подсудимые подают апелляцию на решение суда.
Кассационная жалоба, поданная обвиняемыми, разбиралась 27 октября 1937 г. бернским верховным судом под председательством главного судьи Петера, судебных заседателей: главных судей Имера и Людвига и прокурора Лодера.
Разбирательство верховного суда имеет, главным образом, формальное значение, так как свидетели и эксперты на нем не выступают. Из обвиняемых присутствовали: Шнелль, один из лидеров «Национального Фронта» в Берне, Фишер, бывший швейцарский вождь «Союза национал-социалистических граждан», — а также их защитники Рюеф и д-р Уршпрунг. Со стороны обвинителей присутствовали; от швейцарского еврейского союза общин М. Блох, от Бернской еврейской общины Э. Бернгейм, и их представители, адвокаты проф. д-р Матти и Георг Бруншвиг.
В начале заседания Уршпрунг потребовал от суда отказать евреям в праве юридического лица выступать на суде, ссылаясь на ряд таковых постановлений в Данциге и Каире. При этом он заявил, что его не интересует политическая сторона процесса, а только чисто формальная.
Матти выступил против этого предложения и удивляется, что после того, как процесс тянется с 1933 г., т.е. 4 года, обвиняемым пришло в голову требовать отказа еврейству в праве защищать себя как евреев на этом суде на том основании, что еврейство ведет процесс против 3-го рейха, на что оно права не имеет. Между тем еврейство ведет не политический процесс, а именно защищает свою правоту.
После совещания суд отказывает в просьбе Уршпрунгу.
Рюеф оспаривает показания отдельных русских свидетелей и высказывает убеждение, что Рачковский не был подделывателем «Протоколов». Что же касается экспертов, то только проф. Баумгартен, как назначенный судом, может считаться беспартийным, чего нельзя сказать ни о Лоосли, ни о Флейшгауэре.
Рюеф не утверждает, что «Протоколы» подлинные, но доказательства их подделки тоже не были даны.
Шнелль верил в истинность «Протоколов» и потому действовал добросовестно. Он, Рюеф, признает, что еврейство было задето чрезвычайно сильно «Протоколами», но понятие о безнравственной литературе не подходит к «Протоколам», потому что в законе под этим подразумеется порнография и эротическая литература.
Рюеф старался перевести весь спор на формальную сторону процесса.
На 2-м заседании 27 октября Уршпрунг [120] заявляет, что «Протоколы» ничего общего не имеют с законом о безнравственности и что, хотя он и не утверждает их подлинности, но тем не менее в историческом и литературном отношении — они имеют огромное значение.
Прокурор Лодер считает, что первая инстанция проделала большую работу, и хотя на суде и были допущены некоторые формальные ошибки, все же для кассации не может быть места.
Если признать подлинность «Протоколов», то это значит вызвать против еврейского населения общую ненависть и презрение. Но их подделка ясна и потому необходимо объявить их безнравственной литературой».
«Протоколы», сказал прокурор в заключение своей речи, «клеветническое сочинение». Если они по формальным причинам и не подпадают под бернский закон, то все же необходимо принять против них меры защиты».
Защитник обвинителей Бруншвиг говорить, что на бернском процесс подделка «Протоколов» была доказана.
Очень важно, по словам Бруншвига, установить, какими средствами пользовались обвиняемые. Благодаря случайности это удалось узнать.
Некий Борис Тедли был привлечен к швейцарскому суду по обвинению в шпионаже. У него была обнаружена тайная переписка, из которой явствует:
1. Что Флейшауэр не сам писал свою экспертизу,
2. Что в создании экспертизы участвовал и даже играл главную роль некий д-р Рихтер, совместно с известным шпионом, недавно натурализовавшимся во Франции, а затем исчезнувшим, вследствие обвинения в шпионаже в пользу Германии — бароном де Поттером,
3. Что деньги на ведение процесса и оплату Флейшауэра шли из Германии,
4. Что свидетели обвиняемых были разысканы Флейшауэром и его сотрудниками, ими оплачивались и ими «обрабатывались»,
5. Что Флейшауэр, благодаря своим связям с правительством «3-го» рейха, доставлял свидетелям необходимые паспортные визы,
6. Что, по всей вероятности, некоторые высокие учреждения «3-го» рейха давали большие деньги на ведение процесса,
7. Что шпион де Поттер был заместителем Флейшауэра и давал приказания об «обработке» свидетелей.
Бруншвиг доказывает подделку «Протоколов», что они — плагиат книги Жоли, что нет никакой связи между большевизмом и еврейством и что большевики преследуют одинаково христианскую и еврейскую религию.
«Если бы озлобленные антисемиты, — сказал Бруншвиг, — дали себе труд узнать, что такое настоящее еврейство, то они убедились бы, что религия, которая дала миру Библию и вечный основной закон человеческой нравственности, десять заповедей Моисея, религию любви, является общей религиозной матерью христианства, и что ее приверженцы — обыкновенные люди, созданные из мяса и крови. Среди них есть богатые и очень много бедных, счастливые и несчастные, которые точно так же, как и их христианские сограждане, честно трудятся, чтобы заработать на жизнь и возможно лучше выполнить свой долг по отношению к своей семье, религии и отечеству.
Матти указывает, что «Протоколы» являются бесстыднейшей подделкой и что подделыватели, вообще никакими средствами не стесняются.
Так, например, в последнем издании «Протоколов» [121] изменены как предисловие, так и окончание, хотя издатель «Протоколов», Фрич, умер и сам этих изменений произвести не мог, — и об этом ничего в издании не указано.
В своем приговоре суд становится на чисто формальную почву, и отказывает в кассации.
7. После суда в Берне
Неудачные попытки защитить. «Сионские Протоколы»
После первого суда, состоявшегося в 1933 г., по делу о «Протоколах», до второго, прошел год, когда обе тяжущиеся стороны имели возможность собрать нужные материалы.
В 1934 г., на втором суде, противники «Протоколов» пригласили своих свидетелей и их эксперт приготовил доклад. Но защитники «Протоколов» на этот суд не пригласили своих свидетелей, кроме Цандера и не выставили даже своего эксперта. Они, видимо, хотели оттянуть возможно дольше решение суда.
Во время третьего суда в 1935 г., никаких свидетелей ни с той, ни с другой стороны не было, — тем не менее на нем эксперт защитников «Протоколов» широко воспользовался собранными показаниями их свидетелей, а после суда показания этих их свидетелей были опубликованы в газетах и в отдельных книгах, например, Флейшауэра и Васа [122], где были приведены показания известного русскаго ярого антисемита реакционера Маркова, бывшего начальника охранного отделения и начальника царской охраны Спиридовича, Рачковского-сына, русского гитлеровца Энгельсгардта и т. д.
Таким образом, в настоящее время мы имеем все, что антисемиты смогли собрать для своей защиты «Протоколов» на суде.
На суд от имени подсудимых защитник Уршпрунг настойчиво старался не допустить постановки главного вопроса: «Сионские Протоколы» — подлинные или подделка?». Он настаивал на том, чтобы суд занялся только одним вопросом, — можно ли печатать в Швейцарии по ее законам эти документы, хотя бы они и были поддельными?
Но с этим швейцарский суд не согласился. Обвинители тоже настаивали на том, что обвиняемые, предъявляя такие тяжкие обвинения еврейству, как нации, прежде всего, должны доказать, что эти документы подлинны и составлены евреями.
Обвинители на суде, в сущности, и не были обязаны доказать, кто фабриковал «Протоколы», для них достаточно было доказать, что этот документ не составлен евреями, на которых указывали обвиняемые, — и что евреи, вообще, не могут иметь ничего общего с этим документом. Тем не менее, они привели доказательства, основанные на бесспорных свидетельских показаниях, что в фабрикации и распространении «Протоколов» — во всяком случае в последней фазе — принимали участие агенты русской тайной полиции заграницей, действовавшей по указаниям Рачковского.
Второе, на чем подсудимые особенно настаивали, это то, что «Протоколы» были мало распространены в России и потому не имели никакого влияния на бывшие погромы.
Вас [123] в своей книге старается доказать, что русские антисемиты до революции мало даже и знали о «Протоколах». Но сам же этот Вас был близким человеком к тому Крушевану, который в 1903 г., еще до Нилуса, первый опубликовал «Протоколы» в своей газете и в том же году принимал деятельное участие в известном кишиневском погроме, где было не мало пролито по его вине еврейской крови.
Возражая мне, Вас утверждает, что не было никакого запрещения Николая II пользоваться на суде Бейлиса «Протоколами», как официальным документом. Но я этого и не утверждал. Несомненно, такого специального приказа Николая II и не было, да он и не был нужен, раз в правительственных сферах, где организовали процесс Бейлиса, знали, что царь против «Протоколов». Этого достаточно было, чтобы на суде ими и не пользовались. Во всяком случае, на суде ни прокурор, ни один из адвокатов-антисемитов не воспользовался «Протоколами», хотя в этом им никто не мог бы помешать, если бы они верили в их подлинность и хотели бы ссылаться на них.
Рядовые участники погромов в 1918…1919 гг. могли, конечно, и не быть знакомы с «Протоколами», но из этого нельзя делать вывода, что «Протоколы» не имели значения при погромах. Если толпа, громившая евреев, и не читала «Протоколов», то Измайловы, Комиссаровы, Субботины, организовывавшие погромы, не только читали их, но они сами их печатали и повсюду упорно их пропагандировали. Через них влияние «Протоколов» на погромщиков было, бесспорно, огромно.
Защитники подлинности «Протоколов» на суде и после суда старались подорвать сведения, приводимые их противниками об участии в их подделке агентов тайной русской полиции.
Они настаивали на том, что к «Протоколам» не имел никакого отношения Рачковский. На этом настаивали особенно сын Рачковского и генерал Спиридович, занимавшийся разбором бумаг Рачковского.
По словам Рачковского-сына, в 1906 г., когда ему было 20 лет, он принес отцу случайно купленную им в Петербурге брошюру о «Протоколах».
Рачковский отец взял брошюру, просмотрел ее в своем кабинете и даже не пожелал о ней говорить с ним. Но Рачковский фабриковал эти «Протоколы», когда его сыну было 13…14 лет, и делал это в большом секрете. Понятно, что тогда он не посвящал своего сына в эту фабрикацию.
Скоро затея Рачковского была окончательно скомпрометирована в правительственных сферах и ему, конечно, нужно было больше всего молчать о ней. Менее всего о «Протоколах» он мог бы в то время говорить со своим сыном, непричастным к политике. Но во всяком случае, в 1906 г., если «Протоколы» были новостью для Рачковского-сына, они не могли быть новостью для Рачковского-отца, многие годы бывшего руководителем русской тайной полиции заграницей, а в 1905 г. директором Департамента полиции в Петербурге.
Рачковского хотят выставить, как юдофила и ссылаются на то, что его секретарь и все главные его агенты были евреи. Но, прежде всего, руководители политического сыска, самые ярые юдофобы, никогда не отказывались от сотрудничества с евреями-предателями, а потом у Рачковского, наряду с работавшими у него агентами-евреями, были агенты русские, как Бейтнер, Головинский и агенты других национальностей, как Бинт. А затем, Рачковский был директором Департамента Полиции, во второй половине 1905 г. и в начале 1906 г., когда при нем и, можно сказать, при его покровительстве произошли ужасные еврейские погромы и он тогда тесно связан был с главными погромными кругами того времени, например, с членами Союза Русского Народа. Об этих массовых погромах много было сказано горькой правды в Государственной Думе, например, князем Урусовым.
В бумагах Рачковского, по словам Спиридовича, нет указания на Головинского, как его агента, и Головинский тоже не фигурирует как агент и в книжке Агафонова о русской охранке, Из этого он делает вывод, что Головинский не был агентом Рачковского. Это замечание, конечно, несерьезно. Имена некоторых тогдашних тайных агентов, даже обнаруженных, до сих пор не опубликованы. Головинский мог не быть агентом Департамента полиции, а как агент, он был связан лично с Рачковским. По своему положению Рачковский в Париже не мог не иметь дела с Головинским, с Мануйловым, и вообще с агентами тайной полиции. Многое, касающееся тайн политического сыска, Рачковский, конечно, не записывал и тем более не передавал их третьим лицам.
Защищая Рачковского, его сын и генерал Спиридович очень часто делают выпады против меня. Они стремятся опорочить мои показания против Рачковского на суде в Берне, тем, что я на него нападаю, потому что он был виновником моего осуждения в Англии в каторжную тюрьму. Но Спиридович, лично хорошо знающий меня, не должен был бы, кажется, допускать, чтоб я, прежде всего как историк, в своей оценке деятельности Рачковского мог когда либо руководствоваться личными счетами. Против Рачковского я всегда, начиная с 1890 г., в продолжение 20 лет, вел кампанию, как против представителя русского сыска, виновного в азефовщине, и вообще как ответственного агента реакционного правительства. С ним я всегда боролся открыто и в России, и заграницей, будучи эмигрантом.[124]
Нападающие на меня с подчеркиванием говорят, что я еще в 1882г. был арестован за участие в политической демонстрации, в 1887 г. был сослан в Сибирь, затем в 1897 г. сидел в английской тюрьме и т. д. Все эти сведения совершенно верны, но непонятно только, зачем они преподносятся читателям в связи с делом в Берне о «Протоколах». Ведь, известно, что все мои аресты и тюрьмы всегда были по политическим мотивам, и я никогда не отказывался от того, за что меня преследовали.
Генерал Спиридович говорит еще, что некоторые революционные писатели — он делает указание и на меня — ложно обвиняли Рачковского в том, что он устраивал вместе с Азефом убийство Плеве и великого князя Сергея.
Такие обвинения Рачковскому, действительно, иногда предъявлялись, но можно сказать, что поводов к таким обвинениям он подал много. Что касается лично меня, я никогда не утверждал даже того, что Рачковский до убийства Плеве в 1904 г. был знаком с Азефом. Но я утверждал (и, конечно, теперь никто не будет сомневаться в этом), что Рачковский был близок к Азефу, например, в 1905 г., когда он сделался директором Департамента полиции. Герасимов, когда арестовал Азефа, в апреле 1906 г., устроил ему очную ставку с Рачковским. По словам Герасимова, Азеф набросился на Рачковского с такой площадной бранью, какой он никогда не слыхал даже на базарах, именно за то, что Рачковский прервал свои связи с ним, Азефом, и Азеф поэтому некоторое время не мог поддерживать сношений с Департаментом полиции.
В моих статьях об Азефе я утверждал, что он участвовал в убийстве Плеве, великого князя Сергея и в других террористических актах, совершенных до 1906 г., и в этих делах действовал независимо от своих шефов. Но его шефы, как Рачковский и Герасимов, имели точное представление об его участии в террористической борьбе еще в 1906 г. и тем не менее не только его не арестовывали, но продолжали им пользоваться, как важным политическим агентом.
В этом я много раз печатно обвинял и Рачковского и Герасимова. В начале 1909 г., после разоблачения Азефа, я открыто обвинял его не только в участии в убийстве Плеве и Сергея Александровича, но и в том, что он подготовил в сентябре 1908 г. цареубийство, и это цареубийство не произошло не по его вине. Когда, по поводу этого моего обвинения, правительство потребовало объяснений от прежних руководителей Азефа (Рачковского, Ратаева и Герасимова), — все они, прикрывая Азефа, дали ложные сведения, на основании которых в защиту Азефа в марте 1909 г. Столыпин так неудачно и так ошибочно выступал в Государственной Думе. В мае того же года, на процессе Лопухина, защитником Азефа выступил лично Рачковский и повторил ложные, обеляющие его сведения, какие он раньше дал о нем Столыпину.
С особой яростью защитники «Протоколов» опровергают сведения, полученные проф. Сватиковым от многолетнего агента Рачковского — Бинта. Они говорят о Бинте, как о простом филере, которому Рачковский мало что-нибудь серьезное доверял. К его сведениям они отнеслись вообще не только как к не точным, но обвиняли его в сознательной лжи. Это, конечно, не верно. Бинт в продолжение чуть не 20 лет был наиболее приближенным из агентов Рачковского и притом искренне ему преданным. Рачковский им пользовался не только как филером, но как доверенным лицом в очень важных для него случаях. Он верил в его преданность и конспиративность, — и был прав. Служба Бинта у Рачковского, в продолжение более 20 лет, давала ему возможность знать о самых интимных его полицейских связях. Многое он узнавал прямо от самого Рачковского, а о другом легко сам догадывался. Это он тайно печатал фальшивки Рачковского насчет эмигрантов, которые тот распространял при особо конспиративных условиях.
В 1934 г., на втором суде, противники «Протоколов» пригласили своих свидетелей и их эксперт приготовил доклад. Но защитники «Протоколов» на этот суд не пригласили своих свидетелей, кроме Цандера и не выставили даже своего эксперта. Они, видимо, хотели оттянуть возможно дольше решение суда.
Во время третьего суда в 1935 г., никаких свидетелей ни с той, ни с другой стороны не было, — тем не менее на нем эксперт защитников «Протоколов» широко воспользовался собранными показаниями их свидетелей, а после суда показания этих их свидетелей были опубликованы в газетах и в отдельных книгах, например, Флейшауэра и Васа [122], где были приведены показания известного русскаго ярого антисемита реакционера Маркова, бывшего начальника охранного отделения и начальника царской охраны Спиридовича, Рачковского-сына, русского гитлеровца Энгельсгардта и т. д.
Таким образом, в настоящее время мы имеем все, что антисемиты смогли собрать для своей защиты «Протоколов» на суде.
На суд от имени подсудимых защитник Уршпрунг настойчиво старался не допустить постановки главного вопроса: «Сионские Протоколы» — подлинные или подделка?». Он настаивал на том, чтобы суд занялся только одним вопросом, — можно ли печатать в Швейцарии по ее законам эти документы, хотя бы они и были поддельными?
Но с этим швейцарский суд не согласился. Обвинители тоже настаивали на том, что обвиняемые, предъявляя такие тяжкие обвинения еврейству, как нации, прежде всего, должны доказать, что эти документы подлинны и составлены евреями.
Обвинители на суде, в сущности, и не были обязаны доказать, кто фабриковал «Протоколы», для них достаточно было доказать, что этот документ не составлен евреями, на которых указывали обвиняемые, — и что евреи, вообще, не могут иметь ничего общего с этим документом. Тем не менее, они привели доказательства, основанные на бесспорных свидетельских показаниях, что в фабрикации и распространении «Протоколов» — во всяком случае в последней фазе — принимали участие агенты русской тайной полиции заграницей, действовавшей по указаниям Рачковского.
Второе, на чем подсудимые особенно настаивали, это то, что «Протоколы» были мало распространены в России и потому не имели никакого влияния на бывшие погромы.
Вас [123] в своей книге старается доказать, что русские антисемиты до революции мало даже и знали о «Протоколах». Но сам же этот Вас был близким человеком к тому Крушевану, который в 1903 г., еще до Нилуса, первый опубликовал «Протоколы» в своей газете и в том же году принимал деятельное участие в известном кишиневском погроме, где было не мало пролито по его вине еврейской крови.
Возражая мне, Вас утверждает, что не было никакого запрещения Николая II пользоваться на суде Бейлиса «Протоколами», как официальным документом. Но я этого и не утверждал. Несомненно, такого специального приказа Николая II и не было, да он и не был нужен, раз в правительственных сферах, где организовали процесс Бейлиса, знали, что царь против «Протоколов». Этого достаточно было, чтобы на суде ими и не пользовались. Во всяком случае, на суде ни прокурор, ни один из адвокатов-антисемитов не воспользовался «Протоколами», хотя в этом им никто не мог бы помешать, если бы они верили в их подлинность и хотели бы ссылаться на них.
Рядовые участники погромов в 1918…1919 гг. могли, конечно, и не быть знакомы с «Протоколами», но из этого нельзя делать вывода, что «Протоколы» не имели значения при погромах. Если толпа, громившая евреев, и не читала «Протоколов», то Измайловы, Комиссаровы, Субботины, организовывавшие погромы, не только читали их, но они сами их печатали и повсюду упорно их пропагандировали. Через них влияние «Протоколов» на погромщиков было, бесспорно, огромно.
Защитники подлинности «Протоколов» на суде и после суда старались подорвать сведения, приводимые их противниками об участии в их подделке агентов тайной русской полиции.
Они настаивали на том, что к «Протоколам» не имел никакого отношения Рачковский. На этом настаивали особенно сын Рачковского и генерал Спиридович, занимавшийся разбором бумаг Рачковского.
По словам Рачковского-сына, в 1906 г., когда ему было 20 лет, он принес отцу случайно купленную им в Петербурге брошюру о «Протоколах».
Рачковский отец взял брошюру, просмотрел ее в своем кабинете и даже не пожелал о ней говорить с ним. Но Рачковский фабриковал эти «Протоколы», когда его сыну было 13…14 лет, и делал это в большом секрете. Понятно, что тогда он не посвящал своего сына в эту фабрикацию.
Скоро затея Рачковского была окончательно скомпрометирована в правительственных сферах и ему, конечно, нужно было больше всего молчать о ней. Менее всего о «Протоколах» он мог бы в то время говорить со своим сыном, непричастным к политике. Но во всяком случае, в 1906 г., если «Протоколы» были новостью для Рачковского-сына, они не могли быть новостью для Рачковского-отца, многие годы бывшего руководителем русской тайной полиции заграницей, а в 1905 г. директором Департамента полиции в Петербурге.
Рачковского хотят выставить, как юдофила и ссылаются на то, что его секретарь и все главные его агенты были евреи. Но, прежде всего, руководители политического сыска, самые ярые юдофобы, никогда не отказывались от сотрудничества с евреями-предателями, а потом у Рачковского, наряду с работавшими у него агентами-евреями, были агенты русские, как Бейтнер, Головинский и агенты других национальностей, как Бинт. А затем, Рачковский был директором Департамента Полиции, во второй половине 1905 г. и в начале 1906 г., когда при нем и, можно сказать, при его покровительстве произошли ужасные еврейские погромы и он тогда тесно связан был с главными погромными кругами того времени, например, с членами Союза Русского Народа. Об этих массовых погромах много было сказано горькой правды в Государственной Думе, например, князем Урусовым.
В бумагах Рачковского, по словам Спиридовича, нет указания на Головинского, как его агента, и Головинский тоже не фигурирует как агент и в книжке Агафонова о русской охранке, Из этого он делает вывод, что Головинский не был агентом Рачковского. Это замечание, конечно, несерьезно. Имена некоторых тогдашних тайных агентов, даже обнаруженных, до сих пор не опубликованы. Головинский мог не быть агентом Департамента полиции, а как агент, он был связан лично с Рачковским. По своему положению Рачковский в Париже не мог не иметь дела с Головинским, с Мануйловым, и вообще с агентами тайной полиции. Многое, касающееся тайн политического сыска, Рачковский, конечно, не записывал и тем более не передавал их третьим лицам.
Защищая Рачковского, его сын и генерал Спиридович очень часто делают выпады против меня. Они стремятся опорочить мои показания против Рачковского на суде в Берне, тем, что я на него нападаю, потому что он был виновником моего осуждения в Англии в каторжную тюрьму. Но Спиридович, лично хорошо знающий меня, не должен был бы, кажется, допускать, чтоб я, прежде всего как историк, в своей оценке деятельности Рачковского мог когда либо руководствоваться личными счетами. Против Рачковского я всегда, начиная с 1890 г., в продолжение 20 лет, вел кампанию, как против представителя русского сыска, виновного в азефовщине, и вообще как ответственного агента реакционного правительства. С ним я всегда боролся открыто и в России, и заграницей, будучи эмигрантом.[124]
Нападающие на меня с подчеркиванием говорят, что я еще в 1882г. был арестован за участие в политической демонстрации, в 1887 г. был сослан в Сибирь, затем в 1897 г. сидел в английской тюрьме и т. д. Все эти сведения совершенно верны, но непонятно только, зачем они преподносятся читателям в связи с делом в Берне о «Протоколах». Ведь, известно, что все мои аресты и тюрьмы всегда были по политическим мотивам, и я никогда не отказывался от того, за что меня преследовали.
Генерал Спиридович говорит еще, что некоторые революционные писатели — он делает указание и на меня — ложно обвиняли Рачковского в том, что он устраивал вместе с Азефом убийство Плеве и великого князя Сергея.
Такие обвинения Рачковскому, действительно, иногда предъявлялись, но можно сказать, что поводов к таким обвинениям он подал много. Что касается лично меня, я никогда не утверждал даже того, что Рачковский до убийства Плеве в 1904 г. был знаком с Азефом. Но я утверждал (и, конечно, теперь никто не будет сомневаться в этом), что Рачковский был близок к Азефу, например, в 1905 г., когда он сделался директором Департамента полиции. Герасимов, когда арестовал Азефа, в апреле 1906 г., устроил ему очную ставку с Рачковским. По словам Герасимова, Азеф набросился на Рачковского с такой площадной бранью, какой он никогда не слыхал даже на базарах, именно за то, что Рачковский прервал свои связи с ним, Азефом, и Азеф поэтому некоторое время не мог поддерживать сношений с Департаментом полиции.
В моих статьях об Азефе я утверждал, что он участвовал в убийстве Плеве, великого князя Сергея и в других террористических актах, совершенных до 1906 г., и в этих делах действовал независимо от своих шефов. Но его шефы, как Рачковский и Герасимов, имели точное представление об его участии в террористической борьбе еще в 1906 г. и тем не менее не только его не арестовывали, но продолжали им пользоваться, как важным политическим агентом.
В этом я много раз печатно обвинял и Рачковского и Герасимова. В начале 1909 г., после разоблачения Азефа, я открыто обвинял его не только в участии в убийстве Плеве и Сергея Александровича, но и в том, что он подготовил в сентябре 1908 г. цареубийство, и это цареубийство не произошло не по его вине. Когда, по поводу этого моего обвинения, правительство потребовало объяснений от прежних руководителей Азефа (Рачковского, Ратаева и Герасимова), — все они, прикрывая Азефа, дали ложные сведения, на основании которых в защиту Азефа в марте 1909 г. Столыпин так неудачно и так ошибочно выступал в Государственной Думе. В мае того же года, на процессе Лопухина, защитником Азефа выступил лично Рачковский и повторил ложные, обеляющие его сведения, какие он раньше дал о нем Столыпину.
С особой яростью защитники «Протоколов» опровергают сведения, полученные проф. Сватиковым от многолетнего агента Рачковского — Бинта. Они говорят о Бинте, как о простом филере, которому Рачковский мало что-нибудь серьезное доверял. К его сведениям они отнеслись вообще не только как к не точным, но обвиняли его в сознательной лжи. Это, конечно, не верно. Бинт в продолжение чуть не 20 лет был наиболее приближенным из агентов Рачковского и притом искренне ему преданным. Рачковский им пользовался не только как филером, но как доверенным лицом в очень важных для него случаях. Он верил в его преданность и конспиративность, — и был прав. Служба Бинта у Рачковского, в продолжение более 20 лет, давала ему возможность знать о самых интимных его полицейских связях. Многое он узнавал прямо от самого Рачковского, а о другом легко сам догадывался. Это он тайно печатал фальшивки Рачковского насчет эмигрантов, которые тот распространял при особо конспиративных условиях.