Страница:
— А рассказанное вашими людьми, — веско закончил Бортко, — мы сравним с тем, что нам расскажут, например, эти два молодых человека. Судя по всему, они как раз идут, чтобы давать показания.
Действительно, Саня Ермолов и Саня Харев шли давать показания, сопровождаемые почти двухметровым мальчиком. А Витька Ленькин загребал сапогами землю и вид имел такой, словно не он шел, а его вели или даже, может быть, тащили.
— Господин майор! Прошу вас арестовать этого сомнительного человека и этого иностранца!
Ведмедю явно стало интересно:
— А на каком основании?
— Как присвоивших труп мамонта и… — тут Ермолов изрядно потужился, даже немного покряхтел от интеллектуального усилия, — как стремящихся нанести ущерб государственным интересам Российской Федерации.
Михалыч раскрыл было рот… Бортко сделал неуловимо быстрый жест, и Михалыч, как ни странно, заткнулся.
Бортко повернулся к Ермолову, и его лик выразил такое сочувствие, такое проникновенное желание помочь, что у людей поумнее одно это вызвало бы желание немедленно убежать подальше.
— Ага, ага, присвоение, да?! Так это, значит, ваш мамонт, я правильно понял?
— Да, его нашла наша экспедиция. Мы имеем на него право!
— Ага. Вы разводили мамонтов?
— Нет же, их живых больше нет, мы нашли…
— Ага… Вы застрелили мамонта? Нашли мамонта? Заполевали? Как будет точнее?
— Мы нашли…
Харев высказывался точнее Ермолова:
— Экспедиция Школьного университета нашла ископаемый труп мамонта. Мы хотели использовать его для нужд учебного процесса, но отсутствие средств заставило нас привлечь японский капитал.
— Ага, — развлекался Бортко. — А вы, значит, — обернулся он к Тоекуде, — вы и есть японский капитал?
— Я и есть. И я хотел бы сделать вам официальное заявление…
— Сейчас и сделаете. Так, значит, вы привлекли господина Тоекуду. Простите, а контракт у вас с ним подписан?
— Контракт у Чижикова, в Карске. Этот контракт был нарушен господином Тоекудой, который вошел в преступные отношения с господином Андреевым с целью попытки похищения мамонта. Я прошу еще раз арестовать этих преступников.
Лик Бортко излучал почти небесную кротость.
— Простите, а когда вы отыскали этого мамонта? Судя по запаху, давненько.
— Мамонта нашли в прошлом году. Сейчас мы были должны…
— Ага, ага! Скажите, а почему не было нигде и никакого сообщения о том, что была сделана такая находка?
— Ну-у. Ажиотаж, понимаете, нежелание привлекать внимание разного рода авантюристов, в том числе международных.
И при последних словах Саня Харев неодобрительно покосился в сторону Михалыча. Тот гадостно, ехидно ухмылялся, но не произносил ни слова.
— Ага. Но вы ведь не известили и никакие научные учреждения, ни в России, ни за рубежом. Никто не слышал об этом мамонте. Или вы считаете, что руководство Академии наук — это тоже шайка аферистов?
— Но ведь есть же такая вещь, как приоритет! Мы сделали уникальное открытие! Так почему мы должны были кому-то его отдавать!
— Ага, ага. То есть вы считали, что мамонта должны извлечь именно вы сами? Ваша фирма?
— Что вы имеете в виду под фирмой? — позеленел Харев от бешенства.
— Как отвечает на такие вопросы мой старинный приятель из Одесского угрозыска, «что имею, то и введу» (физиономия Харева приобрела свекольный оттенок). А имел я ввиду экспедицию Школьного университета. Я не ошибся? Все верно?
Харев кивнул.
— Ну так, значит, вы полагали, что именно вы должны извлечь из земли мамонта?
— А разве это нарушение закона?!
— Ну что вы. До нарушения закона мы еще дойдем, уверяю вас. А пока я хотел бы кое-что понять. Вот ваша экспедиция оставила этот труп мамонта на месте находки. Вы просто не смогли его вынуть отсюда, изучить и вывезти? Я правильно понимаю?
— Пока правильно.
— А если бы ваша экспедиция обратилась к властям и в ту же Академию наук, как вы полагаете, нашлись бы средства для извлечения и для транспортировки?
Харев как воды в рот набрал.
— То есть вы, чтобы сохранить этот самый… этот… — Бортко защелкал в воздухе пальцами.
— При-о-ри-тет, — по слогам подсказал Михалыч самым шелковым голосом. Харев и Ермолов кинули на него злобные взгляды.
— Во-во… Приоритет. Чтоб сохранить приоритет, вы согласны были, чтобы уникальный труп валялся и разлагался. Чтобы вам сохранить приоритет, то ничего страшного, пусть себе мамонт здесь валяется и воняет?! Я правильно излагаю?
— Вы извращаете наши слова, — твердо заявил вдруг Харев.
— Все это решал Чижиков! — брякнул вдруг Ермолов сплеча.
— Кстати, а разве приоритет зависит от того, кто привезет труп мамонта в город? — внезапно спросил Бортко, повернувшись к Михалычу.
— Разумеется, нет, — поморщился тот. — Приоритет — это сведения о том, кто нашел и кто первым изучил. И все.
— Ага… Значит, сокрытие находки могло иметь другие цели? — задушевно спросил Бортко.
Оставалось еще раз удивиться его незаурядному умению вести беседу — Бортко ухитрился обратиться как бы одновременно и к Хареву, и к Михалычу. Михалыч не произнес ни звука, но улыбался так, что даже Витьке Ленькину захотелось его задушить.
— Ни слова больше не скажу без своего адвоката, — так же твердо заявил Харев.
— Все это решал Чижиков! — сказал, как отрезал, Ермолов. — Вот ему и задавайте все вопросы! А мы что? Мы кто? Мы — подай-принеси, мальчики на побегушках…
— Ага, ага. Я бы охотно спросил кое о чем господина Чижикова, определенно спросил бы. Но вот, к сожалению, сделать этого я никак не могу. Никак. Потому что господин Чижиков третий день пребывает в жесточайшем запое. В таком, что вопросов моих он просто-напросто не в силах будет понять. Вы знаете, что такое запой? — обратился к Ермолову Бортко.
Ермолов оскорбленно промолчал.
— Тогда вопросы надо задавать господину Акулову! Он заместитель по всем вопросам!
— Но его, как я заметил, здесь нет? А где он, господин Акулов? Вы не могли бы подсказать?
— Акулов пропал во время преследования Миши, — оживился Харев, мгновенно забыв обещание — ни слова не сказать вне общества адвоката. — Этот человек убил нашего товарища, и этому есть множество свидетелей! Акулов побежал за ним и пропал! Наверное, Миша его тоже убил!
— А кто этот Миша, простите?
— Я же вам… — влез было Павел в беседу, но Бортко пресек его буквально одним жестом.
— Павел, лучше б ты сейчас сходил… Ага. Он и сам сюда идет, что характерно. Простите, вы и есть Миша Будкин? Оч-чень, оч-чень интересно! Скажите, а зачем вы убили Вовку Акулова, а? Убивать нехорошо.
Миша издал неопределенный звук и начал на глазах синеть. Бортко наблюдал с любопытством.
— Я вовсе…
— Ну, ну… Так где Акулов, говорите?
Бортко поощрил его жестом, и Миша, к удивлению собравшихся, вдруг очень густо покраснел.
— Акулов работает. То есть живет. В общем, он стал женой… ну то есть пидором…
Ермолов двинулся на него с оскаленным лицом, вытянув руку со скрюченными пальцами. Наткнулся на взгляд Бортко и остановился, переводя дыхание.
— Так-так, Миша, можно подробнее?
— Нас захватили зверолюди. Такие дикие, мохнатые. Вот их ребята все видели — и Костя, и Фома, и Гарик, и Вадим. И товарищ полковник с товарищем старшим лейтенантом. Ну вот, один самец — такой большой, мохнатый. Он и того…
— В смысле, вступил с Акуловым…
— И еще как вступил…
— И Акулов там до сих пор?
— А тот его не отпускает.
Покой нарушили совсем уж непристойные звуки, невозможные для хода следствия, — Михалыч дико, заливисто ржал, топая ногами о землю, приплясывая и ухая. Глядя на него, улыбнулся даже Тоекуда.
— Так, значит, для подтверждения ваших слов мне надо снять показания у алкоголика на второй стадии и у пассивного педераста из племени человекообезьян? — уточнил Бортко у Харева. — Ну спасибо вам, спасибо…
— Этот человек еще в лагере экспедиции зарезал Юру.
— Зарезал, было дело?
— Было. Когда я караулил лагерь, а они лагерь захватили, меня связали и держали сутки связанным. Пришлось убить при побеге.
— Миша, тебя там били? — сразу вмешался Михалыч.
— Конечно.
— Медицинский осмотр ты пройдешь, и свидетельство изволь выписать.
— Да уже сколько времени…
— Сильно избит! — рявкнул Михалыч. — Остались на тебе следы, запомни это!
— Ладно, все это потом. — Бортко повернулся к Тоекуде: — Вы готовы сделать заявление?
— Конесно… Но луссе я буду агрисски…
— Ну давайте по-английски.
— Делаю официальное заявление. Господин Чижиков обещал продать мне живого мамонта. Подчеркиваю — живого. Он уверял меня, что знает место, где живут такие мамонты. Вот контракт.
Тоекуда мгновенно извлек бумагу и подал ее Ведмедю.
— Но это же ксерокс!
— Конечно. В дороге могли быть какие угодно случайности. В Карске вы увидите и подлинник.
— А значит, такие вот трупы для вас не представляют интереса?
— Нет, очень даже представляют. Настолько, что я даже готов купить этот труп и заплатить за него миллион долларов. — При переводе этих слов все «чижики» синхронно вскинули головы, а в глазах у Харева с Ермоловым словно бы полыхнул желтый, несколько безумный огонь. — Причем я берусь организовать изучение трупа и привлеку к этому нескольких российских ученых, которых я очень уважаю. И я обязуюсь подписать контракт на изучение второго трупа и на организацию серьезной международной экспедиции.
— Вы готовы подписать договор с властями?
— Да, готов. Но не со всякими властями. С Простатитовом я буду подписывать разве что рождественские открытки. А на извлечение именно этого слона есть начальник моей экспедиции, вот его люди. Контракт мы сейчас перепишем. Что еще нужно, простите?
— Это незаконно! — вякнул было Санька Харев.
— Хм… А Чижиков поступил законно? — повернулся к нему Бортко.
Харев замер со злой мордой.
— Кстати… Не мог бы я арендовать у вас один вертолет? Он нужен мне под вывоз мамонта.
— А вертолет не провоняет?
— Не провоняет, все гнилое мы отделим. А провоняет — оплачу ремонт.
— Гм… Это похоже на подкуп должностного лица.
— Еще больше это похоже на решение транспортной проблемы. А подписать контракт можно сейчас.
— У вас с собой что, канцелярия?!
— Конечно.
С улыбкой Тоекуда поднял кейс. Содержимого кейса не видели ни Михалыч, ни Бортко, но что там канцелярия, никто особенно не усомнился.
— Вы будете иметь неприятности, я вам это гарантирую, — отрывисто, зло заговорил вдруг Харев, трясясь, как в приступе падучей. — Вы нарушаете права государственного учреждения и интересы подданных России. Кроме того, вы коррумпированный тип, предоставляя государственный вертолет…
— Простите, а какую государственную… э-ээ… какую фирму представляете здесь вы? — задушевно спросил Бортко.
Михалыч захрюкал от радости, а Харев злобно замолчал.
— Вы готовы оформить документы на ведение работ, на организацию экспедиции от вашей ээ-эээ… фирмы? А провести экспедицию вы можете?
— Я не закончил официального сообщения, — мягко продолжил Ямиками. — Я сообщаю, что мне подсунули подложные документы, в том числе смонтированный видеофильм, с целью ввести меня в заблуждение. То есть совершен факт мошенничества, и я намерен подать в суд по этому факту. Если, конечно, Чижиков выйдет из запоя.
Тут уместно сообщить, что господин Тоекуда был убежден — в России алкоголиков к ответственности не привлекают, а запой смягчает обстоятельства даже предумышленного убийства.
— То есть вы просите о задержании преступников, я правильно вас понял? — поинтересовался Евгений Михайлович настолько мягко и вежливо, что это просто пугало.
— Если это находится в вашей компетенции, то да.
— По факту мошенничества сделать ничего не могу. А вот разбойное нападение — это, знаете ли, факт, — развел руками Бортко с какой-то даже виноватой улыбкой. — Разбойное нападение, как я понимаю, должно было уничтожить лиц, посланных для проверки сообщения, и обеспечить возможность обмануть господина Тоекуду. Я правильно излагаю?
— Я тоже хочу сделать официальное заявление, — вмешался Михалыч.
— А почему это только вы?! — Такой прыти от Миши никто не ждал. — Тут всем есть что рассказать. Хотя бы как меня Акулов убивал и убить случайно не сумел.
— Это верно. Заодно дадите показания, как зарезали этого парня… Как его… И, кстати, господин Тоекуда, я ни одному человеку из агентства не дам никуда улететь, пока не получу полностью оформленного документа. Что же касается этих господ, посланных Чижиковым, и их… гм… гм… скажем, их коллег со спецподготовкой… Вот эти господа уж точно покинут сии места только в сопровождении моих людей и на моих вертолетах.
(К чести «чижиков» надо заметить, особого сопротивления они и не думали оказывать. Ермолов и Тарасюк пытались лягаться, скорее по природной тупости, чем рассчитывая отбиться, но их мгновенно усмирили.)
— А теперь покажите мне мамонта. — Бортко широко улыбнулся и стал сразу же лет на десять моложе и несравненно симпатичнее. — А то разговоров-то, разговоров… «Мамонты! Экспедиция!» А где они — мамонты да экспедиции?
— Экспедиция, по-моему, уже работает… — с улыбкой сообщил Тоекуда. — По крайней мере, судя по запаху, — добавил он.
Игорь и Андрей давно уже вскрыли мамонта практически наполовину. И теперь под их руководством трое парней кидали, найденными на чердаке зимовья лопатами грунт оформляя правильно раскоп.
Сами же ученые, заткнув носы клочьями ваты, измеряли мамонта и даже взрезали его громадное брюхо, стремясь дойти до внутренностей и подготовить их для изучения. Они были заняты, увлечены и деловиты.
— Да посторонитесь вы, — проворчал Игорь и тыльной стороной ладони как будто отмахнулся от Бортко с его людьми, и, что характерно, они послушно сделали шаг назад, пропустили Андронова.
— Господин Андронов, вас нельзя на минутку отвлечь?
Голос Бортко звучал необычно просительно.
Тот на мгновение остановился. Видно было, что в нем борются два чувства долга — члена экспедиции, который просто должен доводить до конца общее дело, и ученого, который тоже никак не может бросить начатое.
— Евгений Михайлович, я охотно вам дам показания, но если можно — попозже. Он ведь уже начинает гибнуть, вы же чувствуете, — выразительно потрогал Андронов свой собственный нос.
— Я улечу через два часа, — тихо напомнил Бортко.
— Тогда посмотрите на мамонта, каков он сейчас, — заулыбался Игорь. — Хотите фотографию на память — вы на фоне раскопки?
Бортко хотел, и Женя побежал за аппаратом.
— Это раз вы уже улетаете. А показания, если можно, я вам и в Карске дам. Договорились?
— Неужели вам не хочется ну хотя бы рассчитаться за все? Хотя бы за то, как вы сутки сидели в осаде? Вы ж, наверное, и выйти-то не чаяли.
— Не чаяли. И хуже всего были… Уж вы не обижайтесь, шеф, но хуже всего были псалмы, которые распевал Михалыч. А с жуликами вы уж сами возитесь, раз за это получаете жалованье. И вы тоже не обижайтесь: то, что мы здесь делаем сейчас, в сто раз важнее, право слово…
И действительно, кого могли волновать политические страсти 1901 года, когда был найден березовский мамонт? Был ли увлечен Кшесинской Николай II, когда кости и шкуру везли на санях из Якутска? Какой кабинет, сформированный какой партией был у власти в Англии 1909 года, когда в Британию пришел слух о затерянном мире, населенном динозаврами? Какой придворный интриговал против какого, с какой из фавориток спал какой король, когда яблоко упало на череп Ньютону? Яблоко мы помним, а вот как насчет королей? И фавориток, кстати говоря…
— Между прочим, Евгений Михайлович, если захотите тут у нас покопать, рабочие руки всегда нужны…
Бортко ухмыльнулся, задумчиво почесал голову:
— Вряд ли…
— Кстати, Михалыч, для вас поганое известие, кажется, кончик хобота уже подгнил. Не успели мы…
И тогда присутствующим был явлен еще один из многих образов Михалыча: перекошенный от ярости.
— Ну, если они думают, что это им пройдет даром…
— Вот чтобы не прошло, со мной надо дружить, между прочим!
— Вот мы вас и приглашаем! — тут же нашелся Андрей.
Шла рутина крупного задержания, сразу со многими фигурантами. Кого-то вели, а кого-то и тащили к вертолету.
Сотрудники «охранного агентства», осчастливленные, что пойдут свидетелями, собирались восвояси и дружно давали показания. Тоекуда за руку попрощался с Мишей и Васей. Миша почти всплакнул от умиления. Тоекуда знал цену воровской сентиментальности и как-то не очень вдохновился.
И занялся делом, волновавшим его больше всего последние недели: отвел в сторону Витьку Ленькина, а Мишу попросил быть переводчиком.
— Простите, Витька. Мамонт, которого я видел в фильме, — это он, я уже вижу. Но как же все-таки он шел? Я догадываюсь, но хотел бы услышать от вас.
С полминуты Ленькин переминался с ноги на ногу, сопел, стреляя глазками по сторонам. И наконец решился:
— Я расскажу. Но за это вы исполните одну мою просьбу. Идет?
— Если смогу.
— Вам это совсем даже нетрудно. А мне очень важно.
— Ну так что вы сделали с мамонтом?
— С самим мамонтом — ничего. Мы его сняли на видеопленку и поместили в компьютер.
— В смысле, поместили данные?
— Ну да. И стали оживлять. Что надо — я дорисовал.
— Применялись аниматоры?
— Конечно, и они. Но главное — я рисовал. Месяца два ничем другим не занимался. Всякие мелочи. Например, ну нет у него хвоста. То есть хвост есть, конечно, но он же под землей, не видно. Его надо рисовать. Потом я же не видел, как он ходит. Ну, смотрел фильмы про слонов и рисовал — как ногу сгибает, как ставит…
— Но я совсем не замечал, что фильм рисованный!
— Это и было самое трудное. Главная цель и была, чтоб ничего не заметно…
— Не сохранилось никаких материалов?
— Если и сохранились, только у шефа. Чижиков меня в подвале усаживал, в полной секретности. У меня даже ключа своего не было, он только сам меня приводил, сам уводил.
— Удивительно. Вы же очень талантливы, Витька. А работаете у Чижикова, чем-то совершенно несерьезным занимаетесь… Чуть ли не портфель за ним носите. Ваше место — в художественном кино, в документальном, в видеосъемках. Вам же везде будут рады, и будете иметь вы длинный рубль и длинный доллар. Чего вы у него сидите?
— Ну как же. Наука. Он обещал, кандидатом наук сделает…
— Если бы вы от него ушли, давно бы были кандидатом и кем вообще захотите. А что он сдержит обещание, вы верите?
— Не знаю. Но вы тоже обещали. Пожалуйста, возьмите меня отсюда!
Пожилой пацан даже ручки сложил молитвенно.
— Отсюда — это в Карск? Вы и так туда попадете.
— Нет, вы меня в Японию возьмите!
— Простите, но там много людей работают в цветном кино и, честное слово, не хуже…
— Ну так возьмите экспонатом!
— Кем-кем?!
— Ну вы же выставку делать будете. Про Сибирь. Ну так давайте, я у вас буду человек, которого зверолюди у себя держали… Как жену…
Пару минут Тоекуда обалдело таращился на Витьку: предложение было из тех, которые запоминаются.
— Уважаемый господин Витька. В этом предложении я не заинтересован: мне нужны подлинные экземпляры. Вот если поймаете Акулова, милости просим, и не сомневайтесь, я хорошо заплачу. Но в Карск вы полетите в вертолете со мной и с уважаемым господином Бортко. И если постараетесь, то можете пойти свидетелем.
— А я и есть свидетель, я и не стрелял даже.
— Почему?
— Не хотелось. Не тот человек Чижиков, чтобы кровь за него проливать — и свою, и чужую. Меня Михалыч лет двадцать назад предупреждал, говорил что-то про Чижикова. Зря не слушал, честное слово.
Ленькин грустно засопел, от безнадежности махнул рукой.
— Вот в этом вы и попытайтесь убедить господина Бортко.
Тоскливо сопя, Витька Ленькин занялся привычным делом — копал в носу с отсутствующим видом.
А Тоекуда был уже занят совсем другими вопросами, подводил к Михалычу Анатолия, Серегу, других разбойников поприличнее. Михалыч как раз бегал с Бортко по раскопу, смотрели и второго мамонта.
— Михалыч, прошу вас взять еще пятерых моих людей…
— Вообще-то, люди не помешают, — протянул Михалыч нерешительно.
— Им нужно скрыться из города? — мимоходом уточнил Бортко.
— Вступили на путь исправления, — решительно ответил Тоекуда. — А расходы на людей — помимо наградных. Вот только мой совет: слетайте-ка вы сегодня на вертолете!
— Зачем?!
— А затем, — внушительно ответил Тоекуда, — что я не хотел бы вычитать из вашего гонорара стоимость сотового телефона, — и не выдержал — расплылся в радостной улыбке до ушей.
Михалыч бледно усмехнулся. А к нему уже шли спецназовцы — как ни странно, с Мишей во главе.
— Михалыч… Тут ребята просятся…
— Куда просятся? На горшок?
— Ну зачем вы. На работу просятся.
— Гм… Им что, очень уж в город не хочется?
— По правде говоря, совсем не хочется…
— Миша, спроси Тоекуду. Скажи, я не против, но деньги дает только он.
— А вообще люди нужны?
— Ты же сам видишь — копать не перекопать, да и зверье появилось.
— В тот раз шли — еще не то делалось!
— В тот раз вокруг людей не было, ни одного человека. Сейчас все пуганые стали, но ведь что будет — неизвестно. Охотиться — надо, отгонять зверье — тоже надо…
— В общем, берете?!
— К Тоекуде иди, к Тоекуде…
Сгущались сумерки, заменяющие северную ночь, выкатывались солнце и луна, одновременно в разных концах неба. Стало прохладнее, даже Андрей надел куртку.
На раскопе шевелился целый муравейник, и ученые предупреждали честно — отдых будет, когда удалят и выкинут последний кусок тухлого мяса. А до того будет аврал и аврал.
— В три смены?
— Будет надо, и в четыре.
Алеша с Женей тянули веревку, вбивали колышки через метр — делать метровую сетку. Андрей с самыми крепкими ребятами раскапывал рыхлую землю, отбрасывал ее подальше.
Игорь с Михалычем рубили, резали, выбрасывали на-гора протухшие куски древнего слона. Слышалось чвяканье топора о метровые пласты мяса, они выбрасывали огромные куски, переносили их ниже по реке.
Согласный общий труд, с понятной целью. Тем ведь и привлекает экспедиция, тем и интересна была она всем, кто сейчас рвался в нее попасть. Уже сейчас виден был этот совместный труд и уже заметен результат.
Совсем была бы экспедиционная идиллия, если бы не страшный смрад.
Дольше часа в раскопе не выдерживал никто. Одурев от чудовищной вони, люди шли к Исвиркету, смывая усталость в прозрачных ледяных струях реки.
ГЛАВА 23
Действительно, Саня Ермолов и Саня Харев шли давать показания, сопровождаемые почти двухметровым мальчиком. А Витька Ленькин загребал сапогами землю и вид имел такой, словно не он шел, а его вели или даже, может быть, тащили.
— Господин майор! Прошу вас арестовать этого сомнительного человека и этого иностранца!
Ведмедю явно стало интересно:
— А на каком основании?
— Как присвоивших труп мамонта и… — тут Ермолов изрядно потужился, даже немного покряхтел от интеллектуального усилия, — как стремящихся нанести ущерб государственным интересам Российской Федерации.
Михалыч раскрыл было рот… Бортко сделал неуловимо быстрый жест, и Михалыч, как ни странно, заткнулся.
Бортко повернулся к Ермолову, и его лик выразил такое сочувствие, такое проникновенное желание помочь, что у людей поумнее одно это вызвало бы желание немедленно убежать подальше.
— Ага, ага, присвоение, да?! Так это, значит, ваш мамонт, я правильно понял?
— Да, его нашла наша экспедиция. Мы имеем на него право!
— Ага. Вы разводили мамонтов?
— Нет же, их живых больше нет, мы нашли…
— Ага… Вы застрелили мамонта? Нашли мамонта? Заполевали? Как будет точнее?
— Мы нашли…
Харев высказывался точнее Ермолова:
— Экспедиция Школьного университета нашла ископаемый труп мамонта. Мы хотели использовать его для нужд учебного процесса, но отсутствие средств заставило нас привлечь японский капитал.
— Ага, — развлекался Бортко. — А вы, значит, — обернулся он к Тоекуде, — вы и есть японский капитал?
— Я и есть. И я хотел бы сделать вам официальное заявление…
— Сейчас и сделаете. Так, значит, вы привлекли господина Тоекуду. Простите, а контракт у вас с ним подписан?
— Контракт у Чижикова, в Карске. Этот контракт был нарушен господином Тоекудой, который вошел в преступные отношения с господином Андреевым с целью попытки похищения мамонта. Я прошу еще раз арестовать этих преступников.
Лик Бортко излучал почти небесную кротость.
— Простите, а когда вы отыскали этого мамонта? Судя по запаху, давненько.
— Мамонта нашли в прошлом году. Сейчас мы были должны…
— Ага, ага! Скажите, а почему не было нигде и никакого сообщения о том, что была сделана такая находка?
— Ну-у. Ажиотаж, понимаете, нежелание привлекать внимание разного рода авантюристов, в том числе международных.
И при последних словах Саня Харев неодобрительно покосился в сторону Михалыча. Тот гадостно, ехидно ухмылялся, но не произносил ни слова.
— Ага. Но вы ведь не известили и никакие научные учреждения, ни в России, ни за рубежом. Никто не слышал об этом мамонте. Или вы считаете, что руководство Академии наук — это тоже шайка аферистов?
— Но ведь есть же такая вещь, как приоритет! Мы сделали уникальное открытие! Так почему мы должны были кому-то его отдавать!
— Ага, ага. То есть вы считали, что мамонта должны извлечь именно вы сами? Ваша фирма?
— Что вы имеете в виду под фирмой? — позеленел Харев от бешенства.
— Как отвечает на такие вопросы мой старинный приятель из Одесского угрозыска, «что имею, то и введу» (физиономия Харева приобрела свекольный оттенок). А имел я ввиду экспедицию Школьного университета. Я не ошибся? Все верно?
Харев кивнул.
— Ну так, значит, вы полагали, что именно вы должны извлечь из земли мамонта?
— А разве это нарушение закона?!
— Ну что вы. До нарушения закона мы еще дойдем, уверяю вас. А пока я хотел бы кое-что понять. Вот ваша экспедиция оставила этот труп мамонта на месте находки. Вы просто не смогли его вынуть отсюда, изучить и вывезти? Я правильно понимаю?
— Пока правильно.
— А если бы ваша экспедиция обратилась к властям и в ту же Академию наук, как вы полагаете, нашлись бы средства для извлечения и для транспортировки?
Харев как воды в рот набрал.
— То есть вы, чтобы сохранить этот самый… этот… — Бортко защелкал в воздухе пальцами.
— При-о-ри-тет, — по слогам подсказал Михалыч самым шелковым голосом. Харев и Ермолов кинули на него злобные взгляды.
— Во-во… Приоритет. Чтоб сохранить приоритет, вы согласны были, чтобы уникальный труп валялся и разлагался. Чтобы вам сохранить приоритет, то ничего страшного, пусть себе мамонт здесь валяется и воняет?! Я правильно излагаю?
— Вы извращаете наши слова, — твердо заявил вдруг Харев.
— Все это решал Чижиков! — брякнул вдруг Ермолов сплеча.
— Кстати, а разве приоритет зависит от того, кто привезет труп мамонта в город? — внезапно спросил Бортко, повернувшись к Михалычу.
— Разумеется, нет, — поморщился тот. — Приоритет — это сведения о том, кто нашел и кто первым изучил. И все.
— Ага… Значит, сокрытие находки могло иметь другие цели? — задушевно спросил Бортко.
Оставалось еще раз удивиться его незаурядному умению вести беседу — Бортко ухитрился обратиться как бы одновременно и к Хареву, и к Михалычу. Михалыч не произнес ни звука, но улыбался так, что даже Витьке Ленькину захотелось его задушить.
— Ни слова больше не скажу без своего адвоката, — так же твердо заявил Харев.
— Все это решал Чижиков! — сказал, как отрезал, Ермолов. — Вот ему и задавайте все вопросы! А мы что? Мы кто? Мы — подай-принеси, мальчики на побегушках…
— Ага, ага. Я бы охотно спросил кое о чем господина Чижикова, определенно спросил бы. Но вот, к сожалению, сделать этого я никак не могу. Никак. Потому что господин Чижиков третий день пребывает в жесточайшем запое. В таком, что вопросов моих он просто-напросто не в силах будет понять. Вы знаете, что такое запой? — обратился к Ермолову Бортко.
Ермолов оскорбленно промолчал.
— Тогда вопросы надо задавать господину Акулову! Он заместитель по всем вопросам!
— Но его, как я заметил, здесь нет? А где он, господин Акулов? Вы не могли бы подсказать?
— Акулов пропал во время преследования Миши, — оживился Харев, мгновенно забыв обещание — ни слова не сказать вне общества адвоката. — Этот человек убил нашего товарища, и этому есть множество свидетелей! Акулов побежал за ним и пропал! Наверное, Миша его тоже убил!
— А кто этот Миша, простите?
— Я же вам… — влез было Павел в беседу, но Бортко пресек его буквально одним жестом.
— Павел, лучше б ты сейчас сходил… Ага. Он и сам сюда идет, что характерно. Простите, вы и есть Миша Будкин? Оч-чень, оч-чень интересно! Скажите, а зачем вы убили Вовку Акулова, а? Убивать нехорошо.
Миша издал неопределенный звук и начал на глазах синеть. Бортко наблюдал с любопытством.
— Я вовсе…
— Ну, ну… Так где Акулов, говорите?
Бортко поощрил его жестом, и Миша, к удивлению собравшихся, вдруг очень густо покраснел.
— Акулов работает. То есть живет. В общем, он стал женой… ну то есть пидором…
Ермолов двинулся на него с оскаленным лицом, вытянув руку со скрюченными пальцами. Наткнулся на взгляд Бортко и остановился, переводя дыхание.
— Так-так, Миша, можно подробнее?
— Нас захватили зверолюди. Такие дикие, мохнатые. Вот их ребята все видели — и Костя, и Фома, и Гарик, и Вадим. И товарищ полковник с товарищем старшим лейтенантом. Ну вот, один самец — такой большой, мохнатый. Он и того…
— В смысле, вступил с Акуловым…
— И еще как вступил…
— И Акулов там до сих пор?
— А тот его не отпускает.
Покой нарушили совсем уж непристойные звуки, невозможные для хода следствия, — Михалыч дико, заливисто ржал, топая ногами о землю, приплясывая и ухая. Глядя на него, улыбнулся даже Тоекуда.
— Так, значит, для подтверждения ваших слов мне надо снять показания у алкоголика на второй стадии и у пассивного педераста из племени человекообезьян? — уточнил Бортко у Харева. — Ну спасибо вам, спасибо…
— Этот человек еще в лагере экспедиции зарезал Юру.
— Зарезал, было дело?
— Было. Когда я караулил лагерь, а они лагерь захватили, меня связали и держали сутки связанным. Пришлось убить при побеге.
— Миша, тебя там били? — сразу вмешался Михалыч.
— Конечно.
— Медицинский осмотр ты пройдешь, и свидетельство изволь выписать.
— Да уже сколько времени…
— Сильно избит! — рявкнул Михалыч. — Остались на тебе следы, запомни это!
— Ладно, все это потом. — Бортко повернулся к Тоекуде: — Вы готовы сделать заявление?
— Конесно… Но луссе я буду агрисски…
— Ну давайте по-английски.
— Делаю официальное заявление. Господин Чижиков обещал продать мне живого мамонта. Подчеркиваю — живого. Он уверял меня, что знает место, где живут такие мамонты. Вот контракт.
Тоекуда мгновенно извлек бумагу и подал ее Ведмедю.
— Но это же ксерокс!
— Конечно. В дороге могли быть какие угодно случайности. В Карске вы увидите и подлинник.
— А значит, такие вот трупы для вас не представляют интереса?
— Нет, очень даже представляют. Настолько, что я даже готов купить этот труп и заплатить за него миллион долларов. — При переводе этих слов все «чижики» синхронно вскинули головы, а в глазах у Харева с Ермоловым словно бы полыхнул желтый, несколько безумный огонь. — Причем я берусь организовать изучение трупа и привлеку к этому нескольких российских ученых, которых я очень уважаю. И я обязуюсь подписать контракт на изучение второго трупа и на организацию серьезной международной экспедиции.
— Вы готовы подписать договор с властями?
— Да, готов. Но не со всякими властями. С Простатитовом я буду подписывать разве что рождественские открытки. А на извлечение именно этого слона есть начальник моей экспедиции, вот его люди. Контракт мы сейчас перепишем. Что еще нужно, простите?
— Это незаконно! — вякнул было Санька Харев.
— Хм… А Чижиков поступил законно? — повернулся к нему Бортко.
Харев замер со злой мордой.
— Кстати… Не мог бы я арендовать у вас один вертолет? Он нужен мне под вывоз мамонта.
— А вертолет не провоняет?
— Не провоняет, все гнилое мы отделим. А провоняет — оплачу ремонт.
— Гм… Это похоже на подкуп должностного лица.
— Еще больше это похоже на решение транспортной проблемы. А подписать контракт можно сейчас.
— У вас с собой что, канцелярия?!
— Конечно.
С улыбкой Тоекуда поднял кейс. Содержимого кейса не видели ни Михалыч, ни Бортко, но что там канцелярия, никто особенно не усомнился.
— Вы будете иметь неприятности, я вам это гарантирую, — отрывисто, зло заговорил вдруг Харев, трясясь, как в приступе падучей. — Вы нарушаете права государственного учреждения и интересы подданных России. Кроме того, вы коррумпированный тип, предоставляя государственный вертолет…
— Простите, а какую государственную… э-ээ… какую фирму представляете здесь вы? — задушевно спросил Бортко.
Михалыч захрюкал от радости, а Харев злобно замолчал.
— Вы готовы оформить документы на ведение работ, на организацию экспедиции от вашей ээ-эээ… фирмы? А провести экспедицию вы можете?
— Я не закончил официального сообщения, — мягко продолжил Ямиками. — Я сообщаю, что мне подсунули подложные документы, в том числе смонтированный видеофильм, с целью ввести меня в заблуждение. То есть совершен факт мошенничества, и я намерен подать в суд по этому факту. Если, конечно, Чижиков выйдет из запоя.
Тут уместно сообщить, что господин Тоекуда был убежден — в России алкоголиков к ответственности не привлекают, а запой смягчает обстоятельства даже предумышленного убийства.
— То есть вы просите о задержании преступников, я правильно вас понял? — поинтересовался Евгений Михайлович настолько мягко и вежливо, что это просто пугало.
— Если это находится в вашей компетенции, то да.
— По факту мошенничества сделать ничего не могу. А вот разбойное нападение — это, знаете ли, факт, — развел руками Бортко с какой-то даже виноватой улыбкой. — Разбойное нападение, как я понимаю, должно было уничтожить лиц, посланных для проверки сообщения, и обеспечить возможность обмануть господина Тоекуду. Я правильно излагаю?
— Я тоже хочу сделать официальное заявление, — вмешался Михалыч.
— А почему это только вы?! — Такой прыти от Миши никто не ждал. — Тут всем есть что рассказать. Хотя бы как меня Акулов убивал и убить случайно не сумел.
— Это верно. Заодно дадите показания, как зарезали этого парня… Как его… И, кстати, господин Тоекуда, я ни одному человеку из агентства не дам никуда улететь, пока не получу полностью оформленного документа. Что же касается этих господ, посланных Чижиковым, и их… гм… гм… скажем, их коллег со спецподготовкой… Вот эти господа уж точно покинут сии места только в сопровождении моих людей и на моих вертолетах.
(К чести «чижиков» надо заметить, особого сопротивления они и не думали оказывать. Ермолов и Тарасюк пытались лягаться, скорее по природной тупости, чем рассчитывая отбиться, но их мгновенно усмирили.)
— А теперь покажите мне мамонта. — Бортко широко улыбнулся и стал сразу же лет на десять моложе и несравненно симпатичнее. — А то разговоров-то, разговоров… «Мамонты! Экспедиция!» А где они — мамонты да экспедиции?
— Экспедиция, по-моему, уже работает… — с улыбкой сообщил Тоекуда. — По крайней мере, судя по запаху, — добавил он.
Игорь и Андрей давно уже вскрыли мамонта практически наполовину. И теперь под их руководством трое парней кидали, найденными на чердаке зимовья лопатами грунт оформляя правильно раскоп.
Сами же ученые, заткнув носы клочьями ваты, измеряли мамонта и даже взрезали его громадное брюхо, стремясь дойти до внутренностей и подготовить их для изучения. Они были заняты, увлечены и деловиты.
— Да посторонитесь вы, — проворчал Игорь и тыльной стороной ладони как будто отмахнулся от Бортко с его людьми, и, что характерно, они послушно сделали шаг назад, пропустили Андронова.
— Господин Андронов, вас нельзя на минутку отвлечь?
Голос Бортко звучал необычно просительно.
Тот на мгновение остановился. Видно было, что в нем борются два чувства долга — члена экспедиции, который просто должен доводить до конца общее дело, и ученого, который тоже никак не может бросить начатое.
— Евгений Михайлович, я охотно вам дам показания, но если можно — попозже. Он ведь уже начинает гибнуть, вы же чувствуете, — выразительно потрогал Андронов свой собственный нос.
— Я улечу через два часа, — тихо напомнил Бортко.
— Тогда посмотрите на мамонта, каков он сейчас, — заулыбался Игорь. — Хотите фотографию на память — вы на фоне раскопки?
Бортко хотел, и Женя побежал за аппаратом.
— Это раз вы уже улетаете. А показания, если можно, я вам и в Карске дам. Договорились?
— Неужели вам не хочется ну хотя бы рассчитаться за все? Хотя бы за то, как вы сутки сидели в осаде? Вы ж, наверное, и выйти-то не чаяли.
— Не чаяли. И хуже всего были… Уж вы не обижайтесь, шеф, но хуже всего были псалмы, которые распевал Михалыч. А с жуликами вы уж сами возитесь, раз за это получаете жалованье. И вы тоже не обижайтесь: то, что мы здесь делаем сейчас, в сто раз важнее, право слово…
И действительно, кого могли волновать политические страсти 1901 года, когда был найден березовский мамонт? Был ли увлечен Кшесинской Николай II, когда кости и шкуру везли на санях из Якутска? Какой кабинет, сформированный какой партией был у власти в Англии 1909 года, когда в Британию пришел слух о затерянном мире, населенном динозаврами? Какой придворный интриговал против какого, с какой из фавориток спал какой король, когда яблоко упало на череп Ньютону? Яблоко мы помним, а вот как насчет королей? И фавориток, кстати говоря…
— Между прочим, Евгений Михайлович, если захотите тут у нас покопать, рабочие руки всегда нужны…
Бортко ухмыльнулся, задумчиво почесал голову:
— Вряд ли…
— Кстати, Михалыч, для вас поганое известие, кажется, кончик хобота уже подгнил. Не успели мы…
И тогда присутствующим был явлен еще один из многих образов Михалыча: перекошенный от ярости.
— Ну, если они думают, что это им пройдет даром…
— Вот чтобы не прошло, со мной надо дружить, между прочим!
— Вот мы вас и приглашаем! — тут же нашелся Андрей.
Шла рутина крупного задержания, сразу со многими фигурантами. Кого-то вели, а кого-то и тащили к вертолету.
Сотрудники «охранного агентства», осчастливленные, что пойдут свидетелями, собирались восвояси и дружно давали показания. Тоекуда за руку попрощался с Мишей и Васей. Миша почти всплакнул от умиления. Тоекуда знал цену воровской сентиментальности и как-то не очень вдохновился.
И занялся делом, волновавшим его больше всего последние недели: отвел в сторону Витьку Ленькина, а Мишу попросил быть переводчиком.
— Простите, Витька. Мамонт, которого я видел в фильме, — это он, я уже вижу. Но как же все-таки он шел? Я догадываюсь, но хотел бы услышать от вас.
С полминуты Ленькин переминался с ноги на ногу, сопел, стреляя глазками по сторонам. И наконец решился:
— Я расскажу. Но за это вы исполните одну мою просьбу. Идет?
— Если смогу.
— Вам это совсем даже нетрудно. А мне очень важно.
— Ну так что вы сделали с мамонтом?
— С самим мамонтом — ничего. Мы его сняли на видеопленку и поместили в компьютер.
— В смысле, поместили данные?
— Ну да. И стали оживлять. Что надо — я дорисовал.
— Применялись аниматоры?
— Конечно, и они. Но главное — я рисовал. Месяца два ничем другим не занимался. Всякие мелочи. Например, ну нет у него хвоста. То есть хвост есть, конечно, но он же под землей, не видно. Его надо рисовать. Потом я же не видел, как он ходит. Ну, смотрел фильмы про слонов и рисовал — как ногу сгибает, как ставит…
— Но я совсем не замечал, что фильм рисованный!
— Это и было самое трудное. Главная цель и была, чтоб ничего не заметно…
— Не сохранилось никаких материалов?
— Если и сохранились, только у шефа. Чижиков меня в подвале усаживал, в полной секретности. У меня даже ключа своего не было, он только сам меня приводил, сам уводил.
— Удивительно. Вы же очень талантливы, Витька. А работаете у Чижикова, чем-то совершенно несерьезным занимаетесь… Чуть ли не портфель за ним носите. Ваше место — в художественном кино, в документальном, в видеосъемках. Вам же везде будут рады, и будете иметь вы длинный рубль и длинный доллар. Чего вы у него сидите?
— Ну как же. Наука. Он обещал, кандидатом наук сделает…
— Если бы вы от него ушли, давно бы были кандидатом и кем вообще захотите. А что он сдержит обещание, вы верите?
— Не знаю. Но вы тоже обещали. Пожалуйста, возьмите меня отсюда!
Пожилой пацан даже ручки сложил молитвенно.
— Отсюда — это в Карск? Вы и так туда попадете.
— Нет, вы меня в Японию возьмите!
— Простите, но там много людей работают в цветном кино и, честное слово, не хуже…
— Ну так возьмите экспонатом!
— Кем-кем?!
— Ну вы же выставку делать будете. Про Сибирь. Ну так давайте, я у вас буду человек, которого зверолюди у себя держали… Как жену…
Пару минут Тоекуда обалдело таращился на Витьку: предложение было из тех, которые запоминаются.
— Уважаемый господин Витька. В этом предложении я не заинтересован: мне нужны подлинные экземпляры. Вот если поймаете Акулова, милости просим, и не сомневайтесь, я хорошо заплачу. Но в Карск вы полетите в вертолете со мной и с уважаемым господином Бортко. И если постараетесь, то можете пойти свидетелем.
— А я и есть свидетель, я и не стрелял даже.
— Почему?
— Не хотелось. Не тот человек Чижиков, чтобы кровь за него проливать — и свою, и чужую. Меня Михалыч лет двадцать назад предупреждал, говорил что-то про Чижикова. Зря не слушал, честное слово.
Ленькин грустно засопел, от безнадежности махнул рукой.
— Вот в этом вы и попытайтесь убедить господина Бортко.
Тоскливо сопя, Витька Ленькин занялся привычным делом — копал в носу с отсутствующим видом.
А Тоекуда был уже занят совсем другими вопросами, подводил к Михалычу Анатолия, Серегу, других разбойников поприличнее. Михалыч как раз бегал с Бортко по раскопу, смотрели и второго мамонта.
— Михалыч, прошу вас взять еще пятерых моих людей…
— Вообще-то, люди не помешают, — протянул Михалыч нерешительно.
— Им нужно скрыться из города? — мимоходом уточнил Бортко.
— Вступили на путь исправления, — решительно ответил Тоекуда. — А расходы на людей — помимо наградных. Вот только мой совет: слетайте-ка вы сегодня на вертолете!
— Зачем?!
— А затем, — внушительно ответил Тоекуда, — что я не хотел бы вычитать из вашего гонорара стоимость сотового телефона, — и не выдержал — расплылся в радостной улыбке до ушей.
Михалыч бледно усмехнулся. А к нему уже шли спецназовцы — как ни странно, с Мишей во главе.
— Михалыч… Тут ребята просятся…
— Куда просятся? На горшок?
— Ну зачем вы. На работу просятся.
— Гм… Им что, очень уж в город не хочется?
— По правде говоря, совсем не хочется…
— Миша, спроси Тоекуду. Скажи, я не против, но деньги дает только он.
— А вообще люди нужны?
— Ты же сам видишь — копать не перекопать, да и зверье появилось.
— В тот раз шли — еще не то делалось!
— В тот раз вокруг людей не было, ни одного человека. Сейчас все пуганые стали, но ведь что будет — неизвестно. Охотиться — надо, отгонять зверье — тоже надо…
— В общем, берете?!
— К Тоекуде иди, к Тоекуде…
Сгущались сумерки, заменяющие северную ночь, выкатывались солнце и луна, одновременно в разных концах неба. Стало прохладнее, даже Андрей надел куртку.
На раскопе шевелился целый муравейник, и ученые предупреждали честно — отдых будет, когда удалят и выкинут последний кусок тухлого мяса. А до того будет аврал и аврал.
— В три смены?
— Будет надо, и в четыре.
Алеша с Женей тянули веревку, вбивали колышки через метр — делать метровую сетку. Андрей с самыми крепкими ребятами раскапывал рыхлую землю, отбрасывал ее подальше.
Игорь с Михалычем рубили, резали, выбрасывали на-гора протухшие куски древнего слона. Слышалось чвяканье топора о метровые пласты мяса, они выбрасывали огромные куски, переносили их ниже по реке.
Согласный общий труд, с понятной целью. Тем ведь и привлекает экспедиция, тем и интересна была она всем, кто сейчас рвался в нее попасть. Уже сейчас виден был этот совместный труд и уже заметен результат.
Совсем была бы экспедиционная идиллия, если бы не страшный смрад.
Дольше часа в раскопе не выдерживал никто. Одурев от чудовищной вони, люди шли к Исвиркету, смывая усталость в прозрачных ледяных струях реки.
ГЛАВА 23
Сны
Весна и лето 1998 года
Весной, ранним летом, пока прибывает день, в конце первой половины года людям снятся странные, необычные сны. Весна идет на север, день прибывает, и ночи светлые, короткие, а человек спит немного и высыпается легко и быстро. Закаты в это время прозрачные, их краски легкие, летучие и нежные. Есть что-то нереальное в этих закатах, и людям снятся после них такие же прозрачные, нереальные сны, такие же летучие и нежные.
В начале этого пронизанного светом, золотым светом прибывающего солнца лета Жене Андрееву снилось, как он играет в компьютерные игры в Японии, и почему-то именно на острове Шикотан. Женя просыпался и никак не мог понять, почему именно Шикотан?! Но засыпал, и все повторялось, а почему — он не знал.
Печенюшкину снился мамонтятник. Что он разводит мамонтов и построил мамонтятник — огромный, голов на пятьдесят. Снилось, как на конгрессе в Зимбабве его венчают лаврами нового Галилея и Коперника, вместе взятых, а мамонты сопят в соседнем зале.
Лидии тоже снились мамонты, но в более реальной ситуации. Ей снилось, как она выгребает навоз огромной железной лопатой. И как она ни старалась во сне, навоз прибывал куда быстрее, чем она выбрасывала его через железный забор. А с другой стороны стояли Печенюшкин и Ямиками Тоекуда и подбадривали ее громкими криками. Лидия разозлилась так, что встала, опершись на лопату и подбоченившись другой рукой… Но только она собралась высказать мужчинам, какого она о них мнения, как оказывалась заваленной навозом с головой и просыпалась в холодном поту.
В комнате было прохладно, струился летучий, прозрачный свет июньской ночи из окна, а Савел блаженно улыбался, его как раз венчали лаврами.
Акулову снилось кофе, бутерброд с ветчиной и даже нечто особенно лучезарное, симпатичное: что у него в руках вдруг сам собой образовался автомат ППШ, и его хозяин, самец зверочеловека, умирает в луже крови, а Вовка Акулов поливает автоматным огнем визжащее, лопочущее стадо. В этом сне Акулов был в состоянии стоять вполне вертикально, мог даже идти не морщась и не издавая стонов.
Михалычу снилось, что он дописал книгу «Почему советские ученые проявляют различные стадии дегенерации?», что эта книга вышла большим тиражом и продается на всех перекрестках. И что из-за этой книги на него уже было три покушения, а на задворках ученого городка академик Горбашка, выгнанные из краевой управы отставные прихвостни Простатитова и прочая, извините за выражение, интеллигенция сжигают его, Михалыча, чучело. Он блаженно улыбался и похрюкивал во сне от удовольствия.
К сожалению, мы не знаем, что снилось годовалой дочке Михалыча, она еще не может рассказать.
Весной, ранним летом, пока прибывает день, в конце первой половины года людям снятся странные, необычные сны. Весна идет на север, день прибывает, и ночи светлые, короткие, а человек спит немного и высыпается легко и быстро. Закаты в это время прозрачные, их краски легкие, летучие и нежные. Есть что-то нереальное в этих закатах, и людям снятся после них такие же прозрачные, нереальные сны, такие же летучие и нежные.
В начале этого пронизанного светом, золотым светом прибывающего солнца лета Жене Андрееву снилось, как он играет в компьютерные игры в Японии, и почему-то именно на острове Шикотан. Женя просыпался и никак не мог понять, почему именно Шикотан?! Но засыпал, и все повторялось, а почему — он не знал.
Печенюшкину снился мамонтятник. Что он разводит мамонтов и построил мамонтятник — огромный, голов на пятьдесят. Снилось, как на конгрессе в Зимбабве его венчают лаврами нового Галилея и Коперника, вместе взятых, а мамонты сопят в соседнем зале.
Лидии тоже снились мамонты, но в более реальной ситуации. Ей снилось, как она выгребает навоз огромной железной лопатой. И как она ни старалась во сне, навоз прибывал куда быстрее, чем она выбрасывала его через железный забор. А с другой стороны стояли Печенюшкин и Ямиками Тоекуда и подбадривали ее громкими криками. Лидия разозлилась так, что встала, опершись на лопату и подбоченившись другой рукой… Но только она собралась высказать мужчинам, какого она о них мнения, как оказывалась заваленной навозом с головой и просыпалась в холодном поту.
В комнате было прохладно, струился летучий, прозрачный свет июньской ночи из окна, а Савел блаженно улыбался, его как раз венчали лаврами.
Акулову снилось кофе, бутерброд с ветчиной и даже нечто особенно лучезарное, симпатичное: что у него в руках вдруг сам собой образовался автомат ППШ, и его хозяин, самец зверочеловека, умирает в луже крови, а Вовка Акулов поливает автоматным огнем визжащее, лопочущее стадо. В этом сне Акулов был в состоянии стоять вполне вертикально, мог даже идти не морщась и не издавая стонов.
Михалычу снилось, что он дописал книгу «Почему советские ученые проявляют различные стадии дегенерации?», что эта книга вышла большим тиражом и продается на всех перекрестках. И что из-за этой книги на него уже было три покушения, а на задворках ученого городка академик Горбашка, выгнанные из краевой управы отставные прихвостни Простатитова и прочая, извините за выражение, интеллигенция сжигают его, Михалыча, чучело. Он блаженно улыбался и похрюкивал во сне от удовольствия.
К сожалению, мы не знаем, что снилось годовалой дочке Михалыча, она еще не может рассказать.